Никак у нас с Сережкой не получалось скоммуницироваться, чтобы закончить его историю. Всем известные последние события, домашние хлопоты, закрытие сайта и открытие нового и проча и проча... Дети и муж давно отправились спать, я закончила уборку, когда пришло от него сообщение с предложением поболтать. Чего бы муж не говорил о своей неревнивости, нам всем приятней вот так - ночером, тихо, под одеялом.

Давно повелось - о каких бы семейных/личных/рабочих делах не говорили, обязательно разговор съезжает на воспоминания, а то и "приключения". Мы оба помним о незаконченном разговоре, я жду активности от мужчины, а он, как будто дальше дразнит меня, заводя еще сильнее зарисовками из Турции. Отдых там и приключения немолодых одиноких наших дам (да и не только одиноких и очень часто молодых) - это вообще тема отдельного рассказа. Столько уже в голове, что начинает проситься на бумагу. Вот этими зарисовками в стиле Декамерона он меня и дразнит. Я уже спокойно усидеть не могу, далеко заполночь, когда он, вдоволь меня помучив, выдает: "Ааа, я же тебе тогда недорассказал. Хочешь продолжения?"

И я, снова наивная дуреха, готова забираться к этому развратнику на колени, слушать, ерзать, позволять запускать руки себе под одежду. И знать в глубине души, что опять меня разберет от его рассказа. А за все эти россказни отдуваться мужу.

Неее, рук же никогда не было вроде, не распускал?.. Фигурально это. Лан, как обычно переделывать лень, потом как-нибудь.

— Давай уже Серый, чего тянешь?

— Не тяну, а вспоминаю. Сколько же мне тогда было? Точно не рассказывал еще? А то давай я тебе лучше еще про пенную дискотеку в Турции расскажу? Ладно, ладно, понял, щас продолжу, чего орешь...

— Как раз я окончил школу, и мы с родителями махнули на море. Отметить мой красный аттестат и поступление в универ.

Времена тогда были тяжелые - самый разгар 90-х. Санаторий наш, хоть и располагался в хорошем месте, явно знавал лучшие времена. Часть корпусов стоит закрытых, а то и вовсе заколоченных. Нам на троих достается какой-то огромный номер, но со старой скрипучей мебелью. Видимо, эта скрипучесть и была основной причиной, по которой родители собрали все матрацы и постелили их просто на полу. Дуло из окон, дуло под дверь, мы спали все втроем одной тесной кучкой на полу в углу. Я у стены, мама посредине, как самая маленькая и мерзлячка к тому же, отец с краю. Как и положено главе семейства - добытчику и охраннику.

К слову сказать, с тех наших банных приключений, о которых уже рассказывал, ничего такого у нас в жизни больше не бывало. Мама особо не пряталась, я, бывало, застукивал, а то и откровенно подглядывал, но никаких даже намеков не было. Да, мы валялись на кровати, болтали, бывало обнявшись. Она учила меня делать массаж. Но все это происходило в одежде. Нет, понятно, когда я делал массаж, часто я снимал с нее верхнюю часть одежды, расстегивал лифчик. Мать первые разы сама просила, так как он нарушает кровообращение. Потом уже сам. Мне приятно было сидеть на ее теплых булках, иногда сняв штаны. Так как они тоже мешали удобно сидеть. В трусах ткань не натягивалась, все было удобно. Особенно, когда можно было незаметно пристроить повзрослевшего солдатика между полупопиями. В совхозе работы не стало, отец мотался по объектам, часто пропадая неделями. Поэтому, иногда случалось, что из-за плохо протопленной с вечера печи, я обнаруживал утром мать в своей постели, плотно ко мне прижавшуюся. Мерзлячка, говорю же.

Бывало, доходило до конфуза, когда проснувшийся раньше меня солдатик оказывался опять между булками или под закинутой на меня ногой, еще и запачкав ее и мою одежду... Хорошо, что такие мелочи она не замечала. Ну да я, вообще-то, рассказывать начал другую историю.

Это сейчас понимаю, что в отпуске, да еще у моря просыпается жажда. Жажда не только в прямом смысле. Всего - выпивки, еды, гуляний под луной, удовольствий и других радостей. Я, может быть, был тот еще ботаник, но понимал, что родителям хочется уединения. Поэтому, в дневной сонный час бродил по территории, бросал в воду камушки и просто как мог, тянул время. Отдыхающих было немного. Интересных сверстников или сверстниц не было вообще. В основном, почему-то, пенсионеры.

С первого же дня заприметил одну одинокую женщину. Лет, думаю, 35-40. Тогда для меня, она тоже котировалась где-то в одной группе с пенсионерами. Но это только в первый день. С утра пораньше второго дня родители залезли в воду. Звали и меня, но холодно, сижу на берегу. Подходит, рядом располагается та самая тетенька и начинает переодеваться. Прямо тут на пляже, а не в кабинке. Да, я понимаю, что кроме меня и ее на пляже сейчас никого нет. Но что бы так, почти не закрываясь, вначале расстегнув на себе халат, чуть отвернувшись от воды. При этом полуобернувшись ко мне. У нее черные волосы, смуглая кожа. И тем ярче на ней выделяются коричнево-фиолетово-крупные пятна вокруг сосков. Да, сейчас я знаю, как они называются, но не тогда. Я не отрываясь смотрю на все это. Почему-то не стесняюсь и получаю бонусом вторую серию - так же неторопливо на полненькие ножки натягиваются трусики купальника. Что между ними - мне не видно. Мешают эти самые "вполоборота". Видимо, встроенная женская фишка. Как соблюсти тонкую грань между эротикой и порно - показать не показывая.

Разом подскочившее давление находит незаполненный сосуд - надувает его до отсечки, и я тяну полотенце - прикрыть это безобразие на своих шортах. Тетушка, думаю, все понимает, чему-то своему улыбается и так же не спеша заходит в воду. Хорошо, что родители еще плавают, я успеваю прямо так, прикрывшись полотенцем добежать до номера и скинуть напряжение.

Кстати, на отдыхе это становится реальной проблемой. Я практически не бываю один, а фантазия рисует картины одну за другой. И еще одна проблема - спящие рядом родители. Я и так вечерами хожу на все мероприятия, часто оставляя их одних, но ночью чувствую и слышу, как мать снова осторожно разворачивается, а потом и вовсе залезает сверху на отца. Одно мне нравится. Не знаю, как было до этого, но после того, как она вернется на свое место, под ночнушкой уже ничего нет. И та, бывает, завернется до талии или вообще до груди. Очень осторожно, я могу залезть к ней под одеяло, погладить ее приятную кожу. А если они оба храпят, то приобнять, перебирать слипшиеся волоски и вообще позволить себе вольностей.

Опять вечер, я гуляю по территории, жду, когда начнется киносеанс. Потом захожу в зал и вижу сидящую чуть ли не в центре, уже знакомую по пляжу тетушку. Немногочисленные зрители рассаживаются кто где, а меня как магнитом тянет к ней. Сажусь рядом, жутко стесняюсь и жду, что она или отсядет или прогонит. Мест свободных же полно! Но нет, наоборот, она обернулась и кивнула, как старому знакомому.

Гаснет свет и чуть позже я придвигаю свою ногу к ее. Несмотря на то, что она в длинной юбке, ноги не собраны, а чуть разведены. Даже может и не чуть. Не так, как сидят мужики, но все-таки мы почти соприкасаемся ими. И я делаю так, что мы явно начинаем соприкасаться. Тут же получаю ответный сигнал - она придвигает ко мне свою, прислонившись вплотную. Это сейчас я понимаю какие-то сигналы. Тогда я сидел истуканом, не понимая какой фильм идет на экране, и, пытаясь утихомирить дрожь во всем теле. Жутко боясь скандала, позже все-таки решаюсь сдвинуть руку и коснуться ее ноги. Очень осторожно. Нет реакции. И все смелее - пальчик за пальчиком, передвигаю свою руку на ее бедро. Тогда она сползает еще ниже, устроившись на кресле полулежа, прижавшись еще плотнее. Я надеюсь, что правильно понял этот сигнал и перевожу ладонь на нее уже полностью. Под тонкой тканью легкой юбки, ощущаю такое приятное тепло округлого бедра.

— Нет, только не это!

Она хватает меня за руку и я понимаю, что все, попался! Сейчас выведут из зала, все расскажут родителям, оформят в милицию или вообще повесят прямо здесь на ближайшем дереве, в назидание.

Только, кажется, не сейчас. Не прямо сейчас. Пока она просто удерживает, все так же на бедре, дернувшуюся было руку, прикрыв своей. А позже осторожно поглаживает ее сверху. Я наклоняюсь что-то спросить, она знаками показывает, что не слышит. И тут же подтягивает мою руку повыше, устраивая себе между ножек. Не знаю, надела ли она трусики, такое чувство, что руку от пельмешка ничего не отделяет. Или это у Нашашки был пельмешек? Здесь совсем другое блюдо - два плотных и мясистых вареника. Медленно и аккуратно с соседнего кресла достает летнюю курточку, укрывая все происходящее от возможных любопытных глаз. И тут же под курточкой в ответ укладывает свою руку на мое бедро и двигает выше.

Я понимаю, что все происходящее - уже не фантазия, все наяву, я могу реально получить то, о чем так долго мечтал. Но, что и как делать дальше - не знаю. В книжках, которые я читал, почему-то об этом написать забыли. Знаю - познакомиться надо и я снова тянусь к ее уху, что бы спросить имя. Опять показывает, что не слышит из-за громкого звука кино. Я указываю пальцем на дверь. Кивает, и мы крадучись выбираемся из зала.

На улице темно, редкие фонари не разгоняют, а скорее подчеркивают темноту на тротуарах. Мы шагаем, болтая о всяком. Здесь я, если еще не галантный кавалер, то чувствую себя уже гораздо уверенней. Ты ж знаешь, рассказы или там разговоры - моя стихия. Не очень долго, но все же бродим....

Сейчас я понимаю, что от меня ждали инициативы, но не дождались и приглашают на чай. Если мы живем в корпусе, то она в таком типа шале. Моя новая знакомая просит посидеть внизу в холле, пока сходит к себе на разведку, что бы нас вместе никто не застукал. Все таки разница в возрасте практически в два раза. Ее почему-то долго нет. Я уже почти решил, что меня "кинули", когда сверху осторожно зовут подняться. Это сейчас я понимаю, что к "чаепитию" нужно было подготовиться.

Маленькая, но очень уютная комната. Почти нет мебели, поэтому мы садимся у столика прямо на кровать. А чуть позже решаюсь приобнять свою знакомую за талию. Под совсем тонкой рубашкой такое теплое тело. Она обнимает меня в ответ - чувствую, как это, оказывается, приятно. Ее зовут Гуля, в полумраке блестят большие и очень темные глаза. Короткая стрижка подчеркивает округлое лицо. Она вся такая невысокая и округлая. Мы совсем забываем про чай, на который якобы шли, когда я решаюсь чуть приподнять край рубашки и положить руку уже на обнаженную кожу спины.

Столько лет прошло, а помнится, как будто происходило вчера. Я помню ее дернувшуюся под рукой спину, как от прикосновения к оголенному проводу. Хотя ток, думаю, реально побежал. Женщина чаще задышала, временами речь прерывается, и голос ощутимо дрожит. Да, да, мы все еще разговариваем. Она рассказывает, где и с кем живет и говорит, что я "слишком рано молодею". Это ее слова. Наверное, должно было быть "взрослею", но ток, он такой, путает мысли не только неопытных юнцов, как я. Ее сын всего на три года младше меня. А мужа нет, давно нет. Даже я чувствую ее душевные сомнения. Но румянец на щеках и блестящие глаза делают свое дело. Или отсутствующий много лет муж. Она, отбросив сомнения, наклоняется ко мне ближе, что-то шепчет в самое ухо и потом целует в уголок губ.

Тут уже и до меня доходит, оборачиваюсь к ней вполоборота, обнимаю двумя руками, целуемся по-настоящему. Удивляюсь, какой у нее небольшой рот и при этом такие выпуклые, сочные губы. В последний (да и первый) раз мы целовались с Наташкой - там было наоборот. Большой рот и тонкие губы. Мне очень хочется потрогать грудь, но тогда я думал, что нельзя и держу себя в руках, продолжая обнимать за талию. Хотя, сейчас вспоминаю - какая талия? Женщина полненькая. Фигура есть, но талии в том, классическом варианте, скорее нет.

Гуля чуть отстраняется от меня и начинает раздеваться. Сама. Рядом. Удивляюсь, что если и стесняется, то не показывает виду. Полностью, догола, давая разглядеть, пусть и в слабом свете, все свои прелести. Потом показывает знаком, и начинаю раздеваться уже я. Жутко стесняюсь, но хочу выглядеть смелым. С легкой улыбкой следит за мной, параллельно забираясь в кровать. Кровать широкая, удобная, и, самое главное, не скрипучая! Слышен только легкий шорох постельного белья.

Когда я разделся, она уже лежала на спине, протягивая ко мне руки. Забираюсь сверху, как тогда с Наташкой, целуя ее и пытаясь пристроить между ног уже не солдатика, а повзрослевшего солдата. Получается, видимо, не так хорошо, поэтому выскальзывает и забирается на меня сверху. Может я извращенец, но когда женщина сверху, такое чувство, что именно она сейчас выступает в активной роли, именно она соблазняет и имеет меня. Вначале ей не хватает моей активности. А позже я тоже пытаюсь двигаться, но не попадаю с ней в такт. Она слезает и сама тащит сверху на себя. Благо кровать широкая, не жесткая, но упругая. Очень удобная. Не то, что наши матрацы на полу.

Я не буду расписывать подробно, что и как мы делали. Скажу только, что Гуля реально разохотилась. Она чувствовала, когда я уставал, и я ложился со стороны спины. Входил сзади, лежа на боку. Потом продолжали. То ли от перевозбуждения, то ли просто новизны ощущений, я за те 2-3 часа так и не добрался до оргазма. У нее было два точно - очень ярких, когда она буквально грызла подушку, чтобы не кричать. Один практически сразу, когда мы подвигались буквально пять-десять минут. И один, еще более яркий - в конце. Может, их было больше, мне с моим тогдашним опытом было не понять.

В общем, уходя, я с трудом запихиваю все так же не разрядившегося солдата в джинсы. Как назло сегодня очень узкие. Гуля, в умиротворении полулежа на кровати, с улыбкой наблюдает. Погладила (его, а не меня!) сквозь штаны и так с уважением подняла большой палец кверху. Уже не разговариваем. Единственной фразой было: "Завтра придешь?"

Когда я вышел, никакого желания приходить снова, не было. Было какое-то разочарование. Я, прочитав массу книжек, ожидал какого-то неземного блаженства, переполнявшего счастья и еще сам не знаю чего. Сейчас - просто усталость. Сильнейшая. По-моему я на сенокосе за день так не уставал. Поэтому твердо решаю - нафиг надо, не пойду я никуда. И еще член в джинсах реально мешает, никак не уляжется.

В душ не хочется, хочется спать. Но ума хватает сообразить, что от меня может быть запах. Да и гигиена - должна быть же? Кстати, про возможность что-то подцепить я тогда реально не думал. Но моясь в душе, эта мысль в голову приходит. Начинаю намыливаться, как-то даже остервенело. Это сейчас я мог бы подумать, что женщина хорошая, домашняя что ли, не гулена там или потаскуха. Но не тогдашним умом. Солдат аж болит от перетренировки и звенит от напряжения, но нет желания о чем-то мечтать и что-то представлять, что бы разрядиться. Споласкиваюсь и так же с гордо торчащими вперед трусами, лезу в постель. Хорошо, что родители крепко спят, не видят. И, главное, не спрашивают. А как позже оказалось, и не чувствуют.

Мама заняла половину моего места, отклячив и так немаленькую попу в мою сторону. У меня и выбора-то не остается, как лечь к ней бочком, пристроив солдата, как часто уже бывало там, между теплых полушарий. Это так приятно и может даже привычно, что тут же засыпаю...

— И?..

— Чего и?

— Чего замолчал? Все что ли?

— Ну да. Я ж рассказал как расстался с девственностью, чего тебе еще?

— Дальше-то что было? Неужели не зашел к ней больше?

— Вот ты, деловая колбаса! Хоть и умная... Ты, наверное, уже и сама догадалась. У меня же жуткое разочарование и мне не хочется больше ни на какой чай. Еще у нее какой-то очень пахучий лак для волос. До сих пор помню запах того советского лака. В общем, чувство, как, наверное, у девочки после такого же. Лишения девственности. Когда не по любви. Или мнительный я сильно был? Не знаю...

Одно помню - открыл я тогда для себя хороший выход - спорт. Бегать я всегда любил. Тогда прямо с утра и побежал. Час, наверное, кружил по дорожкам. А потом поплыл. Еще, если не час, то около того. Аж шатало, когда вышел из воды. И ты знаешь, отпустило. Но чем ближе вечер, тем меньше та моя утренняя решимость - "больше не пойду". Как дурак иду снова в кинозал - ее нет. Да и вообще не видел сегодня.

А ум наш, он же, собака, любым нашим действиям всегда оправдание найдет. Удобная, скажу вам вещь. Гораздо удобнее совести, с которой сложнее договориться. Ты можешь быть последней гнидой, можешь друга предать, а он тебе услужливо шепнет: "так и надо, и не друг это был вовсе, а тряпка". Ну, да я отвлекся. Ум мне подсказывает вариант - зайди просто поинтересоваться здоровьем, вдруг плохо ей. Ни за каким не сексом.

Стою и даже не стучусь, а скорее скребусь в дверь. Конспиратор...

Она открывает в такой черной полупрозрачной ночнушке на голое тело. Сквозь ткань, на полушариях груди, очень четко выступают соски. Глаза блестят, полные губы что-то говорят, я не слышу, вижу только их движение. Забываю, что хотел спросить. Мои губы сами тянутся к ней и в этот раз мы тут же начинаем раздевать друг друга. Как-то быстро, суматошно. Я-то - понятно, быстро. Долго ли ночнушку через голову перекинуть, а она никак не может справится с пряжкой ремня, встает на колени, и... В общем, уже через пару минут я перестаю чувствовать боль в так вчера уставшем солдатике. Сегодня все получается гораздо лучше. Ей не приходится помогать, сам, все могу сам. Уже не требуется вместо меня вставлять солдата в нужное место, если выскакивает. Сегодня не так долго - прошло не больше часа. И наступает тот самый момент. Я нахожусь сверху. Уже привык, что все там внизу жадно хлюпает и чавкает. Гуля снова начинает стонать прямо сквозь притянутую подушку. Тогда накрывает и меня. Стреляю снова и снова, мне тоже хочется то ли рычать, то ли кричать. Сдерживаюсь изо всех сил...

Женщина, как и в прошлую ночь, предлагает остаться. Опять объясняю про родителей. Я вижу ее глаза, вижу как ей нужно, что бы я остался и обещаю что-то придумать. В эту ночь не получилось. А вот в следующую, спать ложусь пораньше, дожидаюсь, пока мои уснут и выскальзываю из постели. И тогда получаю то, чего хотел - мы занимаемся любовью, болтаем, опять секс. Бывает, ненадолго засыпаем и просыпаемся от того, что партнер снова обнимает или целует тебя, все повторяется... На рассвете еще раз насладившись, я ухожу к себе.

И все. Я знал, что это будет наш последний день на море. После обеда мы уедем. Но совсем не пожалел, что последнюю ночь провел вот так - в постели совсем еще недавно посторонней мне женщины. И ты знаешь, если бы все закончилось три дня назад, самым первым нашим разом, не знаю, какие чувства сейчас питал бы к ней. А так, я до сих пор люблю ее. Не так как жену или там мать. А просто, с небольшим налетом грустинки, но мне приятно вспоминать ее, скучать по ней.