Честно говоря, я не помню почти ничего из того, что было в течение довольно долгого времени, после того как я увидел фотографии. Знаю, что сразу ничего не сказал, и помню, что Тери на мгновение торжествующе посмотрела на меня, а затем внезапно занервничала, увидев выражение моего лица. Я знаю, что после этого она резко собрала свои вещи и быстро ушла, оставив меня сидеть, не двигаясь, не думая и, возможно, даже не дыша, довольно долго в оцепенении глядя на оскорбительные фотографии.

Но я не помню, как забрал отпечатки, как вышел из офиса, как шел к машине или даже как ехал домой. Понятия не имею, поехал ли я прямо домой или нет. Если бы кто-то сказал мне, что я проехал дюжину красных фонарей или что полчаса стоял на перекрестке, я бы поверил.

Мои воспоминания возобновились только тогда, когда я обнаружил, что сижу в своей машине, припаркованной на подъездной дорожке почти через два часа после того, как Тери вывалила на меня фотографии. Мои кулаки и зубы были крепко сжаты, а глаза слезились и расфокусировались, очевидно, от незамеченных слез. Я оцепенело вылез из машины, добрался до дома и вошел в парадную дверь, шатаясь как зомби, прошел через прихожую к дивану в гостиной. Я плюхнулся на диван и уставился на большие дедушкины часы, чье тиканье было единственным звуком в тихой комнате. Мне казалось, что моей семье, моему браку и моему счастью вынесен смертный приговор, и я просто жду его исполнения.

Время шло – могло пройти несколько минут или даже несколько часов – пока домой не вернулась с мальчиками Рози, которые, к счастью, убежали играть, не заметив, что я дома.

Рози обычно приходила домой с большим запасом энергии, но в последнее время она говорила о тяжелом времени на работе и была не в лучшем настроении, поэтому не было ничего удивительного в том, что она не позвала меня своим обычным возбужденным тоном. Вместо этого она тихо, медленно вошла в дом, и я едва мог различить звуки, с которыми она открывала дверцу шкафа, чтобы убрать пальто, и слышал, как она двигалась к комнате, где был установлен мой компьютер, очевидно, в поисках меня. Я услышал, как она тихонько позвала меня по имени, потом чуть громче, но я не ответил, не зная, хочу ли я вообще говорить с ней в этот момент. Она проверила спальню и постучала в дверь ванной, продолжая безрезультатно звать меня по имени, пока не вошла в гостиную и, наконец, не заметила меня, лежащего с широко открытыми глазами, уставившись в потолок.

– Грант? Ты в порядке?

Я по-прежнему не отвечал, и она быстро подошла ко мне, и ее материнский рефлекс проверки температуры взял верх, когда она приложила руку к моей голове. Ее прикосновение каким-то образом заставило меня четко осознать ее предательство, и я грубо оттолкнул ее руку, сел и сурово посмотрел на нее.

– Не трогай меня, Рози.

Она отступила на несколько шагов, ее рот открылся, а глаза сузились в недоумении и беспокойстве. Она смотрела на меня несколько мгновений, очевидно, слишком удивленная или обеспокоенная, чтобы задавать какие-либо вопросы. Я смотрел в ответ, тихо дымясь, раздувая ноздри, изо всех сил стараясь взглядом прожечь ей лоб. Должно быть, было ясно, что я не собираюсь говорить, и вот, наконец, ее рот начал двигаться.

– Что... что случилось, Грант? Ты... ты в порядке?

Я ответил горьким, сердитым шипением, мой рот едва открывался, зубы были стиснуты.

– Нет, Рози, я не в порядке. Я вообще не в порядке и, наверное, никогда не буду.

Она снова двинулась ко мне, ее руки уже начали раскрываться, чтобы обнять меня, когда я поднял руку и остановил ее еще одним заявлением.

– Я сказал, не трогай меня, Рози. Я не хочу, чтобы ты когда-либо прикасалась ко мне снова.

Ее глаза наполнились слезами, и она начала нервно качать головой. Я не уверен, но думаю, что именно в этот момент она начала беспокоиться, что я каким-то образом узнал о ее романе.

– Грант... Грант, мне очень жаль...

Я горько, саркастически фыркнул, качая головой в неверии, пока она продолжала.

–.. .прости за то, что... что бы я ни сделала, чтобы ты так... так разозлился и расстроился. Что... что я... что я сделала?

Резкими, сердитыми движениями я поднял конверт из манилы и сунулся внутрь, вытаскивая несколько фотографий.

– Думаю, ты знаешь, что сделала, – сказал я, скомкав первый экземпляр и швырнув его в нее, попав ей в живот, прежде чем он упал на пол. Она посмотрела на комок бумаги со страхом в глазах, а затем снова заплакала. Она не пошевелилась, чтобы поднять его, глядя на него со страхом, как будто это была ядовитая змея.

– Ты просто лживая, тзменяющая сука... – Еще один комок, еще один бросок, на этот раз удар пришелся ей в грудь, –.. .которая не может держать ноги сомкнутыми... – Комок – в лицо, –.. .для первого же парня, сделавшего к ней шаг.

Ее взгляд превратился в выражение крайнего ужаса, печали и неверия, по лицу текли слезы, а подбородок вздернулся, а уже распухшие губы были плотно сжаты. Почему-то ее дискомфорт еще больше разозлил меня, и я поднял последнюю фотографию, на которой Девин улыбается в камеру, полностью проникая в Рози сзади, а она сжимает руками простыню на массажном столе, ее глаза закрыты, а выражение лица снова непостижимо. Я стоял и держал фотографию на расстоянии менее тридцати сантиметров от ее лица, выплевывая слова как пули:

– А может, он был не первым парнем... может, он был просто последним из многих...

Рози закричала, глядя на фотографию, и упала на колени, всхлипывая и задыхаясь.

– Нет... нет... нет... нет... о, Боже... нет...

Глядя на нее, я почувствовал кратковременный прилив сострадания, но поборол желание утешить ее и легко заменил нежные чувства гневом и отвращением, которые вызвала ее неверность. Я отодвинулся от нее и, ничего не говоря, целенаправленно прошел в спальню, спустил чемодан и начал бросать в него одежду.

Когда он был почти полон, в дверях появилась она, все еще плача и сохраняя лишь незначительную связность речи.

– Грант... пожалуйста... Грант... нет... пожалуйста, нет...

Я продолжал безмолвно собирать вещи, наполнил чемодан и сумку для ночевки, а затем прошмыгнул мимо нее, чтобы взять несколько вещей из ванной. Она попыталась до меня дотянуться, но я решительно оттолкнул ее, и она начала всхлипывать еще громче. Через несколько минут я уже стоял у входной двери, доставая из шкафа пальто перед уходом. Она последовала за мной и прижалась к входной двери, блокируя мне выход.

Я посмотрел на нее, медленно покачал головой и с горечью выплюнул единственное слово.

– Уйди.

– Нет... пожалуйста, Грант... нет... ты не можешь этого сделать...

– О да, Рози, конечно, могу. Я могу сделать это, так же как ты смогла мне изменить с этим засранцем.

Она начала что-то бормотать, когда я кричал над ней.

– Грант... прости меня... я... я не понимаю, как позволила этому случиться, я люблю тебя и никогда не собиралась...

– Ты позволила этому случиться, потому что хотела трахнуть кого-то, помимо своего мужа, и в итоге трахнула нас обоих.

–.. .изменять тебе... Я просто пыталась... пыталась его утешить и... и... и... и, все просто вышло... из-под контроля.

Мы оба приостановились на мгновение, быстро и глубоко дыша. Ее искренность и уныние более чем соответствовали моему гневу.

– Утешить его? Это выглядело как чертовски много очень личного утешения, которое ты ему давала.

– О, пожалуйста, Грант... пожалуйста... он был так, так сильно грустен из-за своей жены, она умерла несколько месяцев назад, и он был так грустен, и сказал мне, что я – единственная... единственная, с кем он может поговорить. И... и я обняла его, а потом... потом я не знаю, как я позволила этому случиться, но я не... я не планировала этого.

– Подожди... этот придурок сказал тебе, что его жена только что умерла?

Она озадаченно посмотрела на меня.

– Ну, да. Она была любовью всей его жизни, и у нее... у нее был какой-то рак, и она... она умерла очень быстро, и он... он... он не смог...

Я невесело рассмеялась.

– Боже, Рози. Ты не только изменщица, но и тупая как блядь. Я знаю парня, который тебя выебал, более того, я с ним работаю. Его зовут Девин Тиниан, и, чтобы ты знала, он трахнул тебя, чтобы эта сучка Тери Ли смогла ткнуть мне этим в лицо. Он никогда не был женат, тупая задница. Он выдумал все это дерьмо, чтобы заставить тебя раздвинуть ноги, и теперь ты – просто еще одна зарубка на его поясе завоевателя.

У Рози открылся рот, и она стояла со свисающими по бокам руками, медленно качая головой. Она смогла лишь слабо вымолвить еще одну просьбу, чтобы я остановился, когда я протиснулся мимо нее через дверь и направился к своей машине.

***

Эта ночь была худшей в моей жизни. Я остановился в захудалом мотеле, распаковал вещи и, не снимая одеяла, рухнул головой вперед на комковатую, пахнущую затхлостью кровать. Мой разум навязчиво и хаотично воспроизводил фотографии моей жены с Девином, а тело отвечало сильной тошнотой и глубокой болью в груди, которую я распознал как своего рода реакцию тревоги. Попытался заснуть, но шансов на это не было, и я провел ночь, мучая себя предательством Рози, буквально проходя через большинство стадий горя, как будто случилась смерть, чувствуя отрицание, гнев и даже торг с Богом, но никак, каким-то образом, не приближаясь к принятию.

К следующему утру, в субботу, я остановилась на гневе и решил, что первым, кто с ним столкнется, будет Девин. Мне нужен был кусок его плоти, и я был бы счастлив вырвать его собственными зубами.

Я знал, что не могу напасть на него на работе и не хочу вламываться к нему домой, поэтому решил, что мне придется подобраться к нему снаружи, может быть, на парковке у его квартиры. Я решил, что в субботу вечером его не будет в городе, поэтому купил одноразовый мобильный телефон и позвонил ему около десяти часов, притворившись соседом. ему, что из-под его двери льется вода.

Через полчаса он въехал на парковку на старом побитом «Форде». Припарковавшись где придется, он выскочил из машины и трусцой побежал через всю парковку к своему многоквартирному дому. Я ждал у главного входа, и когда он потянулся к двери, быстро вышел из тени, схватил его одной рукой за правое запястье, другой – за левое плечо и крутанул его так, что он ударился спиной о стену. На секунду я позволил ему ясно увидеть мое лицо, а затем врезался лбом в его рот и изо всех сил ударил в брюхо. Он упал на пол, а я встал на колени и схватил его за волосы, чтобы поднять его голову, при этом рыча:

– Ты, гребаный маленький засранец. Думаешь, можешь трахнуть мою жену, а я просто посмеюсь над этим? МОЮ ЖЕНУ?!

Он хрюкнул от боли, облизал окровавленные губы и заговорил.

– Послушай, парень...

Его голос меня разозлил, и я ударил его коленом в лицо и пару раз стукнул по ребрам. Он снова захрипел, мучительно втягивая воздух.

– О, Боже...

– Думаешь, Бог поможет такому дерьму как ты? Я, наверное, должен просто тебя кастрировать. Навсегда выкинуть из бизнеса.

– Черт, я не хотел этого делать, но мне пришлось. Она собиралась подставить меня, если бы я этого не сделал.

Я уже собирался ударить его еще раз, но это заявление застало меня врасплох. Я опустился на колено рядом с ним и поймал его взгляд, пытаясь понять, не лжет ли он.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она собиралась тебя подставить? Ты говоришь о Тери? Что?

Он посмотрел на меня в тусклом свете лампы, ошарашенные глаза с трудом фокусировались, по губам стекала струйка крови из носа.

– Да, эта сука Тери. Сказала, что лишит меня работы, если я не буду сотрудничать. Показала несколько отчетов, где говорилось о том, насколько я плохой работник, и что она сделала все, чтобы я нигде не смог найти работу. Даже сказала, что у нее есть доказательства того, что в моем шкафчике нашли наркотики.

– А это правда?

Он слегка смущенно посмотрел на меня и пожал плечами.

– Возможно.

– Значит, ты изгадил весь мой брак, потому что испугался ее? Или было нечто большее? Она предложила тебе больше задницы, или что?

Он бросил на меня сердитый взгляд.

– Я, блядь, терпеть не могу эту суку. На самом деле, я пытался придумать, как самому выбить из нее дерьмо, не попав под удар, но знаю, что, если сделаю это, она меня прищучит. Уверен, что она и тебя прищучит, если попытаешься поквитаться. Она чертова интриганка, и у этой пизды есть все основания.

Я бросил на него сомнительный взгляд. Он продолжал говорить, и пока делал это, из его рта иногда брызгали кровь и слюна.

– Слушай, мужик. Прости за все это дерьмо, но я не знал, что, черт возьми, делать. Пытался выбраться из Иллинойса и наконец получил работу в филиале в Сан-Диего, а она собиралась мне все испортить.

Он остановился, вытер рот, снова посмотрел на меня, и его выражение лица приобрело элемент гнева вместо страха.

– Мне жаль твою жену, наверное, я не подумал о том, что она будет делать с фотографиями, но, черт возьми, ты полностью меня наебал, сказав Тери, что знаешь, что я надрал ей задницу. Серьезно, мужик, насколько я могу судить, весь этот дерьмовый шторм начал ты. Может, тебе стоит подумать об этом, прежде чем набрасываться на меня, а?

Я внимательно посмотрел на него, обдумал его слова и неохотно признался себе, что он прав. Если бы я молчаливо не угрожал Тери ее свиданием с Девином, она бы никогда не использовала его, чтобы подставить Рози. Я почувствовал внезапное чувство крайнего разочарования и стыда.

Я заново оценил Девина в свете того, что только что понял, и подумал о его роли во всем этом фарсе. На самом деле он не был ни хорошим, ни плохим, а просто аморальным актером, молодым парнем, способным трахнуть любую, кого хотел, и делал это. А если кто-то хотел направить его в определенное русло, чтобы он по какой-то причине переспал с конкретной женщиной, он не собирался отказываться. Избиение его больше не поможет мне получить удовлетворение. Для этого мне нужна машина времени.

Я смотрел на него еще пару мгновений, прежде чем заговорить:

– Ладно, отлично, я закончил, хорошо?

Он пожал плечами.

– Итак, я больше не буду ждать от тебя неприятностей, поскольку ты уезжаешь из города, верно?

Он ошеломленно кивнул.

– Ты уезжаешь прямо сейчас?

– Как только смогу, – ответил он с оттенком отвращения. – Хочу выбраться из этой гребаной психушки.

Верный своему слову, меньше чем через неделю он уволился с работы, я больше его не видел и решил, что он переехал в Калифорнию. Насколько знаю, он никому не говорил, что я его избил. Думаю, решил, что заслужил это, хотя бы немного.

***

Через неделю после отъезда я нашел квартиру недалеко от работы и попытался там обосноваться. Сходил к адвокату и передал Рози сообщение о том, что я рассматриваю возможность юридического раздельного проживания. Первые несколько дней она пыталась со мной поговорить, звонила, писала СМС, но я агрессивно избегал ее. И не просто потому, что хотел, чтобы она страдала. Мне было трудно справиться с ситуацией, и я боялся, что звук ее голоса может ухудшить ситуацию, особенно когда разговор закончится.

Но я отчаянно хотел увидеть мальчиков, и мне требовалось забрать свою одежду, поэтому, в конце концов, мне пришлось пойти на элементарное общение. Когда я, наконец, позвонил, то старался держаться холодно и профессионально, но звук ее голоса, уязвимого и тихого, заставил мое сердце биться настолько сильно, что я думал, оно прорвет грудную клетку. Каким-то образом, усилием воли, мне удалось сдержать свой голос и действия, договориться о графике посещения мальчиков и забрать свои вещи, не дав понять, что мне больно. Забирая свои вещи, я почти не разговаривал с ней, и она молча стояла в гостиной, после того как грустно поприветствовала меня у двери, угрюмая и молчаливая, как образец уныния. Я не стал задерживаться, потому что хотел сохранить свой гнев нетронутым, не разбавленным никакими чувствами сострадания или любви.

На работе я никому не сказал, что у нас с Рози проблемы, и любой ценой избегал Тери. Я долго думал, как ей отомстить, рассматривая все варианты – от насилия до фальсификации записей, чтобы ее уволили, но знал, что Девин прав, говоря, что Тери надеется на мое возмездие и готова поджарить меня за любую попытку мщения. Обдумав все возможные варианты, я решил, что осторожность – лучшая часть доблести, и стал просто ее игнорировать, что было не так-то просто, учитывая чувство крайнего разочарования, которое я испытывал. В конце концов, я добился успеха, едва терпя ее самодовольную улыбку и буквально прикусывая язык, когда мне приходилось общаться с ней по какому бы то ни было поводу.

***

В первые выходные, после того как мы разобрались с графиком посещений, я забрал мальчиков. Забрал их после школы и привез в свою квартиру, а поскольку она была новой и необычной, они решили, что это самое лучшее, что они видели, почему-то считая ее чем-то вроде элитного клуба, а не настоящим вторым домом. Я хотел, чтобы они с нетерпением ждали встречи со мной, поэтому не стал делать ничего особенного, чтобы разубедить их в этом, и сказал, что мы всегда будем стараться веселиться, когда бы они ни приехали.

В тот вечер мы пошли в пиццерию, взяли напрокат диснеевский фильм и поиграли в X-Box. Мальчики улыбались, и я прекрасно проводил время, пока не уложил их спать, и Сэм, мой восьмилетний ребенок, спросил, когда я вернусь домой.

– Сэм, я... э... я дома, – заикаясь, выдавил я. – Мы с твоей мамой, ну, мы решили жить в двух разных местах, так что, теперь у тебя два дома. Два места для ночлега.

Сэм задумчиво посмотрел на меня.

– Папа, не думаю, что маме это нравится.

– Ну, дружище, я тоже не думаю, что мне это нравится, но так, вроде как, должно быть. У меня есть эта квартира, и я живу здесь, у твоей мамы есть ее квартира, и она живет там, а вы с Томми будете жить в обоих местах.

– Я думаю, было бы лучше, если бы мы все жили в обоих местах. Разве ты не можешь в течение недели жить дома, а по выходным мы все могли бы приезжать сюда развлекаться?

Я пытался объяснить ему, что мы с Рози просто не можем больше жить вместе, но разговор продолжал двигаться по словесным кругам, что обычно строят невинные восьмилетние дети из полуправды и эвфемизмов, которыми их кормят взрослые, когда не хотят открывать им уродливую сторону жизни. В конце концов, мне пришлось сказать ему, что это просто нечто, что я не смогу объяснить до конца, поцеловать его в лоб и сказать, чтобы он ложился спать.

В тот вечер я лег спать, думая о том, как ужасно несправедливы могут быть ошибки родителей по отношению к их невинным детям.

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь, а затем громкий стук. Я натянул халат и, спотыкаясь, прошел через холл в гостиную, остановившись перед дверью, чтобы спросить, кто там.

– Полицейские, мистер Симмонс. Хотели бы задать вам несколько вопросов.

Когда у вашей двери стоит полиция, в голове проносится тысяча мыслей. Не забыли ли вы оплатить штрафы за парковку? Не зашли ли они настолько далеко, чтобы проверить ваш кэш пиратских DVD? Но я быстро отбросил эти мысли и решил, что их визит связан с разводом, возможно, с судебным запретом или с чем-то подобным.

Я приоткрыл дверь и выглянул наружу, а там стояли два настоящих полицейских с нейтральным выражением лица, один невысокий и пузатый, со сложенными на груди руками, а другой немного выше и мускулистее, с руками на бедрах.

– Чем могу помочь?

– Мы хотели бы зайти и поговорить с вами несколько минут, мистер Симмонс.

– Что... что это значит?

– Можно нам войти, пожалуйста?

Наверное, более умный человек мог бы попросить ордер на обыск, но я просто тупо открыл дверь и впустил их, ничего не сказав. Они быстро протиснулись внутрь и заняли места по обе стороны от меня, оба немного оглядели комнату, а затем пару раз снова посмотрели на меня, прежде чем высокий начал задавать вопросы.

– Ладно, мистер Симмонс, действительно только пара вопросов о прошлом вечере, если не возражаете...

– Прошлом вечере?

– Да. Где вы были прошлым вечером?

– Я был... я был прошлым вечером здесь... почти весь вечер. Сводил своих мальчиков поесть пиццы, но в остальном мы тусовались здесь.

– Вы можете... эээ... доказать это?

– А?

– Вы можете доказать, что были здесь прошлым вечером?

– Ну... я думаю, вы можете спросить у моих мальчиков. У меня все еще есть чек из пиццерии, мне кажется.

– Можем мы его увидеть?

Я подошел к шкафу, порылся в своем пальто и сумел найти чек. Я протянул его высокому офицеру, который несколько минут его рассматривал, а затем передал пухлому, который взглянул на него, пожал плечами и кивнул головой.

– Время указано 7:43.

– Да, – ответил высокий полицейский, записывая что-то в блокнот. Я начал выходить из оцепенения, и мне снова стало любопытно.

– Эй, послушайте, что это... о чем это?

Полицейские бросили друг на друга вопросительный взгляд, а пузатый пожал плечами и кивнул. Высокий полицейский повернулся ко мне и снова заговорил:

– Прошлой ночью произошло нападение, и жертва была сильно избита. Мы просто проверяем...

Его намек на то, что я каким-то образом являюсь подозреваемым в серьезном преступлении, был настолько шокирующим, что я не смог его не прервать.

– Подождите... что? Я не участвовал в драках со времен средней школы. Это какая-то ошибочная идентификация или что-то в этом роде. У меня...

Высокий полицейский поднял руку, чтобы остановить меня.

– Послушайте, мистер Симмонс, мы должны проверить все версии, ясно? Такова наша работа. Вы не арестованы, мы просто задаем некоторые вопросы.

Я развел руками в знак согласия, но все еще чувствовал, что оказался вовлечен в какую-то ошибку правоохранительных органов, и мне пришлось сделать пару глубоких вдохов, чтобы справиться со своим разочарованием. Когда стало ясно, что я успокоился, мне задали еще несколько вопросов о том, что я делал накануне вечером, и уточнили у моих мальчиков, что они были со мной, когда те сонно пробрались в гостиную. Казалось бы, удовлетворенные, они оба кое-что записали, после чего пузатый коп что-то прошептал высокому полицейскому, и тот снова повернулся ко мне.

– Еще одно, мистер Симмонс. Могу я взглянуть на ваши руки?

Я протянул руки, он бегло осмотрел их с обеих сторон и кивнул.

– Хорошо. Я бы хотел посмотреть на ваши предплечья, ладно?

Не отвечая, я задрал рукава до локтей и показал свои предплечья обоим офицерам.

– Не могли бы вы закатать рукава еще немного?

В отчаянии я снял весь халат и предстал перед ними в трусах-боксерах, покорно раскинув руки и ноги, как субботняя пригородная версия Витрувианского человека.

– Устроит? – спросил я.

– Устроит, мистер Симмонс, – сказал высокий полицейский, а затем повернулся к своему напарнику. – Нам еще что-нибудь нужно?

Низкорослый коп двинулся вперед и открыл небольшой блокнот, пока я надевал халат.

– Да, еще пара вопросов, я думаю. – Он прочистил горло и посмотрел прямо на меня. – Как обстоят дела на вашем месте работы?

– Простите, что... что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, как обстоят дела на работе? Есть какие-нибудь проблемы?

– Подождите, в чем дело? Что-то случилось на работе?

Два копа секунду смотрели друг на друга, и высокий из них коротко кивнул, видимо, давая добро на предоставление мне дополнительной информации.

– Нет, мистер Симмонс, как я уже сказал, это произошло прошлым вечером и не на вашем рабочем месте. Это был один из ваших коллег.

Я вдруг забеспокоился, что избил Девина Тиниана гораздо сильнее чем думал, и что тот решил меня сдать, но быстро отбросил этот страх как иррациональный, поскольку я атаковал Девина почти за две недели до этого, а они задают вопросы и проверяют улики таким образом, что было ясно, что они не знают, кто совершил преступление, что совсем не обязательно, если бы на меня указал Девин.

Я прикусил губу и нерешительно задал вопрос, ответ на который почти боялся услышать, мой голос звучал гораздо более нервно, чем бы мне хотелось.

– Кто... кто... э-э... пострадал?

Полицейские снова посмотрели друг на друга и обменялись взглядами. Коротышка оглянулся, поймал мой взгляд, и снова ответил деланным тоном.

– Одна из руководителей в вашем офисе. Думаю, вы ее знаете. Женщина по имени Тери Ли.

Я не знаю, но, возможно, слегка ахнул, когда он это сказал, и точно знаю, что у меня внезапно появилось раздражающее подергивание в правой руке, которую я счел необходимым спрятать в карман халата. Полицейский продолжил, явно не обращая внимания на мой усиливающийся дискомфорт:

– Говорят, что она несколько... э-э-э... непопулярна среди некоторых людей в вашем офисе, включая вас. Не можете ли вы пролить на это свет? Можете назвать кого-нибудь в вашем офисе, кто мог бы не любить ее настолько, чтобы лично напасть на нее?

Я изо всех сил старался сохранять спокойствие и пару раз тяжело сглотнул, пока думал, как ответить на этот вопрос. Да, я знаю кое-кого, кто хотел бы побить Тери, их много. Но не думал, что кто-то из них сделал бы это. Кроме, может быть, самого Девина Тиниана. Слова: «Я пытался придумать, как самому выбить из нее дерьмо, не попав под удар», продолжали звучать в моей голове. Но почему-то у меня не было сил предложить его в качестве подозреваемого, поэтому я просто ошеломленно покачал головой.

– Никого?

– Ну, ее не очень любили, но никто бы не стал ее бить, – прохрипел я.

Они задали еще пару вопросов, но я не помню, чтобы те имели какое-либо значение, а затем поблагодарили меня за уделенное время и повернулись, чтобы уйти. Когда они уходили, высокий парень повернулся и минуту смотрел мне прямо в глаза.

– И послушайте, мистер Симмонс. Если вы вспомните кого-нибудь, кто мог это сделать, по любой причине, вы обязаны нам сообщить. Понимаете?

– Конечно... конечно, я понимаю, – сказал я, нервно покусывая губу, медленно закрывая за ними дверь.

***

В понедельник утром офис превратился в осиное гнездо сплетен. Практически каждый, с кем я разговаривал, спрашивал меня, что я думаю о Тери, а группа ее секретарш-подхалимок резко прекращала разговоры и бросала на меня коллективный злобный взгляд каждый раз, когда я проходил мимо.

Около полудня появились двое полицейских из субботы, и у меня заныло сердце, когда я подумал, что меня будут смущать на работе новыми вопросами. Но они направились к группе столов сбоку от моей зоны, что-то спросили у одного из клерков, и тот указал на стол Гейба Принса. Я как можно незаметнее наблюдал за тем, как они задают ему вопросы, и видел, как во время разговора он то и дело возбуждался. Под конец они что-то сказали, он, похоже, отказался, они снова что-то сказали, и я увидел, как Гейб неохотно закатал рукава рубашки и показал полицейским свои предплечья. После этого они сделали несколько записей и задали несколько вопросов секретарше, а затем вышли из здания.

Не прошло и пары минут, как Бенни Смит, один из бухгалтеров, подошел к Гейбу, поговорил с ним пару минут, а затем осторожно пробрался к моему столу и без приглашения опустился на стул напротив меня. Он выжидающе посмотрел на меня, на его лице появилась странная ухмылка.

– Что? – спросил я.

– Так это сделал ты?

– Что сделал я?

– Да ладно, Грант. Это ведь ты избил Тери?

– Нет, черт возьми. МИ что, все думают так?

– Ну, Тери думает, что ты.

– Подожди, что? Как она могла подумать, что это был я? И откуда... откуда ты знаешь, что она думает?

Берни с минуту обдумывал мои слова, а затем заговорщически наклонился вперед и заговорил тихим голосом:

– Послушай, могу я доверить тебе хранить тайну?

Уверен, что я бросил на него сомневающийся взгляд, но кивнул головой.

– Я знаю, что это против правил... э... встречаться с сотрудниками, которых мы курируем, особенно посреди всего этого политкорректного тренинга по чувствительности, но я... э...

– Что?

– Уже довольно давно я встречаюсь с Дебби Перкинс, понимаешь? А она довольно тесно общается с Тери.

Я вспомнил, что Дебби много общалась с Тери, и был более чем удивлен, что кто-то из ее группы открыто нарушает корпоративные правила знакомств, но потом вспомнил опыт Девина Тиниана с самой Тери и понял, что не должен ничему удивляться. Берни замолчал, видимо, ожидая моей реакции. Заинтересованный тем, что он хочет сказать, я кивнул и предложил ему продолжать. Он наклонился еще ближе и продолжил еще более тихим голосом:

– Итак, Дебби навещает Тери в больнице и передает мне информацию. Я никому ничего не... э-э... не рассказывал, но подумал, что тебе будет интересно узнать, в чем дело.

Я откинулся на стуле, все еще ничего не говоря, и стал ждать.

– Так... ты... ты хочешь знать? – с некоторым нетерпением спросил он.

– Ну, да, я бы хотел знать. Ну, то есть, если она обвиняет меня в том, чего я не делал, я хотел бы знать, почему. Она меня подставляет или что? Это подстава?

Берни огляделся вокруг, чтобы посмотреть, кто может наблюдать, а затем снова наклонился ко мне.

– Нет, я так не думаю. Видишь ли, Тери так и не смогла рассмотреть парня. Она не говорит, что это был ты, просто утверждает, что вполне можешь быть и ты.

Для меня было совершенно невероятным, что Тери понятия не имеет, кто на нее напал, и я уверен, что мое выражение лица это отразило. Берни сделал минутную паузу, а затем начал снова.

– Послушай, она возвращалась домой в пятницу, было уже темно, часов восемь или около того. Она сделала покупки или что-то в этом роде и доставала из багажника сумки, когда этот парень схватил ее сзади и практически повалил на землю лицом вниз. Он схватил ее за волосы и несколько раз ударил лицом об асфальт, а затем зажал ей рот предплечьем, чтобы она не могла кричать. Думаю, он держал ее очень крепко и начал снова и снова вбивать свое колено в ее промежность, время от времени ударяя свободной рукой по лицу.

Берни остановился, чтобы оценить мою реакцию. Из того, что он говорил, это больше походило на нападение, нежели на ограбление, и полагаю, что могу понять, как кто-то может подумать, что у меня имеется достаточно мотивации, чтобы сделать это. Я жестом велел ему продолжать.

– В любом случае, я полагаю, Тери каким-то образом удалось прокусить его предплечье, очень хорошо. Она утверждает, что прокусила рубашку парня насквозь и дошла до того, что уверена, будто повредила кожу. Но парня не остановило даже это. На самом деле, я думаю, это еще больше разозлило его, и он отдернул руку и несколько раз ударил ее по лицу с другой стороны. Наконец, Тери увидела фары машины, въезжающей на парковку, и парень слез с нее и умчался прочь.

– Он что-нибудь говорил?

– Ни слова. Думаю, даже не ругался, когда Тери укусила его за руку. Это одна из причин, по которой копы решили, что это мог быть кто-то из ее знакомых... ну, знаешь, не хотел, чтобы она опознала голос или что-то в этом роде.

– И она не разглядела его, даже когда он убегал?

– Не вполне. Имею в виду, что она была сильно избита, и было темно. И думаю, что чувак был одет как обычный плохой парень. Темная одежда и на нем были лыжные очки или что-то в этом роде.

Я испустил низкий, длинный вздох, поняв, что более или менее сдерживал дыхание, пока слушал рассказ.

– Вау, – это все, что я смог вымолвить.

– Так что, да, копы спросили ее, кто может иметь на нее зуб, и она сразу же назвала тебя.

Когда он это сказал, я почувствовал легкую панику и ненадолго задумался о том, чтобы рассказать о своих подозрениях относительно Девина, дабы подтвердить свою невиновность, но решил промолчать. Я ответил ему голосом, который, как я надеялся, звучал скорее возмущенно, чем нервно.

– Ну, черт, это был не я, и копы должны это знать. Тем вечером я был со своими детьми и вот, смотри. – Я закатал рукава, чтобы показать свои руки:

– Никто меня не кусал.

Берни пожал плечами, глядя на руки, а затем встал, чтобы уйти.

– Ну, кто-то это сделал, и думаю, что копы правы, если полагают, что это кто-то, кого она знает. – Он улыбнулся и загадочно подмигнул, прежде чем вернуться к своему столу.

***

Мне было очень, очень трудно заснуть из-за всех этих проблем на работе, расследования и, наверное, больше всего из-за отсутствия Рози. Я не мог смириться с тем, что она меня предала, отдалась мужчине по схеме, которая была намеренно разработана, чтобы ранить и унизить меня. Я понимал, что она не – активная часть схемы, что в какой-то степени ею манипулировали, как пешкой на шахматной доске, но нельзя отрицать, что она позволила себе попасть в объятия Девина и даже больше, фактически нанеся мне удар в спину.

Тем не менее, я скучал по ней.

Мне не хватало ее причудливого чувства юмора, озорных улыбок и низкого горлового смеха, который был так невероятно заразителен. Не хватало наших разговоров, шуток и ее слов поддержки в трудные времена. Я скучал по ее ласке, поцелуям, по ее объятиям, когда мы смотрим телевизор или слушаем музыку, или долгое время после того, как мы оба засыпали. И скучал по сексу с ней.

Как-то ночью, ворочаясь в постели, я неожиданно понял, что сильно возбужден. Я достал свой ноутбук и просмотрел немного порно, чтобы попытаться найти вдохновение, но почему-то мои мысли все время возвращались к опыту, который у меня был с Рози.

Я вспомнил наш первый поцелуй, который произошел посреди танцпола во время медленной музыки в клубе, рассчитанном на студентов колледжа. Пока мы танцевали, ее тело, казалось, все больше и больше сливалось с моим, прижимаясь ко мне, словно все, к чему она прикасалась, становилось ее частью. Она обхватила мою шею руками, мою грудь – своими грудями, мою растущую эрекцию – своим мягким животом, а когда я отстранился, чтобы посмотреть на нее, то почувствовал, что она заявляет права на меня как на личность, своими ясными, немигающими карими глазами и легкой, теплой улыбкой. Я наклонился вперед и поцеловал ее, ощутив вкус вишни с ее блеска для губ, она поцеловала меня в ответ, и в тот момент я понял, что стану ее, если она захочет.

Я вспомнил первый раз, когда мы занимались любовью, в маленьком домике на севере Висконсина, когда другие члены группы, с которой мы прибыли, уехали кататься на лыжах. Мы начали прижиматься друг к другу под тяжелым одеялом на одной из коек, наши поцелуи становились все более пылкими, тела прижимались друг к другу, чувственно потирая друг друга через одежду. Мои руки стали блуждать по ее телу и нашли свой путь под ее топом, чтобы погладить и сжать ее груди, а затем вниз, под пояс, проскользнув под трусики, чтобы потереться о ее мягкие влажные складочки и твердый маленький центр.

Она стала глубоко дышать, крепче целовать меня и медленно застонала. Затем ее рука проскользнула мне под брюки и начала оказывать ответную услугу, теребя меня до тех пор, пока я едва мог себя контролировать. Я резко задрал ее рубашку, целуя ее грудь и живот, пока не добрался до штанов, которые быстро стянул с ее помощью, а затем почти сорвал с нее трусики.

Я прильнул ртом к ее влажной коже и лизал, и сосал, и прижимался к ней губами, пока ее спина не выгнулась дугой, и она не возвестила о своем оргазме долгими, низкими, удовлетворенными стонами. Затем, почти не думая, я стянул с себя одежду, заключил ее в объятия и медленно вошел в нее, все это время не сводя с нее глаз. Она была влажной и тугой, и я никогда раньше не испытывал ничего подобного той смеси физического удовольствия и эмоционального удовлетворения. К моменту когда мы закончили, я был полностью вымотан, и мы заснули в объятиях друг друга, укрытые лишь пледом, нисколько не заботясь о том, что нас кто-то может обнаружить.

Я вспомнил наш медовый месяц – неделю, проведенную в обветшалом отеле на пляже во Флориде. Днями мы грелись на солнце, а ночами с энтузиазмом занимались любовью, прижимаясь друг к другу потными телами, не обращая внимания на плохие условия проживания, недостаточно большую кровать или некачественный кондиционер. Кажется, мы перепробовали все позы и исследовали каждую часть тела друг друга, с каждой новой сессией открывая для себя разные, иногда неожиданные эрогенные зоны.

Иногда мы занимались любовью нежно, томно, а иногда просто набрасывались друг на друга, с невероятной страстью, почти отчаянно пытаясь достичь и доставить оргазм. Мне особенно запомнилась наша последняя ночь, проведенная на полотенце, под лунным светом на пустом пляже, под звуки волн, тихо разбивающихся о берег на заднем плане, пока мы без слов, искренне делились своей любовью и привязанностью прикосновениями, вкусом, потом и запахом.

Когда последняя мысль завершилась, я внезапно, почти неожиданно почувствовал, как меня накрывает странный, меланхоличный оргазм, и понял, что был почти на грани слез, когда дрочил себе, вспоминая о Рози.

Я перевернулся и заснул, одержимо думая о женщине, которую любил и одновременно ненавидел.

***

Жизнь продолжалась, медленно, мучительно.

На работе многие люди, не только подруги Тери, бросали на меня вопросительные, обвиняющие взгляды, и мне было трудно сосредоточиться. В тот момент я был рад, что не рассказал полиции или кому-либо еще о том, как Тери подставила мою жену, чтобы та мне изменила. Думаю, она тоже ничего не сказала, потому что никто – ни полиция, ни Берни, ни кто-либо на работе – никогда не говорил, что знает о неверности Рози, не говоря уже о том, что Тери может иметь к этому какое-то отношение. Я был рад этому маленькому секрету, потому что, если бы эта история выплыла наружу, я бы поднялся еще выше в списке подозреваемых, и подозрения и хлопоты со стороны полиции стали бы только хуже.

Дома я проводил много времени, уставившись в потолок, телевизор или книгу, ничего толком не разбирая. Мой разум был затуманен, и я никак не мог совладать со своими эмоциями. Между крахом моего брака, напряжением на работе и тем, что я был «заинтересованным лицом» в деле о нападении, я был одинок, обижен, дезориентирован и более чем слегка подавлен.

Я думал, что все станет намного хуже, когда в четверг после нападения на Тери меня вызвал к себе в офис Джим Гомперс.

Я медленно поднялся в его кабинет, чувствуя себя так, словно иду на виселицу, осторожно ставя одну ногу перед другой, пока не встал перед открытой дверью, наблюдая, как он работает, опустив голову, за массивным дубовым столом. Через несколько мгновений я кашлянул, чтобы дать ему знать, что я здесь, он поднял глаза, улыбнулся и махнул мне рукой.

– Эй, Грант, закрой дверь и присаживайся, ладно?

Я шагнул в комнату и захлопнул дверь, после чего осторожно сел на стул по другую сторону его стола. Он сложил руки на затылке и откинулся в кресле, медленно жуя жвачку и рассматривая меня, прежде чем заговорить.

– Грант, я сразу перейду к делу, – сказал он, разжимая руки и наклоняясь вперед к столу. – Мы были очень встревожены тем, что в последние несколько дней полиция рыскала здесь и обыскивала сотрудников. Нам не нравится производимое впечатление, и очень не понравилась мысль, что там решили, будто напавший на Тери, возможно, работает здесь.

– Итак, мы немного изучили ситуацию, чтобы понять, что, черт возьми, здесь происходит такого, чтобы полиция смогла решить, будто напавший работает здесь.

Он замолчал и сцепил руки вместе перед собой, постукивая кончиками пальцев друг о друга, пока, казалось, обдумывал, что хочет сказать дальше.

– Если быть откровенным, Грант, мы думаем, что там, внизу, плохое сочетание работников. Типа токсичной ситуации.

Его слова казались прелюдией к понижению в должности, или даже хуже. Мой пульс участился, и я почувствовал, как меня прошибает пот, пока я ждал, когда упадет топор.

– Итак, Грант, мы проанализировали все, что касается этого подразделения, и решили, что нам нужно объединить руководство. Мы собираемся перевести Тери в отдел маркетинга, а ты возьмешь на себя ее обязанности вместе со своими.

Я был настолько уверен, что меня уволят, что не сразу понял, что правильно его расслышал. Когда я сразу не ответил, он немного занервничал и быстро добавил еще несколько слов:

– Конечно, Грант, за дополнительные обязанности ты получишь некоторую компенсацию. Думаю, ты найдешь ее довольно щедрой. – Он с надеждой и некоторой тревогой посмотрел на меня, и я вдруг понял, что он сказал, и понял, что должен ответить.

– Ну, да... да, это звучит... это звучит здорово. Думаю, что я справлюсь, и полагаю, что все должно получиться.

Следующие полчаса или около мы провели, обсуждая его ожидания, мои обязанности и компенсационный пакет. Я чувствовал себя слегка дезориентированным, но мне удалось на протяжении всего процесса вести себя по-деловому. В конце концов, он повернулся, пожал мне руку, поздравил, и я повернулся, чтобы покинуть его кабинет.

– Э-э... еще одно дело, Грант. – Его голос приобрел озабоченный характер, и я повернулся лицом к нему с легким чувством трепета.

– Да?

– Я... ну, мы... должны быть уверены, что... нам не придется беспокоиться о каких-либо неприятных сюрпризах.

Я бросил на него вопросительный взгляд, он прочистил горло и продолжил.

– Говоря прямо, Грант. ты не имеешь никакого отношения к нападению на мисс Ли, не так ли?

Я покачал головой, сделав самый искренний вид.

– Нет, сэр, это был не я.

– И ты... э-э... не знаешь, кто это сделал?

– Нет, сэр, не знаю.

Я вышел из комнаты, чувствуя себя гораздо лучше, чем входя в нее, и вернулся в свою квартиру, размышляя о том, как странно все сложилось. Я несколько месяцев, а на самом деле несколько лет, пытался уменьшить влияние Тери в моем подразделении и, испробовав все виды дипломатических маневров, наконец добился своего, когда какой-то таинственный человек, почти наверняка один из наших работников, а может, и сам Девин Тиниан, избил ее до полусмерти. Я пытался сказать себе, что «с более милой девушкой такого случиться не могло», но как-то нехорошо было в таких обстоятельствах злорадствовать, даже перед самим собой.

Но все же, впервые за несколько недель я почувствовал нечто похожее на счастье, что, возможно, все уляжется, что напряжение на работе пройдет и жизнь снова станет более сносной. Это чувство длилось до тех пор, пока я не заглянул в свой календарь и не вспомнил, что на следующий день мне предстоит встреча с Рози у моих адвокатов, чтобы начать процедуру нашего расставания.

***

Моим адвокатом был элегантно одетый лысеющий человечек небольшого роста, носивший очки в металлической оправе и костюм-тройку. Он сидел рядом со мной в своем кабинете, перебирая бумаги, когда вошла Рози, одна.

Она была одета скромно, в длинную юбку и консервативную крестьянскую блузку, а ее волосы были заплетены во французскую косу. Вряд ли это можно было назвать сексуальным, но мне она показалась красивой, и я поборол желание сказать, что она выглядит великолепно. Она остановилась перед столом и слабо, нерешительно улыбнулась мне.

– Привет, Грант.

– Привет, Рози. Спасибо... э-э... спасибо, что пришла.

Мой адвокат встал и пожал ей руку, одновременно представляясь.

– Миссис Симмонс, я – Линкольн Паркер и представляю интересы вашего мужа. Почему бы вам не присесть здесь, и мы начнем.

Рози кивнула и полуулыбнулась, затем тщательно расправила юбку и села в кресло напротив меня.

– Хорошо, – начал Паркер, перекладывая бумаги через стол к Рози. – Нам просто нужно, чтобы вы просмотрели некоторые из этих бумаг, чтобы убедиться, что...

Рози кашлянула и прервала его.

– Послушайте, я не думаю... я не думаю, что у нас с Грантом одинаковые цели. Я делаю это лишь потому, что чувствую, что должна, а не потому, что хочу или считаю это необходимым.

Паркер кивнул в знак того, что понял.

– Это просто для того, чтобы... э-э... оформить ваше расставание. Оно не обязано стать чем-то постоянным. Это сделает все... проще, независимо от того, как вы двое будете жить дальше.

– Но это – предварительный шаг к разводу, не так ли, мистер Паркер?

– Да, да, так может быть, но это не означает, что развод неизбежен.

Рози печально кивнула и взяла бумаги, просматривая каждую страницу, время от времени качая головой, временами испуская меланхоличный вздох. Наконец, она подняла голову, ее глаза слегка остекленели, а губы сжались в горькую гримасу.

– Простите, но я просто не хочу подписывать это. Я и правда хочу поработать над нашим браком. Я не думаю, что...

– Рози, пожалуйста. – Я старался, чтобы мой голос был мягким, но твердым и непреклонным. – Мне нужно время и пространство. Мы не сможем так просто забыть обо всем.

Она задумчиво пожевала губу, очевидно, обдумывая мои слова, прежде чем ответить.

– Ты хотя бы поработаешь со мной? Подумаешь об этом? Я знаю, что все испортила, я знаю это. Но, Грант, пожалуйста, я не изменщица. Я не искала его и не буду искать снова. В глубине души, я думаю, ты это знаешь. Думаю, ты знаешь, что я никогда не собиралась делать это еще раз, независимо от того, поймали бы меня или нет.

Я на минуту задумался об этом и почувствовал, что по большей части она права. Она не хотела изменять, ее в какой-то степени втянули в это обманом, и я знал, что у нее не такой характер, чтобы быть серийной изменщицей. Тем не менее, я был глубоко уязвлен, а главным оружием были ее действия, поэтому я прочистил горло и тщательно подбирал слова:

– Если я каким-то образом смогу найти путь через это, возможно, если смогу найти способ доверять тебе, способ обойти это... предательство, я сделаю это, Рози. Но до тех пор я не вижу другого пути, кроме как расстаться. Просто не вижу.

На мгновение я подумал, что она собирается возразить, сказать мне, что я не прав, и что разлука – огромная ошибка, но она, казалось, проглотила свою агрессию и сделала паузу, прежде чем заговорить.

– Ладно, – наконец, сказала она, кротко кивнув головой, в то время как в углу глаза сформировалась маленькая слеза и стекла по ее щеке. – Ладно, я подпишу.

Линкольн кивнул и взял бланк.

– Хорошо, тогда вот официальное соглашение. Здесь нужны обе ваши подписи. – Он подвинул бланк через стол к Рози, чтобы она подписала первой. Она взяла ручку, на мгновение замешкалась, а затем медленно написала внизу свое имя. Она мгновение подержала бланк, затем взяла свою сумочку и аккуратно убрала его.

– Простите, мисс Симмонс, но это не для вас. Мистер Симмонс также должен подписать это, и оно останется на сохранении у меня. Вы оба получите копии.

– О... ладно, простите, – неловко и с некоторым смущением ответила она, затем достала бланк из сумочки, развернула его и встала, чтобы передать бумагу мне.

Когда она потянулась через стол, чтобы передать мне бумагу, рукав ее блузки съехал по руке сантиметров на пятнадцать, и так же быстро, как это случилось, она тут же схватила рукав и резко натянула его до запястья, садясь обратно.

Так вот, непреднамеренное задирание чьего-то рукава вверх по руке – это одно из того, что происходит довольно часто и, как правило, настолько совершенно неважно, что едва задевает сознание любого, кто это видит, действие, теряющееся среди миллиона других мелочей, происходящих в любой момент времени.

Но в данном случае это полностью переломило мое душевное состояние.

В тот момент, когда ее предплечье было открыто, я увидел внезапный промельк темного цвета, окрашивающего всю открытую кожу, огромный синяк, который, казалось, был нарисован на ее руке, как уродливая акварель синего, зеленого и желтого цвета, стекающая от темно-фиолетового центра и марлевой повязки. Это было резко и болезненно, и это было именно то, что искала полиция, когда просила показать мои руки.

На мгновение я застыл в ошеломленном молчании, размышляя о том, что только что увидел, и что это значит. Я слышал истории о женщинах, которые поднимали деревья, машины или другие невероятно тяжелые предметы со своих детей во время сильного стресса, истории, говорившие о несметных фонтанах силы, к которым можно обратиться в случае крайней необходимости. Но никогда не видел подобного нападения, вызванного гневом, чистым, без примесей желанием наказать другую женщину, подставившую ее, чтобы разрушить ее брак.

Тем не менее, я увидел это. Прямое доказательство того, что женщина вдвое меньше меня собрала достаточно сил и гнева, чтобы осуществить личное нападение, настолько жестокое, что жертва и полиция даже не рассматривали возможность того, что его совершил кто-либо иной, кроме как крупный, очень враждебный мужчина.

Должно быть, некоторое время я смотрел в пространство, пока последствия того, что я только что увидел, продолжали доходить до меня, потому что Паркер кашлянул, чтобы привлечь мое внимание, и когда я посмотрел на него, он жестом показал на бумагу, как бы говоря: «Подпишите, чтобы мы смогли отсюда уйти». Я посмотрел вниз на бланк, но мои мысли были настолько заняты тем, что я только что узнал о своей жене, что я не мог заставить себя понять, что там написано, даже не мог толком разглядеть слова.

Я поднял голову, чтобы еще раз посмотреть на Рози, и не было сомнений в том, что выражение моего лица по-прежнему было недоверчивым и удивленным, мой рот был открыт, а глаза расширены от изумления. Рози посмотрела в ответ, сначала с выражением беспокойства или даже озабоченности, но затем на ее лице появилась загадочная улыбка, понимающая, слегка озорная ухмылка Моны Лизы, которая подтвердила все мои подозрения.

Мы довольно долго сидели и смотрели друг на друга, пока Паркер еще раз не прочистил горло. На этот раз я даже не взглянул на него, отказываясь отвести взгляд от Рози, пытаясь решить, что именно я должен сделать из этого странного нового откровения.

Наконец, Рози вышла из тупика и начала двигаться, лениво встала, а затем плавно, как кошка, обошла стол и подошла ко мне. Она наклонилась ко мне и прошептала на ухо, хрипло и чувственно, и от ее дыхания волосы на моей шее встали дыбом.

– Можешь подписать бумагу, если хочешь, Грант. Или можешь положить ручку, выйти за мной на улицу и попытаться исправить наш брак. Начать можем сегодня же вечером, отпраздновав то, как я надрала задницу этой сучке-королеве в прошлую пятницу вечером. Все зависит от тебя.

С этими словами она осторожно вышла из комнаты медленным, размеренным шагом, оглядываясь назад, чтобы сверкнуть нервной, затаенной улыбкой и подняв брови, когда закрывала дверь, а я все это время деревянно сидел в своем кресле, все еще совершенно ошеломленный тем, что только что обнаружил.

Я совершенно не знал, что делать. В течение нескольких недель я размышлял о глубине предательства и разрушения доверия, связанного с неверностью Рози, и пришел к выводу, что даже если каким-то образом я и смогу отпустить это, мне потребуется время и разлука, прежде чем я смогу снова попытаться двигаться вперед в отношениях с ней. Но что теперь? Что мне делать с тем, что сделала Рози?

Я полагаю, что более достойный человек пришел бы от ее действий в ужас или отвращение, но, Боже, помоги мне, образ в моем сознании, как она выбивает дерьмо из нашей общей мучительницы, как-то изменил мое мировоззрение. Это – женщина, буквально борющаяся за свой брак и делающая это в немыслимо опасной и агрессивной манере. Как я могу отпустить такую женщину?

Паркер еще раз кашлянул, и я взглянул на него.

– Ну? – сказал он, протягивая руки в напряженном, ожидающем жесте.

Я медленно покачал головой, положив ручку, пожал плечами в знак капитуляции и начал вставать.

– Простите, но я не могу это подписать. Попросту не могу, – сказал я, качая головой в знак извинения, когда он удивленно поднял брови. – Мне правда жаль.

С колотящимся сердцем и с чувством облегчения и предвкушения я отвернулся от него и быстро направился к двери и к моей непутевой, жестокой, прекрасной маленькой жене.