У «Скаута» была сломана подставка, и я как раз прислонял мотоцикл к дереву, когда мою проблему решила Кэт. Она появилась, бесцельно шагая по Скарборо-роуд, направляясь к небольшому зеленому холму напротив большого, блочного здания Y-12.

Я сдержал свое желание просто нырнуть в лес прямо за ней. Вместо этого незаметно пошел по параллельной тропе. Она была одета в бледно-желтый сарафан, выделявшийся среди всей этой зелени. Так ее легче выследить.

Когда Кэт подошла к небольшому скальному выступу на вершине холма, в деревьях запел пересмешник. Она села, грациозно подогнув под себя ноги, и молча смотрела на зеленую местность Теннесси. Здесь было тихо и спокойно, и, очевидно, она пришла сюда, чтобы подумать.

Сцена была трогательной. Я прекрасно понимал, что она испытывает и почему, ведь у меня было же самое, когда я сидел на своей скамеечке рядом с ее могилой. Теперь моя давно потерянная жена – прямо передо мной, прекрасная и живая, а я нахожусь метрах в пяти от нее, стоя за большим старым дубом.

Мое сердце бешено колотилось, когда я тихо сказал:

– Пожалуйста, не оборачивайся.

Конечно, она испуганно ахнула и обернулась. Боги вычли из моей оценочной карточки баллы за стиль.

Кэт не могла видеть меня за деревом. Тогда я сказал, сохраняя тихий и любящий голос:

– Прости, что напугал тебя, и клянусь, что не причиню тебе вреда.

Затем добавил горячо, со всей любовью в сердце:

– Но я должен оставаться в тени, пока не расскажу тебе кое-что.

Я надеялся, что она узнает мой голос.

Кэт вскочила на ноги, явно испугавшись. Но в то же время выглядела заинтригованной. Я успокаивающе сказал:

– Сейчас я выйду из-за дерева, и хочу, чтобы у тебя было столько времени, сколько нужно, чтобы это осознать. Но могу тебя заверить, что то, что ты видишь, реально, и что я люблю тебя.

Она сказала дрожащим голосом:

– Кто ты? Не делай мне больно!

Я ответил:

– Я никогда не сделаю тебе больно. Я люблю тебя с того момента, как мы встретились на той вечеринке братства много лет назад, – и вышел из-за дерева.

Она на секунду застыла в изумлении, широко раскрыв глаза от страха. Затем эти прекрасные голубые глаза медленно закатились, и она потеряла сознание.

Пришла она в себя, лежа на земле, с головой у меня на коленях, а я гладил ее по лбу. Ее умные голубые глаза открылись, она увидела мое лицо и всхлипнула от узнавания. Я сказал:

– Это я, Эльфи.

Моя жена и впрямь была великолепной маленькой эльфийкой, и таково было мое специальное имя для нее. Я – единственный, кто им пользовался. Таков был мой способ сказать ей, что это – на самом деле я. Кэт могла быть маленькой и компактной, но вовсе не хрупкой. Ее мощный разум взял контроль над ситуацией, и она удивленно спросила:

– Эрик, это в самом деле ты?

Я кивнул. Она вскочила, обняла меня за шею, зарылась лицом в мою грудь и разрыдалась. После этого наступил период, когда мы просто обнимались и плакали. Скажите... а как бы поступили ВЫ? Мне было очень больно осознавать, что больше я никогда ее не увижу. И она пережила то же самое. Эмоции должны были куда-то деваться.

Теперь мы обнимались так, словно только прижавшись друг к другу, не могли исчезнуть с лица планеты. Она спросила сквозь слезы:

– Как ты здесь оказался?

Я тихо ответил, продолжая гладить ее золотистые волосы:

– Это – невероятная история, и нам требуется время, чтобы я ее рассказал. Но давай просто скажем, что нам двоим пришлось победить смерть, чтобы воссоединиться.

Она еще некоторое время всхлипывала. Затем откинула голову назад и спросила:

– Что ты имеешь в виду, говоря «смерть»? И вообще, как ты оказался жив? Мне сказали, что ты погиб в результате несчастного случая на лодке. Все было настолько плохо, что гроб был закрытым. Я была на твоих похоронах!!!

Я сказал:

– Тебе придется отбросить большое недоверие, когда услышишь эту историю, я и сам не вполне понимаю, как это случилось. Может быть, есть какое-нибудь уединенное место, где мы бы могли все обсудить?

Жилье в Оук-Ридже варьировалось от хижин, в которых живут афроамериканские рабочие – да, сегрегация в этом измерении еще жива, – до маленьких аккуратных домиков для ученых, таких как Кэт.

Дом моей жены находился в нескольких минутах ходьбы от объекта Y-12 с его оживленными калютронными траекториями частиц, на которых добывались ингредиенты для ядерного холокоста. Все это вписано в буколическую местность с пыльными дорогами, зелеными полями и хребтами. Почти ожидаешь, что на крыльце там будут сидеть люди и играть на банджо.

Дом Кэт – один из тех сборных домов, что выросли, как грибы в сырой пещере. Весь район был каким-то чужим и враждебным: маленькие домики окружали массивное квадратное здание, утопающее в море заборов и ограждений.

Мы не произнесли ни слова, идя бок о бок вниз по холму. Это напомнило мне нашу первую прогулку в другом времени и другом измерении. В фанерном домике Кэт размером шесть на семь с половиной метров была одна спальня. В ней, как и в самом доме Кэт, царили идеальная чистота и порядок. Гостиная совмещена со столовой, а к ней примыкает кухня. Квадрат замыкала ванная комната.

В гостиной стояли два кресла и лампа для чтения. Кэт жестом указала на одно кресло и спросила:

– Кофе?

Я решил, что моей жене требуется время, чтобы все обдумать. Поэтому ответил:

– Конечно.

Кэт еще пару минут копошилась на кухне, а я наблюдал за ней, просто оценивая. Эта версия – не та жена и мать, которой была в моем измерении. Эта женщина – опытный профессионал. Тем не менее, в свои тридцать с небольшим она стала еще красивее. Ее тело пополнело, а волосы отросли до пшеничного снопа, став похожими на блестящую золотую гриву.

Прошло почти восемь долгих страшных лет, с тех пор как я видел ее в последний раз. И уверенность в том, что я больше никогда ее не увижу, была сущей мукой. Насколько могу судить, с момента моей смерти в этом измерении прошло всего около трех лет. Но все же, я видел, что боль Кэт – не менее сильна.

Чтобы поддержать разговор, я спросил:

– А как ты попала на работу к Эйнштейну?

Она обернулась, удивленная и обеспокоенная, и ответила:

– Откуда ты знаешь, кто он? Правительство держит его в секрете. Предполагается, что это – сверхсекретная миссия.

Я ответил:

– Я много чего знаю. Например, что это – Манхэттенский проект. В его рамках создаются компоненты для атомных бомб, которые положат конец войне, и что Эйнштейн, уже прославившийся своей теорией относительности, входит в «мозговой трест» наряду с Оппенгеймером и Сцилардом.

Кэт чуть не уронила кофейник и сказала, искренне расстроившись:

– Откуда ты все это знаешь?!!! Ты что, немецкий шпион?!!!

Я рассмеялся и сказал:

– Я НЕ немецкий шпион, а причина, по которой я знаю все это, является частью объяснения того, как я оказался здесь.

Кэт принесла в гостиную две парящие кружки, передала мне одну и села в другое кресло, выглядя одновременно любящей и обеспокоенной. Мне понадобилась секунда, чтобы насладиться контрастами моей жены – красивой, скромной, энергичной, любящей, блестящей и в настоящее время очень озабоченной.

Я начал со слов:

– Когда вы с Эйнштейном были в самолете...

Она меня перебила, как будто я только что подтвердил ее впечатление:

– Так это ты был ПИЛОТОМ! У меня было странное ощущение, что ты со мной, но мой разум твердил, что это нелепо, потому что ты мертв.

Я сказал:

– Ну... и да, и нет... Помнишь, как вы с Эйнштейном обсуждали параллельные вселенные.

Она с нетерпением ответила:

– Да, это – самая последняя теория космологии. Эйнштейн и де Ситтер предсказали это явление на основе его пересмотренной теории относительности. Я работала с ними обоими над уравнениями зависимости плотности от расширения при постоянной Хаббла.

Я ласково сказал:

– Что бы ты только что ни сказала... – затем, оценив ее реакцию, осторожно добавил, – я – живое доказательство правоты Эйнштейна.

Было видно, что ее это смутило. Она озадаченно спросила:

– Что значит «доказательство»?

Ладно – вот момент, когда нужно бросать кости. Я пробормотал небольшую молитву и сказал:

– Он прав насчет параллельных вселенных, потому что я – не из вашей.

На ее милом лице появилось выражение полного непонимания. Я сказал:

– В конце концов я должен все выложить. Я не знаю ни о каких уравнениях зависимости плотности от расширения. Но говорю тебе, что я в самом деле мертв в этой вселенной, как ты и думаешь. Более того, я абсолютно уверен, что ты и наша маленькая дочь вполне мертвы в том месте, откуда я явился.

Кэт продолжала оставаться в полном недоумении. Ладно, теперь – ва-банк... Я глубоко вздохнул и сказал:

– Мы познакомились и поженились в колледже, и у нас была очень любящая совместная жизнь. Это было идеальное существование, пока ты и наша дочь не погибли в дорожной катастрофе. Это было одним из того, что переживаешь, но не можешь изменить. Я никогда не переставал горевать.

Кэт стала выглядеть так, словно я до нее достучался. Она тихо сказала:

– То же самое случилось и со мной, когда ты погиб. Я плачу с тех пор, как прошли твои похороны.

Я сочувственно кивнул, а затем добавил:

– Я был уверен, что больше никогда тебя не увижу, и принял это как факт, как бы больно мне ни было. Старался жить дальше, что-то делать в своей жизни и добился успеха в карьере. И все же, потеря тебя осталась черной дырой в центре моей души, разъедающей ее изнутри.

Она сказала со слезами на глазах:

– Я чувствовала себя точно так же. Я – одна из научных сотрудниц Эйнштейна. Но в моей жизни нет любви. Я просто пытаюсь справиться с этим, как могу.

Я сочувственно кивнул. В этом отношении мы были попутчиками, и я сказал:

– А потом, в самый обычный день, я летел на работу между Багамами и Форт-Лодердейлом и налетел на что-то странное. Когда вышел с другой стороны... оказался в мире, где я мертв, а ты жива, и, судя по всему, наша дочь никогда не рождалась.

Кэт вздохнула. Ее скорбный взгляд сказал обо всем. Она печально пробормотала:

– Наверное, в твоем измерении все было иначе. Мы пытались... Видит Бог, мы пытались. Это – одна из причин, по которой я посчитала оправданным разделение.

Я раздраженно сказал:

– К несущественным вещам перейдем через минуту. Главное, что тебе нужно знать, это то, что в моем измерении война, все еще продолжающаяся здесь, закончилась в 1945 году.

Она выглядела ошеломленной и спросила:

– Как?!!

Я ответил:

– Очень просто... Президентом был Рузвельт, а не Линдберг, и он понимал геополитическую ситуацию. Остальное, так сказать, – история.

Затем осторожно добавил:

– Но этому положило конец то, что вы делаете здесь. По крайней мере, так было в моем измерении. По-видимому, история в этих измерениях отличается в зависимости от переменных, которые приводят к разным результатам.

Она серьезно сказала:

– Естественно... согласно логике, обитатели в каждом измерении одни и те же. Но то, что с ними происходит, является суммой выборов, которые делают они сами и другие. Так, в моей реальности Германия находится в Канаде, и мы готовим решение этой проблемы.

Я с нежностью подумал: Вечная ботаничка, и сказал:

– Итак, мое присутствие рядом с тобой – это счастливый парадокс. В мирах друг друга мы оба мертвы. Но здесь мы вместе, и, честно говоря, я не намерен терять тебя еще раз ни при каких обстоятельствах.

Затем сделал паузу и многозначительно добавил:

– Или, как минимум, на этот раз я пойду с тобой.

На ее изящном личике появилось выражение ужаса. Она огорченно сказала:

– Ты не можешь!!! Это слишком опасно.

Я ни хрена не понял, о чем она говорит и решительно сказал:

– Без тебя для меня счастья нет. Поэтому, если ты умрешь, то и я умру вместе с тобой.

Она взволнованно ответила:

– Это меня выбрали, и это я согласилась на это. Но это – путешествие в один конец. Я не допущу, чтобы ты погиб вместе со мной. На самом деле, я даже не знаю, как ты узнал об этом. Неужели это случилось и в твоем измерении?

А, что?!!! Мы явно говорим о разном. Я говорю ей, что не могу жить без нее. Она же решила, будто я добровольно отправляюсь с ней на какое-то самоубийственное задание.

Я сказал:

– Подожди-подожди-подожди... О чем ты? Хочешь сказать, что готовишься сделать нечто потенциально смертельное?

Моя жена была так переполнена эмоциями, как я еще никогда не видел. Обычно Кэт – невозмутима. Это свойственно женщинам с ее типом интеллекта. Но сейчас она была совершенно обезумевшей. Может быть, именно поэтому она просто выпалила:

– У нацистов есть ядерный потенциал, и они собираются его использовать. Я – та, кого выбрали, чтобы их остановить.

Я был уверен, что она не должна мне этого говорить, и молча стоял с открытым ртом. БЛЯДЬ!!! Я знал, что Кэт – патриотка. Потому что богатые и очень сексуальные студентки обычно не проводят свое свободное время в компании ботаников из ROTC. Но что это было?!

Я сказал:

– Давай-ка я проясню ситуацию. У нацистов есть Бомба, и ты вызвалась добровольцем на какую-то одностороннюю миссию по ее уничтожению?!!

Ее лицо было мрачным, когда она сказала:

– Вернер Гейзенберг...

Черт!!! Я знал этого парня. Он был нацистской версией Оппенгеймера, отца нашей атомной бомбы. Гейзенберг и впрямь в 1939 году имел преимущество. Но в моем мире он так и не получил необходимой поддержки, чтобы хотя бы приблизиться к созданию бомбы. Наверное, это – одна из тех вариаций, что основаны на выборе.

Кэт продолжила говорить:

–. ..создал четыре бомбы на объекте на острове Рене Левассер на озере Кох, за линией Сагеней.

Я выглядел озадаченным, и она добавила в качестве пояснения:

– Это – линия укреплений в Квебеке, где Омар Брэдли удерживает немцев в течение последних нескольких лет. Мы не можем позволить нацистам использовать одну из них против нашей обороны. В этих рядах у нас полмиллиона человек. Она все уничтожит.

Я сказал:

– О, Господи!!! В рамках Манхэттенского проекта было создано всего две бомбы, и они закончили Вторую мировую войну за пару недель. Не могу себе представить, что сделают четыре.

Кэт сосредоточенно сказала:

– Верно. Но ядерные устройства срабатывают в результате сложной реакции деления, в которой я эксперт. Поэтому я собираюсь проникнуть на их объект и гарантировать, что инициаторы U235 и оборудование, которое использовалось для их производства, уничтожены. Это отбросит нацистов достаточно далеко назад, чтобы мы получили собственный ядерный потенциал раньше, чем они восстановятся.

Она сделала удовлетворенный вид и сказала:

– ТОГДА туфля окажется на другой ноге.

Я сказал со скепсисом в голосе:

– И как же ты собираешься туда попасть? Тебя сбросят туда, как это делали воздушно-десантные части во время вторжения в Нормандию?

У нее был озадаченный вид, и я подумал: Ой... вселенная-то не та.

Она ответила:

– Не знаю, при чем здесь Нормандия. Она – во Франции, а не в Квебеке. Но у немцев – превосходство в воздухе с их реактивными истребителями. Так что, о десантировании не может быть и речи. Наша команда будет доставлена на подводной лодке в Септ-Айлс и проложит себе путь на север к Рене Левассер.

Я сказал:

– И держу пари, у тебя есть карта, на которой нанесен весь маршрут.

Конечно, она у нее есть – если моя жена хоть что-то из себя представляет, то она хорошо организована. Я люблю рыбачить и охотиться, и пролетал над той же территорией – по крайней мере, в моем измерении. Я знал, что это будет стодвадцатимильный поход по бездорожью, где нет ничего, кроме лесистых холмов, озер и рек. Отличная местность, если охотиться на медведя, но сложная и изнурительная, если выполнять задание по подрыву нацистской техники.

Он находился почти в трехстах милях от немецких линий, которые располагались на реке Сагеней. Так что, скорее всего, там нет никакого военного присутствия. Но между местом высадки в Септ-Айлс и Рене Левассер – так много рек и болот, что добраться туда практически невозможно. Даже если бы Кэт и ее друзья не тащили с собой кучу взрывчатки.

Я полагал, что эти ребята даже не доберутся до цели, не говоря уже о том, чтобы успешно проникнуть в комплекс повышенной безопасности, полный охранников СС. Я спросил с презрением в голосе:

– И кто придумал этот дурацкий план?

Она ответила, удивленная тем, что я настроен так негативно:

– А что? Наш собственный OSS. На самом деле, причина, по которой я нахожусь здесь, в Оук-Ридже, не имеет никакого отношения к Манхэттенскому проекту. Я здесь лишь для того, чтобы получить подробные спецификации инициаторов деления.

Я настороженно спросил:

– То есть, ты не работаешь на Эйнштейна?

Она с энтузиазмом ответила:

– Конечно работаю, именно из-за этого мы с тобой и расстались.

Потом она поняла, что я – не тот муж, и тихо добавила:

– Ты не смог смириться с тем, что я буду учиться в Принстоне, а ты будешь привязан к строительной фирме в Майами, которую унаследовал после смерти отца. Это не могло длиться вечно. Поэтому я не думала, что ты воспримешь это настолько тяжело.

Кэт просияла и добавила:

– Для такого физика-теоретика как я, это был шанс всей жизни.

Мы отклонились от темы, но я должен был спросить:

– Я знаю, что, когда меня убило в этом измерении, мы жили раздельно. Что случилось?

Она печально посмотрела на меня и нежно сказала:

– Как я уже говорила, мне предложили работу в Институте перспективных исследований. Эйнштейну понравилась моя работа по специальной относительности. Конечно, это означало, что мне придется жить в Принстоне. Я надеялась, что ты поймешь, что наша разлука временная, и что нас ничто не связывает, как, например, ребенок, который был у нас в твоем измерении. Мы поспорили. Но в конце концов ты, кажется, смирился. Тем не менее, сразу после моего отъезда начал пить, и в конце концов это привело к твоей смерти.

Она разрыдалась:

– Мне ОЧЕНЬ жаль.

Ладно, это все объясняет. Из-за различий в измерениях я был связан со строительством в Майами, вместо того чтобы заниматься инженерным делом в Мичигане. Кэт восприняла разлуку как возможность продвинуться по карьерной лестнице, а я – как предательство. Возможно, думал, что потерял ее.

Она искренне сказала:

– Все время, пока мы были в разлуке, я была абсолютно тебе верна. Слышала, что ты не был. Но я тебя простила, потому что любила.

Кэт – красивая и чувственная женщина. Если то, что она сейчас сказала, правда, а у меня нет причин в этом сомневаться, то ее верность должна была быть настоящей жертвой.

Я мог бы укорить ее за вчерашний эпизод. Но не был ТАКИМ УЖ юным. Имею в виду... до сегодняшнего дня она была убитой горем вдовой, и надо быть полным кретином, чтобы ожидать от нее верности мертвецу. Таким образом, этот конкретный разговор был спорным.

Кроме того, мы уже основательно отклонились от темы. Я подумал: Неужели она специально пытается меня отвлечь? Ведь факт остается фактом: Кэт собирается сделать нечто такое, за что ее могут убить.

Я сказал:

– Я знаю OSS. В моем измерении мы называем его ЦРУ. Кому ты там подчиняешься?

Она серьезно ответила:

– Нет никакого подчинения. Мы разделены, чтобы обеспечить секретность нашей миссии. – В качестве дополнительного объяснения она сказала:

– С тех пор как покинули Вашингтон, мы полностью предоставлены сами себе.

Кэт лукаво добавила:

– Все думают, что я помогаю Эйнштейну. Но на самом деле я – часть команды из трех человек. Двое других сражались с немцами с момента вторжения на Ньюфаундленд. Они – самая странная пара. Она – французская аристократка, а он похож на гориллу. Нечто вроде «Красавицы и Чудовища».

Я спросил, все еще злясь:

– Это они придумали этот безумный план?

Кэт наморщила лоб и ответила:

– Нет, это сделали планировщики из Вашингтона...

Это означает, что предполагаемый план – бюрократическая чепуха, полная шума и ярости и ничего не значащая. Кэт продолжила:

– Кинг и Бернадетт должны доставить меня на объект. А Бернадетт – эксперт по взрывчатке. Она будет займется подрывом.

Я стоял и смотрел на нее, совершенно ошарашенный. Как она может быть настолько глупой. В этом плане нет абсолютно ничего реалистичного. Кэт сказала извиняющимся тоном, ее огромные голубые глаза наполнились слезами:

– Честно говоря... для чего мне было жить? Ты же был мертв!!!

Ладно, я понял ситуацию. Бюрократ, чья задница никогда не будет в опасности, придумал интригу, чтобы сорвать нацистскую ядерную угрозу. Кэт – пожалуй, единственный человек моложе семидесяти лет, у кого хватает знаний, чтобы обезвредить эти бомбы, и юношеской выносливости, чтобы добраться до них. Поэтому OSS заставило ее стать волонтером, взывая к ее чрезмерно развитому чувству патриотизма.

Таким образом, печальным фактом было то, что моей любимой жене предстоит сыграть роль Натана Хейла, потому что у какой-то подвальной обезьяны в Лэнгли случился безумный мозговой перенапряг. Неудобная правда о том, что эта дорогая женщина умрет в процессе, никого не волнует... потому что у тех, кто затевает подобные вещи, нет души – а, как мы знаем, цель оправдывает средства.

Одна ужасная мысль постоянно мелькала в моей голове, словно плохая неоновая вывеска:

О БОЖЕ!!! Я СНОВА ВОТ-ВОТ ЕЕ ПОТЕРЯЮ!

Это было совершенно не к месту. Значит, надо искать лучший вариант. Конечно, возникло несколько небольших затруднений. Например, то, что я не должен знать о задании, а также то, что я – мертв.

Тем не менее, время военное, и мы находимся на самом верху иерархии командования. Поэтому я уверен, что смогу проскользнуть в игру в момент исполнения. Двое других, очевидно, – партизаны, привыкшие импровизировать... особенно если у кого-то есть идея получше. Я сказал:

– Хочу познакомиться с членами твоей команды, потому что у меня есть идея, которая сработает лучше.

Кэт настороженно ответила:

– Они изолированы в соседнем доме, пока мы завершаем оперативное планирование.

Я поднял бровь и спросил:

– В соседнем доме?!

Она бросила на меня взгляд: «Серьезно?!!!» и хмыкнула:

– Это – самое защищенное место в США, за исключением Лос-Аламоса.

Кэт не требовалось ничего объяснять... Лос-Аламос – место, где обогащенный уран, который производил Оук-Ридж, собирается в настоящую бомбу. КОНЕЧНО, это место безопасно.

Достаточно сказать, что мысль о том, что мою жену могут убить ВНОВЬ, была просто неприемлема. Поэтому мне требовалось как можно скорее привлечь ее и двух ее спутников к тому, что я хочу сделать. Я нетерпеливо сказал:

– Мы можем встретиться?

Кэт выглядела настороженной. Наверное, я тоже был бы настороже. Внезапно появляется ее покойный муж и сразу же пытается влезть в сверхсекретную, тайную миссию. Несомненно, она могла понять, почему я хочу это сделать. Просто не могу потерять ее снова. Тем не менее, ей пришлось бы отбросить большое недоверие, а также абсолютно довериться мне, чтобы согласиться на такое безрассудное предложение.

Я сказал:

– Послушай... я понимаю... на самом деле понимаю. Эта миссия очень важна, а я для тебя, по сути, чужой человек. К тому же, в моей истории миллион пробелов. Так что, я вполне могу быть немецким шпионом, разыгрывающим тебя. Но ты должна чувствовать то же самое, что и я... так ведь?

Она неуверенно кивнула своей хорошенькой головкой, в ее прекрасных голубых глазах появились слезы – и тут плотину прорвало. Она бросилась в мои объятия, наши губы встретились, и по пространственно-временному континууму пронеслась молния. Кэт неистово, отчаянно целовала меня. Это говорило о том, насколько расстроила ее моя смерть.

Я чувствовал сдерживаемое разочарование, которое она испытывала все эти годы, будучи лишенной своей любви. Я знал это, потому что сам пережил то же самое. В моем мире просто не было другой Кэт. Поэтому секс был для меня не более чем биологической необходимостью, а не заботой любви.

У моей жены есть спальня, и мы оба знали, что окажемся в ней. Я приподнял ее и осторожно положил поверх аккуратно расстеленных покрывал. Я смутно осознавал, что это – та же самая кровать, на которой она вчера развлекала мудака. Но разница заключалась в обстоятельствах. Наша потребность друг в друге – всепоглощающа. Это – все равно что сравнивать ураган с легким летним ветерком.

За все время, пока мы добирались из гостиной в спальню, Кэт ни разу не отпустила мою шею. Она по-прежнему неистово целовала меня, губы постоянно двигались, пощипывая и покусывая в безумии чувств. Прошло несколько неловких секунд, пока мы оба пытались освободиться от одежды. Потом она лежала и смотрела на меня снизу-вверх восприимчивая и готовая.

Ее тело было таким же совершенным, как я помнил... Длинные стройные ноги, широкие бедра, узкая талия, глубокая грудная клетка с двумя удивительно большими и упругими буграми на вершине, соски дико напряжены. Она со страданием в голосе сказала:

– Никаких прелюдий. Я должна почувствовать тебя!!!

Я гораздо крупнее и тяжелее своей жены. Поэтому всегда был осторожен, чтобы не раздавить ее. Однако в этот раз она была не в настроении ожидать деликатности. Едва я принял классическую позу, как она раздвинула ноги, приподняла бедра и практически впихнула меня в себя. В этот момент она задышала и начала содрогаться.

Я занимался любовью с Кэт бесконечное количество раз. Поэтому знал, что ее неожиданный оргазм – не моя заслуга. Это – мера того, что значит для нее эта странная новая ситуация. Я смотрел в это прекрасное лицо, и оно было совершенно открыто для меня. Очевидно, для моей жены это – важный момент.

Затем мы погрузились в хорошо запомнившиеся ритмы любви, которые установились за все годы нашей совместной жизни. Этот аспект ничуть не изменился. Кэт издавала громкие звуки: «у-у-у-у», вращая бедрами, пытаясь втянуть в себя побольше меня. При этом она говорила, насколько сильно по мне соскучилась и как ей хорошо.

Обычные оргазмы Кэт – это события, которые большинство женщин запомнили бы на всю жизнь. Но я чувствовал, что она работает над собой, готовясь к еще более поразительному, задыхаясь и издавая стоны, отдаваясь целиком и без остатка.

Я перевернул нас так, чтобы она оказалась сверху. Удивительным было то, что вместо того чтобы сесть по-ковбойски, она по-прежнему осталась прижатой ко мне, обхватив руками мою шею, неистово целуя меня, словно не в силах оторваться. В то же время она совершенно неистово мяла свои большие сиськи на моей груди и плакала так, словно у нее разрывалось сердце. Это было странное сочетание распутства с чувством потери.

Мы оба обильно вспотели от напряжения, а запах секса дурманил сознание. Я был засунут в нее так далеко, как никогда раньше, когда она начала бешено дергаться и выгибаться. Это было начало такой кульминации, какой я еще никогда не видел.

Бешеные движения верхней части тела Кэт, когда она извивалась на мне, вызывали в моей груди новые невероятные ощущения. Она стонала во всю мощь своих легких и издавала громкие: «Аааахх». Помню, я подумал, что если поблизости кто-нибудь есть, то он оглохнет, но меня это не волновало.

В каком-то смысле это было нечто самое чувственное, что я когда-либо испытывал. Моя жена испытывала, наверное, шестой или седьмой оргазм, когда я кончил в нее. Когда это случилось, Кэт просто рухнула на мою грудь, словно умерла. Ее руки упали с моей шеи, и я впервые смог увидеть ее залитое слезами лицо.

Я понимал причину слез. Я ощутил то же самое чудо. Благодаря невероятной выходке судьбы наше вечное темное отчаяние превратилось во что-то уникальное и особенное. Поцелуями я стер каждую слезинку, когда к ней вернулось осознание, и от всего сердца произнес одно лишь слово:

– Навсегда.

Она посмотрела на меня со страстной любовью и абсолютным товариществом и ответила:

– Навсегда.

***

Мы летели на уровне деревьев по вектору 030 из Мистиссини в северном Квебеке. Нас было четверо – я, Кэт, элегантная француженка и парень, похожий на йети. Пунктом назначения был остров Рене Левассер и, возможно, судьба.

Это было двухдневное путешествие из Ноксвилла в Монреаль, а затем из Монреаля в Мистиссини. Путь до Монреаля составлял около 600 миль. На высоте три тысячи километров я мог бы пролететь на своем воздушном змее 650 миль. Так что, мы прибыли во второй половине дня.

Мы были гораздо ближе к линии фронта, и я хотел, чтобы у меня была свежая голова, когда мы отправимся в Мистиссини, поэтому мы остановились на ночлег в отеле «Laurentian» в центре города.

Заправились, и пятьсот миль до Мистиссини заняли еще три с половиной часа. Мистиссини является частью земель племени кри. Летом здесь бывают одни из лучших в мире рыбалок. Но мы стремились к чему-то более амбициозному, чем форель. Поэтому остановились в этом городке на пару дней, пока все проверяли и перепроверяли свое снаряжение, а я вносил изменения в конструкцию «Чероки».

Мистиссини находится на одном из больших озер канадского севера. Поэтому мы модифицировали мой самолет так, чтобы он смог взять пару поплавков для буш-самолетов, предназначенных для полетов в отдаленные районы – буш – недоступные для большинства транспортных средств. Поплавки снижают скорость полета и сжигают больше бензина. Но необходимы для посадки на озере Кох, целевом пункте назначения на острове Рене Левассер.

До Рене Левассер и нацистской лаборатории – полтора часа пути. Но весь путь предстояло проделать на высоте менее девяноста метров – чтобы сливаться с землей. К тому же, это будет в час перед полной темнотой. Так что, добраться туда, не врезавшись во что-нибудь, непросто.

Называть Рене Левассер островом несколько неверно. На самом деле он образован метеоритом, упавшим на Землю двести четырнадцать миллионов лет назад. В результате падения образовался кратер диаметром около шестидесяти миль. Таким образом, озеро, окружающее остров, имеет почти идеально круглую форму.

Сам остров Рене Левассер – второй по величине озерный остров в мире. Он лежит в центре ударного кратера, отделенный от материка узкой полосой воды. Поэтому он огромен. Озеро Кох находится в северо-западном углу, примерно в десяти часах. Оно – одно из нескольких озер нормального размера, которыми усеяна поверхность большого острова. Нацистский завод по производству бомб находится на еще более маленьком острове в центре озера Кох.

Как и планировалось, когда мы заходили с юго-запада, наступила ночь. Этот план должен был сработать только в том случае, если нацисты не узнают о нашем присутствии. На берегу озера находится большое количество эсэсовцев. Но остров, на котором находится объект, никто не охраняет. Да и зачем? Он – посреди маленького острова в середине большого острова у черта на куличках.

Полет был мучительным. В прямой видимости есть радар, и нам приходится держаться в поле зрения большой нацистской установки в Порт-Картье. Тем не менее, если мне удастся сесть так, чтобы никто не заметил нашего прибытия, у нас есть хороший шанс попасть на объект вместе со взрывчаткой. Идея заключается в том, чтобы приводниться со стороны озера напротив лагеря вермахта и остаток пути пройти на веслах, используя для прикрытия маленький остров.

После того как я рассказал о своих планах, Кэт неохотно согласилась познакомить меня со своими друзьями. При этом предупредила меня, чтобы я не говорил о том, кто я такой. Сказала, чтобы я просто подыграл ей. Поскольку «гость из другого измерения» – не слишком правдоподобная предыстория.

Двое ее товарищей были во дворе соседнего дома, ухаживая за небольшим садом. Женщина, которую звали Бернадетт, была одета в дорого выглядящее платье с оборками и причудливый маленький фартук. Мужчина был раздет до пояса и обливался потом, копаясь в тех местах, на которые указывала женщина.

Его звали Кинг – как Конга, что было вполне уместно. Он – невысокого роста, приземистый, с огромными мускулами на плечах и предплечьях. Из-за того, что он такой широкий, могло показаться, что у него избыточный вес. Но при снятой рубашке, я увидел, что это – иллюзия. Кинг сложен как танк, на нем нет ни унции жира.

Я считал его просто безмозглой гориллой, пока он не посмотрел на меня, и я не увидел скрывавшийся за его глазами проницательный ум. Это – очень грозный человек.

Бернадетт – изящная француженка со смеющимися глазами и стальной волей. Кэт уже говорила мне, что эта дама – маркиза, Бернадетт л'Аркес д'Лангдук. В том, как они оказались вместе, должно быть, тоже есть какая-то история.

Внешне они – самая несочетаемая пара, какую только можно себе представить. Но в глубине души они – один и тот же человек: сильный, храбрый, преданный своему делу, и они явно обожают друг друга. Лучшей пары компаньонов для сопровождения на опасном пути не найти.

Бернадетт обучена взрывному делу британским спецназом. Она – не просто художник с пластиковой взрывчаткой, она – сам Ван Гог. Конечно, все предполагаемые взрывы случатся после нашего ухода. Ведь всего в паре сотен метров от нас на дальнем берегу нацисты разместили целую бригаду эсэсовцев, и мы были бы как куры в лисьем логове, если бы они обнаружили, что мы там.

Первым делом Кингу требовалось избавиться от патрулей. В нем – сто тринадцать килограмм бесшумного убийцы, он проворен, как кошка, и необычайно силен. Однако сейчас они оба похожи на Фреда и Вилму, копающихся в своем маленьком огороде.

При нашем приближении оба слегка насторожились. Бернадетт любезно улыбнулась Кэт и сказала:

– Бонжур, Кэтрин, кто твой друг?

Кэт ответила:

– Это – Эрик, его прислали сюда во изменение плана. – Она не стала упоминать, что я – из другого измерения.

И Кинг, и Бернадетт еще более насторожились. Никто не любит изменений в последнюю минуту, особенно если их вносят совершенно незнакомые люди. Я понял, что надо действовать быстро и убедительно. Поэтому сказал, как можно более обезоруживающе:

– Понимаю, что изменения в последний момент – это плохо, но это увеличит наши шансы на выживание и сдвинет сроки выполнения миссии на несколько недель.

Теперь оба стали выглядеть заинтересованными. Я сказал:

– Недостатком старого плана всегда был подход к объекту и уход от него. Они займут у вас много времени, и тяжелы. Поэтому меня наняли, чтобы я незамеченными доставил вас прямо к цели на специальном самолете.

Я не преувеличивал. По меркам Второй мировой войны «Чероки» – чудо техники, и я добавил:

– Вы сможете выполнить свою миссию и убраться оттуда до того, как кто-нибудь успеет отреагировать.

Кинг сказал:

– И как же вы собираетесь это сделать? У нацистов повсюду превосходство в воздухе.

Я надеялся, что он спросит именно об этом, и ответил:

– Мы облетим зону действия их истребителей и зайдем через заднюю дверь. Me 262 – это превосходно. Но его максимальный радиус действия составляет 300 миль, а с учетом патрулирования – ближе к 200.

Я не упомянул, что узнал все это из Википедии. Это могло бы несколько запутать.

Теперь они выглядели очень заинтересованными, и я привел свой заключительный аргумент:

– Так что, мы прилетим в Монреаль, а затем полностью обогнем их базы на реке Святого Лаврентия, пролетев далеко на север, а затем до Рене Левассер. Чтобы скрыться от их радаров, будем держаться на высоте деревьев. Когда взорвем объект, полетим обратно тем же путем. Его охраняют панцергренадеры СС. Они не смогут нас преследовать.

Кинг посмотрел на Бернадетт, и та кивнула. Было ясно, что эта маленькая хрупкая женщина – современная Жанна д'Арк, и что их сотрудничество – настоящее партнерство. Кинг встал, протянул мне руку, бывшую размером примерно с лопату, и сказал:

– Договорились, приятель.

Это положило начало прекрасной дружбе. Погода стала идеальной, что полностью соответствовало моему настроению. Ладно, может быть, я и умру на следующей неделе, но – с женщиной, которую люблю. А это ОПЬЯНЯЛО.

Весь день мы с Кэт работали над маршрутом и хронометражем, а потом всю ночь занимались любовью.

Мы даже столкнулись с Тоддом на Джексон-сквер. Радость от наблюдения за тем, как Кэт и ее бывший любовник стараются вести себя непринужденно, почти компенсировала то огорчение, что причинил мне их маленький тет-а-тет. Особенно мне понравилась сияющая ухмылка, которой Тодд одарил Кэт, поздоровавшись с ней. Моя жена, уходя, бормотала:

– Дура-дура-дура!!!

Кэт не знала, что я знаю об их маленькой эскападе, и, конечно же, Тодд не мог поверить, что я – с ней. Поэтому я рассказал ему тайком, как часто и страстно мы трахаемся. Видел, что зависть убивает его. Ладно, признаюсь – мне нравилось прокручивать нож.

Поскольку мы отклонились от сценария, в аэропорт Ноксвилла приехали по отдельности – чтобы избежать неудобных вопросов об отмене первоначального плана. Кэт, Кинг, Бернадетт и все их снаряжение приехали на армейской «двух-с-половиной-тоннке». Я приехал на «Скауте», а затем отдал его рядовому, который изначально рассказал мне о нем.

Затем... мы погрузили все необходимые вещи, рюкзаки и маленькие игрушки Бернадетт в «Чероки» и отправились навстречу своей судьбе.

***

Чтобы все получилось, нам требовалось приземляться как можно тише. Поэтому я сбрасывал газ, с полностью включенными закрылками, почти в режиме скольжения. Прилагал все усилия, чтобы сохранить наш курс, так как любая ошибка на скорости сваливания была бы смертельной. Было совершенно темно, а садиться на воду на низколетящем самолете очень сложно. Приходится делать это на ощупь, потому что не видно, куда садиться.

До сегодняшней ночи я совершил ровно три тренировочные посадки на поплавках. Поэтому я скрестил пальцы, пока «Чероки» искал воду. К счастью, озеро было большим. Под поплавками послышалось скрежетание, и я отдал рычаг газа и отключил питание. В течение нескольких секунд мы неслись по поверхности, а затем замедлили ход и остановились. Игра шла полным ходом.

Кажется, все в кабине выдохнули. Мы перешли к хорошо отрепетированным действиям. В «Чероки» есть только один выход – напротив места, где сидит пилот. Рядом с этой дверью была Бернадетт, а Кинг – на правом заднем сиденье, ради равновесия. Бернадетт выпрыгнула наружу и спрыгнула на поплавок, проворная, как белка на ветке дерева, в то время как Кинг выгрузился не спеша.

В грузовом отсеке за задним сиденьем у нас был надувной плот. Бернадетт открыла люк, и Кинг вытащил большой плот. Затем выгрузил остальные вещи, в то время как Бернадетт надувала плот. Тем временем я закрепил самолет простым грибовидным якорем.

Плот был почти затоплен нами четырьмя и всем нашим снаряжением. Но мы были всего в пятидесяти метрах от берега. Я бы назвал наше почти идеальное прибытие отличным пилотажем. Но знал, что на самом деле это – просто удача. Мы с Кингом вытащили плот на каменистую осыпь, пока женщины разгружались.

Какие-то очень смелые люди на «Москито» ВВС Великобритании сделали подробные фотографии объекта, и все предыдущие четыре дня мы их изучали. Так что, точно знали, на что смотреть. Мы оказались к юго-востоку от здания по сборке бомб, скрытого в деревьях на расстоянии около тридцати метров. Никакой охраны не видели. Но это не означало, что ее нет.

Кинг бесшумно скрылся в лесу, и в течение следующих пятнадцати минут мы слышали ряд негромких звуков, похожих на звуки умирающих людей. Я насчитал шесть, но их могло быть и больше. Снова появился Кинг, очищая зловещего вида нож и выглядя столь же беспечным, как парень, только что забредший в лес, чтобы посрать.

Он сказал:

– Все кто был за пределами здания, нейтрализованы.

Я подумал, что выбор слов интересный.

Само здание, несомненно, имеет сигнализацию. И тут меня удивила Кэт. Она проскользнула мимо нас и что-то сделала с металлическим ящиком с лампочками и проводами. Все мы были в обтягивающей черной одежде, с балаклавами на головах. Я не мог удержаться, чтобы не посмотреть на ее идеальную круглую попку, пока моя жена открывала панель доступа и обнажала какие-то провода. Кэт еще немного повозилась, а потом прошептала:

– Сигнализация отключена.

Очевидно, она также и отперла дверь. Потому что Кинг просто открыл ее, вошел внутрь и исчез на несколько минут. Вернувшись, прошептал:

– Все чисто.

Я не стал спрашивать, сколько там еще трупов.

Здание напоминало небольшой завод. Повсюду стояло оборудование, и это сбивало с толку. Но Кэт, казалось, точно знает, куда идти. Она решительно направилась в зону с подъемниками и большими тележками, используя фонарь-ручку, чтобы обходить предметы – одним из которых оказалось тело с шеей, расположенной под невероятно странным углом.

Объекты, к которым шла моя жена, были похожи на большие авиабомбы. Они висели на лебедках, а под ними на тележках находились странные цилиндрические предметы. На Кэт был пояс с инструментами, и она стала отвинчивать панель доступа на первом цилиндре. Внутри оказалась блестящая металлическая сфера, которую она с помощью Кинга извлекла и положила в рюкзак.

Затем она перешла к следующему цилиндру и повторила процедуру. Когда закончила, у нее было четыре маленькие сферы в двух отдельных упаковках. Все это было сделано с той точностью, что всегда была отличительной чертой моей жены.

В то же время Бернадетт была занята тем, что лазила по предметам и под предметами, накладывая на них вещество, похожее на замазку, которое я таскал для нее. У меня также была с собой катушка провода. Она выдергивала из нее отрезок, соединяла с чем-то, похожим на карандаш, и вставляла в замазку. Во время работы женщина тихонько напевала: «Sur le Pont d'Avignon». Бернадетт – исключительно хладнокровна.

Весь этот подвиг занял не более пятнадцати минут. Затем Кинг, несший оба рюкзака столь небрежно, словно это – пакеты с покупками, подошел и протянул один мне. Он оказался настолько тяжелым, что у меня чуть не подкосились ноги. Эти маленькие шарики не были шарами для боулинга или пушечными ядрами. Они были гораздо тяжелее.

Я спросил:

– Что здесь?

Он любезно ответил, как будто мы просто болтаем:

– О... это инициаторы деления U235. Не урони их.

О, БОЖЕ!!! Я держу в руках сумку, полную ядерного холокоста, а он говорит мне, чтобы я ее не уронил!!!

Мы вернулись к плоту, погрузили в пакеты инициаторы деления, и Кинг заработал веслами. Инициаторы были настолько тяжелыми, что едва не затопили плот. Потом он вернулся и забрал нас с Кэт. Мы подготовили к взлету «Чероки», а Кинг поплыл обратно за Бернадетт, которая задержалась на берегу, держа в руках еще одну маленькую металлическую коробочку.

Я успел прогреть двигатель, когда в кабину забрались Кинг и Бернадетт. Пока мы выруливали, в здании раздалось несколько приглушенных хлопков – не настолько громких, чтобы вызвать тревогу в лагере на противоположном берегу. Затем, едва мы набрали скорость, я увидел, что все здание начало разрушаться.

Я развернулся и сделал круг над объектом, лежавшим в груде каменной кладки и гнутой стали. Нацисты еще долгое время не смогут делать здесь бомбы. А еще лучше то, что у нас – их готовые инициаторы деления.

По дороге обратно в Мистиссини мы были тревожны. Во-первых, мне приходилось постоянно концентрироваться на работе, облетая деревья и горы. Мы были очень уязвимы, потому что Люфтваффе, едва получат сообщение, должны будут явиться в полном составе. А против Me 262 у моего бедного «Чероки» нет ни единого шанса.

Тем не менее, был и другой фактор. Кинг, Бернадетт и Кэт убеждены, что они добровольно согласились на самоубийственную миссию. Теперь их вернули к жизни. Что еще более важно, у Кэт есть муж, которого она, как думала, потеряла навсегда.

Что касается меня, то моя любимая жена жива. Не знаю, сможете ли вы представить себе, насколько это щемительно приятно. Просто представьте себе, сколько слез я выплакал, сидя на той одинокой скамейке в Мичигане, и, возможно, поймете, о чем речь. Поверьте, это – чувство, не поддающееся земному пониманию.

Приземление в Мистиссини было столь же опасным, как и в озере Кох, потому что никакого света для меня, помимо лунного, по-прежнему не было. Но это озеро было больше, а меня настолько вдохновляла мысль о том, что со мной – дорогая мне женщина, что я мог бы приземлиться на крыльях любви с «Чероки» на спине.

Расстались мы в аэропорту Ноксвилла. Приключения Кинга и Бернадетт не закончатся до тех пор, пока не будет убит последний нацист, а Кэт не пришлось возвращаться в Оук-Ридж, чтобы уволиться с работы. Ее жизнь в качестве научного сотрудника-коммандос закончилась навсегда. Она – моя жена, а я – ее муж.

Что касается меня и моего верного «Чероки»... Ну, мы просто исчезли в тумане. Как будто нас и не было. Если б я остался, было бы слишком много вопросов. Да и кому нужна слава, когда в жизни есть все, что только можно пожелать.

ЭПИЛОГ

Я сидел у бассейна и наблюдал за тем, как Пайпер нарезает круги. Ей почти одиннадцать, и у нее такие же плавные и мощные движения, как у той, кто давно существовал в другом измерении. Осознание того, что передал частичку себя одному из своих детей, дает приятное ощущение бессмертия.

Кстати, о любви... Моя любимая Кэт лежит лицом вниз в скромном бикини, ничуть не скрывающем ее потрясающую попку. Густой сноп пшеничных волос выгорел на солнце почти до белизны, а все остальное великолепное тело имеет насыщенный золотистый загар.

Моя жена обладает кошачьей способностью ощущать, когда на нее смотрят. Она подняла голову и тайком улыбнулась мне. Там было много плотских обещаний. Как сказал библейский чувак: «чаша моя переполнилась».

Война закончилась почти двенадцать лет назад. Наш подвиг стал такой же сноской в истории, как рейд на Телемарк в моем измерении, но оказался решающим. Потому что позволил США выиграть гонку ядерных вооружений.

Вскоре после нашего возвращения ученые Манхэттенского проекта усовершенствовали боеголовку, которую можно было доставлять с помощью ракеты «Атлас». Ракета «Атлас» представляла собой американский вариант секретного оружия. Оно было создано на мысе Канаверал, и секретность его разработки, несомненно, объясняет, почему мое внезапное появление на полигоне испугало военных.

«Атлас» позволяет поразить цель, находящуюся за тысячи миль, всего через двадцать минут. Поэтому, хотя нацисты контролировали Атлантику и имели превосходство в воздухе на обоих континентах, ничто не могло остановить мгновенный Армагеддон, пришедший из дальних уголков экзосферы.

Первое ядерное предупреждение было передано на все оккупированные территории в октябре 1962 года. Как ни странно, оно совпало с началом Карибского кризиса в моем измерении. Крайний срок для безоговорочной капитуляции был назначен на следующую неделю.

Разумеется, требование было проигнорировано, что привело к расцвету огненного гриба на необитаемой части ледяной шапки Гренландии. Демонстрация физических возможностей должна была убедить нацистов в том, что мы настроены серьезно. Но они упорно отказывались даже обсуждать капитуляцию.

В результате следующий удар был нанесен по их основному логистическому центру в Исландии. Большая часть населения была сосредоточена в Рейкьявике. Поэтому жертв среди мирного населения было не много. Но вермахт в Квебеке быстро обнаружил, что у него закончились продовольствие и боеприпасы.

Тогда США и Канада предприняли стремительный «левый хук» к северу от линии Сагеней, возглавляемый специальными войсками 3-й армии Паттона. Джордж Смит Паттон по прозвищу «старая кровь и кишки» успешно зажал целых две немецких армии в котле между Байе-Комо и силами Брэдли на Сагенее. Это был Сталинград на стероидах, и этот главный удар практически положил конец немецкому присутствию в Северной Америке.

Еще раз... прозвучал призыв к безоговорочной капитуляции, который был проигнорирован лидерами Третьего рейха. Шпионы сообщили им, что у нас имеются только две бомбы. Поэтому немцы решили, что мы их уже израсходовали.

Именно поэтому нацисты были столь поражены, когда в ядерном огне исчез колоритный старый город Дрезден. Гибель людей и разрушения были ужасающими. Но на самом деле в этом измерении погибло меньше людей, чем при бомбардировке Дрездена в моем – 200 000 человек.

Тогда нацисты поняли, что четыре инициатора, что мы захватили во время нашего рейда, изменили уравнение. Снова прозвучал призыв к безоговорочной капитуляции, и все нацистское руководство отправилось в Берлин, чтобы решить, что делать дальше.

Обезглавливающий удар по Рейхстагу решил вопрос. Гитлер и вся его банда маньяков-убийц были испепелены в наносекунду. Как ни парадоксально, но жертв среди мирного населения опять же было меньше, чем во время последних боев за Берлин в моем измерении.

После грандиозного финала... немцам удалось наскрести Альфреда Йодля и Альберта Шпеера для подписания документов о капитуляции. Это случилось в Бонне, который должен был стать столицей Германской Республики, пока Берлин будет дезактивирован. По оценкам, на это отводится около сорока лет.

Капитуляция гарантировала возвращение всех захваченных нацистами земель их прежним владельцам и возвращение всего ими награбленного. Как ни странно, сам немецкий народ праздновал на улицах, как будто его тоже освободили. Жизнь под тяжелой рукой нацистской партии ничем не отличалась от жизни граждан в завоеванных Франции или Англии.

Угрозы от двух оставшихся бомб было достаточно, чтобы убедить японцев в том, что неплохо бы и им собрать свои вещи и отправиться домой. Условия просты: японцы обещают не выступать за пределы своих исконных территориальных границ. Взамен два великих города – Хиросима и Нагасаки – продолжат процветать и вести бизнес.

После войны американское общество переживало бум. И строительная индустрия пошла в гору, поскольку все больше и больше американцев наслаждались хорошей жизнью на Майами-Бич. Именно поэтому я, будучи очень богатым и относительно молодым, сижу на площадке у бассейна в особняке в Корал Гейблз.

Я больше не управляю компанией. Для этого у меня есть люди. Вместо этого я посвятил свою жизнь тому, чтобы сделать Кэт и двух моих дочерей счастливыми. За две жизни я научился нескольким вещам. Первое и самое главное: без семьи ты – никто. Этот урок я планировал никогда не забывать.

Моя необыкновенная жена сумела вырастить двоих детей и сделать меня счастливым, одновременно занимаясь новаторскими исследованиями в области теории струн и межпространственных взаимодействий. Это может сделать любая женщина... если она достаточно гениальна. Научное сообщество было совершенно поражено тем, что Кэт как будто почти постигла суперсимметрию. Казалось, что она сама наблюдала это явление.

Время от времени Кэт ездила на Большой адронный коллайдер в ЦЕРН. Ведь должна же девушка как-то участвовать в физике частиц, не так ли? Конечно, мы с двумя нашими дочерями должны были ездить с ней. Моя жена проводит новаторские эксперименты с бозонами и фермионами, а мы с детьми катаемся на лыжах или путешествуем по прекрасным городам Прованса. В общем, обычный семейный отдых.

Пайпер, моя старшая, – прирожденная спортсменка, как и я когда-то. Она – папиной дочка и везде ездит со мной. Эта связь столь же сильна, как была у меня с другой маленькой девочкой в другом измерении. Иногда мне кажется, что милая душа Пайпер переместилась вместе со мной в другое измерение. Не думаю, что можно любить ребенка больше, чем я люблю свою старшую дочь.

С другой стороны, Бруклин, которой восемь лет, – зеркальное отражение своей мамы – миниатюрная и очень красивая. Она – идеалистка в семье и страстно заботится об окружающей среде. Странно видеть ребенка в столь юном возрасте, настроенного на общую картину. Но моя девочка родилась со старой душой, в которой отразилась мудрость прожитых лет.

Бруки – такая же патриотка, как и моя жена Кэт. Кэт, конечно, стала «Героиней озера Кох». Поэтому она всегда востребована на патриотических праздниках, таких как «Четвертое июля». Брук ходит на них вместе с матерью, одетая в форму военно-воздушных сил класса «А», точно такую же, как у Кэт. Только у Кэт на воротнике – несколько золотых звезд.

Бернадетт и Кинг стали ключевыми фигурами в маленькой компании в Лэнгли, штат Вирджиния. Кинг, хоть и выглядит как йети в сшитом на заказ костюме, но он – один из главных планировщиков на острие копья в мире уловок и обмана. Похоже, ему там комфортно. Его изысканная маленькая жена по-прежнему любит все взрывать.

Кинг и Бернадетт уже близки к пенсии. Поэтому делят свое время между домом в Макклине и ее наследственным шато под Авиньоном. Именно там находятся их обширные виноградники. Эти двое прошли долгий путь от маленького сада, который сажали, когда я впервые встретил их.

Четвертый член этой героической группы просто растворился в тумане времени – как «Одинокий Рейнджер». Его личность до сих пор остается загадкой, которую с трудом пытаются разгадать историки. Именно так он и хотел, ведь его ждала самая большая награда из всех возможных.

Я здесь для того, чтобы сказать вам, что я прошел долгий путь от рыданий возле двух могил в темном и мрачном месте, в котором родился. Я стал мужем особенной женщины и отцом двух замечательных молодых женщин. Это, собственно, все, чего человек может ожидать от жизни – или, в зависимости от обстоятельств, от ЖИЗНЕЙ.

Примечание автора:

Прежде чем вы спросите... История происхождения Кинга и Бернадетт – это «В тени ночи», и она продолжается в «Балтиморской стерве». Надеюсь, вам понравились эти короткие рассказы.