Иван так и сидел на диване перед ноутбуком, когда во входной двери тихо повернулся ключ, затем дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель змейкой просочилась Лариска. Мельком взглянув на Ивана, сказала ему «О, дядь Вань, привет!» и тут же сунула нос на кухню:

— Ой, мам? У нас холодно? Ты чего в халате?

— Проветривала...

— А-а-а-а... Ну, привет!

Раздались два тихих чмока, и следом Ларискин жалобный голос:

— Мам, а пожрать?

— Брысь мыться, сейчас будет...

— Бегу...

Но, вместо того, чтобы бежать, она аккуратно повесила куртку в шкаф, разулась и, улыбнувшись по дороге Ивану, чинно проследовала в свою комнату. Хоть дверь в нее и не закрылась, с того места, где сидел Иван, видно толком ничего не было, так что стриптиз в Ларкином исполнении он, к своему сожалению, пропустил. На слух, процесс Ларка начала с того, что негромко включила ритмичную музыку, и уже через полминуты на ее фоне принялась тихонько напевать на английском что-то веселенькое. А еще через пару минут Иван полюбовался результатами: выскочив из комнаты нагишом, Ларка вдруг остановилась, посмотрела на него кокетливо, якобы испуганно пискнула «Ой, дядь Вань, извините!» и, прикрыв сиськи одной рукой, лобок – второй, с зажатыми в кулачке трусиками, очень похоже на маму просеменила, хихикая, в ванную. И даже прикрыла за собой дверь, правда, неплотно, так что сквозь шум воды ее пение доносилось вполне отчетливо.

Из ванной она вышла, замотавшись в узковатое для таких целей полотенце, чем, судя по гордому виду, принесла немалые жертвы на алтарь девичьей скромности, и аккуратно уселась рядом с Иваном на диван. Ухватила из вазы на столике сливу и, жадно засунув ее половинку в рот, потянулась к экрану ноута.

— Ой, дядь Вань, а что вы смотрите?

На экране был один из тех хорватских кадров, которые она не захотела включать в сайт: те самые двое негритят, держа Лариску за широко растянутые руки и ноги пузом кверху, собирались выкинуть ее в море. Вся троица при этом, естественно, ржала.

— Ай... Ой, дядь Вань, это мама вам все-все показала, да?

Иван, засмеявшись, кивнул, Лариска в ответ изобразила смущение:

— И... ту, где я между двумя ху... ой, членами?

— И ту тоже. И твою банную документалистику тоже, - засмеялся Иван. – Мне понравилось...

Лариска откинулась на спинку дивана, отчего из-под полотенца едва не стали видны в натуре ее, в этот момент прекрасно видимые на экране, нижние прелести, и протянула:

— Ой, дядь Вань, как неудобно-то...

Иван повернулся к ней лицом:

— Брось. Что я, на нудистских курортах не был?

— Ой, а были? – не желая выдавать маму, изобразила радостное удивление Лариска.

— Был. Года три назад, и прошлым летом. Во Франции.

— А мы только в Хорватии...

И тут же загрустила снова:

— Ну все равно неудобно... Нудизм нудизмом, а тут...

Иван рассмеялся.

— Ларка, ну чего «тут»? Ну, поизображали порнушку, и что? Да даже если бы не изображали, а всерьез, я бы все равно не осудил.

Лариска уставилась на него обрадовано:

— Ой, дядь Вань... Ну как же...

— А вот так. У тебя сиськи выросли? Писька тоже? Желание есть? Значит, надо удовлетворять... по возможности. Лишь бы тебе и партнеру в радость, да не подцепить ничего. Как не подцепить, знаешь?

Лариска фыркнула:

— Еще бы нет! И мама, и в школе все уши этим обвешали. Ган... ой, дядь Вань, извините, пре-зер-ва-ти-вом пользоваться надо! – произнесла она занудливым голосом. Иван рассмеялся:

— Ну, вот и порядок. Еще надо, чтобы человек был хороший, ну это уж ты точно знаешь сама...

— Ага... Дядь Вань, а вы... с мамой не договаривались, а? Уж больно... Даже слова одни и те же...

Не дожидаясь ответа, вытянув шею в сторону кухни, прислушалась. Мама, вроде, пока не ожидалась, и Ларка с заговорщическим видом повернулась к Ивану:

— Дядь Вань... А... Можно, я спрошу?

— Да ты и так уже больше спрашиваешь, чем я отвечаю, - засмеялся Иван. Лариска, ответно хихикнув, наклонилась к нему поближе:

— Дядь Вань... А... Когда я звонила, это у вас сегодня который раз был?

«Упс... Вот тебе и вся скромница», с удовольствием подумал Иван, глядя в хитрющие глаза аж вертящейся от нетерпения Лариски. «Видать, с Машей им такие разговоры не в диковину. Экзамен мне устраивает. Если сейчас пошлю, то дружбы нам не видать. Э, маленькая, про ханжество – это не ко мне точно. Ты сейчас получишь больше, чем рассчитывала», усмехнулся он про себя, и, приняв задумчивый вид, поднял глаза к потолку. Как бы про себя, забормотал:

— Так... Первый раз меня твоя мама разбудила... язычком... и я кончил, а она, кажется, нет. Значит, мой оргазм – раз... Второй раз она ко мне в ванной подкатилась... Там, у стеночки, я сзади был, она кончила... и в ванне потом, от рук... а я ни разу. Значит, Маша два, я один. Потом мы по всей квартире скакали... Тут ни разу, ни мама, ни я, но радости было... Ну и когда ты звонила, я сзади, в ней был, только ты трубку положила, мы оба кончили.

Посмотрев на Ларискину восхищенную, с приоткрытым ротиком физиономию, он, улыбаясь, заключил:

— Итого: три – два в мамину пользу. Если по оргазмам считать, а так – ровно...

Лариска не сразу, но захлопнула ротик.

— Д-д-д-дядь Вань... А... а...«Скакали» - это... как? И почему... «ни разу»?

Иван улыбнулся. «Так. Кажется, в десятку. Бедный ребенок считал, что на такие темы можно разговаривать только с мамой, да и то... Насколько женщина, не имеющая мужчину по нескольку лет, может быть искренна, да и компетентна в таких вопросах? А значит, неизбежны хоть небольшие, но увертки и умолчания, да и вообще бабы в таких делах хоть чуть-чуть, но всегда соперницы, пусть даже это мама и дочь... Но самому-то как приятно, а... Глазенки любопытные блестят, напряглась, разрумянилась вся... Сидит, ждет, что сейчас я ей истины вещать буду. Ну, истины, не истины, а еще большую открытость показать, если рассчитываешь на дружбу, стоит».

— Скакали примерно так, как вы с девчонками беситесь. Ведь беситесь же иногда, правда? – Лариска кивнула. – Ну, вот и мы примерно так же. В таком, по крайней мере, настроении точно, - рассмеялся Иван. – Придумали себе игру: один вспоминает какой-нибудь эпизод из вашей коллекции, - Иван кивнул на полки с продукцией мировой эроиндустрии, - изображаем его, а второй при этом угадывает, из какого он фильма. Коллекции-то у меня и у вас практически одинаковые, только что у вас малость побольше. Ну и, конечно, споры-обсуждения, где и поборемся-полижемся во все места, где руками поласкаемся, а где и другими местами, - Иван улыбнулся, - в общем, всеми, не исключая и самых приятных. Какие места самые приятные, знаешь? – Лариска, зардевшись чуть больше, улыбнулась и кивнула. - Вон, целый баллон сливок друг на друга вымазали и вылизали, - Иван, чуть потянувшись, улыбнулся. – И кетчупа еще... В общем, хорошоооо... А что «ни разу» - так оно и не обязательно. В оргазме жить не будешь, а ласкаться можно с хорошим человеком до бесконечности. Ну, или пока не заснешь.- засмеялся он опять. - Поняла?

Сила Ларискиной реакции была для Ивана даже несколько неожиданной. Он, конечно, подозревал, что девицы в таком возрасте, за редкими исключениями, весьма эмоциональны, но чтобы так! Несколько раз вдохнув и выдохнув, Лариска вдруг дернулась в его сторону, выпрямилась, проглотила слюну и, наконец, хриплым шепотом выдала:

— Ой, блин... Дядя Ваня...

— Чего?

— Да вы такой... такой... Так просто... говорите... об этом... И... Я маму такой... радостной – никогда не видела! – выпалила она.

Иван широко улыбнулся:

— Лар, ну а что такого? Играли, друг другу удовольствие доставляли, оба довольны. Зачем скрывать-то?

Лариска, явно не находя слов, опять несколько раз открыла и закрыла рот, и, так и не решив, как выразить эмоции, вдруг подскочила на ноги. Полотенце при этом свалилось, но она, не обратив на это внимания, кинулась на шею Ивану. Поставив круглую коленку на его бедро и прижавшись грудями отчасти к халату, отчасти к виднеющейся в его вырезе слегка волосатой груди, порывисто обняла его за шею, чмокнула в щеку:

— Дядь Вань! Ох... Ой... дядь Вань, вы такой... такой... такой... здоровский, вот! Раз с вами об этом можно, значит, можно обо всем, правда? И мама!

Отскочила, зачем-то подхватила полотенце и, прижав его, ничего не прикрывающее, уголком к груди, бросилась на кухню.

Судя по звукам оттуда, Маша была поначалу не на шутку перепугана, а потом, после вопля «Ой, мама! Дядя Ваня – прелесть!» столь же не на шутку обрадована Ларискиной эмоциональной атакой. Во всяком случае, когда, немного пошушукавшись, обе дамы, с тарелками в руках, появились в гостиной, смотрела она на Ивана совершенно счастливыми глазами, хоть и чуть укоризненно показала ему из-за Ларискиной спины язычок – мол, трепушка ты, ну да ладно. «Попал», удовлетворенно подумал Иван, и ответил сначала ей, а потом и Лариске, как он надеялся, таким же взглядом. И, судя по непроизвольной реакции женщин, - обе они вдруг быстренько поставили тарелки на стол и, наклонившись, дружно чмокнули его в щеки, - это у него получилось. Чмоки были совершенно разные: один, Машин, горячий, от него сразу проснулось что-то в паху, и второй, Ларискин – совершенно бескорыстный, от него в голове Ивана замелькали ассоциации то ли с собственным детством, то ли с детством его, так и не рожденных, детей. Какой из них был приятнее, решить он не мог, да и не пытался.

Достигнутый у Ларки успех Иван по достоинству оценил только после ужина, прошедшего в абсолютно семейной обстановке. Кушали они сидя на диване, все за тем же сервировочным столиком, благо, он был достаточно велик: Маша с Иваном по краям, Лариска в середине. За едой разговор шел о танцах, Лариска рассказывала, что сегодня было на занятии, и, в какой-то момент забывшись, обозвала маму за сегодняшний прогул «лентяйкой». Иван с Машей, переглянувшись за спиной Лариски, дружно засмеялись, после чего Ларка была прижата к маминому плечу:

— У нас тут свои занятия были... Поинтереснее, но физически, наверное, не легче.

Лариска глянула на довольные физиономии сначала мамы, потом Ивана, чуть смутилась прокола и, дабы скрыть смущение, съехидничала:

— Ну, да, тоже танцы... Парные. В основном, лежа... Мама на спине, а дядя Ваня...

Засмеявшись уже в голос, Маша выдала дочери заслуженный шлепок по попе, Лариска ойкнула и, уворачиваясь, врезалась плечом в Ивана. Неожиданно для него потерлась, как ласковая кошечка, и, не отстраняясь, шутливо заныла:

— Дядь Вань... А чего она дерется?

Иван, отложив на секунду вилку, притянул Ларискину голову к себе и чмокнул ее в лоб:

— Ну... Я думаю, что ты схлопотала за неверие в наши возможности. Почему только «мама снизу»?

Открыв рот, дабы ответить достойно, нужных слов Лариска так и не нашла, и, выскребая из тарелки остатки, поспешила вернуться к теме танцев более обычных.

Закончив с едой, она, отдуваясь, отвалилась на спинку дивана:

— Пфффф.... Усе. Сытая, довольная, только усталая... в хлам. Замотали и в школе, и в танцклубе....

Совершенно естественным движением развернувшись, она оперлась спиной о маму, вытянула ноги, уложив их пяточками на колени Ивана, размотав, вытащила из-под себя полотенце, встряхнула его, укрыла им бедра и зашевелила пальцами на ступнях:

— Особенно ножки... Гудя-я-я-я-ят...

Маша, чуть повернувшись, положила руки вокруг шеи дочки и принялась ласково разминать ей плечи, отчего Лариска блаженно прикрыла глаза и на несколько секунд замолчала. Потом чуть пошевелила ногами и, не открывая глаз, жалобно попросила:

— Дядь Вань... А вы бы ступни мне помяли...

Иван, у которого буквально руки чесались заняться этим и без просьб, бросил взгляд на Машу. Та улыбнулась, как показалась Ивану, чуть настороженно, и не очень уверенно кивнула. Ответив ей успокаивающей улыбкой, Иван занялся делом, и почти сразу Лариска настороженно пошевелилась, прислушиваясь к ощущениям, а потом, в окончательном блаженстве, расслабилась совсем.

Разобравшись с одной ступней, Иван взялся за вторую, и тут Лариска подала слабый голос:

— Ой, дядь Вань.... А как здорово у вас выходит... У мамы руки слабые, что ли...

— Да тут дело не в силе. Уметь надо. Я ж не просто так тебе пятки чешу, а в определенной последовательности, и направления знать надо, и точки, и приемы. Целая наука...

Лариска радостно открыла глаза и, явно собираясь что-то выпросить, ласковым –преласковым голоском спросила :

— И вы ее превзошли, да, дядь Вань?

— Ну.... Не скажу, что профи, - Иван глядел на Лариску, улыбаясь, - но было дело... Мне самому массаж страшно нравится, вот и поизучал.... маленько.

Сказав это, он провел костяшками пальцев по своду Ларискиной стопы, и красна девица, прикрыв глаза, чуть слышно застонала от удовольствия. Тем же ласковым голоском продолжила:

— Охххх.... кайф.... Дядь Вань, а вы сегодня не очень устали?

Иван, чуть насторожившись, уставился на Ларкину хитрую физиономию.

— А что?

— Так здорово.... А я так массаж люблю... Как вы... Может, и больше... И у вас руки такие... хорошие...

Иван хмыкнул и поднял глаза на Машу. Боковым зрением он видел, что она, почти не скрываясь, внимательно, поначалу несколько напряженно наблюдает за процессом их с Ларкой телесного общения, и, вроде бы, постепенно расслабляется. «Ну-ну», - мелькнула у Ивана мысль, - «не кончи я меньше часа назад, еще неизвестно, как бы все это выглядело. Девка-то уже вовсе не ребенок, по крайней мере, телом. Вон, сиськи, хоть и меньше маминых, но поновее будут».

С трудом сдержав улыбку, он прислушался к себе еще раз. «А может, Машка и права. Приласкать Лариску я и впрямь с удовольствием, причем по-всякому, хоть и до оргазма, но сам, кажется, не возбуждаюсь от этого совсем. Чистое удовольствие, без примеси секса, даже и не знал, что так бывает... Вот на Машку гляжу, и сразу шевелится, а на Ларку – вроде нет», не очень уверенно подумал он.

А Маша смотрела на него опять чуть напряженно, и он, глядя ей в глаза, слегка пожал плечами: ну, как скажешь, но я не вижу ничего такого, да и сам с удовольствием.

— Ну дядь Вань, ну пожа-а-а-луйста... – Лариска, продолжая попрошайничать, протянула руку не к нему, но к Маше, и, заглядывая ей в глаза, погладила по щеке. – Мам, ну скажи ты...

Иван закусил губу, чтобы не засмеяться. «Ох, и лиса!», подумал он, а Маша произнесла эти слова вслух, вздохнув, проворчала: «Лентяи тебе... Мы сегодня... того... тоже устали. Ладно уж, раз дядя Ваня не против...»

Ларка захихикала и, усевшись, заоглядывалась:

— А вот где? Ага, стол на середку...

Судя по тому, с каким энтузиазмом она носилась по квартире, выкатывая и раскладывая большой обеденный стол, стеля на него простынку и добывая из маминого трюмо какое-то особенное масло для тела, не так уж Ларку и замотали за день. Наконец, с довольным «Оп-ля!» она шлепнулась на стол голой попой кверху, уткнулась носом в простыню, забавно потрясла аккуратными булочками и глухо доложила: «Объект готов!»

Иван встал, встряхнул руками, закатал рукава халата, налил на ладонь масло, взглянул на Машу, - та сидела, с улыбкой, но очень внимательно за ним наблюдая, - и начал процедуру сверху вниз.

Когда он первый раз всерьез, с усилием размял трехглавые мышцы, Ларка, блаженствуя, тихонько застонала, и он опять бросил взгляд на подругу. Казалось, что массаж он делает сразу и маме, и дочке: Маша, точно так же, как и Лариска, хоть еще и не полностью, но расслабилась, и смотрела теперь совсем спокойно. Обработав спину и руки, он решительно разложил Ларины ноги чуть пошире и принялся сначала за ягодицы, чем, кажется, привел Ларку в почти полную нирвану, а потом и за бедра. Чувствуя, как мышцы под его руками становятся все податливей и податливей, безо всякого стеснения обработал их до самой промежности, касаясь ладонями складок в Ларкином паху и с интересом разглядывая интимное место девушки: в отличие от чуть более полной мамы, у нее внутренние губки самыми краешками выступали за внешние, и звездочка ануса была чуть светлее, но в целом все было очень похоже. «Даже больше, чем на лицо», со смехом подумал Иван и, спохватившись, поглядел на Машу: та сидела, зажимая рот ладошкой, чтобы не рассмеяться. Успокоившись, он улыбнулся ей в ответ, Маша махнула ладонью, - мол, а ну вас, похабников, - и продолжил.

Перевернув Лариску на спину, он решительно положил голень ее ноги себе на плечо и занялся висящим в воздухе бедром, глядя вдоль него опять на Ларискин бутончик, в такой позе чуть раскрывшийся и показавший ему темную дырочку внизу. Маша оказалась у него за спиной, и, услышав оттуда шорох, он оглянулся. Вытянув шею, она заглядывала туда, куда только что смотрел он. Иван, не прекращая работать, удивленно поднял брови, Маша досадливо отмахнулась и вытянула шею еще дальше, но тут же разочарованно отвалилась назад.

Опасливо оглянувшись на Лариску, Иван одними губами шепнул: «Ты чего?» Маша, поначалу только махнувшая рукой, тут же вскинула на него взгляд и так же тихо шепнула:

— Раскрой пошире!

«Эк я ее сегодня, а! Интересно, хоть какая-нибудь мама хоть какого-нибудь родного папу хоть когда-нибудь о таком просила? Черт поймет этих баб», - весело подумал Иван, - «То она боится, что я Ларке вместо тела пизду изнутри отмассирую, то сама просит, чтобы я туда лапами залез», а вслух шепнул:

— Зачем?

— Целка или нет... Не очень верю...

Проблема разрешилась просто. Лариска, обеспокоенная снижением качества Ивановых действий и непонятными шепотками, на секунду вынырнула из нирваны и, не открывая глаз, слабым голосом спросила:

— Эй! Вы чего?

«Эй» переглянулись, Маша, чуть покраснев, открыла рот, чтобы, судя по выражению ее лица, ответить что-то типа «Да нет, нет, все в порядке», но ее опередил Иван. Ехидно глянув на Машу, он ответил:

— Да вот, мама удивляется, что я тебе не все места массирую...

Лариска так же слабо фыркнула:

— Ну так и не проблема... хоть снаружи, хоть изнутри... Только она не удивляется, а целку проверить хочет... У нее идея-фикс такая... Как мою дырку видит, обязательно смотрит. Будто я ей так не скажу...

Маша, окончательно покраснев, виновато посмотрела на Ивана и, от души сказав «Тьфу!», повесила голову. А тихонько смеющийся Иван обернулся к Лариске:

— Ну и...?

Лариска, пошевелив попой, чуть напряглась, но ответила таким же тихим голосом:

— Так смотрите...

И совсем расслабленным движением отвела в сторону вторую ногу, свесив ее со стола.

«Молодец девка. Другая на ее месте скандал бы устроила. А эта мало, что наготы совсем не боится, еще и мозги на месте», порадовался Иван. Обернувшись к Маше, он ехидно кивнул ей на промежность дочки:

— Посмотри...

Маша глянула сначала ему в глаза, потом на объект предполагаемого исследования и вдруг, зловредно ухмыльнувшись, высунула язык:

— А, ну ее... «Идея-фикс» у меня, видите ли... Имею я право знать, нет?

Ларка, и в новой, совсем открытой позе, с одной ногой на плече у Ивана и второй, свисающей со стола, умудрившаяся совсем расслабиться, в ответ на это чуть слышно фыркнула, а Иван, подмигнув Маше, покачал головой:

— Так вопрос, Машунь, не в правах, а в доверии. Деткам доверять надо, тогда они сами все рассказывать будут. Конечно, иногда и приврут, ну да не в таких делах, правда, Ларис?

Лариска вдруг, будто пытаясь его погладить, сделала движение ногой, лежащей у него на плече, он одобрительно похлопал ее ладонью по внутренности бедра и, не оглядываясь больше на Машу, продолжил работу.

Посмотрел на подругу, лишь став обходить вокруг стола, чтобы заняться второй Ларискиной ногой. Маша сидела, немного надувшись, и он, укладывая нижнюю конечность девушки себе на плечо, мысленно почесал в затылке: «Ну вот, теперь их еще по углам разводить надо, а то и мне перепадет. С моим педагогическим экзерсисом Машка смирится, не дура, понимает, что нам с Ларкой еще подружиться надо, а уж там я, может, и в качестве строгого папы смогу хоть как-то поработать. Но с целкой надо разобраться, это у Машки, похоже, действительно фикс. После сегодняшней нашей с Ларкой отповеди, может, и пройдет, но сегодня надо дать ей убедиться обязательно...»

Он продолжил массаж, медленно продвигаясь все выше и выше. Массируя грудные мышцы и при этом, волей-неволей, молочные железы, он увидел, что только что почти утонувшие в вершинках задорно торчащих вверх грудей розовые соски слегка приподнялись и потемнели, да и сама Лариска, судя по тонусу мышц, нирвану уже, скорее, изображала. «Так, девочка. А я ведь ни соски, ни письку не трогал, так что с возбудимостью у тебя все более, чем в порядке, как и у мамы. Недолго твоей девственности осталось... Но, черт, как же показать ее Машке так, чтобы никого не обидеть? А, попробуем... Девка толковая, даже поняв игру, воспримет, будем надеяться, с умом, ей лишние ссоры с мамой тоже ни к чему...»

Закончил массаж легкими поглаживаниями пальцев, выпрямился и кинулся в бой, очертя голову.

— Уффф,. .. Ну все, хорошего помаленьку... Тело у тебя, Ларка... Просто прелесть, крепкое, но под руками как мед с молоком. Когда-нибудь я тебе массаж с этой смесью сделаю, так ты у меня вообще заснешь на второй минуте... Эй! Ты и так спишь?

Ларка, блаженно улыбаясь, только промычала отрицательно, не изволив пошевелить ни одной из раскинутых в стороны конечностей. Иван скосил глаза на Машу: делая вид, что не обращает никакого внимания на происходящее в метре от нее, она, сидя с поджатыми под себя ногами, читала аннотацию на обложке одного из тех фильмов, что Иван забыл на диване еще в начале вечера. «Ага, типа, «разбирайтесь сами, раз вы такие умные против меня объединяться». Это хорошо», улыбнулся Иван и, протянув палец, ласково пощекотал им в ямочке Ларискиного пупка:

— Би-бип...

Лариска чуть дернула животиком и разулыбалась еще шире, но глаза не открыла.

Иван еще раз покосился на Машу, встретившись с таким же, искоса, взглядом. «Ну, Машенька, сейчас я тебя.... И тоже ведь поймешь правильно, что это я не к Ларке приставать надумал, а тебя поддрачиваю, ревновать заставляю. И поделом – на сердитых воду возят. Как бы только не переиграть...»

Продолжая искоса глядеть на Машу, он зацепил щепотью несколько волосков из коротенькой, ничего не прикрывающей щеточки на Ларкином лобке и несильно потянул их вверх. Ларка пискнула, дернула попой и, по-прежнему улыбаясь с закрытыми глазами, попыталась поймать его ладонь. Руку он, смеясь, убрал, Ларка тут же опять расслабилась, а Маша, дернув плечами, опять уткнулась носом в текст. Иван, вернув руку на шерстку, легко почесал ее, Лариска, чуть заметно вздрогнув, довольно выдохнула, и он, еще раз погладив щеточку, убрал руку окончательно, задумчиво уставившись чуть ниже того места, где она только что была.

Чувствовал он себя семилетним пацаном, просящим у такой же соседки «показать писю», но деваться было некуда.

— А, кстати... Ларка, ты знаешь, что я ни разу девственной плевы живьем не видел?

Маша чуть вскинулась, уставившись на них теперь в открытую, а Лариска, открыв один глаз, посмотрела на него снизу, потом скосила этот же глаз к ногам, на сидящую на диване маму, вскинула их вверх, что-то вычисляя, и хихикнула:

— Ну, так посмотрите...

Согнула ноги в коленках и, опираясь на пятки, сдвинулась поближе к краю стола, а значит, и к маме. Иван в душе заорал: «Ах ты, прелесть моя! Все-все ведь поняла, умничка! Как же я с тобой рассчитываться буду, а?», а сам уже переместился к торцу стола. Сохраняя самый серьезный вид, встал так, чтобы полностью загородить от Маши обзор на Ларискины прелести. «Вот тебе, паршивка, сиди и мучайся. Будешь знать, как на меня бочку катить не по делу», подумал он, а Лариска тем временем уже развела ноги чуть ли не на шпагат и, обняв снаружи полупопия ладонями, собралась разобрать пальцами ближнюю к попке часть нижних губок, дабы открыть ему обзор на свой бутончик. И вдруг убрала руки.

Чуть помолчав, хихикнула и, приподняв голову, хитро поглядела сначала за Ивана, туда, где, для нее невидимая, сидела на диване мама, а потом на него самого:

— Только уж вы, дядь Вань, сами, ладно? И вам интереснее, и мне... Меня... кхм... там еще, кроме мамы, никогда никто не трогал...

«Ах ты сучка», - ласково подумал Иван, - «динамщица знатная будешь, наверное... Ведь прекрасно понимаешь, что это издевательство над любым здоровым мужиком, а делаешь... Ладно, будем считать, что я тебе за понимание ничего не должен, да к тому же и номер у тебя не пройдет. Ну не воспринимаю я тебя, как нечто ебабельное. Еще подрастешь, тогда может быть, а сейчас – нет. Наверное», подумал он, внешне изо всех сил оставаясь спокойным. Услышал за спиной, вплотную, какое-то шевеление, и, не обратив на него внимания, слегка разочарованным тоном ответил Лариске:

— Ну, сам, так сам...

Наклонившись поближе, он осторожно провел пальцами по закрытой Лариной щелке, нигде не задерживаясь. Заметно потемневшая от прилившей крови промежность, незаметно для глаза, но ощутимо для пальцев, мелко-мелко дрожала, а в самом низу, между чуть разошедшимися лепестками малых губок, появилась влага, и оттуда донесся знакомый запах. Иван прислушался к своему низу: все спокойно. «Врешь, не возьмешь», еще больше развеселился он, ехидно добавил: «и особенно, когда Машка за спиной сидит», после чего решительно раздвинул губки пальцами двух рук, отчего Лариска вздрогнула уже ощутимо.

Девственная плева у Лариски была неправильная: сероватая, невзрачная пленочка в форме тоненького полумесяца сиротливо прилепилась к розовой, блестящей от смазки роскоши сбоку, перед самым входом в Ларкину, приоткрытую его пальцами, суть, прикрывая вход во влагалище не больше, чем на четверть. Не задумываясь, он освободил одну руку и осторожно провел по ней пальцем, чуть задевая розовую мякотку рядом. Лариска заметно напряглась, он поднял голову и посмотрел на лежащую с закушенными губами девушку:

— Она?

Ларка пошевелила бедрами и неуверенно ответила:

— К-к-кажется... Дядь Вань, вы ее пальцем изнутри и чуть оттяните, тогда точно скажу... Я сама так всегда...

Улыбувшись, Иван чуть углубился указательным пальцем за плеву и, подцепив ее, потянул на себя. Ларка опять вздрогнула и ахнула: «Да, она...», и тут он почувствовал, что под халат, сзади, проникла чья-то рука и уверенно, жестко взяла его за яйца. «О, блин. Про Машку-то я и забыл», с веселым испугом подумал Иван. Тут рука, обнаружив лежащий поверх яиц совершенно безвольный член, удивленно дернулась, и хватка тут же стала из жесткой весьма ласковой. Чуть вильнув бедрами, он дал понять Маше, что все понял, но бесенок не утихал, и он опять поднял лицо к Лариске:

— А еще ты как сама делаешь...

Лариска, хрюкнув от неожиданности, все же ответила сразу: «А пальцем вовнутрь... там дырочка большая, моих, так даже два можно... и клитор почесать», одновременно завлекательно вильнув бедрами, отчего его палец, выскочив из-под плевы, раздвинул вход во влагалище еще шире, став мокрым от Ларискиного сока уже на две фаланги. Лариска, расслабившись, довольно замычала, а Машина рука, сжимающая теперь весь аппарат Ивана, опять стала твердой.

«Ну, наверное, поиграли – и хватит рисковать святым», весело подумал Иван. Чуть отстранился вбок, подняв локоть той руки, что держала Ларискины недра раскрытыми. Под локоть немедленно просунулась Машина голова. Увидев девственность дочери между пальцами Ивана, Маша чуть слышно ахнула, закрыв глаза, мелко потрясла головой и уставилась в это место опять. Глаза поднялись вверх и встретились с глазами Ивана, тот одними губами шепнул: «Ну, убедилась?», Маша ошалело кивнула и, убрав голову из-под его руки, тут же отпустила и причиндал.

Ничего не заметившая Лариска в это время шутливо заныла: «Ну дядь Вань, ну сделайте...», но Иван уже осторожно убрал из-под плевы палец, отпустив следом на волю и нижние губки. Двумя пальцами свел в линию не сразу закрывшуюся плоть и, взявшись чуть ниже коленок, аккуратно свел Лариске ноги.

— Ларка, я, может быть, и еще поиграл.... Но ты знаешь, за какое место меня сейчас твоя мама держит?

Рывком сев, Лариска выпучила глаза и попыталась заглянуть за Ивана. Тем временем Маша, похоже, не без удовольствия успела запустить руку на прежнее место, сжав Иваново хозяйство в подведенной снизу горсти и слегка его разминая. Иван, смеясь, раздвинул полы халата, Лариска уставилась в его пах и совершенно неприлично заржала в голос:

— Ой, мам! Оторвешь!

— И оторву... – мрачно пообещала Маша, сжимая руку посильнее. Иван, явно преувеличивая удовольствие, сказал «Ах!», Ларка опять засмеялась и легко спрыгнула со стола. Нагнувшись, сняла стопор на колесиках, утолкала стол к стене, вернулась, потянувшись к спинке дивана мимо стоящего с раздвинутыми ногами Ивана и сидящей за ним матери, ухватила один из лежащих там дисков, цапнула лежащий на диване ноутбук, чмокнула по-прежнему держащую руку под халатом Ивана и что-то там сосредоточенно делающую маму в щеку и чуть ли не бегом двинулась к своей комнате. На пороге вдруг остановилась и, едва сдерживая смех, задорно посмотрела на провожающих ее взглядами старших:

— Дядь Вань! А еще покажите?

Иван, засмеявшись, опять распахнул полы халата, и на свет появился уже вполне качественно стоящий член, вдоль которого, быстро обнажая темно-розовую головку, двигалась вниз Машина рука. Лариска прибавила глаза, прикрыла рот ладошкой, фыркнула и прокомментировала зрелище:

— Ну, нормально. А то я боялась, что не встанет! Все, пошла продолжать массаж!

Вид у нее при этом был довольный донельзя. Еще раз хихикнув, она демонстративно почесала свой низок, показала им язык и скрылась в комнате, плотно прикрыв за собой дверь.

Сделав после ее исчезновения единственное движение, Маша рывком выдернула руку и, ухватив за бедро, развернула Ивана лицом к себе. Из разреза халата прямо ей в лицо уставилась открытая головка, Маша посмотрела на нее, нервно облизнулась и подняла на Ивана глаза.

Не дав ей сказать ни слова, он положил руки ей на щеки и заглянул в то ли тоскливые, то ли просто малость одуревшие от только что виденного глаза своими, смеющимися:

— Машка, ну чего ты? Хотела посмотреть, я и показал...

— А как ты это сделал, поганец?

— Машунь, а как? – посерьезнел он. – Ну, доставил по дороге девочке удовольствие, и что? Ты ее физиономию сейчас видела?

— «Удовольствие», - вдруг смутившись, проворчала Маша. – Вон, она себе сейчас то удовольствие сделает...

Иван опять улыбнулся:

— Ну и хорошо... Маш, а ты, когда меня за яйца схватила, ничего не заметила?

Маша уставилась на него снизу, не понимая. И вдруг, вспомнив, опустила глаза, облегченно вздохнув.

— Блин, Ванька... Ну можно так, нет... Ведь только сейчас поняла... Хотя... Ну почему?

Иван засмеялся:

— Почему не стоял? Маш, а ты на пятилетнего пацана намокнешь? Ну, не на пятилетнего, а на двенадцатилетнего? Даже если у него стоит, причем на тебя, и ты его за это место рукой держишь? Ларке, конечно, не двенадцать, но...

Маша, отстранившись, ахнула и подняла на Ивана глаза. Секунду рассматривала его, не веря, и вдруг, опустив веки, вся сжалась, хлюпнула носом и, почти упав вперед, уткнулась лбом в его живот.

Пораженный, Иван попытался поднять ее лицо к себе, но Маша только замотала головой, еще сильнее прижавшись к нему и чуть слышно подскуливая. Тогда он присел перед ней на корточки, снова взял Машино лицо в ладони и губами собрал вытекающие из уголков закрытых глаз тоненькие ручейки. Эту несложную, но приятную операцию ему пришлось повторить трижды, прежде чем Маша, чуть успокоившись, открыла глаза и, подняв безвольно лежавшие до этого руки, взяла его лицо в свои ладони точно так же, как он ее.

— Ва-а-а-нечка... Ванюша... Миииленький... Прости дуру... Я ж себе напридумывала черти что... А ты...ты... к Ларочке, как к доченьке, да? Да, Ванюша?

Ивана от такой формулировки будто пробило током. «Как к дочке?» Дочка? Ой, блин... Хорошо бы... Но... Не знаю пока, Машунь, не знаю... Может, как к дочке... А может, как гинеколог, для него эти места у вас тоже вовсе не сакральные... Про тебя-то не знаю, кто ты мне: любимая? Жена? Так, случайная связь на выходные? Нет, не последнее точно... И с дочкой твоей от этого зависит, но говорить тебе это сейчас нельзя. Прости, Машунь, дай мне немножко времени разобраться в себе. Мне ж не семнадцать, тридцать пять, в такие годы за гормонами не побежишь, нельзя...»

Проглотив комок в горле, он вымучил из себя улыбку:

— А вот не прощу...

Маша, остановив горестное словоизвержение, прибавила глаза, и он, улыбнувшись еще шире, продолжил:

— Сначала отработать заставлю...

Глядя Маше в еще полные слез глаза, мягко, двумя руками прижал ее плечи к спинке дивана, развязал поясок халатика, осторожно разложил по сторонам полы, открыв тело, ладонями, медленно, провел по ней от плеч до бедер, раздвинул круглые колени и, прикрыв глаза уже сам, наклонил голову. Сильно вдохнул носом воздух: чуть слышно пахло женщиной, но не возбужденной. Перевалившись на колени, он положил пальцы на Машины паховые складки, чуть раскрыл ее, очень похожую на Ларкину, только более зрелую и оттого более аппетитную щелку, и принялся это исправлять.

В том, что секс для женщин есть лучшее лекарство от стресса, он убедился минут через пять, когда, оторвавшись от порядком им растребушенного, истекающего соком Машиного низка, поднял глаза. Выгнувшись в пояснице, закинув голову с закрытыми глазами и чуть закушенными, улыбающимися губами, Маша, тяжело дыша, отчаянно таскала себя за соски, и про недавние печали вспоминать явно не собиралась.

Довольно улыбнувшись, он аккуратно завел сначала один, а потом и второй палец в пещерку, ответившую радостным пожатием, и чуть пощекотался там. Маша выгнулась еще сильнее и, застонав, оторвала одну руку от груди, принявшись слепо ловить его голову.

— Машунь, а Машунь... - тихонько позвал он, увернувшись от ее руки и продолжая работать пальцами.

— Ммммм...

— Может, в спальню пойдем?

— Аххх...

— Или хоть свет потушим?

— Уаааммм...

— Машка, а Ларка выйдет?

Сильно двинув бедрами вперед, Маша плотно, до конца насадилась на его пальцы, отчего его оттопыренный большой палец, как бы сам собой, нашел ее клитор и стал, вращаясь, ласкать его. Маша взвыла от радости уже едва не в голос, и Иван, не выходя из нее, приостановился. Судорожно подергав низом, она открыла глаза:

— Ванюююша... Как хорошо... Ты чего?

— Маш, Ларка...

Маша судорожно усмехнулась и, прикрыв глаза, снова дернула низком. Вдруг хрипло, но отчетливо, по слогам произнесла:

— На-пле-вать!

Так же хрипло засмеялась, потянулась вперед, ухватила Ивана за затылок и мягко, но настойчиво потянула его лицо к своей промежности.

— Ванюююш... Ну же...

«Ох ты, никак, в Маше гендир проснулся? Решила зараз повоспитывать и меня, и Ларку? Ну, Ларку ты таким способом не воспитаешь, даже если и вылезет из комнаты, ничего нового не увидит, зато потом будет, на что дрочить, а со мной номер не пройдет, я тоже не пальцем деланный... Встанешь ты сейчас, милая... как? Ага, рачком, коленками на диван, и будешь подмахивать со свистом, повизгивая, под страхом того, что я твою пизденку в покое оставлю».

Еще разок сильно втянув в себя Машин клитор вместе с капюшончиком, он поласкал его между своими губами кончиком языка, отпустил, поцеловал и, вытащив из Маши пальцы, потянул ее за руки вверх. Маша подалась к нему с такой готовностью, что он сразу понял, что на Ларку ей сейчас, похоже, и впрямь плевать, а власть над ним она брать и не думала. Поднявшись на ноги, скинула халат сама, стянула халат с Ивана, обняла его за шею, прижалась к губам, закинув лицо со смеющимися глазами вверх, быстро опустилась на корточки, проведя при этом по его переду коготками. Взяла в руку член, тихонько подышала на него, любуясь, забрала между губами самый кончик головки, поиграла на нем язычком, повторяя то, что он сам только что проделал с ее клитором, выпустила и, урча, как большая кошка, принялась тереться об него лицом, лишь иногда запуская кол в ротик.

Сомлев, Иван опустил руки и принялся почесывать Маше горлышко. «Блять, я скотина. Опять подумал о Машке хуже, чем она того заслуживает», подумал он и, будучи в раскаянии, отдался Маше, лишь смутно ожидая момента, когда ее фантазия иссякнет, и она будет готова добровольно отдать инициативу ему.

По тому, как он, ласково ущипнув ее за щеки, притянул ее лицо к своей игрушке и тут же отпустил, давая полную свободу, Маша, кажется, поняла все, благодарно глянула на него, хихикнула и разыгралась не на шутку. Сначала она долго обрабатывала весь его низ язычком, не забыв ни одной, даже самой маленькой и потаенной, складочки, то едва, как бабочка, его касаясь, то вдруг делая язык жестким и сильно вжимая его в плоть; потом начала перемежать это с кольцом губ, жадно поглощающих его инструмент до середины; пустила в ход руки, до этого только поддерживавшие член и ласкавшие ее саму; чуть-чуть покусалась, смеясь; успела по дороге вволю погладить его нижней головкой весь свой верх, от сосков до волос, приласкав ею даже ушки. И, наконец, развернулась к нему спиной, расставила коленки пошире, демонстрируя танцевальную растяжку, выгнулась назад. Поймав его руки, положила их себе на соски, запустила одну свою руку себе в низок, принявшись резко трахать себя пальцами, закинула назад голову, открыла рот и, поймав второй рукой его стержень, задержав дыхание, медленно наделась на него до упора, так, что на горлышке, довольно далеко от подбородка, даже образовался заметный бугорок, обозначающий длину его инструмента.

Ошалев от такого, не виданного им даже в порнушке, трюка, Иван сделал несколько неуверенных движений бедрами взад-вперед, притягивая при этом руками к себе Машины груди. Бугорок на горлышке задвигался, Маша, вздрогнув всем телом, закашлялась, и он торопливо выдернул из нее член, отчего кашель тут же прекратился, а Маша, смеясь, развернулась к нему лицом, взяла его достоинство в руку, несильно подрочила и, окончательно запыхавшись, опустила попу на пятки. Подняла на него счастливые, смеющиеся глаза:

— Ванююша... Кончить хочешь?

Иван медленно опустился на колени, взял ее голову в руки и, наклонив свою голову в сторону, впился в губы, только что доставившие ему столько удовольствия. Маша, еще не восстановившая дыхания, ответила совсем слабенько, и он, разок обследовав языком ее ротик, чуть отстранился.

— А ты?

— Пфффф... Ванюшка, мне с тобой и так хорошо...

— Ах ты, лапушка моя...

Поднявшись, он подхватил ее на руки и, бережно положив на край дивана, опять встал рядом на колени. Медленно, давая женщине отдохнуть, обцеловал ее всю, от лба до пальчиков на ногах, не коснувшись только грудей и междуножья. Лишь поняв, что Маша чуть успокоилась, подвинул ее немного дальше и, забравшись на диван сам, осторожно раздвинул ей ноги своим коленом. Оперся на одну руку, ухватил второй рукой свой инструмент и, немного поласкавшись у входа, медленно вошел им во влажную, неподвижную Машину глубину, сразу остановившись.

Маша, открыв глаза, поймала его взгляд, плавно подняла руки, обняла его за шею и улыбнулась.

— Лаааасковый мой...

Иван в ответ, не шевеля бедрами, чуть поиграл членом в ее глубине, и Маша притянула его голову к себе, став нашептывать ему в ухо всякую радостную, теплую бессмыслицу, но быстро примолкла, и они какое-то время полежали так, наслаждаясь теплом тел друг друга. Потом он, приподнявшись, чуть пошевелился в ней опять: Маша слабенько, но ответила, и он, не став продолжать, засмеялся. Чмокнул ее в скулу:

— Устала, бедная... Ну ты и дала... С прогибом – это откуда?

Маша тихонько засмеялась:

— Ты такое не смотришь... Голубое... Там такой... арийский бог это делал. Белокурая бестия, ай... а ему туда совал негр, культурист, елдак с мою ногу... - Маша, играя, облизнулась. - Забавно, кадык, и чуть ниже – головка выпирает... А у меня бугорок был?

— Был... - Иван, наклонившись, легким поцелуем отметил на Машиной шейке нужное место, - вот здесь...

— Жалко, закашлялась... Интересно, если б ты там подвигался... Я на Железном Дровосеке это отрабатывала, с ним скучно... Потом еще попробуем...

Иван улыбнулся:

— Ага... В попу потом, в горло тоже потом...

— Ой, Ванюш... А ты сейчас хочешь, да? – Маша и впрямь, похоже, серьезно забеспокоилась.

Иван закрыл ее широко открывшиеся глаза поцелуями:

— Ну что ты, что ты, милая... Успеется...Мне и этой, - тут он пошевелил бедрами, и Машины недра отозвались уже чувствительно, - и этой, - он осторожно провел двумя пальцами по Машиным губам, и она, почувствовав это, с радостью поймала их, звонко чмокнув, - дырочек более, чем...

Чуть пососав его пальцы, Маша выпустила их и открыла глаза. Погладила Ивана по голове, как маленького:

— Нет, Ванька, ты, все же, ненормальный... В смысле, не бывает таких мужиков...

— Ага... Ну, что, лапушка? Поехали? – Иван, продолжая с улыбкой глядеть на Машино лицо сверху вниз, плавно провел членом внутри нее из глубины почти до выхода и обратно. – Или еще передохнем?

— Аммм... - Маша, тоже улыбаясь, приподняла и опустила бедра, отчего место их соединения повторило только что проведенный Иваном маневр. – Только, Вань, ты мне кончишь потом сюда, - она, изображая младшеклассницу, засунула согнутый указательный пальчик между губ и, наклонив в голову вбок, похлопала ресницами, - не забудь, ладно?

Вдруг перестав смеяться, тяжело вздохнула:

— Я, Ванюш, тобой, наверное, теперь никогда не напьюсь...

Иван вздохнул следом, еще раз поцеловал ее глаза, выпрямил руки, вжимая лобок в Машу, и, как паровоз, тяжело пыхтя, постепенно начал разгоняться.

Отдохнувшая Маша под ним быстро вошла в экстаз, прижав коленки к сиськам, обняла его всеми четырьмя, вцепилась в спину коготками, громко ахнула и, застонав, заиграв под ним всем телом, расслабилась. Полюбовавшись немного на ее лицо, Иван потихоньку начал двигаться опять, Маша, заулыбавшись, заворочалась под ним, Иван ненадолго освободил ее пещерку, и она, перевернувшись на живот, выставила попку вверх. В такой позе, да второй раз подряд, довести ее до пика было еще проще, что Иван и сделал, особенно на заморачиваясь на деталях, и опять дал Маше немножко передохнуть. А потом, дурея от собственной сегодняшней выносливости, начал потихоньку разрабатывать ее недра заново.

И тут снизу ему пришел отчетливый сигнал: «или вынимай меня, пережимай и давай перекурить, или я щас взорвусь, и все внутри Маши угажу». Остановившись, он прижался грудью к Машиной спине:

— Машууунь...

Маша, сдавленно хихикая, тихонько повертела попой, Иван хрипло сказал: «Ой, осторожнее», она, сразу поняв все, резко выдохнула и приподняла его спиной, выбираясь.

Иван так и остался стоять на четвереньках: Маша, змейкой извернувшись по дивану, закинула ноги на стену, поднырнула под него лицом, ухватила рукой колышек и, тоже без затей, громко чмокая, принялась добывать оттуда лакомство. Перестоявший член, став уже болезненным, никак не хотел разряжаться, Иван начал работать бедрами, Маша быстро поймала его темп, пустила в ход язычок, и у него в голове рассыпался фейерверк, через который с трудом доходили до сознания громкие, с постанываниями и хриплым дыханием, действия Маши под его животом, и его собственное громкое рычание.

Выбросив последнюю дозу в Машин ротик, он, охнув, завалился набок. Маша, судорожно дернувшись, забавно перебирая ногами по стене, переползла чуть поближе, уткнулась носом в его пах и принялась вылизывать там все, урча при этом, как кошка, добравшаяся до сметаны.

Немного придя в себя, он засмеялся, и Маша, продолжая облизываться, подняла голову.

— Машунь... Там уже, кроме твоей слюны, ничего нет... Ни хуя, ни яиц... Слизала начисто...

Женщины в таком состоянии юмор понимают плохо. Маша, перепугавшись, приподняла голову и уставилась в то место, где только что работала язычком. Не доверяя глазам, осторожно, опять же сильно напоминая кошку, потрогала Ивановы причиндалы лапкой, посмотрела на него с изумлением и, возвращаясь в человеческий облик, шлепнулась на спину рядом с ним, смеясь:

— Дурашка... Напугал...

Иван притянул ее голову к себе, чмокнул в ставшие чуть солоноватыми губы, подсунув руку под шею, притянул к себе:

— Спасибо тебе, маленькая...

Маша, ласково втираясь щекой в его плечо, улыбнулась. Пробормотала:

— Ага... Я лучше всех...

Выдохнула, швыркнула носом, еще раз потерлась щекой о плечо Ивана, закинула на него руку и ногу, расслабилась вся, растекшись, как кисель, по его боку, почмокала губами и ровно, тихонько засопела.