Иван, как обычно, улегся первым, с краю, на спину, а Маша подошла к окну, минуту постояла, вглядываясь в темноту за стеклом. Обернулась к Ивану, задумчиво, серьезно посмотрела на него, и вернулась к кровати.

Улеглась на Ивана сверху, вытянулась по нему всем телом, подложив сложенные на его груди ладони под подбородок и касаясь простыни только кончиками пальцев на ногах.

— А знаешь, Вань.... Я, когда сегодня за вами в ванной смотрела, кое-что про себя поняла. Странное...

Иван молча ждал продолжения. Чуть пожевав губами, Маша заговорила вновь:

— Ты, когда ей низок намыливать начал... Мне вдруг показалось, что она не просто спиной к тебе стоит, а... по делу. И ты там не рукой и снаружи, а хуйком и внутри шуруешь, как во мне... Да подожди ты виноватиться, Вань, ты дослушай. Знаешь, что я почувствовала? Сначала внизу, а потом и в груди стало вдруг так тепло-тепло, ласково-ласково... На тебя посмотрю – к себе прижать охота, на Ларку – тоже... И не обидно ничуть...

Прикрыла глаза и продолжила:

— Вань, мне самой сейчас странно, но, кажется, именно так... Если ты... Если ты когда-нибудь Ларку... трахнешь, я на вас не обижусь... Кажется, я за вас обрадуюсь...

Иван, погладив ее по спине, тяжело вздохнул.

— Маш, иди к черту. Говорил ведь уже, и сама видела... У нас с ней совсем не то, что с тобой. Ты – моя женщина, а Ларка... Красивая, нежная, ласковая, умная, кожа еще лучше, чем у тебя, и сиськи поновее, - засмеявшись, он провел пальцем вокруг расплющенной о его грудь Машиной грудки, - и еще много чего... Я таких девиц в таком возрасте и не видел никогда, так что, считай, я в вас обоих влюбился...

Он вдруг замолчал. «Ну вот, нужное слово само вылетело...» Маша, однако, не обратила на это ровно никакого внимания, нетерпеливо пошевелившись: продолжай!

«Черт. Ей обязательно, чтобы пару дуэлей со смертельным исходом, потом миллион алых роз, обещание самоубиться и признание на коленях? Ну ладно, не поняла – живи так...»

— Но... С ней у меня совсем другое, да и у нее со мной тоже. Если честно, я сегодня, когда ты в ванную пришла, на тебя глянул и засомневался: может, закончить с такими играми раз и навсегда? Вот встанет сейчас, и все, отмазка готова: какие игры, если члену не играть, а трахаться хочется? Скомандовал ему «Вира!», а он – ноль эмоций... А потом на тебя посмотрел, вдруг разглядел, как ты на нас смотришь... Ну и... Дальше уже не просто с Ларкой играл, а старался, чтобы тебе приятно смотреть было... Тьфу, запутался я с вами совсем...

Он опять вздохнул и засмеялся:

— В общем, Маш, у меня вон, на тебя-то не стоит, - он чуть пошевелил своим лобком, прижатым к Машиному. – Ну, на тебя, скажем, уже завтра за милую душу, а на Ларку – нет. Пусть даже и не ждет, паршивка....

Поправил Маше волосы, рассыпавшиеся по плечам, и потянулся чмокнуть ее в нос, но Маша легко отклонилась.

— Вань, если я всерьез захочу – и сейчас встанет. Это мне сейчас не надо, вон, потрогай, - освободив одну руку, она ухватила запястье Ивана и положила его пальцы на самый верх своих ног. Иван осторожно почесал у Маши под хвостиком, там и впрямь было, по Машиному присловью, как в Сахаре летом, и убрал руку. – И на Ларку, если она всерьез захочет, встанет, как миленький. Только мы, бабы, это решаем, - кому дать, а кто пусть дрочит... Она с тобой играет так, я же и приучила, да, видать, мужские ласки покрепче моих будут. Ох, какая она сегодня была... И ты... Довольный тем, что ей хорошо... Милые вы мои...

Маша вдруг швыркнула носом над покрасневшими, готовыми пустить слезу то ли счастья, то ли самопожертвования глазами, и Иван, с видом человека, замучившегося объяснять элементарные вещи, тяжело вздохнул.

— Машка, ну перестань, а... Играет, да... И не только ласкается, еще и кокетство отрабатывает. Видно же за версту... Потому и она не захочет, и у меня не встанет... Машк, ну хочешь, я к ней вообще больше не притронусь и пальцем?

— Балбес, ничего не понял... Точнее, понял все, но боишься. Меня боишься, а зря... Наоборот, Вань. Трогай. Трогай почаще, она у меня... – Маша, чуть запнувшись, поправилась, - у нас... недоласканная, недолюбленная, мне же некогда все было... Все пыталась качеством количество заместить, как будто две минуты пальцев на письке заменят то, что вы с ней сегодня делали... Трогай так, как вам обоим хочется, а на меня не оглядывайся. Если вы друг друга будете хотеть, неважно как, но из-за меня сдерживаться, вам обоим плохо будет, а мне, значит, вдвойне... А мне... Мне даже просто смотреть на вас, как сегодня, и то... Ох, Вань... Как тепло мне было, ты не понимаешь...

Иван открыл рот, но Маша решительно остановила его, положив пальцы на его губы.

— Подожди, Вань. Еще, уже не бабодурское, вот сейчас, пока говорила, в голову пришло. Когда... В общем, когда Ларка захочет девства своего дурацкого лишиться, я ей лучшего, чем ты, помощника в этом деле и представить не могу. И ты не можешь.

Иван, чуть задержавшись с ответом, был вынужден кивнуть. Тут Маша была права, но это в теории, да и то не во всей...

— Но...

— А никаких «но», Вань. Это и не инцест, она ж тебе по крови и документам – никто, и будет никто, я знаю, случись что со мной, ты ее хоть с бумажками, хоть без уже не бросишь, да и она тебя тоже... И не измена, раз я не против, так что твоя совесть передо мной чистая... Понял?

Иван смирился. «В конце концов, какие бы фантазии Машке в голову не лезли, трахать или нет Ларку дело мое, и только мое. Так что пока опустим...»

— Ну-ка, милая, слезь, а то раздавишь...

С улыбкой перекатив Машу с себя на спину, он повернулся к ней и заглянул в глаза.

— А теперь ты меня послушай. Так вот: за доверие, конечно, спасибо... но пользоваться им вплоть до ебли у меня, по крайней мере пока, никакого желания нет. И у Ларки, насколько я понимаю, тоже. Так что пока пусть будет все, как есть, а там... Там посмотрим. Может, и у тебя настроение переменится. Старые, страшные бабы обычно жутко ревнивые, - засмеялся он, и только что серьезная до трагедийности Маша фыркнула:

— Ужас. Это ж до каких пор Ларка в девках ходить должна?

— До морковкиного заговенья... И... Вот еще что. Запомни: даже если все будет так, как ты говоришь, это будет не за углом, и не втихую. А при тебе. Свечку держать будешь, поняла? Иначе не видать Лариске дефлорации, как своих ушей. По крайней мере, от меня точно. Аминь!

Отвалившись на спину, он скрестил руки на груди и, изображая кого-то вроде римского императора, со значительным выражением лица уставился в потолок. Маша, немного поразглядывав эту картину, вдруг схватила его за императорское достоинство, и вся спесь с Ивана слетела разом.

— Ай!

— Вот тебе и «ай», - глаза Маши, все еще чуть красные от недавно подступавших слез, были теперь полны смеха. – Я ему тут, понимаешь, как на духу, а ему все хиханьки да хаханьки. Вот щас как обижусь...

Иван, глядя ее пальцами по волосам, тихонько засмеялся:

— И я как на духу... У нас с тобой это вообще хорошо получается... И... Не-а. Не обидишься. Потому что я знаю один способ лечения обид, а ты его сейчас не хочешь...

Маша задумчиво почесала там, куда недавно направляла руку Ивана, сказала: «Ну, не хочу... Подумаешь! Вчера-то... Ой, че было...», еще раз хихикнула, чмокнула Ивана в нос и, потянувшись, выключила свет.

— Спи, бестолковый. Но помни!

— Ага... – лениво протянул Иван, подтащил Машу к своему боку, разместил поудобнее, закрыл глаза, немного погладил по спинке, пока подруга окончательно не расслабилась. По дороге вспомнил, какими, похоже, искренне счастливыми глазами Машка смотрела на них, стоя в дверях ванной. Хмыкнул: «А ведь, судя по всему, не врет баба, по крайней мере сейчас она именно так чувствует. Даже и сама готова Ларку под меня подложить, искренне уверена, что всем троим так лучше будет. Правда, что бабе в голову взбредет завтра, неведомо, как раз за такие вопросы бог Адама из рая и попер...»

Тяжело вздохнул и, наконец, позволил себе отключиться.