Прыжок в воду / High Dive © whatdreamsmaycome

********************************

Свет фар мелькнул в окне моей спальни, внезапное освещение разбудило меня и дало понять, что она дома. Я ждал звука входной двери и ее шагов на лестнице. Взглянул на часы. Было два часа ночи. Для Бакли это было поздно, даже для нее.

Она была моей гостьей на лето. Мы дружили с третьего класса. Мой отец работал в НАСА, и на лето между вторым и третьим классом, мы переехали в Сан-Хасинто, штат Калифорния. Папа строил на заднем дворе одну из тех крепостей из обработанных пиломатериалов, а я "помогал". Я уверен, что моя "помощь", примерно, вдвое увеличила количество человеко-часов, необходимых для возведения этого форта, но папа был очень терпеливым человеком.

Мы устанавливали полосатую брезентовую крышу, когда я заметил девочку, наблюдавшую за нами через задний забор. Я не очень-то обращал внимание на девочек. У этой были самые белые волосы, которые я когда-либо видел у тех, кого не считал "очень старым". Наверное, их можно было бы назвать светлыми, но мне они казались просто белыми. Отец увидел ее, практически, в то же время, что и я.

— Иди представься, сынок, — сказал он. — Она, наверное, наша соседка.

Я не хотел представляться, я до ужаса боялся девочек, но я знал, что он этого так не оставит. Я слез с форта и медленно пошел к забору. Это была сетка-рабица, и она легко просматривалась сквозь нее. Второе, что я заметил, после волос, были ее глаза. Они были серыми, бледно-серыми, с голубоватым оттенком. Позже я узнал, что они меняли оттенок в зависимости от ее настроения. Они казались морозными и почти такими же белыми, как ее волосы.

Когда я подошел к забору на расстояние около полутора метров, она отступила на шаг.

— Привет, я Блейк, — сказал я. — Блейк Райдер.

Она засмеялась, и мир закрутился вокруг своей оси. Он так и не выровнялся для меня.

— Я Бакли, — сказала она. — Бакли Смайт.

Для меня это звучало как Смит, и я так и не понял, что это не так, до нашего первого дня в школе, когда я впервые увидел, как это написано.

— Ты позволишь мне играть в твоем форте? — спросила она.

— Конечно, — ответил я. — Когда ты хочешь поиграть?

— Может, сейчас? — спросила она.

Я оглянулся на папу.

— Папа, ничего, если Бакли придет поиграть? — позвал я.

— Конечно, нам нужно опробовать эту штуку, — отозвался он.

— Тебе нужно спросить у родителей или еще что-нибудь? — спросил я ее.

— Нет, им все равно. — Она пожала плечами, когда сказала это. — Их все равно нет дома. Мой папа не живет с нами, а мама не ночевала вчера. Она еще не вернулась домой.

Было два часа дня! Она была одна всю ночь и весь день?

Это было началом нашей дружбы, и она никогда не менялась. Ее мама употребляла наркотики и была городской шлюхой, хотя в то время я понятия не имел, что такое шлюха. На Бакли, казалось, никогда ничего не влияло. Она так часто оставалась с нами, что люди думали, что мы родственники. В большинстве счастливых воспоминаний моего детства, Бакли занимает центральное место.

Эти пепельно-русые волосы никогда не менялись, как и ее глаза. К тому времени, когда мы были второклассниками в средней школе, она выросла в потрясающую молодую девушку. Она была высокой и грациозной, двигалась как спортсменка. Она играла в волейбол и софтбол, а когда мы играли в бейсбол с соседскими ребятами, она была желанным игроком. Она была левшой и играла на первой базе. Она могла пробить мяч вместе с мальчишками, и я гордился ею так же, как если бы она была моей сестрой.

К тому времени, когда мы учились в восьмом классе, мои чувства к ней стали явно не братскими. Я был влюблен в нее. Она выросла фигуристой. Ни в коем случае не толстой и не коренастой, но у нее были широкие бедра, очень узкая талия и ее грудь! Они были причиной многих поспешно подавляемых эрекций у меня, да и у большинства мальчиков и мужчин, которые ее видели. У нее была легендарная задница, полная, упругая, круглая и мускулистая. Каждая ее часть кричала о чувственности неоновыми буквами высотой в фут. Ее лицо было великолепным, обрамленные светлыми волосами глаза, поражали воображение. У нее были высокие скулы, маленький слегка орлиный нос, усыпанный несколькими веснушками, а ее губы были полными и естественно красными.

Время, которое мы проводили на свежем воздухе и на пляже, сделало ее такой же смуглой, как у серфингиста. Когда она перестала расти, ее рост составлял 175, а я между первым и вторым курсами вырос до 190.

Я был влюблен, но она считала меня своим лучшим другом. Так оно и было, но я хотел быть гораздо большим. Я почти сходил с ума от желания обладать ею, на протяжении всей средней и старшей школы, но я прочно находился в зоне друзей. Она была безумно близка, но с таким же успехом можно было находиться на Луне. Она была очень физически близка со мной - я думаю, она считала меня безопасным. Мы обнимались на диване в гостиной, смотрели пошлые ужастики по кабельному, она обнимала меня каждый раз, когда видела, и мы были вместе больше, чем врозь.

Мы оба встречались. Но это всегда были другие люди. Я был тем плечом, на котором она плакала, когда увидела своего первого парня в Dairy Queen с другой девушкой. Я был тем, кто утешал ее, когда ее мать исчезала на неделю, устраивая свои наркотические попойки и оргии.

Я был тем, кому она рассказала о том, что отдала свою девственность какому-то придурку, который бросил ее через неделю ради нового завоевания, и я обнял ее, пока она плакала. Мое сердце было разбито вдребезги. Как и эго и нос Грега Джордана к тому времени, как я с ним разобрался.

Я никогда не говорил ей о своих чувствах. Ее дружба была самым ценным, что у меня было - как я мог рисковать ею? Я ждал, оставаясь рядом, дорожа каждой минутой, которую она проводила со мной, а их было много.

Она сводила меня со своими подругами, и я никогда не испытывал недостатка в свиданиях. Я мог бы найти их и сам - я был капитаном нашей бейсбольной команды и чемпионом штата по баскетболу в течение трех лет, но благодаря ей, я встречался с красавицами.

Мои родители любили ее, как своего второго ребенка, и когда мы закончили школу, они отправили нас в недельную поездку в Испанию. Днем мы отлично проводили время, а ночью я молча страдал, слушая ее страстные стоны с очередным Казановой, которого она подцепила.

У меня была стипендия в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, а она училась в младшем колледже. Мы отдалялись друг от друга в течение учебного года, и только летом снова встречались, пока она не перевелась в Калифорнийский университет. Когда мы закончили колледж, у меня была степень бакалавра по биохимии, а у нее - по управлению гостиницами и ресторанами. Я поступил в Кал Поли (Государственный университет Калифорния Политекник), чтобы получить степень магистра и доктора философии, а она пошла работать. Мы по-прежнему встречались, когда я приходил домой после учебы, а ее напряженный рабочий график позволял.

Она стала работать в крупной сети отелей, а я перешел на работу в компанию Dapco Chemical. Через два года я стал начальником своего отдела, и единственным способом подняться, было переехать. Штаб-квартира компании находилась в Тампе, штат Флорида, и они предложили мне должность, которая обеспечила бы меня на всю жизнь.

Я вернулся домой и поговорил с мамой и папой. Папа уже давно вышел на пенсию, а мама оставила преподавание. Они меня очень поддержали, и оставалось только поговорить с Бакли.

Я позвонил ей, и она пригласила меня на ужин. Я приехал на машине, и когда она открыла дверь, она была еще более потрясающей, чем в последний раз, когда я ее видел. На ней были рваные джинсы и футболка с завязанным хвостом, оставляющим голым пупок. В одной ноздре у нее была маленькая бриллиантовая шпилька. Это было что-то новенькое. Она крепко обняла меня и долго прижималась ко мне. На ней явно не было лифчика, и ощущение этих потрясающих грудей на моей груди, было почти смущающим. К счастью, она отодвинулась как раз в тот момент, когда мои брюки начали стягиваться.

Она приготовила эти рулетики из листьев салата, с острой курицей и говядиной. Мы сидели на ее диване в гостиной и, задрав ноги, ели. Годы растаяли, и нам как будто снова было 10 лет, и мы сидели в каморке в подвале моих родителей.

Я сказал ей, что принял предложение о работе во Флориде и что уеду через две недели. Ее глаза стали льдисто-голубыми и наполнились слезами.

— Боже, Блейк, я не могу в это поверить, — сказала она, ее голос срывался. — Ты покидаешь меня? Что я буду делать?

— Ты будешь делать то, что делала всегда, — сказал я ей. — Что ты делала каждый год, в течение последних десяти лет? Я был в одном месте, а ты - в другом. Ты была в полном порядке.

— Да, но я всегда знала, где ты, — всхлипывала она. — Я всегда знала, что ты вернешься! Ты был опорой в моей жизни, Блейк. Я всегда знала, что если ты мне понадобишься, ты придешь, или я смогу пойти к тебе, и все будет хорошо.

— Так будет и дальше, — сказал я. — Я все еще буду приезжать домой в гости. Мама и папа все еще живут здесь. Может быть, ты даже сможешь приехать ко мне. Мы можем звонить, писать, общаться по скайпу, что угодно. Мы будем оставаться на связи.

— Но это же чертова Флорида!

Она была расстроена, и мое сердце разрывалось, но время пришло. В этот момент я понял, что мы так и останемся только лучшими друзьями, и мне нужно было двигаться дальше по жизни, как это всегда делала она.

У нас было довольно слезливое прощание, и через две недели я был уже в Тампе. Я с головой окунулся в работу и начал осваивать то, что мне было необходимо. Через шесть месяцев я купил дом. Я зарабатывал больше денег, чем когда-либо мечтал, а когда мы закончили исследование нового лекарства от давления, моя премия составила шестизначную сумму.

Я нашел дом, который хотел. Он был кирпичным, с высокими белыми колоннами спереди, на десяти акрах земли. В нем было шесть спален, восемь ванных комнат и бассейн олимпийского размера. Это может показаться излишеством для одинокого парня, но я хотел, чтобы папа и мама оставались со мной, если приедут в гости, а на моих вечеринках было много ночевок. Там была даже высокая платформа для прыжков в воду! Я плавал каждый день и стал довольно хорошим ныряльщиком. Я постоянно развлекался и имел свою долю красавиц, загорающих у бассейна каждые выходные.

Я летал в Калифорнию, примерно, раз в полгода, и мы с Бакли всегда находили день или два, чтобы провести вместе. Она серьезно встречалась с каким-то гостиничным магнатом, которого я, конечно же, ненавидел. Она всегда проходила через бойфрендов, как через вращающуюся дверь, но этот казался более серьезным. Он был ревнив, как черт, и, казалось, считал, что мы с Бакли никак не можем быть просто друзьями.

Когда я вернулся в третий раз, он позвонил и попросил встретиться со мной за ланчем. Очевидно, он узнал мой номер телефона от Бакли. Наш разговор прошел не очень хорошо. У этого придурка действительно хватило наглости угрожать мне. У него там была пара головорезов для подстраховки, и я думаю, он думал, что я такой же трус, как и он. Возможно, он правильно понял меня, когда дело дошло до того, чтобы рассказать Бакли о своих чувствах, но он меня нисколько не запугал.

— Я хочу, чтобы ты держался подальше от Бакли, — сказал он мне.

— Думаю, это будет зависеть от нее, — сказал я.

— Никому нет дела до того, что ты думаешь, — прорычал он. — Я говорю тебе вернуться в свою дыру в болоте и оставаться там. У нее есть мужчина в жизни, и ей не нужен какой-то неудачник вроде тебя.

Я ушел, а он и его банда последовали за мной, проклиная меня всю дорогу до машины. В тот вечер я должен был встретиться с Бакли за ужином, но я просто сел на самолет и улетел домой, на два дня раньше.

Должно быть, она позвонила, пока мы были в воздухе, потому что, когда я включил телефон в аэропорту, у меня было два сообщения от нее. Первое было обеспокоенным, спрашивающим, все ли у меня в порядке. Второе было в ярости. Я мог представить, как в ее глазах загорается зеленое пламя, которое появляется, когда она злится.

— Ладно, Блейк, лучше бы у тебя была чертовски веская причина, по которой ты продинамил меня и даже не удосужился позвонить. Позвони мне, когда получишь это. Мне плевать, во сколько это будет. Позвони мне!

Я не был дураком и не собирался рисковать своими ушами из-за телефонного звонка. Как трус, я отправил ей сообщение. "Спроси своего парня".

Два дня от нее не было никаких вестей. Это была пятница, и в два часа ночи в мою дверь позвонили. Я натянул подушку на голову и снова заснул. Проклятый звонок продолжал звонить, и это продолжалось в течение тридцати минут, перемежаясь с ударами в дверь. Застонав, я скатился с кровати и накинул халат. Я спустился по лестнице и выглянул наружу. Но ничего не смог разглядеть. Включив свет на крыльце, я снова выглянул в глазок. Это была Бакли. Она выглядела взбешенной!

Я открыл дверь.

— Что..., — только и успел вымолвить я, прежде чем она шагнула вперед и отвесила мне пощечину.

Черт, она умела бить!

— Ты ублюдок! — крикнула она.

Я успел поймать ее руку, прежде чем она успела нанести мне библейскую пощечину, и притянул ее к себе, крепко держа, чтобы она не могла освободить руку и ударить меня. Она яростно боролась в течение минуты, а затем разразилась слезами.

— Двадцать лет, Блейк! Двадцать долбаных лет ты был моим лучшим другом. Я любила тебя двадцать гребаных лет! — кричала она мне в лицо. — А теперь ты оставляешь меня ужинать, убегаешь, как гребаный маленький мальчик, и даже не звонишь мне. Ты прислал мне чертову смс, в котором просишь меня спросить моего "парня", почему ты ушел! Тебе не кажется, что ты должен объясниться со мной лично? Ни гребаного сообщения, ни чертова телефонного звонка! Ты не можешь выбросить меня просто так! Ты... ты... Придурок!

Она снова начала бороться.

Я чувствовал себя ниже червивого дерьма.

— Мне жаль, Бакли, хорошо? Прости меня. Я знаю, я должен был... Я знаю, понимаешь? Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня. Я так разозлился, что просто потерял самообладание. Этот ублюдок угрожал мне! Сказал, чтобы я держался от тебя подальше. Я подумал... черт, я не знаю, что я подумал. То есть, он мне не нравится, но если он нравится тебе, я не собирался... О, черт. Прости меня.

Она просто рыдала.

— Я знаю, что произошло, — она зарылась лицом в мою грудь. — Мне пришлось выбить это из него. Я никогда не говорила ему делать это, Блейк. Я бы никогда... Как ты мог подумать...

Она продолжала плакать.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я. — Почему ты просто не позвонила?

— Потому что я не гребаная трусиха! — Ее глаза снова сверкнули зеленым. — Я бросила работу, бросила этого мудака и переезжаю сюда. Я не могу этого вынести, Блейк. Ты мне нужен. У меня есть деньги. Я возьму отпуск на лето, а потом возьму штурмом гостиничный бизнес во Флориде!

Я был, мягко говоря, ошарашен. Она переезжала? Во Флориду? Какого черта? Я выглянул и увидел на крыльце два чемодана. Она была настроена серьезно!

— Бакли, ты останешься со мной? — спросил я ее.

— Да, если ты не против, — ответила она. — Могу ли я остаться с тобой, Блейк?

— Боже, да, — сумел выдавить я, заикаясь. — Давай заберем твои чемоданы.

Бакли стала моим гостем, с чего я и начал эту историю. Она сводила меня с ума. Она была тусовщицей. Мужчины входили и выходили из ее жизни и из моего дома, как через вращающуюся дверь. Мы встречались два или три вечера в неделю, она находила кого-то, кто ее интересовал, я находил кого-то, или нет, и она появлялась в предрассветные часы. Она могла быть одна, могла нет. Секс втроем с другой женщиной, казалось, ничуть ее не беспокоил. Это было ново. Я никогда не знал, что она би. Иногда ее спутником на ночь становилась какая-нибудь красотка, иногда какой-нибудь плейбой. Она была непревзойденной гедонисткой.

Это было дежавю, как будто мы вернулись в среднюю школу. Я жил на американских горках. С одной стороны, Бакли жила со мной, и я видел ее каждый день. С другой стороны, было мучительно больно видеть ее и знать, что она недосягаема для меня. Я все время чувствовал себя помешанным. Она перевезла все свои вещи, и я помогал ей найти место для всего этого. Я заметил наш выпускной альбом. Она сохранила все. Заглянув на первую страницу, я увидел, что она написала, как всегда, печатными буквами странной формы. "Бакли и Блейк: На всю жизнь". Мои глаза затуманились, и она стояла позади меня, проводя пальцами по буквам, прижавшись к моей спине.

— Это мы, — сказала она. — "Би-Би".

Я усмехнулся над детским именем, которое она нам дала. Оно все еще звучало.

"Что мы делаем сегодня вечером?" - спросила она.

— Я не знаю, что делаешь ты, — сказал я. — Я планирую тихий ужин, хорошую книгу и ранний отход ко сну.

Ее губы мило надулись.

— Блейк - старик, — хихикнула она. — Звучит хорошо, но я собираюсь немного оживить это.

Ее идея оживления заключалась в двух бутылках вина за ужином. Я был под кайфом, читая свою книгу, а она, свернувшись калачиком напротив меня, смотрела что-то бездумное на Netflix. Я лег спать, пока она все еще смотрела.

В какой-то момент ночи я встал, чтобы выпить и сходить в туалет. Шторы в моей спальне были открыты, мягкий свет отражался от бассейна через прозрачную панель, мерцая в лунном свете. Заметив движение, я выглянул наружу. Это была Бакли, танцующая в лунном свете на высокой платформе для ныряния, в наушниках, обнаженная в ночи. Она была какой-то сильфидой или дриадой из легенды. Она была в воде, и ее тело блестело. Это было прекрасно, впечатляюще. Я стоял и смотрел на нее почти полчаса. Она танцевала, но под чужую песню. Так было всегда. Я вздохнул и вернулся в постель. Сон долго не шел.

Две недели спустя я проснулся от света фар, освещавших комнату. Дверь не издала ни звука, и я встал, чтобы выглянуть наружу. Она была там, у бассейна, ее волосы серебрились в лунном свете. На этот раз, она была не одна. С ней был какой-то парень, похожий на греческого бога. Она лежала на шезлонге с Адонисом между бедер, откинув голову назад, с выражением экстаза на лице, пока его скрывали бесконечно длинные ноги. Я не хотел смотреть. Во-первых, я не хотел вторгаться в ее личную жизнь, а во-вторых, мысль о том, что она может быть с кем-то другим, разбила мне сердце. Опять. Я не мог продолжать в том же духе. Я знал, что должен был что-то сделать.

Еще неделю я копил в себе напряжение, сочиняя речи, заучивая их и отбрасывая, не закончив заучивать. Это был еще один из тех вечеров. Она прижалась ко мне, заставляя мою кровь петь, а сердце болеть.

Когда я лег спать, то лежал, проклиная себя за бездействие и наблюдая за движением теней. Я понял, что одна из них двигалась ритмично. Это была Бакли, стоявшая на платформе с наушниками в ушах. В голове пронеслись воспоминания о тех временах, когда мы танцевали вместе, учили друг друга не наступать на ноги партнеру и истерически смеялись каждый раз, когда спотыкались. Я думал о том, как держал ее в своих объятиях на выпускном вечере, прежде чем она вернулась к своему спутнику на вечер. Я не мог больше терпеть.

Я натянул шорты, спустился по лестнице, вышел через открытую раздвижную дверь и стоял там, наблюдая за ней. Снова нахлынули воспоминания, почти рядом, почти касаясь моего сознания. Ночи, когда я стоял у окна и ждал, когда она вернется домой. На небе сияли звезды, горел миллион костров, а она танцевала голая в наушниках, на высокой платформе для прыжков в воду. Танцует под чужую песню. Не знаю, как долго я стоял там, пока она не увидела меня. Ее наушники опустились, и она скрестила руки на груди.

— Блейк, что ты делаешь? — Ее голос звучал мягко в темноте.

— Спустись, Бакли, — сказал я.

— Нет, — покачала она головой.

— Спускайся или я поднимусь, — сказал я.

— Нет! — В ее голосе прозвучал намек на беспокойство. — Что случилось? Я спущусь. Брось мне полотенце.

Я подошел к плетеной корзине, в которой лежали полотенца. Они были аккуратно свернуты, и я бросил одно ей. Она обернула его вокруг себя и нерешительно спустилась по лестнице.

Она посмотрела на меня с некоторой тревогой в светлых глазах, и я взял ее за руку, притянув к себе, пока мы не оказались лицом к лицу.

— Блейк? — Ее голос был робким. — Ты меня немного беспокоишь. Ты в порядке?

Я обрел голос.

— Нет, Бакли, я не в порядке, — сказал я.

Я подхватил ее на руки и начал нести обратно в дом. Она была тяжелой, вся эта мягкость и тепло в моих руках, и она обхватила меня за шею, прижимаясь ко мне.

— Блейк?

Ничего не говоря, я понес ее в дом, вверх по лестнице в мою спальню. Она начала напрягаться, ее руки дрожали.

— Что ты делаешь?

Положив ее на кровать, я забрал у нее полотенце. Она ахнула и снова скрестила руки на груди.

— Блейк?

— Не говори ни слова, — сказал я ей. — Просто слушай. Сегодня вечером произойдет одно из двух. Первое: примерно через пять минут ты встанешь, пойдешь в свою комнату и постараешься немного поспать. Утром я арендую грузовик. Мы упакуем твои вещи, и ты уедешь. Мне все равно, куда ты переедешь, лишь бы это было хотя бы в двух часах езды отсюда. Мы все равно останемся друзьями.

— Блейк, что я сделала? — В ее глазах начали появляться слезы. — Я не понимаю. Я сделала что-то такое, что заставило тебя злиться на меня? Что за другая вещь? Мне не нравится эта.

— Ты ничего не сделала, — сказал я. — Это я. Я не могу так больше, Бакли. Я просто не могу.

Я чувствовал, как слезы заливают мое лицо.

Она протянула руку, ее большой палец погладил мою щеку, стирая следы слез.

— Что? — спросила она. — Ты можешь рассказать мне, Блейк. Ты можешь сказать мне все что угодно. Мы всегда говорили друг другу все. Что еще?

— Другая вещь заключается в том, что ты забираешься обратно на эту кровать и ложишься под одеяло, — сказал я. — Ты останешься в этой постели и займешься со мной любовью. Ты никогда больше не будешь спать в другом месте, никогда в жизни.

Она ахнула, и ее рука отдернулась назад, снова защитно скрестившись на груди.

— Я...

Я не дал ей закончить мысль.

— Я люблю тебя, Бакли, — сказал я ей. — Я люблю тебя с тех пор, как нам было по восемь лет! Жить здесь с тобой вот так, это сводит меня с ума! Я больше не могу этого выносить. Видеть, как ты приходишь домой с кем-то другим, ночь за ночью, слышать тебя, быть рядом с тобой, но никогда не прикасаться, это просто...

Больше я не мог продолжать. Мой голос сорвался, и я почувствовал, как 20 лет эмоций, хранившихся в бутылке внутри меня, угрожают прорвать дамбу и выплеснуться наружу в неконтролируемом буйстве.

— Блейк? — Ее голос был тихим и хриплым. — Я... Я... Я не знаю, что сказать.

Я тоже не знал, что сказать, поэтому начал отстраняться, готовясь к тому, что она уйдет и заберет с собой мое сердце. Я почувствовал, как она обняла меня за плечи, завела руки за голову, запуталась пальцами в моих волосах.

Она потянула меня к себе, моя голова оказалась между большими великолепными грудями. Ее руки скользили по мне, притягивая меня к себе. Не знаю, потеряла ли она равновесие, или это было намеренно, но мы упали обратно на кровать, ее стальная мягкость была подо мной, и она удерживала меня там.

Ее правая рука спустилась вниз и нашла мою левую, перетягивая ее и двигая вверх, пока она не заполнилась мягкой упругостью одной тяжелой груди. Она прижала мою руку к плюшевому холмику, и я почувствовал твердость маленького узелочка в центре.

— Сейчас я собираюсь подняться, но мне не нужны никакие одеяла.

Ее голос прошелся по мне, как жидкий огонь. Я встал, и она приподнялась, пока все эти сияющие волосы каскадом не упали вокруг нее на подушку, окутывая ее тайной. Она протянула руку, но я не мог пошевелиться, просто упиваясь ее видом. Боже, она была поэзией и пламенем.

Лунный свет освещал ее вместе с мерцающим светом из бассейна, и тени играли на этом впечатляющем теле. Ее груди гордо возвышались, не подверженные влиянию гравитации. Бледно-розовые соски украшали их, сами по себе являясь миниатюрными пиками. Ее грудная клетка выделялась, спадая к плоской плоскости живота, изрезанной долиной пупка. У нее был маленький гребень белокурых локонов на возвышении ее лона, оголенного и великолепного внизу.

— Боже, ты прекрасна, — вздохнул я.

Ее рука поманила меня, и я двинулся вверх, ощущая шелковистость ее кожи, словно она была смазана маслом. Обеими руками она закрыла мне уши, притянула мое лицо к своему, и мы поцеловались.

Я целовал Бакли тысячи раз, но так - никогда. Это было что-то новое. От меня к ней шел ток, заряжаясь и удваиваясь, а затем возвращаясь обратно в меня, усиливая каждое ощущение, каждый нерв. Ее губы были восхитительны, со слабым привкусом вина, как будто это то, что она производит естественным путем. Ее пухлые губы прижались к моим, и мы провели в этом первом поцелуе несколько часов, вечность бьющихся сердец и тока, проскакивающего через синапсы.

Моя рука, державшая грудь, сама собой сдвинулась, и я потрогал ее маленькую эрегированную пуговку. Она задыхалась у меня во рту, и я сделал это снова. Мне нужно было попробовать ее на вкус, и я скользнул вниз, чтобы захватить ее губами. Она застонала и начала свою песню. Я слышал ее и раньше, всегда подстраиваясь под чужую мелодию, но теперь она пела для меня.

Я омывал оба этих изысканных бугорка своим вниманием, а она извивалась подо мной. Я попытался продвинуться еще ниже, аромат возбужденной женщины неудержимо манил меня ниже, но она запуталась пальцами в моих волосах и потянула, почти болезненно.

— Нет, Блейк, — стонала она. — Я не могу ждать. Мне нужен ты во мне! Мы можем поиграть позже. Внутри меня, Блейк, ты нужен мне внутри меня.

Я сбросил шорты, и она притянула меня к себе. Я почувствовал ее влагу и тепло на головке своего члена. Она была насквозь мокрой, и ее губы разошлись, как сверху, так и снизу, когда головка моего члена проскользнула внутрь. Она снова застонала.

— Боже, Блейк! Полегче! Что ты там прятал?

Она уперлась своими маленькими ручками в мою грудь и посмотрела вниз между нами, когда я немного приподнялся.

Она ахнула, когда я плавно скользнул чуть глубже, затем отступил, возвращаясь - ее влага сделала путь гладким.

— Господи, Блейк, ты огромный, — прошептала она.

Я чувствовал себя огромным! Я был в достаточном количестве раздевалок, чтобы знать, что мне не нужно смущаться, но каким-то образом, член в фут длиной не попадался мне на глаза. Но это не имело значения. Бакли, казалось, наслаждалась тем, что у меня было. Ее вздохи дали мне понять, что она чувствует это.

Я медленно продвигался вперед, наслаждаясь ощущениями, которые дарила Бакли. Не знаю точно, чего я ожидал, но это было не так. Она была скользкой, очень тугой и очень мокрой. Ее жар почти обжигал меня, и я купался в нем. Я ждал этого момента с тех пор, как узнал достаточно, чтобы понять. Предвкушение было плодом фантазий - реальность превзошла самые смелые фантазии.

Я медленно проникал в нее все глубже, пока мы не соединились полностью, мои яйца уперлись в ее задницу, и мы просто задержались там. Прошла вечность, пока я обнимал ее и наши губы сливались, вечность радости и экстаза, который я никак не хотел заканчивать.

Я чувствовал небольшие движения внутри нее, ее стенки сжимались и расширялись вокруг меня, слабая дрожь в мягкости ее внутренних бедер, ее дыхание на моих губах. Началось слабое покачивание бедер, и она посмотрела в мои глаза, серебристые в лунном свете.

— Возьми меня, Блейк, — прошептала она. — Пожалуйста, возьми меня сейчас.

Я отстранился, медленно двигаясь, пока не осталась только головка моего члена, погруженная в ее тепло. Потом я медленно погрузился в нее полностью, повторяя движение за движением. Казалось, что мы стали единым организмом, почти разделяясь, а затем снова соединяясь в танце возбуждения. Ощущения были почти ошеломляющими, и повторение не уменьшало их, а только усиливало.

Она ахала при каждом проникновении, выдыхала при каждом извлечении, и по ее лицу пробегал румянец. Я почувствовал, как ее руки двинулись вниз по моим бокам и обхватили мою задницу, притягивая меня к себе, подталкивая меня вперед.

— Блейк! — в ее крике, произнесенном по моему имени, чувствовалась нарастающая неотложность. — Боже, Блейк, что-то... Господи! Больше, еще больше! Пожалуйста!

Я увеличил темп своих движений, и ее спина выгнулась дугой, резко выпятив вперед груди. Ее крики становились все громче, она мотала головой из стороны в сторону, а ее голос повышался.

— Боже, Блейк! Я... Я...

Она яростно дрожала подо мной, ее тело набирало энергию и начало подниматься вверх, когда я приподнялся и начал вбиваться в жидкий жар ее киски. Ее голос поднялся до крика, и напряжение спало, когда она упала назад, содрогаясь и крича в экстазе, когда она кончила.

Ее вид вывел меня из равновесия, и я выкачивал веревку за веревкой спермы в ее пульсирующий туннель. Ее оргазм продолжался, казалось, несколько минут, пока я наполнял ее годами тоски и любви. Я снова упал на нее, чувствуя, как она содрогается, а стенки ее тугого влагалища периодически пульсируют от толчков. Я поцеловал ее, но мы оба были слишком бездыханны, чтобы продолжать это долго. Я зарылся лицом в аромат ее волос, и мы держались друг за друга, как утопающие держатся за спасательный круг.

Я чувствовал, как замедляется биение наших сердец, как ее груди сжимаются между нами, и как пульсирует в них она. Томление овладело нами, и мы расслабились в объятиях друг друга.

— Блейк, — пробормотала она.

— Хм?

Вялость моего онемевшего тела, была почти непреодолимой.

— Ты меня раздавишь, — ее хихиканье немного разбудило меня.

— О, прости, — я поцеловал ее. — Ты меня немного сломала.

Я перекатился, увлекая ее за собой, мой медленно размягчающийся член все еще находился внутри нее. Она прижалась щекой к моей груди и снова захихикала, сжимая меня своими внутренними мышцами.

— Боже, это было очень сильно. Я никогда... Я думала... Почему мы не сделали этого много лет назад? — пробормотала она.

— Поверь мне, я хотел этого, — сказал я.

Она подперла свой маленький заостренный подбородок руками, поставив локти на кровать рядом со мной, и стала похожа на сексуального эльфа. Она глубоко заглянула в мои глаза, ища во мне этот серебряный огонь.

— Почему ты ничего не сказал? — спросила она.

— Я боялся, — ответил я. — Ты была моим лучшим другом, Бакли. Я не хотел тебя потерять.

— Ты бы меня не потерял, — сказала она.

— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Это могло бы стать странным, и ты бы не захотела больше быть рядом со мной. Я не мог так рисковать.

— Это не было бы странно, — сказала она.

— Сейчас это легко сказать. Откуда ты знаешь?

— Потому что я ждала, что ты что-то скажешь, с тех пор как нам было по восемь лет, — сказала она. — Я думала, что ты не воспринимаешь меня так. Я любила тебя с того дня, когда ты пригласил меня поиграть в деревянном форте. Я была просто счастлива быть рядом с тобой, поэтому я ждала все эти годы. Будь ты проклят, Блейк, подумай, сколько времени мы потратили впустую!

— Ну, и ты тоже будь проклята, — рассмеялся я. — Ты никогда не давала мне ни малейшего намека на то, что тебе интересно быть кем-то, кроме как моим другом.

— Какого черта? — Ее глаза вспыхнули, серебро и золото. — Я провела сто лет, свернувшись калачиком против тебя в твоем подвале, терлась о тебя сиськами, целовала тебя, делала все, что могла, только не говоря: "Трахни меня, Блейк". Я давала тебе все возможные намеки, ты просто был слишком туп, чтобы их понять!

Я не был уверен, что мешало мне видеть. Действительно ли я был настолько глуп, или я был так твердо уверен, что она не видит меня с такой же точки зрения? Существовала также возможность того, что я так боялся потерять своего лучшего друга, что не мог мыслить объективно.

— Что нам теперь делать? — спросил я.

— Мы собираемся наверстать упущенное время, — сказала она. — Я скользну вниз и отсосу тебе, пока ты снова не станешь твердым, а потом буду скакать на тебе, пока ты снова не сможешь его поднять. Как тебе это?

Ну, для меня это звучало как рай, и именно так и произошло. В течение следующей недели это происходило так часто, что я засыпал на работе.

Нам нужно было кое-что обсудить, но я был так влюблен в нее и так сходил с ума от похоти, что прошло некоторое время, прежде чем мы смогли находиться рядом друг с другом, не трахаясь как кролики. У меня было несколько серьезных вопросов, и я знал, что у нее, вероятно, тоже.

Мы устроили вечеринку, наши друзья ушли, и мы занимались медленной, неторопливой любовью, превратившейся к концу в неистовое сцепление. Мы лежали в этом посткоитальном блаженстве, и тут она начала.

— Блейк, мне нужно с тобой поговорить, — сказала она.

— О, Боже мой! Ты собираешься развестись со мной - ты нашла свою вторую половинку, и все кончено, — сказал я. — О, подожди, мы еще не женаты, а это должно произойти через семь лет после того, как мы свяжем себя узами брака.

Она ударила меня по руке.

— Будь серьезным, — сказала она. — Что мы будем делать?

— Ну, я думаю, мне нужно выяснить у тебя некоторые вещи, — сказал я.

Она уткнулась щекой в мою грудь.

— Стреляй, — сказала она.

— Ты любишь меня, Бакли? — спросил я.

Я почувствовал, как она кивнула.

— Да, люблю.

— Ну, а я люблю тебя, — сказал я. — Я влюблен в тебя.

Она снова кивнула.

— Да, я тоже.

— Ну, ты вроде как дикий ребенок, — сказал я. — Расскажи мне об этом.

— С этим покончено, — сказала она. — Я всегда буду немного такой, Блейк. Я такая, какая есть, но я хочу быть с тобой, с этого момента только с тобой.

— Ты сможешь это сделать? — спросил я. — Похоже, ты неравнодушна к женщинам. Ты будешь скучать по этому?

Она снова кивнула.

— Да, буду. Хотя я могу это сделать.

— Ты уверена? — спросил я.

— Нет, но я попробую, — ответила она.

Она казалась задумчивой и тихой, поэтому я немного подтолкнул ее.

— Ты собираешься разбить мне сердце? — спросил я.

— Как? — спросила она. — Ты имеешь в виду, уйду ли я от тебя? Найду кого-то другого? Этого никогда не случится. У меня никогда не будет другого мужчины. Это самое простое. Ты - это все, что мне нужно. С другой женщиной будет сложнее.

— Расскажи мне об этом, — сказал я.

— Это трудно объяснить, но я попытаюсь, — сказала она. — Я никогда даже не думала о женщинах в таком смысле, пока не оказалась в Калифорнийском университете на первом курсе. Ты помнишь мою соседку по комнате, Бьянку?

— Она была симпатичной маленькой азиаткой? — Я смутно помнил ее.

— Да. Она качалась в обе стороны. Она была больше, чем моя соседка. Я узнала, что в женских прикосновениях есть что-то такое, Блейк. Ты можешь быть невероятно чувствительным и нежным. Ты ближе всего к этому, что я когда-либо находила в мужчине. Просто есть что-то в том, чтобы быть с женщиной, что наполняет то, в чем я нуждаюсь. Я люблю красивые вещи, Блейк. Ты красив, но по-другому. Женщины мягкие, нежные, такие эмоциональные, и я люблю это.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе захочется быть с женщинами? — спросил я.

— Да, я буду хотеть этого, — сказала она. — Я буду стараться изо всех сил, чтобы это не овладело мной. Боже, Блейк, ты удовлетворяешь меня во многих отношениях. Я не думаю, что это будет сделка.

— Предположим, тебе это понадобится? — спросил я. — А как насчет меня?

Она задумалась на минуту.

— Ты хочешь сказать, что тебя это устроит, если только ты будешь в этом участвовать?

— Не знаю, — сказал я. — Я ничего не говорю, я просто думаю вслух.

— Ну, я тоже не знаю, — сказала она. — Нам просто придется это выяснить.

Она была неисправимой кокеткой. Наверное, я ожидал этого, зная ее, как я знал, но мне было очень тяжело первые шесть месяцев или около того. Она придумывала для себя правила, записывала их и заставляла меня читать их ей. Она вникала в каждое из них, разбирая его слово за словом и спрашивая меня, все ли нюансы я понимаю. Я быстро понял, что она меня успокаивает. Она давала мне понять, что, хотя она и была диким существом, как мы оба знали, она выпускала себя из клетки только ради меня.

— Я буду танцевать с теми, кто меня пригласит, пока ты их не возненавидишь, — сказала она. — Это нормально?

— Ну, может быть, — сказал я. — Мне не нравится, когда люди лапают тебя, Бакли.

— Ладно, я это понимаю, — сказала она. — Я бы не хотела, чтобы какая-то шлюха тебя лапала.

Она сделала несколько заметок.

— Как насчет этого? Никаких рук на моей заднице или сиськах и ничего внутри моей одежды. Если кто-то будет шарить руками, я вернусь к тебе. Это хорошо?

— А как насчет того, чтобы трахнуть тебя на танцполе? — спросил я. — Я видел, как ты танцуешь. Ты становишься довольно дикой. Иногда ты выглядишь так, будто трахаешься там в одежде.

Она засмеялась.

— Да, но это просто заводит меня ради тебя. Я знаю, где проводить границы, Блейк. Ты доверишься мне?

Я не был уверен ни в чем из этого, но я согласился, временно.

— Хорошо, — сказал я. — Могу ли я сказать "нет" всему, что мне не нравится?

— Конечно, да. Клянусь Богом, Блейк. Я не сделаю ничего, чтобы разочаровать тебя. Никогда в жизни я не лгала тебе, — сказала она. — Я говорю тебе, что люблю тебя, и готова сделать почти все, чтобы ты не забывал об этом. Давай попробуем, хорошо?

Мы попробовали. Мы продолжали ходить по клубам, выбираясь туда пару раз в неделю. Мы оба любили танцевать, но я, в основном, любил медленные танцы, а она превращалась в динамо-машину во время быстрых.

Она отклоняла столько же танцев, сколько и принимала. Нужен был кто-то действительно интригующий, чтобы оттащить ее от меня и вывести на паркет. Кто бы это ни был, его ждал танец всей жизни. Вы могли почувствовать пульсирующую чувственность, излучаемую ею с каждым тактом музыки. Она обладала способностью фокусироваться на тебе, заставляя тебя думать, что ты единственный человек во вселенной и это дикое создание танцует только для тебя. Я чувствовал это много раз. Когда эти серебряные глаза сверкали в свете фонарей, она была волшебной.

Она знала, как остановить все, когда это грозило выйти из-под контроля. Если руки лезли туда, куда не следовало, она мягко, но решительно убирала их. Если это повторялось, она уходила. Осьминожьи руки оставались стоять на танцполе с открытым ртом, недоумевая, что произошло. За первые шесть месяцев, я подрался всего два раза. Я победил, так что это было хорошо.

Она сама нанесла серьезные повреждения нескольким парням. Однажды она всадила шпильку в ногу парня, а в другой раз она оставила какого-то парня корчиться на полу, держась за яйца, пока она шла обратно к нашему столику.

Увидеть, как она танцует с другой женщиной, было просто незабываемо. Красавицы, которых она приглашала или которые приглашали ее, всегда были впечатляющими. Она позволяла им больше свободы, чем мужчинам, и я видел, как она отшила только одну женщину. Как я понял, ей нравилось, что я смотрю на нее. Мне нравилось наблюдать за ней, поэтому мы создали команду. Она никогда не танцевала два танца подряд ни с кем, и после каждого номера она всегда возвращалась ко мне и высиживала один номер или вытаскивала меня.

После таких ночей, в постели она была просто супер. Постепенно я стал спокойно относиться к ее дикости. Я доверял ей и знал, что она пойдет со мной домой, что в ту ночь в моей постели будет самая потрясающе красивая женщина в городе, и она будет моей.

Наша жизнь была насыщенной, полноценной и веселой. В конце шести месяцев, она попросила меня жениться на ней. Я думаю, она стала нетерпеливой по отношению ко мне. Я пришел домой с работы, а на кровати лежали серые брюки и черная рубашка с запиской, приколотой к рубашке.

Там было написано: "Машина будет рядом, чтобы забрать тебя в шесть. Будь готов, Б.".

Я принял душ и оделся, недоумевая, что, черт возьми, происходит. В дверь позвонили, и там появился мужчина в униформе.

— Готовы идти? — спросил он.

— Куда?

— Я не должен вам говорить, — ухмыльнулся он мне.

Ну что ж, я сел в машину, и он отвез нас в центр города. Он открыл дверь, и я вышел.

— Что теперь? — спросил я.

— Она ждет вас в баре, — сказал он.

Мы стояли перед одним из отелей в центре города, на верхнем этаже которого был шикарный ресторан. Я никогда там не был, но слышал о нем. Я указал на верх, и он кивнул.

Поднявшись на лифте, я вошел внутрь. Меня встретили у дверей, и девушка провела меня в бар. Бакли сидела за барной стойкой и пила то, что выглядело как тропический мохито. По обе стороны от нее сидели два парня, выглядевшие так, словно они соперничали за ее внимание, и еще одна пара нависала над ней, выглядя как стервятники, готовые наброситься на нее, если двое у бара не справятся.

Она увидела меня и вскочила, заставив одного из Ромео пролить свой напиток. Она шла ко мне по полу, как поэзия в движении, все эти льняные волосы развевались вокруг нее, как в замедленной съемке. Она взяла меня за руку и поцеловала в щеку.

— Наш столик здесь, — сказала она.

Она вела меня за руку, и ее походка могла бы воскресить мертвого, ее бедра покачивались, а потрясающая попка покачивалась внутри зеленого платья-футляра, в которое она была одета. Мы заняли свои места, и я заказал бокал вина. Официант ушел, а я разглядывал ее.

Она никогда не красилась, но ее глаза были подведены, и она была совершенством.

— По какому случаю? — спросил я.

Она загадочно улыбнулась и заговорщицки подмигнула мне.

— Увидишь, — сказала она.

Я отпустил ее, и мы заговорили об обычных вещах. По правде говоря, я всегда испытывал к ней некоторый трепет. Теперь же это великолепное создание сидело напротив меня, и после стольких лет, я все еще испытывал благоговение перед ней. Мне было трудно поверить, что она моя.

Мы поели, и все было так хорошо, как я слышал. Она хотела разделить кусок чизкейка, и мы кормили друг друга кусочками. Когда мы закончили, я взял еще один бокал вина, а она - еще один мохито. Мы звякнули бокалами, и мне захотелось узнать.

— Когда состоится большое откровение?

Она отставила бокал и секунду копалась в своем клатче. Когда она посмотрела на меня, ее глаза блестели, и я увидел, как она прикусила нижнюю губу, как она делала, когда нервничала.

Она взяла мою руку в свою и потянула ее через стол, обхватив ладонью свою щеку и прижавшись к ней носиком.

— Блейк, ты меня любишь? — спросила она. — Я имею в виду, ты влюблен в меня? Навсегда?

— Да, Бакли, ты же знаешь, что люблю, — сказал я. — Я люблю тебя уже много лет.

— Хорошо. — Она позволила нашим рукам вернуться на стол. — Это значительно облегчает дело.

Она протянула мне через стол одну из этих бархатных коробочек.

— Открой ее, — сказала она.

Я открыл, и внутри оказалось платиновое кольцо. Оно выглядело как обручальное кольцо!

— Что... что это? — Я едва мог дышать.

— Ты женишься на мне? — спросила она.

Я поднял взгляд, и эти глаза блестели серебром, серебром ее страсти и ее слез.

— Правда? — Я едва мог говорить. — Боже, да, Бакли, но я не... Я не...

Она засмеялась, и звук ее смеха тоже был жидким серебром.

— Я знаю это, глупый человек, — сказала она. — Ты можешь взять меня завтра с собой за покупками. Я уже все выбрала.

Я подал знак, чтобы принесли чек. Как только официант вернулся с моей картой, я встал, протянул руку, и она грациозно поднялась на ноги. Моя рука обхватила ее плечи, ее голова лежала на моем плече, а ее рука - на моей талии.

Когда мы вернулись домой, это было самое сладкое и медленное занятие любовью, которое я когда-либо испытывал. Потом она перекатилась на меня и легла щекой на мою грудь, ее волосы покрывали нас бледной вуалью. Я почувствовал, как что-то влажное капнуло мне на грудь, и когда я наклонил ее голову, ее глаза были лучами лунного света.

— Уже жалеешь? — прошептал я.

Она покачала головой.

— Я просто так счастлива, — сказала она. — Боже, я люблю тебя. Я отдаю себя тебе, Блейк. Береги мое сердце и, пожалуйста, не делай мне больно.

Я притянул ее к себе, чтобы попробовать на вкус соль ее век, а затем полноту ее губ.

— Я тоже люблю тебя, — сказал я. — Я никогда не причиню тебе боль, Бакли. Никогда не делал и не сделаю.

Влюбленность в красивую женщину никогда не бывает легкой. Особенно это касалось ее. Она была центром внимания в большинстве мест, объектом притяжения в большинстве помещений, и к этому было трудно приспособиться. Бакли говорила, что она собирается взять штурмом гостиничный бизнес во Флориде. Я, инженер-биохимик, не имел ни малейшего представления о том, как можно сделать нечто подобное. Я знал, что у нее есть какая-то работа, она работает на какого-то крупного дельца, но я не смог бы сказать, чем она занимается, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я начал замечать, что это стало занимать больше ее вечеров. Но даже тогда я ничего не сказал. Я мог использовать это время, чтобы восстановить силы и подготовиться к встрече с ней, а когда она приходила домой, она была ненасытна, вернее, даже более ненасытна, чем обычно.

Я начал чувствовать жар, когда она стала надевать свои клубные платья и задерживаться за полночь. Однажды поздно вечером я наблюдал за тем, как она одевается для вечернего выхода. Она устроила для меня шоу, нарядившись в темно-синее платье, которого я раньше не видел. Спина открывалась V-образным разрезом почти до самого копчика, а юбка была какой-то пенистой и стремилась показать всю длину ее точеных ног. У меня открылся рот, и потекли слюнки. Да, она все еще могла делать это со мной. И ей это нравилось. Она встала, и я увидел ее спереди. Все, что я могу сказать, это то, что она была, примерно, в трех глубоких вдохах от повреждения гардероба. Я пробурчал.

— Ты это носишь? — Могу ли я быть более клишированным?

Бакли рассмеялась своим серебристым смехом.

— Знаешь ли, я должна одеваться, чтобы произвести впечатление.

— Произвести впечатление? — Я фыркнул. — Бакли, ты могла бы надеть мешок из рогожи и быть самой сексуальной женщиной в любом помещении, куда бы ты ни вошла.

— Я бы так не смогла: что-нибудь да пролезет сквозь рогожу.

Она улыбалась мне и сделала что-то такое, отчего ее соски выделялись сквозь скандальное платье, как маленькие твердые пули. Я попытался заставить ее быть серьезной.

— Бакли, я знаю, что тебе приходится общаться с этими парнями из отелей. Я не против того, чтобы ты гуляла по вечерам, хотя начинаю беспокоиться, когда уже за полночь. Я знаю, как на парней влияет то, что ты так одеваешься. Ты уверена, что у некоторых из них не возникает неправильных мыслей?

— Я знаю, что это так, детка. В этом вся суть.

Она все еще смеялась надо мной, но, видимо, что-то увидела в моем лице. Она взяла мое лицо в обе руки и обратила на меня свои серебряные глаза.

— Блейк, я вижу, что ты волнуешься, потому что не сможешь сказать "нет", если все выйдет из-под контроля. Помнишь правила? Именно поэтому они и существуют. Даже когда ты не смотришь, я всегда их соблюдаю, полностью. Дикий ребенок остается на поводке, пока не вернется к тебе домой.

— Это все для того, чтобы заставить людей думать, что они могут получить то, к чему никогда не прикоснутся. Мужчины или женщины - неважно. Я флиртую с ними, и у меня это очень хорошо получается. Я получаю от них то, что хочу, а потом возвращаюсь домой к тебе. Это всегда самое приятное.

Бакли взглянула на свой телефон и быстро бросила его в сумочку.

— Я опоздаю, если не уйду сейчас, — сказала она. — Пожалуйста, доверься мне, Блейк. Я очень люблю тебя, я никогда не сделаю ничего плохого. Никогда.

Один глубокий поцелуй, и она ушла.

Она вернулась домой только в два часа ночи. Ее одежда и волосы были растрепаны, а когда я обнял и поцеловал ее, она прильнула ко мне, как делала только тогда, когда до смерти уставала. Я отнес ее в ванную, набрал ей ванну и вымыл это невероятное тело, которое я теперь так хорошо знал. Признаюсь, я был настороже, ожидая увидеть и почувствовать запахи, которых не должно быть, но их не было. Она уснула еще до того, как я закончил ее сушить.

Мы поговорили об этом на следующий день. Она была расстроена тем, что я ей не доверяю, а я - тем, что она одевается как тусовщица, чтобы пофлиртовать с другими мужчинами.

— Я вижу, что тебе тяжело, Блейк, и мне жаль. Я бы хотела, чтобы все было по-другому, но это невозможно. Люди, которые действительно что-то значат, наконец-то начинают узнавать меня и то, что я могу сделать. Я не могу опустить руки. Я всегда соблюдаю наши правила, и всегда буду соблюдать. Если нам нужно больше правил или другие правила, хорошо, давай сделаем это. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить тебе жизнь, но в какой-то момент, ты просто должен будешь довериться мне.

— Почему все должно быть именно так, Бакли? Разве ты не можешь найти себе занятие по специальности, где тебе не придется заниматься всем этим?

— Например? Ты в последнее время не бывал в отеле? Нет, с тем, что у тебя здесь есть, тебе бы это не понадобилось. Все, начиная от руководителей и заканчивая портье и уборщицами, выставляют это напоказ. Когда ты переехал сюда, ты отказывался соглашаться на работу, которая была ниже твоих возможностей. Я поддержала тебя, переехав через всю страну, чтобы быть с тобой. Теперь моя очередь.

С этого момента, все пошло кувырком. Это была наша первая крупная ссора, и мы были несчастны несколько дней. В конце концов, мы договорились, что она будет говорить мне, где она будет и до скольки. Если мне захочется, я могу прийти, не предупредив ее, и посмотреть. Я должен был держаться в тени и не вмешиваться в то, что она делает. Меня это не устраивало, но если не бросать ее, а это не вариант, то это было лучшее, что я мог получить.

Бакли теперь работала два или три вечера в неделю. Когда она уходила, я клал руки на ее сильные, красивые плечи, смотрел в ее серебристые глаза и говорил:

— Береги мое сердце, детка.

— Я верну его в целости и сохранности.

Она говорила все серьезно, и я знал это, но вечера в ожидании ее возвращения домой, становились все длиннее и длиннее. Наконец, я решил, что приму ее предложение. Обычно в таких случаях ужинают, но она посоветовала мне пропустить этот ужин, если только у меня вдруг не развился вкус к резиновой курице. Я появился около девяти, сказал, что меня ждет Бакли Смайт, и меня ввели внутрь.

Я сразу же понял, что имела в виду Бакли, когда говорила об этих людях. На мой взгляд, они были похожи на кучку позеров: все фальшивое, кроме загара (все-таки это была Флорида). А потом появилась Бакли. Я сразу заметил ее со своего места в самом темном углу зала. Она сияла. Она излучала больше сексуальности, чем все остальные женщины в зале, даже не стараясь, а они, поверьте, старались.

Я наблюдал за тем, как Бакли работает в зале. Она была профессионалом среди любителей. С некоторыми она устанавливала зрительный контакт, и было очевидно, что они говорят профессионально. Я видел уважение на их лицах, когда они слушали ее. С большинством она флиртовала. Она владела этим досконально. Платье было не просто вечерним нарядом, оно было инструментом ее профессии: казалось, она точно знала, что оно откроет или скроет при каждом ее движении, и оно скрывало не так уж много. В нем было столько красоты, что они не знали, куда смотреть. Я знал, что они чувствовали.

Бакли работала рядом, почти как будто танцевала с парнем, заставляя его чувствовать, что они вдвоем - единственные люди в мире. В этот момент в его мире не было ничего, кроме Бакли. Потом я заметил ее глаза. В них был серебристый блеск, обещающий мир, заставляющий любого парня пойти ради нее на край света. Я уже привык думать, что этот взгляд предназначен только для меня, но, похоже, это было не так. Бакли соблюдала все правила, и дикий ребенок, насколько я мог судить, был на поводке, но у меня было очень плохое предчувствие по поводу всего этого.

Нехорошее предчувствие усилилось, когда я не видел ее минут пять. Я обещал не вмешиваться, но все равно не мог не пойти ее искать. Потом мне на плечо легла рука, и голос прозвучал в ухо.

— Блейк, ты в порядке?

Я бессильно опустился в кресло и выпустил дыхание, о котором не и подозревал, что сдерживаю его.

— Думаю, да. Едва-едва. Где ты этому научилась?

Бакли хихикнула.

— Не знаю. Годы практики? — Она подсела ко мне. — Я не могу остаться надолго, но я видела твое лицо, и мне показалось, что у тебя с этим проблемы, поэтому я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Правда? Точно?

— Я не знаю, Бакли. Думаю, да. Я вижу, что ты следуешь правилам. Не знаю, что хуже - видеть это или воображать. Я бы хотел, чтобы ты этого не делала, но, видимо, это не вариант.

— Блейк, дальше будет хуже. Позже будет диджей, и мне придется танцевать с ними. Я не могу предать их огню, как я это делаю, когда мы идем в клуб. Я должна быть вежливой. У меня это хорошо получается, но все же иногда они получают немного того, чего я на самом деле не хочу. Ты сможешь с этим справиться?

— Наверное, придется, не так ли?

Бакли кивнула и взяла мои руки в свои.

— Блейк, я люблю тебя. Я люблю тебя уже двадцать лет. Я не могу сейчас показать тебе, как сильно, потому что эти парни могут подумать, что ты конкурируешь с ними в бизнесе. Я буду дома к двенадцати, и тогда я покажу тебе, что я только твоя, всегда. А завтра мы поговорим. Хорошо? — Она бросила короткий взгляд в сторону комнаты. — Я должна вернуться туда. С тобой все будет в порядке?

Я успел только кивнуть, и она ушла.

Она была права: танцы были хуже. Я чувствовал, как у меня поднимается давление, когда один за другим эти придурки из гостиничного бизнеса танцевали с ней. Вместо того чтобы довольствоваться общением с самой красивой женщиной, которую они когда-либо держали в своих объятиях, они использовали каждый танец как повод использовать уязвимые места в платье Бакли, а их было предостаточно. Она делала все возможное, чтобы избежать их, и ей это удавалось. Я видел, как то и дело вспыхивали ее глаза, и понимал, что ей хочется вогнать шпильку в ногу, а еще лучше в промежность какого-нибудь парня. Тем не менее, им сходило с рук гораздо больше, чем мне было удобно.

— Она впечатляет, не правда ли? — Какой-то парень уселся за мой столик. — Я не танцую, во всяком случае, не очень хорошо, но гораздо интереснее просто сидеть здесь и смотреть на нее. Я никогда не видел ничего подобного.

Мы представились друг другу.

— Она у вас работает? — спросил я.

— Если бы! — ответил он, смеясь. — Дело в том, что у нее есть все это, - он указал в сторону танцпола, — и ум, который к этому прилагается. Я никогда не смогу себе ее позволить.

Несколько мгновений мы смотрели на нее.

— Каждый из этих парней думает, что он так близок к тому, чтобы подцепить ее. — Он поднял пальцы на дюйм друг от друга. — Они будут спорить по дороге домой о том, кто первый ее получит, но правда в том, что ни у одного из них нет ни единого шанса.

— Почему?

— Она будет танцевать с тобой, улыбаться тебе, заставлять тебя чувствовать, что ты единственный мужчина в мире, но стоит тебе переступить одну из ее линий, и все. Она будет вежлива, но ты всегда знаешь, где проходит черта, и она всегда уходит одна. Всегда, и дело не в том, что она не получает предложений.

Некоторое время мы молча наблюдали за ней. Она танцевала каждый танец, и всегда кто-то ждал ее, когда она уходила с площадки. Мой собеседник покачал головой и улыбнулся.

— Они никогда не сдаются. Знаете, она напоминает мне Елизавету Первую.

— Кого?

— Королеву Англии, 1558-1603 гг. Когда она взошла на трон, Англия была третьесортной державой, и женщинам не полагалось править. Все хотели выдать ее замуж, желательно за кого-то достаточно сильного, чтобы защитить маленькую Англию. Елизавета не была красавицей, строго говоря, но ей было двадцать пять, и она обладала тем, что заставляет мужчин дуреть от нее, как и Бакли. Разница лишь в том, что Бакли - самая красивая женщина, которую большинство из этих парней когда-либо видели. Элизабет тоже прекрасно танцевала и любила это делать. Она флиртовала, заводила их, отдавала предпочтение то одному, то другому, пока, наконец, Англия не стала настолько сильной, что могла сказать всем им, чтобы они шли к черту. Она умерла в 70 лет, все еще незамужняя, и была одной из лучших правительниц Англии.

Я размышлял над этим, когда мой новый знакомый снова заговорил.

— Я, пожалуй, пойду. Завтра рано вставать, а я не умею работать с людьми так, как она. — Мы вместе захихикали. — К вашему сведению, сегодня вечером, когда вы здесь, она ничем не отличается от того, что бывает в любое другое время, и я никогда не видел, чтобы она пила. Позвольте оставить вам свою визитку и сказать, что я вам завидую.

Он оставил мне визитку и ушел. Минуточку, откуда он узнал, что я жених Бакли?

Бакли устала. Она хорошо это скрывала и по-прежнему наслаждалась флиртом, но меня она не обманула. Я задался вопросом, насколько это было вызвано ее беспокойством обо мне, и решил уйти. Я встал, что привлекло ее внимание: она, конечно же, знала, где я. Я подмигнул ей, помахал рукой и ушел.

Когда она вернулась домой, было уже ближе к часу, чем к двенадцати, и она устала. Праздничное платье явно подверглось атаке и получило некоторые повреждения, но держалось стойко, как и его обладательница. Я освободил ее от своих обязанностей и уложил Бакли в постель. Ее ноги выглядели красными и немного опухшими, и я массировал их, пока она не заснула.

На следующий день мы все обсудили.

— По правде говоря, я тоже начинаю немного уставать от этого, — сказала Бакли. — Я знаю, что тебе тяжело видеть, как я наряжаюсь, а потом сидеть дома и ждать меня, и мне тоже тяжело. Я просто хочу поддерживать связь с людьми, которые могут быть мне полезны, а для большинства из них, есть только один способ сделать это.

— А что будет дальше, когда они поймут, что не получат от тебя того, что хотят?

— По плану, к тому времени я буду в достаточно хорошем положении, чтобы сказать им всем, чтобы они шли к черту. Разумеется, вежливо.

Мне вспомнились слова Джеффа о королеве Елизавете.

— У тебя есть четкое представление о том, чего ты хочешь, Бакли? Ты сказала, что возьмешь индустрию штурмом, и, судя по вчерашнему вечеру, ты определенно привлекла всеобщее внимание. Куда ты пойдешь дальше?

Мы поговорили об этом некоторое время. Ее заинтересовало, что я познакомился с Джеффом, которого она назвала одним из хороших парней, и заинтриговало, когда я сказал ей, что он думает, что не может позволить себе ее. Она решила немного поговорить с ним.

Мы ничего не решали и не меняли, но она стала меньше работать по вечерам и раньше приходить домой. Я постепенно приспосабливался, становился увереннее в себе и в ней.

Мы прилетели в Калифорнию, чтобы пожениться. Мои родители были в восторге, и даже ее мать, казалось, привела себя в порядок настолько, чтобы не смущать ее. У нас был романтический медовый месяц в Мексике, и мы с головой окунулись в семейную жизнь.

Это было самое счастливое время в моей жизни, а Бакли просто расцвела. Дикие выходки утихли и обычно проявлялись только дома. Бывало, раз в три месяца или около того она вытаскивала меня на улицу, и мы шли в клубы. Я понял, что ей нужен был этот азарт, это восхищение, и что она наслаждалась погоней, которая вилась вокруг нее. Она играла с игроками и дарила хорошим парням танец всей жизни.

Мы были женаты уже три года, и мы гуляли в один из таких вечеров Бакли, когда ситуация начала усложняться. Я пошел в бар за свежими напитками, а когда вернулся к нашей кабинке, там сидела одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, вместе с Бакли.

— Блейк, это Синклер, — представила меня Бакли. — Она пригласила меня на танец. Я сказала ей, что я замужем и мы должны спросить тебя.

Когда ты женат на такой красавице, как Бакли, другие красивые женщины как бы отходят на второй план. Нужно многое сделать, чтобы обратить на себя внимание. У этой женщины Синклер было все, что нужно, и даже больше.

— Ну... конечно, я в порядке, — заикнулся я.

Они оба рассмеялись над моим безъязыким состоянием и вышли на пол. Это было похоже на взрыв. Они обе были высокими и такими красивыми, что мне было больно смотреть на них. Играла быстрая песня, и когда она сменилась на медленный ритм, я увидел, как Синклер укоризненно посмотрела на меня.

Я показал на свою грудь и пробормотал:

— Кто, я? — она откинула голову и рассмеялась.

Она кивнула, и я прошел сквозь толпу тел к ней и Бакли. Они заключили меня в свои объятия, и я оказался между двумя самыми потрясающими женщинами на планете. Прежде чем я успел смутиться, танец закончился, и они отвели меня обратно в кабинку.

Мы проговорили несколько часов. Ей нравилось, когда ее называли Син (любопытно, но Sin переводится как "Грех"), она была адвокатом и жила, примерно, в 15 минутах езды от нас. Они с Бакли сидели в кабинке бок о бок, и это был настоящий контраст. Син была сияющей молочно-шоколадной красавицей, ее кожа была цвета кофе со сливками. Ее волосы представляли собой дикую копну блестящих черных локонов с оттенками коричневого и русого, а лицо было как с обложки модного журнала. Ее глаза были огромными мягкими карими лужами, и они завораживали.

Мы разговаривали до тех пор, пока я не заметил, что Бакли зевнула. Я взглянул на часы - был час ночи! Мы проводили Сина на улицу и усадили его в такси, а сами нашли свою машину и поехали домой. Я чувствовал, как Бакли изучает меня.

— Она тебе понравилась, Блейк? — спросила она.

— Да, она милашка. Я думаю, что она тебе тоже нравится.

Она слегка покраснела.

— Да, нравится, — сказала она. — Я бы хотела быть ее подругой.

— Да, я тоже, — сказал я. — Бакли, ты меня подставляешь? Ты знала ее до сегодняшнего вечера?

Она ахнула.

— Нет! Я не подставляю тебя, и я не знала ее. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

Я прижал ее голову к своему плечу.

— Все в порядке, — сказал я. — У нас уже был однажды такой разговор, помнишь?

Она кивнула.

— Ты сердишься на меня, Блейк? — ее голос звучал как голос маленькой испуганной девочки, и она дрожала.

Я сжал ее.

— Нет, детка, не сержусь. Ты думаешь о ней в каком-то смысле, как об отношениях?

Ее кивок был почти незаметен, как будто она не была уверена в себе.

— Я только что с ней познакомилась, так что я не знаю ее так хорошо, но я думаю, что мне бы это понравилось. Я не сделаю ничего такого, что тебе не понравится, Блейк. Она дала мне свой номер, но я просто потеряю его, если ты этого хочешь.

— Ты собираешься бросить меня? — спросил я.

Она всхлипнула.

— Нет! Я знала, что ты можешь так подумать, но я никогда, никогда не брошу тебя, Блейк. Давай просто, пожалуйста, забудем об этом, хорошо? Мне так жаль. Я больше никогда не буду об этом вспоминать.

Мы подъехали к нашему подъезду, я помог ей выйти и обнял ее, пока мы шли в дом. Я провел ее в спальню и раздел нас обоих, притянув ее к себе в ее любимую позу, полулежа на мне, и поглаживая шелк ее спины.

— Нет, это не то, чего я хочу, — сказал я. — Я знал это о тебе, Бакли. Я знал это с тех пор, как ты стала жить со мной. Мы говорили об этом однажды. Мы должны были говорить об этом больше. Мне жаль, что мы этого не сделали. Ты бы никогда не сделала ничего за моей спиной, не так ли?

Она покачала головой.

— Нет! Я люблю тебя, Блейк. Я бы никогда не причинила тебе такой боли и не проявила бы к тебе такого неуважения. Ты это знаешь.

— Да, я знаю, — сказал я. — Мы были лучшими друзьями с тех пор, как учились в школе. Я знаю тебя. Ты ведь хочешь этого, не так ли?

— Нет, если это будет для нас проблемой! — Ее голос звучал жалобно. — Я не какая-нибудь гормональная шлюха, Блейк. Я не была с женщиной с тех пор, как мы переспали в первый раз. Ты тоже это знаешь. Я могу прожить всю жизнь только с тобой и со мной и быть самой счастливой женщиной на свете. Я не могу помочь тому, чего я хочу, но я могу помочь тому, что я делаю для этого.

Некоторое время я лежал в тишине.

— Как насчет этого, — сказал я. — Позвони ей завтра. Пригласи ее на ужин. Только помни, что мы с тобой в одной связке, Бакли. "Би-Би", помнишь? Поклянись мне. Ты никогда не будешь ни с кем, кто не будет с нами обоими, и ты никогда не будешь с другим мужчиной. Я этого не вынесу.

Она рыдала, почти истерически, минут пять, пока я просто обнимал ее. Когда она подняла на меня глаза, они были опухшими.

— Клянусь, — смогла сказать она. — О, Боже, Блейк, я так боялась! Да, мы - одно целое. Я никогда не буду с другим мужчиной. Ты - единственный мужчина, который мне нужен или которого я хочу. Я не могу в это поверить. Я не заслуживаю тебя, Блейк. Я так сильно тебя люблю. Ты уверен, малыш? Я не могу тебя потерять. Я не могу жить без тебя.

— Нет, я совсем не уверен, — сказал я. — Я знаю, что хочу, чтобы ты была счастлива. Давай просто посмотрим, как все пойдет, хорошо? Если я скажу "стоп", ты остановишься?

— Да, я буду делать все, что ты скажешь, — сказала она. — Я не хочу просто прыгать в постель с кем попало. Хотя она мне очень нравится. Она первая женщина за последние три года, о которой я так думаю. Она прекрасна, не правда ли? Она веселая и такая умная. Как ты думаешь, ты будешь испытывать к ней такие же чувства?

— Возможно, — сказал я. — Это опасно, Бакли, ты же знаешь, да? Что, если один из нас начнет испытывать к ней чувства, а другой нет?

— Я не знаю, — сказала она. — Все, что я знаю, это то, что я люблю тебя, и это никогда не изменится. Ты перестанешь любить меня?

— Нет, не перестану, — сказал я. — Давай просто посмотрим, как это будет происходить, хорошо? Если кто-то из нас почувствует дискомфорт, мы остановимся на этом. Верно?

В следующие выходные, мы пригласили Син на ужин. Она была так же великолепна и очаровательна, как я и помнил. Я приготовил гриль, и мы расположились на заднем дворе. Мы играли в бочче и просто отдыхали, узнавая друг друга.

Постепенно мы стали проводить все больше и больше времени вместе, и я понял, что Бакли и Син очень нравятся друг другу. Но я не знал, что Син чувствует ко мне, и вообще, нравятся ли ей мужчины. У меня не было с ней таких разговоров, а если они с Бакли и говорили об этом, то Бакли мне ничего не сказала. Я спросил Бакли, но она сказала мне, что Син не знает, где ее голова, и пытается разобраться.

Прошло пять месяцев, и стало казаться, что Син, практически, живет с нами. Она встречалась с нами, чтобы выпить и потанцевать, и мы постоянно проводили время вместе. Она стала нашей лучшей подругой, и мне стало интересно, будет ли между нами что-то еще. Что касается меня, то я был совершенно счастлив, если бы все оставалось как есть. Проблема заключалась в Бакли. Я не знал, будет ли она счастлива или нет. Она казалась счастливой, но было ли что-то, о чем она мне не говорила? Хочет ли она большего, или у нас все хорошо? Ответ я получил довольно скоро.

В пятницу на работе Бакли прислала мне SnapChat, в котором сообщила, что заказала столик на ужин и где мы встретимся. Когда я пришел, Син уже была там, но Бакли еще не появилась. Мы заказали вино и просидели около 30 минут. Бакли все еще не было. Я достал телефон, чтобы позвонить ей, но Син выхватила его у меня из рук. Она встала, обошла кабинку и придвинулась ко мне, усаживаясь рядом. Она взяла мою руку, положила ее себе на плечи и со вздохом прислонила ко мне голову.

— Она не придет, да? — спросил я.

— Нет, боюсь, что мы с тобой останемся вдвоем, — сказала она. — Ты не против?

— Мне нравится время, которое мы с Бакли проводим с тобой, — сказал я. — Я просто немного не понимаю, что здесь происходит.

— Ты боишься, что я тебя съем? — рассмеялась она.

— Думаю, ты вполне на это способна. — Мне пришлось рассмеяться. — Кости и все остальное, я думаю.

— Да, ты был бы очень вкусным. — Она сделала серьезный вид. — Я тебе нравлюсь, Блейк?

— Определи "нравлюсь".

Я определенно не собирался говорить ничего такого, что могло бы вызвать у Бакли беспокойство, не говоря уже о том, что ее здесь не было.

— Ну, как бы это сказать, — размышляла она. — Наверное, я просто прыгну в воду обеими ногами. Выслушай меня, пожалуйста. Не делай поспешных выводов, хорошо?

— Я не уверен, что именно я здесь обещаю, но да, я выслушаю.

Она глубоко вздохнула, но тут ее прервал официант, который спросил, готовы ли мы сделать заказ. Мы сделали заказ, и, похоже, ей снова стало трудно начать.

— Нет простого способа сказать это, — наконец вымолвила она. — Я влюблена в Бакли.

— Ну, я как бы знал это, — сказал я. — Я тоже.

— Ну, я так и поняла, что ты влюблен, — сказала она со смехом, затем стала серьезной. — Вот тут-то все и усложняется. Ты меня любишь? Я имею в виду, просто как друга?

— Очень, — сказал я ей. — Я думаю, что и Бакли, и я считаем тебя своим лучшим другом.

— Я тоже тебя так люблю, — сказала она. — Я не "влюблена" в тебя, но я очень люблю тебя. Я, наверное, могла бы влюбиться в тебя. Ты замечательный парень, Блейк. Бакли очень повезло, что у нее есть ты.

— Теперь ты меня смущаешь. К чему ты клонишь, Син?

— Я хочу ее, Блейк. — Ее голос был очень мягким и хриплым. Холодок, который он посылал по моему позвоночнику, не был комфортным. — Я знаю, что не могу получить ее в свое распоряжение. Мне и в голову не придет пытаться отнять ее у тебя. Я не смогла бы, даже если бы захотела. Ты ведь знаешь это, правда?

Я уклонился от ответа.

— Вы обе говорили об этом?

Она кивнула, и все эти локоны подпрыгнули в прекрасной симфонии.

— Она рассказала мне, о чем вы говорили. Наверное, я хочу попросить тебя, не мог бы ты оставить для меня ее частичку? Если сможешь, я буду любить тебя еще больше, и я знаю, что смогу выделить частичку себя для тебя. Тебе это было бы интересно? Как ты думаешь, ты сможешь полюбить меня?

Это зашло достаточно далеко.

— Я думаю, что Бакли стоит поучаствовать в этом разговоре.

— Я знала, что ты так скажешь, — улыбнулась она.

Она привлекла внимание официанта и показала ему большой палец вверх. Он ушел в сторону бара и вернулся с Бакли. Она проскользнула внутрь с видом кошки, съевшей канарейку.

— Ах ты, маленькая дьяволица, — сказал я. — Ты все это подстроила, да?

Она закивала от возбуждения.

— Да, это было так весело! Я следила за вами двумя.

— Ну, вы двое явно что-то готовите, — сказал я. — Как насчет того, чтобы посвятить в это невежественного мужа?

Син встала, и они заставили меня выскользнуть из кабинки. Бакли проскользнула внутрь, Син подтолкнула меня, а сама уселась снаружи, посадив меня между ними. Еду принесли раньше, чем мы успели поговорить, и мы просто расслабились, наслаждаясь уютной атмосферой и тем, что мы просто лучшие друзья, разделяющие трапезу.

Когда официант унес наши тарелки и мы все выпили, Бакли и Син прижались ко мне.

— Ты не такой уж невежественный муж, как ты говорил, — Бакли смотрела на меня огромными серебряными глазами. Она рассмеялась. — Ну, может быть, я преувеличила. Ты всегда был невежественным, и это одна из тех вещей, которые я больше всего в тебе люблю. Но ты мой муж, мужчина, которого я люблю, и ничто и никогда этого не изменит. Ты веришь в это?

— Да, и я знаю, что ты никогда мне не лгала, — сказал я. — Тем не менее, это может все измениться, и не обязательно в хорошую сторону.

— Ты доверяешь нам? — спросила Син.

— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под словом "доверие", — сказал я. — Я верю, что ты не убьешь меня. Я верю, что Бакли любит меня, а Син, я верю, что ты любишь нас обоих, как очень хороший друг. Я не верю, что кто-то из вас подставит меня ради того, что вам нужно. Я не думаю, что у кого-то из вас есть намерение причинить мне вред. Я просто очень сомневаюсь в том, куда это нас приведет. Мне не нравится мысль о том, чтобы рисковать тем, что у нас с Бакли есть.

— А что, если риск будет полностью в твоих руках, ты будешь контролировать все, целиком? — спросила Бакли.

— То есть ты хочешь сказать, что в любой момент я могу сказать: "Хватит", и вас обеих это устроит?

— Именно это я и хочу сказать, — ответила Бакли. — Не забывай, что мы знаем друг друга почти всю жизнь. Разве я когда-нибудь делала что-нибудь, чтобы причинить тебе боль?

— Да, десятки раз, — сказал я. — Ты не знала, поэтому я понимаю, о чем ты говоришь. Я не думаю, что ты намеренно причинила бы мне боль.

Я повернулся спиной к Син и посмотрел в удивительные серебряные глаза моей жены.

— Бакли, что если бы мы начали это, и ты захотел бы продолжить, а я сказал бы "стоп". Я знаю, что ты это сделаешь, но обидишься ли ты на меня? Это бы нас разлучило?

— Нет, Блейк, я клянусь. — Ее голос был низким, но напряженным. — Блейк, сегодня, в этот момент, я люблю тебя больше, чем когда-либо, и это никогда ничего не изменит, но станет еще сильнее. Я никогда не буду обижаться на тебя. Я буду любить тебя еще больше за то, что ты попробовал это, за то, что ты позволил мне это.

— Ты сказала, что отдаешь весь риск в мои руки. У нас же комплексная сделка, помнишь? Что, если я все испорчу? Что, если я сделаю что-то, что причинит тебе боль?

Бакли улыбнулась.

— Ты не сделаешь этого, — уверенно сказала она. — Ты слишком сильно меня любишь и слишком хорошо меня знаешь.

Я почувствовал, как Син придвинулась ко мне ближе, и она прижалась губами к моему уху.

— Отвези нас домой, Блейк. Клянусь Богом, ты никогда не пожалеешь об этом.

Я хотел бы быть таким же уверенным в этом, как она.

Я вышел из ресторана с путаницей в мыслях. Тот факт, что я шел между двумя самыми красивыми женщинами, которых я когда-либо видел, помог мне забыть о своих проблемах. К тому же тот факт, что я любил их обеих и знал, что они любят меня, тоже очень успокаивал.

У Сина была своя машина, у Бакли - своя, так что мы остались наедине со своими мыслями. Мои мысли стали немного проясняться. Я подумал и решил, что сошел с ума. Либо все это взорвется на наших глазах, что, как я знал, мы все постараемся предотвратить, либо я просто вхожу в область фантазий, о которых большинство парней только мечтают. Одному Богу было известно, к чему это приведет, но так или иначе, это случилось. Я чувствовал себя так, словно меня только что пристегнули, и вот-вот начнутся "американские горки".

По дороге домой я заехал в цветочный магазин. Это показалось мне правильным. Я выбрал две прекрасные розы, одну белую для новых начинаний и одну красную для Бакли. Когда я подъехал к дому, обе девушки уже были там, и звучали тихие звуки песни Дианы Кралл "Turn Up the Quiet". Шторы на раздвижной двери, ведущей к бассейну, были открыты, и свет наполнял гостиную мягким пульсирующим сиянием. Они сидели на диване, и я увидел на журнальном столике три бокала с темным вином. Богиня цвета темного вина вышла из тени и, взяв два бокала, грациозно прошлась босыми ногами по деревянному полу в мою сторону. Рябь света играла на ней, окутывая ее тайной, темные лужицы глаз блестели. Она придвинулась ко мне и предложила глоток вина. Я выпил, ощущения усилились от ее предложения. Она поставила бокалы на приставной столик, и я притянул ее к себе, приникнув к ее губам. Это был один из самых чувственных опытов в моей жизни. Это длилось вечность, но когда она отстранилась, ее глаза были полузакрыты. Я поднял белую розу и, закрыв глаза, прикоснулся ею к изящным губам. Они слегка разошлись, и она вздохнула.

Я провел рукой по стройной шее и по обнаженным плечам. Она вздрогнула, и я снова приник к ее губам. Я почувствовал присутствие кого-то позади себя и теплое дыхание на своей шее. Руки протянулись ко мне, и я оказался зажат между двумя женщинами: руки сзади тянулись вверх, одна ласкала нежность щеки богини, другая двигалась по кругу на моей груди.

Когда заканчивался один поцелуй, я поворачивался, и начинался другой. Красная роза проделала тот же путь, и я заключил в объятия двух прекрасных женщин, каждая из которых держала свою розу.

— Ты самый романтичный мужчина на свете, — дышала мне в ухо Бакли. — Спасибо, любимый.

Губы Син коснулись другого моего уха.

— Я хочу любить тебя, Блейк, — прошептала она. — Вас обоих.

Они взяли меня за руки и повели в спальню. По дороге я захватил свой бокал вина. Я подумал, что, возможно, он мне понадобится. Они усадили меня на край кровати и начали снимать с меня одежду. Когда я остался в одних трусах, я остановил их.

— Эй, я не собираюсь быть единственным без одежды. Я хочу посмотреть, как вы двое будете делать то же самое друг с другом.

Бакли хихикнула, и они повернулись друг к другу. Это было одно из самых эротичных зрелищ, которые я когда-либо представлял. Цвет кожи у них был почти одинаковый, у Син был примерно на один тон темнее. Она была более мускулистой, чем Бакли, чуть менее фигуристой, но подтянутой до совершенства. Ее грудь была немного меньше, она высоко и красиво сидела на выгнутой грудной клетке, которая переходила в очень узкую талию и набухая до женских бедер. Ее попка, обтянутая кружевными белыми трусиками, была одной из самых впечатляющих, которые я когда-либо видел, твердая, упругая и шелковистая на ощупь, когда я не смог удержаться.

Она пожала плечами и засмеялась.

— Маленькие ягодицы имеют значение, — сказала она.

— Да, имеют, — улыбнулся я ей. — Твои очень значимы, Син.

Они обе засмеялись, толкнули меня спиной на кровать и забрались на меня. Упругие груди скользили по моей коже, твердые соски царапали мою грудь. Я перекатил их обеих на одну сторону и стал пожирать маленькие твердые соски. Затем я отстранился.

— Я хочу посмотреть, — сказал я. — Покажите мне, как это работает.

Я не знал, чего ожидать. Буду ли я ревновать? Будет ли это возбуждать или пугать? Мне предстояло это выяснить.

*****

Я видел достаточно порнофильмов, чтобы понять, что две горячие женщины, исследующие тела друг друга, чрезвычайно эротичны. Я нахожу это гораздо более эротичным, чем смотреть, как мужчина и женщина занимаются сексом. Я не очень люблю порно, но если бы любил, то предпочел бы видеть двух женщин. Мужчины меня не привлекают. Две женщины, лежавшие на кровати со мной, были, безусловно, очень сексуальны.

Одна из них была очень красивой, с ледяными глазами и пепельной блондинкой. Она была моей лучшей подругой на протяжении 20 лет. Я любил ее всеми фибрами своего существа, и она была моей женой.

Другая была смуглой богиней, одной из самых чувственных женщин, которых я когда-либо встречал, и лучшей подругой женщины, моей жены, которая лежала под ней, и по ее чертам пробегал румянец, когда я видел, как дрожат от приближающегося оргазма ее изящные бедра и подтянутый живот.

Смуглая богиня также демонстрировала свое нарастающее возбуждение, поскольку поза 69 позволяла им исследовать расщелины, щели и маленькие вершины тел друг друга. Мой член в руках жены был тверд, как железный прут. Время от времени она смотрела мне в глаза, ища на моем лице визуальные подсказки о моем душевном состоянии. Она потянула меня за член, подталкивая ближе к своей работе.

Тело молочно-шоколадного цвета поднялось, переходя через меня на другую сторону моего тела в удивительном проявлении гибкости, притягивая меня ближе. Я видел маленький острый розовый язычок Бакли, усердно работающий над одной из самых совершенных кисок, которые я когда-либо видел.

Она была голой, без единого волоска, и прекрасной. Кожа Син потемнела на стыке бедер, ее внешние губы приобрели оттенок темного шоколада, постепенно становясь просто смуглыми, а затем розовыми, как лепестки распустившегося цветка. Она была очень мокрой и блестящей от собственных соков и ласк Бакли. Ее клитор был очень эрегирован, из его капюшона выглядывал маленький розовый узелок, который мне очень хотелось пощелкать языком.

Я почувствовал, как Бакли отпустила мой член, и ее рука нашла мою, потянув ее вверх, чтобы прижать к бугру Сина. Мои пальцы двигались автоматически, мой разум был заворожен открывшимся передо мной зрелищем, и движения, которые совершали мои пальцы, были результатом физических, а не умственных стимулов. Я почувствовал твердый бугорок маленького клитора, и бедра Сина задрожали от этого ощущения.

Язык Бакли прощупывал ее отверстие, а другая моя рука обнимала упругую попку, разминая упругие мышцы, ощущая атлас сочной кожи. Там была маленькая коричневая складочка, которую я энергично поглаживал, опуская палец вниз, чтобы набрать немного смазки, и сильно массируя ее. Этого было достаточно. Я услышал, как Син застонала, и ее бедра пришли в дикое движение, в то время как Бакли откинула голову назад и дала волю своему собственному взрыву чувств.

Мой палец, поглаживающий клитор, быстро опустился вниз и глубоко вошел в дико бьющуюся киску взрывающейся Син. Я добавил второй палец, изогнув его, чтобы найти маленькую шершавую подушечку ее точки g, и вызвал новый стон богини. Долгие мгновения она продолжала извиваться, Бакли вторила ее стонам, а Син, судя по всему, не прекращала ублажать мою жену. Обе женщины вздрогнули и затряслись, когда наступила разрядка и они начали расслабляться. Син, развернувшись, прильнула губами сначала к губам Бакли, а затем быстро потянула меня к этим плюшевым подушкам губ.

Я чувствовал вкус Бакли на них, а также вкус экзотического языка Сина, который играл с моим. Я хотел посмотреть. Я хотел проверить свои чувства, проверить их ощущения и реакцию. Ничего не вышло: связно мыслить было трудно, когда эти две великолепные женщины погружали меня, а Син отдавала мои губы Бакли.

Я снова ощутил на губах насыщенный вкус женщины, и это было восхитительно. Я хотел его из первоисточника. Они перевернули меня на спину, губы Бакли старательно поглощали меня, а я чувствовал, как Син покусывает мою грудь, как горячий влажный язычок погружается в мой пупок, а затем продолжает двигаться вниз, пока мой болезненно эрегированный член не погрузился в жидкий вулканический жар.

Син была темной хозяйкой головки, и Бакли скользнула вниз, чтобы сомкнуть губы на одном соске, задержавшись на мгновение, прежде чем перейти к другому. Я никогда не считал свои соски эрогенными зонами, но сочетание скользящих губ, всасывания жидкости, омывающей мой член, и этого удивительного существа, окутывающего мою верхнюю часть тела своими серебристыми волосами, доставило мне такое удовольствие, какое я только мог себе представить.

После невероятно эротичного шоу, которое они устроили для меня, я уже был на грани взрыва, когда они дотронулись до меня, и теперь я знал, что это не будет продолжаться долго, как бы мне ни хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Ощущения, охватившие мое тело, были невероятными, и я пробормотал, предупреждая Сина, что кончаю. Слова были неразборчивы, но они обе поняли смысл. Син удвоила свои усилия, и Бакли опустилась вниз, пока их головы не оказались рядом.

Контраст был невероятным, и тонкие пальцы Бакли обхватили ту часть моего ствола, которая не была поглощена жаром Син. Я почувствовал пульсацию, исходящую от подошв моих ног и заполняющую все мое существо в том, что я могу описать только как оргазм всего тела. Огонь побежал по моему стволу, и я закричал, когда первые два взрыва заполнили рот богини, работавшей со мной.

Она отступила назад, и следующий взрыв выстрелил в открытый рот Бакли, когда ее губы поглотили меня, и следующие три выстрела попали туда, оставив меня задыхающимся и в оцепенении, когда я наблюдал, как две прекрасные женщины глубоко целовались, делясь тем, что они собрали, прежде чем открыть свои рты, чтобы показать мне, что они пусты. Я упал обратно на кровать, чувствуя, что мои кости превратились в желе. Их смех музыкальным звоном отдавался в ушах, когда они скользили по моему телу, прижимаясь щеками к моим грудным мышцам, их губы почти касались друг друга. Четыре глаза наблюдали за мной.

— Ты в порядке, детка? — спросила Бакли. — Мы в порядке? Это было то, о чем ты думал?

Я едва мог говорить.

— Да, да и нет, — наконец удалось мне выговорить. — Боже, девочки, вы меня уничтожили. Да, я в порядке, и мы в порядке, но кто мог этого ожидать?

Они снова засмеялись.

— Ну, ты не можешь оставаться уничтоженным, — хихикнула Син. — Это вечеринка, а ты - одолжение!

— Дайте мне отдохнуть минутку, — запротестовал я. — Господи, да вы, дамы, голодны!

— Скажи мне, о чем ты думаешь? — спросила Бакли.

— Я не могу думать, — сказал я ей. — Я слишком потрясен, чтобы думать. Дай мне минутку.

Я обнял их, поглаживая шелк их спин, чувствуя, как эти великолепные груди прижимаются к моим бокам. Что я чувствовал? О чем я думал?

Я не был уверен. Я не чувствовал ревности или угрозы, по крайней мере, пока. Чтобы почувствовать это, мне нужно было увидеть, к чему приведут эти отношения. Они обе охотно делились со мной собой и друг с другом. Я находил их двоих вместе, невероятно сексуальными и эротичными.

Я никогда не занимался сексом втроем, даже не фантазировал о таком, но реальность оказалась намного больше, чем могло представить мое воображение. Они не собирались позволить мне лежать и размышлять. Они были слишком горячи и возбуждены для этого. Через несколько минут, они уже целовались на моей груди и вступали в жаркие потные схватки, прежде чем я успевал перевести дыхание.

Занятие любовью с Бакли, стало для меня духовным опытом. Я обнаружил, что быть внутри Син - это то же самое, но по-другому. Она была спортивной, страстной и кончала быстрее и чаще, чем кто-либо из тех, с кем я когда-либо был. У нее был неограниченный аппетит и невероятная выносливость. Эти две женщины были в прекрасной физической форме, и я с трудом поспевал за Бакли, а тем более за ними обеими. Мужчины, мечтающие о сексе втроем, должны свыкнуться с мыслью о том, что они будут зрителями или участвовать в нем, в основном, как объекты, доставляющие удовольствие. Мужчина может кончить только несколько раз за ночь. Эти две женщины могли бы продолжать до тех пор, пока я уже не в состоянии ответить.

Я никогда не занимался зрительским спортом, но смотреть на них вместе было первобытным наслаждением. Я решил, что мне это нравится. Проходили дни, недели и месяцы, и я обнаружил, что отношусь к Син так, как раньше относился только к Бакли. Это было странно. Я не ожидал ничего подобного. Я и не мечтал, что смогу испытывать к кому-то подобные глубокие чувства, и это меня беспокоило. Я поговорил об этом с Бакли. Я старался быть как можно более деликатным, боясь, что ее обидят те глубокие чувства, которые я испытывал к Син. Мои опасения оказались совершенно беспочвенными.

Однажды вечером я усадил ее за стол, когда Син вернулась домой за чем-то нужным.

— Нам нужно поговорить, — сказал я ей.

— Не здесь, — ответила она мне. Она провела меня в гостиную и прижалась ко мне на диване. — Ну вот, уже лучше, — промурлыкала она.

— Детка, я не знаю, как сказать тебе об этом, — сказал я.

Она подняла на меня глаза, и я погрузился в жидкое серебро. Она еще немного прижалась ко мне.

— Просто ударь меня изо всех сил, — сказала она.

Я сделал глубокий вдох.

— Бакли, ты ведь знаешь, что я любил тебя почти всю нашу жизнь? — Она кивнула. — Так вот, мне кажется, что я влюбляюсь в Син, примерно, так же!

Вот так, я сказал это и ждал взрыва. Взрыв произошел, но не такой, как я ожидал.

Она завизжала и прыгнула ко мне на колени, осыпая поцелуями все мое лицо и, наконец, зарываясь лицом в мое плечо. Ее руки обвились вокруг моей шеи, обнимая меня так крепко, что я едва мог дышать.

— Я так счастлива, Блейк, — прошептала она мне на ухо. — Я так надеялась, что это случится! Боже, я люблю тебя. Я тоже люблю ее, Блейк, и я надеялась, что ты почувствуешь то же самое. Я полагала, что ты не можешь не влюбиться в нее, но я не хотела давить или что-то в этом роде. Можем ли мы полюбить ее? Будешь ли ты любить ее вместе со мной?

Это была перемена! Я так волновался, что причиню ей боль, а она надеялась, что я почувствую то же, что и она.

— Бакли, нам нужно гораздо лучше общаться, — сказал я ей. — У меня тут чуть инфаркт не случился!

Она рассмеялась.

— Да, может быть нам стоит поработать над этим.

Они избаловали меня до смерти. Сон между этими красавицами или рядом с ними вызывал привыкание, и я не боролся с ним.

У нас были сотни долгих серьезных разговоров, в которых мы выясняли чувства друг друга, закладывали основы и спрашивали, куда мы идем. Син была самой милой девушкой, какую только можно себе представить. Она была кипучей, мягкой, невероятно умной и чувствительной. У нее был мозг, соответствующий телу, и ей, как и Бакли, было очень комфортно в своей шкуре.

У нее был свой дом, но он стал местом, куда она приходила, когда хотела ненадолго отлучиться. После той первой ночи, мы все стали эксклюзивными друг для друга. В плане влечения, она больше склонялась к женственности, но со мной ей было вполне комфортно.

Прошло несколько месяцев, прежде чем мы смогли заниматься любовью вместе, без Бакли. В субботу рано утром Бакли вызвали на показ, и мы с Син остались вдвоем спать на нашей большой кровати. Я проснулся от звука оповещения на моем телефоне, сообщавшего мне, что у меня есть SnapChat. Это было сообщение от Бакли, в котором она сообщала, что будет дома через пару часов. Когда я положил телефон обратно на ночной столик, Син перекатилась ко мне, раскинувшись передо мной всей своей гладкой наготой. Эти невероятные мягкие карие глаза открылись, и она сонно улыбнулась. Ее рука ласкала меня и скользнула вниз, в мои боксеры, обхватывая и сжимая мой член, который вскоре ответил на это внимание. Мы занимались медленной сладкой любовью, и Бакли вернулась домой как раз в тот момент, когда я изливал свою сущность в смуглую богиню в нашей постели. Ее одежда волшебным образом исчезла, и она присоединилась к нам. Я заглянул в ее глаза, увидев там только любовь и возбуждение, и понял, что у нас все будет хорошо.

У Бакли и Син, это заняло не так уж много времени. Они занимались любовью постоянно, по всему дому, и я был бы вечно твердым, если бы не был так удовлетворен и измотан.

Эпилог:

Когда я проснулся, был уже час ночи. Я не знал, что меня разбудило, но я был один в нашей кровати. Я услышал слабый шепот, похожий на шум. Он исходил от монитора на комоде. Это Харпер ворочалась во сне. Я прокрался по коридору и заглянул в ее комнату. Я подошел к ее кроватке и посмотрел на моего маленького спящего смуглого ангелочка. Она была мокрая, и я переодел ее. Через несколько минут она снова спала. Я вернулся в спальню, а в окно мягко пробивался свет из бассейна. Я посмотрел через панель, и там были они, две потрясающие женщины, танцующие вместе на платформе для прыжков в воду в лунном свете. Я взял монитор и вышел на улицу.

Прошло мгновение, прежде чем они заметили меня. Они были застигнуты врасплох, а потом Син заметила меня.

— Эй, детка, все в порядке? — спросила она.

Я кивнул.

— Поднимайся, — поманила меня Бакли.

Я радостно вздохнул. Все было в порядке. Они были там, танцевали, но под мою дудку. А может, я танцевал под их. В любом случае, это была отличная композиция.