В маленькой комнатке с окном, загороженным стеной стоявшего почти вплотную нового корпуса – личном кабинете "классухи", куда Виталика попросили зайти после уроков, помимо Натальи Ивановны оказалась незнакомая ему высокая и стройная крашеная блондинка средних лет с короткой причёской. На ней был облегавший почти модельную фигуру строгий костюм. Белизну кожи не тонкой, но довольно длинной шеи красиво оттеняла доходившая почти до расстёгнутой верхней пуговицы белой блузки цепочка с кулоном-крошечными часиками.

– Ткаченко Виталий? – Вместо приветствия обратилась к нему эта тётка.

– Да.

– Хорошо. Я, – на какую-то секунду перед его глазами появились раскрытые сине "корочки", – сотрудник бюро оценки при Агентстве государственных имуществ. Так как твои родители заявлены в качестве гарантов по долговым обязательствам, то в моё ведомство поступил заказ на оценку их имущества, включая несовершеннолетних детей. Это понятно?

– Д... да. Но я...

– А раз понятно, то изволь говорить "да, госпожа", и то только когда к тебе обращаются. Понял?

– Д... да, госпожа.

– Хорошо. Тогда... – говорившую прервал стук в дверь. – Войдите.

На пороге появились две его сестры. Одна – девушка на год старше самого Виталика. При этом своим маленьким ростом, крошечными грудками, украшенными белым лифчиком, кокетливо просвечивавшим по голубой футболкой, острыми плечами и непропорциональной длиной конечностей она была похожа скорее на подростка лет двенадцати. Вторая, напротив, выглядела старше своих лет. Учась в младшей школе, она уже успела обзавестись двумя приличными бугорками в области груди, по размеру почти такими же, как у старшей, с которой она почти сравнялась по росту. По этой причине тёмно-серое платьице, на котором разве только не было белого фартука, как и украшенные белыми бантиками косички, абсолютно не шли девочке.

– Ткаченко Анна и Ткаченко Ирина, верно?

– Да, госпожа, – хором ответили девочки (видимо, их уже успели ввести в курс дела).

– Ясно. Похоже, все в сборе.

– Здесь смотреть будете? Закрыть? – Впервые подала голос классная.

– Да, пожалуй.

Учительница пошла к двери и принялась греметь ключами. Почему-то эти простые звуки в купе со строгим взглядом оценщицы, с почти касающимися его телами сестрёнок заставили член Виталика шевелиться, что в такой ситуации было ну уж никак не "в тему". Но главное испытание, похоже, ждало его впереди. По слухам, по голым и полуголым девчонкам, которых порой вели по школьным коридорам женщины и девушки в таких же строгих костюмах, по лишь недавно закрашенным окнам здания за пару кварталов от его дома, куда он и другие ребята, случалось, бегали "посмотреть, " он неплохо представлял себе, что значит "смотреть" и "произвести оценку". И при собственных сёстрах такая перспектива ничуть его не радовала.

– Теперь, – обратилась новая знакомая к парню и его сёстрам. – Раздеваемся до трусов, одежду на вешалку. Быстрее.

– Н... но как же... – услышал Виталик, взявшись за собственный ремень (на сестёр он, чего бы ему это не стоило, старался не смотреть).

– Анна, не задерживай! – ответила классная. – А то всё Марине Витальевне расскажу.

Оставшись в одних чёрных "семейниках", оцениваемый поднял глаза. Перед ними предстала уже снявшая футболку и возившаяся, едва не касаясь его, с молнией на собственных синих джинсах красная как рак Анька. Медленно расходящиеся полосы синей ткани с металлическими крючочками постепенно открывали её стерильно-чистые трусики, лишённые всяких украшений. Таким же был и пока что скрывавший от любопытных глаз брата маленькие грудки лифчик без бретелек. Их младшая сестрёнка оказалась по расторопнее. Ближе всех к двери она уже стояла в одних плавочках в горизонтальную чёрно-белую полосочку, хорошо смотревшихся на уже начавшем принимать женственные очертания чуть полноватом загорелом теле. Маленьких девичьи-каменных грудок с остренькими сосочками она не прикрывала, даже пыталась улыбаться. И лишь чуть порозовевшие щёчки говорили о смущении младшей в семье Ткаченко.

– Ира, молодец. Ко мне.

Девочка молча подошла.

– Жалобы на здоровье есть?

– Нет, госпожа.

– Ну, вот и проверим. На стул садимся.

Девочка повиновалась.

– Ротик открываем, запрокидываем голову. Помогите. – Обратилась она к учительнице.

Стоило голенькой Ире это выполнить, как классная Виталика, подойдя сзади, взяла её за плечи. Затем осматривавшая привычным движением на рот девочки какую-то проволоку, заставившую его вырасти чуть не на половину лица. Всё это сопровождалось скрипом стула и поминутным вздрагиванием не только испытуемой, но и державшей её довольно крупной "классухи". Видимо боль, доставляемая подобными манипуляциями была, действительно, адской. Виталик хотел, было, заступиться за сестрёнку. Но во-первых, он понимал, что ничего этим не изменит, сделав и ей, и Аньке, и себе только хуже. А во-вторых, совершаемые над ней манипуляции, как он не боялся себе в этом сознаться, доставляли парню удовольствие. Об этом говорила продолжавшая расти в его семейниках пустота. Тем временем, видимо, расширив рот обследуемой, на сколько это было необходимо, женщина достала из стоявшего тут же саквояжа какую-то трубку, которую, побрызгав аэрозолью с резким запахом, начала медленно вводить в её ротик.

– Так, не кашляем, не кашляем... – ещё просунув трубку, она прильнула глазом к другому её концу, будто смотрела в микроскоп.

Закончив эту часть осмотра, она грубовато выдернула это орудие и сняла проволоку.

– На пол на коленки становимся, – и, подойдя сзади, сильно, до хруста, свела лопатки девочки, – встаёшь, снимаешь трусики, ложишься на стол.

Поднявшись, девочка медленно спустила на пол последнюю деталь одежды.

– Быстрее, – подхватив подмышки, исследующая собственноручно уложила оцениваемое "имущество" на, видимо, по такому случаю специально пустовавший стол классной. – Ручки-ножки вытяни. – Теперь ещё помогайте.

Подойдя со стороны вытянутых ножек девочки, учительница взялась за её щиколотки. Женщина из агентства ухватилась за запястья.

– Три-четыре, – подняв над столом, её сильно потянули в разный стороны.

– Ой! Ой-ой-ой!

– Тихо! Ну-ка, ещё немного попробуем.

Закончив тянуть, Иру вновь уложили. Затем оценщица некоторое время щупала её живот. После этого, велев согнуть ноги в коленях, надела перчатку и, смазав её чем-то, пальцами проверила задний проход и влагалище.

– Хо-ро-шо... – женщина уткнулась в какие-то бумаги, – можешь надеть трусики и стать на место.

Девочка попыталась встать, но первых две попытки оказались неудачными. С третьего же раза это получилось только потому, что ей помогла Наталья Ивановна, затем собственноручно надевшая на Ирину трусики и почти прислонившая её к стене.

– Та-ак... продолжим с девочками. Анна, ко мне.

В своих белых трусиках старшая сестра медленно приблизилась к ней, став к брату своей чудесной упругой попкой, обтянутой кипенно-белой тканью. Поднявшись со стула, женщина из агентства велела ей открыть рот, но в данном случае удовлетворилась ложечкой и фонариком. Затем она принялась деловито мять пальцами за ушами Анны, потом, – её тоненькую шейку, затем взяла за плечи и развернула боком, будто нарочно, чтобы всем было лучше видно маленькие "пакетики" грудок девушки. Ощупав и их, она, велев, как и младшей, лечь на стол, немного помяла её живот. После этого оценщица собственноручно стянула белые плавочки со своей жертвы и, для начала помяв её гладко выбритую письку пальцами, взяла из сумки какую-то блестящую штуку и, так же, как и предыдущей, велев согнуть ноги в коленях, расширив, проверила её дырочку.

– Ну тут, – закончив, она вновь помяла живот девочки, – разрезик делать надо... Ладно, вставай пока, надевай трусики. А ты, – обратилась женщина к её брату, – сюда.

От страха, унижения и физически мешавшего идти возбуждения он с трудом приблизился к осматривавшей.

– Не боимся меня. Лучше ножки ставим пошире и трусы до колен спускаем.

Он повиновался, высвободив тут же ставший торчком член.

– Оо-го! – Прозвучало со стороны двери (видимо, Ирка уже чувствовала себя лучше).

Не обращая на неё внимания, женщина молча просунула руку между ног Виталика и долго мяла яйца.

– Спинкой ко мне поворачивайся. И ничего, сестрёнок своих ты уже видел, пускай и они на тебя посмотрят.

Развернувшись, он поймал на себе взгляды двух пар выросших глаз, занявших чуть не по половине лиц девочек. Тем временем, оценщица, ощупав его мошонку и в таком положении, велела Виталику нагнуться и, немного покопавшись, смазала его задний проход каким-то кремом. Затем последовала ещё возня, примерно в середине которой серая ткань закрыла спину и голову мальчика, так, что видеть он мог теперь только кусочек сделанного под паркет линолеума и розовые ноготки пальчиков на анькиных ножках. Что это? Пиджак тётки из агентства? Она раздевается? Но зачем? И, вообще, что, чёрт возьми, тут происходит?!

– Так! Так! – Он почувствовал сильный шлепок по спине, – стой, как поставили!

Спустя ещё пару секунд на полу перед ним оказалась какая-то белая штука, вроде одноразовой простынки.

– О-го! – Произнёс кто-то из сестрёнок.

– Так, молчим! А ты не вздумай сопротивляться.

В следующее мгновение его крепко схватили за талию, а в анус в сопровождении всё усилившейся боли начала входить какая-то твёрдая штука. Инстинктивно он попытался освободиться.

– А ну стоим! А то ещё больше возьму! И давай-ко на вдохе! И-ии!..

Короткие но острые ногти вгрызались в его плоть. Но боль от них была ничтожна в сравнении с той, которой был охвачен, казалось, вот-вот готовый разорваться на тысячу кусков анус юноши. Но странное дело! Чем быстрее двигалась та дрянь, чем глубже вгрызались в него ногти оценщицы, тем больше рос его член. Таким большим он, казалось, не был вовсе никогда!

– Девочки, кто-нибудь, возьмите у него в руку. – Донеслось до его затуманенного болью, страстью и недостатком воздуха мозга.

Через пару секунд в его член вцепилась девчачья ручонка, заелозившая по нему почти в такт той твёрдой штуке. Наконец в сопровождении томного стона, которого он сам от себя не ожидал, настоящие струи белой жидкости оказались на белой простынке.

– Молодец, – серая ткань исчезла. – Выпрямляемся.

Обернувшись, он увидел служащую Агентства в чёрном кружевном лифчике и высоко обрезанных по бёдрам трусиках, хорошо смотревшихся на светлой коже. Поверх последних был зафиксирован довольно большой чёрный страпон.

– Кто тебе разрешил смотреть?!

Взяв за ухо, его развернули лицом к Аньке, теперь не красной, но бледной, как сама Смерть. Их младшая сестра в своих полосатых трусиках стояла рядом, по прежнему держась за член братишки.

– Отведи его к умывальнику и помоги, а то он вон, – перед глазами Виталика несколько раз щёлкнули пальцы, – в неадеквате.

Зачем-то взяв за руку, мелкая подвела его к раковине, где с серьёзным выражением личика долго мыла промежность старшего брата холодной, как лёд, водой (другой, собственно, в этом кране и не было).

– Готовы?

– Да, госпожа, – ответила Ирина, закончив.

– Тогда ты ложись на стол, а ты стань, где стояла.

– Надо будет ещё как-нибудь попробовать, – шепнула она, коснувшись его своими твёрдыми грудками, – я Настьку позову. Будет весело.

На столе уже одетая оценщица так же, как девочкам, пощупала его живот, потом – шею и область паха. Затем Виталику, как и младшей из его сестёр (он и представить не мог, как теперь смотреть в глаза и Аньке, и ей), велели сесть и, расширив проволочной уздечкой рот, осмотрели желудок при помощи всё той же трубки. Это, действительно, было очень больно! Но от это сильной боли, от унижения, от осознания того, что всё это с ним, полностью голым, делает женщина (и того, что она и собственная его сестра делали недавно) член паренька вновь начал приходить в боевую готовность в сопровождении чьего-то (скорее всего, Иркиного) смешка. Наконец, и эта мука закончилась.

– И тут разрезик... – меланхолично заметила оценщица, снимая проволоку. – Теперь надеваешь трусы, становишься к девочкам.

Закончив с бумагами, женщина поднялась и обратилась к детям:

– И так, дорогие мои, для вас две новости. Первая: ваша мелкая мне больше не нужна. Она одевается... собственно, Анна и Виталий тоже могут одеться. Но младшая ваша идёт домой, а с вами мы ещё пообщаемся.

Подождав, пока подопечные оденутся, и учительница выпустит Иру, оценщица велела её брату и сестре подойти поближе.

– Теперь вторая новость. Касается только вас двоих. Судя по данным от ваших школьных медиков и результатам вашего обследования, вы у меня такие, что сразу оценить нельзя. Поэтому сейчас мы с вами едем к врачу. Она вас посмотрит. Может, для этого придётся пару дней у нас задержаться. Так что настраивайте себя, что домой не попадёте. Вещи мы не берём, телефоны отдаём Наталье Ивановне. Она и Марина Витальевна всё сохранят и отдадут вашим родителям. Это понятно?

– Да госпожа, – нестройным хором ответили подростки.

– Хорошо. Тогда вперёд.

Подождав, пока Виталий и Анна отдадут телефоны учительнице, оценщица вместе с ними вышла из кабинета. Против ожиданий мальчика они направились не к главной лестнице, но в сторону запасного выхода (в этот раз он, почему-то был открыт). Спустившись по неширокой лестнице, они оказались в находившейся почти в лесу части школьного двора, где их ждал небольшой фургон. Окна на этой машине были у водителя и предусмотренных конструкцией четырёх пассажиров в средней части. Задняя же, куда можно было попасть через двустворчатую дверь, окон была лишена. Сюда оценщица велела пройти Анне и Виталию.

Всё убранство тесноватого отделения состояло из проходившей по периметру примерно на высоте пояса металлической трубы. К ней брата и сестру, велев каждому стать лицом к "своей" стене, женщина пристегнула при помощи наручников. Затем, велев "быть потише и держаться", вышла, закрыв двери.

Путь их окончился во дворе, похожем на больничный (здесь даже пахло также), но отгороженном от остального мира глухой стеной. Здесь, расковав подростков, женщина повела их по настоящему лабиринту из лестниц и коридоров, в конце каждого из которых была проходная. Наконец их подвели к белой двери с надписью "Врач спец. экспертизы Петрова А.Н.". Постучав и получив разрешение, женщина вошла с ними в довольно просторный кабинет, освещаемый большим окном. Здесь были два прозрачных шкафа, высокая и низкая, пеленальный столик и, рядом с ещё одной дверью, письменный стол, за которым сидели короткостриженная рыжеволосая девушка лет восемнадцати и довольно полная смуглокожая женщина. Обе они были одеты в белые халаты. Ну, и слава Богу. По крайней мере, даже на пару с сестрой раздеваться перед ними будет не так стыдно.

Минут пять поговорив с оценщицей (почему-то очень тихо), полная тётка приятным, почти певучим, голосом произнесла:

– До трусиков раздеваемся.

Член Виталия вновь начал набухать. Но видя, что в этот раз и Анька делает то, что от неё хотят, довольно быстро, он также не заставил себя ждать. Велев подойти, врач, почти обняв его, принялась одной рукой мять живот парня, другой, – его спину.

– Так, молодой человек, – в какой-то момент она остановилась, но своих тёплых смуглых рук не убрала, – давай договоримся, что ты не напрягаешься. Расслабься, ну, вот прям, чтобы ты на ногах стоял только потому, что я тебя держу. А ну-ка...

Виталик старался как мог, но тело, надо думать, от возбуждения, напрягалось само собой.

– Кать, помоги нам.

Поднявшись, рыжеволосая девушка немного покопалась в одном из шкафов. После этого, подойдя сзади, она притянула парня к себе (её грудь оказалась небольшой, но очень приятной на ощупь, гораздо лучше, чем у мелкой Ирки), закрыв ему рот и нос какой-то сильно пахнущей тряпкой. Где он? Что с ним делают? Зачем? Виталик уже не помнил, он лишь старался устоять на ногах в приятно тёплых объятиях какой-то женщины. Затем другие руки, не тёплые, но прохладные, прикосновения которых были, пожалуй, ещё приятнее, стянули с него трусы и потащили по полутёмному коридору.

– Значит понятно, да? – Казалось, в ту же секунду он увидел полную женщину-врача в медицинской шапочке, клеёнчатом фартуке и маске, закрывавшей почтив сё лицо. – Так как у вас есть медицинское образование, то будете помогать: как я разрежу, сосудик передавите.

– Конечно, – ответила другая тётка в таком же убранстве. В ней Виталик узнал оценщицу.

– А ты, Кать, смотри, чтобы он... так стоп! Ты что у нас, проснулся? Рано. А ну-ка ещё дозу ему.

Вновь дурманящий аромат заполнившей, казалось, всё мироздание белой ткани опутал его. Даже прикосновения острой стали и чьи-то истошные вопли его голосом, доносящиеся откуда-то очень издалека, не разгоняли этот сладкий дурман. И долго ещё: и в палате без окон с унитазом и единственной лампочкой, и на бесконечных осмотрах с перевязками, и потом, – в белом коридоре с холодной стеной, подпирающей спину и чьей-то сильно затёкшей рукой, прикованной цепью, этот туман не оставлял его. Лишь частично эта завеса приподнялась, когда он, стоя рядом со своей обнажённой сестрой, тоже со шрамом на боку и остекленевшими глазами, услышал:

– Значит у обоих вторая, так?

– Верно.

– Тогда давайте подпишем протокол, да я на выдачу их и родителям звонить буду, а то куда таких, на улицу, что-ли, выкидывать?...