Несколько дней я провел в металлической клетке для члена. Она заметно выпирала из-под трусов, и, чтобы скрыть ее присутствие, мне приходилось надевать широкие бесформенные шорты с такой же футболкой навыпуск. Среди парней, на следующий день после выпускного обменивающихся впечатлениями о своей ночи, кто-то пошутил:

– А ты, Ден, с кем был? О тебе никто не рассказал.

Пацаны глумливо засмеялись. С раздражением и ноющей болью от бессильного, но возбужденного рассказами члена я только бросил на них злой взгляд.

– И че ты отворачиваешься? Посмотри, как баба сидишь. Странный какой-то стал.

Одна моя нога была закинута на другую. С неохотой я переменил позу, и краем глаза заметил, что выпуклость на штанах заметно обрисовалась. Пацаны, увидев это, загоготали.

– Надо у Юли спросить, че она там с ним сделала, – засмеялся один неосторожно. Поймав на себе взгляд ее парня, он замолк.

– Спрошу, – твердо сказал тот.

На меня опустился его недобрый взгляд. С содроганием я представил, что произойдет, если она расскажет ему, что было. Спешно попрощавшись, под общий неодобрительный шумок я вернулся домой.

В ванной, сняв мешковатую одежду, я встал перед зеркалом. Та же хорошо сложенная фигура, когда-то покрывавшая ее тело, руки, шлепавшие ее зад, когда я входил в нее. Подойдя ближе, я приставил к зеркалу свою клетку. Разгоряченный член впивался в прутья и заполнял все ее пространство, но не мог вырваться или сломать ее. Металлическое препятствие было для него непреодолимо. Когда возбуждение спадало, проступала боль, и с красными полосками на коже он съеживался, становясь еще меньше, чем был раньше. Нацедив на палец мыло, я хорошенько обтер большое железное кольцо, которое соединяло конструкцию в основании, кожу под ним и, осмотрев все еще раз, потянул клетку вниз. Размеренная боль от сдавливаемых яичек все нарастала. Еще немного, член должен был бы выскользнуть из под металла, и я мог бы снять всю конструкцию уже без боли. Сжав зубы, дыша с трудом, я, продолжая тянуть, ненароком бросил взгляд в зеркало и увидел большие, разбухшие от давления два яичка, красневших под моей рукой. В голове пронеслись воспоминания второго дня, унизительные, но сладкие, и я, казалось, вновь почувствовал на языке вкус девичьих выделений, на коже - тонкие женские руки. Член начал предательски наливаться кровью, и клетка сама собой, обильно умащенная мылом, съехала обратно, сжав свои тиски. От отчаяния, нового порыва возбуждения, сдерживаемого клеткой, и разливающейся по свободно обвисшим яйцам боли я застонал и, пытаясь хоть каким-то образом получить разрядку, сжал ладонью яйца. Их массирование приносило небольшое облегчение, согревающее, но требующее продолжения, которое я не мог получить.

Я сомневался, что, даже если бы мой член оставался совершенно спокойным, я мог бы снять клетку. Сумасшедшая боль еще напоминала о себе. Надо было признать, что я не могу ее выдержать и скорее готов терпеть еще несколько дней нытья в яйцах. Но что потом? Она надела ее в последний день наших встреч, зная, что мы больше не увидим друг друга. Сверкающая клетка плотно прилегала к телу, как будто всегда была на мне. Медным цветом блестел замочек, свесившийся набок у мошонки. Повертев его в руках, я понял, что должен встретиться с владелицей его ключа. Я был повсюду заблокирован Юлей и мог переговорить с ней, только когда она будет гулять со своим парнем.

Не пытаясь разобраться, спросил ли он, что хотел, я договорился о встрече втроем. Желание донимало меня, и думать я не мог, а ночью, едва уснув, под утро просыпался от невыносимой боли в тесной клеточке. Я рьяно натирал яйца, терся об кровать и сжимал руками то, что осталось от моего члена, чувствуя себя уничтоженным без него. В глаза Юли я взглянул с невольной мольбой, не выдержав победоносной, затаенной глубоко в синих глазах усмешки, загоревшейся, когда она взглянула на меня. Равнодушно-веселое выражение, которое я усердно старался себе внушить перед встречей и поддерживал, пока мы дожидались ее появления, тут же сползло с меня, со стыдливостью обнажив и мое бессилие, и просьбу, и ослепленное, но неволью покорное желание. Юля тотчас отвернулась, и весь вечер я ловил ее взгляд, стараясь без слов сказать то, что должен, но тех коротких мгновений, которые он уделял мне, становясь совершенно непрозрачным, мне не хватить не могло. Я в очередной раз удостоверялся в том, что она помнит обо мне, остальное же было скрыто.

Догадываясь, что нас с Юлей что-то связывает, но думая, по счастью, о другом, ее парень все больше горячился. Он, очевидно, задумал поделить девушку на встрече, и, когда та отлучилась в туалет бара, в который мы зашли, недолго думая заявил:

— Я ебу ее. Это моя телка, понял? - и для надежности ткнул меня в плечо.

В глазах его светился вызов и вопрос, а не утверждение. Я понял, что мог бы побороться за Юлю, ведь она так красива, эта маленькая стерва, и так подходит для круглосуточной ебли, готовая первая доставать твой член. Я вспомнил ее голос, сдавленные вскрики, которые слышал за закрытыми дверями. "Эта девочка моя", - вертелось у меня на языке, и я уже прикидывал, куда буду бить. Горячее, негодующее чувство захлестнуло грудь, заставляя ее раздуваться, расправлять плечи, ощущая силу в руках. Вдруг чувство напомнило о небольшой тяжести, стеснявшей пах; с неудовольствием я чуть двинулся; парень напротив меня неотрывно следил за моими движениями, готовясь к схватке. На весу я ощутил прочные гладкие прутья, облегавшие мой член, выставляя только стянутыми у основания яйца, и оттягивавший его вниз вес.

Я замялся. Мне стало неловко, и воинственный настрой сменился затаенным неудовольствием. "Как же она моя, если я сам не свой?" Я взглянул на ее парня. Тот, увидев, что драка отменяется, покровительственно хлопнул меня по плечу и расслабился. "Какие громадные у него руки, - заметил я и обратил внимание на свои. Они показались мне меньше. - Как же я хотел с ним драться и спорить за Юлю?" Я сжал кулак, напрягая мышцы, глянул на беззаботного развалившегося парня и понял, что битва уже проиграна. Он может только рассмеяться, скажи я ему что-нибудь сейчас. Тошнотворное оцепенение объяло меня.

Когда Юля вернулась, ее парень, уже не ища во мне соперника, шлепнув ее по заду, оставил нас на несколько минут вдвоем. С еще лежавшей на ее губах обольстительной улыбкой Юля повернулась ко мне, но теперь я не мог произнести ни слова. "Странно, что она была там так долго", - подумал я, но, не решаясь внимательнее ее разглядеть, решил, что она готовила что-то для меня.

— Ну что, песик, - неожиданно прозвучал ее голос.

Юля рассмеялась, увидев мои изумленные глаза.

— Гав-гав, - продолжила она.

Я сердито оборвал ее:

— Дай ключ. Ты достаточно издевалась. Если тебе нужны деньги, скажи сколько. Я найду. В любом случае, я извиняюсь.

— В любом случае? - с показным удивлением сказала она.

— Я извиняюсь. Просто, - твердо ответил я.

У дверей показался ее парень. В страхе, что мы не спели, я обратил вновь ставшим жалобный взгляд на Юлю. Она поднялась, как бы не замечая. От отчаяния я не вставал, все глядя на нее. Не изменяясь в лице, делая вид, что собирает вещи, вполоборота ко мне Юля произнесла:

— Песик будет сторожить наш дом. Песик понял?

— Дом? Но там же...

Я ошарашено последовал за Юлей. Ее парень бесцеремонно подтянул ее к себе и поцеловал, придерживая ее за зад ровно на месте деления двух половинок. "Малышка нагулялась? - не замечал он уже меня, как вдруг отшатнулся. - Че это у тебя помада смазана?" - и он недоверчиво покосился на меня. Юля обвила его руками и лениво протянула: "Дурак... Сам же смазал". Одержимый желанием, он тотчас поверил и продолжил ее тискать.

— Ну мы пойдем, - бросила мне юля, стараясь высунуть лапу парня из-под своей юбки.

— Да, пойдем, - опомнился тот и коротко приказал: - К тебе.

— А ты знаешь, где? - обратилась Юля как будто ни к кому, и я понял, кто им должен быть.

— Да ты что? - опешил парень. - Твои вопли там не забыть. Пошли.

И, как на невидимом поводке, через несколько минут я последовал, стараясь быть невидимым, за ними, последовал - за ней.