Комментарии ЧАТ ТОП рейтинга ТОП 300

стрелкаНовые рассказы 79800

стрелкаА в попку лучше 11743 +4

стрелкаВ первый раз 5191 +1

стрелкаВаши рассказы 4696 +3

стрелкаВосемнадцать лет 3501 +3

стрелкаГетеросексуалы 9372 +3

стрелкаГруппа 13524 +5

стрелкаДрама 2952 +3

стрелкаЖена-шлюшка 2647 +1

стрелкаЖеномужчины 2088

стрелкаЗрелый возраст 1776 +1

стрелкаИзмена 12360 +12

стрелкаИнцест 12022 +7

стрелкаКлассика 367

стрелкаКуннилингус 3291 +1

стрелкаМастурбация 2269

стрелкаМинет 13377 +6

стрелкаНаблюдатели 8088 +4

стрелкаНе порно 3086 +3

стрелкаОстальное 1079

стрелкаПеревод 8126 +11

стрелкаПикап истории 734 +2

стрелкаПо принуждению 10817 +3

стрелкаПодчинение 7295 +5

стрелкаПоэзия 1483

стрелкаРассказы с фото 2557 +4

стрелкаРомантика 5619 +2

стрелкаСвингеры 2333

стрелкаСекс туризм 523

стрелкаСексwife & Cuckold 2511

стрелкаСлужебный роман 2449 +1

стрелкаСлучай 10222

стрелкаСтранности 2745 +2

стрелкаСтуденты 3635 +2

стрелкаФантазии 3313

стрелкаФантастика 2874 +2

стрелкаФемдом 1489 +1

стрелкаФетиш 3270 +3

стрелкаФотопост 788

стрелкаЭкзекуция 3245 +1

стрелкаЭксклюзив 351

стрелкаЭротика 1935 +2

стрелкаЭротическая сказка 2524 +1

стрелкаЮмористические 1534

Сладкая месть, или моя татарская теща

Автор: Makedonsky

Дата: 3 июня 2022

Зрелый возраст, Не порно, Эротика

  • Шрифт:

Картинка к рассказу

Когда я узнал, что Маринка Блинова выходит замуж, я решил отомстить. Не то, чтобы я был таким собственником и имел какие-то, хотя бы эфемерные права на Маринку, но ее будущий муж был отвратителен. Он был похож на напуганного ежа своей вздыбленной шевелюрой, и я его сразу возненавидел. А заодно и Маринку. В чем состояла моя месть? А в том, что я решил жениться, и жениться быстро.

Другую Маринку, Кормухину, я отмел сразу. Траханая-перетраханая, она хотела лишь одного – выйти замуж за москвича. Хотя по другим физическим кондициям она мне подходила: сисястая, мясистая, хотя на вид и глуповатая. Оставались в списке веселая толстушка Ирка Сеничева, красавица Светка Сидорова и Ленка Столярова с узкими татарскими глазами. Такой важный выбор я не мог сделать в одиночку, и переснял покрупнее фотографии с нашего выпускного альбома, где на одной стороне фотограф расположил фото наших преподавателей, а на другой – фотомордочки выпускников. Я напечатал три фото и показал их матери. Больше посоветоваться мне было не с кем.

Мама сразу ткнула в фото Ленки Столяровой. «Вот эта, – сказала она. – Думает хорошо». Ленка, и правда, получилась задумчивой. Она снялась без очков, иначе она бы вышла еще более задумчивой.

— Эта толстая, – указав на Сеничеву, сказала мать. – Ест много, да и глупая совсем.

Затем показала на фото Светки Сидоровой, – А эта, красивая, гулять будет. Уж очень слишком.

В этот же день я поехал в общежитие и нашел там Ленку Столярову. По распределению она уезжала домой в Иваново поммастером, и сидела, окруженная вещами. Еще бы немного, и я не успел.

— Хорошо, что застал! – воскликнул я, едва зайдя в Ленкину комнату. – Лена, выходи за меня замуж!

Вышло немного театрально, как в кино пятидесятых годов, но Ленка сразу сняла очки и начала их протирать маленьким белым носовым платком. Протерла и водрузила на маленький носик.

— Хорошо, – сказала она. – Я согласна.

— Тогда ты не едешь в Иваново, – твердо сказал я. – А едешь ко мне домой знакомиться с матерью. Поживешь, освоишься на новом месте, а завтра пойдем в ЗАГС подавать заявление.

На Ленинском проспекте поймать такси проще простого, и через минут двадцать мы уже ехали к нам в микрорайон. Ленка была все еще смущена, и с серьезным видом говорила разные глупости, и, то и дело протирала очки. Таксист слушал ее, улыбался во весь рот, а когда нас высаживал возле дома, тайком показал мне большой палец. Мол, девка – огонь!

Пока мы выбирались из машины и доставали из багажника Ленкины вещи, мать смотрела на нас в окно из кухни и мне помахала. Я ей тоже помахала, и Ленка тоже, но как-то робко. Мать еще не ушла в ночную смену и ужинала на кухне.

Она встретила нас не сказать, что радостно, но приветливо.

— А, Леночка! – сказала мать. – Проходите, располагайтесь. Ужин готов, а мне пора на работу. Вова, проводи!

Проводить, это значит, она хотела мне сказать что-то важное. Едва я закрыл дверь в комнату, мать горячо зашептала мне на ухо:

— Хорошая девушка, только ноги у нее малость того, кривые. А так ничего! Ну, я пошла. Закрой за мной.

Когда я запер за матерью дверь и вернулся в комнату, Ленка сидела на диване тихо, положив руки на колени, и выглядела немного несчастной. «Я бы покурила!», – сказала Ленка.

— Последнюю, Лен. У нас не курят. Ни мужчины, ни женщины.

Я вывел Ленку на балкон, и она закурила «Яву-100», щелкнув зажигалкой.

— Последнюю, Вова, – серьезно сказала Ленка, щурясь от дыма. – Бля буду.

— А еще у нас матом не ругаются.

— А что еще у вас не делают?

— В карты не играют.

— Принято, – сказала Ленка, гася сигарету в цветочном горшке. – У вас хотя бы ужинают? Пошли, посмотрим, что у вас там на ужин.

— У нас, Лен. У нас, – ответил я. – Теперь все будет «у нас».

У нас никаких деликатесов отродясь не было. И ужин был простой, как пять копеек: стакан молока и круглая булочка с рубчиком, которую я называл «жопа». Ленка выпила стакан молока «быком», то есть, не останавливаясь, без передыха, и съела свою «жопу». Потом вытерла салфеткой молочные усы и сказала:

— Мне бы помыться. Где у вас, у нас душ?

— У нас не душ, Леночка, – ласково ответил я. – У нас ванная комната, а там – ванна. Хочешь, стоя, душ принимай, а хочешь, лежа, отмокай, если сильно грязный. Кстати, санузел совмещенный.

— Ага. Только ты не подглядывай.

— Лен, мы же не дети! – возмутился я.

— Потому и не подглядывай.

— Ну, так пошли, покажу.

— Сама найду.

Она взяла большую синюю сумку и, как была, в дорожном костюме: юбка, блузка и пиджак, ушла в ванную, откуда вскоре раздался шум пущенной во всю мощь насосной станции воды. Я сел на диван, который еще хранил вмятину от ее задницы и тепло Ленкиного тела, и принялся вспоминать «картофельные дела», когда нашу студенческую группу послали в Сеньково помогать подшефному совхозу. Семен Клевинский потом жаловался, что Ленка ему так и не дала. Она умело играла на «флейте», а внутрь так и не пустила. Интересный факт, значит, она – девственница, и я буду у нее первым. Если, разумеется, до свадьбы не поругаемся.

Что же касается того, что я в таком важном деле послушался матери, так на Руси родители всегда женили молодых по сговору, и это меня утешало. Хотя неплохо было бы устроить Ленке смотрины. Вдруг у нее какой-нибудь изъян? Поэтому, хотя я и обещал Ленке не подсматривать, но не удержался.

Из двух зеркалец от калейдоскопа, линейки и пластилина я смастерил перископ и очень аккуратно поднял его к окну между ванной и кухней. Хотя окно и запотело, самое главное я разглядел: узкие длинные груди с острыми коническими сосками и темный треугольник под маленьким животом. Когда Ленка вытиралась моим, кстати, банным полотенцем, эти груди хищно покачивались из стороны в сторону. Потом Ленка замоталась маминым, кстати, полотенцем, надела очки, и я понял, что она сейчас выйдет. Я спрятал перископ в угол и полез в холодильник делать бутерброды. Хорошо, что я еще не поменял одежду на домашнюю, иначе Ленка догадалась, что я за ней подсматривал, потому что тонкие тренировочные брюки оттопыривались бы горбом. Но джинсы были намного плотнее, и такого рельефа не дали.

Ленка пришла на кухню и первым делом спросила: «Как бы мне голову просушить. Фен сломался». Чайник уже закипал, но я его переставил на незанятую конфорку и показал Ленке на горящую.

— Моя мама всегда сушит волосы над газом.

У Ленки была не расческа, а щетка. Она причесывалась и одновременно сушила свои короткие темные волосы над газом. Когда ее голова просохла, я вздохнул спокойней. Сушить волосы над газом, особенно, длинные, было строжайше запрещено.

Я снова поставил чайник на горящую конфорку, и он зашумел. Ленка села на свободный табурет и спросила:

— Когда ты предложил мне стать твоей женой, я испугалась. Все пять лет я... думала о тебе, а когда мы ехали в электричке из Клина, я думала, что ты меня заметишь. Ты помнишь или нет?

— Помню. Ты села рядом на мое сидение и положила голову мне на плечо.

— И?

— Я хотел понюхать твои волосы, и не смог.

— Почему?

— У меня был бешеный насморк, и я ничего не чуял. И еще я боялся капнуть на тебя соплями.

— А я подумала, что тебе все равно. Ты ведь читал?

— Да. Читал Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», а ты положила мне голову на плечо и дремала.

Ленка вздохнула

— Я пойду, оденусь, а ты снимай чайник. Выкипит...

Она ушла, а я подумал: «Вот поди ж ты, несколько раз видел девчонок голыми, и щупал, и пальцем тыкал, и знаю, как там все у них устроено, только тянет сделать это же еще и еще раз. Да, странно устроен человек!».

Ленка пришла, и не в полотенце, а в коротком домашнем халате на крупных пуговицах, светло-зеленом с белыми цветами. И тапочках-шлепанцах на босу ногу. Сквозь очки Ленка посмотрела на меня и спросила:

— Не слишком вульгарно? Я так в общаге ходила. Что мать твоя скажет?

— Ничего не скажет. Она сегодня в ночь с восьми до восьми, а завтра придет примерно в девять, поест и спать ляжет.

— Значит, мы всю ночь одни будем?

— Будем.

— Да. Дела!

Я так и не понял, довольна она или огорчена.

— Ты чай-то пей, остыл, наверное, – заметил я, протягивая Ленке чашку. – Потом погуляем на ночь, и спать. Завтра в ЗАГС пойдем заявление подавать.

Ленка выразительно пожала плечами и принялась за чай.

Наверное, Ленка понимала, что кривые ноги ее не красят, и для улицы она надела длинный, почти до щиколоток белый плащ, похожий на кавалерийскую шинель эпохи Гражданской войны. Внизу в подъезде я спросил у Ленки:

— Если я тебя поцелую, ты мне по морде не дашь?

— Давай целуй. Там посмотрим, – ответила Ленка и, запрокинув голову, закрыла глаза.

Есть такая старая казацкая песня про пчелку: «Пчелочка златая, что же ты жужжишь?». И еще:

Сладкие, медовые, ай, губочки у ней.

Эх, сладкие, медовые, ай, губочки у ней, у ней.

Жаль, жаль, жалко мне, губочки у ней.

Сладкие, медовые, ай, губочки у ней.

Любить ее можно, ай, целовать нельзя.

Эх, любить ее можно, ай, целовать нельзя-нельзя.

Жаль, жаль, жалко мне, целовать нельзя.

Я к губам прилипну, ай, с нею я помру.

Эх, я к губам прилипну, ай, с нею я помру-помру.

Жаль, жаль, жалко мне, с нею я помру.

Я и прилип, только помирать не собирался. Наоборот, воспрял. Ленка вырвалась и сказала:

— Ну, хватит! Сам сказал, гулять пойдем!

Но по морде не дала. И то хлеб.

Мы гуляли долго, наверное, до часа ночи. Мать в такие вечера звонила мне иногда, желала спокойной ночи, а я ей. Я не выдержал, позвонил матери на работу. Она тут же ответила, наверное, ждала моего звонка, а сама не решалась побеспокоить. В трубке раздался приглушенный шум шаговых искателей и мамин голос:

— Как она там?

— Привыкает. Ты сама-то как?

— Тоже привыкаю. Странно, мой сын и будет чьим-то мужем.

— Не чьим-то, а мужем Ленки Столяровой. Помнишь, ты ее сама выбрала?

— Так выбор-то небогатый. Из трех одну.

— Тогда спокойной ночи?

— И вам того же.

И пип-пип-пип, короткие гудки...

Ленка сидела на скамье под фонарем и смиренно ждала.

— Ну, что, маменькин сынок, позвонил?

— Между прочим, она о тебе спрашивала.

— Какая трогательная забота! – воскликнула Ленка с деланным восторгом.

— И, между прочим, это она тебя выбрала! – тихо ответил я.

Если бы не мать, я бы сейчас «окучивал» красивую Светку Сидорову, так похожую на артистку Дружинину из кино, или податливую, как пластилин, веселую Ирку Сеничеву.

— Вот как? А я-то, дура, думала, это ты меня выбрал!

Назревал первый конфликт.

— Ну-ка, вставай! – приказным тоном сказал я.

— Ударишь?

Я и не думал ее бить, подхватил под мышки и поставил на ноги. Потом поцеловал в лоб и прижал к себе.

— Пойдем-ка домой, Ленка Столярова, спать пора. Завтра в ЗАГС, надо быть в форме.

Обратную дорогу мы шли, обнявшись. Ленка хлюпала носом и сопела. Наконец, сказала:

— Ты извини, я, наверное, неправа.

— Наверное.

Мы стояли возле нашего подъезда.

— Я напишу матери в Горький, пусть приедет, познакомишься, – вдруг сказала Ленка, перестав хлюпать носом. – Все равно когда-то надо.

— Лучше позвони.

— У нас телефона нет.

— Тогда телеграмму пошли.

— Испугается. Я лучше напишу. Завтра после ЗАГСа.

— Ты хоть знаешь, как заявление писать?

— Не-а. А ты?

— И я нет. Там спросим.

— Ладно.

— Тогда пошли укладываться. Ночь на дворе.

Когда вошли в прихожую, Ленка заволновалась, наверное, подумала, что я буду приставать насчет «сунул-вынул». Но я сказал другое:

— Ты где ляжешь, на моей?

Она вздрогнула.

— А ты?

— А я в большой комнате на диване.

— Хорошо. Так хорошо.

Немного позже я лежал на диване и слушал, как Ленка раздевается, шурша одеждой, как еж в норе опавшими листьями. Дверь совсем она закрывать не стала, только прикрыла немного, чтобы я не подсматривал, да только не учла девонька, что смотреть можно и в щель между дверью и косяком там, где петли. Да, в полумраке Ленка была обольстительна! Ее груди уже не напоминали толстые бананы. Они стали похожи на неведомые плоды манго, которые я видел в передаче «Клуб кинопутешественников», только соски остались острыми и коническими. Ну, и темный треугольничек никуда не делся!

Потом Ленка, положив ногу на ногу, села голая на кровати, вытянула из пачки сигарету и закурила. Затем опомнилась и затушила, поплевав на ладонь. Потом подошла к окну и с треском распахнула створки.

— Заходи, что ли, женишок!

Интересно, кому она сказала, мне или кому-то за окном? Ха, я, кажется, уже ревную! А надо бы подскочить по-быстрому, выпрыгнуть в окно, и по морде женишку, по морде! Если только это не я.

Поэтому я спокойно подошел и прижался к Ленкиному боку.

— И кто там?

— Луна.

Луна вполне меня устраивала. Я взял Ленку под мышки и повел к кровати.

— Лена, мы должны получше узнать друг друга, вдруг мы не подходим.

— В смысле?

— Не всякий ключ подходит к замку.

— А! Поняла. После свадьбы. Но если ты настаиваешь, можно, так сказать провести разведку боем.

Теперь я спросил:

— В смысле?

— Ты штаны-то сними. Покажи-ка свой «ключик» от моего «замочка»!

Честно говоря, я такой эзопов язык ненавижу, словоблудие какое-то. Я просто снял трусы.

— Неплохо, – сказала Ленка. – Очень неплохо. Хотя...

— Только не сравнивай меня с Клевинским! – возмутился я. – У него, кроме разваренной «сардельки», гитары и наглости ничего нет.

— Вова, и не говори, – вздохнула Ленка. – Но он очень обаятелен!

Мне вдруг стало смешно. Голая девушка и голый парень сидят на кровати и обсуждают достоинства их общего знакомого!

— Так что же? Познаем друг друга? Я готов, ты же видишь!

— Вижу-вижу, – ответила Ленка. – Сходи-ка, друг дорогой, за вазелином.

Найти маленькую зеленую баночку было делом десяти-пятнадцати секунд, и когда я вернулся, Ленка уже лежала поперек кровати с поднятыми и широко раскинутыми ногами. И мне было все равно, прямые у нее ноги или кривые, волосатые или не очень.

— Открывай и мажь! – приказала Ленка, указывая пальцем на темный треугольник.

— В смысле, там? – едва выговорил я.

— Там, там. Намажь большие губы и бедра рядом. А потом я намажу твою «морковку».

Я никогда не гладил и не целовал ни губки, ни клитор, потому что мог позорно кончить просто так, в «эфир». И сейчас мне пришлось несколько раз останавливаться, чтобы не выплеснуть из чресел несколько миллионов с страстных головастиков. А уж когда Ленка принялась более чем щедро намазывать мой «кол» вазелином, я был совсем на грани, но она умело, до тянущей боли сжимала яйца, и оргазм отступал, уходя в тень.

— Вот что мы сделаем, – покусывая полные губы, сказала Ленка, когда баночка с вазелином опустела. – Не пытайся меня проткнуть, иначе соберу вещи и уйду. Я просто сожму ноги, а ты потрешься членом о клитор и губки. Согласен?

Еще бы мне не быть согласным! Уже лучше так, чем одиноко, как в юности, спустить в унитаз. Я, конечно, старался доставить удовольствие и ей, но напряженный член плохо передавал ощущения нежности полных волосатых губ и твердости клитора, но Ленка застонала, когда я в изнеможении упал на нее, сжимая в кулаках ее груди.

— Ну, вот и все! – улыбаясь в темноту, сказала Ленка. – Теперь спать. Завтра пойдем в ЗАГС.

Мое полотенце всегда висело на спинке кровати, и она тщательно им вытерлась, а потом вытерла меня.

— Лен, спокойной ночи! – сказал я Ленке, укрытой одеялом до самого подбородка.

Она не ответила, потому что уже спала, смешно посапывая курносым носиком. И тебе, друг, спокойной ночи, пожелал я сам себе, укладываясь на диван в другой комнате.

Спасибо матери! Она пришла с работы пораньше и бесшумно приготовила завтрак на троих. Пока Ленка умывалась в ванной, мать спросила, тактично глядя в сторону:

— Ну и как? Познакомились поближе?

— Можно сказать и так.

— Быстро вы. Твой отец за мной год ухаживал и даже не мечтал до свадьбы ни о чем, кроме целомудренных поцелуев. А вы уже. Хотя, как говорил Суворов Кутузову, глазомер, быстрота, натиск.

— Глазомер, да, – ответил я. – Быстрота, пожалуй. А натиска было совсем немного.

— Дальше что?

— Дальше в ЗАГС. Заявление подаем.

— Молодец! – похвалила мать. – Женщину обидеть легко. Ранимые мы. Помни об этом.

Полдня я просидел на работе, валяя дурака, а с обеда убежал в ЗАГС. Ленка уже была там, и держала в руках заполненный бланк. Шустро, да. Хотя я ее понимал. Ранимая она, как все женщины. Я подписал заявление, и нам дали приглашение и талоны в салон для новобрачных. Да, и самое главное – назначили день и время свадьбы. Тут вышел маленький спор: Ленка зачем-то хотела пораньше, а я попозже. Сошлись на трех часах дня.

Честно говоря, я прекрасно обошелся бы без свадьбы, а сэкономленные деньги пустил бы на хозяйство. Темный костюм и ботинки к нему у меня были. А вот у Ленки не было ничего, потому что какая девушка будет покупать свадебное платье, фату и туфли заранее? Плохая примета! В этот день мы в салон не поехали, а пошли на почту, где Ленка написала письмо матери Альфие Юлдашевне Столяровой-Нигматуллиной. Немного позже Ленка показала мне фотографию своей матери. Она порылась в еще неразобранных вещах и достала черный пакет с фотографиями.

Я почему-то думал увидеть пожилую, возможно, седую даму, пережившую войну, а с черно-белых фотографий на меня смотрела черноволосая моложавая, широколицая женщина с озорно сияющими глазами. И невероятно грудастая. Батник на ней застегнулся с трудом, а одна кнопка не выдержала напора женской плоти и оторвалась.

Пять дней после подачи заявления мне показались каким-то адом. Мы бегали по магазинам, что-то покупали, составляли списки гостей, писали пока бесфамильные приглашения. К вечеру у нас не оставалось сил даже вяло переругиваться. Но все изменилось, когда у нас появилась Альфия Юлдашевна, или, просто, тетя Аля. Мы с Ленкой уже ни о чем серьезном не думали, а только исполняли указания. Мать сначала глухо роптала, а потом смирилась, хорошо, что кто-то прикрывал «тылы».

Кажется, у нас жила не одна тетя Аля. Одна ходила по магазинам, другая возилась на кухне, третья убиралась в комнатах. Мать, как прежде, ходила на работу, а в свободное время она и тетя Аля шушукались, видимо, обсуждая детали предстоящей свадьбы и кандидатуры гостей.

Свадебные гости – это особая тема. Если в деревне все, худо-бедно, знают друг друга, то в городе притаскиваются не только соседи и друзья, но и соседи соседей и друзья друзей, или вообще не поймешь кто. И еще темка – это музыка. На селе проще, там народ непритязателен – гармонь и частушки, редко, у кого есть – радиола. Горожанам – что погромче, да живой оркестр, ВИА или что-то в этом роде. Вот наши мамы, моя и тетя Аля, и придумали отмечать свадьбу в кафе «Якорь» с группой тоже «Якорь». Пусть танцуют, может, выпьют поменьше. И, потом, если пьяный и падает, то есть повод вынести на воздух подышать, пока не облевался. И еще наши мамы договорились, что половина гостей будут русские, а половина – непьющие татары. Поэтому спиртного надо будет в два раза меньше, а это «казне прибыток».

А с Ленкой творилось что-то непонятное, чем ближе свадьба, тем грустнее становилась невеста. По идее она должна была радоваться тому, что изменится ее социальный статус, а Ленка, наоборот, становилась все мрачнее и мрачнее. «Уж не заболела ли любимая жена хана Тохтамыша?», – как-то спросил я Ленку.

— Да иди ты! – огрызнулась будущая «любимая жена». – В магазин.

Я пожал плечами и пошел в магазин вместе с тетей Алей.

— Скажи-ка, зятек, – начала тетя Аля. – Вы с Леной уже или как?

— Или как. Она сказала «только после свадьбы». Значит, после свадьбы.

— Это правильно! – обрадовалась Альфия Юлдашевна. – У иных девушек только и приданого, что девичья честь. Так потерпишь?

— Потерплю. Не вопрос! – твердо ответил я.

Не рассказывать же будущей теще, что мы уже испробовали несколько способов, кроме самого главного.

— Молодец! – резюмировала тетя Аля. – А теперь пойдем баранину покупать. Где тут у вас мясо продают?

Наша свадьба все-таки состоялась, хотя к концу «испытательного срока» Ленкино мрачно-тревожное чувство ожидания конца света передалось и мне. Промаявшись в четырех стенах нашей квартиры до двенадцати дня, мы начали собираться. Наши мамы наряжали Ленку, а я, естественно, одевался сам. Еще бы не хватало женщинам натягивать на меня трусы. Саму регистрацию брака я запомнил плохо. Если бы не тетя Аля, я бы потерпел позорное фиаско. Но все кончается, и плохое, и хорошее, и вскоре мы оказались в кафе «Якорь» на трамвайном круге.

Гостей было человек пятьдесят – татар и русских, по обе стороны стола. Это хорошо, что правильные татары не пьют ни водки, ни вина. Зато русские гости пили за двоих и то и дело порывались припомнить обиды татаро-монгольского ига. Спасибо дружинникам, что быстро гасили искры межнационального конфликта. Ленка сидела мрачнее тучи и улыбалась через силу, когда мы отвечали поцелуями на выкрики «Горько! Подсластить бы!».

Но кончилось и застолье. Когда мы вышли на улицу, стоял теплый летний вечер. Ленка вздохнула полной грудью и сказала:

— Адское позорище кончилось. Теперь домой!

Мы пешком, словно в деревне, шли вдоль трамвайной линии, а липы, отцветая, роняли на нас маленькие желтые лепестки. Хотя идти нам было всего две с половиной трамвайные остановки, Ленка ухитрилась натереть ногу новой неразношенной туфлей, и остаток дороги я нес ее на руках. Она держалась обеими руками за мою шею, и, закрыв глаза, доверчиво прижималась к моей не такой уж богатырской груди.

И еще. У подъезда нас никто не ждал. Есть такой дурацкий обычай выкупа невесты, когда соседи перегораживают дорогу веревкой или каким-нибудь подходящим мусором, требуя выпивки и закуски. Мы вошли тихо и тихо поднялись по лестнице к двери нашей квартиры. Тетя Аля забежала впереди нас и услужливо распахнула дверь. Все, пришли...

Моя мать выпила слишком много, вошла и сразу легла, не раздеваясь, а нас ожидала наша комната. Рядом с брачным «ложем» стоял раскладной столик, а на нем – блюдо с курицей и чак-чаком – обжаренным тестом с медом. И два высоких стакана с яблочным соком. Я отломил куриную ножку, отдал Ленке, потом отломил вторую и начал есть, запивая соком. Ленка, ссутулясь, сидела в белом платье и фате, держа в руке куриную ножку, и не ела. Затем посмотрела на меня собачьими глазами и сказала:

— Маму позови!

Мне даже не пришлось вставать и высовываться в проем, потому что теща Альфия Юлдашевна отиралась неподалеку и наверняка подслушивала. Она тут же появилась и скомандовала: «Ну-ка, зятек, выйди! Нам пошептаться надо».

Наверное, это хорошо, когда дочь делится с матерью своими ожиданиями и тревогой. Я снова натянул пиджак и вышел в большую комнату. Мать тихо спала, отвернувшись к стене, я хотел сначала просто посидеть на диване, пока Ленка и теща Аля наговорятся, но открыл дверь и вышел на балкон в ночь.

Березовые листья уже утратили весенний блеск, покрывшись пылью, фонарь подмигивал мне лампой, словно семафоря: «Ничего, брат. Был ты свободным человеком, потом женихом, а теперь у тебя жена и теща. Бывает хуже». Спасибо тебе, фонарь, поддержал...

Дверь в комнату я не закрыл, Альфия появилась бесшумно и встала рядом. «Есть тема для разговора, Владимир», – строго, словно нашкодившему ученику, сказала теща. Я развернулся к ней лицом и замер, опираясь спиной на стальное ограждение балкона.

— Слушаю Вас, тещенька.

— Даже не знаю, как сказать, зятек, – смущенно сказала теща Аля.

— Скажите как-нибудь, я пойму. Я понятливый.

Она выдохнула и выпалила: «Моя Ленка не годится для супружеской жизни!».

Какая птица, должно быть уснувшая, было, ворона, шумно захлопала крыльями и улетела в ночную тьму. Ну и хрен с ней, с этой вороной!

— В каком смысле не годится? В смысле характера?

Альфия стояла совсем близко, сверкая узкими глазами. Протяни руку и дотронься до дынных грудей, едва не разрывающих светлое платье.

— Нет, в анатомическом. У нее нет влагалища. Почти нет. Остальное все есть, а влагалища нет.

Ели бы я не опирался спиной о балконное ограждение, я бы упал, а так я просто съехал вниз и присел на корточки. Альфия присела рядом.

— Тебе просто некуда вставлять, зятек. Ну, что же делать...

Тут мне все стало ясно: и Ленкины нервные метания, и ее вечное недовольство, и ее мрачность. И ее предложение трахнуться в импровизированное влагалище между бедрами и гениталиями, не заходя внутрь. А я-то, дурак, думал...

— Что же, – я даже попытался улыбнуться. – Будем жить дальше.

— Можешь подать на развод, – сказала теща, вставая.

Она качнулась, и я поддержал Альфию, подхватив под руку.

— Зачем же, – сухо сказал я. – На развод я всегда успею. Пока так поживем.

— Вот и хорошо, – обрадовалась теща. – Куда муж, туда и жена, как нитка за иголкой. А я как-нибудь компенсирую ущерб.

— Пойдемте в комнату, там Лена одна.

— Да-да, пойдем.

Мы ушли с балкона, и я тихо-тихо запер дверь.

А Ленка уже спала. Она переложила ответственность на мать, успокоилась и заснула. Я сел рядом на супружеское ложе, и Ленка-жена проснулась и по-детски чмокнула губами. Тогда я тихо запел. Всю песню я не вспомнил и спел только половину:

Любимая, спи... В чем причина бессонницы?

Ревущее море? Деревьев мольба?

Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность?

А может, не чья-то, а просто моя?

Любимая, спи... Ты обид не копи.

Пусть сонники тихо в глаза заселяются.

Так тяжко на шаре земном засыпается,

И всё-таки, слышишь, любимая, спи...

Любимая, спи... Мы на шаре земном,

Свирепо летящем, грозящем взорваться.

И надо обняться, чтоб вниз не сорваться,

А если сорваться - сорваться вдвоём.

А я тебе шепотом, потом полушепотом,

Потом уже молча: «Любимая, спи!»..

И Ленка опять заснула. Я укрыл ее одеялом и прикорнул рядом. Так мы и проспали до утра.

Странное дело, обычно теща и свекровь не ладят друг с другом, а наши матери подружились. Мама называла тещу Алей, а теща – мою мать Любой. Утром мы вчетвером стали разбирать свадебные деньги и подарки. Мне особенно понравился сувенир «Писающий мальчик». Если ему свинтить голову и налить внутрь воды, а потом привинтить голову назад, он начинал пускать струйку, то есть, писать. А если нажать на попку, струйка из непрерывной превращалась в пульсирующую, а мальчик из писающего – в кончающего.

К вечеру мать поправилась окончательно и ушла в ночную смену, а я остался наедине с Столяровыми. И хорошо, что тещины татары не пришли на второй день, а русскую половину мы просто не пустили. Для равновесия. Мы все-таки советские, и пошли все нахрен.

Теща опять завела разговор о какой-то компенсации, показала конверт с деньгами и стала играть глазами, подмигивая и умильно улыбаясь. Я изобразил на лице недоумение, и тогда тетя Аля взяла меня за руку и повела в нашу комнату. Ленка сидела на кровати в глубокой задумчивости и на нас даже не посмотрела. Кажется, она опять паниковала. Но Альфия Юлдашевна думала по-другому. Ее красивый халат словно сам собою сполз на пол, и под ним ничего, кроме мощного тещиного тела не оказалось.

Глядя на тетю Алю, нетрудно догадаться, для чего женщине живот. Не только для кишок, не только для вместилища матки и прочих женских органов. Живот нужен для того, чтобы толстые груди не падали, не висели, а смирно лежали на круглом животе, как у Альфии. Под животом черным светом сияла буйная поросль, а ниже из волос торчали розовые, созданные,

словно для поцелуев, набрякшие губы. Ленка легла к стенке, задрав подол своего халатика, а я лег рядом, и тетя Аля стянула с меня тренировочные брюки вместе с трусами.

— Ты лежи, зятек, – сказала Альфия Юлдашевна, плотно усаживаясь своим скользким и горячим нутром на мой «железобетонный» член. – Я сама все сделаю.

Ленка смотрела горящими глазами на то, как ее мать прыгала на мне, а ее тяжелые груди издавали звуки «шлеп-шлеп», подобно сытому морскому слону, который хлопал себя ластами по набитому рыбой брюху. Ленка смотрела на наше соитие и неистово терла себя внизу там, где сходились ее нижние губы. И ее затрясло, и Альфию, переставшую скакать, затрясло, и я вздрогнул, наполняя детородной жидкостью жадное тещино влагалище.

Теще лежать было негде, и она потопала в большую комнату. Я не верил, что у Ленки там ничего нет, взял ее за ноги и развернул к свету. Она прикрыла свои «ломти» ладонью, но я мягко, но настойчиво отвел ее руку в сторону. Ну, что сказать, у Ленки было все, как в учебнике анатомии: и волосы, и большие губы, и малые, а в месте их схождения торчала кнопка клитора. Только между малыми губками была не дырочка, не ямка, а бугорок с крошечным отверстием, куда не пролезла бы спичка. Наличие отверстия внушало надежду, и я немедленно поделился ей с Ленкой и Альфией. «Нам надо найти хорошего гинеколога», – сказал я Столяровым. – «Сходите, мадам, на первый этаж в сорок третью квартиру. Там тоже татары живут, вдруг они в курсе». Теща, кое-как одевшись, пошла, а Ленка неуверенно спросила:

— Думаешь, это поможет?

— Думаю, это не помешает. Лишнее знание еще никому не мешало.

Альфия к татарам сходила не зря, и на следующий день мы уже сидели в приемной платного гинеколога, разумеется, тоже татарина. Ленка надела медицинскую маску и вошла в кабинет, а мы, я и теща, остались в пустынном коридоре. Я представил, как Ленка сидит в кресле с раскинутыми ногами, и член начал наливаться и подергиваться. Теща положила на гульфик руку и помогла ему окрепнуть окончательно. Она так старательно мяла и сжимала мои брюки, что я мог, как в юности, запачкать трусы. Но не успел. Потому что Ленка вышла в коридор розовая и довольная.

Мы вышли на улицу, нашли скамейку и присели, а Ленка сбивчиво рассказала нам все, что делал врач. Он ей вставил, только не расширитель, а тонкий кабель или шланг, светящийся на конце, и долго все рассматривал, погружая прибор все глубже и глубже, пока Ленке не стало больно. «Все у Вас есть, девушка», – сказал врач. – «Только Ваша девственная плева когда-то была повреждена, и болезненно разрослась. Ее можно удалить, или растянуть. И то, и другое не так уж трудно».

Услышав подробности, Альфия умчалась разбираться с гинекологом, а я поговорил с Ленкой. «Лена, тебе решать», – сказал я Столяровой-Макаровой. – «Ложиться под нож или довериться мне и моему, э...».

— Члену?

— Ну да.

— Так и говори, – недовольно заметила Ленка. – Что ты мнешься, как школьник.

Мы бы, наверное, поругались, но тут вернулась Альфия с черным полиэтиленовым пакетом.

— Тут специальный расширитель для Ленки, – заговорщицки подмигивая, доложила теща. – Врач сказал, если его носить неделю, то влага растянется. Надо попробовать. Поехали скорее!

Мы поймали левачка и понеслись пробовать.

Надо сказать, что врач нас надул, причем в прямом смысле. Его прибор для расширения представлял собой набор презервативов, которые вставлялись куда следует, и надувались синей резиновой «грушей», подозрительно напоминавшую обыкновенную спринцовку для клизмы. Альфия тут же скинула одежду и, устроившись поперек нашего супружеского ложа, вставила расширитель и принялась себя надувать, закатывая глаза и тяжело дыша. Ленка пристроилась рядом и расширенными глазами наблюдала за матерью. Потом теща выпустила воздух из расширителя и сказала: «Ух, обалдеть, кайф!». Она расслабленно лежала, а Ленка прошептала мне на ухо:

— Как думаешь, может, мне попробовать?

— Давай чуток попозже, – ответил я. – Поужинаем, и тогда... А кому поручим вставлять? Мне или твоей матери?

— Тебе. Ты же муж, не мамка же.

За ужином Ленка ничего не ела, только выпила чая, волновалась, наверное, а теща метелила за двоих. Я тоже немного волновался, собираясь выступить в роли гинеколога-любителя, и руки заметно дрожали. Заметив это, Альфия Юлдашевна погладила меня по руке:

— Ничего, я буду рядом!

И я успокоился. Глядя на меня, Ленка тоже стала спокойнее и даже съела бутерброд с сыром.

Для священнодействия я приготовил перекись водорода, йод, вату и карандаш. Не простой, а с мягким ластиком на конце. Теща вышла из нашей спальни, а когда вернулась, была обнаженной сверху, и в пестрых шароварах снизу. Ленка разделась полностью.

— Я буду держать дочку, – сказала Альфия. – А ты, зятек, внедряйся.

Теща забралась на кровать, уселась поудобнее, прижавшись спиной к стене и уложила Ленку головой на свой живот, как на подушку. Затем нагнулась и ухватила дочь за ноги, загнув ей «салазки», так что жена была вся на виду. «Надуватель» в Ленку вошел с трудом, я вытащил карандаш, присоединил «грушу» и слегка надул презик, качнув только один раз. Ленка вздрогнула.

— Что, что, Леночка? – заботливо спросила теща, тем не менее, не отпуская дочкиных ног.

— Ничего, – спокойно ответила жена. – Непривычно только. Давай еще.

— Не больно, Лен? – спросил я.

— Будет больно, я скажу.

На ночь мы оставили Ленку «надутой», Альфия дала ей таблетку снотворного из своих запасов, и жена уснула. «Грушу» мы, естественно, открутили, а велосипедный ниппель не давал воздуху выйти наружу. Я, если бы знал, сам бы сделал такое нехитрое приспособление.

Я не решился беспокоить Ленку надумал спать с Альфией, не с матерью же, но мать же когда-то пришла с работы, лежала на своей кровати и смотрела на нас. Я замер, полуголая теща, вырвавшись из моих объятий, испуганно присела, прикрывая напряженные соски ладонями.

— Я тут уже давно, – усмехнулась мать, закладывая руку за голову. – И как Леночка?

— Как Вы тихо! – пискнула Альфия. – А мы там кудесничаем, я же Вам звонила.

— Видела, знаю, – ответила мать, привстав на локте. – Ты, Вовик, с кем ляжешь, со мной или с тещей?

— Со мной! – ответила за меня Альфия Юлдашевна. – С матерью – это уж вовсе ни в какие ворота!

— Да все в те же! – засмеялась мать.

Кажется, она меня ревновала к Столяровой-Нигматуллиной. Ну, что же делать, сама насоветовала!

— Кажется, у Вас, Альфия, есть снотворное? – вдруг спросила мать. – Я бы приняла таблеточку.

Очень мудро, подумал я, но все равно мы будем делать это очень тихо.

— Ты, мам спи, – сказал я, укладываясь Альфие под бочок. – Мы скоро тоже того... уснем.

Очень трудно делать «это» тихо, тем более, когда пылаешь сладкой местью. Я драл тещу не шуточно, я ей мстил за несуразную дочь, доставая головкой до свода влагалища, а она и пискнуть не могла, кусая угол одеяла, и только сопела курносым носом. Мать что-то говорила во сне, ругаясь на девчонок из своей бригады, двух Нин, Ракитину и Степашкину. Потом она затихла, затихли и мы, потому что с хлюпаньем я вышел из тещи, и лег на спину, тяжело дыша, словно от тяжелой работы. Зря мы «это» затеяли в комнате, надо было в кухне или на балконе при закрытых дверях. Мне вспомнилась песенка, которую пел под гитару Сенька Клевинский, на мотив «Ландышей» со словами: «Ты вчера ко мне принес электрический насос, и давай меня накачивать. Побежала я летать, первый спутник догонять, не умею поворачивать!», и я, прежде чем заснуть, долго и бесшумно смеялся.

Мы, я и теща, накачивали Ленку целую неделю, и, в конце концов, я в нее вошел не карандашом, не пальцем, а, как положено мужу, членом. Вошел, спасибо доктору и его пневматическому расширителю, и кончил со стоном и невыносимой сладостью. Целый месяц мы любили друг друга, а когда была возможность, я любил и тещу. Кстати, в смысле траха теща мне нравилась больше.

Мой замечательный медовый месяц кончился, и я вышел на работу, а когда вернулся, понял, что пути Господни неисповедимы. Потому что нашел на столе записку, которая гласила:

— Когда ты это будешь читать, я и мама будем далеко. Я решила все-таки поехать по направлению. Спасибо тебе, Володенька за приют и ласки, но... Давай расстанемся без скандалов. Ты – хороший, добрый, заботливый, но ты – мужчина не моего типа. Затеешь развод, я дам согласие. Прощай.

Я так и просидел два час тупо глядя в стол, пока с работы не пришла мама. Она тоже прочла записку, удивилась и сказала:

— Ну, и хрен с ней! Женщин, Вовка, больше половины населения земли. Подберем еще кого-нибудь. У тебя две кандидатуры: Ирка и Светка. И у меня на работе есть кандидатуры. Вот, хотя бы, Нина Ракитина, тихая, спокойная, нежная. Правда, вдова и с «припеком», ребенок у нее, Сан Саныч. Саша, то есть. Очень она скучает без мужчины. Очухаешься, приведу...


101451   21 35531  134   2 Рейтинг +9.96 [46]

В избранное
  • Пожаловаться на рассказ

    * Поле обязательное к заполнению
  • вопрос-каптча

Оцените этот рассказ: 459

Серебро
459
Последние оценки: StVol71 10 ifvfy 10 Old_gene 10 Alex-142-1 10 StevenLy 10 anyone69 10 Вован Сидорович 10 Робер Артуа 10 Толстяк Билли 10 Akakiy 10 Kot67 10 Гамлет 10 Penek 10 bozz11 10 АКМ 10 dorehov 10 Bazarov 10
Комментарии 16
  • Aleator
    Мужчина Aleator 312
    03.06.2022 18:30
    Так я и не понял, почему она его бросила.

    Ответить 3

  • Makedonsky
    03.06.2022 18:39
    Возможно, из второй части станет ясно.

    Ответить 15

  • Aleator
    Мужчина Aleator 312
    03.06.2022 18:42
    Не знал, что будет вторая часть. Пока моя рабочая версия состоит в том, что гг не татарин.

    Ответить 3

  • Makedonsky
    03.06.2022 19:07
    Возможно. Но и Ленка только наполовину татарка - по матери.

    Ответить 15

  • scorpio
    Мужчина scorpio 6898
    03.06.2022 19:35
    Хотя бы потому, что никакой мести, указанной в названии, не произошло, продолжение должно быть.

    Ответить 3

  • kondrat71kz%40gmail.com
    03.06.2022 18:56
    Хороший рассказ, но грустный. Всех жалко!

    Ответить 3

  • Makedonsky
    03.06.2022 19:06
    Спасибо! Наверное, не умею писать весело.

    Ответить 15

  • FrenchFry
    03.06.2022 19:35
    Умеете, не скромничайте. Одни сказки чего стоят)) С возвращением!

    Ответить 2

  • anyone69
    Мужчина anyone69 4036
    21.08.2022 15:26
    Отличный рассказ! Но, я напротив, поржал. Финал вполне оптимистичный, а то, что не состоялась семья - бывает.Тем более, что ему теща больше понравилась.

    Ответить 2

  • gen56
    Мужчина gen56 290
    03.06.2022 19:27
    И куда ж Вы так надолго пропали? Давненько Вас не было, а так уж охота ещё почитать. Уж очень какой то контингент писательский в последнее время больше стал походить на марательский... Очень не хватало Вас с Вованом Сидоровичем и Шмайссером.(Это чисто моё мнение, прошу тапками закидывать,если не прав,теми,что помягче...)😉👍

    Ответить 4

  • Makedonsky
    03.06.2022 19:56
    А я и не уходил. Просто много экспериментирую с Линуксами и пишу в стол, но чаще всего начинаю и бросаю на середине, если чувствую, что не выходит.

    Ответить 15

  • Makedonsky
    03.06.2022 19:57
    Ну, какие тапки, просто "творческий кризис".

    Ответить 15

  • wawan733
    03.06.2022 20:28
    😊👍👍👍😉

    Ответить 2

  • wyglyckr
    03.06.2022 21:14
    Глупо-очень.
    Эротично-ни х..

    Ответить 2

  • dorehov
    Мужчина dorehov 4555
    08.06.2022 17:06
    На мой взгляд, отличная история! 👍

    Ответить 3

  • %C2%EE%E2%E0%ED+%D1%E8%E4%EE%F0%EE%E2%E8%F7
    17.08.2022 10:17
    Почему пропустил этот рассказ?
    Понравилось :
    - С матерью это уж вовсе ни в какие ворота.
    - Да всё в те же.
    Надо будет с вашего разрешения использовать это выражение.

    Ответить 3

Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий

Последние рассказы автора Makedonsky