По мотивам рассказа «Teacher's Pet» англоязычного автора ProperlyTwisted

— Хорошо, время вышло. Сдавайте свои отчеты.

У четырех студентов, которые посещали мой зачетный курс американской истории в колледже, реакция на эту команду была очень разная. Тест был непростым с учектом того, что в их распоряжении было всего два часа. Трое из них буквально застонали, торопливо правя свой текст в последнюю минуту. А четвертая улыбнулась, поскольку она сдала мне работу еще десять минут назад. Все эти четверо были отличными учениками, но Ландри Саутер была для меня экстраординарной. Лэндри уже получила такой значительный средний балл в своем классе, что она уже сильно оторвалась от всех остальных. Через несколько месяцев она со своими способностями наверняка поступит в Стэнфорд. И это будет один из самых печальных дней в моей преподавательской карьере, потому что положит бы конец моему общению с моей самой лучшей ученицей за все годы.

Меня зовут Тайлер Стивенс, и я главный учитель истории в колледже Перри. У нас в основном сельский район не слишком далеко от Канзас-Сити - смесь ферм и новостроек, построенных для беглецов из города. Мы очень ориентированное на семью сообщество, состоящее в основном из фермеров-протестантов и врачей, бухгалтеров, учителей, водителей грузовиков и операторов элеваторов. Мои родители и их родители преподавали в здешних школах. Так что я с самого детства знал, что стану учителем.

История и бег по пересеченной местности были всем, что меня интересовало в средней школе (не считая, конечно же, девушек). Я с отличием окончил унирверситет и получил много заменчивых предложений на разные должности, но захотел вернуться домой преподавать в том же колледже, что я сам закончил. Для меня это не было компромиссом - это было следование своему призванию. Первый год был был очень трудным, и я даже подумывал о том, чтобы уволиться. Но, как и те же самые хорошие мои учителя, я этого не сделал и со временем все наладилось. Когда пять лет назад старый Дольф Римс ушел на пенсию, я стал заведующим кафедрой истории, а еще два года назад стал тренером по кроссу. Каждый из этих шагов также сопровождался небольшим повышением заработной платы. Я не богат, но мне комфортно, и у меня, как у одинокого мужчины, достаточно свободы, чтобы делать то, что я хочу в свободное время.

Я всегда любил соревновательность. Возможно, это было пережитком моих дней бегуна или соперничества из-за оценок, но если я делал что-то значимое, то всегда хотел испытать себя в этом в сравнении с другими. Когда я унаследовал от Дольфа ответственность за подготовку команды для олимпиад по истории, то это дало мне новый импульс в самореализации. Дольф был хорошим учителем, но в конце своей карьеры он подустал и наш колледж уже много лет не финишировал в первой десятке межшкольных соревнований. Для создания команды требовалось выявить студентов, способных конкурировать, заинтересовать их, а затем обучить их. На практике команда была ограничена старшекурсниками, потому что тест охватывал как всемирную историю, так и американскую историю. Поощряя новых участников, усердно работая с ними и отсеивая студентов, которые не уделяли делу должного времени и энергии, мы постепенно улучшили наши результаты с восьмого места в первый год, четвертого места во второй, до первого места в каждом из последних трех. Я точно так же строил свою команду по кроссу. Я никогда по-настоящему не переставал бегать сам, поэтому, когда встречался со своими ребятами каждое утро в 6:00, то они мчались по маршруту наперегонки, чтобы опередить меня. Но до сих пор никому из них не удалось. Мы только что заняли четвертое место в региональных турнирах впервые за десять лет - так что я ожидаю, что в следующем году мы выступим еще лучше.

Но мои успехи в качестве учителя вовсе не равнялись с удачами в моей личной жизни. Я не жалуюсь, поверьте мне. У меня есть хорошие друзья, хорошие коллеги и отличная семья, и я живу в сообществе, где меня знают и уважают. Но встреча с той, с кем я захочу разделить остаток жизни, оказалась большой проблемой. На последнем курсе университета я долго встречался с одной девушкой. Но она мечтала сделать карьеру в индустрии развлечений, а это было просто не для меня. С тех пор как я стал учителем, ничего из постоянных отношений у меня не сложилось. В последнее время я уже почти перестал искать. Было много одиноких ночей, но я покрывал их играми с мячом в школе, подготовкой к занятиям и прогулками с друзьями и семьей. Я верил, что в какой-то момент в моей жизни появится подходящая женщина.

В колледже всегда была возможность для «незаконного» романа. Ходили слухи о том, что того или иного тренера или учителя застукали на свидании в соседнем городке с молоденькой о студенткой, Порой при этом озвучивалась версия о том, что учителя обменивали секс на хорошие оценки. На мой взгляд, учитель, который променял секс на оценку, должен быть привлечен к ответственности, а затем подвергнут кастрации. Я ощущал романтические отношения между учителем и ученицей как путь к катастрофе. Риск был слишком велик из-за того, что ученице не хватает зрелости, чтобы иметь какую-либо перспективу в этом вопросе, не говоря уже о том, что, если отношения пойдут наперекосяк, то обвинят учителя, и он потеряет работу.

За эти годы было много студенток, которые проявили ко мне интерес: "стояли совсем близко" или "смотрели на меня слишком долго". Легко заметить, как они осматривают класс, когда он отфильтровывается, ожидая возможности остаться с тобой наедине, видеть невероятное беспокойство, когда они приближались к тебе с запинающимися и неловкими словами. Моим правилом в таких случаях: «Быть добрым, но твердым». Я не хотел заставлять девушку плакать, но я также хотел, чтобы было предельно ясно, что я закрыт для отношений. После первого или двух лет преподавания у меня развилось шестое чувство к возникающим на моем пути проблемам притяжения. У меня быстро сложилась репутация "руки прочь" среди студенток, и меня это вполне устраивало. По крайней мере, так было до выпускного года Лэндри.

Семья Лэндри переехала в наш школьный округ из Флориды сразу после того, как ей исполнилось восемнадцать. Она была замечательной ученицей, причем старше на год своих однокурсников (ее семья работала за границей на Дальнем Востоке, где она еще маленькой заразилась какой-то изнурительной тропической болезнью; ее вылечили, но она потеряла в учебе год). Сказать по правде, она была чертовски хорошей ученицей. Не просто умной, но прилежной, веселой и с сильными задатками лидера. Я использую метод Сократа в обучении, задавая студентам много вопросов по предмету, чтобы сделать их ответственными за усвоение материала. Этот прием также помогал им научиться выступать на публике, что было дополнительным бонусом. Примерно через месяц после ее приезда я понял, что, если бы Лэндри захотела, она могла бы ответить на каждый мой вопрос. На короткое время она именно так и поступила. Затем, увидев закатившиеся глаза у остальных в своем классе, она поняла, что другие студенты тоже должны быть вовлечены. Итак, после пары недель ответов практически на все вопросы, задаваемые классом, Лэндри просто перестала поднимать руку, заставляя своих сокурсников быть в центре внимания в процессе обучения. Как только они приспособились, она время от времени появлялась и отвечала на вопросы, слишком сложные для ее сверстников или которые ее особенно интересовали.

Ландри также оказалась потрясающе красивой. Я отчетливо помню первый день, когда она вошла в мой класс примерно через неделю после начала учебного года. У каждого мальчика в этом классе был взгляд "оленя в свете фар". Ее фигуру я бы описал скорее как спортивную, чем миниатюрную. У нее были большие зеленые глаза, дерзкий маленький носик и полные пухлые губы на красивом лице, способном сводить парней с ума. Было забавно наблюдать за бедными мальчиками в классе, когда они пытались избежать, часто безуспешно, спотыкания о собственные языки даже в самых сдержанных разговорах с ней. Я испытывал к ним сочувствие, потому что сам был не слишком далек от того, что они чувствовали.

Сразу после того, как она перевелась, она подошла ко мне и попросила сдать тесты, чтобы попасть в межшкольную команду по истории. Я сказал ей, что у меня политика открытых дверей, но предупредил, что ей будет трудно попасть в команду, потому что она не изучала американскую историю. К моему удивлению, Лэндри легко попал в команду, набрав четвертый по величине балл на экзамене, даже не пройдя никакой официальной курсовой работы по американской истории. Лэндри пробовалась в команду поддержки и попала в нее. Это было замечательно, потому что задания чирлидеров выигрывались только благодаря популярности и внешности, и хотя Лэндри была великолепна, она была совершенно неизвестна нашим студентам. Она выиграла соревнование, продемонстрировав необычайное мастерство. Очевидно, Лэндри много лет тренировалась как гимнастка и относилась к этому так же серьезно, как и к учебе.

Внезапно она стала "той" девушкой в кампусе, с которой все хотели быть рядом, особенно мальчики. Я не мог сказать, что это сильно изменило ее, за одним исключением. Весной того года я заметил, что она все больше выставляла себя напоказ. Толстовки безразмерного размера и длинные джинсы, которые она носила в течение осеннего семестра, были заменены короткими шортами или мини-юбками и более обтягивающими, более смелыми блузками, на которых она оставила расстегнутой лишнюю пуговицу. Это было уже слишком, по крайней мере, для меня. Лэндри сидела на четвертом из пяти рядов справа от меня, на втором стуле спереди. Понятия не имею почему, но это всегда было ее место на каждом занятии, которое она брала у меня. Проблема заключалась в том, что после того, как Лэндри начала носить более смелую одежду, она вела себя так же, как и тогда, когда носила спортивные штаны или джинсы. А именно, она не была особенно осторожна в том, чтобы держать ноги сомкнутыми или скрещенными. Казалось, она не намеренно обнажала свой Бермудский треугольник, старательно не обращая внимания на риск того, что на него посмотрит кто-то другой.

Для учителя влечение к ученику, нет, к интимным частям ученика, в переполненном классе, на глазах у других учеников, было камерой смертников, темным местом, куда ты идешь, чтобы тебя взорвали к чертовой матери. Не годится, чтобы Лэндри или кто-нибудь из других студентов увидел, как я пялюсь на раздвинутые ноги Лэндри, и поползли слухи о том, что мистер Стивенс извращенец.

Лэндри, разумеется, поймала меня на том, что я смотрю прямо на запретный плод. Они сдавали тест, и я закончил оценивать все экзамены по всемирной истории за предыдущий период. У меня вошло в привычку проводить выборочные проверки во время тестов, чтобы убедиться, что студенты не жульничают. Двигаясь слева направо и спереди назад по рядам, я остановился, дойдя до Лэндри. В тот день на ней была обтягивающая темно-синяя блузка в горошек, завязанная внизу узлом, и довольно прозрачные белые шорты. На самом деле, настолько прозрачные, что я мог видеть очертания чего-то похожего на черные стринги под кремовым материалом.

«Не ходи туда», - приказал я своим блуждающим мыслям. Они не слушались приказа. Я обошел оставшуюся часть ее ряда, затем вернулся еще раз, чтобы посмотреть на Лэндри. Она откинулась назад с ручкой во рту, сосредоточившись на следующем вопросе. Она откинулась на спинку стула, и ее ноги были раскинуты так далеко, что я мог ясно видеть ее трусики и линию горячих белых бедер…