Два определения для не юристов:

Сертиорари - судебный приказ или распоряжение, с помощью которого вышестоящий суд пересматривает решение нижестоящего. Однако, на самом деле пересматриваются только действия нижестоящего суда. Это не апелляция.

Черная дама - дама пик, является худшей картой, которую можно вытянуть при игре в червы, любимой студентами-юристами, и мне неясно, почему студенты-юристы предпочитают эту игру.

Также я не возражаю, если вы будете меня бомбить, но, если сделаете это, я считаю, что вы должны дать объяснение. Если не хотите объясняться публично, пожалуйста, напишите мне.

И, наконец, оговорка. В этом рассказе есть твердые ссылки на насилие и нет добровольных куколдов. Если это вас оскорбляет, не читайте.

Патрик

Я - Патрик Салливан, муж Лауры Паркер. Думаю, тот факт, что она не пользуется моей фамилией, кое-что говорит о наших отношениях. Проблема в том, что до недавнего времени я был довольно слеп и глух, когда дело касалось «той, кто скоро станет моей бывшей женой». Считайте меня одним из тех несчастных, что ослеплены настоящей красотой, а очнувшись, понимают, что совершили большую ошибку.

Сейчас я сижу в зале суда, обычно это мое любимое место, но не сегодня, поскольку я - клиент, а не адвокат. Мой адвокат Джеффри Дэвис (зовите меня Джефф) излагает мое дело судье Роксане Клермонт, которую в здании суда Ван Паттен ласково называют Рокки. Не в честь вымышленного боксера, а в честь мультяшной белки. Не могу точно сказать, откуда у нее такое прозвище. Возможно, дело в ее высоком гнусавом голосе.

Рокки не слушает старого доброго Джеффа, основные качества которого заключаются в том, что он компетентен и выставляет разумную цену. Адвокат моей жены - совсем другое существо. Анжела Цинк - высокая, холодная блондинка в возрасте около сорока лет, которая может и очевидно пытается выглядеть на тридцать. Она одета не в типичную женскую адвокатскую форму – пиджак в темную тонкую полоску и черные брюки - Анжела одета в платье цвета шампанского, спускающееся чуть ниже колен и имеющее высокий кружевной воротник. Она элегантна и женственна и, кстати, просто БЕСПОЩАДНА.

Я был в достаточном количестве залов суда, чтобы знать, когда на меня устраивают засаду. Так что, поверьте мне на слово, это - засада. Все должно было быть достаточно просто. Соглашение о раздельном проживании подписано. Несправедливое соглашение, но в момент его подписания я был в очень злом настроении, и все карты были в моих руках. Я угрожал отправить в тюрьму ее парня. Да, я - рогоносец. Тем не менее, я ожидал, что мне придется иметь дело с людьми моей жены, и мой нрав остыл, так что, Джефф был вправе вести переговоры.

У Лауры был другой план. Я понял это, когда она появилась в новом платье. Дело было не в том, что оно было новым. Это было то, что лучше всего можно описать как «платье Сьюзи-домохозяйки». Что-то вроде «О, в качестве подарка я пеку к праздникам печенье». Ее волосы были убраны в хвост, и она сморкалась в салфетку. Анжела была достаточно любезна, чтобы предоставить коробку салфеток. Лаура не печет. До того, как мы стали жить вместе, я не уверен, что она вообще знала, что такое кухня. В ее семье бытовали шутки по поводу отсутствия у нее способностей к домашнему хозяйству. У нее - три сестры, и все они смеются над ее умением вести домашнее хозяйство. Она - высокопоставленный адвокат по облигациям и ни капли не стыдится того, что не домохозяйка.

Я схватил Джеффа:

— Вызови ее как свидетеля, гарантирую, что она не продержится и пяти минут.

Джефф мог лишь с разочарованием посмотреть на меня. Его и так основательно потрепали.

— У вас есть что добавить, мистер Салливан? - спросил Рокки.

— Ваша честь, я просто попросил своего адвоката показать суду, что, несмотря на то, как моя жена выглядит сегодня, она - очень компетентный адвокат, а не брошенная домохозяйка.

— Суд хорошо осведомлен о роде занятий сторон. Позвольте напомнить вам, мистер Салливан, что это - не уголовный процесс. Здесь нет ни вины, ни невиновности, а только проблемный брак, - Рокки сделала паузу, а затем спустила на меня стрелу.

— Я убеждена, что стороны, возможно, разошлись в спешке. Действующий закон позволяет мне в соответствующих случаях назначить консультацию. Поскольку миссис Салливан уже начала консультации с национально признанным консультантом, и поскольку она согласилась взять на себя все расходы, я распоряжусь о проведении консультаций здесь, - сказала она, а затем что-то пробормотала.

— Я сказала, что консультации раз в неделю до тех пор, пока суд не будет удовлетворен.

Джефф собирался возразить, что никогда не слышал о таком, но я схватил его за локоть и остановил.

— Мы влипли. Все уже решено, - сказал я. - Нет смысла причитать.

Затем я кивнул Лауре и ее адвокату и выдал свою лучшую улыбку «это еще не конец».

***

Потребовалось две недели, чтобы я получил письменный приказ, и то только после того, как я пригрозил, что не выполню его, если не получу в письменном виде. Мой друг Стивен Фицджеральд просмотрел со мной приказ судьи Роки Клермонт.

— Ты должен восхищаться Солом Соломоном. Он - чертовски умный адвокат, - сказал Стив, покачав головой.

— Прости меня, если в данный момент я не нахожу его достойным восхищения.

— Эй-эй! Ты забываешь, что это мы здесь плохие парни. На его стороне правда, справедливость и американский образ жизни, не говоря уже о большинстве судей в этом штате.

— Не понимаю, к чему ему вмешиваться.

Мы не питали иллюзий по поводу того, что Лаура сама добилась приказа на консультацию по браку. Логичным противником была сука Цинк, но потребовалось лишь немного поспрашивать в суде, чтобы выяснить, что за день до слушания судья Клермонт обедала с главным административным судьей. Тяга на таком уровне должна исходить от очень влиятельного человека.

— Ты унизи свою жену и ее любовника, причем оба являются партнерами в его фирме. Люди знают, что ты их трахнул. Тот факт, что никто ничего не может доказать, пока Лаура и Фрэнк держат язык за зубами, не делает то, что ты сделал, менее унизительным, - сказал Стив.

— Но этот приказ просто смешон, он никогда не будет поддержан, - сказал я.

— Патрик, пожалуйста, скажи мне, что все то время, что ты провел в офисе окружного прокурора, не сгнило в твоем мозгу?

— Нет. Я понимаю, что ему не нужна победа. Он тянет время, но как долго это может задерживать дело, - спросил я, указывая на приказ.

— Зависит от того, что будешь делать ты. В приказе говорится о брачном консультировании, которое оплачивает другая сторона, с отчетом через месяц. Он также выбирает консультанта, который хорошо известен и имеет высокую квалификацию. Но он не устанавливает дату окончания и требует длительных поездок. Кроме того, он выбрал консультанта, приемлемого для твоей жены, но не для тебя - все это отличные вопросы для апелляции. Интересные вопросы, созданные для того, чтобы дать суду основание потратить время на написание.

— Хорошо, так как же мне бороться с большой юридической фирмой со всем ее влиянием?

— Мы им подыграем. Через шесть месяцев я перенесу дело обратно в календарь к старой доброй Рокки.

— И что тогда заставит ее действовать?

— Сертиорари - либо она даст развод, либо мы обвиним ее в том, что она не приняла решение. Даже если Сол попытается задержать нас в апелляционном суде, мы можем заставить ее принять решение, а решение здесь возможно лишь одно - правильное! - объяснил мне Стивен.

— Как всегда, ты прав. Я это вижу, но терпеть не могу, когда меня подталкивают таким образом.

— Ну, и как у тебя обстоят дела с гордостью?

В ответ я смог только проворчать.

— Это цена, которую ты платишь за месть. Надеюсь, она того стоит, - сказал он.

***

Во второй вторник апреля я оказался в офисном здании на Пятой авеню в Нью-Йорке. Утром приехал на поезде - билет в оба конца стоил сто два доллара. Не так уж и много, но более четырехсот долларов в месяц, как раз достаточно, чтобы подорвать бюджет бедного помощника прокурора. Они решили, что я полезу за деньгами, которые вымогал у Паттерсона, и они меня заловят. Я улыбнулся тому, насколько они меня недооценили.

Здание находилось на приличном расстоянии пешком от Пенсильванского вокзала, но не невозможном. Встреча проходила на седьмом этаже одиннадцатиэтажного здания. Офис, в который я в итоге вошел, был настолько не угрожающим, насколько это вообще возможно. Журналы на тумбочках вперемешку с книжками-раскрасками и мелками. Здесь не было секретаря или секретарши, на табличке было написано, что нужно позвонить в звонок, что я и сделал.

Меня впустила шестидесятилетняя женщина в охотничьем зеленом платье до щиколоток. Во внутренней комнате стояли четыре больших мягких кресла и маленький журнальный столик. К дальней стене был придвинут небольшой письменный стол. Комната была не очень большой, и была освещена и украшена так, чтобы создать теплую интимную атмосферу.

Лаура уже была там. Было ясно, что они разговаривали, и я не сомневался в том, что тема разговора была важной.

— Здравствуй, Патрик, меня зовут Белла. Я предпочитаю, чтобы мы использовали здесь только имена. Значит, будем Белла, Лаура и Патрик. Устраивает? - сказала Белла, обратив на меня пару проницательных темно-карих, почти черных глаз.

— Наверное, так и должно быть, - сказал я.

— Я знаю, что ты не хочешь находиться здесь, но раз уж тебе приходится это делать, пожалуйста, попробуй. Я хочу лишь помочь. Было бы обидно отбросить шанс на помощь из-за гордости, - сказала она.

Я молча кивнул.

— Хорошо, тогда правила. Ты должен посещать одну сессию в неделю вместе, а до этого у каждого из вас будет пятидесятиминутная консультация со мной, на которой ты сможешь поговорить о чем угодно, но, надеюсь, о том, зачем мы здесь.

Она сделала паузу, затем продолжила:

— Ты не можешь пропускать сессии, не нарушив постановление суда; однако, если появится что-то важное, мы можем сессию перенести. В данном случае из-за открытого постановления я должна ежемесячно отчитываться перед судом. Я сообщу суду, когда сочту, что вы оба готовы прекратить консультирование. Это приемлемо? - спросила она, глядя на меня, а не на Лауру.

Я кивнул в знак согласия.

— Хорошо, поскольку ты меня не знаешь, Патрик, позволь мне сказать, что я - доктор медицины и доктор философии с тридцатью с лишним годами стажа в сфере консультирования по вопросам брака. Я написала на эту тему несколько книг и в настоящее время преподаю в Нью-Йоркском университете.

— Теперь логистика, мне сказали, что ты можешь быть свободен по вторникам, Патрик, и Лаура сказала, что в этот день она тоже будет свободна.

— По вторникам у Патрика вечерний суд, - сказала Лаура, как жена, непринужденно объясняющая расписание своего мужа, как будто в мире нет ничего страшного.

— Вторник подойдет, но мне нужно успеть на поезд в 1:20, - сказал я.

— Но мы можем поехать вместе, - сказала Лаура.

— Нет!

— Нет проблем; есть ранние утренние поезда. Я встречусь с Лаурой в 9:00 утра, с Патриком в 10:00, а с вами вдвоем в 11:30, так что, у Патрика будет достаточно времени, чтобы успеть на поезд. Отсюда он сможет дойти до станции Пенн. Но, Патрик, у вас двоих будет домашнее задание, которое вы должны будете делать вместе, и для его выполнения вы можете иногда находить удобным использовать время в пути. Это - не требование, просто мысль, - сказала Белла, завершая эту часть встречи.

— Ладно, для начала, я не выношу суждений и не оцениваю вину. Я здесь не для того, чтобы определять, хорошо или плохо то, что случилось. Во-вторых, я не разделяю вас на преданных и предателей. Жертва измены и изменщик. Вы - два человека в браке. Один из вас сделал нечто, причинившее боль другому. Вам обоим нужно с этим разобраться и принять свою долю ответственности за случившееся. Не равную долю, но какую-то часть, - сказала она.

— Значит, она изменяет, а виноват я? - сказал я.

— Разве я сказала так, Патрик? - спросила Белла, как будто разговаривала с маленьким ребенком.

— Я сказала, что каждый из вас несет ответственность, но не в равной степени. Так что, ты, Патрик, виноват не полностью, но должен взять на себя часть ответственности за то, что случилось, - сказала Белла, вернув себе самообладание и бросив на меня взгляд, говорящий «остынь, ублюдок».

— Наконец, я здесь не для того, чтобы удерживать вас вместе. Мы оценим, что для вас двоих будет лучше. Надеюсь, мы сможем принять консенсусное решение о том, что лучше для вас обоих.

После этого она попросила Лауру рассказать ей о нашем браке, не обсуждая неверность. Пока Лаура рассказывала, Белла не сводила с меня глаз. У меня сложилось впечатление, что она пытается заглянуть мне в душу.

Когда сеанс закончился, она проводила нас к выходу и, наклонившись ко мне, прошептала:

— Пэт, я знаю, что ты не хочешь сюда приходить, но надеюсь, что у тебя достаточно мужества, чтобы воспользоваться этим.

С этими словами мы расстались. Я знал, чего хочет Белла, она намеревается уничтожить мою гордость, чтобы я вернул себе Лауру и стал покорным ковриком для своей жены. Этому не суждено случиться.

В поезде на север я включил свой телефон в Интернет и стал просматривать новости, чтобы найти себе занятие. На сайте газеты «Таймс Юнион» был заголовок.

ВРЕМЕННЫМ ОКРУЖНЫМ ПРОКУРОРОМ В ВАН ПАТТЕНЕ НАЗНАЧЕН НЕИЗВЕСТНЫЙ.

В сопроводительной статье приводились практически голые факты. Когда я был принят в коллегию адвокатов, где учился в юридическом колледже и как долго работал в офисе окружного прокурора. Больше у них ничего не было. Это, как я полагал, появится позже, спекуляций будет много. Пусть гадают. Но лучше всего, чтобы Лаура была в ярости. Она узнает, как я это сделал, и я больше не буду каким-то беспомощным придурком, которым она может просто помыкать. Я - окружной прокурор. У меня - карьера, может быть, всего восемь месяцев, но все же хоть раз я был кем-то.

***

Первая встреча с Беллой Московиц у меня была в следующий вторник утром в 10:00. Я приехал как раз в тот момент, когда уходила Лаура, я подождал, пока она уйдет, поэтому опоздал на несколько минут.

Белла подчеркнуто сообщила мне, что она ожидает, что я буду приходить вовремя.

— Как вам спится, Патрик? - спросила она.

— Отлично, почему бы и нет? - спросил я.

— Ну, ты явно совершил действия, являющиеся морально неправильными, если не преступными, хотя я - не такой эксперт в этом, как ты, - сказала она.

— Ну, не вижу никаких доказательств того, что я совершил какое-то преступление.

— Теперь это твой стандарт? Твоя жена говорила мне, что у тебя очень высокие моральные стандарты. Разве она неправа?

— Когда это стало моей виной? Я здесь невиновен.

— Ты на самом деле так считаешь?

— К чему это все? - спросил я.

— Я считаю, что тебе нужно простить себя, и не верю, что ты сможешь это сделать, пока не простишь свою жену. Видишь ли, я уже видела таких мужчин как ты. Ты предавал себя, чтобы избежать боли, которую испытывал из-за прокола своей жены. Лаура не могла предвидеть, как тебе будет больно, ей это и в голову не приходило. Я знаю, что тебе трудно это принять, потому что у тебя совершенно иной взгляд. Отсутствие намерений у твоей жены не смягчает боль, которую ты почувствовал. Твоя реакция - это попытка избежать боли, но она не может быть успешной. Тебе будет больно до тех пор, пока ты не решишь проблему.

— Я вижу, что нужно простить и забыть, и все будет хорошо.

— Я этого не говорила. Для начала тебе нужно простить, а затем совершить покаяние, чтобы восстановить самоуважение. Сейчас ты не можешь жить с собой и отрезал себя от человека, который любит тебя больше всего на свете. Патрик, ты заблудился, позволь Лауре помочь тебе вернуться туда, где ты был.

— Прости, но на это я не куплюсь. Она меня предала. Отдалась этому никчемному придурку. Насколько понимаю, она может оставаться с ним.

— Хорошо, я терпелива. Ты придешь в себя, лучше раньше, чем позже, но мы можем подождать.

В каком-то смысле она права, мне не хватает Лауры. Последняя неделя была ужасной. Быть «хромой уткой» на посту прокурора нелегко, особенно когда у высшего персонала есть причины тебя ненавидеть за то, что ты нарушил уютную, как им казалось, обстановку. Старшие сотрудники прокуратуры Ван Паттена думали, что смогут ухватить приз и скинуть работу на других. Я нарушил этот план. Теперь они должны были либо работать на меня, либо уйти. Они уходили так быстро, как только могли найти место для посадки. С другой стороны, некоторые смотрели на меня как на героя. Странно, но от этого мне становилось лишь хуже, словно я не этого заслужил, а украл, что, если быть честным, было правдой.

— Скажи, Патрик, что ты говоришь людям, которые спрашивают, как ты стал прокурором? - спросила Белла. Эта женщина была проницательна, она могла уловить твои слабые места.

— Разве ты не читаешь «Скенектади газетт»? Я - бывший ученик губернатора. Он - мой наставник, и вырвал меня из безвестности, потому что видит мои врожденные способности, - сказал я, но не смог подавить ухмылку, и ей пришлось улыбнуться вместе со мной.

— Кто-нибудь в это верит? - спросила она.

— В это верят все, до такой степени, что оно стало правдой. Как говорят юристы, никогда не путайте факты с правдой. Факты только запутывают присяжных, мешают тому, во что те хотят верить, - ответил я.

— Я и не думала, что ты такой циничный, - сказала она.

— Век живи - век учись.

— Как я и предполагала, твоя жена - не более чем удобная мишень, проблемы гораздо глубже, не так ли?

— Ты молодец, но это ни к чему не приведет. Она изменила, и точка.

— Нет, я так не думаю. Ты позволил ей изменять, чтобы дать себе оправдание, оправдать свои действия. Бедная Лаура оказалась в ловушке обстоятельств. Она считает себя гораздо более ответственной, чем ты. Более доминирующим партнером, но это - иллюзия, сила всегда была на твоей стороне, все, что тебе было нужно, это напрячь мускулы.

— Ты в этом уверена?

— Да, но мне интересно, когда ты сжалишься над этой бедной девушкой и перестанешь наказывать ее за то, что она слабее тебя?

— Ну, вот, я - пострадавшая сторона, а ответственность общая, - сказал я.

— Ты думал, что я настолько слепа, что не вижу правды, или собирался ослепить меня своими адвокатскими уловками?

— Значит, она может спать с другими мужчинами, а я должен просто стоять и смотреть.

— Она хотела ребенка, как хотят большинство, если не все женщины. Она откладывала это, чтобы сделать карьеру, но это ее глодало. Она была легкой добычей для такого мужчины как Паттерсон. У нее был муж, но он отказался ее защищать. Возможно, не любит ее по-настоящему?

— Я ее любил и знал, что не смогу ее остановить. Она в меня не верила.

— И ты ей показал.

— Да.

— Так прости ее, это - достойный поступок, ей так больно:

- Нет милосердия по принужденью.

Оно спадает ласковым дождем

С благих небес. Благословенны оба –

И кто дает, и кто берет его.

И чем могущественней милосердный,

Тем величавей милосердья мощь.

— Я должен был догадаться, что ты процитируешь женщину-адвоката, но что будет со мной, как я смогу называть себя мужчиной, если приму это?

Она обратила на меня свои темные глаза и сказала:

— Я верю в тебя, Патрик, ты действительно храбрый, ты меня не подведешь. У тебя слишком много мужества, чтобы бояться того, что подумают люди.

***

Было четыре часа утра в воскресенье, и, если не считать сегодняшнего дня, я был прокурором всего двенадцать дней. Дом на Индиан Хилл Роуд был скромным ранчо с двумя спальнями, из тех, что с гаражом на одном конце, который со временем превращался в спальню или к которому пристраивалось крыло, чтобы сделать форму флигеля. Вероятно, несколько лет назад он был продан за сто с лишним тысяч долларов на пике рынка, но сейчас, в период последовавшего за этим спада, был заброшен.

До сих пор единственным преступлением, которое когда-либо касалось его, было ипотечное мошенничество, в которое играли крупнейшие банки Америки и их сообщники в Федеральной резервной системе и Казначействе США.

На крыльце меня встретил сержант Брандт из патруля шерифа. Он был мрачен.

— Это здесь, - сказал он почти шепотом, ведя меня через парадную дверь, ведущую прямо в гостиную.

В центре комнаты лежал безголовый труп. Сцена была жуткой, и я не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Пушистый ковер впитывал лужи крови под трупом. Ковер выглядел не таким уж старым, и я подумал, не мучились ли прежние хозяева над цветом и глубиной, как мы с Лаурой в нашем маленьком доме. Именно сейчас я больше всего по ней скучал. Ее не будет рядом, когда я вернусь домой, чтобы разделить это бремя и прибавить ее силу и интеллект к моим собственным. Еще три помощника шерифа ютились в углу, а мой главный следователь сидел на корточках возле тела на сухом ковре.

Филип Слоан был невысоким толстым мужчиной лет шестидесяти, одиннадцать дней назад ставший главным следователем окружного прокурора Ван Паттена, другими словами, он работал на меня. Он был моим первым назначением.

У него вообще не было опыта работы в правоохранительных органах. Он был частным детективом, а не полицейским, пока около десяти лет назад не устроился на полставки к моему предшественнику. Мы вместе работали над многими делами, и я знал, что он - лучший из тех, кто у меня есть. У него нет политических связей, но при этом мне не нужно было беспокоиться о политике.

— Оторванные голова и кисти затрудняют идентификацию, но не делают ее невозможной. Судя по количеству крови, он был жив, когда ему отрезали голову, - сказал Фил.

Я чувствовал, что они все наблюдают за мной. Там были Брандт, Слоан и еще трое помощников шерифа. Я молча кивнул головой. Меня не тошнило, если они ожидали именно этого.

— Я попросил Брандта позвонить в полицию штата и дать им неверные указания, чтобы у нас было время сначала все осмотреть. Мы все сфотографировали, - сказал Фил, затем потянулся вниз и поднял одну из рук без кисти.

— На обеих руках у него следы от игл, а его татуировки говорят о том, что он - Ангел Ада. У нас не должно возникнуть проблем с его опознанием.

На трупе была белая футболка или то, что раньше было белым, и пара черных кожаных штанов.

— Куртки нет? - спросил я.

— Нет. Либо им нужен был трофей, либо они используют это, чтобы передать сообщение. Я бы предположил последнее, - сказал Фил.

— Думаешь, наркотики?

— Подозреваю, что да, возможно, это - ссора из-за поставок в Вермонт и Нью-Гэмпшир.

Путь наркотиков в Вермонт проходил через столичный округ Нью-Йорка. Ван Паттен обычно в этом не участвовал, но здесь явно кто-то решил заявить о себе, и я, таким образом, вытащил черную даму. Реальность такова, что труп без головы произвел бы большой фурор в прессе, но вряд ли привлек бы внимание полиции штата.

Криминалистическая лаборатория штата была лучшей, но полицейские штата были похожи на шляпы, которые они носили, - скорее ковбои в форме, нежели полиция. К сожалению, нам понадобится огромная удача, чтобы раскрыть это преступление с теми ресурсами, которые у нас есть. В конце концов, его бы раскрыли, когда кому-то понадобилось бы обменяться информацией, чтобы выйти из-под другого обвинения. На это, вероятно, уйдут годы. А пока, поскольку это произошло при мне, к ответственности привлекут меня, и те небольшие шансы, что у меня будут на следующих выборах, исчезнут.

Я смотрел на окружающих меня людей и понимал, что они думают о том же. С момента вступления в должность я потерял много сотрудников. Те, кто еще не ушел, планировали уход. Это ужасное убийство стало для меня еще одним грузом.

Без Лауры я был одинок. Стивен, мой единственный настоящий друг, был занят расследованием громкого убийства в округе Вестчестер. Оглядевшись, я понял, что именно сейчас мне нужно доказать, что я способен руководить.

— Мой папа говорил, что Бог никогда не посылает нам проблем, если не чувствует, что мы к ним готовы. Так что, давайте сделаем все что в наших силах, а остальное оставим Богу, - сказал я.

Наверное, это было правильно, потому что я увидел вокруг решительные улыбки. Когда я уходил, появилась полиция штата. Пусть они просто соберут улики и не испортят дело, - взмолился я.

***

Обязанности моего секретаря исполняла Катрина Гомес. За две недели до этого она занимала низшую ступень в офисной иерархии, но это было до массового исхода. Я не мог винить сотрудников - большинство из них следовали тому, что считали своими политическими интересами. Катрина сообщила мне, что пришел Фил Слоан. Фил вошел, неся стопку папок.

— Мы опознали нашу жертву и догадываемся, кто его убил, - сказал он, положив папки на огромный стол, который теперь занимал я, как исполняющий обязанности окружного прокурора.

— Добрый день, Фил, я тоже рад тебя видеть, - сказал я, а он лишь махнул рукой.

— У нас нет времени на светские беседы. Нам нужно ловить стервятников.

Затем он объяснил, что убитый - Рикки Сент-Саймонс, бывший Ангел Ада. Рикки управлял вереницей женщин, в основном бывших проституток, которые достаточно хорошо одевались, чтобы сойти за домохозяек. Сделка с местным магазином подержанных автомобилей давала им доступ к минивэнам. Раз или два в неделю они ездили в Вермонт и разгружали партию героина.

— Вот что мы нашли в этих следах: у него был героин, - сказал Фил.

— Значит, жертва - торговец героином?

— Нет, он - всего лишь транспорт. Дилеры - вот эти парни.

Из стопки папок он взял досье на полдюжины человек, составлявших северный контингент банды черных байкеров «Грифы». Они действовали от Нью-Йорка до Олбани и использовали Рики, чтобы проехать последнее расстояние до Вермонта.

— Похоже, между ними произошел разлад, - сказал Фил.

— Итак, у нас есть жертва и подозреваемые, но нет дела.

— Пока нет, но есть вот это, - сказал он, подталкивая ко мне через стол последнюю папку.

Орудием убийства было мачете, и жертва лишилась головы еще при жизни. Это оружие использовалось и раньше, дважды в Нью-Йорке, но ни в одном случае голова не была отрублена; однако оно оставляло, по мнению экспертов, очень характерные следы.

— Они могут идентифицировать оружие? - спросил я.

— Так говорят парни из штата. Если мы сможем его найти! - Фил широко ухмыльнулся, говоря это. Я видел, что он представляет себе, насколько трудно будет найти нечто, что, если преступники были настолько глупы, чтобы его хранить, будет хорошо спрятано. Тем не менее, это была возможность.

***

Неделю спустя я сидел в голой комнате без окон, размером чуть больше чулана. За маленьким столом сидела Кэти Луминус, ее большие карие глаза были устремлены на меня, и не в хорошем смысле. Я выкрал ее и ее младшего сына, мальчика двух лет, из коридора у офиса Департамента Социальных Служб. Мы находились в конце коридора от офиса ДСС, где она только что зарегистрировалась для получения пособий и встретилась с консультантом по трудоустройству.

За безопасность в ДСС отвечал офис шерифа. Брандт придумал, как вывести наших парней на позицию, чтобы мы могли незаметно совершить захват. Старшему сыну Кэти было почти пять лет, и он ходил в местный привилегированный детский сад. У нее была лилейно-белая кожа и светлые волосы, что делало ее темные глаза еще более выразительными.

— Кто вы такой, черт возьми? - спросила она с враждебностью в голосе.

Она была симпатичной, но не красивой. Главными ее достоинствами были глаза и худощавое тело. Перси Джексон по кличке Пи Джек, но известный своим близким как Пи Джей, любил, чтобы его киска была тонкой и белой. Кэти была его северной любовницей, у него была еще одна в Нью-Йорке, с такого же цвета лицом, но с тремя детьми. Двое детей Кэти были красивыми смуглыми малышами. Официально отцов у них не было, но Перси, как известно, не отпускал своих женщин на свободу, пока не покончил с ними. Поэтому было сильное подозрение, что эти мальчики и трое на юге - от Перси.

— Мисс Луминус, я - Патрик Салливан, окружной прокурор округа Ван Паттен.

Она фыркнула. Она держала жесткую оборону, но я рассчитывал на ее ум.

— Итак, мистер прокурор, что вам нужно?

— Немного информации, всего лишь ответы на два вопроса.

— Я кажусь вам глупой?

— Нет, на самом деле я надеюсь, что вы будете очень умны.

— Правда!

— Видите ли, я надеюсь избежать судебного преследования такой милой молодой женщины за мошенничество с социальным пособием и лишения ее детей матери.

На это она только улыбнулась.

— У вас ничего нет, и я это знаю. Меня привлекли лишь потому, что я отработала свои пять лет, и теперь мои пособия сокращаются. Госпожа говорит, что я должна устроиться на работу, что они помогут мне с уходом за детьми и с оплатой проезда. Но я думаю, что уход за двумя детьми - это работа на полный рабочий день.

Она была самодовольной, но была у меня в руках, просто еще не знала об этом.

— Не такой уж и полный рабочий день. Вы учились полный рабочий день, чтобы получить степень медсестры. Странно, что не сообщили об этом, ведь социальная служба помогала бы вам с детским садом и оплатой проезда до места учебы. Конечно, вам не нужен проезд, поскольку у вас есть двухлетний Шеви, и вам будет трудно объяснить, откуда взялись деньги на обучение и книги. Я слышал, что колледж Сент-Роуз довольно дорогой.

— Мне помогает моя мама.

— Вот только она умерла год назад, но любой, кто посмотрит на ее счет в Пионерской сберегательной кассе, этого не узнает, - сказала я, передавая ей банковские записи.

— За такие вещи никто не преследует. Я просто совершенствуюсь, пытаюсь уйти с социального обеспечения. Система просто глупая - она не дает шанса выбраться.

Она была права. Главным судебным адвокатом Ван Паттена до своей безвременной кончины был Том Мейтланд. Его бывшая жена, Бет, работала в окружном отделе социального обеспечения и постоянно жаловалась, что окружной прокурор не преследует мошенников. Проблема в том, что за пределами больших городов в системе почти нет крупных мошенничеств.

Местные жители называют эту местность маленький Олбани, поскольку все знают всех. Мошенничество, когда оно случается, носит мелкий характер. Кто-то немного медлит с сообщением о работе или новом месте жительства. Прокуратура установила произвольный лимит. Никаких преследований на сумму менее трех тысяч долларов. Это исключало все, кроме редких случаев, и мы продолжали работать над важными, по нашему мнению, преступлениями.

— Так оно и было, но я вношу изменения. Вы у меня за то, что не сообщили об имуществе, то есть о машине последней модели и наличных деньгах, поступающих на банковский счет и снимаемых с него. Готовы ли вы рискнуть, что сможете противостоять обвинениям?

Она пристально посмотрела на меня.

— Нас записывают?

— Нет, я выгляжу глупым? Я только что насильно захватил женщину и ее ребенка, как, по-вашему, я выгляжу глупым?

— Хорошо, так что мы делаем?

— Два вопроса. Первый: две недели назад в субботу вечером с кем тусовался Пи Джек? Я полагаю, что его алиби - вы и, следовательно, знаете, с кем он был на самом деле.

— Нет. Я не подкатываю к Пи Джеку.

— Я вас об этом и не спрашивал. Просто мне нужно знать, с кем он был. Между нами, это не получит продолжения, так как никто не знает, что вы здесь, со мной.

— Хорошо, - сказала она, и я передал ей желтый блокнот и карандаш.

Она записала имена и вернула блокнот мне.

— Последний вопрос, - сказал я, просматривая имена. - У кого мачете?

Она долго колебалась, затем обвела имя и положила карандаш на стол.

Встав, она спросила:

— Мы закончили?

— Да, - ответил я.

Я встал, подошел к двери и постучал, ее открыл Брандт и, когда все было чисто, выпустил ее. Он посмотрел на меня, и я смог только улыбнуться. У нас есть первый кусок.

— Вот этот, - сказал я, указывая на список имен того, кто стоял в круге. - Мы следуем за ним везде, куда бы он ни двинулся.

***

Белла была настойчивой. Она приставала ко мне до такой степени, что мне хотелось ее задушить, но я думал, что достаточно контролирую себя, чтобы справиться с тем, что она в меня бросила. Наивность - вот слово, которым можно назвать то, чем я был. Совместный сеанс начался нормально, Лаура говорила как обычно. Индивидуальное занятие один на один с Беллой в 10:00 утра прошло хорошо. Она много бросала в меня, но мне удавалось уворачиваться и блокировать все.

Внезапно она набросилась на Лауру, как кобра.

— Что именно ты имеешь в виду, говоря, что сожалеешь о том, что сделала с Фрэнком Паттерсоном? - спросила Белла резким тоном, которого раньше не было.

— Ну, я, понимаешь... - Лаура запнулась, не зная, что сказать. Мне самому всегда было интересно, что делала моя жена в спальне Патерсона, но я был слишком труслив, чтобы спросить. У Беллы не было моих запретов. Пока я с ужасом и растущим отвращением наблюдал за происходящим, Белла начала выпытывать у Лауры подробности. Она не принимала никаких эвфемизмов. Чем больше Лаура пыталась уклониться, тем больше Белла добивалась ответа. Я сочувствовал своей жене: как бы ни ненавидел то, что она сделала, было ясно, что, каким бы приятным ни был опыт в то время, сейчас это - глубокая рана.

Далее Белла рассказала о сексуальной истории Лауры до нашего брака. Она не употребляла слов, но подразумевала, что Лаура была обычной шлюхой. Начала вырисовываться картина Лауры. Она была не такой, какой я ее представлял. Женщина, которую я знал, была уверенной в себе и немного снисходительной. Эта же Лаура была неуверенной в себе. Она не была уверена в своей внешности и считала, что мужчины хотят ее только ради секса. Это было шокирующе, но я поверил, потому что Лаура, которую, как мне казалось, я знал, никогда бы не призналась, что не контролирует себя.

По лицу Лауры текли слезы. Меня всегда поражало, что из ее носа течет как из крана, когда она сильно расстроена. Лаура скорчилась в кресле, слезы стекали с ее подбородка и носа, сопли текли по губам - в мире не хватало салфеток, чтобы сдержать этот поток. Через, казалось, вечность все было закончено, я перестал слушать, это было слишком больно. Когда я посмотрел на часы, было 13:30. Я опоздал на поезд.

— Нет проблем. В ее состоянии Лаура все равно не сможет сама доехать до севера. Тебе придется вести машину, - сказала Белла так легко и весело, словно последние сто двадцать минут мы обсуждали садоводство.

Когда я помог Лауре подняться и выйти, Белла весело сказала:

— Увидимся на следующей неделе.

Глаза Лауры искали мои, и в какой-то момент я увидел в них страх. Уверен, что мои глаза, в худшем случае, показывали замешательство. Это был ее советник, и я понятия не имел, почему Белла так основательно раздавила и унизила Лауру.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти на парковке машину Лауры, находившуюся через две улицы. Я усадил ее на пассажирскую сторону кабриолета BMW, который так хорошо знал. Я водил пятилетнюю Honda Civic, которую новой купила для меня Лаура. Ее спортивный автомобиль стоимостью восемьдесят тысяч долларов мы купили три года назад, когда переехали в Олбани, это был своего рода подарок на прощание для нас обоих, хотя я никогда не ездил на нем, предпочитая «Хонду». Наверное, я не тот человек, которого считают мачо, ненавижу машины.

В детстве, когда я рос в бруклинском районе для среднего класса, ни у кого не было машины, потому что нам негде было ее парковать. Наша жизнь вращалась вокруг метро и автобусов.

BMW был почти оплачен. Ей нравится эта дурацкая машина, - подумал я, помогая ей сесть в нее. Я не хотел машину Лауры, я думал о том, чтобы попытаться отнять ее у нее, но она была слишком дорогой в обслуживании, и мне было противно на нее даже смотреть. Для нее это был символ статуса. Она говорила о том, что она - важный адвокат. На каком-то уровне машина меня бесила. Теперь я знал, что это - не просто символ статуса, а костыль для ее недельной самооценки.

Поездка обратно в Олбани была спокойной. В первой части у меня были проблемы с выездом из города, поскольку человек, родившийся и выросший там, никогда не ездил на машине. Я был в шоке от стоимости парковки, которая была почти такой же, как мой билет на поезд в оба конца. Лаура свернулась калачиком на пассажирском сиденье почти в бесчувственном состоянии. Около Ньюбурга она начала тихо всхлипывать. Не знаю почему, но я положил руку ей на плечо и сжал. Это вызвало приступ плача.

— Лаура, пожалуйста, все уже закончилось. Пожалуйста, сядь и перестань плакать.

— Ты не представляешь, как мне не хватает твоих прикосновений. Звучит так глупо, но иногда мне просто необходимо к тебе прикоснуться, - сказала она.

Я не мог к этому вернуться.

— Я скучаю по тому, как ты смотрел на меня. Знаю, что сейчас ты меня ненавидишь и даже не хочешь меня видеть, но я так скучаю по тебе, - сказала она, после чего снова разрыдалась, и рыдания больше не были тихими.

Когда мы добрались до Селкирка, я спросил, куда ее везти, и так узнал, что она остановилась у Сьюзен и Стивена, точнее, в доме Сьюзен, который та делила со Стивеном. Однако он в данный момент в доме не проживал, находясь за городом и защищая супругу, которая явно убила своего мужа.

Когда мы добрались до Бехер-роуд в Альтамонте, я вспомнил те приятные времена, когда мы ездили по этой дороге. Когда увидел, что длинный подъем на небольшой холм от дороги к дому Сьюзен теперь заасфальтирован, я понял, что уже давно здесь не был. Когда-то это был старый фермерский домик, маленькая крошка, а теперь это - дом с шестью спальнями, отдельно стоящим четырехсекционным гаражом и деревенским сараем, который они собирались однажды превратить в офис, когда Сьюзен начнет рожать детей, а Стивен станет отцом, сидящим дома и работающим из дома на полставки. Мне было интересно, как теперь сочетается этот план с его внезапной известностью в качестве защитника.

Я остановил «Бимер» у гаража.

Лаура повернулась ко мне и сказала:

— До тебя я никогда и никого не любила. Мне очень жаль. Ты, наверное, никогда меня не простишь, но, пожалуйста, постарайся запомнить те хорошие времена, что были у нас. - Затем она выбежала из машины и помчалась по дорожке, выложенной камнем, через крыльцо большого фермерского дома внутрь.

Я вышел из машины, закрыв двери, а из дома вышла Сьюзен. Было чуть менее четырех часов дня, и я удивился, увидев ее дома так рано. Она спустилась со ступенек крыльца и стояла, скрестив руки на груди, глядя на меня. На ней были джинсы и поношенная толстовка университета Фордхэм, должно быть, Стивенса. Она по-прежнему была самой красивой женщиной на свете.

— Гордишься собой, Пэт? - спросила она.

— Это не я, а эта чертова консультант.

— Вижу, лично ты не имеешь к этому никакого отношения. Просто ведешь себя словно ребенок и ни в чем не виноват, - сказала Сьюзен.

Я мог бы сказать много гадостей по поводу ее поведения, но прикусил язык.

— Пожалуйста, Сьюзен, не вмешивайся в это.

— Как я могу? Когда два человека, которых я люблю, уничтожают друг друга из-за ерунды.

— Для меня это не ерунда, - ответил я.

— Такая уверенность в себе, настолько сильная. Никакой терпимости к нам, слабым личностям. Надеюсь, когда-нибудь вы со Стивеном узнаете, что такое быть человеком.

Сказав это, она повернулась и пошла обратно в дом.

Я вызвал такси по мобильному телефону, пока шел к дороге. Поездка заняла сорок минут, и у меня было время проклясть Беллу Московиц, Роксану Клермонт, Анжелу Цинк и всех остальных якобы хороших женщин, которые, по моему убеждению, втайне ненавидят мужчин и делают нашу жизнь несчастной. У меня также было время обдумать последнее замечание Сьюзен. Что оно означало?

В тот вечер у меня не было «Вечернего суда»; назовите это единственной привилегией моей новой должности.

Около полуночи мне позвонил Стивен.

— Привет, Пэт, я бы спросил, как идут дела, но уже знаю, - сказал он.

— Да? И что тебе сказала Сьюзен?

— Ну, что ты - невозможный, незрелый, нечувствительный и, вероятно, ненормальный, и это только слова на букву «н». Мы проговорили по телефону о твоих недостатках более двух часов, - сказал он.

— Прости, это не твоя проблема, я знаю, что ты - в суде, и тебе не стоит слушать о моем дерьме.

— Ты тоже не виноват, к тому же, это был необходимый перерыв.

— Ну, и как дела? - спросил я.

— Могло быть и лучше, - ответил Стивен.

— Настолько плохо?

— Другая сторона не делает много ошибок. Надо отдать ей должное, она хороша.

— Только она? - сказал я.

Стивен засмеялся и сказал:

— Она - та, кто нарушает правила.

Как правило, из женщин получаются в лучшем случае посредственные судебные адвокаты, тут что-то в хромосомах, наверное. Они склонны к сотрудничеству, а не к конфликтам, а судебный процесс - это просто драка, и чем грязнее и злее ты можешь ее разыграть, тем лучше. Ничего не отдавай и бей сзади, если можешь. Разбирательство не нравится большинству женщин, но есть и исключения.

— Я просто хотел бы играть без гандикапа, - сказал он.

— А что это такое? - спросил я.

Стивен заколебался, затем очень тихим голосом сказал:

— Клиент невиновен.

Какое-то время я ничего не отвечал, потом все, что я мог придумать, это сказать:

— Прости.

— Ты не виноват, что такое случается, - сказал он.

— Между вами со Сьюзен все хорошо? - спросил я.

— Все хорошо, а почему ты спрашиваешь.

— Ну, когда мы с ней разговаривали, она сказала нечто смешное, якобы мы с тобой - не люди, - сказал я.

Наступила долгая пауза, а затем он сказал.

— Думаю, у нее проблемы с моим успехом. Не знаю точно, это лишь догадка.

— Что ж, возможно, я проиграю это дело, и все вернется на круги своя, - добавил он.

Мы закончили разговор, пообещав встретиться, когда он вернется, чтобы выпить.

***

Дженни Трюдо была «тощей задницей белой шлюхи», так она сказала мне при нашей первой встрече.

Мы встретились, потому что ее арестовали за домогательства, но задержание было сомнительным.

— Может, я и шлюха, мистер Салливан, но узнаю копа, когда его вижу. Это обвинение - полная чушь.

Так и было, и я отпустил ее и двинулся дальше. Она была благодарна мне тогда и, надеюсь, будет благодарна сейчас.

— Так, что тебе нужно, мистер Большая шишка Окружной Прокурор? Нужны мои профессиональные услуги? Я слышала, у тебя дома не все хорошо, - сказала она.

В этом городе ничто не остается незамеченным, и я был уверен, что слухи ходят с тех пор, как я подал на развод.

— Мне требуется услуга иного рода, - сказал я.

— Ну, можешь попросить, но ты уже сделали для меня кое-что по обвинению в ерунде раньше, так что, естественно для такого хорошего парня как ты...

Я достал набор фотографий, обычно используемый для показа свидетелю вместо полного ряда, чтобы посмотреть, сможет ли она опознать подозреваемого. Только в этом случае все они были подозреваемыми, членами банды байкеров «Грифы».

Я увидел в глазах Дженни узнавание.

— Узнаешь этих парней, - сказал я.

— Да, и я точно ничего тебе не должна, - сказала она.

— Прокурору нужна твоя помощь, и я гарантирую, что она никогда не вернется к тебе.

Мне потребовалась большая часть часа, чтобы убедить ее, но в конце концов, она согласилась. Затем нам пришлось придумать историю. В основном это была правда, что она была в здании клуба «Грифов», предоставляя свои профессиональные услуги. Мы добавили лишь несколько подслушанных разговоров о том, что у Сэмюэля Татро по кличке Татер, или, когда его нет рядом, Татер Тот, было мачете.

— Итак, это наша история, и все, что вам нужно, это рассказать ее сержанту Брандту, а он сделает все остальное, - сказал я, довольный тем, что у нас скоро будет ордер на обыск, который нам нужен.

— Я доверяю тебе, мистер Салливан, позаботься обо мне, - сказала Дженни.

Я заверил ее, что все будет в порядке. На самом деле я не был так уж уверен.

Мы нашли мачете в камере хранения в захудалом городке к северу от Олбани под названием Уотервлиет. Слежка за Татером принесла свои плоды. Теперь нам оставалось только заставить кого-нибудь говорить. Я привез Татера, посадил его в комнату на двадцать три часа и предъявил ему обвинение в хранении оружия - мачете. Затем мы привели Маленького Тома по кличке Томас Лексингтон, гигантского мужчину ростом метр девяносто шесть и весом сто двадцать девять килограмм. Татер, ростом метр семьдесят, никак не мог отрубить голову Рикки Сен-Симону. Я решил, что эта честь досталась Малышу Тому.

К тому времени, когда мы начали допрашивать Маленького Тома, он понял, что его сдал Татер, и дал нам то, что было нужно, чтобы произвести остальные аресты. Аресты пришлись на выходные в День поминовения. Мне оставалось всего шесть недель до окончания восьмимесячного срока.

Я знал, что думает Рассел Дьюит, председатель республиканцев округа Ван Паттен. Прокуратура казалась ему сливой, из которой можно выжать немного сока. В сильно республиканском округе незанятый офис был подарком. Этот Салливан, временный парень, не представлял никаких проблем, когда у него возникли проблемы с тем безголовым трупом. Теперь он производит аресты, и те же самые так называемые журналисты, которые на прошлой неделе его ругали, называют его самым способным окружным прокурором штата. Господи, ему придется вернуться назад и пересмотреть всю свою стратегию. Запустить этого дурака Декстера Элинга, которого знала публика, не зная, насколько он некомпетентен. Возможно, в следующий раз он смог бы выдвинуть более подходящего кандидата. Это дало мне возможность баллотироваться против Декстера. Я с нетерпением этого ждал.

***

К концу августа мы ходили на консультации уже почти пять месяцев. С того сеанса, где Белла разорвала Лауру на части, прошло много недель. Белла потратила это время на восстановление Лауры. Лаура снова была почти той же уверенной в себе женщиной, на которой я женился. Я решил, что в безумии Беллы есть свой метод. Я видел, что Лаура - на грани того, чтобы простить себя. Даже я нехотя готов был простить ее. Чего я не хотел делать, так это оставаться на ней женатым, поскольку, насколько я понимал, моя жизнь с Лаурой закончилась.

— В чем дело, Пэт, не можешь преодолеть свою гордость? - спросила Белла во время нашей приватной беседы.

— Нет. Дело в том, что я не могу избавиться от иллюзий, которые у меня были. Наверное, я женился слишком рано. Я был незрелым, как, по мнению некоторых, веду себя сейчас. Она была для меня как богиня. Наверное, я плохо ее видел.

— Кто действительно знает человека, на котором женится. В мире все мы носим маски. Брак отчасти заключается в том, чтобы научиться любить другого человека таким, какой он есть. А не таким, каким мы хотели бы его видеть. Возможно, ты был наивным, но не обязан оставаться таким, - сказала она.

— Ты права, но пришло время повзрослеть и двигаться дальше, как ты и проповедовала, но я намерен идти вперед без Лауры.

Белла покачала головой.

— Ну, ты реально крепкий орешек, я знаю, что настанет день, когда ты пожалеешь о том, что делаешь. Ты женился на Лауре в присутствии Бога, хорошо это или плохо. Для тебя эти узы - вечные. Ты принадлежишь ей, а у Бога есть способ исполнить свою волю, так что, я оставлю это Богу. Я сообщу судье, что консультации прекратятся в конце сентября, а до тех пор буду работать над тем, чтобы разлучить вас двоих. Ты не против? - спросила она, глядя на меня своими глубокими глазами.

— Звучит неплохо, - сказал я.

То же самое она сказала нам на общем заседании, и Лаура выглядела грустной, но я подумал, что она восприняла новость хорошо.

Когда я вышел, в дорожном крузере шерифа меня ждал Брандт. Меня сопровождали везде. Угрозы смерти начали поступать сразу после четвертого июля. К началу августа ФБР сказало нам, чтобы мы отнеслись к ним серьезно. Стервятники наняли дорогостоящего нью-йоркского адвоката и боролись с обвинительными заключениями. И Татер, и Маленький Том пытались дезавуировать свои признания. Адвокаты большого города утверждали, что улики искажены и должны быть скрыты. Они кричали о незаконном обыске, когда не вспоминали о сельских судах и белом правосудии, что означало деревенщин в белых простынях.

Когда я сел в машину шерифа, сержант Брандт передал мне свой мобильный телефон. Сообщение было от Фила Слоана, из одного слова:

Джеронимо!

Брандт улыбался как ребенок на Рождество. Кодовое слово не было оригинальным, но было абсолютно невзламываемым. Оно означало, что другая сторона купилась на обман. Уловка была настолько простой, что я знал, что она будет эффективной.

Примерно за три недели до этого мы получили информацию, что ФБР собирается поместить одну из подруг «Грифов» под защиту свидетелей. Ее звали Жасмин Тернер. Она была одной из немногих девушек, тусовавшихся с этими черными байкерами, которая сама была черной; она также была бездетной и искала возможность начать новую жизнь. Федералы обратились к ней, к сожалению, как они нам сказали, об убийстве Сен-Симона она не знала ничего. Не беда, у нее были правильные инициалы JT. Это были инициалы Дженни Трюдо, так Дженни и называли во всех наших внутренних документах. Полное имя Дженни нигде не фигурировало. Нам нужно было убедить всех, что JT - это Жасмин Тернер.

Фил, Джек Брандт и я позволили федералам вычислить Жасмин, а затем начали тихие, но все более отчаянные поиски. Вскоре даже люди в нашем офисе думали, что наш информатор - это Жасмин Тернер, а мы не могли ее найти. Адвокат «Грифов» думал, что у них все схвачено. Слушание по подавлению обвинения было назначено на второй вторник после Дня труда.

В этот день у меня был пропуск на консультацию. Но «Джеронимо» означал, что наш настоящий враг на это купился. Декстер Элинг вел упорную кампанию, чтобы получить должность окружного прокурора, которая, по его мнению, принадлежала ему по праву. Мы узнали, что в следующее воскресенье он должен был выступить в утреннем выпуске местных новостей. Мы надеялись, что он выстрелит в меня, будучи уверенным, что я не смогу выиграть слушание о подавлении. «Джеронимо» означало, что репортеру, который собирался брать интервью у Декстера, приказали спросить о слушании по делу о подавлении. У Фила на телеканале был источник. Мы собирались позволить старому доброму Дексу пойти прямо на это. Однако нам лучше выиграть это слушание.

***

— Я хочу занять на слушаниях второе кресло, - объявила Мэри Эллен Симон, стоя перед большим письменным столом, к которому я никак не мог привыкнуть. Я подумывал о том, чтобы заменить его, как только выиграю выборы.

— Я знаю, что ты не слишком высокого мнения о моих способностях в зале суда, но как я могу совершенствоваться, если ты не даешь мне шанса? - спросила она.

Конечно, она была права, я не слишком высокого мнения о ее способностях, и она, если не получит больше опыта, лучше не станет. Я также начал ее уважать; у нее было мужество, и она не сбежала, когда я получил должность окружного прокурора, как остальные. Она заслужила свой шанс.

— Конечно, ты можешь, но это - не бесплатная поездка. Ты должна подготовить свидетеля и допросить ее.

— Но у нас нет свидетеля... то есть... у нас есть свидетель?

Я улыбнулся.

— Первый урок здесь - научиться обманывать, - сказал я.

Мэри Эллен оказалась идеальной. Она потратила неделю на составление вопросов и подготовку к допросу свидетеля, с которым ей не разрешили встретиться. Я дал ей всю информацию и проинструктировал, как составлять вопросы, включая подготовку двух или трех различных версий каждого вопроса на случай, если возникнет возражение и оно будет поддержано. Затем мы повторили все сначала. Наконец, Мэри Эллен разрешили допросить Дженни по защищенной телефонной линии. Я не стал рисковать.

Во второй вторник сентября здание суда Ван Паттена было опечатано; туда пускали только тех, кто должен был там находиться. Дженни находилась в главном зале суда за ширмой, где ее мог видеть только судья. Ее провезли в здание суда в багажнике, и именно в таком виде она должна была выехать обратно.

Судья Дрего сидел на своей скамье и с удивленным видом наблюдал, как входят адвокаты из Нью-Йорка. Дженни находилась за толстой ширмой.

— Ваша честь, мы протестуем против такого порядка. У нас есть право на очную ставку со свидетелем. Ему или ей нельзя позволять скрывать свою личность за ширмой, - начал Томас Джейкобсон, главный защитник Перси Джексона по кличке Пи Джек.

— Мистер Салливан? - спросил судья.

— Ваша честь, это - анонимный свидетель по уважительной причине. Это - жестокие люди, обезглавливающие своих жертв. Наш свидетель будет названа на этом процессе как мисс Джейн Роу, но мы, конечно, сообщим вашей чести, кто она на самом деле.

— Откуда кому-то знать, что вам, судья, назвали ее настоящее имя или что она не является правительственной подставой? - потребовал Джейкобсон. Прежде чем я успел ответить, заговорил судья:

— Мистер Джейкобсон, я знаю эту даму. На самом деле я знаю ее с тех пор, как она была маленькой девочкой. Мне не нужно, чтобы прокурор говорил мне, кто она, а теперь, если у вас нет возражений, мы снимем с нее показания.

— Мистер Салливан, можете начинать, - сказал судья.

Я наклонился и прошептал Мэри Эллен:

— Начинай, девочка.

Есть три вещи, которые нужны, чтобы выиграть дело: подготовка, еще раз подготовка и удача. В тот день у нас были все три. Мэри Эллен, конечно, была подготовлена, и она верила в каждую ложь, которую говорила Дженни. Мы двое, то есть Дженни и я, проделали хорошую работу по построению ложной истории на структуре правды, пока ложь не стала неотделимой от правды. Мэри Эллен просто добавила элемент правдоподобия. Она была нервной и неопытной, и то, что я позволил ей взять на себя инициативу, говорило о том, что я был полностью уверен в своей правоте. Мэри Эллен прямо назвала профессию Дженни. Судья Дрего только покачал головой и спросил:

— Что подумают ваши родители, мисс Роу?

— Сударь, вы знаете, что мой муж умер и оставил меня с двумя мальчиками. Социального обеспечения и той небольшой суммы, которую выплачивают работникам, просто недостаточно, - ответила Дженни, напомнив Дрего о несчастном случае на производстве, в результате которого погибли двое и пострадали шестеро. Все они были бывшими работниками «Дженерал Электрик». Когда GE ушла из компании, она передала процесс небольшой компании, созданной специально для этой цели. Новая фирма не имела страховых льгот, которые были у более крупной компании. В результате несчастного случая Дженни осталась вдовой и справлялась со всем как могла. Странно слышать оправдания Дженни, но они заставили меня подумать о Лауре, не сделала ли она подобный выбор в пользу семьи, а не самоуважения. Может быть, и сделала, но с гораздо меньшими основаниями.

Переворот в деле был произведен другой стороной. Джейкобсон и каждый из адвокатов защиты всех пяти обвиняемых имели свой шанс, но Дженни не удалось переубедить.

Джейкобсон выступал последним и сосредоточился на характере Дженни.

— Мисс Роу, вы сказали нам, что подслушали разговор, после того как закончили работу (ухмылка) и направились в ванную, чтобы привести себя в порядок для дальнейших трудов (ухмылка). Вы не можете вспомнить точно, но до этого момента вы обслужили четверых или пятерых мужчин. ВЕРНО? - спросил Джейкобсон.

— Да, это так, - ответила Дженни.

— Ну, мисс Роу, и что это вам дает?

— То, что я сказала мистеру Салливану при первой встрече, - белая шлюха с тощей задницей, - ответила она.

Рассмеялся даже Дрего, так и проиграл высокопоставленный адвокат, потому что версия правды Дженни стала правдой.

***

Когда мы вышли из здания суда, все три местные телестанции ждали свои внедорожники. Я заставил себя улыбнуться и сделать скромные благодарственные заявления, поблагодарив судью и нашу мужественную свидетельницу. Мы попали в вечерние новости, одиннадцатичасовые новости и последующие утренние выпуски. Связаться для комментариев с Декстером не удалось.

Начали поступать деньги. Я получил большой взнос от Сола Соломона, который, как я был уверен, на самом деле был от Лауры. Я оценил это, а Эдвард Кинкейд прислал очень щедрую сумму, как и Стивен. Но они меркли в сравнении со ста тысячами, которые прислал незнакомый мне человек из Вермонта. Очевидно, его сын умер от передозировки героина. Это был его способ дать отпор. Было много мелких пожертвований по двадцать пять долларов или меньше.

Я был поражен. Некоторые приходили с записками, в которых восхваляли мою работу или благодарили меня. Я чувствовал себя мошенником. Все началось с моего гнева из-за неверности жены. Теперь же люди надеялись на меня в том, чего я лично стыдился. Когда я признался в этом Белле, та посмотрела на меня такими глазами, что смотрят прямо сквозь тебя.

— Как я уже говорила, когда мы начинали, в конечном итоге все сводится к тому, что ты должен быть способен принять то, что сделал. Неважно, во что верит мир, когда ты знаешь правду. Вопреки тому, что ты пытался продать всем, включая себя, есть то, что мы называем правдой, которая не меняется в зависимости от обстоятельств.

Права ли она, я уже не узнал, оказавшись втянутым в выборы. Это была настоящая битва. Я - не политик. Тепло приветствовать людей - самое трудное для таких как я. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы выдержать бесконечное общение с людьми. К моим проблемам добавилось то, что Декстер получил реальную передышку от федералов. Они заключили с «Грифами» сделку и взяли их под охрану. Один безголовый труп стоил меньше, чем так называемая важная информация о торговле наркотиками.

Мы пытались выторговать хотя бы один труп для судебного преследования, но, видимо, была заключена какая-то сделка. На пресс-конференции о сделке объявил генеральный прокурор штата. Оставалось либо соглашаться, либо пытаться взять на себя ответственность за штат. Губернатор был достаточно любезен и прислал мне благодарственное письмо.

Не успел я оглянуться, как наступил первый вторник ноября. В день выборов рассвет был ясным и светлым, но позже пошел дождь. Вставая в тот день, я вспомнил, что было годом раньше. Я готовился к суду над Лероем Джонсоном. Странно, но я давно о нем не вспоминал. Он получил условный срок и, как я слышал, вернулся к своей жене. Я избил насильника и сжег суку, и мне было интересно, кто из них счастливее.

В тот день я обходил избирательные участки. Все работники избирательных участков, демократы и республиканцы, встречали меня с энтузиазмом. Около полудня я столкнулся с Томми Лекуром. Он поблагодарил меня за оживление партии.

— Не могу выразить тебе свою благодарность, Пэт. Победим или проиграем, но мы в долгу перед тобой, никогда раньше не видел такого подъема организации, - сказал он с широкой улыбкой на лице.

Ходили слухи, что явка на внеочередных выборах значительно возросла. Неудивительно. На президентских выборах в целом по округу было подано чуть более двадцати пяти тысяч голосов. Декстер собрал и потратил более ста семидесяти пяти тысяч долларов. Я фактически обошел его. Вместе мы потратили почти пятнадцать долларов на каждый поданный голос. Это было неслыханно, но республиканцы все еще имели преимущество в регистрации два к одному.

***

Было чуть менее шести вечера, когда я вышел из последнего избирательного участка. Со мной был Брандт, он был без формы, как и около двух десятков его сослуживцев, что весь день агитировали за меня. Он замолчал, разговаривая с какими-то людьми, когда мы выходили из Польско-американского общественного центра, где находился избирательный участок четырнадцатого избирательного округа. Я вышел на улицу, когда уже стемнело.

Мотоцикл услышал раньше, чем увидел его. Когда посмотрел, у водителя был опущен шлем, и он с ревом несся ко мне. В правой руке у него было нечто вроде биты или небольшого шеста. Было очевидно, что он хочет сделать. Я мог убежать, но не мог спастись. Когда он достиг меня, я услышал выстрел. Мотоциклист упал, а мотоцикл вышел из-под контроля. Он почти проскочил мимо меня, но заднее колесо ударило меня и отбросило к припаркованной машине. Следом упал мотоцикл.

В комнате было не совсем темно; свет проникал из коридора через дверь и большое окно во внешнюю комнату. Я лежал в кровати и, казалось, был привязан к каждому аппарату вокруг меня. Кто-то вошел и склонился над кроватью. Наверное, медсестра.

— Тише, не пытайтесь шевелиться.

— Он очнулся, - сказала она, обращаясь к кому-то, кто, по-видимому, сидел.

Фигура поднялась и встала рядом с медсестрой. Мне не нужно было видеть ее, чтобы понять, кто это, Лаура. Мне дали воды попить и заставили лежать неподвижно.

— Не пытайтесь двигаться. Вам нужно отдохнуть, кое-что не совсем работает.

Это оказалось преуменьшением. От удара у меня были травмы, и, по-видимому, травма головы привела к инсульту.

Но к тому времени я уже был в больнице, и инсульт оказался не страшным. Моя правая рука была сломана, левая частично парализована вместе с левой ногой. Голова болела так, будто по ней били молотком, но в основном, мне было просто больно. Врачи и медсестры были настроены оптимистично и позитивно, предсказывая почти полное выздоровление, но почти - это очень много.

На третий день пребывания в больнице меня начала навещать очень симпатичная женщина-психиатр. Она не использовала это слово, но в ее глазах я определенно видел - калека.

— Это займет время и много работы с вашей стороны, - сказала ведущий врач, чье имя я так и не смог уловить.

Там, со мной была Лаура, и от нее было не избавиться, то, чего хотел я, игнорировалось. Она взяла все на себя, поговорила с врачами и настояла на том, чтобы все было по ее. Одной из моих медсестер оказалась недавняя выпускница, Кэти Луминус. Видимо, она убедила охрану, что теперь она - на моей стороне. Она была очень мила и поблагодарила меня за избавление от большого черного ублюдка, чтобы она могла жить дальше.

— Кстати, он не такой, знаете?

— Что?

— Не такой большой, по крайней мере, не там. Либо все эти черные штучки - миф, либо он - исключение, подтверждающее правило. Но, слава Богу, его больше нет. Эти тупые федералы спросили меня: «Не хочу ли я пойти с ним?» Они думали, что я тупая?

Домой меня отправили с Лаурой на шестой день. Когда я попытался указать ей на то, что мы разводимся, она посмеялась.

— Эту ерунду мы отбросили, - сказала она. - Кто о тебе позаботится, если не я?

Если вам интересно, я проиграл выборы менее чем двумя сотнями голосов. Это было близко, и республиканцы потеряли семь мест в законодательном собрании округа и большинство в городских советах. Декстер своей победой был доволен, пока газетчики не начали расспрашивать его о покушении на мою жизнь. Парень на мотоцикле был мертв, его убил Брандт, увидевший происходящее, когда выходил из Польского общественного центра. Он просто опустился на одно колено и завалил парня. Однако общественность хотела больше крови. Все редакционные статьи сетовали на отсутствие прогресса по делу в Ван Паттене.

— Не вернется ли в Ван Паттен наркоторговля, теперь, когда ушел Салливан?

Очевидно, новостные гончие были уверены, что да, и что скоро небо тоже рухнет.

Лаура сделала все возможное, чтобы изолировать меня от всего. На третьей неделе моего пребывания дома ей пришлось вернуться на работу. Она договорилась с медбратом/физиотерапевтом по имени Дональд. Переоборудовала семейную комнату в кабинет физиотерапии. Дон неустанно работал со мной, чтобы вернуть меня в физическую форму. Но он никогда мне не лгал: все никогда не вернется. Я смогу ходить, может быть, даже быстро, но не бегать. Мне, вероятно, понадобится трость или костыль, но не ходунки. С некоторым трудом я смогу пользоваться руками, что, надеюсь, со временем пройдет. Дон был настроен решительно, и я тоже.

Я поклялся Лауре, что как только смогу, возобновлю развод. Даже для меня это звучало как выдача желаемого за действительное. Мне предстоял долгий путь.

Примерно через четыре недели после выписки из больницы Лаура отвела меня к новому врачу. Постоянного врача у меня не было. Элизабет Харпер была семейным врачом, по крайней мере, так было написано на табличке. Она осмотрела меня и сказала, что у меня хороший прогресс, и похвалила медбрата Дональда Плезанта-младшего за его усилия.

— Дон - лучший, и у вас все хорошо, мистер Салливан, - сказала доктор Харпер, но в основном, она говорила с Лаурой о том, что необходимо.

Наконец, подмигнув, она сказала:

— Думаю, что вы готовы снова сделать свою жену счастливой.

Я понял, о чем идет речь, так как Лаура начала краснеть.

Всю дорогу домой Лаура была очень ласковой, но я старался удерживать ее на расстоянии. Это было трудно, я был чертовски возбужден. Мне удавалось контролировать свои позывы, когда я управлял офисом окружного прокурора и пытался баллотироваться, но теперь у меня было время думать о сексе и не было времени наедине между Доном и Лаурой.

Я говорил, что люблю Лауру, но отношении нее не был до конца честен. Она не такая классическая красавица как Сьюзен Синглтон-Фицджеральд, но в ней гораздо больше сексуальной привлекательности. Не могу этого объяснить, но в то время как Сьюзен вскружит голову всем в комнате, войдя в нее, Лаура по какой-то причине превращает любого мужчину в сатира. У нее есть эта притягательность, которая направлена прямо на ваше либидо. На самом деле у меня иммунитет выше чем у обычного мужчины, но, когда она хочет поддать жару, я беспомощен.

В ту ночь она появилась в моей комнате в шелковом черном тедди. Прошел почти год, и я был не в состоянии сопротивляться. Более того, она делала все для меня. Начала с минета прямо с небес. Честно говоря, я не знал, что у нее имеется такой талант. Она - женщина, у которой в самый жаркий день июля руки такие холодные, что можно подумать, будто она сделана изо льда. Однако ее влагалище, пизда, киска или как вы хотите это назвать - это духовка. Она явно высасывает все тепло из остального тела.

У меня были сломаны кости, и я был частично парализован, но у меня был полностью функционирующий член. Я был высоким и твердым, когда она вошла в комнату. Она засмеялась, погружая меня в свою пизду, доведя меня до края своим ртом.

— Так ты собираешься держаться как обычно? Думаю, нет, прошло уже слишком много времени. На этот раз никаких сорока минут, - сказала она. Она была права, взяла меня и продолжала смеяться.

— Знаешь, мне нравится, как ты кончаешь и остаешься твердым, - сказала она, продолжая скакать на мне по-ковбойски. Она продолжала трахать меня, пока я снова не кончил. Казалось, она - на задании. После того как я кончил в третий раз, я задал вопрос, который задавал раньше. Казалось, это было целую жизнь назад, в тот вечер в Коннектикуте.

— Мы защищены? - спросил я.

Ее смех был глубоким и почти истерическим.

— К чему мне принимать меры предосторожности? Я трахаюсь со своим мужем, я - младший, скоро стану старшим партнером, пора заводить детей, - сказала она.

Три недели спустя она показала мне тестовую палочку с синим плюсиком.

— Прости, Пэт, ты проиграл, но ты ведь не думал, что выиграешь, правда? - сказала Лаура.

Но это был еще не конец, в игре еще были карты.