Вот уже почти год, как я живу при дворце султана. Сам я родом из Абиссинии. Мой нос похож на картофелину, а кожа черна как смоль, так что представителем правящей династии Османской империи я никак не являюсь. Так же, как и сотни других слуг, я несу здесь круглосуточную вахту и исполняю возложенные на меня обязанности.

В чём заключаются мои обязанности – это, пожалуй, самое интересное. Забегая вперёд, скажу, что связаны они главным образом с многочисленным гаремом его Святейшества, причём в довольно пикантном контексте. Но сначала всё же коротко о том, как я оказался на этой службе.

Точной даты уже не помню, но примерно пятнадцать лет назад однажды ранним утром в дом, где я жил со своей семьёй, ворвались белые люди. Они были вооружены и вели себя очень агрессивно. Как я позже узнал, это были работорговцы.

Прежде чем мы успели что-то понять, нас с братом отняли у родителей, заковали в кандалы и несколько дней куда-то вели, пока мы не оказались в портовом городе. Там нас бросили в трюм огромного корабля. Мы тщетно пытались найти среди толпы измождённых людей отца и мать. Брат всё время плакал и жался ко мне. Нам с ним обоим было тогда по десять лет, ведь мы близнецы.

После нескольких недель плавания судно пристало к берегу, а мы вскоре оказались на невольничьем рынке. Белокожие толстосумы подходили и рассматривали нас и таких как мы словно живой товар.

Через несколько дней появился странный господин. Он был смуглым, низкорослым и очень толстым. Несмотря на зрелый возраст, его голос был писклявым, а лицо никак нельзя было назвать мужественным. Ещё я его запомнил по глубокому шраму, берущему начало на лбу и идущему вниз до середины левой щеки.

Сначала он положил глаз на меня: заглядывал в зубы, будто я конь, трепал за волосы и заставил подолгу держать на вытянутой руке тяжёлую корзину с кокосами. Затем он переключился на моего брата. Уж не знаю чем, но брат понравился ему больше. Он заплатил за него несколько монет и увёл. С тех пор мы больше не виделись.

Меня самого спустя несколько дней купил другой господин. Он оказался местным ремесленником и владельцем кожаной мануфактуры. Там мне поручали самую тяжёлую и грязную работу, не требующую особых навыков. У него-то я и прожил среди прочих рабов до недавнего времени.

А прошлой весной прямо к нам в сыромятню ворвались янычары. Они явно кого-то разыскивали и потому заставили всех работников выстроиться вдоль стены. Их предводителем оказался заметно постаревший, но именно тот самый толстяк со шрамом, который когда-то увёл моего брата.

Когда он ко мне подошёл, по его взгляду, я понял, что и он каким-то образом узнал меня. Его рот скривился в довольной улыбке, а в глазах читались радость и облегчение, будто с души свалился тяжкий груз. Но всё это увидел только я один, поскольку находился вблизи. От своих сопровождающих эти эмоции он старался всячески скрыть.

Писклявым голосом он отдал янычарам команду схватить меня и тащить во дворец. В ответ на возмущение моего хозяина он заявил, что я беглый придворный евнух, и меня следует немедленно вернуть султану, который сам теперь будет решать, какому наказанию я буду подвергнут за побег.

Ремесленник, конечно, попытался что-то возразить и утверждал, что я вовсе не евнух. Он даже предложил толстяку самому это проверить. Но все аргументы тотчас иссякли, как только возле его горла блеснул стальной клинок сабли одного из солдат.

Сразу по приезде в царственную обитель у меня состоялся довольно необычный разговор с Элмасом – так звали писклявого толстяка со шрамом на лице. Имя, как я потом узнал, ненастоящее и в переводе означает «алмаз» – его им нарекли при поступлении на службу. Подобным образом тут поступают со всеми придворными евнухами: им дают имена цветов или же драгоценных минералов.

Он поведал мне, что все эти годы мой родной брат, которого тут все знали под именем Нарцисс, состоял в службе надзора за гаремом его Величества. Поскольку в общей сложности жён и наложниц у Светлейшего султана насчитывается порядка трёх сотен, уследить за каждой лично он никак не в состоянии.

Привлекать для этого себе в помощь мужчин – всё равно, что пускать козлов в огород. Ну, а женщины не всегда могут справиться с такой нелёгкой задачей, как контроль за другими женщинами. Да и склок между ними потом не оберёшься.

Вот и завелась с незапамятных времён традиция поручать сию нелёгкую миссию многочисленной братии евнухов – по сути, бесполых существ, а потому с одной стороны, не падких на прелести юных наложниц, с другой – не имеющих общих интересов со склонными к интригам представительницами прекрасного пола.

Но, что ни говори, там, где есть богатство, власть и человеческие страсти, всегда по соседству будут жить подвох, коварство и предательство. Особенно когда вокруг столько женщин!

Как рассказал мне по секрету Элмас, который, к слову, за это время успел дослужиться до должности кызляр-ага – предводителя придворных скопцов, – пару недель назад во дворце случилась неудачная попытка переворота. Большинство мятежников были схвачены, а потом либо казнены, либо строго наказаны. Но некоторым всё же удалось бежать.

Я до сих пор не знаю точно, какая участь постигла моего брата, но с того дня во дворце его никто больше не видел. Султан всегда очень доверял Нарциссу и был уверен, что к заговору он не причастен, поэтому казнить его не стал бы. Однако под страхом смерти он обязал своего кызляр-ага лично возглавить его поиски и как можно скорее вернуть во дворец живым или мёртвым, если он всё же был убит.

Допускаю, что Элмас знал куда больше, чем мне рассказывал. Кроме того, он помнил, что у Нарцисса есть брат-близнец, который наверняка по сей день находится в рабстве в одном из ближайших поселений. И мне кажется, что в сопровождении янычаров он отправился тогда искать вовсе не моего брата, а именно меня.

Я отлично понимал, что и моя жизнь висит теперь на волоске. Откажись я сотрудничать, перевоплотившись в Нарцисса, – и уже этой ночью мой труп будут глодать рыбы на дне Босфора. Но и притвориться своим братом-евнухом, которого я к тому же не видел много лет, – тоже затея рискованная. Ведь в случае разоблачения меня ждут всё те же ночь, Босфор и зубастые рыбы...

Выбор был у меня небогатый, поэтому я согласился на эту рискованную авантюру. До самого утра Элмас вводил меня в курс дела и рассказывал о всех тонкостях службы при гареме его Святейшества.

Оказалось, что гарем – это вовсе не сборище тупых тёток, как я раньше думал. В нём существует очень строгая иерархия, и действуют свои довольно сложные законы и правила, нарушение которых сурово карается. Кроме того, я узнал, что гарем как таковой состоит из двух основных составляющих.

Первая и наиболее привилегированная его часть – это собственно жёны султана, возможные матери наследников престола. Вторая же, как правило, более многочисленная – это наложницы, которых содержат исключительно в увеселительных целях и довольно часто пополняют их состав молодыми девственницами. Возрастной ценз этих девственниц контролировала специальная служба при дворце, так что у несовершеннолетних не было ни единого шанса туда попасть.

Задача моего брата, то есть теперь моя, состоит в том, чтобы обеспечивать мир, порядок и дисциплину в этом непростом сообществе. Конечно, на это же направлены усилия и огромного числа других служащих при дворце скопцов. Проблема только в том, что я-то не скопец, и сделать меня таковым во этом возрасте уже вряд ли возможно.

Шанс пережить такую операцию у меня не велик, да и мой мужской голос тоже никуда теперь не денется. Жаль такое признавать, но на руку нам играл тот факт, что моего брата сразу же после покупки на невольничьем рынке лишили не только части мужских органов, но также и языка. Со слов Элмаса, ему ещё повезло, потому что многих зачем-то лишали ещё и слуха.

Таким образом, чтобы себя не выдать, мне надлежало всего лишь молчать и держаться надлежащим образом. И вот теперь самое интересное. Дело в том, что основной служебной обязанностью Нарцисса было приведение в исполнение телесных наказаний в отношении наложниц, а иногда даже и жён султана.

А характер у его Величества, надо сказать, был прескверным. Конечно, не таким, как у его давнего предшественника Ибрагима I, который только и делал, что предавался распутству, наказывал, калечил и даже убивал любовниц. Тем не менее, за малейшую провинность нынешний султан мог назначить своей содержанке десяток-другой ударов розгами или плетью.

И меня удивило, насколько он был изощрён в выборе способов наказания, большинство из которых либо придумал, либо утвердил лично. Для этого в подвальном помещении дворца, в отдалённой его части, был оборудован небольшой зал. Вход туда был заказан всем, кроме самого султана, Нарцисса, разумеется, кызляр-ага, ну и, собственно, тех несчастных женщин и девушек, которых ждала экзекуция.

Бить по пяткам, спине или рукам категорически запрещалось. Хлестать провинившуюся надлежало только по тем местам, что скрывает подол ночной сорочки, помимо ног, и исключительно теми предметами, которые здесь имелись. А к утверждённым орудиям порки относилось вот что.

Розги – они были разной толщины и длины, их выбор оставался за экзекутором, в зависимости от телосложения и возраста наказуемой. И это было, пожалуй, самым суровым средством воздействия.

Чёрная кожаная плеть с длинной рукоятью и тугим хвостом метровой длины, сплетённым из дюжины тонких шнурков, её так и называли здесь – «косичка» – из-за характерного узора, который та оставляла на упитанных белых булках какой-нибудь не в меру болтливой девицы.

А также большой хлыст – бамбуковая трость, с одного конца увенчанная массивным каучуковым языком, предназначенным даже не для порки, а, скорее, для назидательных шлепков по нежной голенькой попке совсем ещё несмышлёной бесстыдницы.

Был ещё и малый хлыст, вдвое короче предыдущего и с куда менее массивной каучуковой хлопалкой, вырезанной в форме небольшой ладошки. Вот о его предназначении сам я никогда бы не догадаться. Элмас пояснил, что им наказывают шлепками по причинному месту тех, кого впервые поймали за попыткой самоудовлетворения. В основном это бывают юные и неопытные наложницы, которые недавно попали во дворец и ещё не усвоили, что рукоблудие здесь под строгим запретом.

Помимо всего прочего, в тёмном, без окон, помещении находилось и некоторое вспомогательное оборудование.

В самом центре стояла широкая массивная скамья, вырезанная из ствола многовекового оливкового дерева, с кожаными ремнями по углам для крепления рук и ног перед поркой розгами.

Рядом с ней, у стены, располагались невысокие кóзлы. На них очень удобно фиксировать наказуемую любой комплекции, чтобы как следует поработать с её попой «косичкой» или же большим хлыстом.

А в углу стояла самая настоящая дыба, выполненная из двух гладко отполированных деревянных брусьев, соединённых в форме буквы «Х», с десятком непонятного назначения ремешков, рычажков и воротков.

Выглядела она, прямо скажем, устрашающе, но по факту в этом и было её основное предназначение. Потому как годится она разве что для того, чтобы распять на ней какую-нибудь субтильную рукоблудницу и отхлестать легонечко каучуковой «мухобойкой» по ещё мокренькой от онанизма письке.

О моём «возвращении» во дворец султану доложили в тот же день. Однако хитрый кызляр-ага сообщил, что я якобы нездоров, и для зализывания ран мне потребуется несколько дней, лишь потом я смогу вернуться к своим непростым, но важным обязанностям. Его Величество был очень рад, что Нарцисс нашёлся, так как привык доверять воспитательную работу со своим гаремом исключительно ему.

Всё это время мы с Элмасом посвятили не только изучению поступающей в моё ведение матчасти, но и заучиванию почти без сна и отдыха канонов дворцового быта, чтобы не спалиться однажды на ровном месте.

Я прекрасно сознавал все риски. Но с каждым часом всё явственнее понимал, что дороги назад у меня уже нет и не будет. Скорее всего, до конца своих дней мне придётся ежеминутно не просто притворяться другим человеком, но и изображать из себя кастрата, коим я не являюсь и, очень надеюсь, никогда не стану.

Были во всём этом, конечно, и плюсы. Например, мне причиталось жалование в размере аж семидесяти акче в день. Только представьте себе – в день!!! Совсем недавно пределом моих несбыточных мечтаний было зарабатывать столько хотя бы в неделю. И это, уже не говоря о том, в каких хоромах меня поселили, в сравнении с тем грязным матрасом в углу утлой коморки, на котором я до недавнего времени спал вместе с десятками других рабов.

Но это легко сказать – ежедневно смотреть на такие ласковые, красивые и ухоженные прелести молоденьких обольстительниц и делать вид, что тебе совсем нет до них дела! Как бы на этой почве со временем рассудком не двинуться.

И вот тут, как говорится, спасение пришло откуда не ждали. Однажды у нас с Элмасом зашёл разговор о видах стерилизации, которым подвергаются евнухи, прежде чем поступить на службу во дворец. Он рассказал, что при оскоплении не всегда и не всем удаляют мужские органы полностью. Иногда удаляется только пенис, иногда только яички, и совсем редко – и то, и другое.

Так вот, только в последнем случае мужчина навсегда и бесповоротно перестаёт быть мужчиной. В первом же и во втором возможны варианты. То есть влечение к женщинам с годами вполне может вернуться.

Элмас по секрету признался, что, по сути, у него это влечение никогда и не пропадало. То есть, оно просто возникло, когда и положено – в юношестве, хотя лишился члена и стал скопцом он в семилетнем возрасте. И теперь, чтобы не распрощаться не только со своей должностью, но и с жизнью, ему приходится изо всех сил скрывать этот факт.

Честно говоря, такое известие повергло меня в шок. Но ещё больше я был поражён, когда узнал, что и к моему брату, оказывается, пару лет назад вернулась эрекция несмотря на то, что оскоплён он был вторым способом – удалением семенников.

Жизнь заставила этих двух, пусть и небедных, но всё-таки несчастных людей скооперироваться и действовать сообща. Первым табу нарушил мой брат. Однажды он не устоял и овладел одной из наложниц через попку.

Бедняга так кричала во время порки, а ударов ей было предписано так много, что он не сдержался и предложил заменить оставшуюся часть болезненного наказания анальным сношением. Разумеется, на строгих условиях неразглашения и с непременным требованием продолжать громко вопить, как будто её попу по-прежнему порют жёсткими розгами. Ведь в этом дворце даже у стен есть уши.

Неразглашение – это, конечно, замечательно. Но это ведь женщины! А им, если нельзя, но очень хочется, то немножко и тихонечко всё равно можно. Вот так этот секрет тихим шёпотом и разлетелся по всему гарему.

И ведь поймать-то за руку тут кого-то очень сложно. Никто никому ничего не платит, материальных ценностей не передаёт. При визуальном осмотре – попа выпорота, как и положено. Ну, а то, что часть нестерпимо жгучих ударов была заменена на медленные и глубокие анальные ласки огромным чёрным пенисом, – да кто же об этом узнает!

Но было бы странно, если бы о таком не узнал сам кызляр-ага. Однако, учитывая все обстоятельства, он не побежал жаловаться султану. Вместо этого он в один прекрасный день просто вошёл в комнату для наказаний в самый неподходящий момент – как раз когда внушительный орган моего брата нежился в трепетных недрах очередной молоденькой попки.

Но и тогда он никак не выказал своего недовольства. Напротив, он встал рядом и принялся наблюдать за этим неоднозначным процессом с близкого расстояния, чем сильно удивил тогда Нарцисса.

С тех пор между ними и возникла та самая кооперация, о которой Элмас мне рассказывал. И постепенно этот обоюдовыгодный аттракцион обрёл популярность среди местных дам. Особенно он пришёлся по душе тем, кому вспыльчивым властителем регулярно назначалось по несколько десятков ударов розгами.

Вместо того, чтобы терпеть сполна очередное выписанное сумасбродом наказание, достаточно было просто тихо, но внятно сказать пароль: «Один к пяти» – и число предписанных ударов сокращалось в пять раз, а то, что оставалось, заменялось анальными фрикциями, разумеется, умноженными на пять. Главный евнух дворца почти всегда при этом присутствовал и таким образом тоже получал свою дозу удовольствия от созерцания постыдных соитий. Все трое оказывались в выгоде!

Так же, как и я, мой брат, я в этом уверен, извергом не был. И ему вряд ли доставляло удовольствие причинять страдания несчастным девушкам. Но и просто так уйти на другую работу шансов у него не было. Как теперь и у меня самого, впрочем.

Поэтому уже завтра мне предстояло принять у него эту своеобразную эстафету и тоже начать хлестать, румянить и расписывать розовыми узорами женские попы, согласно полученному приказу: каучуковым хлыстом, плетью или же розгами.

Мы договорились с Элмасом, что поначалу, чтобы не попасть впросак и не вызвать подозрений, он будет всегда рядом во время экзекуций и, если что, жестами подскажет, как себя вести и что делать. Благоприятным было ещё и то обстоятельство, что наказуемую всегда приводили на порку непременно замотанной с головой хлопковую чадру белого цвета, под которой не было больше никакой одежды.

За то время, что Нарцисс отсутствовал, а затем «поправлял здоровье», в гареме скопилась настоящая очередь из тех, кому было назначено телесное наказание. Исключая полностью прощённых за это время великодушным правителем, в списке всё равно оставалось не менее полутора десятков претенденток на экзекуцию.

Первой ко мне привели одну из настоящих султановых жён – Кёсем, что в переводе с тюркского означает «самая любимая». Понятия не имею, чем его так разгневала эта женщина, подарившая ему уже двух дочерей, но ей было выписано аж двенадцать палок, и недавнее помилование даже ничуть не скостило эту цифру.

Пока на пару с Элмасом мы пристёгивали её к скамье ремнями, он оживлённо подавал мне какие-то знаки, но от волнения я толком ничего не разобрал. Понял только, что она не входит в число посвящённых, так что никаких поблажек ей делать не следует.

А вес этой восточной красавицы явно переваливал за полторы сотни кило. Поэтому для неё я выбрал хоть и не самую толстую розгу, но близко к этому – примерно в палец толщиной. Потом задрал повыше край длинной белой чадры и всыпал ей на одном дыхании все двенадцать ударов без продуху. Ох, и воплей же от неё было – я чуть не оглох! А на необъятной откормленной заднице засияли ярко-розовые, пылающие жгучим огнём свежие следы моей работы.

Кызляр-ага поспешил сам отвязать и увести прочь эту мрачную хнычущую тучу. А уже через несколько минут он вернулся со следующей женой властителя империи. Это была Айше – «жизнелюбивая». Ей, с учётом былой амнистии, надлежало вытерпеть попой всего-то каких-нибудь восемь ударов плёткой, причём безо всяких, так сказать, дополнительных средств.

Сама по себе задача оказалась легче лёгкого, и я с ней справился за пару минут. Однако Айше выглядела гораздо моложе и привлекательнее предыдущей жены. Пока я расписывал её довольно внушительный, но по-своему симпатичный зад похожими на косичку узорами, во мне что-то взыграло. Я ощутил, как набухает и тяжелеет в штанах мой орган. Но несмотря на это я добросовестно всыпал ей четырежды с оттяжкой слева-направо и потом ещё столько же раз справа-налево.

После этого мы с Элмасом наказали ещё четырёх наложниц и одну взрослую жену. Я всё ждал, когда же он подаст мне знак, что пора пустить в дело тайный сговор, но он этого не делал. Причина в том, что за время простоя зала для наказаний суровость назначенных мер заметно смягчилась, и делить на пять у большинства было попросту нечего.

Я оставил дюжину узорчатых отпечатков на заднице Гюлер – взрослой жены. Удивительно, но она своим поведением утвердила суть своего имени – «смеющаяся». Вместо того, чтобы плакать, после каждого горячего, прилетевшего ей по мясистой попе, она всё громче заливалась хохотом.

А чуть позже Элмас приводил ко мне одну за другой четырёх молоденьких смоковниц, с каждой из которых надлежало поработать большим каучуковым хлыстом. Смешно раскорячившись на деревянных кóзлах раком, девицы с задранной до подмышек чадрой безропотно подставляли для наказания свои попки. А сами при этом горели от позора и унижения куда сильнее, чем их охаживаемые массивной нашлёпкой белые булочки.

Неожиданно для себя я отметил, что причинение стыда, значительно превалирующего над болью, – это крайне волнительное и возбуждающее занятие! Честно говоря, мне ужасно понравилось, как звенят во время порки их бесстыже, но крайне привлекательные оголённые попочки!

А как же громко и пронзительно взвизгивали эти набедокурившие проказницы, когда увесистый наконечник с громким хлопком отскакивал то от левой, то от правой нежной девичьей половинки, оставляя на ней новый яркий отпечаток! Двум я отмерил по десять шлепков, а остальным – по пятнадцать. Всё в строгом соответствии с предписаниями его Святейшества!

Затем мы сделали перерыв и попили с Элмасом чаю. Прямо в зале для наказаний, расположившись на скамье из старой оливы. А перед тем, как отправиться за следующей по списку жертвой, он хлопнул меня по плечу и по-свойски попросил быть с ней поснисходительней.

Когда он возвратился с Айгуль, я понял, что он имел в виду. Это был поистине «лунный цветок»: совсем юное, белоликое создание хрупкой наружности, невысокого роста, на тоненьких ножках. Из его тихого разговора с ней я понял, что во дворце она всего чуть больше месяца. Местные правила, конечно же, всем разъясняют одинаково, но на то, чтобы понять, какие из них незыблемы, а какие можно порой и нарушить, требуется время и опыт.

Вышло так, что в девочке взыграла молодая кровь. Проснулась она однажды глубокой ночью и никак не могла снова уснуть. Тогда решила применить свой излюбленный и давно проверенный способ: раздвинула под простынёй ножки и запустила промеж них свою шаловливую ручонку. После этого ведь потом всегда так сладко засыпается!

Да только заметил дежурный евнух, как колышется над ней простынка, и доложил кому следует. И за это мне теперь придётся десятикратно отшлёпать маленькой каучуковой ладошкой нежный похотливый бутончик промеж её красивых стройных ножек.

Пока Элмас привязывал Айгуль к дыбе, я всё не мог отвести от неё глаз. Дело в том, что она мне кое-кого напомнила. Я про дочь того ремесленника, на которого раньше батрачил, – точно такая же милая и воздушная, даже имя её звучало очень похоже – Акгюль.

Ей было всего-то пятнадцать, когда она расцвела и разбила мне сердце своей неземной красотой. Это случилось в тот день, когда она зачем-то явилась в нашу дурно пахнущую сыромятню вместе со своим отцом.

Порыв ветра сорвал с её головы полупрозрачную шейлу из тончайшего шёлка. Она очень смутилась и тут же снова надела её, но я успел рассмотреть этот прелестный лик. Словно таинственное видение, он до сих пор стоит у меня перед глазами.

О нет, я никогда не прикасался к ней! Даже в своих мыслях! И не только по той причине, что за это меня ждала бы неминуемая смерть. Но прежде всего, потому что сам считал это кощунством.

И кызляр-ага, похоже, испытывал сейчас к этой девочке нечто подобное. Вероятно, поэтому она оказалась зафиксирована на дыбе вовсе не так, как я ожидал. Вместо того, чтобы крепко привязать её запястья и голени к лучам буквы «Х», он чисто символически опутал её руки верёвками, концы которой почти без натяжения уходили вверх. А ноги и вовсе оставил свободными.

В итоге хнычущая от смущения юная красотка по моему приказу села на корточки, подняв руки над головой, и стыдливо уставилась в пол сквозь скрывающую лицо ткань. По инструкции, при том роде наказания, коему её надлежало подвергнуть, я взялся рукой за край чадры, и сунул его ей в рот, безмолвно велев удерживать его зубами приподнятым во время порки. А свободным концом малого хлыста дотронулся до коленок, велев таким образом раздвинуть их шире.

Само собой, я вовсе не порол, а легонечко шлёпал её по раскрытой писечке небольшим каучуковым языком. Больно ей не было, в этом я уверен, ведь я старался, чтобы хлопки приходились в основном не по чувствительным лепесткам малых губок и не по жемчужинке клитора, а по покрытому мягким пушком лобку.

Но несмотря на это мой начальник всякий раз сжимался и скрежетал зубами у меня за спиной, когда я в очередной раз замахивался хлыстом на её оголённую девичью прелесть. А когда я, случайно сбившись со счёта, собрался обдать небольшим жаром её молоденькую щелочку в одиннадцатый раз, он гневно схватил меня за запястье и тем самым оградил красивую молоденькую девочку от лишнего, незаслуженного удара. Честно говоря, после этого я ещё больше зауважал своего руководителя.

В общем и целом, мой первый рабочий день прошёл без эксцессов. Качество выполненной порки устроило всех без исключения надзирателей. А они, между прочим, следили и контролировали результаты моей работы очень даже пристрастно.

В последующие дни уровень моего профессионализма тоже не вызывал ни у кого сомнений или подозрений. И это невзирая на то, что в сопроводительных листах стали упоминаться и некоторые редко используемые средства воздействия. Например, в виде обмакивания розог в уксус или же порки «косичкой» с предварительной обсыпкой попы горчичным порошком.

Как назло, даже на третий день в этих листах не было ни одного предписания, при котором наказуемая могла бы назвать заветный пароль. Зато на четвёртый луч надежды забрезжил. И была это не кто-нибудь, а сама красавица Ясмина – нежная и прекрасная как «цветок жасмина», одна из любимых жён своего повелителя.

За случайно опрокинутый на падишахский диван чай, который она несла любимому господину, её хорошенькую круглую попку надлежало исполосовать аж пятью десятками палок. Хорошо хоть безо всякого уксуса. Но всё равно это было чересчур жёстким наказанием. К тому же Элмас предположил, что кое-то из соперниц в элите гарема наверняка помог ей опрокинуть ту злополучную пиалу.

О как же восхитительны попы белых женщин! Я никогда не забуду тот миг, когда впервые вогнал свой длинный коричневый шланг в мягкую и тёплую дырочку Ясмины. И как заливисто она вскрикивала, когда я раз за разом пропихивал его в её пышное благоухающее тело все глубже и глубже, пока не ввёл полностью, прижавшись животом к мягким и податливым, словно облако, ягодицам.

А перед этим я пять раз ошпарил их ореховой розгой, и ещё пять раз оставил на потом. Потому что согласно формуле «Один к пяти», из причитающихся пятидесяти ударов привести в исполнение следовало только пятую часть, то есть десять.

Оставшиеся же сорок палок заменялись анальными интервенциями моего долговязого проныры, по пять толчков за каждый удар, – итого аж двести! Конечно, я столько не выдержал и кончил гораздо раньше, излив сперму себе в кулак с заранее приготовленной тряпкой. Но по условиям соглашения, это было моей проблемой, и данная часть экзекуции считалась исполненной, пусть и досрочно.

Честно говоря, это даже очень хорошо, что досрочно! Потому что как только я спрятал свой удовлетворённый отросток обратно в штаны, в зал безо всякого стука вошёл сам султан! Сегодня он соблаговолил лично убедиться, что после отлучки и перенесённой болезни я всё так же качественно и добросовестно выполняю свою работу.

А я к тому времени едва успел слезть с белой попы Ясмины и снова взяться за розгу. С особым усердием я полосонул её восхитительный зад ещё ровно пять раз, после чего Элмас сделал отметку о приведённой в исполнение очередной порке.

Вот интересные они всё-таки люди! Лицо, значит, женщине открывать и показывать посторонним нельзя – все наказуемые дамы от нас его тщательно прятали, а задницу и то, что рядом с ней под юбкой, – пожалуйста. Мне всегда это казалось странным.

Со временем я стал узнавать большинство своих посетительниц. Только не по лицам, разумеется, а по их задам и женским прелестям, на которые мне постоянно приходилось глазеть по долгу службы. Но это не помешало мне запоминать их по именам.

Надо сказать, за последние месяцы круг посвящённых в тайное знание об «альтернативном наказании» заметно расширился. И даже те, кто поначалу считал такую замену сомнительной и наотрез отказывался к ней прибегать, один раз попробовав, теперь не горели желанием подставлять свои многострадальные булки под плеть или розги.

В основном это были совсем молоденькие девчонки, пополнявшие гарем в качестве наложниц. Но и я старался с ним быть деликатным: делал всё плавно, нежно и аккуратно. Никогда не совал в них своё безразмерное африканское орудие глубже чем на треть его длины. Ну, в редких случаях на половину.

Многим это стало даже нравиться. Ходили слухи, что кое-кто специально нарывался на порку, совершая мелкие провинности, чтобы снова ощутить в попочке мою чёрную твердь. А одна бесстыдница настолько вошла во вкус, что умудрялась даже кончать от распирающих ощущений в своей тугой задней дырочке.

Она стала нашей с Элмасом постоянной клиенткой. С ней мы проделывали всё особым образом. Мы закрепляли её на кóзлах не как всех остальных – лицом вниз и попой кверху, а наоборот – на спине, привязывая ноги к груди. Ей вечно доставалась «косичка» с горчицей. Поэтому анальные толчки следовали обычно в начале, а уже потом вся оставшаяся небольшая порция порки.

Эта необычная девушка начинала страстно стонать уже с того момента, когда я прижимал к её сфинктеру головку своего коричневого гиганта. А когда мой упругий жилистый червь вползал в её тесную норку почти целиком, она уже просто выла от восторга и не унималась до тех пор, пока не погружалась с головой в омут греховного наслаждения.

Айсу – «лунная вода» – так её звали. И она сполна оправдывала это имя. На пике блаженства она частенько теряла контроль и прыскала в меня и стоящего неподалёку Элмаса мощными горячими струями из своей прелестной промежности. А когда потом возвращалась в мокрой чадре, все качали головой и говорили, что порка пошла ей на пользу, коли от неё она даже описалась.

Мне даже казалось, что и остаточная порция порки после такого экстаза каким-то образом продолжала качать её на волнах сладострастия. Горчичный порошок прекрасно лип к её влажным ягодицам. А плеть с громким свистом впечатывала жгучее снадобье в мягкие белые половинки, укрощая норов бесстыжей распутницы. И сложно было разобрать, кричит ли она при этом от боли или же от своей необузданной похоти.

Думаю, и жизнь, и служба кызляр-ага существенно переменилась после того, как я заменил тут своего брата. Во всяком случае, в его глазах появился огонь азарта и желание жить. Причём не просто жить, а несмотря ни на что быть мужчиной, изобретая новые, ещё более волнующие и изощрённые способы взаимодействия с гаремом. Открою секрет: в них он уже был отнюдь не только наблюдателем!..

Изменилась в лучшую сторону и атмосфера в самом гареме. Ведь женщины – они как почва: какое семя ты в них посеешь, тот фрукт в итоге и взойдёт. Ну, про семя – это я, конечно, образно. Кончать в чужих жён и наложниц было бы верхом неприличия с моей стороны. А вот воздействовать на них путём тайных проникновений и волнительных инфлюаций – это совершенно другое дело!

Не знаю, сколько ещё продлится моё пребывание во дворце, но я постараюсь извлечь из него максимум пользы. Причём не только для себя! А ещё я уже почти разобрался, что за история приключилась с моим братом. И, мне кажется, я очень скоро узнаю, где он сейчас, а главное – с кем!..