Загнав машину на стоянку возле подъезда, Иван поднял глаза на родные окна. Откинулся на подголовник, потянулся с улыбкой: «Черт, а ведь здорово получилось. В феврале я тогда поставил машину точно на это место, точно так же смотрел на эти окна и чего-то там боялся. Двух голых половозрелых баб, кажется. Что заебут, по крайней мере мозг. А они мне мозги если и ебали, то исключительно по поводу ебли самой натуральной, да и то только последние дни. Хотя, надо сказать прямо, ломался я, как деревенская целочка. И, кажется, честно сделал все, что мог.

Ну и, наверное, хватит. Если у Машки с Ларкой настроение не пропало».

Впрочем, мысли насчет настроения Машки с Ларкой были лишь дешевыми отговорками, что Иван прекрасно понимал, - Ларискино терпение явно кончилось, а потому тянуть с неизбежным дальше означало получить в доме хронически злющую от недотраха девицу, что ни его, ни Машку не устраивало никак. Хотя еще неизвестно, как бы себя чувствовала Лариска, если б они с Машкой сами, хоть и не говоря этого вслух, не хотели того же самого – и как бы не больше младшенькой.

Решительно выйдя из машины, он поднялся на этаж, сунул ключ в замок и вдруг почувствовал, что волнуется так, как не волновался с пятнадцати лет, когда вознамерившаяся лишить его девственности Клавка затащила его к себе и, раздевшись, пошла на него, хищно виляя жирноватой задницей. На секунду замер, трижды глубоко вдохнул и выдохнул, встряхнул плечами и повернул ключ.

Обе его женщины сидели в гостиной, на диване, с почти пустыми бокалами светлого сухого в руках, и, ехидно улыбаясь, глядели на него блестящими, возбужденными глазами. Лариска, как обычно, была полностью обнажена, а вот Маша...

Маша была в трусиках. Присмотревшись к низку подруги, он не заметил обычно видного сквозь полупрозрачную ткань края прокладки: налитые возбуждением нижние губки были видны до самого клитора, выделявшегося маленьким, но вполне заметным бугорком. «Черт...Может, тампон засунула? Какой «тампон», сроду она ими не пользовалась... Ну, значит, все. Попал. Сегодня я Ларискин...»

Как ни странно, но эта мысль его успокоила, и он, прекратив трястись, обвел дам не менее ехидным взглядом, чуть задержавшись при этом на Ларкиной порозовевшей физиономии и ощутимо напряженных сосках:

— И что празднуем?

— Что прааааазднуем... - загадочно протянула Маша. – Того без тебя не бууудет...

— Ну, так наливайте!

Лариска, едва не перевернув сервировочный столик, схватила стоящую на нем бутылку и, наклонив ее над свободной рюмкой, попыталась налить в нее вино. По комнате разнесся отчетливый дребезг стекла о стекло, Иван с Машей, переглянувшись, расхохотались, Ларка, вскинув голову, обиженно уставилась на старших, и тут же была обласкана в четыре руки: Маша, изъяв у нее бутылку, слегка шлепнула дочку по попе, а Иван, обхватив Ларкину голову ладонями, чмокнул ее в лоб, отчего младшенькая опять несуразно дернулась то ли к нему, то ли от него, прикрыла глаза, выдохнула сквозь сжатые зубы и, держа спину неестественно прямо, села на краешек дивана. Пришлось Ивану, наклонившись, чмокнуть ее еще и в губы. Лариска, открыв глаза, жалобно глянула на него снизу и, вздохнув, чуть расслабилась.

— Машка! Ты чего тут без меня с маленькой делала, а?

— Я? Рассказывала...

— Чего рассказывала?

— Ммммм... Ну, как тебе сказать... Что мы с ней делать будем, когда ты придешь... Ты где шатался, кстати?

— В спа, у Вадима...

— Ммммм... Умничка ты наш, - Маша засунула руки под футболку Ивана и, глядя на него снизу смеющимися глазами, принялась почесывать его живот пальчиками. – Чииистенький... Свеееженький... А с чего это вдруг, а?

— Дык... Предполагал!

Вадим искоса кинул хитрый взгляд на Ларку. Девица, приоткрыв рот, радостно уставилась на него и, выдохнув, заметно расслабилась. «Блять! Я-то думал, она траха боится. Эта сучка боялась, что его не будет! Ну, погоди у меня...»

А Ларка расслабилась настолько, что обрела связную – и при этом ехидную – речь:

— Дяяяядь Ваааааань... И что... пред-по-ла-га-ли?

— А вот что мама рассказывала?

— Ой! – Ларка, довольно хихикнув, откинулась на спинку дивана. – Прям все, что рассказывала?

Иван якобы сердито посмотрел на Машу:

— Болтушка!

— Ну, болтушка, да... А то я тебя не знаю... Да и вообще, сколько можно... ломаться...

Лариска немедленно и решительно поддержала мамино заявление: «Да! Сколько?», и Иван, поглядев на, похоже, окончательно утративших стыд и совесть дам, тяжело вздохнул:

— И впрямь, сколько...

Выдохнул, хихикнул и ухватил бокал со столика:

— Да и черт с вами! Ну, Ларка? За тебя?

Ларка, подскочив, шутя вытянулась во фрунт, Маша тоже приподняла попу с дивана, но, посмеиваясь, покачала головой:

— А вот не здесь. Поехали-ка, ребята, к нам в спальню. За Ларку сегодня пить надо возле коооечки. Правда, Вань?

«Ну, Машка. Устроила целый спектакль, а... Но маленькая и впрямь уже все жданки прождала, вон, бесится натурально, дальше, если ее всерьез не оприходовать, и впрямь мира в доме не будет. Довыебывался таки... Но, вообще-то, верно. Пусть младшенькая запомнит не только ощущения от хуя, а и обстановку...»

Однако вслух, хихикнув и покосившись на теперь уже чуть ли не подпрыгивающую от нетерпения Лариску, сказал:

— Ну-ну... Поглядим!

Лариска скорчила умильную рожицу, изображая несчастье, но в возможный облом не поверила.

И правильно сделала.

Столик, стуча колесиками, переехал в спальню, бокалы дам были долиты до краев, Иван, оглядев лица женщин, провозгласил тост «За любовь!», мягкое, но крепкое вино было выпито залпом, и женщины, наконец, подошли к Ивану вплотную. Тесно прижались к нему, осторожно чмокнули в щеки, Маша, стягивая с него футболку, потянулась вверх, Лариска, присев, сняла с него шорты и, обняв за бедра, уже почти по-хозяйски зарылась носом в пах. Но Маша подняла ее на ноги: теперь они вдвоем прижали свои губы к губам Ивана, он начал отвечать, и Машка, чуть отстранившись, отдала его дочке полностью. А сама, обнимая их сбоку, запустила руку между ними и принялась ласково готовить к бою почему-то до сих пор лишь чуть привставший Иванов инструмент.

Целовались они с Лариской долго, самозабвенно, до тех пор, пока задохнувшаяся младшенькая, изгибаясь всем телом, не отвалилась сама и, порывисто запустив руку вниз, потрогала источник женской радости, сжатый вокруг ствола маминой рукой. Но он был все еще не очень тверд. Открыв глаза, она отступила на шаг и с удивлением посмотрела сначала на маму, потом на дядю Ваню: старшие, переглянувшись, улыбнулись друг другу, Маша встала и, коротко обняв Ивана, чмокнула его в онемевшие после Лариски губы. Шепнула: «Пойдем...», мягко уложила его на кровать, чуть подвинула от края, ловко перелезла через него и, присев рядом, кивнула Ларке на край:

— Смотри...

Ларка присела, и Маша, глядя на нее шалыми глазами, приподняла любимую игрушку, опустила веки, тихонько поцеловала обнаженную головку и, не открывая глаз, медленно взяла ее в рот. Ларка тихо ахнула, Маша, открыв глаза, подмигнула ей: мол, учись! И принялась тихонько играться с самым кончиком, то забирая его между губ, то выпуская, лаская языком и рукой. Закинув голову назад, Иван одной ладонью обнял Лариску ниже талии и принялся мять ее попку, вторую руку запустил в Машины волосы и, тихонько постанывая, отдался женщинам полностью.

Как только инструмент налился силой, Маша, дважды плавно проглотив его до конца, беззвучно выпустила его изо рта и подняла глаза на Ларку:

— Поцелуй...

Нетерпеливо дернув взад-вперед бедрами, Лариска склонилась к бордовой от напряжения головке и осторожно, будто впервые, прикоснулась к ней губами. Иван, простонав чуть громче, вздрогнул и, переместив свою руку с Ларискиной попы на талию, потянул младшенькую к себе. Лариска вскинула затянутые сумасшествием глаза на маму и замерла: Маша, не меньше возбужденная, ухватила младшую за руку и потянула туда же, куда тянул ее дядя Ваня. А Ларка, похоже, думала, что мама просто отойдет в сторону...

— Ну!

Это нетерпеливое Машино «Ну!» вывело младшенькую из секундного ступора. Издав неясный, экстатический звук, она вспрыгнула двумя ногами на кровать, сразу усевшись на корточки над ногами Ивана. Посмотрела ему в лицо, увидела улыбку и поощрительный кивок, кинула взгляд под себя, на удерживаемую маминой рукой мечту, и вдруг, вместо того, чтобы сесть на колышек, рыбкой плюхнулась на Ивана, да так, что Маша едва успела выдернуть из-под нее руку. Застонав, выгнулась, запустила руку за себя, нащупала твердый, теплый стержень и, прижав его к нижним губкам, резко свела ноги. Сделала несколько судорожных движений бедрами вверх-вниз, опять выгнулась назад, потом вперед, плотно прижалась к груди Ивана, обхватила его руками и одним мощным движением перевернулась на спину, увлекая дядю Ваню за собой. Закинула пятки ему на попу, сдвинулась чуть вниз, пошевелила бедрами из стороны в сторону, пропустив руку между их лобками, направила в нужное место член и, откинув голову назад, с громким стоном приняла, наконец-то, дядю Ваню в себя, сразу до самого конца, до слабенькой, мимолетной боли в глубине.

Сидящая рядом Маша тихонько ахнула, Иван повернулся к ней, ожидая чего угодно, но Машке было не до него: она, явно машинально работая засунутыми в трусики пальчиками между своих нижних губок, любовалась лицом наслаждающейся дочки. Улыбнувшись, Иван медленно двинул свой источник радости наружу. Ларка, застонав, подняла бедра следом, он ответил встречным движением, чуть качнувшись из стороны в сторону – и почувствовал, как пятки младшенькой, оторвавшись от его попы, отправились в свободный полет. Уже ничего не боясь, со всей дури вбил в нее кол, почувствовал, как куда более тесное, чем у Машки, влагалище сладко ответило по всей длине, медленно сдвинулся назад, ударил в глубину еще раз, еще раз, и еще – и Ларку закрутило в сильнейшем оргазме.

Тихонько выбрался из гостеприимной глубины и прилег рядом, по другую от Маши сторону. Не успел поднять на подругу глаза, как она, потянувшись через Лариску, лизнула его в нос:

— Ваааааанька... Пиздец...

— Ага, - довольно ответил он и вдруг добавил: - Не мешай!

Маша выпучила шалые глаза и, засмеявшись, отвалилась на место. А он приник к Ларкиным губам, медленно, нежно начав заново поднимать младшенькую к вершине наслаждения. Долго ему возиться не пришлось, губами Лариска ему ответила сразу же, а уже через минуту судорожно дрочила его член, и он поставил ее на локти и колени, так, чтобы Машка видела, как он сейчас вдует дочке. Поняв все, Маша наклонилась вперед, нависнув лицом над Ларкиной попой, и, когда он, немного поиграв головкой на губках, не торопясь нырнул в глубину, азартно кивнула: так ее!

На этот раз он наслаждался Ларкиными прелестями много дольше. Младшенькая успела постоять на четвереньках, перевернуться и подставить ему свою главную дырочку в уже опробованной ими позе, потом, извернувшись, немного пососать стоящий вмертвую член, усесться на него передком, уложить дядю Ваню на спину и немножко попрыгать сверху, стоя сначала на коленях, а потом и на пяточках. Даже попробовала засунуть стояк себе в попку, но сморщилась: толстый, больно, и, не зная, что бы еще изобрести, опять встала на четыре точки. Потянувшись вниз, Иван поработал внутри пирожка языком и пальцами, доведя Ларку почти до края, и снова вошел в ее главную дырочку тем, чем положено. Ларка дернулась всего лишь раз и, задыхаясь, сползла с его члена вниз, распластавшись беспомощной лягушкой.

Иван остался стоять на коленях между ее ног, с удовольствием рассматривая подергивающуюся женскую сущность и легко поддрачивая при этом член. Насмотревшись всласть, поднял глаза на Машку: подруга, приоткрыв рот, смотрела на них с восторгом.

— Вааанька... Ларка запомнит...

— Еще бы...

— Чего стоишь-то... Ляг на нее сверху, засунь, полежи... Знаешь, какой кайф... Тяжеееелый... Внутри тяяянет... И горячо...

Все слышавшая Ларка, тихонько простонав, нетерпеливо повиляла попкой и чуть приподняла ее, подставляя дырочку. Иван, улыбаясь, хмыкнул: ну точно Машка. И тут же получил от самой Маши чувствительный толчок вниз: не измывайся! Поймав подругу за шею, чмокнул в губы, но Маша, смеясь, выдралась и опять толкнула его вниз, к Лариске.

Раздвинув младшенькой ножки пошире, он, подставив одну руку, прилег сверху, второй рукой заправил кол в жадно ответившую глубину и, засунув ладони под сиськи, не только улегся на Ларку всем весом, но и, выгнув, прижал ее к себе. Ларка под ним, сладко застонав, заерзала всем телом, заиграла попкой, сжимая и разжимая его инструмент, а он, отодвинув носом волосы с ушка, запустил язык в раковинку, чуть покусал мочку, сжал в ладонях сиськи, недолго, легко поиграл бедрами, и Ларка, засучив в воздухе пяточками, жалобно заныв, опять улетела туда, куда мечтают почаще попадать все женщины.

Иван, несколько удивленный такой ее скоростью, сказав «Пффф!», опять улегся на нее сверху. Прижал губы к ушку, смешливо прошептал:

— Ну, как?

Ларка ответила дрожащим, задыхающимся «Вввввау...» Иван чмокнул ее в ушко еще раз:

— Не раздавил?

— Неееееет... Ауууу... Дадь Вань, еще раз сделайте...

Иван, засадив член поглубже, немного повращал бедрами.

— Так?

— Ппппоближе... Ааааааух... Дааааа... Дааааа! Ауууууууу! Ммм... Ауууу! Ааааа... вынь... еп... Ыыыыых!

Иван выдернул член из пещерки и чуть приподнялся на руках, давая Лариске возможность пережить очередной бурный оргазм. Пока она, вздрагивая, билась об него то спиной, то попой, он повернул голову к Маше и вопросительно посмотрел на подругу. Та, не выпуская одной руки из трусиков, восторженно покачала головой и показала ему оттопыренный вверх большой палец. Он улыбнулся:

— А ты чего сидишь? Скидывай трусики, ложись рядышком... Такая же будешь!

Маша, потянувшись, благодарно чмокнула его в нос, шепнула: «Нееее... Ларкин день!», и шлепнулась на место. Иван с деланной усталостью вздохнул:

— Ну, Ларкин, так Ларкин, - и осторожно попробовал зайти пальчиком в вагинку жертвы. В щелке яростно хлюпнуло, жертва, ахнув, дернулась, и он понял, что низок у Лариски из-за сверхчувствительности пока к делу непригоден. Провел теми же пальцами по губам младшенькой: Ларка, пошевелив носиком, жадно раскрыла рот и принялась, громко чмокая, их обсасывать. Чуть растягивая Ларискин ротик пальцами, он оглянулся на Машу: подруга, облизываясь, поглядывала на его торчащий член. Он кивнул ей на свой низ головой, Машка чуть дернулась привычно, но остановилась и перевела взгляд на чмокающую Ларкину физиономию. Вздохнула, переступила коленками, облизнулась и, достав вторую руку из трусиков, ухватила дочку за плечи, потянув ее к Ивану мордочкой:

— А ну-ка, котенок, смотри, что у дяди Вани есть!

Чмокнув на пальцах Ивана в последний раз, Лариска приоткрыла глаза. Прямо перед ними чуть подрагивала розовая, мокрая, очень аппетитная головка. С энтузиазмом сказав «Ы!», младшенькая подняла голову, глянула на дядю Ваню – тот в ответ с улыбкой чуть подал бедра вперед, почти коснувшись кончиком источника радости ее губ, - и оглянулась на сидящую за спиной маму. Маша, уже опять запустившая пальцы в трусики, засмеялась и толкнула ее свободной рукой вперед и вниз:

— Че смотришь? Вкуснятина, ага... Пользуйся, пока дают... И вообще, долго я вас подпихивать буду?

Кивнув, Ларка повернулась к игрушке. Ухватила ее двумя руками у основания, приподняла, закрыла глаза, набрала в грудь воздуха, и плавно наделась ротиком на член, сразу достав губами до своих пальцев. Снялась, выдохнула, не переставая дрочить член двумя руками, обернулась к маме опять:

— Ввввввкусно...

Маша засмеялась: «Еще бы!». Иван шутливо цыкнул на подругу, взял Ларискину голову в ладони и, решительно развернув ее мордочку к себе, ткнул губами в объект. Ларка опять сказала «Ы!» и проглотила на этот раз чуть меньше четверти инструмента, обняла его кольцом напряженных губ и стала безо всяких изысков двигать головой взад-вперед, гоняя шкурку. Иван, убедившись, что в его руководстве младшенькая более не нуждается, потянулся через ее голову к Машке, ухватил подругу за соски, Маша пискнула, закрыла глаза, выгнулась, но тут же, взяв его ладони в свои, переместила их на сиськи Ларки. Откинулась на место и, смеясь, погрозила ему пальчиком: не хулигань! Иван фыркнул: ну и подумаешь, и, подхватив снизу, принялся разминать немного более плотные, чем Машины, груди младшенькой.

Какое-то время были слышны только довольные Ларкины причмокивания, потом сквозь них прорвался тихий стон Ивана. Остановив Лариску, он, облизываясь, посмотрел на Машу:

— Щас кончу...

Машка, энергично закивав головой, положила руку на голову Лариски, но младшенькая, дернувшись, скинула помеху. Открыв невидящие глаза, удвоила усилия, зачмокала, заметала волосами, и, наконец, руки Ивана переметнулись на Ларкину голову, он сделал несколько плавных движений бедрами, остановился и, глядя на Машу из-под полуприкрытых глаз, выдал Ларке семь таких порций сока любви, что Ларка, закашлявшись на четвертой, выпустила его естество изо рта. Следующая струйка животворящего жемчуга попала ей на щеку, но Лариска, не заметив этого, так толком и не прокашлявшись, снова ухватила губами головку и, шумно дыша носом, громко чмокая, принялась высасывать из нее остатки лакомства.

Тут же позади нее раздался мамин стон. Откинувшись на спину, разбросав ноги, Маша кончала, так и не сняв трусиков. Лариска, судорожно глотая, оглянулась на нее, потом подняла глаза на дядю Ваню, шумно вздохнула, опустила глаза вниз, сжав кулачок, провела им по колышку к себе, будто пытаясь выдавить из него последние капли, вдохнув, тихонько коснулась кончика губами – и, хрипло выдохнув, отвалилась назад, упав на спину рядом с мамой.

Усевшись на пятки, Иван почесал ослабший агрегат и довольно оглядел своих женщин. Раскрасневшаяся Лариска лежала, расслабленно вытянувшись во весь рост, закинув руки за голову, часто дыша и облизывая улыбающиеся губы, и глядела на него блестящими глазенками из-под полуприкрытых век. Жемчужного потека на своей правой щеке младшенькая, похоже, так и не замечала.

Лежащая рядышком Маша была в куда как большем тонусе: голова закинута назад, глаза закрыты, одна рука на быстро вздымающихся грудях, ладонь второй ищет что-то на животе, правая нога вытянута, левая согнута в колене и, постепенно замедляясь, плавно ходит из стороны в сторону, то открывая, то закрывая ему вид на промежность, укрытую насквозь мокрыми в этом месте трусиками.

Улыбнулся: «Ну, вот. А я еще боялся, что вдвоем они меня заебут насмерть. Пока что вон, обе красавицы на ближайшие полчаса только дышать смогут, а я еще хоть куда! Даже и проще: Ларке только присунь по-взрослому, она тут же в аут, а Машка так и вообще, кажется, на нас с ней глядя кончает так, что лучше и не надо...»

В глубине души он прекрасно понимал, что и Ларка под ним кончала так быстро только потому, что измучилась ждать, пока он победит свои комплексы, а мама действительно смирится с неизбежным, и что сама Маша вприглядку, конечно, тоже кончает, но именно «тоже», и количество его трудов это если и сокращает, то ненамного, подруга все равно потребует свое. Да и вообще от того, что он трахнул Ларку всерьез, ни для кого, кроме самой Ларки, ничего не изменилось, да и для нее по сути немногое, и за те годы, что им втроем предстоит еще прожить, может еще случиться все, что угодно.

Но сейчас, глядя на так и не прекращающую облизываться Ларку и наконец опустившую ногу, медленно успокаивающую дыхание Машу, думать всерьез Ивану не хотелось совсем. Уж больно приятое зрелище было перед его глазами. Вот только...

Озабоченно покачав головой, он потянулся к Маше, аккуратно зацепил пальцами резинку трусов и потянул мокрую тряпочку к коленям. Машка, не открывая глаз, уркнула что-то, вроде, протестующее, но тут же, не сдержавшись, чуть улыбнулась и, насколько хватило сил, приподняла попку. Трусики полетели к двери, Иван, наклонившись, чмокнул Машку в нижние губки и, чуть раздвинув женщин бедром, улегся между ними на спину.

Лариска, сладко потянувшись, немедленно перевалилась на бок, закинула коленку на бедра дяди Вани и притерла щеку к его груди. От ее физиономии в нос Ивану попал очень знакомый запах, и он, улыбаясь, одним пальцем снял с мордочки младшенькой потек своего сока. Поднес палец к Ларкиному носу, та, закрыв глаза, втянула запах и лениво сказала «Ам!», но Иван отдернул руку.

Повернув голову, поднес перемазанный палец к носу Маши. Подруга, очень похоже на Ларку пошевелив ноздрями, лениво приоткрыла ротик, он смазал белую, чуть комковатую пенку с пальца на ее губы, Машка лениво облизала их и, не открывая глаз, проворчала:

— Угу... И это все, что мне теперь будет доставаться...

Иван, почувствовав, как мимолетно напряглась на его боку Лариска, выпучил глаза и, заржав в голос, притянул Машку к себе. Поцеловал куда-то в скулу и, задыхаясь от смеха, выдавил:

— Ну, даешь... Еще с Лариской подеритесь...

Услышал, как, расслабившись, засмеялась Лариска. А Маша, еще слабая после оргазма, тихонько улыбнулась в ответ, накрыла горстью Иванов агрегат и, показав дочке язык, захихикала:

— Б-е-е-е-е! Вот, больше не дам! Мое!

Лариска, положив свою лапку поверх, успокаивающе погладила мамину ладонь:

— Да, твое, твое, чье ж еще. Я тут так, чтобы вам веселее было!

Старшие, переглянувшись, рассмеялись опять. Навалившись на Ивана сиськами, Маша чмокнула дочку в нос:

— Веселушка, блин! Ой, Ларка... Хоть понравилось?

Ларка потерлась щекой об грудь Ивана.

— Ыыыыых... Поняла, чего ты так пищишь, когда под дядей Ваней корячишься...

Старшие опять засмеялись. Ответил Ларке Иван, с деланной укоризной:

— Почему обязательно «под»? И «над», и «рядом», и еще много как! Ты вон как сейчас вертелась, а? Мама не хуже!

— Вертелась, да... - Лариска, вдруг озадачившись, отлепилась от дяди Вани и, отведя коленку в сторону, полезла пальцами в низок. – Так и есть... Вертелась-вертелась, а толку с вас, дядя Ваня, ни-ка-ко-го!

— Ах, ты! – Иван, засмеявшись, потянулся к Ларискиной попке. – Вот больше не буду, узнаешь! Все маме, и только маме! Ты сколько раз сейчас кончила, а?

Ларка пренебрежительно отмахнулась:

— То ли два, то ли три... А, неважно, я с вами всегда быстренько и хорошо. Хотя... - тут Ларка покосилась на удобно устроившийся в маминой руке полунаряженный инструмент дяди Вани, - с ним тоже интересно...

Облизнулась, хихикнула и продолжила:

— Особенно, когда спускает! Мам, дядя Ваня первую дозу всегда так сильно дает?

Маша, расслабленно лежащая по другую от Ивана сторону, чть пожулькала в пальцах головку члена, покосилась на него и довольно промычала: «Угу». Пошевелилась и смешливо добавила:

— Я поначалу иногда аж захлебывалась. Ты смотри, если Ванечка первый раз за день тебе в ротик кончать будет, то язычком ему дырочку вот так, - и она показала пальцами, как именно следует это делать, - прикрывай, тогда хорошо... А то сразу в горло, и закашляешься, и вкуса никакого. А во вкусе самый смак... И вниз тоже ниче... Попробуй как-нибудь, чуть выпусти его из глубины, чтобы в матку выстрелило. Прияяяяятно...

Потеревшись головой о грудь Ивана, она промурлыкала что-то удовлетворенное и прикрыла глаза, явно намереваясь спокойно восстанавливать силы дальше, но Ларка заинтересовалась техническими вопросами:

— Мам, а в попку?

— Ну что... в попку и в попку... Попробуете потом... Тебе, может, вообще не понравится...

— Не, я не про то. Когда кончает?

— Когда кончаааает... Когда в попку... - тут Маша пошевелила предметом обсуждения, и Лариска немедленно повторила движение за ней, - кончааааает... то чем глууууубже, тем лууууучше... Только, если в попку соберетесь, промой ее сначала... И потом дяди Ваниного дурака никуда не пускай, пока не вымоет. Или сама вымой... Ванечка лююююбит, когда я его дурака мою... Только нежно...

— Само собой, мам, - опять хихикнула Лариска и, перескочив на коленки, чмокнула торчащую из маминых пальцев головку. – Как можно! Он у нас один... Ой, дядь Вань! А мама-то вам надрочила, уже стоит почти совсем...

Маша сжала колышек чуть посильнее, убедилась, что Ларка права, хмыкнула и, заулыбавшись, убрала руку – мол, к вашим, Ларик, услугам, и никак иначе. Лариска немедленно прихватила освободившуюся игрушку руками и, держа глаза в паре сантиметров от кончика, принялась медленно гонять шкурку.

Приподняв голову, Иван некоторое время наблюдал за процессом, а потом, чуть развернув Ларискину выставленную вверх попу, запустил пальцы в ее пещерку, за что получил от младшенькой благодарный взгляд. Засмеялся:

— Все же вы, бабы, эгоистки конченые. Как вам лучше, обсудили, а как мне? Или совсем неинтересно, а? Еще и обзываете его всяко. Дурак вам, видите ли...

Он слегка лягнул бедром Машку, но подруга только улыбнулась чуть пошире, даже не подумав хотя бы открыть глаза. Тогда он запустил в Ларкину сущность второй палец, положил большой ей на кнопочку счастья и ощутимо сжал щепоть. Младшенькая, радостно пискнув, ответно сжала в кулачке член и повернула к нему возбужденную мордочку:

— Ай, дяяяядь Вань...

— Чего «ай»?

— Хорошоооо...

— Знаю, что хорошо. А кто только что говорил, что толку нет?

И чуть повертел большим пальцем, отчего Лариска, прикрыв глаза, закинула голову вверх и шумно задышала.

— Э-э-э, нет, родная... Этак у нас разговора не выйдет, да?

Ларка смешливо пробормотала: «И не надо», но дядя Ваня, прекратив ласкать кнопочку, засунул два пальца чуть глубже:

— Нет уж, за базар отвечать надо! Что не так?

— Ыыыыы... Дядь Вань, не так глубоко...

— А по делу?

— Так и я по делу... К самому входу, дядь Вань...

И сама потянула бедра чуть вверх, снимая свою глубину с пальцев.

— Вот туууут, да...

— Что «тут»?

— Не так...

Иван, вдруг посерьезнев, осторожно пошуровал пальцами, присматриваясь к Ларкиной реакции.

— Что тут не так? Больно, маленькая?

— Нееееет... Неужели не чувствуете?

— Дык... Вроде все, как обычно...

Лариска, фыркнув, снялась с дяди Ваниных пальцев и уселась на пяточки.

— Вот именно! Как обычно! А должно быть?

Дядя Ваня, покосившись на наконец открывшую глаза Машу, потряс головой:

— Ларка, загадками разговариваешь...

Завалившись на попку, Лариска раскинула ноги только что не на шпагат, выпятила низок, раскрыла пальцами одной руки блестящий от смазки низ щелки и, зацепив указательным пальцем второй руки вредную пленочку, оттянула ее вперед.

— Ы-ы-ы-ы...

Выпучив глаза, Иван протянул руку и, потыкав пальцем в выпяченное место, поднял глаза на Ларку:

— И... чего? Ты туда что только не толкала, и ждала, что от моего она растворится, что ли?

Тут из-за его спины подала ехидный голос Маша:

— Ларк, так это ж отлично. Трахайся сколько хочешь, с кем хочешь, когда хочешь и как хочешь, а потом мужу покажешь: вот, гляди, ты у меня первый... Мне такой лафы и близко не было!

Лариска, отпустив нижние губки на волю, скорчила презрительную физиономию:

— Ты еще пещерных людей вспомни. Нынешние мужики, если целка, так и связываться не будут. Мол, чего она умеет, егозня одна...

И пригорюнилась. Машка съехидничала опять:

— Ну, не надо, так и не говори. Мало ли, что там у нас за складочки бывают. Тебе бы не сказали, так ты бы, Вань, понял, что это за фигня?

Иван засмеялся: «Вряд ли», но Ларка, похоже, относилась к проблеме всерьез:

— Эх... Ничего-то вы не понимаете. Это не для мужиков, это мне самой надо... Дяяядь Вань, ну сделайте меня женщиной, а? По-нормальному!

Елозя попой, переползла ближе к Ивану, вытянулась на животе, уложив подбородок ему на живот, и принялась поглаживать лапкой:

— Ну дяяядь Вань...

«Тьфу ты... Вот еще проблема на мою голову. Ну, сделаю, раз это Ларке важно. Вот только как... Пальцами зацепить, да и на себя? А покалечу? Внутрь давить надо, так физиологично, как доктора говорят... А чем? Ну и возбудить Ларку сначала надо до подпрыгивания, иначе больно ей будет... Ладно. Сначала – отмазка, а там придумаем».

— Ладно, Ларик, ладно. Мне ты в любом виде нравишься, хоть с целочкой, хоть без, но, раз для тебя это важно... Кстати: я эту твою дырочку, - он похлопал младшенькую по низу попки, - еще, собственно, толком и не распечатал.

Ларка непонимающе прибавила глаза и тут же, догадавшись, довольно заулыбалась:

— Ну, да... Вот когда спустите туда, тогда и... Можно считать, пуск в эксплуатацию состоялся...

— Вот именно! – торжественно ответил ей Иван и тут же почувствовал, как Маша незаметно для Лариски приласкала лапкой его бок. «Так. Одобрямс, значит. Ох, Машуля, останешься ты у меня сегодня с одной приглядкой, без сладкого совсем... Ну, ничего. Мы с тобой свое возьмем!»

Вздохнул, разочарованно посмотрел на опавший без женского присмотра член и продолжил:

— Только вишь, какое дело... - кивнул он на свой пах головой, - перекур требуется. С перекусом. Кушать хочешь, маленькая?

Ларка, перевернувшись набок, задумчиво почесала свой живот и с некоторым удивлением ответила «Ага...» И сразу же запотягивалась Маша:

— Ну да. А то ишь, разыгралась. Лишь бы трахаться, а мужика сначала покормить надо, потом за х... тьфу! Ну, ты поняла...

— Ага, мам. Только никакое он не «тьфу», - ответила Ларка, принявшись любовно, одними подушечками пальцев оглаживать источник женской радости. – И никакой не «дурак». А очень даже умный, красивый и лаааасковый... Вон, у него и голова есть... розовенькая... с глазиком...

Засмеявшись, Иван отогнал увлекшуюся младшенькую от своего самого ценного места, да и Маша, поднявшись, уже ждала ее у выхода из спальни. Чмокнув напоследок дядю Ваню в губы, Ларка вспорхнула с кровати, и женщины подались на кухню.

Оставшись в одиночестве, Иван заправил на место шкурку, стянутую с его нижней головы Лариской, почесал агрегат и удивился пришедшему снизу необычному ответу. Обычно меньшой братец достаточно четко сообщал, что ему хочется: бабу, поссать, или чтоб оставили в покое. Даже и промежуточные состояния, вроде «мне плевать», были редки.

Еще раз почесав причиндал, он, так ничего и не поняв, хмыкнул и, решив, что это дело лишним точно не будет, отправился в туалет. Не всерьез отлил, сполоснул под краном руки и приятеля, вышел в гостиную, и услышал с кухни весьма аппетитные звуки.

Тихонько зашел туда. Маша с Лариской его не заметили, и он остановился в дверях, любуясь стоящими к нему попами, плечо к плечу, дружно работающими и при этом над чем-то тихонько посмеивающимися дамами.

Дождался двух очень похожих, ласковых взглядов, подошел к женщинам сзади, обнял их за плечи, получил дружное «Мурррр!» и повел руки вниз, по бокам, по бедрам, на попки, потом ближе к себе. Нырнул пальцами между бедер, почесал щелки. У Маши было сухо, и она, не отрываясь от дела, привычно потерлась затылком о его плечо.

А Лариска вдруг замерла, ахнула, со стуком выронила нож, зажмурила глаза и присела. Его палец провалился в мокрую глубину, задел там что-то такое, отчего младшенькая выпятила попку и, выпустив воздух сквозь сжатые зубы, оперлась руками об стол, и он вдруг ощутил, как приятель неудержимо встает, а его всего начинает буквально трясти от желания так, как трясло считанные разы в жизни.

Почувствовав, что происходит рядом, Маша повернулась к нему лицом, их взгляды встретились, подруга, увидев его глаза, понимающе и даже чуть испуганно опустила ресницы. Он хрипло прошептал:

— Знаете что, девочки? А ведь перекус может и того... подождать...

Прикрыв рот ладонью, Маша неуверенно ответила: «Может...», но Ивану было уже не до нее. Прижавшись к младшенькой сзади, он повернул ее лицо к себе и впился губами в ее губы. Ларка ответила не безвольными губами, всем телом, и он подхватил ее на руки.

В спальне ему на глаза первым попалось кресло, на котором Машка обожала принимать от него оральные ласки. Он усадил туда полубессознательную Лариску, разложил ее ноги по подлокотникам, упал перед младшенькой на колени и кинулся губами к ее пульсирующему цветку. Коснулся ими торчащей из-под капюшончика пуговки клитора, Ларка, подбросив бедра, взвыла, и он нырнул в нее сразу двумя пальцами, а потом, боясь, что Лариска кончит, а он так и не успеет сделать то дело, ради которого он ее сюда положил, добавил третий. Но влагалище, принимая его, только жадно хлюпнуло, и следом нырнул мизинец, а потом и большой, он начал резко, толчками забивать сложенные лодочкой пальцы все глубже и глубже, а Ларка тихонько завывала в такт, беспорядочно дергая бедрами, животом, грудью, всем телом, потом большой палец возле самой последней костяшки уперся в эластичную, но ощутимую преграду, он чуть повернул ладонь, надавил – и преграда исчезла, а Ларка этого, кажется, и не заметила, продолжая биться низком об его руку, пытаясь принять его кулак, как Машка, полностью, и Иван с трудом остановил себя. Нет, нельзя, не рожала, порву...

Вытащил руку, мельком глянул на костяшку, увидел небольшое, меньше ногтя, пятнышко крови, и опять кинулся к Ларкиной прелести лицом. Раскрыл бутончик, приблизился вплотную, и лишь тогда увидел на пленочке скрывшийся в розовых складках разрыв с краями, покрытыми начавшей уже запекаться кровью. Несколько раз провел по нему языком, зализывая, и вдруг почувствовал, что у него самого бедра трясутся уже не хуже Ларкиных, а в голове происходит и вовсе что-то страшное.

Зарычав, подскочил на ноги, подхватил Ларку, развернулся и, едва не столкнувшись с испуганно шарахнувшейся в сторону Машей, бросил младшенькую лицом на кровать, навалился сверху, смял ладонями груди, вошел – и сразу, не успев даже хлопнуть лобком по Ларкиной попе, взорвался семенем. А Ларкино лоно продолжало мощно, судорожно сжимать и отпускать его инструмент, и он сделал еще несколько резких, во всю силу движений, до тех пор, пока Ларка, захрипев, не напряглась вся, а потом медленно, продолжая дрожать внутри, расслабилась.

Поднял голову, увидел рядом с кроватью испуганную Машу, не выходя из Ларки, грубо схватил ее за руку:

— Иди сюда, мать твою!

Маша безвольно подчинилась, он, кажется, едва не перекинул ее через Ларку на середину кровати и, с хлюпанием вывернув елдак из младшенькой, навалился на старшую свою женщину сверху. Расшвырял подруге колени, засадил, начал двигаться точно так же, как в Ларке, грубо, мощно, не обращая на реакцию Маши никакого внимания, лишь чувствуя, что все будет хорошо, потому что подруга, глядя на них с Лариской, намокла так, что лучше не бывает, и сейчас не нужны никакие изыски, и нежность не нужна, сейчас мы два совокупляющихся животных, и это великолепно, потому что бывает редко, и кончается всегда хорошо. А Машка, поначалу, повернув голову к Ларке, лежавшая бревном, после первого же Ларискиного неуверенного шевеления вдруг закинула голову назад, обняла его всеми четырьмя, и стала отвечать, да так, что он, испугавшись ей что-нибудь порвать, даже снизил мощь своих ударов. Потом чуть приостановилась, простонала что-то невнятное, столкнула его с себя и, перевернувшись, встала на четвереньки.

Пока она переворачивалась, пока, тяжело дыша, чмокала Ларку, пока он пристраивался сзади, морок в голове немного рассеялся, и, встав за Машкой на колени, он был уже более или менее вменяем. Посмотрел туда, где только что побывали Машины губы: младшенькая лежала по-прежнему на животе, щекой на простыне, но из-под полуприкрытых век уже выглядывали блестящие глазенки, а на губах удобно разместилась довольнющая улыбка. «Ну да, радости сегодня – полные штаны. Выебали, целку дурацкую порвали, теперь вот родители еще и цирк устраивают. С конем», - весело подумал он и подмигнул. Лариска, приподняв голову, уставилась на нетерпеливо вздрагивающую мамину попу. Ухмыляясь, Иван, чуть отодвинувшись назад, чтобы Лариске было видно, одной рукой грозно повертел член в воздухе, второй рукой зафиксировал мишень и, преувеличенно размахнувшись бедрами, со смачным звуком засадил кол в Машину пещерку. Лариска, опуская голову на место, довольно хихикнула, Машка, подыгрывая, ахнула, он, качая попой из стороны в сторону, пошел назад, невольно сравнил ощущения – «да, тут посвободнее будет, но роднее», и, уже на чистой технике, в две минуты довел Машу до вибраций и неясных всхлипываний. Порадовался: «Молодец баба! Только что дочку на ее глазах целки лишили, другая бы способность кончать навсегда потеряла, а этой хоть бы хны», аккуратно снял ее с инструмента, уложил на простыню и, тяжело дыша, откинулся на пятки.

Дамы, лежащие перед ним на животах, Машка со все еще чуть вздернутой кверху попой и тяжело дышащая, Ларка – уже совсем расслабленная, глядели друг на друга и радостно улыбались.

Иван не менее довольно, чем они, вздохнул, и Лариска, приподняв голову, повернулась к нему:

— Дяяяядь Вань...

— М?

— Целка... всё?

Иван, улыбнувшись, кивнул:

— Не больно было?

— Нееее... Я в полете была... Вроде, что-то там, - Лариска пошевелила попкой, - как щелкнуло, что ли... И все...

Маша медленно перевернулась на бок.

— Ларк... Покажи...

Но Лариска закокетничала:

— Маааам... Ну оклематься дай...

Вышло забавно, и Иван с Машей дружно хихикнули. После чего Маша, протянув руку, поправила дочке волосы:

— Ну и ладно... Поздравляю с официальным вступлением в женский клуб... Только технику безопасности подучи, а то ведь сейчас блудить начнешь... Вы сейчас такие, свободные...

Ларка фыркнула:

— Задолбали с этой «техникой безопесности». Все я знаю... И мне блуд зачем? У нас дядя Ваня есть... Вон, как хорошо с моей целкой разобрался...

Последние слова она произнесла уже лежа на спине, сладко потягиваясь и почесывая то место, где только что произошли принципиальные изменения. Маша, скептически покосившись на нее, с просыпающимся обычным ехидством уставилась на Ивана:

— Технично, ага...

Иван скромно потупился и повозил по простыне пальцем:

— Ага... Я вот и думаю, не пойти ли в профессионалы. Это как специальность называется: «дефлоратор», да?

Женскому возмущению не было предела, и дамы, только что лежавшие перед ним в полной расслабленности, подскочили, дружно завалили Ивана на середину кровати и, растянув его крестом, принялись кусать за бока. Пока не встретились физиономиями в одной точке, - той, куда их, похоже, привел инстинкт. Но трогать репер не стали: переглянулись, захихикали и, похожими движениями почесав животы, выпрямились, отпустив при этом жертву.

— Ох, Ванька... С тобой не затрахаешься, так с голоду помрешь. Пошли, Ларка, подмоемся, да все же на кухню?

Ларка с сожалением посмотрела на то место, над которым только что были их с мамой физиономии, и, хотя ничего особо аппетитного в этот момент там не было, разочарованно вздохнула:

— Пойдем...

Проводив их глазами, Иван про себя хихикнул: «Вторая попытка. Маленько подождать, да опять устроить им незачет? Ладно... Зачем мне голодные бабы, да и самому уже не грех и пожрать. А в пизденки друг другу за моим соком уже не лезут, разбаловались!»

Уселся на краю кровати, радостно потянулся, оттянул шкурку на мокром, приятно чешущемся елдаке, помахал головкой в воздухе, охлаждая ее после перегрева, и засмеялся: «Что, поработал, братан? И где тебе больше понравилось? Обе хороши, каждая по-своему? Ну да, верно. То-то, а ты в Ларку еще боялся залазить, бестолковый... Надо было, чтобы мы с Машкой не просто смирились с неизбежным, но сами захотели его, а Ларка извелась от желания? Ну, тоже верно. Вроде, не передержал ни младшенькую, ни старшенькую, все как само собой случилось. Счас только Ларку надо будет в рамки загнать, чтоб, свое получая, нам с Машкой не мешала. Управимся, девка умная, может, даже и сама себе рамки поставит. Но это потом, а сегодня в усадьбу не поедем. И завтра не поедем, и спим сегодня втроем, и – трахаемся, трахаемся, трахаемся! До усрачки, как с Машкой в феврале, и чтоб все трое запомнили! Сейчас поедим, и дальше полетели. Ты как, братан, готов?»

«Братан» отреагировал более, чем положительно, в благодарность Иван пару раз его вздрочнул и, не дав подняться окончательно, осторожно опустил между ног.

«Молодец Вадька. И впрямь, по первому требованию торчать начинает. Ну, бабы, держитесь! Заласкаю! А, кстати, где они?»

Пойдя на шум воды, он обнаружил своих дам в ванной. Ларка, сидя на краю джакузи, удерживала пальцами свою нижнюю прелесть в раскрытом виде. Перед ней на корточках сидела Маша и осторожно, несильной струей отполаскивала дочкин пирожок. Судя по блаженной мордочке, дочка чувствовала себя если не на седьмом, то где-нибудь на пятом небе точно, причем довольно давно.

Остановившись в дверях, Иван тихонько кашлянул. Маша обернулась к нему с весьма озабоченным видом:

— Пришел... Полотенце дай!

Ларка, открыв глаза, недовольно проурчала, но Маша не обратила на это никакого внимания. Осторожно промокнув розовые складки, она расправила их пальцами и поднесла лицо почти вплотную. Рассмотрев подробности, хмыкнула:

— Ага, все... - и обернулась через плечо к Ивану. - Вань, ты ей сколько сюда запихал?

Иван, улыбаясь, показал ей сложенную щепотью ладонь и провел второй рукой по последней костяшке большого пальца. Маша сказала «Ой!», повернулась к Ларкиной прелести, вздохнула, чмокнула дочку куда-то возле клитора, отчего Ларка опять закрыла глаза и блаженно вздохнула. Проворчала:

— Изодрал все, как есть, варвар! Давай крем...

Ларка, не открывая глаз, почесала указательным пальчиком между мамиными пальцами, хихикнула и пробормотала: «Ну уж, все. Если бы все...» Маша подняла голову, тоже хихикнула, сказала «Тьфу!», отпустила Ларискину промежность, ласково пробормотала: «Блядешка!» и шлепнула Лариску кончиками пальцев по еще не совсем закрывшемуся сокровищу. Ларка расплылась в улыбке и повела бедрами из стороны в сторону, всем своим видом показывая: «Да! Ну и что?», в ответ на что старшие засмеялись уже вместе.

Царапинка в Ларискиной вагине была смазана поданным Иваном кремом, Лариска, после некоторого пассивного сопротивления, поставлена на ноги и со словами: «Брысь на кухню, я сейчас! И на письку тебе мораторий! На... на... Ну, в общем, на пока!», изгнана мамой из джакузи.

Неуверенность Маши в сроке моратория вызвала ржание уже Ивана с Ларкой, в результате Лариске перепал от мамы шутливый шлепок. Пискнув, она дернулась вперед и влетела в Ивана, была обнята, приподнята, чмокнута в губы, в результате как-то сразу обмякла до того, что на ноги Иван ставил ее уже с большой осторожностью, и даже, поставив, немножко придержал за плечи. Увидев, что младшенькая открыла глаза, он отпустил ее, держа руки наготове, но Ларка, чуть покачнувшись, устояла. Открыла глаза, утробно проворчала: «Ну вас. Жрать охота!» и, улыбаясь, выбрела из ванной.

Иван обернулся к Маше, пристраивающей наконечник шланга в свой низок. Смеясь, протянул руку:

— Дай, помою!

Хихикнув, Маша убрала шланг за себя:

— Щас. Знаю я твое мытье: сама не замечу, как раком встану!

Иван, прищурившись, склонил голову:

— Грубишь, милая... А то тебе неохота?

— Ну, охота... Оттого и грублю... Сейчас поедим, и будет совсем охота... Уй, Вань... Уйди, а? Ну не могу я на тебя сейчас смотреть спокойно, сразу не то слово, что чешется, аж дергается там все...

— Ага, уйду... К Лариске...

Машка опять хихикнула:

— Теперь так и будешь бегать: одна не дает, второй пугаешь... Дай хоть поесть ребенку...

Иван только хотел ответить: «Ага, «не дает». От вас обоих бегать впору», но Маша вдруг посерьезнела:

— А знаешь что, Вань? Я вот думаю...

— М?

— Мы с братом два года очно не виделись... Все то по телефону трепались, теперь скайп, но это ж все не то... Может, съездить мне к нему на недельку, а? А ты эту недельку отдохнешь. Дома. У Ларки каникулы...

И, сделав вид, что увлечена процессом подмывания, спрятала глаза под ресницами.

Иван, откинувшись назад, сложил руки на груди.

— М-да... Правду говорят: баба дура не потому, что дура, а потому, что баба. Ты тоже, даром что умная! Ты чего себе удудмала, а?

Маша на секунду вскинула на него глаза:

— Чего-чего... Как лучше... Вам с Ларкой...

Иван тяжело вздохнул и, присев на край ванны, заглянул снизу в Машино лицо.

— Машка, так лучше не будет. Ты что, не поняла? Ни-че-го не изменилось. Ни-че-го! Ну, запустили мы Ларкину пизду в эксплуатацию, и что из этого? Она и сама бы нашла, с кем, не сегодня, так до конца лета точно. Кобылища-то смотри какая, да лето, да безделье, да гормон вовсю... Вон, только прижал сейчас к себе – все, уже ножки разъехались. Она сама с нами хотела, нас с тобой это тоже устраивает, ну и сделали, как мы, все трое, хотели. От того, что я в нее свой хуй поганый теперь сую, она мне женой не станет. Дите и есть дите. Наше дите! Играем мы с ней так, поняла? А жена у меня одна. Ты. И второй мне не надо.

Протянув руку, он решительно забрал у Маши шланг и, обхватив ее за попу, потянул к себе:

— Иди сюда, дуреха...

Маша подняла лицо и посмотрела ему в глаза, а струя теплой, почти горячей воды уже вовсю гуляла между ее нижних губок, то приподнимая капюшончик клитора, то ныряя во влагалище, то чуть растягивая попку. Еще секунду серьезно посмотрев на него, Маша зажмурилась, расплылась в улыбке и, присев пониже, неуверенно схватила его за руку:

— Вааааньк... Ну, не надо... Ну поедим, потом...

— А ты все поняла?

— Ууууй, Ваньк... Да все, все... Ну Ванюююша... Ну... ох...

Иван засмеялся:

— Ладно, черт с тобой. Живи. А то мне тоже... Того. Жрать охота... Брысь на кухню, бестолковая!

Маша, выпрямляясь, сказала «Ох!», вылезла из джакузи, уселась, широко раздвинув ноги, на колени Ивана, лицом к нему. Глядя счастливыми глазами, прижалась сиськами, отстранилась, чмокнула мужа в губы и чуть тяжеловато встала:

— Ладно, пойду... А то и впрямь... До греха...

В двери он поймал ее за руку и на секунду задержал:

— А насчет брата – съездим все втроем. Наверное, в августе. Родню, тем более такую, забывать нехорошо. Ага?

Вильнув попой, Маша томно сказала: «Посмотрим...»

К чему это «посмотрим» относилось, к поездке в Н-ск или к тому будущему, что случится после ужина, Иван не был уверен. Но Машке тот вариант, что она имела в виду, точно нравился.

Обернувшись, подруга засмеялась:

— И хуй у тебя очень даже ничего. Не смей его обзывать!

Показала язычок и ушла на кухню, где уже вовсю хозяйничала Лариска.

Поужинали в гостиной, сидя, по семейной традиции, рядком на диване, Иван посередке, приготовленными женщинами на скорую руку горячими бутербродами, запивая их прохладным красным вином. Первой рюмкой чокнулись с Лариской – Маша сказала «За новоявленную женщину!», Иван, ехидно хихикнув – «Ага. За баб-с!», за что был ожидаемо обозван Машей «господином поручиком». Лариска, чуть смущенно поведя плечом, лишь улыбнулась: ну да, новоявленная...

Насытившись, он, держа в руке бокал, откинулся назад, посмотрел вино на просвет и, отхлебнув, поставил его на столик. Женщины, дожевывая, с интересом косились на него с двух сторон.

Он подождал, пока у них освободятся руки и ротики, после чего, обняв, притянул их к себе. Чмконул сначала Лариску, потом Машу, задумчиво произнес:

— Так... Ну, значит, у тебя, Ларка, мораторий... А у тебя, Машунь?

Маша издала неопределенно-восторженный звук, и он, взяв подругу за затылок, повернул ее лицо к себе:

— Нет, значит, моратория? Это хорошо... Как думаешь, Ларка, хорошо?

Ларка, заерзав, плотоядным голосом ответила: «Ага!». Иван засмеялся:

— Че ерзаешь?

— Амммм... Ну...

— А я знаю, че ерзаешь. Машунь, покажем Ларке, как мы друг друга любим? Не наспех, но по-настоящему! Ларка хочет! Правда, Лар?

Ларка, растянув губы в ехидной улыбке, энергично кивнула головой, а Маша вдруг смутилась: «Ну, Вааань...», но Иван, встав сам, уже потянул ее вверх. Обнял, приник к губам, положил свои умелые руки на верх попы, и Маша, как обычно, принялась переносить свой вес с обмякающих ног на руки, обвитые вокруг шеи мужа. Доведя подругу до нужной кондиции, злодей чуть отстранил ее, запустил руку уже спереди, между влажными ляжками, и, глумливо улыбаясь, посмотрел на Машину несчастную, раскрасневшуюся физиономию:

— Ну, Машунь! Покааааажем?

Маша, прохрипев что-то невнятное, слабо торкнулась в него лобком. Иван подмигнул Лариске, мотнул ей головой – иди за нами, и, подхватив подругу на руки, понес в спальню.

В спальне на Ивана снизошло вдохновение, которым он быстро заразил Машу, и они, в первый раз за все время их знакомства, отлюбились с ощущением полной, совершенной свободы. Так, будто не то что в комнате, но на всей планете были они одни, и отвлекать от процесса их совсем некому.

Чему парадоксальным образом никак не мешала Лариска, то ползавшая вокруг, ловя наиболее интересные ей ракурсы, то устраивающаяся совсем рядышком и принимающаяся ласкать себя, а иногда, попав по случаю под чью-нибудь руку, и получающая мимолетную ласку от старших. Даже во время коротких перерывов, когда Иван с Машей, отдыхая, тихо ласкались, шепча ласковые глупости друг другу и Лариске, она лишь смотрела на старших с любовью и восторгом, никак не вмешиваясь в происходящее рядом сказочное действо.

Времени у Ларки хватило на все: начав в семь, они, обессиленные, окончательно разъединились уже в десятом.

Убедившись, что старшие ни на что интересное больше пока не годны, Ларка выскочила в туалет, вернулась, будучи по-прежнему в полном восторге, и, увидев, что Иван с Машей, лежавшие, сцепив ладони, вмертвую, уже моргают, с громким «Ох!» шлепнулась на них сверху. Старшие синхронно застонали и столь же синхронно прижали Ларика свободными руками к себе, за что были немедленно вознаграждены вполне убедительными Ларискиными поцелуями.

Наконец, Ларка утомилась целоваться и, перевернувшись на спину, втерлась между Иваном и Машей, просунула руки им под шеи и прижала их к себе:

— Ох... Взрослые, вы почему меня раньше не пускали поглядеть, а?

Маша слабо засмеялась: «Порнухи тебе мало?», но Ларка только нетерпеливо дернулась:

— Какая порнуха? Вы себя со стороны не видели! Это... это... даже не знаю, слова-то такого нет... Я раза три пристраивалась подрочить, так не идет, и все... Сижу, любуюсь, как на Рембрандта...

Иван, улыбнувшись, почесал Ларке за ушком.

— Ну почему нет, Лар? Есть... Любовь. Причем взрослая любовь. Она вот такая и есть. Отлюбились мы с твоей мамой, Лар. Маленько. Да, Маш?

Маша слабо охнула: «Ниче се, маленько...» и, с трудом приподнявшись на локте, посмотрела Лариске в лицо.

— Рембрандт, говоришь? Что, и... впрямь?

— Да, мам. Жалко... Вот была бы я гениальным оператором, сняла бы вас сейчас, Оскар сто процентов...

— Ага. В категории «лучшая порнушка всех времен», - засмеялся Иван. – Ларк, почти никто не поймет. Трахаются люди и трахаются, какая любовь, какое искусство? Это ж как с тем Рембрандтом: для подавляющего большинства элемент интерьера да понты, и все. До такого понимания расти надо...

— Я ж выросла...

— Угу. Элитная школа, у вас МХК чуть не доктор искусствоведения ведет, и часов сколько? Да плюс танцы, и не шманцы-обжиманцы, а классика, пусть и фолк... И мама умница, тебя сколько по музеям-концертам таскала? Домой приходишь, что слушаешь? Димубилана?

Лариска презрительно фыркнула. Потянувшись, Иван легко чмокнул младшенькую в висок и продолжил:

— Классику ты слушаешь, а если рок, то такой, что его любому симфоническому оркестру играть не стыдно... Эстетический вкус тренировать надо, без этого порнушку от любви не отличишь. Член стоит, в дырку сунули – все, порно... Ты даже своих одноклассниц вспомни. Они бы чего поняли?

Ларка чуть помялась:

— Ну... да. Не все... Лизавета, может, и поняла бы...

— И все?

— Хм...

Иван улыбнулся:

— Хотя и в порнушке, если нормально сделана, ничего плохого нет. В большинстве случаев сей процесс и впрямь больше ее напоминает. Так, как сегодня – это нам с мамой сказочно повезло. Да, Машунь?

Успевшая улечься на место Маша довольно сказала «Муррр!» и окончательно перевернулась на бок.

— Умничаешь, Вань... У нас, баб, все проще: оргазм есть – хорошо, оргазма нет... – она засмеялась, - тоже хорошо! Но не так... Мы к природе ближе, а у вас, мужиков, вечно заумь одна...

Иван ехидно засмеялся:

— Ну да. И где б ты сейчас была без этой зауми? Ты сколько раз с нее сейчас кончила, а?

Маша тихонько засмеялась: «У тебя любимое занятие – нас допрашивать, сколько раз кончили! Звезды на фюзеляже рисуешь, или как?» И вдруг, задумавшись, несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот.

— Ой, Вань... А ведь не знаю... Ни разу... Нет! Точно: как в гостиной улетела, так до самого конца себя и не помнила почти. Как-то волнами все: то нарастет, то чуть спадет... но ощущение... не знаю, как и сказать-то... Будто в ласковой вечности... Черт, Ванюшка... А ты ведь прав... В Большой Оргазм ты меня раз пять загонял, но там другое, там физиология чистая, напряжение сбросилось, оттого и кайф... А тут... В голове как-то чисто... И не только в голове... Ваньк, ты ж мне так и не спустил ни разу?

— Не-а...

— Я бы все равно, наверное, не почуяла. Это вообще на делание детей не похоже, это... Не знаю... Наверное, только люди на такое способны, зверушкам всяким для этого разума не хватает...

— Ну, как оно у зверушек, мы не знаем... - усмехнулся Иван. – А с тобой да, я так и почувствовал. Как растворились друг в друге, и до сих пор я тебя ощущаю всю... Вот сейчас у тебя внизу, возле правой нимфы, чуть задрожало, зачесалось...

Маша, прикрыв глаза, чуть отодвинула в сторону ногу и потянулась к названному месту. Почесалась, хмыкнула:

— И впрямь... Ой, Вань, как интересно... А где еще?

— Сейчас, погоди... - Иван, изображая сосредоточенность, наморщил лоб. – Ммммм... Так... Кажется... Да, сосочек... Правый, да... Самая вершинка...

Приподняв сиську рукой, Маша посмотрела на сосок:

— Хм...

Хихикнув, потянулась и лизнула коричневую вишню языком:

— Ну тебя... Ничего ты не знаешь, разыгрываешь...

— Может, да. А может, и нет. Вот сейчас у тебя опять внизу зачесалось... В самом низу, возле пещерки...

Маша скзала «Пффф!», улыбаясь, прикрыла глаза, и не полезла в указанное место.

— Ну, не хочешь, как хочешь. Ходи нечесанная. Кстати, Ларка, тебя я тоже чую... С тобой вообще все просто...

Ларка, до этого с интересом поглядывавшая на старших, оживилась:

— И... где?

— А вот где целочка была, там и чешется...

Чуть выгнувшись, Лариска с удовольствием почесала это место.

— Ага, дядь Вань... И вообще... Рембрандт Рембрандтом, а я, на вас насмотревшись, уже вся чешусь... Дядь Вань...

— А?

— Дяяяядь Вань, вы ж в маму не кончили? Можно.... я?

Маша с ленивым весельем ткнула ей пальцем в нос:

— Не пизденкой! Ей – завтра, сегодня пусть подживет.

— Угу, мам... Дяяяядь Вань...

— Ларка, дуреха! О таких вещах не спрашивают.

— А... как?

— Попробуй, и поймешь. Мне хочется или нет, мама как посмотрит...

Маша, ухватив мужа за полустоячий член, покачала его в воздухе:

— А че мама? Мама сыыыытая... А дядя Ваня неееет... Так что, Ларка, доделывай, чего я не смогла...

— Вау! – Лариска, едва не подпрыгнув, метнулась ротиком к мужскому достоинству Ивана, безвольно свесившему головку над обнимающими его Машиными пальцами. Но была ухвачена Иваном поперек живота и возвращена на место.

— Ларк, не так. Так со свеженьким мужиком можно, когда у него стоит еще до того, как ты лифчик сняла. А после твоей мамы за мою эрекцию еще надо побороться. Причем полная женская победа будет тогда, когда он встанет, а ты его еще ни разу не коснулась.

— Ой, дядь Вань! Это щас...

Ехидно посмотрев на мужа с дочкой, Маша отодвинулась от Ивана подальше, давая Ларке полный доступ к мужскому телу и, подперев голову рукой, принялась наблюдать за процессом.

Лариска, чуть растерянно облизнувшись, поднялась на колени. Оглядела распростертого перед ней дядю Ваню, вопросительно глянула на маму, но Маша лишь улыбалась.

Пошевелив носиком, младшенькая наклонилась и осторожно чмокнула Ивана возле пупка. Он тихонько, довольно уркнул, Маша очень похоже угукнула, и Ларка, прислушиваясь к этим подсказкам старших, села на ноги Ивана верхом, обхватила его бока лапками и медленно пошла губами и язычком вверх, постепенно вытягиваясь все больше. Коснувшись животом члена, остановилась, приподнявшись, глянула под себя, хмыкнула, подняла глаза на дядю Ваню и, принимая условия игры, напрягла руки, отстраняя тело от запретного места. А потом и вовсе перекатилась набок, к маме, и принялась тихонько играть на Иване кончиками пальцев.

На какое-то время он расслабился, наслаждаясь Ларкиной нежностью. Очнулся, когда ощутимо дрожащие пальцы младшенькой коснулись его сосков, слабо застонал от наслаждения, сглотнул и, не открывая глаз, шепнул: «Ладно, маленькая. Теперь можно все...»

Ларка не кинулась вниз. Точно так же, как до его слов, медленно, сладко, доводя его до стонов, до помутения в голове, почти до неистовства, прошла губами и ладошками весь путь от груди до заветного места, но и там не дала себе воли, а когда он попытался вжать ее голову в свои уже ломящие от перенапряжения яйца, тихонько отвела его руки:

— Лежите, дядь Вань... Я так хочу...

«Господи, как же они с Машкой похожи!», - в который уже раз умилился Иван. Повернул голову к жене: Маша, все поняв, улыбалась. Взяв его подергивающуюся от нетерпения руку, подруга в темпе Ларискиного замедленного кино принялась посасывать его пальцы, а внизу сама Ларка ласкала ставшую вдруг сверхчувствительной головку, и он, начав задыхаться от наслаждения, тихонько, совсем по-девчоночьи заныл. Смилостивившаяся Ларка обняла его крайнее тело кольцом напряженных губ, сдвинула кожицу вниз, все так же, мучительно медленно, провела язычком по уздечке, качнула затылком, член будто объяло пламенем.

Выгнув бедра вверх, он заорал что-то первобытное, отдавая Ларику свою жизненную силу – всю, без остатка, до последней, уже совсем жидкой белой капельки, подобранной розовым кончиком Ларкиного языка на середине ствола, и рухнул в черную, но почему-то совсем не страшную пропасть.

Минуту спустя Лариска уложила лишенный мощи инструмент дяди Вани на мягкую подушечку мошонки и выпрямилась.

— Ой, мам... Дядя Ваня-то... Спит?

— Тихо, Ларк. Иди сюда...

Лариска послушно опустилась на простыню между старшими. Прижав ее спиной к себе, Маша чмокнула дочку в основание шеи. Ларка чуть испуганно обернулась:

— Мам... Я... К себе?

— Нет, Ларка. Сегодня спи с ним. Заслужила. Так, как у тебя сейчас, он у меня ни разу не кончал. Пока...

— А... ты?

— А я с краешку...

— Мам, я... я нечаянно...

— Дуреха... Я, на вас глядя, сама кончила. Тихонько так, - засмеялась Маша. - Мы ведь друг друга любим. Все трое, правда?

Охнув, Лариска резко перевернулась к маме лицом и, уткнувшись мордочкой ей в грудь, уже оттуда глухо подтвердила: «Ага...» Потерлась там и, вытащив физиономию на свет божий, озабоченно поглядела маме в глаза:

— Мам... Но это ведь только пока, правда? Ты ведь сделаешь... такое?

Засмеявшись, Маша по слогам шепнула ей на ухо: «По-ста-ра-юсь! Подлиза... Во всех смыслах!» и толкнула дочку в плечо: мол, нечего ко мне ластиться, иди к Ивану.

Попытавшись изобразить огорчение, Ларка довольно улыбнулась, быстренько перевернулась лицом к дяде Ване и, сложив на него конечности, немного поиграв попкой, затихла.

Посреди ночи Иван проснулся от того, что Лариска повернулась к нему спиной. Машинально повернувшись следом, он, так толком и не проснувшись, осторожно запустил пальцы под соблазнительно выставленную попку младшенькой.

Что уж там снилось Лариске, неведомо, но в щелке было мокро. Не контролируемый сонным Иваном нижний его приятель тут же встал и, будто сам собою, осторожно полез в глубину. Удивленно притормозил – в пещерке было непривычно тесно, но, сразу успокоившись, нырнул в сладкое тепло до упора.

Не просыпаясь, Лариска проурчала нечто довольное, чуть пошевелила бедрами, надеваясь поудобнее. и, прижавшись щекой к руке Ивана, затихла.

С Машей у них такое случалось чуть не каждую ночь, и в этот раз все было по традиции: ленивый боец, не став будить женщину, потихоньку сам собой ослаб, и Иван, успокоенный тихим дыханием прижавшейся к нему Лариски и Машиным дыханием чуть подальше, опять крепко уснул.

Загнав машину на стоянку возле подъезда, Иван поднял глаза на родные окна. Откинулся на подголовник, потянулся с улыбкой: «Черт, а ведь здорово получилось. В феврале я тогда поставил машину точно на это место, точно так же смотрел на эти окна и чего-то там боялся. Двух голых половозрелых баб, кажется. Что заебут, по крайней мере мозг. А они мне мозги если и ебали, то исключительно по поводу ебли самой натуральной, да и то только последние дни. Хотя, надо сказать прямо, ломался я, как деревенская целочка. И, кажется, честно сделал все, что мог.

Ну и, наверное, хватит. Если у Машки с Ларкой настроение не пропало».

Впрочем, мысли насчет настроения Машки с Ларкой были лишь дешевыми отговорками, что Иван прекрасно понимал, - Ларискино терпение явно кончилось, а потому тянуть с неизбежным дальше означало получить в доме хронически злющую от недотраха девицу, что ни его, ни Машку не устраивало никак. Хотя еще неизвестно, как бы себя чувствовала Лариска, если б они с Машкой сами, хоть и не говоря этого вслух, не хотели того же самого – и как бы не больше младшенькой.

Решительно выйдя из машины, он поднялся на этаж, сунул ключ в замок и вдруг почувствовал, что волнуется так, как не волновался с пятнадцати лет, когда вознамерившаяся лишить его девственности Клавка затащила его к себе и, раздевшись, пошла на него, хищно виляя жирноватой задницей. На секунду замер, трижды глубоко вдохнул и выдохнул, встряхнул плечами и повернул ключ.

Обе его женщины сидели в гостиной, на диване, с почти пустыми бокалами светлого сухого в руках, и, ехидно улыбаясь, глядели на него блестящими, возбужденными глазами. Лариска, как обычно, была полностью обнажена, а вот Маша...

Маша была в трусиках. Присмотревшись к низку подруги, он не заметил обычно видного сквозь полупрозрачную ткань края прокладки: налитые возбуждением нижние губки были видны до самого клитора, выделявшегося маленьким, но вполне заметным бугорком. «Черт...Может, тампон засунула? Какой «тампон», сроду она ими не пользовалась... Ну, значит, все. Попал. Сегодня я Ларискин...»

Как ни странно, но эта мысль его успокоила, и он, прекратив трястись, обвел дам не менее ехидным взглядом, чуть задержавшись при этом на Ларкиной порозовевшей физиономии и ощутимо напряженных сосках:

— И что празднуем?

— Что прааааазднуем... - загадочно протянула Маша. – Того без тебя не бууудет...

— Ну, так наливайте!

Лариска, едва не перевернув сервировочный столик, схватила стоящую на нем бутылку и, наклонив ее над свободной рюмкой, попыталась налить в нее вино. По комнате разнесся отчетливый дребезг стекла о стекло, Иван с Машей, переглянувшись, расхохотались, Ларка, вскинув голову, обиженно уставилась на старших, и тут же была обласкана в четыре руки: Маша, изъяв у нее бутылку, слегка шлепнула дочку по попе, а Иван, обхватив Ларкину голову ладонями, чмокнул ее в лоб, отчего младшенькая опять несуразно дернулась то ли к нему, то ли от него, прикрыла глаза, выдохнула сквозь сжатые зубы и, держа спину неестественно прямо, села на краешек дивана. Пришлось Ивану, наклонившись, чмокнуть ее еще и в губы. Лариска, открыв глаза, жалобно глянула на него снизу и, вздохнув, чуть расслабилась.

— Машка! Ты чего тут без меня с маленькой делала, а?

— Я? Рассказывала...

— Чего рассказывала?

— Ммммм... Ну, как тебе сказать... Что мы с ней делать будем, когда ты придешь... Ты где шатался, кстати?

— В спа, у Вадима...

— Ммммм... Умничка ты наш, - Маша засунула руки под футболку Ивана и, глядя на него снизу смеющимися глазами, принялась почесывать его живот пальчиками. – Чииистенький... Свеееженький... А с чего это вдруг, а?

— Дык... Предполагал!

Вадим искоса кинул хитрый взгляд на Ларку. Девица, приоткрыв рот, радостно уставилась на него и, выдохнув, заметно расслабилась. «Блять! Я-то думал, она траха боится. Эта сучка боялась, что его не будет! Ну, погоди у меня...»

А Ларка расслабилась настолько, что обрела связную – и при этом ехидную – речь:

— Дяяяядь Ваааааань... И что... пред-по-ла-га-ли?

— А вот что мама рассказывала?

— Ой! – Ларка, довольно хихикнув, откинулась на спинку дивана. – Прям все, что рассказывала?

Иван якобы сердито посмотрел на Машу:

— Болтушка!

— Ну, болтушка, да... А то я тебя не знаю... Да и вообще, сколько можно... ломаться...

Лариска немедленно и решительно поддержала мамино заявление: «Да! Сколько?», и Иван, поглядев на, похоже, окончательно утративших стыд и совесть дам, тяжело вздохнул:

— И впрямь, сколько...

Выдохнул, хихикнул и ухватил бокал со столика:

— Да и черт с вами! Ну, Ларка? За тебя?

Ларка, подскочив, шутя вытянулась во фрунт, Маша тоже приподняла попу с дивана, но, посмеиваясь, покачала головой:

— А вот не здесь. Поехали-ка, ребята, к нам в спальню. За Ларку сегодня пить надо возле коооечки. Правда, Вань?

«Ну, Машка. Устроила целый спектакль, а... Но маленькая и впрямь уже все жданки прождала, вон, бесится натурально, дальше, если ее всерьез не оприходовать, и впрямь мира в доме не будет. Довыебывался таки... Но, вообще-то, верно. Пусть младшенькая запомнит не только ощущения от хуя, а и обстановку...»

Однако вслух, хихикнув и покосившись на теперь уже чуть ли не подпрыгивающую от нетерпения Лариску, сказал:

— Ну-ну... Поглядим!

Лариска скорчила умильную рожицу, изображая несчастье, но в возможный облом не поверила.

И правильно сделала.

Столик, стуча колесиками, переехал в спальню, бокалы дам были долиты до краев, Иван, оглядев лица женщин, провозгласил тост «За любовь!», мягкое, но крепкое вино было выпито залпом, и женщины, наконец, подошли к Ивану вплотную. Тесно прижались к нему, осторожно чмокнули в щеки, Маша, стягивая с него футболку, потянулась вверх, Лариска, присев, сняла с него шорты и, обняв за бедра, уже почти по-хозяйски зарылась носом в пах. Но Маша подняла ее на ноги: теперь они вдвоем прижали свои губы к губам Ивана, он начал отвечать, и Машка, чуть отстранившись, отдала его дочке полностью. А сама, обнимая их сбоку, запустила руку между ними и принялась ласково готовить к бою почему-то до сих пор лишь чуть привставший Иванов инструмент.

Целовались они с Лариской долго, самозабвенно, до тех пор, пока задохнувшаяся младшенькая, изгибаясь всем телом, не отвалилась сама и, порывисто запустив руку вниз, потрогала источник женской радости, сжатый вокруг ствола маминой рукой. Но он был все еще не очень тверд. Открыв глаза, она отступила на шаг и с удивлением посмотрела сначала на маму, потом на дядю Ваню: старшие, переглянувшись, улыбнулись друг другу, Маша встала и, коротко обняв Ивана, чмокнула его в онемевшие после Лариски губы. Шепнула: «Пойдем...», мягко уложила его на кровать, чуть подвинула от края, ловко перелезла через него и, присев рядом, кивнула Ларке на край:

— Смотри...

Ларка присела, и Маша, глядя на нее шалыми глазами, приподняла любимую игрушку, опустила веки, тихонько поцеловала обнаженную головку и, не открывая глаз, медленно взяла ее в рот. Ларка тихо ахнула, Маша, открыв глаза, подмигнула ей: мол, учись! И принялась тихонько играться с самым кончиком, то забирая его между губ, то выпуская, лаская языком и рукой. Закинув голову назад, Иван одной ладонью обнял Лариску ниже талии и принялся мять ее попку, вторую руку запустил в Машины волосы и, тихонько постанывая, отдался женщинам полностью.

Как только инструмент налился силой, Маша, дважды плавно проглотив его до конца, беззвучно выпустила его изо рта и подняла глаза на Ларку:

— Поцелуй...

Нетерпеливо дернув взад-вперед бедрами, Лариска склонилась к бордовой от напряжения головке и осторожно, будто впервые, прикоснулась к ней губами. Иван, простонав чуть громче, вздрогнул и, переместив свою руку с Ларискиной попы на талию, потянул младшенькую к себе. Лариска вскинула затянутые сумасшествием глаза на маму и замерла: Маша, не меньше возбужденная, ухватила младшую за руку и потянула туда же, куда тянул ее дядя Ваня. А Ларка, похоже, думала, что мама просто отойдет в сторону...

— Ну!

Это нетерпеливое Машино «Ну!» вывело младшенькую из секундного ступора. Издав неясный, экстатический звук, она вспрыгнула двумя ногами на кровать, сразу усевшись на корточки над ногами Ивана. Посмотрела ему в лицо, увидела улыбку и поощрительный кивок, кинула взгляд под себя, на удерживаемую маминой рукой мечту, и вдруг, вместо того, чтобы сесть на колышек, рыбкой плюхнулась на Ивана, да так, что Маша едва успела выдернуть из-под нее руку. Застонав, выгнулась, запустила руку за себя, нащупала твердый, теплый стержень и, прижав его к нижним губкам, резко свела ноги. Сделала несколько судорожных движений бедрами вверх-вниз, опять выгнулась назад, потом вперед, плотно прижалась к груди Ивана, обхватила его руками и одним мощным движением перевернулась на спину, увлекая дядю Ваню за собой. Закинула пятки ему на попу, сдвинулась чуть вниз, пошевелила бедрами из стороны в сторону, пропустив руку между их лобками, направила в нужное место член и, откинув голову назад, с громким стоном приняла, наконец-то, дядю Ваню в себя, сразу до самого конца, до слабенькой, мимолетной боли в глубине.

Сидящая рядом Маша тихонько ахнула, Иван повернулся к ней, ожидая чего угодно, но Машке было не до него: она, явно машинально работая засунутыми в трусики пальчиками между своих нижних губок, любовалась лицом наслаждающейся дочки. Улыбнувшись, Иван медленно двинул свой источник радости наружу. Ларка, застонав, подняла бедра следом, он ответил встречным движением, чуть качнувшись из стороны в сторону – и почувствовал, как пятки младшенькой, оторвавшись от его попы, отправились в свободный полет. Уже ничего не боясь, со всей дури вбил в нее кол, почувствовал, как куда более тесное, чем у Машки, влагалище сладко ответило по всей длине, медленно сдвинулся назад, ударил в глубину еще раз, еще раз, и еще – и Ларку закрутило в сильнейшем оргазме.

Тихонько выбрался из гостеприимной глубины и прилег рядом, по другую от Маши сторону. Не успел поднять на подругу глаза, как она, потянувшись через Лариску, лизнула его в нос:

— Ваааааанька... Пиздец...

— Ага, - довольно ответил он и вдруг добавил: - Не мешай!

Маша выпучила шалые глаза и, засмеявшись, отвалилась на место. А он приник к Ларкиным губам, медленно, нежно начав заново поднимать младшенькую к вершине наслаждения. Долго ему возиться не пришлось, губами Лариска ему ответила сразу же, а уже через минуту судорожно дрочила его член, и он поставил ее на локти и колени, так, чтобы Машка видела, как он сейчас вдует дочке. Поняв все, Маша наклонилась вперед, нависнув лицом над Ларкиной попой, и, когда он, немного поиграв головкой на губках, не торопясь нырнул в глубину, азартно кивнула: так ее!

На этот раз он наслаждался Ларкиными прелестями много дольше. Младшенькая успела постоять на четвереньках, перевернуться и подставить ему свою главную дырочку в уже опробованной ими позе, потом, извернувшись, немного пососать стоящий вмертвую член, усесться на него передком, уложить дядю Ваню на спину и немножко попрыгать сверху, стоя сначала на коленях, а потом и на пяточках. Даже попробовала засунуть стояк себе в попку, но сморщилась: толстый, больно, и, не зная, что бы еще изобрести, опять встала на четыре точки. Потянувшись вниз, Иван поработал внутри пирожка языком и пальцами, доведя Ларку почти до края, и снова вошел в ее главную дырочку тем, чем положено. Ларка дернулась всего лишь раз и, задыхаясь, сползла с его члена вниз, распластавшись беспомощной лягушкой.

Иван остался стоять на коленях между ее ног, с удовольствием рассматривая подергивающуюся женскую сущность и легко поддрачивая при этом член. Насмотревшись всласть, поднял глаза на Машку: подруга, приоткрыв рот, смотрела на них с восторгом.

— Вааанька... Ларка запомнит...

— Еще бы...

— Чего стоишь-то... Ляг на нее сверху, засунь, полежи... Знаешь, какой кайф... Тяжеееелый... Внутри тяяянет... И горячо...

Все слышавшая Ларка, тихонько простонав, нетерпеливо повиляла попкой и чуть приподняла ее, подставляя дырочку. Иван, улыбаясь, хмыкнул: ну точно Машка. И тут же получил от самой Маши чувствительный толчок вниз: не измывайся! Поймав подругу за шею, чмокнул в губы, но Маша, смеясь, выдралась и опять толкнула его вниз, к Лариске.

Раздвинув младшенькой ножки пошире, он, подставив одну руку, прилег сверху, второй рукой заправил кол в жадно ответившую глубину и, засунув ладони под сиськи, не только улегся на Ларку всем весом, но и, выгнув, прижал ее к себе. Ларка под ним, сладко застонав, заерзала всем телом, заиграла попкой, сжимая и разжимая его инструмент, а он, отодвинув носом волосы с ушка, запустил язык в раковинку, чуть покусал мочку, сжал в ладонях сиськи, недолго, легко поиграл бедрами, и Ларка, засучив в воздухе пяточками, жалобно заныв, опять улетела туда, куда мечтают почаще попадать все женщины.

Иван, несколько удивленный такой ее скоростью, сказав «Пффф!», опять улегся на нее сверху. Прижал губы к ушку, смешливо прошептал:

— Ну, как?

Ларка ответила дрожащим, задыхающимся «Вввввау...» Иван чмокнул ее в ушко еще раз:

— Не раздавил?

— Неееееет... Ауууу... Дадь Вань, еще раз сделайте...

Иван, засадив член поглубже, немного повращал бедрами.

— Так?

— Ппппоближе... Ааааааух... Дааааа... Дааааа! Ауууууууу! Ммм... Ауууу! Ааааа... вынь... еп... Ыыыыых!

Иван выдернул член из пещерки и чуть приподнялся на руках, давая Лариске возможность пережить очередной бурный оргазм. Пока она, вздрагивая, билась об него то спиной, то попой, он повернул голову к Маше и вопросительно посмотрел на подругу. Та, не выпуская одной руки из трусиков, восторженно покачала головой и показала ему оттопыренный вверх большой палец. Он улыбнулся:

— А ты чего сидишь? Скидывай трусики, ложись рядышком... Такая же будешь!

Маша, потянувшись, благодарно чмокнула его в нос, шепнула: «Нееее... Ларкин день!», и шлепнулась на место. Иван с деланной усталостью вздохнул:

— Ну, Ларкин, так Ларкин, - и осторожно попробовал зайти пальчиком в вагинку жертвы. В щелке яростно хлюпнуло, жертва, ахнув, дернулась, и он понял, что низок у Лариски из-за сверхчувствительности пока к делу непригоден. Провел теми же пальцами по губам младшенькой: Ларка, пошевелив носиком, жадно раскрыла рот и принялась, громко чмокая, их обсасывать. Чуть растягивая Ларискин ротик пальцами, он оглянулся на Машу: подруга, облизываясь, поглядывала на его торчащий член. Он кивнул ей на свой низ головой, Машка чуть дернулась привычно, но остановилась и перевела взгляд на чмокающую Ларкину физиономию. Вздохнула, переступила коленками, облизнулась и, достав вторую руку из трусиков, ухватила дочку за плечи, потянув ее к Ивану мордочкой:

— А ну-ка, котенок, смотри, что у дяди Вани есть!

Чмокнув на пальцах Ивана в последний раз, Лариска приоткрыла глаза. Прямо перед ними чуть подрагивала розовая, мокрая, очень аппетитная головка. С энтузиазмом сказав «Ы!», младшенькая подняла голову, глянула на дядю Ваню – тот в ответ с улыбкой чуть подал бедра вперед, почти коснувшись кончиком источника радости ее губ, - и оглянулась на сидящую за спиной маму. Маша, уже опять запустившая пальцы в трусики, засмеялась и толкнула ее свободной рукой вперед и вниз:

— Че смотришь? Вкуснятина, ага... Пользуйся, пока дают... И вообще, долго я вас подпихивать буду?

Кивнув, Ларка повернулась к игрушке. Ухватила ее двумя руками у основания, приподняла, закрыла глаза, набрала в грудь воздуха, и плавно наделась ротиком на член, сразу достав губами до своих пальцев. Снялась, выдохнула, не переставая дрочить член двумя руками, обернулась к маме опять:

— Ввввввкусно...

Маша засмеялась: «Еще бы!». Иван шутливо цыкнул на подругу, взял Ларискину голову в ладони и, решительно развернув ее мордочку к себе, ткнул губами в объект. Ларка опять сказала «Ы!» и проглотила на этот раз чуть меньше четверти инструмента, обняла его кольцом напряженных губ и стала безо всяких изысков двигать головой взад-вперед, гоняя шкурку. Иван, убедившись, что в его руководстве младшенькая более не нуждается, потянулся через ее голову к Машке, ухватил подругу за соски, Маша пискнула, закрыла глаза, выгнулась, но тут же, взяв его ладони в свои, переместила их на сиськи Ларки. Откинулась на место и, смеясь, погрозила ему пальчиком: не хулигань! Иван фыркнул: ну и подумаешь, и, подхватив снизу, принялся разминать немного более плотные, чем Машины, груди младшенькой.

Какое-то время были слышны только довольные Ларкины причмокивания, потом сквозь них прорвался тихий стон Ивана. Остановив Лариску, он, облизываясь, посмотрел на Машу:

— Щас кончу...

Машка, энергично закивав головой, положила руку на голову Лариски, но младшенькая, дернувшись, скинула помеху. Открыв невидящие глаза, удвоила усилия, зачмокала, заметала волосами, и, наконец, руки Ивана переметнулись на Ларкину голову, он сделал несколько плавных движений бедрами, остановился и, глядя на Машу из-под полуприкрытых глаз, выдал Ларке семь таких порций сока любви, что Ларка, закашлявшись на четвертой, выпустила его естество изо рта. Следующая струйка животворящего жемчуга попала ей на щеку, но Лариска, не заметив этого, так толком и не прокашлявшись, снова ухватила губами головку и, шумно дыша носом, громко чмокая, принялась высасывать из нее остатки лакомства.

Тут же позади нее раздался мамин стон. Откинувшись на спину, разбросав ноги, Маша кончала, так и не сняв трусиков. Лариска, судорожно глотая, оглянулась на нее, потом подняла глаза на дядю Ваню, шумно вздохнула, опустила глаза вниз, сжав кулачок, провела им по колышку к себе, будто пытаясь выдавить из него последние капли, вдохнув, тихонько коснулась кончика губами – и, хрипло выдохнув, отвалилась назад, упав на спину рядом с мамой.

Усевшись на пятки, Иван почесал ослабший агрегат и довольно оглядел своих женщин. Раскрасневшаяся Лариска лежала, расслабленно вытянувшись во весь рост, закинув руки за голову, часто дыша и облизывая улыбающиеся губы, и глядела на него блестящими глазенками из-под полуприкрытых век. Жемчужного потека на своей правой щеке младшенькая, похоже, так и не замечала.

Лежащая рядышком Маша была в куда как большем тонусе: голова закинута назад, глаза закрыты, одна рука на быстро вздымающихся грудях, ладонь второй ищет что-то на животе, правая нога вытянута, левая согнута в колене и, постепенно замедляясь, плавно ходит из стороны в сторону, то открывая, то закрывая ему вид на промежность, укрытую насквозь мокрыми в этом месте трусиками.

Улыбнулся: «Ну, вот. А я еще боялся, что вдвоем они меня заебут насмерть. Пока что вон, обе красавицы на ближайшие полчаса только дышать смогут, а я еще хоть куда! Даже и проще: Ларке только присунь по-взрослому, она тут же в аут, а Машка так и вообще, кажется, на нас с ней глядя кончает так, что лучше и не надо...»

В глубине души он прекрасно понимал, что и Ларка под ним кончала так быстро только потому, что измучилась ждать, пока он победит свои комплексы, а мама действительно смирится с неизбежным, и что сама Маша вприглядку, конечно, тоже кончает, но именно «тоже», и количество его трудов это если и сокращает, то ненамного, подруга все равно потребует свое. Да и вообще от того, что он трахнул Ларку всерьез, ни для кого, кроме самой Ларки, ничего не изменилось, да и для нее по сути немногое, и за те годы, что им втроем предстоит еще прожить, может еще случиться все, что угодно.

Но сейчас, глядя на так и не прекращающую облизываться Ларку и наконец опустившую ногу, медленно успокаивающую дыхание Машу, думать всерьез Ивану не хотелось совсем. Уж больно приятое зрелище было перед его глазами. Вот только...

Озабоченно покачав головой, он потянулся к Маше, аккуратно зацепил пальцами резинку трусов и потянул мокрую тряпочку к коленям. Машка, не открывая глаз, уркнула что-то, вроде, протестующее, но тут же, не сдержавшись, чуть улыбнулась и, насколько хватило сил, приподняла попку. Трусики полетели к двери, Иван, наклонившись, чмокнул Машку в нижние губки и, чуть раздвинув женщин бедром, улегся между ними на спину.

Лариска, сладко потянувшись, немедленно перевалилась на бок, закинула коленку на бедра дяди Вани и притерла щеку к его груди. От ее физиономии в нос Ивану попал очень знакомый запах, и он, улыбаясь, одним пальцем снял с мордочки младшенькой потек своего сока. Поднес палец к Ларкиному носу, та, закрыв глаза, втянула запах и лениво сказала «Ам!», но Иван отдернул руку.

Повернув голову, поднес перемазанный палец к носу Маши. Подруга, очень похоже на Ларку пошевелив ноздрями, лениво приоткрыла ротик, он смазал белую, чуть комковатую пенку с пальца на ее губы, Машка лениво облизала их и, не открывая глаз, проворчала:

— Угу... И это все, что мне теперь будет доставаться...

Иван, почувствовав, как мимолетно напряглась на его боку Лариска, выпучил глаза и, заржав в голос, притянул Машку к себе. Поцеловал куда-то в скулу и, задыхаясь от смеха, выдавил:

— Ну, даешь... Еще с Лариской подеритесь...

Услышал, как, расслабившись, засмеялась Лариска. А Маша, еще слабая после оргазма, тихонько улыбнулась в ответ, накрыла горстью Иванов агрегат и, показав дочке язык, захихикала:

— Б-е-е-е-е! Вот, больше не дам! Мое!

Лариска, положив свою лапку поверх, успокаивающе погладила мамину ладонь:

— Да, твое, твое, чье ж еще. Я тут так, чтобы вам веселее было!

Старшие, переглянувшись, рассмеялись опять. Навалившись на Ивана сиськами, Маша чмокнула дочку в нос:

— Веселушка, блин! Ой, Ларка... Хоть понравилось?

Ларка потерлась щекой об грудь Ивана.

— Ыыыыых... Поняла, чего ты так пищишь, когда под дядей Ваней корячишься...

Старшие опять засмеялись. Ответил Ларке Иван, с деланной укоризной:

— Почему обязательно «под»? И «над», и «рядом», и еще много как! Ты вон как сейчас вертелась, а? Мама не хуже!

— Вертелась, да... - Лариска, вдруг озадачившись, отлепилась от дяди Вани и, отведя коленку в сторону, полезла пальцами в низок. – Так и есть... Вертелась-вертелась, а толку с вас, дядя Ваня, ни-ка-ко-го!

— Ах, ты! – Иван, засмеявшись, потянулся к Ларискиной попке. – Вот больше не буду, узнаешь! Все маме, и только маме! Ты сколько раз сейчас кончила, а?

Ларка пренебрежительно отмахнулась:

— То ли два, то ли три... А, неважно, я с вами всегда быстренько и хорошо. Хотя... - тут Ларка покосилась на удобно устроившийся в маминой руке полунаряженный инструмент дяди Вани, - с ним тоже интересно...

Облизнулась, хихикнула и продолжила:

— Особенно, когда спускает! Мам, дядя Ваня первую дозу всегда так сильно дает?

Маша, расслабленно лежащая по другую от Ивана сторону, чть пожулькала в пальцах головку члена, покосилась на него и довольно промычала: «Угу». Пошевелилась и смешливо добавила:

— Я поначалу иногда аж захлебывалась. Ты смотри, если Ванечка первый раз за день тебе в ротик кончать будет, то язычком ему дырочку вот так, - и она показала пальцами, как именно следует это делать, - прикрывай, тогда хорошо... А то сразу в горло, и закашляешься, и вкуса никакого. А во вкусе самый смак... И вниз тоже ниче... Попробуй как-нибудь, чуть выпусти его из глубины, чтобы в матку выстрелило. Прияяяяятно...

Потеревшись головой о грудь Ивана, она промурлыкала что-то удовлетворенное и прикрыла глаза, явно намереваясь спокойно восстанавливать силы дальше, но Ларка заинтересовалась техническими вопросами:

— Мам, а в попку?

— Ну что... в попку и в попку... Попробуете потом... Тебе, может, вообще не понравится...

— Не, я не про то. Когда кончает?

— Когда кончаааает... Когда в попку... - тут Маша пошевелила предметом обсуждения, и Лариска немедленно повторила движение за ней, - кончааааает... то чем глууууубже, тем лууууучше... Только, если в попку соберетесь, промой ее сначала... И потом дяди Ваниного дурака никуда не пускай, пока не вымоет. Или сама вымой... Ванечка лююююбит, когда я его дурака мою... Только нежно...

— Само собой, мам, - опять хихикнула Лариска и, перескочив на коленки, чмокнула торчащую из маминых пальцев головку. – Как можно! Он у нас один... Ой, дядь Вань! А мама-то вам надрочила, уже стоит почти совсем...

Маша сжала колышек чуть посильнее, убедилась, что Ларка права, хмыкнула и, заулыбавшись, убрала руку – мол, к вашим, Ларик, услугам, и никак иначе. Лариска немедленно прихватила освободившуюся игрушку руками и, держа глаза в паре сантиметров от кончика, принялась медленно гонять шкурку.

Приподняв голову, Иван некоторое время наблюдал за процессом, а потом, чуть развернув Ларискину выставленную вверх попу, запустил пальцы в ее пещерку, за что получил от младшенькой благодарный взгляд. Засмеялся:

— Все же вы, бабы, эгоистки конченые. Как вам лучше, обсудили, а как мне? Или совсем неинтересно, а? Еще и обзываете его всяко. Дурак вам, видите ли...

Он слегка лягнул бедром Машку, но подруга только улыбнулась чуть пошире, даже не подумав хотя бы открыть глаза. Тогда он запустил в Ларкину сущность второй палец, положил большой ей на кнопочку счастья и ощутимо сжал щепоть. Младшенькая, радостно пискнув, ответно сжала в кулачке член и повернула к нему возбужденную мордочку:

— Ай, дяяяядь Вань...

— Чего «ай»?

— Хорошоооо...

— Знаю, что хорошо. А кто только что говорил, что толку нет?

И чуть повертел большим пальцем, отчего Лариска, прикрыв глаза, закинула голову вверх и шумно задышала.

— Э-э-э, нет, родная... Этак у нас разговора не выйдет, да?

Ларка смешливо пробормотала: «И не надо», но дядя Ваня, прекратив ласкать кнопочку, засунул два пальца чуть глубже:

— Нет уж, за базар отвечать надо! Что не так?

— Ыыыыы... Дядь Вань, не так глубоко...

— А по делу?

— Так и я по делу... К самому входу, дядь Вань...

И сама потянула бедра чуть вверх, снимая свою глубину с пальцев.

— Вот туууут, да...

— Что «тут»?

— Не так...

Иван, вдруг посерьезнев, осторожно пошуровал пальцами, присматриваясь к Ларкиной реакции.

— Что тут не так? Больно, маленькая?

— Нееееет... Неужели не чувствуете?

— Дык... Вроде все, как обычно...

Лариска, фыркнув, снялась с дяди Ваниных пальцев и уселась на пяточки.

— Вот именно! Как обычно! А должно быть?

Дядя Ваня, покосившись на наконец открывшую глаза Машу, потряс головой:

— Ларка, загадками разговариваешь...

Завалившись на попку, Лариска раскинула ноги только что не на шпагат, выпятила низок, раскрыла пальцами одной руки блестящий от смазки низ щелки и, зацепив указательным пальцем второй руки вредную пленочку, оттянула ее вперед.

— Ы-ы-ы-ы...

Выпучив глаза, Иван протянул руку и, потыкав пальцем в выпяченное место, поднял глаза на Ларку:

— И... чего? Ты туда что только не толкала, и ждала, что от моего она растворится, что ли?

Тут из-за его спины подала ехидный голос Маша:

— Ларк, так это ж отлично. Трахайся сколько хочешь, с кем хочешь, когда хочешь и как хочешь, а потом мужу покажешь: вот, гляди, ты у меня первый... Мне такой лафы и близко не было!

Лариска, отпустив нижние губки на волю, скорчила презрительную физиономию:

— Ты еще пещерных людей вспомни. Нынешние мужики, если целка, так и связываться не будут. Мол, чего она умеет, егозня одна...

И пригорюнилась. Машка съехидничала опять:

— Ну, не надо, так и не говори. Мало ли, что там у нас за складочки бывают. Тебе бы не сказали, так ты бы, Вань, понял, что это за фигня?

Иван засмеялся: «Вряд ли», но Ларка, похоже, относилась к проблеме всерьез:

— Эх... Ничего-то вы не понимаете. Это не для мужиков, это мне самой надо... Дяяядь Вань, ну сделайте меня женщиной, а? По-нормальному!

Елозя попой, переползла ближе к Ивану, вытянулась на животе, уложив подбородок ему на живот, и принялась поглаживать лапкой:

— Ну дяяядь Вань...

«Тьфу ты... Вот еще проблема на мою голову. Ну, сделаю, раз это Ларке важно. Вот только как... Пальцами зацепить, да и на себя? А покалечу? Внутрь давить надо, так физиологично, как доктора говорят... А чем? Ну и возбудить Ларку сначала надо до подпрыгивания, иначе больно ей будет... Ладно. Сначала – отмазка, а там придумаем».

— Ладно, Ларик, ладно. Мне ты в любом виде нравишься, хоть с целочкой, хоть без, но, раз для тебя это важно... Кстати: я эту твою дырочку, - он похлопал младшенькую по низу попки, - еще, собственно, толком и не распечатал.

Ларка непонимающе прибавила глаза и тут же, догадавшись, довольно заулыбалась:

— Ну, да... Вот когда спустите туда, тогда и... Можно считать, пуск в эксплуатацию состоялся...

— Вот именно! – торжественно ответил ей Иван и тут же почувствовал, как Маша незаметно для Лариски приласкала лапкой его бок. «Так. Одобрямс, значит. Ох, Машуля, останешься ты у меня сегодня с одной приглядкой, без сладкого совсем... Ну, ничего. Мы с тобой свое возьмем!»

Вздохнул, разочарованно посмотрел на опавший без женского присмотра член и продолжил:

— Только вишь, какое дело... - кивнул он на свой пах головой, - перекур требуется. С перекусом. Кушать хочешь, маленькая?

Ларка, перевернувшись набок, задумчиво почесала свой живот и с некоторым удивлением ответила «Ага...» И сразу же запотягивалась Маша:

— Ну да. А то ишь, разыгралась. Лишь бы трахаться, а мужика сначала покормить надо, потом за х... тьфу! Ну, ты поняла...

— Ага, мам. Только никакое он не «тьфу», - ответила Ларка, принявшись любовно, одними подушечками пальцев оглаживать источник женской радости. – И никакой не «дурак». А очень даже умный, красивый и лаааасковый... Вон, у него и голова есть... розовенькая... с глазиком...

Засмеявшись, Иван отогнал увлекшуюся младшенькую от своего самого ценного места, да и Маша, поднявшись, уже ждала ее у выхода из спальни. Чмокнув напоследок дядю Ваню в губы, Ларка вспорхнула с кровати, и женщины подались на кухню.

Оставшись в одиночестве, Иван заправил на место шкурку, стянутую с его нижней головы Лариской, почесал агрегат и удивился пришедшему снизу необычному ответу. Обычно меньшой братец достаточно четко сообщал, что ему хочется: бабу, поссать, или чтоб оставили в покое. Даже и промежуточные состояния, вроде «мне плевать», были редки.

Еще раз почесав причиндал, он, так ничего и не поняв, хмыкнул и, решив, что это дело лишним точно не будет, отправился в туалет. Не всерьез отлил, сполоснул под краном руки и приятеля, вышел в гостиную, и услышал с кухни весьма аппетитные звуки.

Тихонько зашел туда. Маша с Лариской его не заметили, и он остановился в дверях, любуясь стоящими к нему попами, плечо к плечу, дружно работающими и при этом над чем-то тихонько посмеивающимися дамами.

Дождался двух очень похожих, ласковых взглядов, подошел к женщинам сзади, обнял их за плечи, получил дружное «Мурррр!» и повел руки вниз, по бокам, по бедрам, на попки, потом ближе к себе. Нырнул пальцами между бедер, почесал щелки. У Маши было сухо, и она, не отрываясь от дела, привычно потерлась затылком о его плечо.

А Лариска вдруг замерла, ахнула, со стуком выронила нож, зажмурила глаза и присела. Его палец провалился в мокрую глубину, задел там что-то такое, отчего младшенькая выпятила попку и, выпустив воздух сквозь сжатые зубы, оперлась руками об стол, и он вдруг ощутил, как приятель неудержимо встает, а его всего начинает буквально трясти от желания так, как трясло считанные разы в жизни.

Почувствовав, что происходит рядом, Маша повернулась к нему лицом, их взгляды встретились, подруга, увидев его глаза, понимающе и даже чуть испуганно опустила ресницы. Он хрипло прошептал:

— Знаете что, девочки? А ведь перекус может и того... подождать...

Прикрыв рот ладонью, Маша неуверенно ответила: «Может...», но Ивану было уже не до нее. Прижавшись к младшенькой сзади, он повернул ее лицо к себе и впился губами в ее губы. Ларка ответила не безвольными губами, всем телом, и он подхватил ее на руки.

В спальне ему на глаза первым попалось кресло, на котором Машка обожала принимать от него оральные ласки. Он усадил туда полубессознательную Лариску, разложил ее ноги по подлокотникам, упал перед младшенькой на колени и кинулся губами к ее пульсирующему цветку. Коснулся ими торчащей из-под капюшончика пуговки клитора, Ларка, подбросив бедра, взвыла, и он нырнул в нее сразу двумя пальцами, а потом, боясь, что Лариска кончит, а он так и не успеет сделать то дело, ради которого он ее сюда положил, добавил третий. Но влагалище, принимая его, только жадно хлюпнуло, и следом нырнул мизинец, а потом и большой, он начал резко, толчками забивать сложенные лодочкой пальцы все глубже и глубже, а Ларка тихонько завывала в такт, беспорядочно дергая бедрами, животом, грудью, всем телом, потом большой палец возле самой последней костяшки уперся в эластичную, но ощутимую преграду, он чуть повернул ладонь, надавил – и преграда исчезла, а Ларка этого, кажется, и не заметила, продолжая биться низком об его руку, пытаясь принять его кулак, как Машка, полностью, и Иван с трудом остановил себя. Нет, нельзя, не рожала, порву...

Вытащил руку, мельком глянул на костяшку, увидел небольшое, меньше ногтя, пятнышко крови, и опять кинулся к Ларкиной прелести лицом. Раскрыл бутончик, приблизился вплотную, и лишь тогда увидел на пленочке скрывшийся в розовых складках разрыв с краями, покрытыми начавшей уже запекаться кровью. Несколько раз провел по нему языком, зализывая, и вдруг почувствовал, что у него самого бедра трясутся уже не хуже Ларкиных, а в голове происходит и вовсе что-то страшное.

Зарычав, подскочил на ноги, подхватил Ларку, развернулся и, едва не столкнувшись с испуганно шарахнувшейся в сторону Машей, бросил младшенькую лицом на кровать, навалился сверху, смял ладонями груди, вошел – и сразу, не успев даже хлопнуть лобком по Ларкиной попе, взорвался семенем. А Ларкино лоно продолжало мощно, судорожно сжимать и отпускать его инструмент, и он сделал еще несколько резких, во всю силу движений, до тех пор, пока Ларка, захрипев, не напряглась вся, а потом медленно, продолжая дрожать внутри, расслабилась.

Поднял голову, увидел рядом с кроватью испуганную Машу, не выходя из Ларки, грубо схватил ее за руку:

— Иди сюда, мать твою!

Маша безвольно подчинилась, он, кажется, едва не перекинул ее через Ларку на середину кровати и, с хлюпанием вывернув елдак из младшенькой, навалился на старшую свою женщину сверху. Расшвырял подруге колени, засадил, начал двигаться точно так же, как в Ларке, грубо, мощно, не обращая на реакцию Маши никакого внимания, лишь чувствуя, что все будет хорошо, потому что подруга, глядя на них с Лариской, намокла так, что лучше не бывает, и сейчас не нужны никакие изыски, и нежность не нужна, сейчас мы два совокупляющихся животных, и это великолепно, потому что бывает редко, и кончается всегда хорошо. А Машка, поначалу, повернув голову к Ларке, лежавшая бревном, после первого же Ларискиного неуверенного шевеления вдруг закинула голову назад, обняла его всеми четырьмя, и стала отвечать, да так, что он, испугавшись ей что-нибудь порвать, даже снизил мощь своих ударов. Потом чуть приостановилась, простонала что-то невнятное, столкнула его с себя и, перевернувшись, встала на четвереньки.

Пока она переворачивалась, пока, тяжело дыша, чмокала Ларку, пока он пристраивался сзади, морок в голове немного рассеялся, и, встав за Машкой на колени, он был уже более или менее вменяем. Посмотрел туда, где только что побывали Машины губы: младшенькая лежала по-прежнему на животе, щекой на простыне, но из-под полуприкрытых век уже выглядывали блестящие глазенки, а на губах удобно разместилась довольнющая улыбка. «Ну да, радости сегодня – полные штаны. Выебали, целку дурацкую порвали, теперь вот родители еще и цирк устраивают. С конем», - весело подумал он и подмигнул. Лариска, приподняв голову, уставилась на нетерпеливо вздрагивающую мамину попу. Ухмыляясь, Иван, чуть отодвинувшись назад, чтобы Лариске было видно, одной рукой грозно повертел член в воздухе, второй рукой зафиксировал мишень и, преувеличенно размахнувшись бедрами, со смачным звуком засадил кол в Машину пещерку. Лариска, опуская голову на место, довольно хихикнула, Машка, подыгрывая, ахнула, он, качая попой из стороны в сторону, пошел назад, невольно сравнил ощущения – «да, тут посвободнее будет, но роднее», и, уже на чистой технике, в две минуты довел Машу до вибраций и неясных всхлипываний. Порадовался: «Молодец баба! Только что дочку на ее глазах целки лишили, другая бы способность кончать навсегда потеряла, а этой хоть бы хны», аккуратно снял ее с инструмента, уложил на простыню и, тяжело дыша, откинулся на пятки.

Дамы, лежащие перед ним на животах, Машка со все еще чуть вздернутой кверху попой и тяжело дышащая, Ларка – уже совсем расслабленная, глядели друг на друга и радостно улыбались.

Иван не менее довольно, чем они, вздохнул, и Лариска, приподняв голову, повернулась к нему:

— Дяяяядь Вань...

— М?

— Целка... всё?

Иван, улыбнувшись, кивнул:

— Не больно было?

— Нееее... Я в полете была... Вроде, что-то там, - Лариска пошевелила попкой, - как щелкнуло, что ли... И все...

Маша медленно перевернулась на бок.

— Ларк... Покажи...

Но Лариска закокетничала:

— Маааам... Ну оклематься дай...

Вышло забавно, и Иван с Машей дружно хихикнули. После чего Маша, протянув руку, поправила дочке волосы:

— Ну и ладно... Поздравляю с официальным вступлением в женский клуб... Только технику безопасности подучи, а то ведь сейчас блудить начнешь... Вы сейчас такие, свободные...

Ларка фыркнула:

— Задолбали с этой «техникой безопесности». Все я знаю... И мне блуд зачем? У нас дядя Ваня есть... Вон, как хорошо с моей целкой разобрался...

Последние слова она произнесла уже лежа на спине, сладко потягиваясь и почесывая то место, где только что произошли принципиальные изменения. Маша, скептически покосившись на нее, с просыпающимся обычным ехидством уставилась на Ивана:

— Технично, ага...

Иван скромно потупился и повозил по простыне пальцем:

— Ага... Я вот и думаю, не пойти ли в профессионалы. Это как специальность называется: «дефлоратор», да?

Женскому возмущению не было предела, и дамы, только что лежавшие перед ним в полной расслабленности, подскочили, дружно завалили Ивана на середину кровати и, растянув его крестом, принялись кусать за бока. Пока не встретились физиономиями в одной точке, - той, куда их, похоже, привел инстинкт. Но трогать репер не стали: переглянулись, захихикали и, похожими движениями почесав животы, выпрямились, отпустив при этом жертву.

— Ох, Ванька... С тобой не затрахаешься, так с голоду помрешь. Пошли, Ларка, подмоемся, да все же на кухню?

Ларка с сожалением посмотрела на то место, над которым только что были их с мамой физиономии, и, хотя ничего особо аппетитного в этот момент там не было, разочарованно вздохнула:

— Пойдем...

Проводив их глазами, Иван про себя хихикнул: «Вторая попытка. Маленько подождать, да опять устроить им незачет? Ладно... Зачем мне голодные бабы, да и самому уже не грех и пожрать. А в пизденки друг другу за моим соком уже не лезут, разбаловались!»

Уселся на краю кровати, радостно потянулся, оттянул шкурку на мокром, приятно чешущемся елдаке, помахал головкой в воздухе, охлаждая ее после перегрева, и засмеялся: «Что, поработал, братан? И где тебе больше понравилось? Обе хороши, каждая по-своему? Ну да, верно. То-то, а ты в Ларку еще боялся залазить, бестолковый... Надо было, чтобы мы с Машкой не просто смирились с неизбежным, но сами захотели его, а Ларка извелась от желания? Ну, тоже верно. Вроде, не передержал ни младшенькую, ни старшенькую, все как само собой случилось. Счас только Ларку надо будет в рамки загнать, чтоб, свое получая, нам с Машкой не мешала. Управимся, девка умная, может, даже и сама себе рамки поставит. Но это потом, а сегодня в усадьбу не поедем. И завтра не поедем, и спим сегодня втроем, и – трахаемся, трахаемся, трахаемся! До усрачки, как с Машкой в феврале, и чтоб все трое запомнили! Сейчас поедим, и дальше полетели. Ты как, братан, готов?»

«Братан» отреагировал более, чем положительно, в благодарность Иван пару раз его вздрочнул и, не дав подняться окончательно, осторожно опустил между ног.

«Молодец Вадька. И впрямь, по первому требованию торчать начинает. Ну, бабы, держитесь! Заласкаю! А, кстати, где они?»

Пойдя на шум воды, он обнаружил своих дам в ванной. Ларка, сидя на краю джакузи, удерживала пальцами свою нижнюю прелесть в раскрытом виде. Перед ней на корточках сидела Маша и осторожно, несильной струей отполаскивала дочкин пирожок. Судя по блаженной мордочке, дочка чувствовала себя если не на седьмом, то где-нибудь на пятом небе точно, причем довольно давно.

Остановившись в дверях, Иван тихонько кашлянул. Маша обернулась к нему с весьма озабоченным видом:

— Пришел... Полотенце дай!

Ларка, открыв глаза, недовольно проурчала, но Маша не обратила на это никакого внимания. Осторожно промокнув розовые складки, она расправила их пальцами и поднесла лицо почти вплотную. Рассмотрев подробности, хмыкнула:

— Ага, все... - и обернулась через плечо к Ивану. - Вань, ты ей сколько сюда запихал?

Иван, улыбаясь, показал ей сложенную щепотью ладонь и провел второй рукой по последней костяшке большого пальца. Маша сказала «Ой!», повернулась к Ларкиной прелести, вздохнула, чмокнула дочку куда-то возле клитора, отчего Ларка опять закрыла глаза и блаженно вздохнула. Проворчала:

— Изодрал все, как есть, варвар! Давай крем...

Ларка, не открывая глаз, почесала указательным пальчиком между мамиными пальцами, хихикнула и пробормотала: «Ну уж, все. Если бы все...» Маша подняла голову, тоже хихикнула, сказала «Тьфу!», отпустила Ларискину промежность, ласково пробормотала: «Блядешка!» и шлепнула Лариску кончиками пальцев по еще не совсем закрывшемуся сокровищу. Ларка расплылась в улыбке и повела бедрами из стороны в сторону, всем своим видом показывая: «Да! Ну и что?», в ответ на что старшие засмеялись уже вместе.

Царапинка в Ларискиной вагине была смазана поданным Иваном кремом, Лариска, после некоторого пассивного сопротивления, поставлена на ноги и со словами: «Брысь на кухню, я сейчас! И на письку тебе мораторий! На... на... Ну, в общем, на пока!», изгнана мамой из джакузи.

Неуверенность Маши в сроке моратория вызвала ржание уже Ивана с Ларкой, в результате Лариске перепал от мамы шутливый шлепок. Пискнув, она дернулась вперед и влетела в Ивана, была обнята, приподнята, чмокнута в губы, в результате как-то сразу обмякла до того, что на ноги Иван ставил ее уже с большой осторожностью, и даже, поставив, немножко придержал за плечи. Увидев, что младшенькая открыла глаза, он отпустил ее, держа руки наготове, но Ларка, чуть покачнувшись, устояла. Открыла глаза, утробно проворчала: «Ну вас. Жрать охота!» и, улыбаясь, выбрела из ванной.

Иван обернулся к Маше, пристраивающей наконечник шланга в свой низок. Смеясь, протянул руку:

— Дай, помою!

Хихикнув, Маша убрала шланг за себя:

— Щас. Знаю я твое мытье: сама не замечу, как раком встану!

Иван, прищурившись, склонил голову:

— Грубишь, милая... А то тебе неохота?

— Ну, охота... Оттого и грублю... Сейчас поедим, и будет совсем охота... Уй, Вань... Уйди, а? Ну не могу я на тебя сейчас смотреть спокойно, сразу не то слово, что чешется, аж дергается там все...

— Ага, уйду... К Лариске...

Машка опять хихикнула:

— Теперь так и будешь бегать: одна не дает, второй пугаешь... Дай хоть поесть ребенку...

Иван только хотел ответить: «Ага, «не дает». От вас обоих бегать впору», но Маша вдруг посерьезнела:

— А знаешь что, Вань? Я вот думаю...

— М?

— Мы с братом два года очно не виделись... Все то по телефону трепались, теперь скайп, но это ж все не то... Может, съездить мне к нему на недельку, а? А ты эту недельку отдохнешь. Дома. У Ларки каникулы...

И, сделав вид, что увлечена процессом подмывания, спрятала глаза под ресницами.

Иван, откинувшись назад, сложил руки на груди.

— М-да... Правду говорят: баба дура не потому, что дура, а потому, что баба. Ты тоже, даром что умная! Ты чего себе удудмала, а?

Маша на секунду вскинула на него глаза:

— Чего-чего... Как лучше... Вам с Ларкой...

Иван тяжело вздохнул и, присев на край ванны, заглянул снизу в Машино лицо.

— Машка, так лучше не будет. Ты что, не поняла? Ни-че-го не изменилось. Ни-че-го! Ну, запустили мы Ларкину пизду в эксплуатацию, и что из этого? Она и сама бы нашла, с кем, не сегодня, так до конца лета точно. Кобылища-то смотри какая, да лето, да безделье, да гормон вовсю... Вон, только прижал сейчас к себе – все, уже ножки разъехались. Она сама с нами хотела, нас с тобой это тоже устраивает, ну и сделали, как мы, все трое, хотели. От того, что я в нее свой хуй поганый теперь сую, она мне женой не станет. Дите и есть дите. Наше дите! Играем мы с ней так, поняла? А жена у меня одна. Ты. И второй мне не надо.

Протянув руку, он решительно забрал у Маши шланг и, обхватив ее за попу, потянул к себе:

— Иди сюда, дуреха...

Маша подняла лицо и посмотрела ему в глаза, а струя теплой, почти горячей воды уже вовсю гуляла между ее нижних губок, то приподнимая капюшончик клитора, то ныряя во влагалище, то чуть растягивая попку. Еще секунду серьезно посмотрев на него, Маша зажмурилась, расплылась в улыбке и, присев пониже, неуверенно схватила его за руку:

— Вааааньк... Ну, не надо... Ну поедим, потом...

— А ты все поняла?

— Ууууй, Ваньк... Да все, все... Ну Ванюююша... Ну... ох...

Иван засмеялся:

— Ладно, черт с тобой. Живи. А то мне тоже... Того. Жрать охота... Брысь на кухню, бестолковая!

Маша, выпрямляясь, сказала «Ох!», вылезла из джакузи, уселась, широко раздвинув ноги, на колени Ивана, лицом к нему. Глядя счастливыми глазами, прижалась сиськами, отстранилась, чмокнула мужа в губы и чуть тяжеловато встала:

— Ладно, пойду... А то и впрямь... До греха...

В двери он поймал ее за руку и на секунду задержал:

— А насчет брата – съездим все втроем. Наверное, в августе. Родню, тем более такую, забывать нехорошо. Ага?

Вильнув попой, Маша томно сказала: «Посмотрим...»

К чему это «посмотрим» относилось, к поездке в Н-ск или к тому будущему, что случится после ужина, Иван не был уверен. Но Машке тот вариант, что она имела в виду, точно нравился.

Обернувшись, подруга засмеялась:

— И хуй у тебя очень даже ничего. Не смей его обзывать!

Показала язычок и ушла на кухню, где уже вовсю хозяйничала Лариска.

Поужинали в гостиной, сидя, по семейной традиции, рядком на диване, Иван посередке, приготовленными женщинами на скорую руку горячими бутербродами, запивая их прохладным красным вином. Первой рюмкой чокнулись с Лариской – Маша сказала «За новоявленную женщину!», Иван, ехидно хихикнув – «Ага. За баб-с!», за что был ожидаемо обозван Машей «господином поручиком». Лариска, чуть смущенно поведя плечом, лишь улыбнулась: ну да, новоявленная...

Насытившись, он, держа в руке бокал, откинулся назад, посмотрел вино на просвет и, отхлебнув, поставил его на столик. Женщины, дожевывая, с интересом косились на него с двух сторон.

Он подождал, пока у них освободятся руки и ротики, после чего, обняв, притянул их к себе. Чмконул сначала Лариску, потом Машу, задумчиво произнес:

— Так... Ну, значит, у тебя, Ларка, мораторий... А у тебя, Машунь?

Маша издала неопределенно-восторженный звук, и он, взяв подругу за затылок, повернул ее лицо к себе:

— Нет, значит, моратория? Это хорошо... Как думаешь, Ларка, хорошо?

Ларка, заерзав, плотоядным голосом ответила: «Ага!». Иван засмеялся:

— Че ерзаешь?

— Амммм... Ну...

— А я знаю, че ерзаешь. Машунь, покажем Ларке, как мы друг друга любим? Не наспех, но по-настоящему! Ларка хочет! Правда, Лар?

Ларка, растянув губы в ехидной улыбке, энергично кивнула головой, а Маша вдруг смутилась: «Ну, Вааань...», но Иван, встав сам, уже потянул ее вверх. Обнял, приник к губам, положил свои умелые руки на верх попы, и Маша, как обычно, принялась переносить свой вес с обмякающих ног на руки, обвитые вокруг шеи мужа. Доведя подругу до нужной кондиции, злодей чуть отстранил ее, запустил руку уже спереди, между влажными ляжками, и, глумливо улыбаясь, посмотрел на Машину несчастную, раскрасневшуюся физиономию:

— Ну, Машунь! Покааааажем?

Маша, прохрипев что-то невнятное, слабо торкнулась в него лобком. Иван подмигнул Лариске, мотнул ей головой – иди за нами, и, подхватив подругу на руки, понес в спальню.

В спальне на Ивана снизошло вдохновение, которым он быстро заразил Машу, и они, в первый раз за все время их знакомства, отлюбились с ощущением полной, совершенной свободы. Так, будто не то что в комнате, но на всей планете были они одни, и отвлекать от процесса их совсем некому.

Чему парадоксальным образом никак не мешала Лариска, то ползавшая вокруг, ловя наиболее интересные ей ракурсы, то устраивающаяся совсем рядышком и принимающаяся ласкать себя, а иногда, попав по случаю под чью-нибудь руку, и получающая мимолетную ласку от старших. Даже во время коротких перерывов, когда Иван с Машей, отдыхая, тихо ласкались, шепча ласковые глупости друг другу и Лариске, она лишь смотрела на старших с любовью и восторгом, никак не вмешиваясь в происходящее рядом сказочное действо.

Времени у Ларки хватило на все: начав в семь, они, обессиленные, окончательно разъединились уже в десятом.

Убедившись, что старшие ни на что интересное больше пока не годны, Ларка выскочила в туалет, вернулась, будучи по-прежнему в полном восторге, и, увидев, что Иван с Машей, лежавшие, сцепив ладони, вмертвую, уже моргают, с громким «Ох!» шлепнулась на них сверху. Старшие синхронно застонали и столь же синхронно прижали Ларика свободными руками к себе, за что были немедленно вознаграждены вполне убедительными Ларискиными поцелуями.

Наконец, Ларка утомилась целоваться и, перевернувшись на спину, втерлась между Иваном и Машей, просунула руки им под шеи и прижала их к себе:

— Ох... Взрослые, вы почему меня раньше не пускали поглядеть, а?

Маша слабо засмеялась: «Порнухи тебе мало?», но Ларка только нетерпеливо дернулась:

— Какая порнуха? Вы себя со стороны не видели! Это... это... даже не знаю, слова-то такого нет... Я раза три пристраивалась подрочить, так не идет, и все... Сижу, любуюсь, как на Рембрандта...

Иван, улыбнувшись, почесал Ларке за ушком.

— Ну почему нет, Лар? Есть... Любовь. Причем взрослая любовь. Она вот такая и есть. Отлюбились мы с твоей мамой, Лар. Маленько. Да, Маш?

Маша слабо охнула: «Ниче се, маленько...» и, с трудом приподнявшись на локте, посмотрела Лариске в лицо.

— Рембрандт, говоришь? Что, и... впрямь?

— Да, мам. Жалко... Вот была бы я гениальным оператором, сняла бы вас сейчас, Оскар сто процентов...

— Ага. В категории «лучшая порнушка всех времен», - засмеялся Иван. – Ларк, почти никто не поймет. Трахаются люди и трахаются, какая любовь, какое искусство? Это ж как с тем Рембрандтом: для подавляющего большинства элемент интерьера да понты, и все. До такого понимания расти надо...

— Я ж выросла...

— Угу. Элитная школа, у вас МХК чуть не доктор искусствоведения ведет, и часов сколько? Да плюс танцы, и не шманцы-обжиманцы, а классика, пусть и фолк... И мама умница, тебя сколько по музеям-концертам таскала? Домой приходишь, что слушаешь? Димубилана?

Лариска презрительно фыркнула. Потянувшись, Иван легко чмокнул младшенькую в висок и продолжил:

— Классику ты слушаешь, а если рок, то такой, что его любому симфоническому оркестру играть не стыдно... Эстетический вкус тренировать надо, без этого порнушку от любви не отличишь. Член стоит, в дырку сунули – все, порно... Ты даже своих одноклассниц вспомни. Они бы чего поняли?

Ларка чуть помялась:

— Ну... да. Не все... Лизавета, может, и поняла бы...

— И все?

— Хм...

Иван улыбнулся:

— Хотя и в порнушке, если нормально сделана, ничего плохого нет. В большинстве случаев сей процесс и впрямь больше ее напоминает. Так, как сегодня – это нам с мамой сказочно повезло. Да, Машунь?

Успевшая улечься на место Маша довольно сказала «Муррр!» и окончательно перевернулась на бок.

— Умничаешь, Вань... У нас, баб, все проще: оргазм есть – хорошо, оргазма нет... – она засмеялась, - тоже хорошо! Но не так... Мы к природе ближе, а у вас, мужиков, вечно заумь одна...

Иван ехидно засмеялся:

— Ну да. И где б ты сейчас была без этой зауми? Ты сколько раз с нее сейчас кончила, а?

Маша тихонько засмеялась: «У тебя любимое занятие – нас допрашивать, сколько раз кончили! Звезды на фюзеляже рисуешь, или как?» И вдруг, задумавшись, несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот.

— Ой, Вань... А ведь не знаю... Ни разу... Нет! Точно: как в гостиной улетела, так до самого конца себя и не помнила почти. Как-то волнами все: то нарастет, то чуть спадет... но ощущение... не знаю, как и сказать-то... Будто в ласковой вечности... Черт, Ванюшка... А ты ведь прав... В Большой Оргазм ты меня раз пять загонял, но там другое, там физиология чистая, напряжение сбросилось, оттого и кайф... А тут... В голове как-то чисто... И не только в голове... Ваньк, ты ж мне так и не спустил ни разу?

— Не-а...

— Я бы все равно, наверное, не почуяла. Это вообще на делание детей не похоже, это... Не знаю... Наверное, только люди на такое способны, зверушкам всяким для этого разума не хватает...

— Ну, как оно у зверушек, мы не знаем... - усмехнулся Иван. – А с тобой да, я так и почувствовал. Как растворились друг в друге, и до сих пор я тебя ощущаю всю... Вот сейчас у тебя внизу, возле правой нимфы, чуть задрожало, зачесалось...

Маша, прикрыв глаза, чуть отодвинула в сторону ногу и потянулась к названному месту. Почесалась, хмыкнула:

— И впрямь... Ой, Вань, как интересно... А где еще?

— Сейчас, погоди... - Иван, изображая сосредоточенность, наморщил лоб. – Ммммм... Так... Кажется... Да, сосочек... Правый, да... Самая вершинка...

Приподняв сиську рукой, Маша посмотрела на сосок:

— Хм...

Хихикнув, потянулась и лизнула коричневую вишню языком:

— Ну тебя... Ничего ты не знаешь, разыгрываешь...

— Может, да. А может, и нет. Вот сейчас у тебя опять внизу зачесалось... В самом низу, возле пещерки...

Маша скзала «Пффф!», улыбаясь, прикрыла глаза, и не полезла в указанное место.

— Ну, не хочешь, как хочешь. Ходи нечесанная. Кстати, Ларка, тебя я тоже чую... С тобой вообще все просто...

Ларка, до этого с интересом поглядывавшая на старших, оживилась:

— И... где?

— А вот где целочка была, там и чешется...

Чуть выгнувшись, Лариска с удовольствием почесала это место.

— Ага, дядь Вань... И вообще... Рембрандт Рембрандтом, а я, на вас насмотревшись, уже вся чешусь... Дядь Вань...

— А?

— Дяяяядь Вань, вы ж в маму не кончили? Можно.... я?

Маша с ленивым весельем ткнула ей пальцем в нос:

— Не пизденкой! Ей – завтра, сегодня пусть подживет.

— Угу, мам... Дяяяядь Вань...

— Ларка, дуреха! О таких вещах не спрашивают.

— А... как?

— Попробуй, и поймешь. Мне хочется или нет, мама как посмотрит...

Маша, ухватив мужа за полустоячий член, покачала его в воздухе:

— А че мама? Мама сыыыытая... А дядя Ваня неееет... Так что, Ларка, доделывай, чего я не смогла...

— Вау! – Лариска, едва не подпрыгнув, метнулась ротиком к мужскому достоинству Ивана, безвольно свесившему головку над обнимающими его Машиными пальцами. Но была ухвачена Иваном поперек живота и возвращена на место.

— Ларк, не так. Так со свеженьким мужиком можно, когда у него стоит еще до того, как ты лифчик сняла. А после твоей мамы за мою эрекцию еще надо побороться. Причем полная женская победа будет тогда, когда он встанет, а ты его еще ни разу не коснулась.

— Ой, дядь Вань! Это щас...

Ехидно посмотрев на мужа с дочкой, Маша отодвинулась от Ивана подальше, давая Ларке полный доступ к мужскому телу и, подперев голову рукой, принялась наблюдать за процессом.

Лариска, чуть растерянно облизнувшись, поднялась на колени. Оглядела распростертого перед ней дядю Ваню, вопросительно глянула на маму, но Маша лишь улыбалась.

Пошевелив носиком, младшенькая наклонилась и осторожно чмокнула Ивана возле пупка. Он тихонько, довольно уркнул, Маша очень похоже угукнула, и Ларка, прислушиваясь к этим подсказкам старших, села на ноги Ивана верхом, обхватила его бока лапками и медленно пошла губами и язычком вверх, постепенно вытягиваясь все больше. Коснувшись животом члена, остановилась, приподнявшись, глянула под себя, хмыкнула, подняла глаза на дядю Ваню и, принимая условия игры, напрягла руки, отстраняя тело от запретного места. А потом и вовсе перекатилась набок, к маме, и принялась тихонько играть на Иване кончиками пальцев.

На какое-то время он расслабился, наслаждаясь Ларкиной нежностью. Очнулся, когда ощутимо дрожащие пальцы младшенькой коснулись его сосков, слабо застонал от наслаждения, сглотнул и, не открывая глаз, шепнул: «Ладно, маленькая. Теперь можно все...»

Ларка не кинулась вниз. Точно так же, как до его слов, медленно, сладко, доводя его до стонов, до помутения в голове, почти до неистовства, прошла губами и ладошками весь путь от груди до заветного места, но и там не дала себе воли, а когда он попытался вжать ее голову в свои уже ломящие от перенапряжения яйца, тихонько отвела его руки:

— Лежите, дядь Вань... Я так хочу...

«Господи, как же они с Машкой похожи!», - в который уже раз умилился Иван. Повернул голову к жене: Маша, все поняв, улыбалась. Взяв его подергивающуюся от нетерпения руку, подруга в темпе Ларискиного замедленного кино принялась посасывать его пальцы, а внизу сама Ларка ласкала ставшую вдруг сверхчувствительной головку, и он, начав задыхаться от наслаждения, тихонько, совсем по-девчоночьи заныл. Смилостивившаяся Ларка обняла его крайнее тело кольцом напряженных губ, сдвинула кожицу вниз, все так же, мучительно медленно, провела язычком по уздечке, качнула затылком, член будто объяло пламенем.

Выгнув бедра вверх, он заорал что-то первобытное, отдавая Ларику свою жизненную силу – всю, без остатка, до последней, уже совсем жидкой белой капельки, подобранной розовым кончиком Ларкиного языка на середине ствола, и рухнул в черную, но почему-то совсем не страшную пропасть.

Минуту спустя Лариска уложила лишенный мощи инструмент дяди Вани на мягкую подушечку мошонки и выпрямилась.

— Ой, мам... Дядя Ваня-то... Спит?

— Тихо, Ларк. Иди сюда...

Лариска послушно опустилась на простыню между старшими. Прижав ее спиной к себе, Маша чмокнула дочку в основание шеи. Ларка чуть испуганно обернулась:

— Мам... Я... К себе?

— Нет, Ларка. Сегодня спи с ним. Заслужила. Так, как у тебя сейчас, он у меня ни разу не кончал. Пока...

— А... ты?

— А я с краешку...

— Мам, я... я нечаянно...

— Дуреха... Я, на вас глядя, сама кончила. Тихонько так, - засмеялась Маша. - Мы ведь друг друга любим. Все трое, правда?

Охнув, Лариска резко перевернулась к маме лицом и, уткнувшись мордочкой ей в грудь, уже оттуда глухо подтвердила: «Ага...» Потерлась там и, вытащив физиономию на свет божий, озабоченно поглядела маме в глаза:

— Мам... Но это ведь только пока, правда? Ты ведь сделаешь... такое?

Засмеявшись, Маша по слогам шепнула ей на ухо: «По-ста-ра-юсь! Подлиза... Во всех смыслах!» и толкнула дочку в плечо: мол, нечего ко мне ластиться, иди к Ивану.

Попытавшись изобразить огорчение, Ларка довольно улыбнулась, быстренько перевернулась лицом к дяде Ване и, сложив на него конечности, немного поиграв попкой, затихла.

Посреди ночи Иван проснулся от того, что Лариска повернулась к нему спиной. Машинально повернувшись следом, он, так толком и не проснувшись, осторожно запустил пальцы под соблазнительно выставленную попку младшенькой.

Что уж там снилось Лариске, неведомо, но в щелке было мокро. Не контролируемый сонным Иваном нижний его приятель тут же встал и, будто сам собою, осторожно полез в глубину. Удивленно притормозил – в пещерке было непривычно тесно, но, сразу успокоившись, нырнул в сладкое тепло до упора.

Не просыпаясь, Лариска проурчала нечто довольное, чуть пошевелила бедрами, надеваясь поудобнее. и, прижавшись щекой к руке Ивана, затихла.

С Машей у них такое случалось чуть не каждую ночь, и в этот раз все было по традиции: ленивый боец, не став будить женщину, потихоньку сам собой ослаб, и Иван, успокоенный тихим дыханием прижавшейся к нему Лариски и Машиным дыханием чуть подальше, опять крепко уснул.