Покупая дом, ты покупаешь соседей. Примерно так звучит народная мудрость, ибо от отношения между соседями зависит твоя комфортная или не очень жизнь. Мир и лад между соседями, мир, дружба, жвачка - все в шоколаде. Необъявленная война и ты тоже вроде как в чём-то коричневом, но это явно не шоколад.

Так получилось, что после раздела имущества при разводе, остался Саня почти у разбитого корыта. Жене досталась квартира, а ему гараж и машина. Гараж, нет спора, вещь нужная. Это и клуб по интересам, и место, куда можно прийти подумать, отдохнуть, просто расслабиться. А машина просто приложение к гаражу. Старенькая, не модная, но стараниями золотых Санькиных рук бегает вполне нормально. Только вот гараж, без слов, это хорошо, но нужна и капитальная крыша над головой. А для её приобретения нужны денежные средства, которых, как обычно, либо мало, либо слишком мало. Но Санька поднапрягся и всё же выкружил себе конуру. А как ещё можно назвать комнату в малосемейке, кроме как конурой. Восемнадцать квадрат, маленькая прихожая и такая же маленькая ванная комната с унитазом, сидячей ванной и раковиной. Но всё же жильё, причём своё.

В соседи Саньке достались по большей части женщины бальзаковского возраста, хотя это и не точно, потому что никто не может сказать, какие возрастные планки ставил тот Оноре да ещё и Бальзак, давая такое определение. Может ведь быть весьма существенный разброс от тридцати-сорока лет до бесконечности. Потому можно принять за основу, что в основном это были женщины в возрасте пятьдесят плюс. Были ещё несколько семейных пар, но они погоду не делали. А перекос в преобладании женской части над мужской объяснялся просто - естественные причины в виде разводов, смерти одного из супругов, просто старые девы. Хотя нет, не девы, просто одинокие женщины, не сумевшие создать семью. В малосемейке они оказались по разным причинам. Кто-то получил эту конуру ещё при Советской власти да так и остался здесь. Кто-то разменял свои квартиры и оставил более комфортабельную жилплощадь своим детям. Кто-то продал квартиру и купил эту маломерку. Причины у всех разные. Единственное, что их всех единило, так осознание того, что это место обитания теперь до самого переезда на ПМЖ на Откормсовхоз, на городское кладбище. И потому люди просто жили.

Сам-то Санька не так уж далеко ушёл от соседок и потому вежливо называл их тётями и дядями. Правда дядь в доме проживало хрен да меленько. И пусть по возрасту почти ровесники, но не станешь же кликать их Клавками, Аньками, Таньками да Маньками. Обзнакомился-то с ними быстро. И всё в Санькиной жизни было хорошо, только вот с женским полом проблемы возникли. К долгосрочным отношениям, обжегшись на своей бывшей, он не был готов. А искать где-то на стороне, рискуя нарваться на бог весть что, это не для него. Так что проблема вырисовывалась та ещё. Благо хоть возраст не подростковый и тестостерон слегка порастратился, не так на уши давит. И раздумывал уж Санёк всё же рискнуть и обратиться к жрицам любви, или, как их ещё называли, к ночным бабочкам, да проблема разрешилась сама собой, причём так, как он и не думал, не гадал.

Общага, пусть и малосемейная, предполагает длинный коридор с непомерным количеством дверей по обе стороны того коридора. Благо хоть не напротив друг дружки, а с разбегом. Иначе было бы так, что открыл один сосед двери, а второй уже открыть не может, места не хватит.

Санька был курящим, но предпочитал дома не курить, выходил в общий коридор. Запах табачного дыма? Бросьте. Здесь парили такие ароматы, что от одной выкуренной сигареты состав воздуха не изменится ни на йоту. По вечернему времени коридор был пуст, поскольку пенсионеры, преобладающая часть населения общаги, в это время смотрели телевизор, этот зомби ящик с его очередными шоу, где ведущие трясли грязные трусы участников передачи, слушали сказки о прекрасной жизни от дикторов, смотрели бесконечные сериалы в стиле "Богатые тоже плачут" или очередной "Дикой орхидеи". Менты, бандиты, миллионеры - хрен поймёшь кто из них есть ХУ. Саньке телевизор был малоинтересен. За день на работе такого насмотришься, что никакой телевизор не покажет. Потому стоял и курил Саня в гордом одиночестве. Почти в полном, потому что хлопнула дверь и в коридор вышла соседка Клава. Точнее Клавдия Степановна, женщина очень уж бальзаковского возраста, гренадерской стати. Всего в ней было слишком. Слишком рослая, слишком плотная, слишком огромная задница, слишком большие титьки. И голос тоже был слишком. Таким голосом в бытность срочной службы подавал команды старшина Санькиной роты Геннадий Иванович Касько. Здоровенный хохол, способный, на взгляд Саньки, запросто согнуть ствол танковой пушки.

Подошла соседка к Саньке, протрубила, хотя и старалась притушить свой ангельский голосок

— Чо стоим? Кого ждём? Автобус? Родишь, покатаешь?

И заржала своей шутке. Да уж, юмор на уровне плинтуса. Но сама Степановна была женщиной душевной, старалась помочь всем страждущим, правда иной раз лучше было оказаться от этой помощи подальше, целее будешь. Саня что-то ответил, заговорили ни о чём, перескакивая с темы на тему, словно блоха по собаке. Пока разговаривали, у Саньки зачесалось там, где, обычно, в приличном обществе стараются не чесать. И зуд был такой нетерпимый, что Саня почесал то место через триканы. Клава это враз приметила, заржала в своей манере

— Чо, свои чужих гоняют? Так ты не стесняйся, руку в штаны сунь за почеши. У меня тоже быват, что зазудится так, чо мочи нет. Так я руку суну да и почешу. А чо, терпеть чо ли ча? Ты чо, Сашко, засмущался? так давай я почешу. Да не боись, не оторву красавца твово.

И тут же сунула руку в санькины штаны, что-то там нащупала.

Женщины у Сашки не было давно и потому его красавец отреагировал моментом, напружинился, надулся от важности того момента, что на него наконец-то обратил внимание хоть кто-то. Степановна же, почуяв возбудившуюся мужскую плоть, вцепилась в неё словно утопающий за соломинку. Хотя то, чо было у Саньки в штанах, на соломинку никак не тянуло. Скорее приличный такой древесный сучок, точнее обломыш ветки. У неё вдруг возникло сомнение, что рука обманывает хозяйку. Вроде щупает, мает вещь, но мало ли что. И потому сдёрнула с соседа штаны едва не до колен. И тут же ахнула, узрев богачество, что хранилось в штанах у Саньки. Не верила рукам и смотрела на вывалившийся член. А тот гордо смотрел в потолок своей багровой головкой. Не верила своим глазам и ощупывала то, что ей показывало зрение.

Пока осматривала да ощупывала, у кого-то из соседей заскрипел ключ в дверном замке. Степановна тут же поддёрнула Санькины штаны, постаравшись придать вид, словно ничего не случилось и никто тут ничем предосудительным не занимается. Мало ли о чём соседи разговаривают в коридоре. А чего не дома? А вот тут у Степановны и возникла мысля в её утомлённом таким же долгим, а может быть и более длительным, чем у Сашки, воздержанием. Мало кто из молодых мужиков обзарится на Клаву, да и из более старшего возраста тоже. К тому же мало их, одногодков. Клава приняла единственно правильное и политически верное решение: в руки такое попало, так не отказываться же. Тут принцип казаков: Что с боя взято, то свято. Затрофеила - пользуйся. Прижав соседа к стене мощной грудью, выдохнула ему в лицо

— Сашко, ко мне пошли. Вона как у тебя стоит, пар надо сбросить. Али на старую не встанет?

Сашка едва не заржал в голос. Вот же дура баба. Стоит же, так чего кружева плести. И не в его положении перебирать и кочевряжится. Он сейчас был готов и бабе Яге засадить, лишь бы избавиться от напряжения. И причиной этого напряжения как раз Клавдия Степановна и являлась. Так что, Клав, разбудила зверя, теперь попробуй его успокоить. А Клавка, приняв молчание соседа за согласие, уже развернулась и пошла к своей двери, потянув Саньку словно буксир баржу, цепко ухватившись за швартовы. Так и вошли в Клавкину квартиру: впереди Клавка, раздвигая воздух мощной грудью, словно ледокол льдины, на буксире Сашка, покорно следующий за буксиром. Затащила Степановна Саньку, на стул толкнула, мигом стянула с него штаны. Да тот шибко и не противился, самому хотелось. Очень хотелось присунуть свою торпеду в Клавкину гавань. А что женщина в возрасте, так это даже хорошо. Не будет никаких претензий, посягательств на свободу. Обжёгся уже на коварстве женщин. Потому не сопротивлялся. По нескольким причинам. Первое - противиться женщине, поставившей себе цель, это чистой воды суицидная попытка. Второе - сам не против, вон как стоит молодец - ебунец. Ну и третье - не было ещё в Санькиной бурной жизни женщин в таком возрасте. Говорят, что они думают будто это в последний раз и такое вытворяют, такое...

Клава стянула с Саньки штаны, выпустив на волю то, что интересовало её больше всего, прижалась к нему необъятным бюстом и задышала в ухо жаром вулканической лавы

— Сашко, Санечка, дай маленько поиграю. Сто лет уж хуй в руках не держала. Дам, сейчас дам, тока маленько поиграю, потискаю. Ух, красавец какой! А уж твёрдый-то, прям дубочек молодой. И чо я, дура, ранне тебя не проверила? Сань, ты не думай, я, еслиф чо, и пососать могу. Пососать?

Да какое сосать? У Саньки уже не просто стоит, перестоял. Ему бы уже сунуть куда, чтоб охладить жар. Потому отказался, настойчиво начав двигать Клаву в сторону стола, одновременно разворачивая её спиной к себе и задирая подол. Трусы на Клавиной заднице отсутствовали. То ли принципиально не носит, то ли сняла по вечернему времени да не надела, выходя в коридор. Да это и к лучшему, не надо заморачиваться, стягивая с необъятной задницы танковый чехол. А то, что Клавкины трусы лишь самую малость уступают сему средству танковой маскировки, Санька ни капли не сомневался.

Клава, вкурив, что от неё требуется, мигом утвердилась, встав в позу и уперевшись руками в стол, выставила свой пышный зад. Ну дык, собралась грибочков поискать, так готовь лукошко. Санька поплевал на ладошку, смочил залупу и задвинул гриб боровик в Клавкину корзину. Судя по количеству влаги, и откуда только у неё она появилась, у женщины в возрасте, это скорее не корзина, а логушок для соления грибов. Да без разницы. Крепко взявшись за Клавкины бёдра, Санёк задвигал задом, то до конца погружая свой гриб в корзинку, то вытягивая его назад, словно раздумывал: Оставить его там или нет? Клава что-то промычала. То ли была недовольна таким резким вторжением, то ли радовалась доставшимся ей на халяву.

— Сашко, не мог потерпеть. На диване-то лучше было бы.

Сашка прорычал

— Молчи, женщина! И подмахивай! Шевели задницей!

Под руку ещё будет говорить, с настроя сбивать. Ебут тебя, так молчи, расслабься и получай удовольствие.

Правда продлилось всё это не долго. Длительное воздержание сказалось ожидаемым образом. Зарычав, Сашка кончил, обильно заполняя теперь уже точно логушок. И даже успел слегка смутиться в ответ на такую свою скорострельность. И Клава пробурчала что-то нелицеприятное. Ну это как в анекдоте, когда девушка спрашивает парня на тему, чтобы он стал делать, если бы точно знал, что до конца света осталось десять минут. Тот в ответ, что занялся бы с ней сексом. А девушка переспрашивает: А в остальные восемь минут что делать будешь? А Санька вдруг с удивлением понял, что кончить-то он кончил, только вот ножка и шляпка у его грибочка оказались на редкость крепенькими и сморщиваться вовсе не думали. А раз так, то Сашка с изнава задвигал задом, старательно впихивая свой грибок в корзинку. И Клава припухла, перестала ворчать, что-то проохала, резче зашевелила задом, поняв, что всё это было лишь началом, своего рода прелюдией перед основным действом. А сейчас её будут драть не по-детски. До мозолей, до невозможности нормально ходить, а лишь в раскорячку, как матрос на берегу после многомесячного плавания.

Два голых человека развалились на диване. Их тела блестели от пота. Клава во время страстного соития сняла платье. Мешало ей, титьки давило. Погладив грудь молодого любовника, спросила

— Сашко, исть хочешь?

— Неа.

— Тагда хоть чаю.

— Какой чай. Я даже двери не запер, хата нараспашку. Пойду домой. Вот отдышусь и пойду.

Клавдия заухала совой, что должно было обозначать смех.

— Во как ипстись захотел, за пиздой побёг, даже дом не запер.

Санька возмутился

— Кто побёг? Я? Да ты меня силком к себе утащила, изнасиловала, до суха выдоила. Мне совсем непонятны твои претензии. Обижают меня здесь, не любят, пойду я домой.

Клавка придавила мужика к дивану, не давая дёрнутся. Да куда дёргаться, когда на тебя танк наехал.

— Не обижайся ты. Я же шуткую. Ты лучше мне вот чего скажи: ты ишо ко мне заглянешь али нет?

Отпустила парня, но ответ дождалась. Сашка собирал одежду, одевался, ответил

— Да куда я денусь, приду, конечно. Женщина ты знойная, даром, что в возрасте.

Клавдия Степановна оценила ответ любовника

— Ты, Сашко, сердце на меня не держи. Как ты меня отъёб, я будто пьяная до сей поры, несу что попало. - Погладила пизду. - А уж ей-то как ты глянулся. Скучать ить будет, плакать слезьми горючими.

Санька засмеялся

— Ну с этим мы ей поможем. Не успеет заскучать, а я уже тут как тут. А пока пошёл я. Не скучай.

Чмокнул подругу в губы, потопал на выход. Клавка пробормотала вслед

— Как же, не скучай. Разбуробил всё, а теперь не скучай. Да я сама к тебе прибегу, оглянуться не успеешь. Ишь, жди милости, Клава. Нет уж, нас учили, что не надо ждать милости, самим надо брать.