Утром, мы лежали в обнимку с Машей.

За окном качалась листва а серое солнце выходило из свинцовых туч. Мы лежали на полу, голые, в обнимку с друг другом. Первый раз за лето мне больше не снилась эротика. Снов вообще не было, была лишь тягучая и очень приятная лагуна. На часах красовался кусочек пирога похожий на семерку. Обычно, бабуля в это время уже включает свой советский двигатель и начинает активно готовить кушать, но сегодня, как будто все карты легли для того, чтобы мы как следует выспались.

Даже не знаю как описать то чувство, когда ты занимался страстной любовью с любимым тебе человеком, но при этом, этот человек является твоей сестрой.

Маша тихо посапывала в моих объятиях. Её рыжие волосы касались моего тощего тела, а большие груди согревали сердце.

Я не хотел её будить. Но чувство голода сводило меня с ума.

— Машенька — начал я целуя её в губы — Малыш, просыпайся— говорил я, поглаживая её по голове.

Сонная девушка растекалась в вальяжной улыбке.

— Ах... кто-то вчера меня так утомил — произнесла она.

— Надеюсь, утомит ещё.

Мы не говорили друг другу ничего, слова были не нужны, за нас говорили эмоции, ещё более красноречиво, чем любая речь.

Маша пылала улыбкой и ласково смотрела на меня, а я на нее.

В душе больше не было того липкого позора, какой был после секса. Но что-то кололо. Что-то действительно острое, словно что-то должно было произойти.

За окном вели процессию похорон. Очередная душа покинула этот бренный мир. Два молодых парня не аккуратно тащили тело бабули, ругаясь и ссорясь друг с другом. Кроме них, больше никого не было.

Спустившись на кухню, бабушки там не оказалось. Не было привычного для нас аромата блинчиков и чашек с какао. Не былт даже громкого телевизора ведающего нам об очередном "житие" святого.

Беленные известкой стены смурно разглядывали наши лица. А возле вазы валялись уже высохшие цветы.

В голове проносилось " Что-то случилось"

—Маш, посмотри, пожалуйста, в комнате может она там ? — сказал я, увидев в её только-только заполненных радостью глаз, тревогу.

Сам я начинал осматривать шкафчики под которыми вчера усиленно приберался, но ничего не нашёл.

Солнце уже смотрело на нас сквозь серые тучи.

Сев за стол, я пододвинул себе фарфоровый чайник из которого выпала записка.

Обычный листок бумаги в клеточку. Быть может это просто очередной рецепт ? Мне хватило понять, что это не так, буквально, одну секунду, когда я увидел, жирное слово не раз подчеркнутное красной пастой. "Секс"

Сердце стало настукивать риьм за ритмом, а потом я услышал крик. Машин Крик.

— Боже !

***

Мы тащили её в полиэтилене, найденный на крыше. Была уже сверепая ночь.

Жужали насекомые, чирикали птицы, а нас смотрела злобно бледная Луна.

Она словно смеялась над нами.

Бабуля уже окаменела, а её старческоее лицо обернулось в ужасающую гримасу. Запах мочи и сладковатый запах калла попадал тягучей виной в наши сердца.

Была уже ночь, лишь изредка нам поподались фонарные столбы, но наша дорога вела нас далеко в лес. Туда, где никто бы не узнал про наш грех.

— Боже, ну почему. ..почему она умерла — начала Маша, пытавшаяся не смотреть на лицо. Девушка шла в осенней ветровки и военных легинсах, опечаленная и напрочь убитая. Голубые глаза испепеляли боль.

— Не знаю, быть может инфаркт ? — говрил я, боясь что нас заметят.

— Так если инфаркт, то мы точно не виноваты ? Зачем нам её прятать ? — спрашивала сестра, запутываясь в собственных волосах и тошно дыша.

— Виноваты, ещё как виноваты и оба. Оставили её без присмотра, а ещё...

Я сглотнул.

— Все это время я давал ей успокоительное, дабы она быстрее засыпала.

Маша тут же бросила руки бабули и воскликнула :

— Что ! Что ты сделал ?!

— Я... я просто хотел быть один, а она постоянно мешала вот и я давал ей успокоительное, но вчера я ничего не менял. Быть может, она увидела нас вчера и. ..

— От успокоительного всегда происходит побочка и, поистине, стрессовые ситуации чувствуються гораздо острее без них. У неё было слабое сердце и ты сама это знаешь.

Я не стал показывать ей ту записку, но точно знал, что все произошло именно так. Можно сказать, что я даже не соврал сестре.

Мы стоялт возле огромного поле которое находилось возле гремучего леса. К счастью, он был ре еловым.

Лишь Луна освещала наш путь.

Маша заревела. Я сложил бабулины ноги в траву и подошёл к сестре.

— Милая, нам нужно идти дальше.

Маша дрожала и плакала, а потом лишь тревожно сказала:

— Это моя вина.

— О чем ты ?

Маша лишь сковано и дрожа как осиновый лись произнесла

— Феноз&пам

Карты сомкнулись.

В голове стали пылать страшные вопросы. Никогда бы не подумал, что я буду думать о том, кто из нас двоих вчера убил бабулю. Словно в сраном романе Достоевского, я мог только предполагать, что случилось вчера. Как она смогла написать записку, будучи отравленной успокоительным сестры ? Видела ли она рас вдвоем вчера ? Что произошло ?

Однако одно я понимал точно, идти в полицию, означало бы посадить Машу намного лет, ведь помимо бабули, она совершила другое преступление о котором можно догадаться, если посмотреть на наши паспорта.

— Маш, в любом случае я не пойду в полицию, поверь, мы сможем разобраться, но сейчас ты должна помочь мне с бабулей. Скоро утро.

Мы понесли её далеко в лес, без разговоров и взглядов. Оба мы старались не смотреть на труп, мы также не смотрели друг другу ч глаза.

Одно мы знали точно, что обратного пути просто нет.

Лесная чаща дрожала под ветром, а собаки, где там в дали, лаяли словно, взывая нас к нашей совести. Однако совесть первый враг страха, которым мы оба были отравлены.

В силуэтах деревьев мне постоянно казалось, что за нами следят. Помимо этого, мне было дико худо от приторно сладкого запаха трупа. Приторно сладкий аромат, похожий на наш общий грех не давал нам думать о чем либо другом.

Неумело копая, я смотрел на Машу. Подобно призраку она бродила из стороны в сторону, слово искала покой.

Я же копал земную твердь. Было крайне сложно раскапывать яму, гораздо проще было туда упасть.

Раскопав нужное количество, мы аккуратно бросили туда бабулю и оба стали забрасывать труп землей. Маша рыдала, а я совершенно ничего не чувствовал. Как будто то, что мы делаем происходило не со мной, точнее не с тем "мной" каким меня можно было обнаружить в обычной жизни. Копал могилу своего греха, другой человек, тот же самый, что наслаждался любовью с сестрой.

— Все ? — спросил я у сестры которая сидела у свежевскрытой ямы.

Маша положила высохшие цветы и проронила:

— Всё.