После часового купания, дружно принялись за работу. Разгрузили автомобили, разметили границы будущей стоянки, определили место для приготовления пищи, и не менее важного - сортиров для мальчиков и девочек. Установили, привезённые с собой дощатые кабинки.

Уложили поверх травы настилы, поставили над ними шесть больших армейских палаток. Укрепили надёжными растяжками их каркасы.

Одну определили, как временный склад, снесли в неё матрацы, одеяла, подушки, посудную утварь.

Обычные двухместные палатки для руководителя похода, физрука, вожатых и повара поставили в соседнем ряду. Палатку с красным крестом – отдельно, как медпункт и, если понадобится - изолятор.

Были выкопана, обложена брусьями и накрыта плотным брезентом землянка для содержания продуктов. В дальней стороне лагеря - яма для хозяйственного мусора.

При одном перерыве на перекус, трудились до приближения сумерек.

Оглядывая освоенную территорию Большаков не без удовольствия констатировал:

— Выглядит, как настоящая воинская часть! Разве что - часового не хватает...

Вот тут явилась внезапная проблема! Кого оставить за сторожа? Не тех же двух отпускниц, что, освоив медицинскую палатку, разложили в ней личные вещи и до сих пор продолжали плескаться на песчаной косе!

Сторожа на велосипедах, о которых говорил завхоз так и не приехали. Сам завхоз со своими помощниками спешили вернуться в пионерский лагерь, чтобы отправиться в город за продуктам. Пионервожатые тоже были заняты - принимали автобусы с детьми, что прибудут в «Ястребок» утром. А Сенечка не мог остаться из-за Томочки, которой с наступлением сумерек всюду виделись ядовитые змеи.

— Придётся тебе охранять всё это добро, - сказал завхоз, отведя Большакова в сторону.

Бывший пограничник испытывал неловкость от недоработки со сторожами и всё повторял:

– Может запили... Аванс я им дал... Или просто забыли...

Борису было искренне жаль пожилого ветерана:

— Ты, Иван Захарович, не убивайся. Могли день перепутать. Собирались то мы оперативно. Завтра прибудут. Я тут подежурю. Добро сохраню, когда приедут твои архаровцы, всё передам под их охрану. А ты, как с продуктами справишься, заедешь за мной. И прихвати кого-нибудь для подстраховки. Вдруг те, не появятся. Мне в «Ястребке» тоже надо быть...

— И тот так! – качнул седой головой Захарыч, продолжая сокрушаться: - И договор подписали, и обязательства... Аванс получили...

— Езжай, Захарыч. Скоро совсем стемнеет...

Завхоз было шагнул к грузовикам с людьми, но вернулся:

— Забыл отдать тебе фонарик... И, Боря... Кроме тебя, об этом моём проколе никто не знает...

Большаков понимающе кивнул:

— И не узнают. Всё будет на ять!

— Спасибо! Главное, чтобы НАША не проведала...

Глядя в его удаляющуюся спину, Большаков сочувствовал:

«Боевой офицер... Орденоносец... А начальницы боится, как чёрт ладана...»

Включив габаритные огни, грузовики двинулись в сторону «Ястребка».

Со стороны пляже продолжали слышаться всплески и весёлость резвящихся в воде отпускниц.

Борис почесал затылок и, решив, что, учитывая оперативную обстановку в которой фигурировали две аппетитные самочки, будет разумнее не бодрствовать, а час-полтора покемарить - отправился в складскую палатку, где его ждала гора удобных для отдыха матрацев...

...

Девушки шли в лагерь прикрытые темнотой и узкими полотенцами, когда в них уставился луч карманного фонарика.

— Стой! Кто идёт?

— Ой!!! Кто тут?! – вскрикнули в один голос подруги, и до смешного быстро присели.

— Свои, - сказал Большаков, отводя свет фонарика в сторону.

— Борис Петрович, это вы?

— А кто же ещё?

— Мы вас узнали по голосу... Не светите, пожалуйста... Нам надо пробраться в нашу палатку.

— Как же, на такую красоту и не видеть... - луч света скользнул по голым ножкам и передрался на крону мощного дуба: – Дорогу к своей палатке найдёте или проводить?

— Проводите, пожалуйста. Только в лицо не светите. И так - хоть глаз коли, а после фонарика – вообще...

— Ладно. Ступайте вперёд, буду подсвечивать сзади...

В темноте зашушукались:

— Пусть светит... Подумаешь, задницу увидит... Полотенцем прикроемся... Тут не далеко...

— Давай лучше фонарик попросим... Борис Петрович, можете нам его дать?

— Берите... - фонарик продолжал стыдливо освещать лишь дубовую листву.

Послышалось перемещение. Из темноты проступила изящная рука. Взяла источник света: - Спасибо...

— Пожалуйста.

Мимо Большакова двинулось душистое, пахнувшее речной свежестью и включило направленный в землю пучок света.

Две пары крепких, голенастых ног с упругими икрами и едва прикрытыми бёдрами, двигались перед Борисом Петровичем, как великолепное чёрно-белое кино эротического содержания, настолько насыщенного эмоциями, что, разбирающийся в пропорциях женского тела художник, не преминул по-кавказски щёлкнуть языком:

— Вах-вах! То, что вижу, ОЧЕНЬ хочу!

Захихикав, молодицы нырнули в палатку. Теперь они были в безопасности и щебетали беззаботно, как получившие свободу птички.

— Фонарик верните... Надо костёр развести, - пересиливая их весёлое чик-чирик, сказал Большаков, присев на траву. Потом поднялся и переместил своё преисполненное приятных ожиданий тело на несколько шагов в сторону:

«Ещё подумают, что подглядываю...»

У девушек, как оказалось, тоже был фонарик. Они просто забыли его в палатке. Теперь, откопав столь нужную вещицу в глубинах хозяйственной сумки, подсвечивая друг другу, быстро облачались в спортивные костюмы.

— Вот, - высунулась из палатки рука с фонарём Бориса Петровича. - Спасибочки! Мы свой нашли...

— Тогда дружно идём к реке, собирать хворост...

— Я готова! - возле Бориса стояла медсестра Наталья.

— И я... Сейчас... Вот только найду, куда положила спички... - поддала из палатки голос повариха Зоя.

...

Языки пламени лизали сушняк, посылая в небо первой летней ночи бесконечные пунктиры лёгких, как пепел, стремительных искр. Собранный сушняк аккуратной кучкой лежал сбоку от сидевших на бревне троицы. В подвешенном на жердину котелке набирал ароматную силу крепко заваренный чай.

Бутерброды с добротными слоями из докторской колбасы, сливочного масла и российского сыра, усиленно поглощались Борисом Петровичем, который вдруг осознал, что на самом деле дико проголодался.

«Лучше переесть, чем недоспать!» вспомнилась бывшему мотострелку поговорка старшего сержанта Намаконова. И, несмотря на её несуразность, уминая приготовленные девушками бутерброды, он, весело поглядывая на кормилец, приходил к заключению, что гавнюк Намаконов в чём-то, был прав.

Девушки, с умилением хлебосольных хозяек смотрели, как этот, богатырского телосложения мужчина уничтожает их запасы на выходные.

— А как же вы? Почему не едите? - спохватился Большаков после поглощения очередного сэндвича.

— Да мы уже перекусили... - ласковым голосом уверяла повариха, подавая «охраннику лагеря» кружку со свежеприготовленным чаем. – Кушайте и пейте чаёк, Борис Петрович. В нём сладкая энергетика. Может пригодится...

«Такое ощущение, что эту рекомендацию, я уже где-то слышал, - прихлёбывая приятный напиток, думал БП, поглядывая на озарённое костром личико хорошенькой женщины...»

«Три дня назад, в лагерной столовой. – напомнил Петрович. - Она уже тогда тебе, мой шеф, приглянулась...»

«Точно, так и было! – согласился с первой ипостасью охотник на замужних бабочек. – Теперь я её не упущу...»

Взгляд сытого самца перешёл на подругу поварихи, что положив голову на обхваченные руками колени, изучала подвижные лепестки пламени.

«И эта Наташа тоже будет наша...»

— Говорят, человек может бесконечно наблюдать за тем, как горит огонь, течёт вода и как работают другие, - проговорила с задумчивой интонацией обречённая на заклание Натали.

— Вот что, девчата! – сказал Борис Петрович самым решительным тоном, - или поглощаем ваши запасы вместе, или я объявлю голодовку!

— Ха, посмотрите на него! Как все мужики. Один в один. Стоит набить желудок – сразу командуют! – «возмутилась» Зоя. Забрала у едока пустую кружку и, пересев к подруге, что-то быстро шепнула. После чего заняла прежнее пригретое ею место. Повертела головкой в разные стороны и, вдруг, скомандовала:

— Ату его!

Девицы разом навалились на неблагодарного едока, повалили с бревна на притоптанную траву. Столь внезапно и дружно, что БП завалился на спину увальнем, задрав к тёмному небу ступни обеих ног.

— Ой, сейчас кроссовки загорятся! - сообщил атакующим Борис и едва те озирнулась, обхватив девчат руками, прижал к себе и, лёжа на спине, не выпуская верещащих подмышками озорниц, сделал мах нога через голову назад – прочь от костра, сотворив тем самым кульбит с прижатыми к нему хохотушками. Те моментально оказались под прессом. Беспомощные и притихшие.

— Ну что мне теперь с вами делать? – спросил Большаков, прислушиваясь к сопению одной носопырке, потом к другой - живы ли?

— Что хочешь, - отозвалась придавленная тяжёлой рукой повариха.

— Ага, чего желаете? - сказала из-под другой бицепсы медсестра Наташа.

— Желание придумаю позже. А сейчас признавайтесь – что из припасов у вас ещё осталось?

Вот так вопрос к поверженным! Не удивителен ли?

— Яйца... Огурцы...

— И помидоры...

— Ещё булочки... сдобные.

— Яйца варёные?

Дружное: «Угу» подмышками.

— Тогда делаем так. Сейчас едите по два яйца, потом – огурец, потом - булочки с чаем. Помидор можете оставить мне. Договорились?

Опять понятливое: «Угу».

Борис Петрович ослабил хват.

— Что медведь заграбастал! – выползла из-под физрука повариха.

— Задушить мог сдуру-то... - отряхивалась в темноте медичка.

— Силушку девать некуда? Поберёг бы на благое дело...

По этой реплике поварихи Большаков понял, что благое дело было не за горами...

Подсвечивая фонариком, хихикающие подружки направились к своей палатке.

...

Большаков, как лежал на спине, так и остался лежать, запрокинув мордель в звёздное небо. По его физиономии гуляла глумливая улыбка. Ещё бы - его ипостаси спорили с пустой, как барабан, башкой, которая повторяла, словно помешалась:

«И ту и эту... И ту и эту... Много раз... Всю ночь до утра... И ту и эту...»

«Эй, - остановил планы сексуального марафона ипостась по имени Петрович, - порошок-то у тебя, патрон, в «Ястребке» остался...»

«Ну, и шо? Всё- равно оторвусь и с той, и с этой...»

Третья ипостась по имени Я тоже сомневалась: «Многократно?»

Лишь счастливый Борик радовался в патлатой башке предстоящему траху:

«Шеф и без китайского порошка справится!»

«И ту и эту, до утра... И ту и эту...» - принимала его поддержку вихрастая головушка.

...

(Внимательный читатель, знающий про какой китайский порошок идёт речь, порадуется, что замечательная смесь, попавшая к Борису Петровичу Большакову тринадцать лет назад от проводника скорого поезда «Владивосток» - «Новосибирск», сохранилась. Кто же не в курсе о чём идёт речь, обратитесь сериалу «Продолжение Начала или Отпускник» и будите в курсе.)

...

— Эй, там, в палатке! - зычно произнес, лежащий на траве Большаков, - Объявляю своё основное желание – «Хочу спать с вами обеими в одной палатке!»

— Зачем? – тут же поинтересовалась Наталья.

— Боюсь темноты. – признался Большаков.

— Хитрюга! Знаем, как вы её «боитесь». Если что-то задумали, сразу предупреждаем – ничего не выйдет.

— А чё? Пусть спит. Теплее будет... - сказала уступчивая Зойка.

— Зая права, - сказал хитрец. – Ночи-то ещё холодные и с реки сыростью несёт...

— Только без глупостей, - повторила окольцованная Натали.

— Какие глупости? Всё будет ОЧЕНЬ по-серьёзному.

Многозначительный каламбур вызвал у девушек, начавших укладываться, очередной всплеск нервной весёлости.

— Только нужен матрац. На двух нам втроём будет тесно...

— И одеяло с подушкой...

— Само собой. И одеяло, и подушка, и простыни... - Большаков отправился в сторону «склада».

Три матраца легли аккурат от стенки до стенки. Подушки о одеяла тоже были уместны. Подавая простыни Большаков сказал:

— Положите поверх одеял... Чтобы не те кололись...

— Борис Петрович, вы что, голышом спать собираетесь?

— Вообще-то люблю спать в чём мать родила. Но сегодня сделаю исключение, посплю в трусах. Танковых. Случайно прихватил...

— О, господи, час от часа не легче... - «огорчилась» повариха.

...

Когда, сбегав с фонариком за кустики, подруги явились баиньки, их ждал сюрприз - гость лежал посредине палатки раскинувшись на всю её ширину. А его танковые трусы топорщились пирамидой Хеопса.

— И где же мы ляжем? – осветили почти голого наглеца хозяйки, демонстративно «не замечая» торчащее.

— Места, хоть отбавляй! – похлопал Борис по бокам от себя. -Выбирайте любое!

С минуту девушки шушукались снаружи.

Наконец, определились и, помогая друг другу подсветкой, стали лезть через ножища гостя, каждая под свою стеночку.

— Может, хотя бы руки с подушек уберёте? – высказала претензии Зойка.

— Не получится. Привык спать на спине и только расслабленной позе... Я же старый холостяк... Да вы, девушки, не стесняйтесь, ложитесь головами на руки... Ваши головки лёгонькие, им не помешают...

— Ага «старый». А тут что у «старого» торчит? – повариха Зоя зацепилась-таки коленом за верх «пирамиды».

— Торчит то, что должно торчать. Оно вас не тронет, если вы не будите к нему прикасаться...

— Послал бог жильца! – ворчала повариха. - Да уберите ручищу!

— Ладно, - уступил Большаков, укладывая себе на грудь правую длань из соображений, подсказанных Петровичем:

«Чем вагину офицерши дрочить будите, сэр?»

Именно с медсестрички советовали начать оперативные действия ипостаси нашему герою. Для них жена офицера тоже была слегка подзабытая тема.

Довольная малым успехом повариха завалилась на правый бок, а Наталья ещё какое-то время мостилась на упругом, по-домашнему удобной бицепсе старшего физрука. Сразу вспомнился муж. Тот любил, когда голова верной супруги лежала поближе к плечу...

— Лишь бы не храпел... - сказала медсестричка в брезентовое пространство палатки, устраиваясь поудобнее.

— Это я вам гарантирую. – заверил БП. - Гасите свет, девочки. Будем давить тимоху...

— Кого?

— Тимоху, - повторил наглец. – Всё! Общий отбой!

...

В одном из учебных походов нам Кавказе, Борис Петрович случайно услышал о себе весьма лестное. Разговаривали молодые значкистки и альпинистка - разрядница, с которой Большаков уже побаловал «малыша».

На вопрос начинающей альпинистки к старшей подруге, спала ли она в палатке с Большаком? Замужняя разрядница, после некоторой паузы, ответила: «Разе с ним уснёшь?»

Нечто похожее происходило под кровом «медицинской» палатки на «Речной косе».

Поварихе Зое не спалось из-за памяти того, во что уперлось её колено. Она мысленно представляла это пирамидовидное препятствие и растворялась в умозрительном заключении, что под куполом танковых трусов должно быть нечто ОЧЕНЬ примечательное: высокое, твёрдое и, непременно - трудолюбивое. Одним словом - не член, а – убивец! То, чего, у мечтающего о личном автомобиле мужа, отсутствовало.

Зою начало легонько трясти. Она, как могла, сдерживала эту нервную дрожь. Лежала тихой мышкой, пока не додумалась удостовериться в «страшной» догадке. Надумала рискнуть - случайным движением «сонной руки» проверить, так ли это?

И почти приступила к проверке. Но, именно в этот момент лежащий рядом мужчина повернутся со спины на бок, в сторону Наташки. Торчащий предмет оказался по ту сторону массивного бедра Бориса Петровича.

Зойку обуяло глубокое разочарование, схожее с чувством пассажирки, опоздавшей на нужный автобус. Прикусив обиженную губку, Зойка стала потихоньку «горевать».

В палатке продолжала царить тишина (лесные звуки извне были не в счёт).

Но вот - послышалось осторожное движение... Вздох или выдох... Шептание...

«Разведчица» напрягла слух (в полной темноте это делается запросто).

По ту сторону «горы мышц» происходило что-то интересное. Мужской шёпот, похоже, уговаривал... Женский тихо возражал... Переговоры постепенно усиливались. Зойкиному слуху стали доступны некоторые слова.

Женское «не надо!» звучало всё чаще...

Отчётливо прозвучало мужское:

— Только оцени, каков красавец...

После долгой возни, опять мужское:

— Да, она уже спит... Мы помаленьку...

Опять возня. И, почти громкое:

— Нет, нет, нее-е...

Следом – тихое и протяжное, словно рот прикрыли ладонью:

— Ооооооох...

«Гора мышц» начала движение. Этого не было видно, но Зойка чувствовала, как та размеренно покачивается, толкая жопой и её обиженную задницу.

Свершилось! Только полная идиотка не поняла бы, что рядом, буквально впритык от притихшей, сохраняющей верность мужу Зайки, старший физрук «Ястребка» начал ебать, выбранную для ЭТОГО ДЕЛА - подругу.

Не её, хорошенькую, и вполне сдобную Зореньку, а худосочную Наташку. И то: высокое, твёрдое и работящее, теперь гуляло в Наташкиной манде.

И так захотелось Зореньке оказаться на месте этой дуры! Так нестерпимо засвербело между ног! Так захотелось отомстить своему придурку, отправившего её - покорную, любящую супругу зарабатывать на какой-то ебаный «жигулёнок», на какую-то «Косу», где она должна терпеть это издевательство над женской честью! Так возжелалось принять на себя чужого мужика с большим красивым хуем (к тому же – неженатого)! Что наша повариха, едва сдерживая утробное поскуливание, встала на четвереньки и поползла к выходу из палатки.

«Уходит!» - запаниковал Борик, рассчитывающий на групповичок.

«Никуда не денется, - кайфовал от проникновение в узкое лоно медсестры ненасытный Я. – Выебем эту, займёмся той...»

Петрович только кряхтел от удовольствия. «Давненько он не имел полового контакта с офицерской жёнушкой! Годов этак...»

Попытался прикинуть и сбился. Потому что, как известно, даже ипостаси, соскучившись по женскому телу, слегка глупеют. Тем более сейчас, когда пришёл момент оплодотворения – самый значимый миг для каждого блядуна, мечтающего оставить на Земле, как можно больше себе подобных...

А Большаков трудился в поте лица. Спешил возместит потраченное на уговоры время. Заполнял жену капитана и будущей бляди животворящим семенем густой малафьи, при этом, думая об её муже, несчастном офицеришке по-французски:

«Salut, mon cerf inconnu. Obtenez un cadeau de Boris Bolshakov!»

«Привет, мой незнакомый олень. Получай подарок от Бори Большакова!»