Проснулся я ещё затемно, но время было уже много, так как зимой светает поздно, в районе восьми утра. И в подтверждении этого я услышал сквозь окно отдаленный звук работающего пускача. Это колхозники на базе заводили свои трактора. Несмотря на воскресенье, в колхозе был рабочий день не для всех колхозников, а для тех, кто работал в животноводстве. Доить, поить и кормить коров нужно было каждый день, и у доярок и механизаторов не было выходных.

Матери на кровати со мной рядом не наблюдалось. Одежда её исчезла, как и тарелка с остатками закуски со стола и бутылка из под вина с окурками. Мать оделась и ушла на кухню помогать подруге Вале по хозяйству. И оттуда уже слышался её голос. В привычной для себя манере продавщицы, мама Нина отчитывала мужиков, которые пришли к ней на кухню за похмелкой.

Но вскоре голос матери стих, на кухне воцарилась тишина, а потом захлопала входная дверь. Мужики, получив желаемое пойло из рук симпатичной большегрудой шатенки, поспешили на улицу курить. Да и моя мать отчитывала их по привычке. Ей не жаль было чужой самогонки, тем более, что сегодня был праздник - свадьба, и в такие дни спиртное не жалели.

Я лежал на кровати, укрытый одеялом, в темноте и вспоминал события прошедшей ночи. До того было нереальным произошедшее со мной, что я даже ущипнул себя за бок. До боли. Аж вскрикнул.

Возможно, я бы и списал все на пьяный сон, но стойкий запах польских духов, исходящий от подушек и простыни, развеял все мои сомнения. Мама Нина. Никакой не сон, а самая настоящая явь. И она лежала со мной на этой самой кровати, обнимала рукой и прижималась ко мне голыми сиськами.

А ещё она без стеснения писала при мне, сидя на корточках, и я видел у нее чёрный треугольник волос на лобке и само влагалище, вход в которое был прикрыт половыми губами, похожими на перезрелые сливы. И из влагалища вырывались струи мочи, плавя снег у матери под ногами.

Но меня больше не вид её пизды зацепил, и не то, как она ссала. А её груди. Было блаженством их взять в руки и держать на них ладони. Сиськи у мамы Нины были обалденные. Тяжёлые, вытянутые, словно дыни, с крупными тёмно-коричневыми сосками и не сильно отвислые. А главное - упругие и очень нежные.

А кайф, который я испытал от того, что родная мать дрочила мне член, был в сто раз приятнее, чем я это делал сам. И оргазм был в разы сильнее. По кайфу было кончать и смотреть сидящей рядом со мной матери в глаза и видеть, как ее зрачки расширились от удовольствия.

Мать не хуже меня словила кайф, держа крупный член сына в руке. И когда я застонал во время оргазма, она аналогично издала слабый стон. Я отчетливо слышал, как из маминых губ вырвались нотки удовольствия. А это означало только одно, что моей матери жутко понравилось дрочить мне член. И она, возможно, это занятие повторит. При определенных обстоятельствах.

На большее я и не рассчитывал. Лишь бы ещё раз увидеть ее голые груди, прикоснуться к ним, взять в руки. И почувствовать, как мамина ладошка, немного грубоватая от работы продавщицы, обхватывает мой член и мнет его пальцами.

По идее, это должно случиться сегодня. Свадьба будет идти второй день, и мать по любому останется ночевать в доме своей школьной подруги. Так как автобус, на котором можно было добраться до нашего города, ходил один раз в день строго по утрам.

И мы вновь с ней окажемся вдвоём в маленькой комнате за печкой. Со всеми вытекающими последствиями.

С этими приятными мыслями я встал с постели, заправил кровать в свете наступающего утра и, одевшись, заметил на столе пару сигарет. Это был любимый моей матерью кишиневский " Космос". Она предпочитала эти сигареты всем другим маркам. И оставила пару штук мне, наверное, в благодарность. Ведь ей тоже было приятно со мной.

Я взял сигареты, столь любезно предоставленные мне матерью, и поспешил в сени, где висела моя одежда. Потому как ссать хотелось сильно, ведь вчера я не сходил толком в туалет и ночью пил вино на двоих с матерью. И мой мочевой пузырь готов был лопнуть.

В сенях ярко горел свет и половины одежды на вешалках не было. Проснувшиеся гости, похмелившись на кухне, надели одежду и вышли на улицу курить. По этому я без труда нашёл свою куртку, ботинки и шапку. Которые вечером оказались под другими вещами.

Поздоровавшись с курящими у крыльца мужиками, я закурил сигарету и поспешил за сарай. Мной двигало желание не только опорожнить мочевой пузырь, но и увидеть вчерашний след мочи на снегу, оставленный моей мамой. И я его увидел, едва зашёл за сарай.

Чуть подальше от стены были видны следы от валенок без калош и большое талое пятно, сквозь которое виднелась зелёная трава. Ночью там сидела на корточках мама Нина и плавила ссаками снег. Причём ссала моя мать настолько обильно, что растопила снег мочой до земли.

И сейчас я стоял возле того места, где сидела моя мать, и ссал, направив струю в проталину. И уже кончая ссать, я попытался вывести мочей на снегу имя Нина, но у меня получилась одна большая корявая буква Н, которую я тут же затоптал ботинком.

— Болит голова, парень? Нин. Может, твоему сыну водки налить? - спросила у меня и моей матери хозяйка дома тётя Валя.

Они с мамой Ниной были на кухне, когда я в нее вошел. Помыть руки и умыться.

— Он что тебе, алкаш, Валя. Не хватало ему ещё водку пить по утрам. Выпьет, когда за стол сядем, и под хорошую закуску. А сейчас пивом голову поправит, если она у него болит. - ответила подруге моя мать, доставая из холодильника бутылку жутко дефицитного " Жигулевского".

На свадебном столе присутствовало пиво, но в небольших количествах. И часть бутылок держали в холодильнике для нужных людей. Моя мать, как подруга хозяйки дома и помощница на кухне, решила побаловать дефицитным пивом меня, своего сына.

— Да у меня особо не болит голова, мам. Но от пива не откажусь. Пить охота сильно. А от воды желудок болит. - нарочно соврал я матери, беря у нее из рук бутылку, смотря при этом ей в глаза, пользуясь моментом, что тётя Валя отвернулась от нас, ставя ухватом чугуны в русскую печь.

Беря у матери бутылку, я умышленно коснулся рукой её ладошки, которой она ночью обхватывала мой член, и слегка сжал. От чего карие глаза моей матери немного расширились. Но в целом она осталась невозмутимой, и весь её вид говорил о том, что между нами будто ничего не было.

— Тогда пей и начинай нам помогать. Опять бери открывалку, открывай консервы и лимонад. - сказала мать, отходя от стола к плите, где жарились в большой сковороде котлеты.

Разговаривая со мной, мама Нина и вида не подала о том, что случилось между нами прошедшей ночью. И меня это не удивило. Мать была трезвой, а трезвая она не такая раскованная, как пьяная.

Второй день свадьбы в целом был похож на первый. Все те же пьяные лица за столом и бесконечные поздравления и пожелания молодым долгих лет семейной жизни. Разве что некоторое разнообразие внесли ряженные - обязательный атрибут второго дня русской свадьбы.

Худая тётя Лида нахлобучила на голову милицейскую фуражку с кокардой, натянула на себя галифе с лампасами и надела рваную солдатскую шинель с погонами. А её подруга, полноватая тётя Зина, и вовсе нарядилась ведьмой, измазав сажой лицо. Надев на себя тряпье, подпоясалась веревкой, взяв в руки метлу.

К ним присоединились ещё несколько ряженых баб, одетых кто во что горазд. Они сели в сани, а мужики на некоторых из них были сверху накинуты козлиные и волчьи шкуры, взяли в руки оглобли и стали катать сидящих в санях женщин по двору. Бабы, шутя лупили мужиков по спинам кнутами и всячески их подгоняли. Кончилось это дело тем, что мужики умышленно вывезли ряженых баб в санях со двора и завалили их в сугроб.

Сани опрокинулись, и бабы завизжали, падая носом в сугроб. А мужики стояли рядом и пьяно хохотали, смотря на своих жен и подруг, барахтающихся в снегу. Но вот бабы вылезли из сугроба и с воплями накинулись на мужиков, по чьей вине они свалились в снег. Началась шуточная потасовка. Снова все попадали в снег, но на этот раз и бабы, и мужики.

Вдоволь навалившись в снегу и основательно замерзнув, ряженые бабы и мужики, а так же остальные гости свадьбы, которые вышли во двор смотреть на представление, поспешили в дом за столы. А там их уже ждало горячее: котлеты с пылу с жару, вареная картошка, запечённая в печи гусятина и много других разнообразных закусок. А уж выпивка в виде самогона и водки лилась рекой.

Не обошлось на второй день свадьбы и без мордобоя. Традиционный, но не обязательный атрибут русской деревенской свадьбы. Сначала повздорили двое мужиков за столом. Один из них - мой недавний знакомый Степан, муж полноватой тёти Зины, а другой, вроде как городской гость, приехавший на свадьбу.

Они о чем - то спорили друг с другом, сидя за столом, а потом вышли на улицу выяснять отношения на кулаках. На подмогу к городскому мужику вышли двое его приятелей. И деревенские мужики тоже не остались в стороне. На улице затевалась массовая драка, которая едва не переросла в побоище, так как у деревенских появились колья в руках.

Но тут во двор из дома выскочили бабы, жены дерущихся мужиков. И общими усилиями угомонили буянов. Которым особо и делить друг с другом было нечего. А весь сыр бор произошел иза того, что один из мужиков, Степан, служивший в армии в десантных войсках, высказался неуважительно по поводу службы другого мужика, городского гостя, который проходил срочную в артиллерии.

Мужики вернулись за стол и выпили мировую. И многие это сделали с удовольствием, так как разбивать друг другу носы ни за что никому особо не хотелось. А вышли во двор за компанию.

Мать то сидела со мной за столом, выпивала и закусывала, то вставала и уходила на кухню к тёте Вале, и вместе они подавали на столы выпивку и тарелки с едой. Две другие помощницы, Зина с Лидой, повеселившись на свадьбе, ушли на работу на ферму доить коров. И поэтому моя мать и не сидела долго возле меня как к примеру вчера. Но она уже была поддатой. И это радовало.

Сидя за столом, я посматривал на дверь комнаты невесты, где молодежь снова собиралась устроить дискотеку, и оттуда слышался заливистый девичий смех. И у меня вновь возникло желание потанцевать с пьяной матерью в полутемной комнате. И помять ей жопу руками через юбку.

Было жутко по кайфу упираться маме Нине, вставшим членом в живот и, держа ладони у нее на попе, легонько мять её и наслаждаться. Ведь нет ничего приятнее на свете, чем мять материнскую попку, мягкую и податливую.

— Костя. Иди одевайся, сынок. Мы домой поедем. - сказала мать, зайдя в зал, и помахала мне рукой.

В другой раз я бы воспринял её просьбу как розыгрыш, так как был уже вечер, а автобус в наш город шел только утром. Но мать была одета в меховую куртку и обута в зимние сапоги, а на голове у неё красовался красный мохеровый шарф. И её одежда красноречиво свидетельствовала о том, что она не шутит, предлагая мне одеться и ехать домой.

— Нас Виктор Иванович до дома согласился подвезти. Он через наш город едет. И попутно подбросит меня и тебя. - ещё раз, - сказала мне мать, заметив мой недоуменный взгляд, и показала глазами на коренастого мужика средних лет в дубленке, стоящего возле дверей.

Мужик нетерпеливо прокручивал на пальце за кольцо ключи от машины. посматривая на мою мать с нескрываемым обожанием.

Это был один из городских гостей. Но он приехал на свадьбу не вчера, а сегодня утром. Очевидно, какой-то знакомый или родственник тёти Вали. Потому как с ним приехало ещё четверо гостей. Возможно, в субботу они работали и смогли попасть на свадьбу только в воскресенье.

Этот Витя был по возрасту ровесник моей матери и выглядел гораздо моложе и симпатичнее моего папаши. Я засек, как он все время вился возле мамы Нины, и та его не особо от себя прогоняла. И если бы не мое присутствие на свадьбе. Мою мать с большей долей вероятности трахнули. Да она и сама бы дала. Мужик не из нашего города и ее не знает. И не будет болтать языком.

И глядя на этого мужика в дубленке, я вспомнил слова отца, когда он просил меня присматривать за матерью. И теперь я полностью разделял его опасения. Маму Нину нельзя оставлять без присмотра. Иначе на ее толстую жопу ту же найдется член. И если бы не я, папа Саша примерял бы на себя большие оленьи рога. Коренастый мужичок в дубленке в сто процентов закадрил бы мою мать и отодрал ее в своей машине на заднем сиденье. Да не один раз.

— Возьми сумки на кухне, сынок. Там Валя домашних заготовок наложила и сала с мясом. Приедем домой, я тебе сама котлеты буду из него жарить. - попросила мать, когда я оделся в сенях и вернулся в дом. Но её уже увел под руку на улицу наш новый знакомый Виктор Иванович.

Он ждал этого момента для того, чтобы остаться с моей матерью один на один. И тут же им воспользовался.

Сказать, что я расстроился произошедшим. Значит ничего не сказать. Ведь у меня столько надежд было на сегодняшний вечер и ночь. И неизвестно откуда то взявшийся коренастый мужик в дубленке все испортил.

Но когда я взял сумки, доверху набитые заботливыми руками тёти Вали различными домашними продуктами. То уже не был против того, чтобы поехать домой на машине. Сумки были неподъемные, и мне пришлось бы тащить их рано утром через лес к остановке. Да и не факт было то, что мать повторит со мной вчерашнее. Сегодня она была не сильно пьяной, и у нас с ней ничего, возможно бы и не произошло.

Лучшим вариантом было не испытывать судьбу, а очутиться сегодня дома, в своей квартире. А там я всегда могу подгадать момент, когда отца не будет дома, и пробраться к матери в спальню. Где попрошу ее опять мне подрачить. Думаю, что она не откажется. Ведь я сам видел, как ей было приятно держать мой член в руке. И он ей понравился. А если между нами случится нечто большее, чем банальная дрочка. То значит тому и быть. Я безумно любил свою мать. И хотел, чтобы она сделала меня мужчиной.

— У тебя что, кирпичи там наложены, парень? - спросил у меня Виктор Иванович, когда я вышел из дома и поставил сумки возле его " Нивы" стоящей во дворе.

Он сам стал их загружать в багажник. И едва не надорвался.

— Не кирпичи, Витя. А продукты. Я для своей подруги всего наложила. Пусть наших деревенских харчей поест. Они намного полезнее и сытнее её, городских. А ты, Нина, меня не забывай. Приезжай по чаще. И сына своего привози. Мы ему тут в деревне невесту найдем. - на крыльцо вышла тётя Валя, простоволосая, с накинутой на плечи телогрейкой.

— Обязательно приедем, подруга. Как будет время, так приедем. - ответила подруге моя мать, стоя возле машины с сигаретой в губах.

Она по хозяйски открыла дверь чужой машины и подняла переднее сиденье, давая мне залезть назад. Причём делала это мать настолько ловко и уверенно, что у меня создалось впечатление, что она уже ездила в этой " Ниве " или имела опыт поездки в подобных машинах. Потому как незнающий человек сразу не поднимет переднее сиденье. Там нужно нажать на специальный рычаг в спинке.

Мы сели, мать с Виктором спереди, а я сзади, и " Нива ", ведомая коренастым мужиком, резво тронулась с места, оставляя позади себя большой и гостеприимный дом тёти Вали, в котором родная мать впервые в жизни дрочила мне член. И я видел все части её прекрасного тела.

Кстати, Виктор оказался неплохим рассказчиком анекдотов и в целом компанейским мужиком. И я даже простил ему мелкие шалости по отношению к моей матери, которую он то и дело старался погладить по ляжке. Во время переключения скоростей.

Я сидел сзади и видел, как он словно вскользь опускал руку с рычага передач. И она ложилась на чёрное трико мамы Нины, пододетое у нее под юбкой.

Мать хохотала на очередной анекдот коренастого мужика, а он, пользуясь моментом, лапал симпатичную шатенку за ляжку, стараясь пропихнуть ладонь поближе к лобку. Но, к чести моей матери, она всякий раз одергивала наглого кавалера. И все повторялось снова через какое-то время.

Судя по обручальному кольцу у Виктора на пальце, он был женат, но любил повеселиться на стороне. И если бы я не сидел сзади, он стопроцентно выебал бы мою мать по дороге, как плату за проезд. Да и она сама с удовольствием ему бы дала.

— Ой, Витя. Ты настоящий друг. Прямо к подъезду подвёз. Спасибо большое. Но за мной должок. Если нужна будет водка. То приезжай ко мне в магазин. Центральный гастроном на площади. Я в нём заведующей работаю. И отоварю тебя по полной программе. - благодарила мать водителя, который умышленно сделал крюк и подвёз нас до самого дома.

— Ловлю на слове, Петровна. Как надо будет, так заеду. Но пока у меня есть выпивка. Валя со свадьбы банку самогонки дала. А она у нее ядреная. Лучше магазинной водки. - ответил моей матери мужик и наклонившись к ней, зашептал ей что - то на ухо, показывая глазами на меня.

Мать слушала, что он ей говорил, пьяно хихикая. И когда тот полез к ней с поцелуем, уперлась в грудь и оттолкнула.

— Не балуй, Витя. Я замужем. Сын меня не продаст. А вот муж в окно увидит и будет скандал. Так что до свидания. Спасибо, что подвез. Но руки не распускай. - мамаша поставила на место наглого мужика, который при мне полез к ней с поцелуем прямо под окнами нашего дома, и тот, обидевшись, сел в машину и дал по газам.

— Вот же козел. Целовать надумал. Я в машине его выходки терпела, когда он меня за ляжки лапал. Боялась, что он нас на морозе высадит. А то бы так врезала. Мало не показалось. А ты тоже хорош, сынок. Что за мать не заступился? - неожиданно зло стала выговаривать мне мамаша у входа в подъезд, а я стоял, разинув рот, не зная, что ей ответить.

Она же сама хихикала, когда этот Виктор её за ляжки в трико лапал. И не разрешала только дальше к пизде прикасаться. А я теперь остался крайним.

— Ладно, проехали. Бери сумки и пошли домой. Я ссать помираю хочу. Но в следующий раз чтобы за мать заступался. Понял, щенок? - все тем же злым голосом произнесла мама Нина и, качнувшись на пьяных ногах, вошла в подъезд.

Очевидно, пока ехали в машине, её развезло, и сейчас мамаша реально была бухая в хлам. Чем я поспешил воспользоваться. Догнал её на втором этаже и на лестнице, где было полутемно из-за отсутствия лампочки, прижал к стене и попытался поцеловать в губы, поставив сумки на пол.

— И ты пиздюлей захотел получить, как тот козел? Смотри, я могу и по яйцам врезать. - мать схватила меня за воротник куртки и ткнула коленом в пах, но не сильно, играючи, подставляя губы для поцелуя.

— Хватит. Разошелся. Увидит кто-нибудь. Сплетни по всему городу пойдут. Пошли домой. Я в туалет хочу. - шепнула на ухо мамаша, отталкивая меня от себя.

Несколько секунд мы стояли с ней на лестнице и страстно сосалась друг с другом в темноте. и язык мамы вновь вовсю гулял у меня во рту. А я не только ее целовал, но и мял рукой одну из её сисек через кофту, просунув ладонь ей в куртку. Хуй у меня стоял колом, и я упирался им матери в живот. Дико хотелось до кучи помять ей ещё и жопу, но мать не дала мне это сделать из-за боязни, что нас с ней засекут соседи.

— Постой. Ты что, так пойдёшь? Дай губы вытру. - на лестничной площадке возле нашей квартиры на четвертом этаже, где было освещение, мать остановила меня и, достав из кармана куртки носовой платок, старательно вытерла мне губы от следов своей губной помады.

И это было верным решением с её стороны. Отец мог заметить у меня на губах помаду и что угодно бы подумал. Я, конечно, сказал бы ему, что целовался с девчонками. Но у мамаши на губах помада тоже была здорово размазана. И папаша наверняка просек, что между нами что-то было. А этого нельзя было допускать. Наши отношения мы должны сохранять с матерью в строжайшей тайне. Иначе ей, да и мне, не поздоровится, учитывая нравы провинциального города, в котором мы жили.

— Ну, как свадьба, Нина? А вы на чём приехали? Я вас завтра ждал на утреннем автобусе. - спросил у матери папа Саша, встретив нас на пороге квартиры в трусах и в майке.

Мать засунула ключ куда-то в карман куртки и, не найдя его, позвонила в звонок. И отец нам открыл. Практически сразу за дверью послышались его шаги и щелкнул выключатель на стене.

— Как видишь, Саша. Не с пустыми руками вернулись. Две сумки деревенских харчей привезли. А доехали мы на машине. Мужик на свадьбе из соседнего города гулял. И нас попутно подвёз. - ответила мужу мама Нина, снимая куртку и шарф с головы в прихожей, и прямо в сапогах прошла в туалет.

Пока мать ссала в туалете, я разделся в прихожей и отнес сумки на кухню, где папаша тут же стал их разбирать, ища что-то вкусное. И, найдя чашку с холодцом, принялся его уминать с чёрным хлебом, густо намазывая горчицей. Отец вырос в деревне, а в те годы единственным доступным мясным лакомством был холодец. И папа Саша его обожал.

— И куда Валя столько мяса наложила. Нам надо всего кусок. И так холодильник забит. Придётся половину на работу нести и через магазин втихаря реализовывать. А тебе, сынок, снова сумки тащить. - сказала мне мать, выкладывая на стол продукты.

А её деревенская подруга действительно не поскупилась и наложила нам мяса с салом. Наверное, с пол поросенка.

— Ну что, Костя. Припахала тебя Петровна. У нашей матери не забалуешься. - встрял в разговор отец, сидя с противоположной стороны стола, жуя холодец.

И тут же получил от жены подзатыльник.

— Рот свой закрыл, Саша. А то я тебя завтра заставлю их в магазин нести. Я предупреждала дома не курить. Почему окурки в пепельнице? - грозно спросила мать у отца, поставив руки в боки в знак того, что она сердита на него.

В наше отсутствие папа Саша расслабился и курил на кухне, а окурки из пепельницы забыл вытряхнуть в помойное ведро. Чем и спалился жене.

— Да я пару папирос всего выкурил, Нина. Ночью не спалось, а на лестницу лень было идти. - стал оправдываться перед строгой супругой отец, как школьник, сидя за столом, угнув голову.

А я, смотря на эту картину, угорал со смеху. Знал бы отец, что вытворяла его жена в деревне на свадьбе. Он бы сам ей отвесил хороших пиздюлей. И не только ей, но и мне до кучи.

— Ты ужинать будешь, Костя? Я лично не хочу. Пойду к себе. У меня голова болит. А ты котлеты сам себе на газу разогреешь. - сказала мне мать, закончив разбирать продукты из сумок.

Она открыла холодильник и показала мне на тарелку с котлетами, привезенными со свадьбы.

Мать ушла, а мы остались с отцом на кухне вдвоём. Есть я не хотел. А вот покурить перед сном не мешало. И когда папаша наелся холодца и собрался курить, на лестницу я вышел вместе с ним.

— Зараза. Вроде легонько стукнула. А больно. У нашей матери рука тяжелая. Но она бьёт за дело. - уважительно отозвался об жене отец, почесывая затылок и дымя беломориной на лестничной площадке.

— Ты там за ней в деревне присматривал, сынок. Как я тебя просил. Не приставал к ней никто? А то пьяных на свадьбе полно. - уже шепотом спросил у меня папаша, косясь на дверь нашей квартиры.

— Да нет, пап. Никто не приставал. Я все время рядом с ней был. - ответил я отцу, а про себя подумал: какое было бы у него выражение лица, когда я бы ему рассказал правду.

Он бы, наверное, папиросу проглотил, которую держал во рту. Его строгая жена, за которой он приказал смотреть. Дрочила мне член и светила сиськами и пиздой передо мной.

Но отец и в страшном сне не мог подобное предоставить. Ведь мать всегда была строга со мной и не давала повода для ревности со стороны мужа к сыну. Но вчера я узнал другую сторону жизни своей матери и был за это ей благодарен.

У меня во рту ещё стоял вкус её губной помады и сохранились ощущения от щекотания её языка. Мать так сосется, что можно кончить только от одного поцелуя с ней. И у меня во время перекура с отцом на лестнице стал вставать член от воспоминаний о матери. Что заставило меня уйти в квартиру вперёд отца, так толком не докурив сигарету.

Я не хотел, чтобы папаша засек у меня стояк в штанах. Да и неприятно было думать при нём про его жену. Он понадеялся на меня, а я его подвел. И едва не наставил рога. Но подобное было, скорее всего, впереди, учитывая поведение матери. Ей понравился большой и толстый член сына, и она не откажется его попробовать.

Моя комната была рядом с комнатой мамы Нины, и, проходя мимо, я заметил в щель под ее дверью тусклый лучик света. Это означало, что мать разделась и легла спать. Она не любила темноту и на ночь всегда зажигала в комнате торшер.

Я слышал, как хлопнула входная дверь за моей спиной. Это папаша вернулся в квартиру с перекура и защелкнул дверь на английский замок. Он, шаркая тапками, пошёл на кухню, чтобы почитать перед сном газету. Мать выписывала " Советскую торговлю", а отец - " Сельскую жизнь ".

Хотя меня так и подмывало толкнуть дверь в спальне матери, раздеться и лечь к ней под одеяло. Но при отце этого делать было нельзя. Он бы и не заметил, как я прошел бы к его жене. К ней в спальню вечером он не заходил. И в мою комнату тоже. Но мать сто процентов меня бы разогнала и вообще больше бы никогда к себе не подпустила за такую наглость и дурость. И по этому я прошёл к себе, разделся и лег спать на кровать.

Я лежал в темноте и слышал, как первым встал отец. Он всегда вставал рано. Кипятил чайник. Заваривал чай. И жарил яичницу на сале. В том случае, когда дома были яйца. Мать приносила их с работы. Но иногда забывала. И тогда отец просто жарил сало с луком и ел с чёрным хлебом, запивая сладким чаем.

Потом одевался и уходил на работу в свою Сельхозтехнику, до которой от нашего дома было полчаса ходьбы пешком. Рабочих на предприятие возил автобус. Остановка была рядом с домом, где мы жили. Но на неё нужно было прийти к половине восьмого утра. И отец всегда выходил из дома двадцать минут восьмого, чтобы успеть к автобусу. И не идти потом пешком по морозу несколько километров.

И вот хлопнула входная дверь, и в квартире на время воцарилась тишина. Отец ушёл на работу, а мать ещё спала. Ей нужно было в магазин к девяти, и она раньше восьми, а то и начала девятого никогда не вставала.

Я лежал на спине с бешеным стояком и думал, что мне делать. Идти сейчас к матери в спальню и будить её я не хотел. Неизвестно, как она себя поведет спросонья. Уж лучше дождаться, когда она встанет. Сходит в туалет. Возможно, в ванную, примет душ. И вернется в спальню одеваться на работу. На кухню она не пойдет. Мать никогда не завтракала дома в будние дни. Предпочитая это делать у себя в магазине, в подсобке. У них там стояла электроплитка и чайник. А закуска лежала на полках.

Точно. Подожду, пока она все дела сделает, и зайду к ней в комнату. Хорошо бы подгадать тот момент, когда мать станет надевать лифчик на свои тяжёлые и не сильно отвислые груди. А я бы ей помог его надеть и заодно поддержал бы их в ладонях.

Мудро - решил я и стал ждать. Лежа на кровати в темноте, в одних трусах, которые оттопыривал вставший колом член.

И было чуть не заснул вовремя, услышав сквозь дрему, как хлопнула дверь в туалете. Мать проснулась и пошла ссать. А потом, как я и предполагал, зашла в ванную, но мыться под душем не стала. Лишь почистила зубы и умылась.

Выждав ещё минут пять, я вышел из комнаты и крадучись на носках подошел к двери её спальни. Она была приоткрыта, и моему взору предстала любопытная картина, которая сделала мой хуй каменным.

Мать стояла босиком на полу, спиной ко мне, и на ней из одежды были лишь светлые капроновые колготки, натянутые до пупка, и сквозь них просвечивали белые трусы. В руках у матери был лифчик, и она, стоя перед зеркалом трюмо, намеревалась его надеть. Но я ей помешал.

— Доброе утро, Ниночка. Какой он у тебя хороший. За него так приятно браться. - дрожащим от возбуждения голосом сказал я матери, заходя в комнату.

Я зашёл к ней со спины и, обняв руками за животик, плотно прижался к её жопе в колготках эрегированным членом в трусах, одновременно целуя в шею. Но мать, на удивление, даже не вздрогнула. Она явно ждала меня и предвидела такой исход.

— Что же в нем хорошего, сынок? Я из-за своего живота на пляже не могу показаться. И мне он совсем не нравится. - мягким грудным голосом произнесла мать и как бы обмякла в моих объятиях, а её руки, державшие лифчик, безвольно опустились.

Я стоял позади матери, давил членом ей в жопу, держал в ладонях её сексуальный животик, такой нежный и желанный. И видел в отражении зеркала её груди. Словно две спелые дыни, они смотрели на меня тёмно-коричневыми сосками. А ещё я видел, как соски у матери на сиськах прямо на глазах набухли и увеличились в размере. Моя мать возбудилась ещё сильнее меня, и в первую очередь на это отреагировали соски её волшебных грудей.

— Ну всё. Хватит, Костя. Пусти. Мне на работу нужно одеться. И вообще, я не хочу, чтобы ты распускал свои руки. Между нами ничего не будет. Я твоя мать и не могу позволять себе лишние. А что было в деревне, советую тебе забыть. - спустя минуту, позволив мне насладиться негой её сексуального животика и созерцанием голых сисек, мать отстранилась от меня и решительно надела на свои груди бюстгальтер.

— И не нужно делать такое лицо, Костя. Я была пьяной и позволила тебе себя ласкать. Но больше этого никогда не будет. А если начнёшь ко мне приставать. Получишь по морде. - голос у матери стал злым, и в нём появились стальные нотки.

Но она по прежнему стояла ко мне спиной и, надев на свои груди чаши бюстгальтера, не застегивала крючки. Ждала, когда я ей помогу. И этим ещё больше меня озадачила.

— Хорошо, мама. Как скажешь. Я никому не расскажу, что было у нас с тобой в деревне. На этот счёт можешь быть спокойна. И к тебе больше не подойду. Раз ты этого не хочешь. - ответил я матери, дрожащими руками засстегивая крючки лифчика у нее на спине.

— Я рада, что ты это понял, сынок. А теперь ступай к себе. Одевайся. Пойдешь со мной на работу. Нужно мясо отнести в магазин с утра. А потом можешь вернуться домой и позавтракать. - терпеливо подождав, когда я трясущимися пальцами застегнул ей лифчик, мать повернулась ко мне передом и пошла к двери, выпроваживая меня из комнаты.

Несколько секунд я боролся от желания наброситься на мать, содрать с неё одежду, завалить на кровать и изнасиловать. До того сексуально и возбуждающе она смотрелась в колготках, через которые просвечивались трусы, и они были натянуты у неё до пупка.

Но это, пожалуй бы, был самый опрометчивый поступок в моей жизни. Мать мне этого никогда не простила. Да и я бы с ней не справился. Она меня бы отмудохала руками и ногами, как того уголовника Бурого. А он был намного здоровее.

Поэтому я смирился со своей участью быть отвергнутым самой красивой и желанной женщиной на свете, но в душе надеясь, что мать все же говорила все это не всерьёз и она по прежнему хочет ласк со мной. Будь иначе, она бы меня к себе не подпустила. А я, считай, с минуту стоял с ней полуголой, упирался хуем ей в попку и, гладя живот, рассматривал груди. Ну какая нормальная мать подобное позволит своему сыну?

До магазина, где работала мама Нина, от нашего дома было рукой подать. Мы жили недалеко от центра, и стоило перейти через парк культуры и отдыха, расположенного рядом с кинотеатром, и вот он, гастроном номер пять, любимая точка притяжения всех алкашей нашего города. Потому как в этом гастрономе был обширный вино-водочный отдел, и работал этот магазин дольше всех магазинов в городе. До десяти вечера.

Дорогой, мы с матерью шли молча. Я нёс тяжёлую сумку, набитую мясом, и мне было не до разговоров. А мать молчала, искоса бросая на меня изучающие взгляды. Мамаше было интересно узнать. Обиделся я на нее или нет. А это означало, что она сама переживает о случившемся.

На улице в эту пору народу было мало. И мать правильно мне сказала, чтобы я отнес сумку с мясом к ней в магазин пораньше, не привлекая особого внимания. Лишние разговоры в городе ей были не нужны. Ведь она будет продавать мясо тёти Вали под видом государственного, а выручку положит к себе в карман.

В школу было ещё рано идти, и я вернулся домой. Да и пить хотелось сильно. А в холодильнике стоял лимонад, который я обожал и обычно утолял жажду только им. И изредка пил пиво. А ещё, получив облом от матери, я хотел подрачить перед школой. И лучше места, чем оставшись одному в квартире, и не придумать.

Выпив лимонаду прямо из горлышка и опустошив бутылку до дна, я подошёл к комнате матери и толкнул дверь в надежде, что мать её забыла закрыть перед уходом на работу. А я в таком случае смог бы посмотреть ее трусы и другое нижнее белье.

Но дверь не поддалась. Она была закрыта на ключ. Мама Нина хранила у себя в спальне несколько ящиков водки и вина и всегда закрывала комнату на ключ из-за опасений, что муж алкаш, выпьет все её запасы алкоголя.

И тогда я решил подрачить по памяти. В ванной. Я всегда занимался онанизмом в ванной, когда был один дома. Там легче было смыть водой с кафеля следы своей спущенки, чем, к примеру, в туалете. Иногда струя спермы ударяла мимо унитаза и попадала на стенку, и приходилось ее вытирать газетой.

Но в ванной. Когда я туда зашёл, меня ждал такой подарок, о котором я и мечтать не мог. Поверх грязного белья, моих рубашек и брюк отца в корзине лежали лифчик и трусы мамы Нины. И это были вещи, которые она надевала на свадьбу в деревню. Узенькие белые трусики и кружевной импортный бюстгальтер. Им она вытерла мою сперму у себя с живота и с моего члена.

Не веря в удачу. Дрожащими руками я вытащил из корзины мамины трусики, вывернул их наизнанку и стал рассматривать промежность трусов, которая ещё недавно прикасалась к ее письке. И это было нечто сродни фантастики. Я впервые в жизни держал в руках ношенные женские трусы и с удивлением и нескрываемым любопытством их рассматривал..

А потом стал нюхать и дрочить. Духан, шедший от промежности маминых трусов, был ошеломляющий. Он проникал глубоко в мой мозг и взрывал сознание. А последующий вскоре оргазм превзошел все мои ожидания.

*********************

Прошла неделя с того дня, как мать рано утром выпроводила меня из своей спальни и строго настрого сказала больше к ней не подходить и всё забыть. Я так и сделал. Не подходил и не заигрывал с ней даже в отсутствие отца. Хотя возможности были. Несколько раз мать приходила с работы поддатой и можно было попытаться её обнять и полапать за сиськи. Но я терпел и ничего не предпринимал. Зная каким то шестым чувством, что мать сама ко мне подойдёт и затащит в постель. Иначе и не могло быть.

И вот, когда нас распустили в школе на зимние каникулы. За ужином мать хлопнула себя по лбу и, встав из-за стола, пошла в свою спальню. А когда вернулась оттуда, в руке у нее были две бумаги.

— Из головы вылетело. Мне же сегодня на работе дали две путевки в санаторий в Подмосковье на семь дней. Так что собирайся, Саша. Завтра поедешь со мной в санаторий пить боржоми. Иди вещи собирай. И побрейся. А то на бомжа похож. Тебя в автобус не пустят. - сказала мать мужу, ложа перед ним одну из путёвок.

Нужно было видеть рожу папаши. Его словно по голове кувалдой ударили. Он был в отпуске и день и ночь пропадал на речке с друзьями. У моего отца было три страсти: машины, водка и зимняя рыбалка. Летнюю ловлю отец не признавал. А вот по зимней сходил с ума. И сегодня вечером перед ужином он сидел на кухне, мастеря удочки и делал блесна. К тому же отец, похоже, "раскодировался ". Он стал потихоньку выпивать. Не сильно, но от него пахло. И провести неделю с надоевшей женой вдали от друзей, рыбалки и выпивки папа Саша никак не хотел.

— Ты же знаешь, мать. Я до смерти не люблю эту боржоми. И мне нечего делать в санатории. Я на речке отдыхаю и полезным делом занимаюсь. Возьми Костю с собой. Он всё равно дома на каникулах сидит. - ответил жене отец и отодвинул путёвку от себя ко мне.

Папаша умело сбагрил, как ему показалось, сына в поездку с женой и был счастлив. А моей матери это только было и надо. Она знала, что муж не захочет ехать ни в какой санаторий, и предложила ему для вида, соблюдая конспирацию, чтобы он ничего не заподозрил.

— Поедешь со мной, сынок? А то мне одной скучно будет. Да и вдвоём веселее. - спросила у меня мать и так пристально посмотрела мне в глаза, что у меня тут же встал колом член в штанах.

Едва она принесла эти путевки на кухню и сказала отцу про поездку на неделю в санаторий. Я тут же включился в игру и знал, что в итоге мать выберет меня, а не пропойцу мужа. Зачем он ей нужен, молодой и красивой женщине, спившейся алкаш.

— Нет, мам, даже не проси. Я тоже не люблю боржоми. И вообще, мы от школы в поход на лыжах собрались. - нарочно ответил я матери, чтобы как следует отвести от себя подозрения насчёт поездки с ней. С женщиной моей мечты.

— А я сказала, что ты поедешь со мной, Костя. Посмотри на себя. Кожа да кости. В санатории трёхразовое питание по распорядку. Процедуры разные. Прогулки по сосновому бору. Минеральная вода. За семь дней ты только здоровее станешь. Потом мне спасибо скажешь. Да и если я отнесу путевки назад в профком. Мне больше их давать не будут. Другие бесплатно начнут ездить. А я из-за вас дома буду сидеть. - обиженно сказала мать и незаметно для отца больно ткнула меня ногой под столом.

Она на полном серьёзе подумала, что я не хочу с ней ехать в санаторий, и по этому злилась.

— Ну ладно, уговорила, мам. Только ради тебя. И чтобы эти путевки другим не отдали. Поеду с тобой в твой санаторий на неделю. - ответил я матери, сделав обречённый вид. К радости отца.

Папаша аж на стуле подпрыгнул, поняв, что его миновала участь ехать с женой на неделю пить боржоми в санаторий.

— Мать права, сынок. Тебе в армию идти весной. А ты на шкета похож. Попьешь боржоми в санатории. Глядишь, здоровее станешь. - подколол меня папаша, вытаскивая папиросу из пачки.

Он был рад до безумия и весел. В отсутствии строгой жены он ещё сильнее "раскодируется " и сможет выпивать не на улице за углом, а дома, в тепле.

— Рано радуешься, Саша. В следующий раз, когда мне дадут бесплатные путевки, ты со мной поедешь, а не Костя. - охладила пыл отца мамаша. Но тому было уже по барабану.

Следующий раз ещё настанет не скоро, а завтра он будет свободен. И в отсутствие жены и сына забухает с друзьями.

— Собирай вещи, сынок. Мы завтра рано утром на автовокзал пойдём. Я уже два билета купила до Москвы. Много с собой особо не бери вещей. На неделю ведь едим всего. Возьми спортивный костюм. Рубашку, футболку. Смену трусов, носки. И тапки новые не забудь. Я тоже пойду собираться. - уже довольным голосом сказала мне мать и, подмигнув накрашенным тушью глазом, пошла к себе в комнату собирать вещи в поездку.

Она с самого начала хотела, чтобы я ехал с ней в санаторий. А иначе поехала одна. И никто ей две путевки в профкоме не давал. Мать сама их выбила. Для себя и для сына. Молодого восемнадцатилетнего парня, который будет её ебать все эти семь дней в санатории.

Раньше, когда я был маленьким, мама Нина ездила в санатории одна, где не сколько лечилась, а искала себе мужиков. Но теперь все изменилось. После той ночи в деревне, когда мать держала в руке крупный член сына. Она решила действовать рационально.

Зачем ей искать любовника на стороне, которого нужно содержать, тратить на него деньги. Чужой, незнакомый мужик может её избить, ограбить и даже убить. А сын станет её носить на руках, и она вольна делать с ним, что захочет. На него не нужно тратить большие деньги. Он будет ее ебать бесплатно и столько, сколько она сама пожелает. И это был лучший вариант для матери и для меня.

Собирая вещи в поездку, меня немного колбасило от того, что случится со мной уже завтра, когда мы с матерью приедем в санаторий. Она ведь не в игрушки играть со мной едет на неделю в Подмосковье. Не дрочить мне член. И не позволять себя лапать за груди. Мать конкретно предложит мне ее выебать. И меня трясло от неизведанного.

Я, конечно видел у одноклассника в школе сцены в порно журнале и как там мужчины актеры ебут женщин. И видел, как нужно вставлять член им во влагалище. Но то картинки, а мне придется это делать в реале. Успокаивало только одно. Мама Нина умная и опытная женщина и покажет сыну, как нужно делать.

— Всё собрал Что я тебе сказала? Я тоже собрала. Мы, наверное, в один чемодан положим и твои, и мои вещи. Поэтому что тебе придется сумку с продуктами нести. А чемодан, так и быть, я понесу. - спросила у меня мать, когда я зашёл на кухню и увидел ее, стоящую у окна с сигаретой.

Она была в халате и, по привычке куря, поставила ногу на низкий табурет. Халат при этом разошелся, обнажив ляжку чуть ли не до самой пизды. Но, увидев меня, мать и не подумала убирать ногу с табуретки и запахивать полы халата, как она делала раньше. Матери было всё равно, что взрослый сын видит то, что ему не положено видеть. Она уже заочно записала меня в своего любовника, и завтра я и так буду видеть полностью её голое тело. И потом много и много раз. Так что стесняться ей меня уже было ни к чему. Я должен привыкать к материнской обнаженке.

Тем более, что отца дома не было. С разрешения матери он ушел к другу в соседний подъезд договариваться о предстоящей рыбалке. Они собирались ехать на машине в другой район на озеро. А машина у этого друга плохо заводилась. С зажиганием были какие-то проблемы. И отец, как спец, пошел ремонтировать. Дав перед уходом слово жене, что придёт домой трезвый.

— Пока отца нет дома. Давай с тобой другую сумку соберём. А то у меня что-то нет особой надежды на питание в санатории. Времена сейчас стоят тяжёлые. Там если и будут кормить. То бурдой. А я покушать хорошо люблю. - предложила мать, не спеша, снимая ногу с табуретки.

Она дала мне возможность рассмотреть ее ляжку. И была довольна.

Мать открыла холодильник и стала брать из него продукты и ложить в сумку. В основном ложила сухие колбасы. Буженину, сыр и другие деликатесы.

— Неси сумку ко мне в комнату, Костя, я ещё в неё кое-что положу, чтобы нам с комфортом отдыхалось. - засмеялась мать, закончив набивать сумку продуктами.

Она пошла вперед, покачивая бедрами под халатом. Я за ней со стоящим колом членом в штанах.

— Вот для настроения возьмём с собой. Это я для твоего отца сказала, что едем пить боржоми в санаторий. Я их сама не люблю. Лучше водки выпить. И для здоровья полезно, если в меру. И для веселья. А то с тоски помрешь. Я повеселиться люблю. - пояснила мне мать, доставая из шкафа бутылки с пшеничной водкой и ложа их в сумку.

Так же мама Нина взяла с собой бутылку коньяка и бутылку марочного вина.

— Спирт ещё с собой возьму, на всякий случай. Настоящий, медицинский. Мне его знакомая дала. Она в больнице работает. Он меньше места занимает, а когда разводишь водой, получается та же водка, только больше в объеме. - пояснила мать, доставая из шкафа, где она хранила запасы спиртного, пластиковую бутылку с медицинским спиртом.

Мама Нина застегнула сверху на сумке молнию и задвинула её под кровать, чтобы она не бросалась в глаза, если к ней в спальню заглянет муж. Но это было навряд ли. Отец боялся к ней заходить после одного случая. Он подкараулил, когда мать вышла из комнаты на пять минут в туалет. Своровал у нее литр водки. И был за это бит бедовой женой до синяков, когда вернулся домой.

— Саша, кажется, пришёл. Иди к себе, Костя. Он не должен нас видеть вместе. Я будильник поставлю на пять утра. И сама тебя разбужу, если ты проспишь. - тихо, - сказала мне мать, услышав шум в прихожей.

Это не вовремя вернулся отец, и мне нужно было сматываться из комнаты матери. Хотя ничего такого в этом нет, если сын разговаривает с матерью в её спальне. Раньше я так и делал. Но сейчас, когда мы с ней вот-вот станем любовниками, лучше проявлять осторожность.

— Спокойной ночи, мам. Я сам постараюсь проснуться в пять. А если просплю, разбудишь. - ответил я матери, с сожалением выходя из ее комнаты.

После случая в деревне я был рад любому общению с матерью. Разговаривать с ней. Видеть её. Слышать бархатистый мамин голос. Для меня с недавних пор стало многое значить. Я по уши влюбился в свою тридцати шестилетнюю мать и не мог ничего с собой поделать. А что со мной будет, когда я с ней пересплю в постели?

Утром я встал ещё до того, как поднялась мать. Стрелки на часах, висевших у меня в комнате, показывали ровно пол пятого утра. Да я и не спал практически всю ночь. То и дело вставал, проверяя время. И какой сон может быть, когда на носу главное событие в моей жизни. Сегодня я стану мужчиной. И не с кем нибудь, а мужиком меня сделает родная мать. Очень красивая и развратная женщина.

— Проснулся, сынок? А я уже хотела тебя будить. Одевайся. Бери сумку у меня в комнате. И выходи на улицу. Не хочу, чтобы отец её видел. А то тут же начнет вопросы задавать. - шепнула мать, встретив меня в коридоре.

На матери уже была надета юбка и красивый сиреневый джемпер. В котором двумя большими холмами выпирали её груди.

— Я с собой бутерброды возьму. Дорогой, в автобусе поедим. - добавила мать, показывая глазами на дверь зала, за которой на диване спал отец.

Мама Нина решила уйти из дома по французски, не прощаясь с мужем. Для того, чтобы избежать ненужных вопросов по поводу сумки, набитой закусками и спиртным. Папа Саша был далеко не дурак и тут же бы просек, для чего его моложавая жена и взрослый сын берут с собой в санаторий столько еды и водки.

Следуя совету матери, я быстренько оделся. Отнес ей в комнату чемодан с вещами, в который она должна была положить свое бельё. Взял сумку с продуктами, стоящую у кровати, и, тихонько ступая, вышел из квартиры на лестницу, а затем спустился в подъезд, где стал ждать мать.

Она появилась минут через десять с чемоданом в руке и с непокрытой головой. Мохеровый шарф, который заменял матери платок, торчал у неё из кармана куртки.

— Саша так и не проснулся. Я ему записку на кухне оставила, что мы с тобой уехали в санаторий. И денег немного. Продукты у него в холодильнике на месяц есть. Но я думаю, что он снова в запой уйдет. Вчера вечером пришел от друга поддатый. Лишь бы квартира цела была. - вздохнула мать, идя вместе со мной по заснеженной улице к автовокзалу.

Сапожки у мамы Нины скользили по снегу, и она, идя со мной, взяла меня под руку. А я бережно поддерживал свою любимую женщину, с которой ехал отдыхать в санаторий.

Билеты у моей мамы были куплены заранее. И мы, придя на автовокзал, до которого было не так далеко. Минуя кассу и зал ожидания, пришли на перрон и сели в стоявший возле него красно-белый " Икарус ".

Мать побоялась ложить сумку с продуктами в багажный отсек, который у Икаруса был расположен внизу, под пассажирским салоном. И мне пришлось ее тащить внутрь по узкому проходу в салон. Благо, пассажиров в этот рейс до Москвы было не так много. Автобус заполнится на следующих станциях.

— Ничего, сынок. Тяжело в учении. Легко в бою. Сейчас помучаешься. Зато бутылки целы будут, и ты будешь за их сохранность вознагражден. - похвалила меня мать, когда я, пыхтя, протащил тяжелую и громоздкую сумку по узкому проходу "Икаруса" в самых конец автобуса, где на задних сиденьях были наши места.

Я сел к окну, поставив сумку с продуктами возле ног. И она никому не мешала. А будь наши места спереди или посередине, то мне бы досталось от других пассажиров, которым пришлось бы через нее перешагивать.

—  Теперь нужно перекусить. Но только на сухую придётся. Я термос с чаем не стала брать. А выпивать не будем. От нас не должно пахнуть спиртным. Иначе в санаторий не пустят. Лучше уж там оторвемся, когда заселимся. - автобус тронулся, а мать достала из чемодана пакет с бутербродами, и мы стали их есть, утоляя голод белым хлебом с колбасой и сыром.

Насытившись, мама убрала остатки бутербродов в чемодан, а сам чемодан по ее просьбе я положил наверх, в багажное отделение.

— Вот теперь можно и поспать. До Москвы шесть часов ехать. А я ночь плохо спала. Боялась, что будильник не сработает, и мы с тобой останемся дома, Костя. Но хорошо, что хорошо кончается. Мы вместе, а это главное. - тихо, почти шёпотом сказала мать, ложа свою голову мне на плечо.

В салоне " Икаруса" было тепло, а гул мотора убаюкивал. И перед тем, как самому задремать, я взял в руку маленькую ладошку матери и нежно её сжал. И мать мне ответила аналогичным пожатием. А потом и вовсе, пользуясь тем, что в салоне погас свет его выключил водитель. Взяла и положила ладошку мне на ширинку.

Требовательные материнские пальчики пробежалась по члену, помассировали его сквозь ткань брюк, и ладошка мамы Нины вернулась обратно в мою руку. Мать немного похулиганила, благо рядом с нами никто не сидел. И заодно наглядно показала, что ждёт меня по приезду в санаторий.

Автобус пришёл по расписанию в двенадцать часов дня в Москву, на Павелецкий вокзал. А оттуда мы отправились уже на другом автобусе в Подмосковье. Правда, пришлось посидеть в зале ожидания пару часов. И в санаторий мы попали с мамой уже поздно вечером.

Администратор лечебного учреждения, пожилая женщина за пятьдесят лет, с седыми волосами и большими роговыми очками на глазах, бегло посмотрела наши паспорта и, забрав у нас путевки, вручила моей матери, как старшей, ключи от номера на третьем этаже. Правда, предупредила о том, что ужин уже закончился и столовая закрыта.

По честному мы с матерью не рассчитывали на такой исход. Обычно в санаториях женщин селили в палату к женщинам, а мужчин к мужчинам. И не важно, что они родственники. Таков был порядок. Но в этот раз он был нарушен.

Возможно, пожилой работнице санатория лень было поднимать свой зад с тёплого насиженного места и идти искать номера, куда нас с матерью распределить. Когда мы вошли, она сидела на рабочем месте со спицами в руках и вязала носки. Увидев нас, спешно убрала пряжу куда-то под стойку.

В благодарность за это мама Нина не поскупилась. И вручила администраторше коробку шоколадных конфет, достав её из чемодана. В голодное перестроечное время это был воистину царский подарок. Но он того стоил. Мы с мамой будем жить целую неделю вместе в одном номере.

— Спасибо большое. А хотите, я схожу в столовую к поварам и посмотрю, может, у них что осталось от ужина, чтобы вам голодными не ложиться спать. - получив от моей мамы коробку шоколадных конфет, которую она тут же спрятала подальше от глаз под стойку, бабка в очках засуетилась и вмиг проявила к нам заботу.

— Ой, нет, не нужно. У нас есть с собой чем перекусить. А завтра мы сами пойдём в столовую, как положено. Просто сегодня с этой поездкой не успели вовремя к вам попасть. - поблагодарила администраторшу мама Нина и, забрав у нее ключи от номера, поспешила к межэтажной лестнице, которая начиналась прямо в фойе.

— Ваш номер двадцать второй. Он в самом конце коридора, в торце. - сказала вдогонку нам с мамой седовласая администраторша, всё ещё не прекращая попыток нам услужить. За небывалую щедрость по отношению к ней.

Возможно, бабка была уже в предвкушении того момента, когда она вернётся домой с работы и покажет своим домашним, какой презент ей сделала щедрая отдыхающая. А может, слупит сама дефицитное лакомство под чай с лимоном. в том случае, если у нее никого нет.

— Вот это подарок судьбы, сынок. Я когда сюда ехала, думала, что нам с тобой придется мыкаться. Квартиру или комнату где-то снимать. А тут отдельный номер в нашем распоряжении на целую неделю. - говорила мне мать возбуждённым голосом.

Она дрожащей рукой вставила ключ в замок нашего двадцать второго номера, расположенного на третьем этаже в торце коридора. И когда дверь открылась, мы с ней вошли внутрь, занеся с собой сумку и чемодан. Зайдя, мать тут же закрыла дверь за собой на ключ, оставив его в замке, чтобы никто не смог открыть с обратной стороны другими ключом.

— Ой, Костя. Я сейчас описаюсь от счастья. Что же это такое. Как по заказу для нас с тобой, сынок. - жалобным голосом произнесла мама, щёлкнув выключателем на стене возле двери, зажигая электричество в номере, и комната озарилась ярким электрическим светом, исходящим от люстры на потолке.

Сам номер был небольшим и рассчитан на двоих отдыхающих. По обеим сторонам комнаты стояли деревянные одноместные кровати, заправленные белым с синим пододеяльниками и белоснежными подушками в изголовье, сложенные конусом. Возле каждой кровати находились прикроватные тумбочки, предназначенные для мелких вещей и туалетных принадлежностей.

Сразу у входа стояла железная вешалка на ножках. Она, по сути, заменяла собой шкаф для одежды, которого в комнате не наблюдалось. Да он и бы и не влез в нее, так как две кровати с тумбочками занимали собой почти все место в номере.

Фактически шкаф был и не нужен. Верхнюю одежду можно было повесить на вешалку, что мы и сделали с мамой, сняв с себя куртки, повесив их на крючки стоящей в углу железной вешалки. А остальные вещи, которых у нас было немного, можно было положить на стулья.

Возле каждой кровати сзади стояло по деревянному стулу со спинками. А вот стола не было. Да и он тоже был и не нужен. Стол с успехом заменяли собой тумбочки. Так же в номере, к маминой радости, был холодильник " Бирюса. " Он стоял в противоположном углу от вешалки, возле двери.

Холодильник в номере был нам необходим. Так как сыр, буженина, колбаса и другие деликатесы, которые взяла мать с собой в поездку, долго не могли находиться без холода. И сейчас мамаша, открыв дверцу холодильника, выкладывала в него продукты из сумки. Только спиртное не стала выкладывать. Все таки это был санаторий и водка была тут под запретом.

Мать оставила бутылки в сумке, взяв из нее лишь одну " Пшеничную" водку. Она, как я понял, была предназначена для ужина.

— Ой, Костя. Да тут даже туалет и душ в номере есть. Я на Юге отдыхала, так у нас только кровати в комнате стояли. А ванная с туалетом были общие. - мать открыла дверь в стене комнаты, которая была расположена рядом с холодильником, и, шагнув туда, позвала меня.

За неприметной дверью в стене скрывалась небольшая комната, отделанная белым кафелем, в которой размещался компактный унитаз, прикрытый крышкой. Рядом - умывальник с краном. И чуть поодаль, у стены, за небольшим бордюром из кафельной плитки, скрывался за занавеской душ.

— В нём даже горячая вода есть. Я помыться хочу. Потрёшь мне спину, сынок? - спросила у меня мать, повернув кран.

Из лейки душа, висевшей вверху, тут же полилась горячая вода.

— Куда я денусь, Ниночка. Мама. Любимая моя. - сказал я матери, подходя к ней и, обняв, поцеловал в губы.

Мать мне ответила, и ее язык проник в мой рот, заходил в нём ходуном. Сосясь с матерью, я одной рукой обнимал её за талию, а другой рукой мял ей груди через кофту и упирался вставшим членом ей в живот.

— Мне стыдно с тобой на трезвую, Костя. Я выпить хочу. Потом делай со мной, что хочешь. Я твоя буду. - хриплым голосом произнесла мать, мягко освобождаясь из моих объятий.

Она вышла из душевой и подошла к холодильнику, а я следом за ней. И вновь обнял мать сзади, стал мять ей груди через кофту, не давая достать из холодильника закуску.

— Ну какой ты нетерпеливый, Костя. Я же тебе русским языком сказала, что мне необходимо выпить. Я не могу с тобой на трезвую. Пока. Потом - да. А сейчас - нет. Займись лучше делом. Хлеб и колбасу с сыром порежь. Банку консервов открой. Мои сиськи от тебя никуда не денутся. Их лучше всего голенькие в руках держать, чем через одежду. - мама вновь мягко высвободилась из моих объятий и, взяв необходимые продукты в холодильнике, понесла их к одной из тумбочек. Которая будет служить нам вместо стола.

— Вот так намного лучше. Не люблю, когда свет в глаза бьёт. И окно не занавешено. - произнесла мама Нина, положив закуску на тумбочку, она подошла к окну и плотно задвинула на нём штору.

Хотя наш номер находился на третьем этаже, и подсмотреть за нами в окно с земли не представлялось возможным. Все же открытое окно внушало определенный дискомфорт. Но он тут же исчез, когда мать плотно задвинула штору на окне.

— Тут даже настенные бра есть. Вот их мы и включим. А люстру, пожалуй, погасим. Она в глаза бьёт. - зашторив окно, мать взялась за освещение в комнате.

Она включила светильники над кроватями, а основной свет в люстре выключила. И в комнате стало полутёмно. Освещались лишь тумбочки и кровати, и в целом создалась интимная обстановка, что и нужно было мне и моей маме. Она стеснялась быть со мной трезвой. Да и я как бы был не в своей тарелке. Тогда в деревне у нас все с ней происходило ночью, в тусклом свете луны.

— Чур, эта моя кровать будет. Я на ней хочу спать. - мама Нина, как девчонка, прямо в одежде прыгнула на одну из кроватей и растянулась на ней, положив голову на подушку.

При этом юбка у мамы задралась, обнажив её гладкие ляжки, обтянутые капроном чулок или колготок.

— Да мне без разницы. Мам, где ты будешь спать. А вообще, мы на ночь можем тумбочки убрать, а кровати сдвинуть, и мы сможем спать вместе. - ответил я матери и, присев к ней на край кровати, положил руки ей на груди и с наслаждением стал их мять, смотря любимой женщине в глаза.

Эту минуту я ждал всю жизнь. Вот так сидеть возле мамы. Легонько лапать её за груди через кофту. Смотреть ей в глаза и видеть в ответ её взгляд, полный желания.

Мать лежала безвольно, без движений, позволяя взрослому сыну её ласкать. через одежду.

— Ты умный парень, Костя. Конечно, сдвинем. Я хочу заснуть в твоих объятиях, милый. Но позволь мне встать. Юбка помнется. А у меня нет запасной. Дай я ее сниму. - мама ласково сняла мои ладони со своих сисек, и я, встав с кровати, дал ей подняться.

— Можешь тоже раздеться, как я, Костя. В комнате жарко. Да и всё равно мы с тобой в душ пойдём. - предложила мне мать, снимая с себя юбку, кофту и блузку.

Все вещи мама Нина аккуратно положила на стоявший возле её кровати стул. И подошла к тумбочке, на которой лежала закуска и стояла бутылка с водкой.

— Только трусы не вздумай снимать, сынок. Я ещё не готова его голеньким увидеть. Давай выпьем. Закусим и пойдём в душ. Там друг на дружку посмотрим. - сказала мать, увидев, что я, следуя ее примеру, стал снимать с себя брюки, свитер и рубашку.

— За нас с тобой. И за долгие отношения между нами. За любовь, сынок! - мама сама налила водки в рюмки и толкнула тост.

Она выпила водку профессионально, как пьют продавщицы, одним глотком, и закусила ломтиком колбасы. Я последовал её примеру, но выпил водку не в один глоток, как она, а в несколько. И стал закусывать, чтобы не опьянеть на голодный желудок. А ещё я не сводил взгляда с живота мамы Нины. Мать сидела на кровати напротив меня, полуголая, в трусах и в лифчике. Но на ней ещё были надеты светлые колготки. Сквозь них просвечивались белые трусы и виднелся пупок.

А когда мама встала, чтобы налить еще по рюмке, я обхватил руками её за попу и, сидя на кровати, притянул к себе, целуя родной женщине живот сквозь колготки, сжимая в ладонях ягодицы её пухлой и податливой жопы.

— Перестань. Я же тебе сказала: не торопи события, сынок. У нас все будет. Я же за этим тебя с собой в санаторий взяла. Но ты мне не чужой. Я не могу вот так сразу с тобой лечь в постель. Пойми же ты. - мама обхватила мою голову руками, запустила пальцы мне в волосы и, прижав к своему животу, вдруг взяла и села ко мне на колени.

— Я тебе дам. Как следует дам, глупенький. Сама сильно хочу. Но мне выпить нужно. Не совсем же я блядь. У меня совесть есть. - сказала мать, сидя на моих коленях, давя жопой член и возбужденным взглядом смотря мне в глаза.

Мать хотела ласк со мной не меньше, чем я с ней. Но ей, в отличие от меня, необходимо было перейти черту, которая отделяет от обычных отношений матери с сыном до интимных. А для этого ей лучше быть пьяной, чтобы не чувствовать угрызений совести.

Мама снова сама разлила по рюмкам водку, и мы с ней выпили, сидя на кроватях друг на против друга и упираясь практически коленями. Закусили колбасой с хлебом, сыром и тонко нарезанной бужениной. И мать позвала меня в душ.

— Только отвернись, Костя. Я ещё стесняюсь при тебе догола раздеваться. - неожиданно попросила меня мать, стоя возле стула, на котором лежала её одежда.

Я отвернулся, как она просила, хотя мне не терпелось стащить с нее колготки вместе с трусами. Завалить на кровать и выебать. До того она меня достала своими играми в стеснительность. Даже не верилось, что эта наглая в быту женщина может быть такой стеснительной.

— Можешь идти. Я в душе. - раздался голос матери через приоткрытую дверь, и я, обернувшись, увидел ее нижнее белье на стуле: скомканные колготки и лежащие поверх них трусы и лифчик.

— Потри мне спину, Костя. На, держи мочалку. - попросила меня мать, когда я встал к ней за занавеску под душ.

Мать стояла ко мне спиной, упершись одной рукой в стенку, а в другой её руке была зажата мочалка. Из душа лилась вода и стекала у мамы по спине и по молочного цвета ягодицам. 

Я взял у нее мочалку из рук и стал тереть матери спину, как она просила, одновременно касаясь залупой её жопы. Мать это чувствовала и сама немного поддалась назад, да так, что головка моего члена плотно вошла ей промеж ягодиц.

Этого я уже не мог стерпеть. Выпитый алкоголь. Близость тела матери. Её мягкие податливые ягодицы подтолкнули меня к решительным действиям. Тем более, что я видел в порно журнале у одноклассника картинки, где женщин ебут, стоя сзади.

Я обхватил мать рукой за животик и стал давить.

— Ой. Не могу больше. Это не мытье, а каторга. Подожди. Я помогу. Хотела, как положено, на кровати. Но так и быть, тут тебе дам. А то я чувствую, ты меня изнасилуешь. - произнесла мама Нина, наклоняя туловище немного вперёд и упираясь одной рукой в стенку, другой свободной рукой обхватила мой член, направляя его по назначению во влагалище.

 Я по неопытности ткал его ей в анус.

— Вот сюда нужно, глупенький. Толкай его. Толкай смелее. - сказала мама хриплым, словно простуженным голосом, направляя рукой мой конец в свою влажную дырку, и даже подмахнула задом, словно показывая неопытному сыну, куда надо вставлять.

Головка моего члена сама нашла дорогу в дырку, откуда появилась моя дурная голова восемнадцать лет назад. И теперь, по иронии судьбы, я вставляю туда член.

— Ой, ой, сынок. Аааа. Наконец то. Я больше недели места себе не находила. Оооо. Аааа. Как твой член увидела. - говорила сквозь стоны мама, по прежнему стоя ко мне спиной и упираясь в стенку теперь уже двумя руками.

Мать для удобства наклонила туловище вперёд, а зад отклячила для того, чтобы неопытному сыну, который её ебёт, было удобно. А я, стоя позади матери, обхватив руками её за животик, нежный и сексуальный, вгонял ей член в пизду до упора, доставляя удовольствие и ей, и себе.

Мать, находясь ко мне спиной, упираясь руками в кафельную стенку душевой. Повернула голову, и я видел её лицо, искаженное гримасой сладкой боли. А в её наглых глазах продавщицы сейчас застыла бесконечная благодарность ко мне. К парню, который её так сладко ебёт.

— Не останавливайся. Прошу, сынок. Ну что ты, милый. - сквозь стоны просила меня мать, почувствовав, что я замер в ней.

А я в этот момент сливал ей внутрь порции спермы и не мог двигаться. Просто стоял позади мамы, обнимая её за животик, и кончал ей во влагалище. Но это состояние длилось секунды. Член у меня не упал. Наоборот, он даже стал тверже и словно окаменел. Такое со мной бывало, когда я сильно возбуждался и мог дрочить по несколько кряду, а член не падал.

— Нина. Ниночка. Любимая. Аааа. Как хорошо с тобой, мама! - говорил я матери на ушко, вгоняя и вгоняя ей член во влагалище.

В ответ мать застонала и заводила задом из стороны в сторону, как бы натирая стенки влагалища об мой член.

— Умница. Не останавливайся. Еби меня, Костя. Еби, милый. Я ещё хочу. - мать вновь повернула голову в мою сторону, и её глаза светились от счастья и удовольствия.

Эту зрелую самку маму Нину необходимо было долго сношать, чтобы довести её до оргазма. И я был несказанно рад тому обстоятельству, что член у меня не упал, и я смог радовать любимую женщину.

Правда и во второй заход я продержался не долго. Вскоре кончил, глухо застонав, удерживая маму за животик, повторно впрыскивая порции жирной молодой спермы ей во влагалище. И этот раз был сильнее первого. Я на миг потерял сознание от сладости обоюдного оргазма с женщиной своей мечты. Она так же кончала. Послышался её стон, и мать, повернув ко мне голову, закатила глаза.