Меня мучала жажда. Не та, которую можно утолить водой или иной жидкостью, будь то алкоголь или крем-сода. Мне был нужен особый концентрат, и я знала лишь одного человека, способного производить его в нужном количестве и содержать в хорошем качестве.

Я сообщила ему о том, что свободна, и он ответил, что подыщет возможность скрасить мое одиночество. Оно и понятно, ведь для этого придется подыскать повод, чтобы съехать от своей второй половинки. Какой повод он для этого подыскал, меня интересовало мало. Он сказал, что подыщет возможность, и это все, что мне нужно было знать.

Перед встречей с ним я позволила себе чуть пригубить вина. Ровно настолько, чтобы промочить губы. Жажду я утолю позже...

Я чувствовала, что совсем иссохлась, и желая пропитать каждую клеточку своей кожи влагой, я решила принять душ. Причем, за мгновение до того, когда придет он...

Он известил меня о своем приходе, и я ответила ему пересохшими губами, что буду ждать. Глотнув еще вина, я ощутила, как дерет горло. Нет, мне непременно следовало принять что-то иное, бальзамическое...

Я вошла в душ. Душевая была уже наполнена капельной влагой, которая буквально висела в воздухе. Она увлажняла мою кожу так, что можно было и не становиться под душ.

И лишь в горле саднило, и каждый глоток давался с чувством боли.

Я облизала губы – влажные от водяного пара, в то время как язык оставался сухим и жестким.

Я стала под душ, и приняла на лицо тугую струю воды. Она наполнила и мой рот, но я лишь прополоскала рот.

Волосы плотно прилипли к голове, и я оттянула их себе за плечи тугим хвостом.

Несмотря на шум воды, я слышала, как он вошел в прихожую: мы оговорили, что дверь я оставлю открытой. Мои слова о том, что для него моя дверь будет всегда открыта была вовсе не метафорой.

Он понимал, где я, но я все же позвала его к себе.

Прежде чем он вошел, я уже смочила свое тело жидким мылом, придав ему визуального блеска и чувствительности.

Он медлил, любуясь мной сквозь отражение в стекле, и мне пришлось его поторопить, чтобы он присоединился ко мне.

Вода тем временем наполняла мое тело живительной влагой, которая еще ни раз не проникла вглубь меня.

Теперь, когда он стоял рядом, я чувствовала контраст его сухого, но такого знойного тела. Когда вода стекала с него, оно становилось более эластичным. Мне нравилось наблюдать за тем, как струилась вода по его плечам и торсу, а ему – по моим воспоминаниям – доставляло удовольствие сидя на полу, смотреть на меня снизу-вверх, наблюдая за тем, как я умываюсь.

Вспомнив это, я вновь ощутила жажду. Душевая вода показалась мне безвкусной и чересчур теплой – ей никак не удастся напиться.

В то же время его потяжелевший и накативший желаниями член то и дело натыкался то на мою попку, то на мою киску. Капли воды летели на его главный мужской орган, который все крупнел, побуждая меня на активность.

«Пить... Пить... Пить...»

Я хотела пить!

Утолить сжигающую изнутри жажду.

Залить ее его густым бальзамом.

Использовав его всего до капельки.

Я лишь слегка коснулась теплыми пальчиками его мошонки, и едва слышно охнула: сколько же у него там?

Как-то раз он признался, что его девушка - но чужая для меня, - кончает раньше его, что было не удивительно, исходя из его параметров. По итогу его личные возможности так и оставались не реализованными, а яйца – неудовлетворенными.

«Как же ты терпишь это? – упрекнула его я однажды. – Они ведь у тебя просто лопнут...»

Я сказала это для того, чтобы позлить его и для того, чтобы привязать к себе еще больше. Пусть он и выбрал другую, но меня ласкало то, что мне доставалось не меньше, включая свободу действий и щедрые подношения от него каждую нашу встречу.

«Пить... Пить... Пить...»

Тугие брызги воды летели из душа на наши тела, объединенные все ближе. Они хлестали мои соски, будоража мое воображение. Каково же было его члену, на который слетал настоящий поток. А тот и не пытался уберечься, демонстрируя свою горделивую силу и истинную мощь.

Вода стекала с члена и раздутой мошонки, в которой покоились укрупнившиеся от желания яйца. Глядя, как льется вода, я не стала противиться своим желаниям и опустилась на корточки, прямо к его длинным и сильным ногам.

Его член и мошонка, омываемые душевым потоком, оказались напротив моего лица, у самых губ.

«Пить... Пить... Пить...»

Жажда иссушала меня.

Я взяла в ладонь его мужскую плоть, и мои губы сами открылись навстречу его крупной головке.

Похоже, даже для него мое поведение было откровением.

Мой взгляд вновь пал на его яйца – переполненные мужскими гормонами и перекаченные желаниями.

Как же им выпадает не много, когда их обладатель находится с той, чужой...

А ведь он так любит и гордится ими. Так ценит и оберегает их...

Я провела языком по его мошонке, ловя себя на мысли, что увесистые ядра в ней пришли в самостоятельное движение.

Но на очереди уже был корень его члена, ствол и вершина его творения – головка.

Какая массивная и величественная, что полностью закрыла мой рот.

Дышать теперь я могла только носом, но то была такая мелочь, ведь приближался час, когда я буду напоена.

Я медленно вбирала его плоть в себя, двигаясь губами по узловатым и хорошо знакомым выступам. Головка сама скользила внутрь меня, пока, наконец, не уперлась мне в нёбо, а мой нос – в его лобковую кость.

Над головой я услышала его полустон.

Я поймала в ладонь его мошонку, которая едва уместилась в ней.

Теперь я стала вытягивать изо рта его член, почти до самой головки, раззадоривая ее своим упругим язычком.

Когда он был почти на губах, я вновь накатила на него, погружая в себя почти до корня.

Струи воды заливали мои глаза, но он заботливо отер мой лоб и подставил ладонь словно козырьком над моими бровями.

Я выпустила его из себя, но, как и прежде, не до конца, а затем вновь прияла в себя, упираясь лбом в низ его живота.

Усилив давление языка на его головку, я выдвигала ее из своего рта, но тут поддавалась обратному нажиму, вгоняя в себя его член едва ли не до основания.

Струи воды бежали по моим плечам и лопаткам.

Одно рукой я удерживала его мошонку, пальчиками другой массировала собственный клитор, чему он не мог быть свидетелем. Вода знатно усиливала мое удовольствие, и я уже не могла понять: вода ли делала меня такой скользкой или накатившая на меня влага.

Я слышала его стон, даже несмотря на шорох воды.

На миг стало смешно при мысли о том, как русалки сводили с ума моряков, не знавших женских объятий за время своих странствий. Ведь все было, наверное, именно так...За такой русалкой очумевший моряк и бросался в воды.

А мой избранник тоже лишился рассудка, шепча благодарственные слова в мой адрес за мою щедрость.

Струи воды летели ему на лицо. Обоими руками он гладил мою голову, снимая с лица излишки душевой влаги. Его кадык вздымался, будто бы он сам хотел напоиться этой самой водой, как если бы попал в дождь после сильной засухи.

Я вибрировала себя одной рукой, в то время как пальцами второй гоняла в ладони его шары.

Он называл меня Святой, так, как не назвал ту, свою чужую...

Да, я сосала ему, подстраивая ритм своей вибрации с активными движениями губ и языка.

Я не хотела выпускать его из себя, чувствуя взаимодополнение друг друга.

Он снова называл меня Святой, ошибаясь лишь в том, что я была его Грешницей, а он был сам Свят для меня.

Я ощутила прилив внизу своего живота, и поняла, что это была уже не вода.

Я изливалась сама, но в голове все сильней звучала потребность испить из этого Святого источника.

До дна.

Опустошить его...

Что бы той, чужой, не осталось ни капли!

Наверное, мой избранник рассчитывал на дальнейшие события, на нашу постель, где он еще сможет проявить себя, но мне хотелось иного.

Я выпустила его член из собственного ротика, как пробку, и звучно поцеловала лоснящуюся от зрелости мошонку.

Головка его переспевшего члена пульсировала, и я вновь приняла ее в себя.

Я чувствовала, что он уже был готов излиться, даря мне все свои накопления, которые не удавалось передать той чужой, но Он отчего-то силился сберечь свой святой оргазм, очевидно, чтобы произвести на меня еще большие впечатления.

И тогда я пошла на хитрость и шалость.

Свободной рукой я провела вверх по задней поверхности его бедра, пока не уперлась в его распаренные ягодицы.

Чуть раздвинув их, я впустила средний пальчик ему в анус, и он продвинулся внутрь без малейшего сопротивления.

Пульсация его вен в члене усилилась, а яички подтянулись в своем мешочке.

Я буквально ощутила, как судорожно, мелкой дрожью свело его бедра.

Зачем он пытался удержаться?

Я была Грешницей, и ему следовало помнить об этом.

Я продавила пальчик еще глубже, внутрь, пока он не уперся в упругую простату, и после парочки средне-сильных толчков-нажимов, его свела божественная истома.

Он согнулся, будто бы от удара в живот, только не от боли, а от полного раскрепощения и судорожного оргазма. Глаза его заволокло слезами благодарности и неги...

Его густой бальзам, стал долгожданным наслаждением для моей иссушенной глотки. Он поступал мне прямо в пищевод, без водяной примеси, наполняя меня.

Его яички дергались в мошонке, выбрасывая из себя накопленный бальзам, а я продолжала натискивать пальчиком на его простату, как если бы через нее хотела выдавить все.

Но даже когда заметно облегчавшие яички опустились на дно своего мешочка, а мой пальчик покинул его укромный лаз, его член сохранял былую плотность и силу.

Это было для меня небольшим открытием, и лишь чуть позже я поняла, что остатки его бальзама просто не успели покинуть напряженной головки.

Произошло это в тот самый момент, когда я, напитавшись, вынула его член, а он выдал свой прощальный залп прямо мне на лицо, смешиваясь с каплями воды.

Я не стала скрывать смеха, в котором слышалась грешность и легкость, святость и удовольствие.

Вода застлала мне глаза.

Где-то в желудке расцвел вкусовой коктейль...

...Часом позже я наблюдала за ним из окна спальни. За его легкой походкой и счастливым, отдохнувшим лицом, когда он обернулся, чтобы помахать мне.

Я прижала руку к животу.

Сегодня я была сыта и пьяна.

Но кто знает, меня вновь накроет жажда?

Меня мучала жажда. Не та, которую можно утолить водой или иной жидкостью, будь то алкоголь или крем-сода. Мне был нужен особый концентрат, и я знала лишь одного человека, способного производить его в нужном количестве и содержать в хорошем качестве.

Я сообщила ему о том, что свободна, и он ответил, что подыщет возможность скрасить мое одиночество. Оно и понятно, ведь для этого придется подыскать повод, чтобы съехать от своей второй половинки. Какой повод он для этого подыскал, меня интересовало мало. Он сказал, что подыщет возможность, и это все, что мне нужно было знать.

Перед встречей с ним я позволила себе чуть пригубить вина. Ровно настолько, чтобы промочить губы. Жажду я утолю позже...

Я чувствовала, что совсем иссохлась, и желая пропитать каждую клеточку своей кожи влагой, я решила принять душ. Причем, за мгновение до того, когда придет он...

Он известил меня о своем приходе, и я ответила ему пересохшими губами, что буду ждать. Глотнув еще вина, я ощутила, как дерет горло. Нет, мне непременно следовало принять что-то иное, бальзамическое...

Я вошла в душ. Душевая была уже наполнена капельной влагой, которая буквально висела в воздухе. Она увлажняла мою кожу так, что можно было и не становиться под душ.

И лишь в горле саднило, и каждый глоток давался с чувством боли.

Я облизала губы – влажные от водяного пара, в то время как язык оставался сухим и жестким.

Я стала под душ, и приняла на лицо тугую струю воды. Она наполнила и мой рот, но я лишь прополоскала рот.

Волосы плотно прилипли к голове, и я оттянула их себе за плечи тугим хвостом.

Несмотря на шум воды, я слышала, как он вошел в прихожую: мы оговорили, что дверь я оставлю открытой. Мои слова о том, что для него моя дверь будет всегда открыта была вовсе не метафорой.

Он понимал, где я, но я все же позвала его к себе.

Прежде чем он вошел, я уже смочила свое тело жидким мылом, придав ему визуального блеска и чувствительности.

Он медлил, любуясь мной сквозь отражение в стекле, и мне пришлось его поторопить, чтобы он присоединился ко мне.

Вода тем временем наполняла мое тело живительной влагой, которая еще ни раз не проникла вглубь меня.

Теперь, когда он стоял рядом, я чувствовала контраст его сухого, но такого знойного тела. Когда вода стекала с него, оно становилось более эластичным. Мне нравилось наблюдать за тем, как струилась вода по его плечам и торсу, а ему – по моим воспоминаниям – доставляло удовольствие сидя на полу, смотреть на меня снизу-вверх, наблюдая за тем, как я умываюсь.

Вспомнив это, я вновь ощутила жажду. Душевая вода показалась мне безвкусной и чересчур теплой – ей никак не удастся напиться.

В то же время его потяжелевший и накативший желаниями член то и дело натыкался то на мою попку, то на мою киску. Капли воды летели на его главный мужской орган, который все крупнел, побуждая меня на активность.

«Пить... Пить... Пить...»

Я хотела пить!

Утолить сжигающую изнутри жажду.

Залить ее его густым бальзамом.

Использовав его всего до капельки.

Я лишь слегка коснулась теплыми пальчиками его мошонки, и едва слышно охнула: сколько же у него там?

Как-то раз он признался, что его девушка - но чужая для меня, - кончает раньше его, что было не удивительно, исходя из его параметров. По итогу его личные возможности так и оставались не реализованными, а яйца – неудовлетворенными.

«Как же ты терпишь это? – упрекнула его я однажды. – Они ведь у тебя просто лопнут...»

Я сказала это для того, чтобы позлить его и для того, чтобы привязать к себе еще больше. Пусть он и выбрал другую, но меня ласкало то, что мне доставалось не меньше, включая свободу действий и щедрые подношения от него каждую нашу встречу.

«Пить... Пить... Пить...»

Тугие брызги воды летели из душа на наши тела, объединенные все ближе. Они хлестали мои соски, будоража мое воображение. Каково же было его члену, на который слетал настоящий поток. А тот и не пытался уберечься, демонстрируя свою горделивую силу и истинную мощь.

Вода стекала с члена и раздутой мошонки, в которой покоились укрупнившиеся от желания яйца. Глядя, как льется вода, я не стала противиться своим желаниям и опустилась на корточки, прямо к его длинным и сильным ногам.

Его член и мошонка, омываемые душевым потоком, оказались напротив моего лица, у самых губ.

«Пить... Пить... Пить...»

Жажда иссушала меня.

Я взяла в ладонь его мужскую плоть, и мои губы сами открылись навстречу его крупной головке.

Похоже, даже для него мое поведение было откровением.

Мой взгляд вновь пал на его яйца – переполненные мужскими гормонами и перекаченные желаниями.

Как же им выпадает не много, когда их обладатель находится с той, чужой...

А ведь он так любит и гордится ими. Так ценит и оберегает их...

Я провела языком по его мошонке, ловя себя на мысли, что увесистые ядра в ней пришли в самостоятельное движение.

Но на очереди уже был корень его члена, ствол и вершина его творения – головка.

Какая массивная и величественная, что полностью закрыла мой рот.

Дышать теперь я могла только носом, но то была такая мелочь, ведь приближался час, когда я буду напоена.

Я медленно вбирала его плоть в себя, двигаясь губами по узловатым и хорошо знакомым выступам. Головка сама скользила внутрь меня, пока, наконец, не уперлась мне в нёбо, а мой нос – в его лобковую кость.

Над головой я услышала его полустон.

Я поймала в ладонь его мошонку, которая едва уместилась в ней.

Теперь я стала вытягивать изо рта его член, почти до самой головки, раззадоривая ее своим упругим язычком.

Когда он был почти на губах, я вновь накатила на него, погружая в себя почти до корня.

Струи воды заливали мои глаза, но он заботливо отер мой лоб и подставил ладонь словно козырьком над моими бровями.

Я выпустила его из себя, но, как и прежде, не до конца, а затем вновь прияла в себя, упираясь лбом в низ его живота.

Усилив давление языка на его головку, я выдвигала ее из своего рта, но тут поддавалась обратному нажиму, вгоняя в себя его член едва ли не до основания.

Струи воды бежали по моим плечам и лопаткам.

Одно рукой я удерживала его мошонку, пальчиками другой массировала собственный клитор, чему он не мог быть свидетелем. Вода знатно усиливала мое удовольствие, и я уже не могла понять: вода ли делала меня такой скользкой или накатившая на меня влага.

Я слышала его стон, даже несмотря на шорох воды.

На миг стало смешно при мысли о том, как русалки сводили с ума моряков, не знавших женских объятий за время своих странствий. Ведь все было, наверное, именно так...За такой русалкой очумевший моряк и бросался в воды.

А мой избранник тоже лишился рассудка, шепча благодарственные слова в мой адрес за мою щедрость.

Струи воды летели ему на лицо. Обоими руками он гладил мою голову, снимая с лица излишки душевой влаги. Его кадык вздымался, будто бы он сам хотел напоиться этой самой водой, как если бы попал в дождь после сильной засухи.

Я вибрировала себя одной рукой, в то время как пальцами второй гоняла в ладони его шары.

Он называл меня Святой, так, как не назвал ту, свою чужую...

Да, я сосала ему, подстраивая ритм своей вибрации с активными движениями губ и языка.

Я не хотела выпускать его из себя, чувствуя взаимодополнение друг друга.

Он снова называл меня Святой, ошибаясь лишь в том, что я была его Грешницей, а он был сам Свят для меня.

Я ощутила прилив внизу своего живота, и поняла, что это была уже не вода.

Я изливалась сама, но в голове все сильней звучала потребность испить из этого Святого источника.

До дна.

Опустошить его...

Что бы той, чужой, не осталось ни капли!

Наверное, мой избранник рассчитывал на дальнейшие события, на нашу постель, где он еще сможет проявить себя, но мне хотелось иного.

Я выпустила его член из собственного ротика, как пробку, и звучно поцеловала лоснящуюся от зрелости мошонку.

Головка его переспевшего члена пульсировала, и я вновь приняла ее в себя.

Я чувствовала, что он уже был готов излиться, даря мне все свои накопления, которые не удавалось передать той чужой, но Он отчего-то силился сберечь свой святой оргазм, очевидно, чтобы произвести на меня еще большие впечатления.

И тогда я пошла на хитрость и шалость.

Свободной рукой я провела вверх по задней поверхности его бедра, пока не уперлась в его распаренные ягодицы.

Чуть раздвинув их, я впустила средний пальчик ему в анус, и он продвинулся внутрь без малейшего сопротивления.

Пульсация его вен в члене усилилась, а яички подтянулись в своем мешочке.

Я буквально ощутила, как судорожно, мелкой дрожью свело его бедра.

Зачем он пытался удержаться?

Я была Грешницей, и ему следовало помнить об этом.

Я продавила пальчик еще глубже, внутрь, пока он не уперся в упругую простату, и после парочки средне-сильных толчков-нажимов, его свела божественная истома.

Он согнулся, будто бы от удара в живот, только не от боли, а от полного раскрепощения и судорожного оргазма. Глаза его заволокло слезами благодарности и неги...

Его густой бальзам, стал долгожданным наслаждением для моей иссушенной глотки. Он поступал мне прямо в пищевод, без водяной примеси, наполняя меня.

Его яички дергались в мошонке, выбрасывая из себя накопленный бальзам, а я продолжала натискивать пальчиком на его простату, как если бы через нее хотела выдавить все.

Но даже когда заметно облегчавшие яички опустились на дно своего мешочка, а мой пальчик покинул его укромный лаз, его член сохранял былую плотность и силу.

Это было для меня небольшим открытием, и лишь чуть позже я поняла, что остатки его бальзама просто не успели покинуть напряженной головки.

Произошло это в тот самый момент, когда я, напитавшись, вынула его член, а он выдал свой прощальный залп прямо мне на лицо, смешиваясь с каплями воды.

Я не стала скрывать смеха, в котором слышалась грешность и легкость, святость и удовольствие.

Вода застлала мне глаза.

Где-то в желудке расцвел вкусовой коктейль...

...Часом позже я наблюдала за ним из окна спальни. За его легкой походкой и счастливым, отдохнувшим лицом, когда он обернулся, чтобы помахать мне.

Я прижала руку к животу.

Сегодня я была сыта и пьяна.

Но кто знает, меня вновь накроет жажда?