Подняв руки над головой, Реджина закручивала волосы в импровизированный пучок, чтобы эти надоедливые пряди не мешали ей ночью. Ноги были скрещены по-турецки, когда она сидела на своем обычном месте на кровати королевских размеров.

Телевизор на дальней стене постоянно разражался смехом, сигнализируя об фразах комического диалога, что сейчас служил фоновым шумом, нарушающим тишину ее спальни. Реджина с любопытством посмотрела на пустое место рядом с собой на кровати, которую она когда-то делила со своим мужем. Подушки с его бока оставались нетронутыми, как и в течение последнего... месяца?

Или двух?

Кто знает? Она уже не могла сказать. Дни смешивались и сливались, незаметно превращаясь в недели. Понедельник внезапно превращался в воскресенье. Когда на улице было светло, она шла на работу. Потом возвращалась домой, и наступала темнота.

Душ, работа, еда, сон... и все по кругу.

Она печально вздохнула. Ее руки безжизненно упали на колени, а глаза блуждали по месту, которое когда-то было зарезервировано для Ли. Вместо спящего мужа теперь лежала электронная читалка Kindle. Она лежала лицом вниз на пледе, готовая воспроизвести книгу, которую она сейчас читала.

Успеет ли она прочитать еще одну главу? Она как раз добралась до хороших частей. Прошлой ночью ей пришлось заставить себя выключить читалку. Глаза горели от недосыпа, а утром ей нужно было рано вставать.

Быстрый взгляд на цифровые часы на тумбочке заставил ее плечи опуститься от разочарования. Лучше ей не рисковать. Зная себя, одна глава превратится в пять, а завтра она будет еле тащить задницу на работу. С небольшим недовольным ворчанием она поискала свой телефон, чтобы поставить будильник на утро.

Она пыталась этого избежать, как делала каждый вечер, что приводило лишь к разочарованию. Она должна была перестать так поступать с собой.

От Ли нет пропущенных сообщений, – подумала она про себя, пытаясь подавить предвкушение, которое испытывала каждый раз, беря в руки телефон. – Он не хочет со мной разговаривать. Он меня ненавидит. Ублюдок имел наглость бросить меня, как будто он – какой-то угнетенный мужлан, сбежавший от своей жены-гарпии. Бесполезно даже проверять.

И все же, как бы ни старалась убедить свои глаза не смотреть, она непроизвольно взглянула на панель уведомлений в верхней части экрана и увидела, что у нее нет сообщений.

Черт возьми, Реджина! Я же просила тебя не высматривать их!

Ее пальцы установили нужный ей сигнал будильника, но сделали это на автопилоте. Она не могла проигнорировать нахлынувшее на нее чувство разочарования. В миллионный раз она мучила себя вопросом: что он сейчас делает?

Если бы он был сейчас здесь, то, наверное, отжимался. Это была его вечерняя рутина, с тех пор как они переехали в этот дом. Сто отжиманий, душ, чистка зубов, а потом завершение с туманным намеком на то, что он возбужден.

Она скучала по этой рутине. Что только бы она не отдала, чтобы увидеть это снова.

Этот новый мир – мир без Ли – был странным для нее. Грустно ли ей в этом месте? Горько? Злится ли она на то, что он ее бросил? Скучает ли по нему?

Или почувствовала облегчение, когда его не стало, как будто она могла немного вздохнуть, не беспокоясь о том, что будет чувствовать он?

Да. Все вышеперечисленное.

Отсутствие Ли вызывало в ней чувство тревоги. Когда он был с ней в доме по ночам, даже спя в комнате Кэсси, она чувствовала себя в безопасности. Это была утешительная роскошь, к которой она даже не осознавала, что привыкла. Раньше он просто... был рядом; ей даже не требовалось думать об этом. Что бы ни происходило между ними, она всегда помнила, что он – рядом с ней, а пока он рядом, ничего плохого с ней не случится.

Без него могли свободно разгуливать демоны ее разума. Она проверяла и перепроверяла замки на дверях и окнах. Тени, пляшущие на полу от лунного света, выглядели как угрожающие незваные гости.

Удивительно, но она также скучала по его храпу, который когда-то казался ей таким раздражающим. С годами он превратился в белый шум. Слыша его ровное дыхание, она могла отключиться от забот и отвлечься от них. Он мягко погружал ее в расслабленную дрему.

Без него ей было трудно успокоить свой разум и погрузиться в дремоту. Она пыталась заменить это другим, например, не выключать телевизор в комнате или читать до тех пор, пока не устанут глаза. Хотя они помогали, это было не то же самое.

Да, во многих отношениях она тосковала по мужу. Его отсутствие ощущалось.

Но в глубине ее сознания было и чувство облегчения. Его отсутствие сняло тяжесть с ее лодыжек, которая так долго была ее частью. Этот вес удерживал ее в ловушке на дне водоема, топя в собственном страдании от ненависти к себе. Как бы она ни старалась доплыть до верха, оковы удерживали ее привязанной к мертвому аду.

Когда его не стало, она перестала чувствовать постоянное давление необходимости «пережить это», где «это» – смерть Кэсси и ее неспособность родить ребенка. Она могла справляться со своими чувствами, не испытывая дополнительной вины за то, что она – ужасная жена, пренебрегавшая своим мужем.

Да, торнадо противоречивых чувств вокруг отъезда Ли сбивало с толку. Она не могла понять, хочет ли она, чтобы он вернулся домой, или чтобы его не было, пока она во всем не разберется.

Между ними произошло столько всего.

Те первые ночи в ее жизни без Ли были самыми худшими. В ту ночь, когда Реджина нашла «подарок» Ли на тумбочке, она несколько часов ходила по дому, попеременно плача и крича на невидимого оппнента. Увидеть его обручальное кольцо поверх того рисунка было все равно что найти в своей постели отрубленную голову лошади. Это заставило ее почувствовать, что на нее напали, как будто Ли держал ее эмоции в заложниках с целью выкупа.

Вопросы, объяснения, извинения и оправдания – все это захлестнуло Реджину. Ей казалось, что она разорвется, если не вытащит их из себя. Со слезами на глазах она судорожно нажала на кнопку вызова, найдя его контакт, и поднесла к уху телефон.

Голос Ли поприветствовал ее лишь заранее записанным сообщением голосовой почты. Он даже не дождался полного гудка, прежде чем включиться и поиздеваться над ней.

Она попробовала снова, на этот раз потратив время на набор семи цифр. И – все тот же результат. После третьей попытки вывод стал очевиден. Либо его телефон выключен, либо он занес ее в черный список.

Говорят, что люди не боятся темноты, они боятся неизвестности. От того, чего не видят глаза, тело не может защититься. Это заставляет разум впадать в состояние чрезмерной защиты, когда он придумывает наихудший сценарий, чтобы стать гиперчувствительным ко всему, что напоминает опасность.

Проще говоря, он становится параноиком. Разум заменяет то, чего не может увидеть, своим худшим страхом. То же самое касается и молчания.

Жестокость того, что ее игнорируют, сама по себе являлась адом. Она перешла от вопроса, что он делает, к заполнению пробелов своей собственной ужасающей реальностью. Она видела Ли, смеющегося с матерью своего ребенка, говорящего ей, как сильно он хочет быть с ней. В конце концов, с ней у него действительно может быть семья. Она плодовита и полностью готова дать ему то, чего хотят все мужчины: детей и безумного секса. В отличие от бесплодной Бетти, на которой он был неудачно женат, она могла быть такой, какой должна быть жена.

В конце концов, она была гораздо лучшей женщиной. Почему бы ему не хотеть быть с ней?

Даже при том, что разумом она понимала, что он не ответит, когда она позвонит, иррациональная сторона гнева взяла верх. Она звонила ему по несколько раз, приходя в ярость с каждым отказом. Каждый раз, когда она слышала это приводящее в бешенство голосовое сообщение, ужасный фильм в ее голове начинал заменять реальность. Ей казалось, что она сидит в комнате с Ли и смотрит на его телефон, лежащий лицом вниз, в то время как тот ублажает эту шлюшку.

Через некоторое время ей стало казаться, что она находится в фильме Фредди Крюгера: она не могла понять, спит ли она или просто ее реальность настолько страшна.

Как он мог так просто игнорировать ее? Как вообще он мог не разговаривать с ней? Разве он не любил ее?

В ту ночь кровать казалась огромной. Ее просторы казались бесконечными. Сколько бы раз она ни переворачивалась, все равно оставалась в ней. Она была одна, и только пустота была ее спутником во сне.

На ее подушке было два вида слез. Одни – от печали, другие – от гнева.

По иронии судьбы, этот ад, в который она попала, был создан ею самой. Несколькими днями ранее Ли вышагивал по тем же коридорам, что и она, судорожно набирая номер, на который ему в ответ лишь смеялись. На другой стороне кровати лежал одинокий мужчина, которого мучило чудовищное молчание любимого человека.

Как бы она ни пыталась подавить эту мысль, ирония ее затруднительного положения не миновала ее. От этого ей становилось только хуже. Зная, через что именно он прошел – и зная, что это она была надзирателем, запершим его в его личном аду, – она ясно представляла себе, что она с ним сделала. К несчастью для нее, это лишило ее извращенного утешения быть невинной жертвой.

Только через неделю Реджина удивилась, когда прошел второй гудок. Она практически затаила дыхание, когда пошел третий. Потом четвертый. А потом...

– Что тебе нужно, Джина? – спросил безразличный баритон.

– Ли?

– Да. Чего ты хочешь?

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к тому, что он на самом деле взял трубку. Ее рот спотыкался, пытаясь подобрать слова, а разум справлялся с роем эмоций, захлестнувших ее. Когда удивление улеглось, она осталась недоверчиво смотреть на абсурдность его вопроса.

Чего она хочет? Какого хрена она вообще может хотеть?

– Чего, по-твоему, я хочу, Ли? – спросила она, стараясь, чтобы в ее тоне не было ухмылки. Меньше всего ей хотелось, чтобы он бросил трубку и снова стал отклонять ее звонки.

Его ответ был таким же безразличным, как и его первый вопрос.

– Честно говоря, уже и не знаю, чего ты от хочешь меня.

– Мне нужен мой муж, Ли. Я хочу тебя.

Он насмешливо хмыкнул на другом конце телефона.

– Праааавда? – саркастически протянул он. – Ты хочешь меня? Наверное, поэтому сбежала со мной на выходные, чтобы мы смогли отлично провести время и заняться сексом.

Цинизм, звучащий в его голосе, был маской, скрывавшей гнев, который он пытался утаить. Реджина разочарованно вздохнула, увидев, в каком направлении развивается разговор. Это было первое, что она от него услышала. Она уже начала думать, что никогда его не услышит. Меньше всего ей хотелось, чтобы он еще больше отдалился от нее.

– Ли... – проскулила она, надеясь мягко направить его в более позитивное русло.

Его голос, наконец, ожил, когда он решительно оборвал ее.

– Нет-нет, Джина. Нет. Прекрати!

Он сделал паузу, чтобы убедиться, что она замолчала, прежде чем продолжить.

– На этой неделе у меня было много времени подумать. Очень много. На самом деле, это все, чем я занимался: прогонял воспоминания о нас с тобой. Есть много того, что я понял, того, в чем я слишком боялся себе признаться раньше.

Он слегка рассмеялся, как будто вспоминал что-то в своей голове. По ее лицу скатилась тихая слеза, так как ее рот оставался закрытым. Слова подвели ее, скорее, они отказались защищать ее от обвинений, на которые намекал Ли.

Внезапно его тон изменился. Едва уловимая ярость сменилась загадочностью, и он спросил, казалось, ни с того ни с сего:

– Ты помнишь тот день, когда мы гуляли в парке? Когда впервые признались друг другу в любви?

Смена курса немного выбила ее из колеи. Она не знала, чего ожидать. И хотя ожидать этого было нелогично, какая-то часть ее души надеялась, что это – хороший знак.

– Да, конечно, помню.

– Мы были молоды и ни о чем толком не знали. Но в тот день ты сказала нечто такое, что заставило меня поверить в то, что ты – моя будущая жена. Помнишь?

– Мы много о чем говорили в тот день, Ли.

– Да, говорили. На самом деле мы говорили обо всем. В те дни мне никогда не приходилось гадать, что у тебя на уме, ты сама мне говорила. Но в тот день ты сказала нечто такое, что навсегда мне запомнилось. Ты сказала, что на земле нет силы, которая могла бы сравниться с силой двоих. Удваиваясь, сила становится непобедимой. Единственное, что нужно, это... как ты сказала?

– Синхронизироваться, – закончила она, когда слезы, катившиеся по ее щеке, наконец, сорвались и упали ей на колени.

– Да. Синхронизироваться, – с грустной усмешкой повторил он.

Наступило мгновение мертвой тишины, наполненной угрюмым воздухом, прежде чем Ли продолжил:

– Где-то по пути мы рассинхронизировались. Вот чего нам не хватало: силы двоих. Мы – просто два человека, сражающиеся в своих собственных битвах, вместо того чтобы сражаться в одной битве, вдвоем.

Она хотела сказать, что он ошибается. Ей хотелось вскочить и сказать ему, что каждое слово, которое вылетало из его уст – грубое искажение того, что происходило на самом деле. Он должен был знать, что она так сильно любит его, что его отсутствие не сравнится ни с какой другой потерей.

Но слова снова подвели ее.

– Я тебе не нужен, Джина. Я больше не знаю многого из того, что происходит внутри тебя. Ты со мной не делишься. Но я знаю, что говорят твои поступки. Они говорят громче, чем любая умиротворяющая чушь, которую ты можешь мне сейчас плести. Они говорят, что я – не тот, кто тебе нужен.

Она знала, к чему приведет этот разговор, и не была к этому готова. В отчаянии ее голос, наконец-то, нашелся:

– Ли, пожалуйста, послушай меня. Мы не должны сейчас принимать никаких решений. Многое произошло, и сейчас задействовано много чувств. Мы должны сделать шаг назад и все хорошенько обдумать.

– Обдумать? – недоверчиво спросил он, как будто он был в замешательстве и обиде. – Ты имеешь в виду то, как ты обдумывала свой план побега с тем парнем?

– Я не хочу Брайана! – решительно крикнула она в микрофон. – Да, я приняла глупое решение; самое глупое в моей жизни. Если бы я могла вернуть все назад, я бы это сделала. Но я не хочу потерять тебя! Я тебя люблю!

Он нахмурился и молча покачал головой. Затем, со спокойствием, которое может прийти только при абсолютной уверенности в том, что стоишь на земле, он сказал:

– Я видел рисунок, Джина. Я видел, как ты обхватила руками его шею. Кто бы ни был этот художник, у него серьезный талант. В этом рисунке – безупречное внимание к деталям, даже самым незначительным. Твоя улыбка передана точно: твои глаза блестят, когда ты счастлива. Это действительно прекрасный рисунок.

– Ли...

– Этот Брайан – не просто какой-нибудь случайный парень, чтобы переспать в последнюю минуту, не так ли? Пожалуйста, Джина, после всего, через что мы прошли, хотя бы имей порядочность быть со мной честной об этом. Думаю, я заслуживаю хотя бы этого.

Теперь слезы действительно падали. Она вытерла нос рубашкой и издала небольшой всхлип, прежде чем сказать едва слышным голосом:

– Нет.

Это сильно задело Ли. Да, он просил правды, но не был готов ее услышать. Услышав это слово из трех букв, он подтвердил свои худшие опасения, и от этого у него свело живот. Он тяжело сглотнул, прежде чем задать другой вопрос, ответ на который знать не хотел, но в котором отчаянно нуждался.

– Ты его любишь?

Пауза колебаний была сокрушительной. Боль, которую он почувствовал, увидев эту фотографию, теперь имела показатель бесконечности, и только усилилась, когда она, заикаясь, сказала:

– Я... я не знаю.

– Ты не знаешь, – повторил он голосом, который отчаянно пытался бороться со слезами. – Что ж, думаю, тебе есть что выяснить. Но мне нет смысла торчать здесь, пока ты это делаешь.

– Ли, нет! Пожалуйста, не вешай трубку!

– Всего хорошего, Реджина.

Щелчок перед мертвой тишиной был острым лезвием в сердце. Она громко застонала, и из ее глаз хлынули слезы. С отчаянием она снова набрала его номер.

– Подними, подними, подними, подними... – быстро повторяла она умоляющую мантру, когда пошли гудки. И снова ответила его голосовая почта. Услышать это приветствие в миллионный раз было подобно последнему лязгу металла замка, эхом разносящемуся по коридорам тюрьмы. Приговор ей был вынесен.

Всю ту ночь она горько плакала. Каждый раз, когда думала, что слез больше не осталось, новая порция проливалась на уже промокшую подушку.

Теперь, больше месяца спустя, она по-прежнему спала на своей стороне кровати, вместо того чтобы спать посередине. У нее тоже было много времени на размышления. Она очень скучала по мужу, больше чем когда-либо, как ей казалось, она могла скучать по кому-либо.

Страх, что эта разлука может стать постоянной, усиливал тревогу. Она с такой же вероятностью могла получить по почте документы о разводе, как и обнаружить его на пороге дома, готового вернуться. Ожидание того, что вот-вот упадет второй ботинок, было похоже на китайскую пытку водой. Каждый раз, когда звонил телефон или приходила СМС, это была еще одна медленная капля, падающая на то же самое промокшее место.

Однако в этот раз наступил период самоанализа, в котором она отчаянно нуждалась. Впервые она наконец-то смогла сделать то, что должна была сделать много лет назад: по-настоящему горевать о том, что потеряла с Кэсси. Она потеряла больше чем ребенка. Она потеряла надежду на то, что достойна быть замужем.

Вернула ли она ее? Немного. Отсутствие Ли не принесло ей внезапного прозрения. Оно просто позволило ей разобраться в ситуации по-своему, без него, кто бы висел у нее над плечом и ждал, когда она «поправится».

Вздохнув напоследок, она выключила лампу и закуталась в плед. Как и каждый вечер, наружу вырвались несколько слезинок. Она быстро вытерла их и попыталась успокоиться. Потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться без храпа Ли, но в конце концов она погрузилась в теплый сон без сновидений.

***

Где-то на следующий день Ли с трепетом и недоверием посмотрел на снимок в своих руках. Он повернул его боком и наклонил голову, чтобы взглянуть под другим углом, но его глаза не понимали, что видят.

Он знал, что этот черно-белый снимок – что-то значительное, почти волшебное.

– Не обижайся, Дженнифер, но мне кажется, что это похоже на чернильную кляксу, – пошутил Ли. – Хочешь сказать, что на этом УЗИ твой ребенок?

Она не засмеялась. На ее лице появилось раздраженное выражение, закончившееся тем, что она закатила глаза. Не говоря ни слова, она с трудом поднялась с кушетки.

Ли вскочил, чтобы помочь ей, но она отбила его руку. Встав, наконец, она посмотрела на него презрительным взглядом и сказала:

– Последние восемь месяцев я не получала от тебя никакой помощи. Она и сейчас мне не нужна.

С этими словами она поковыляла в сторону своей кухни, по пути сказав через плечо:

– И кстати, на этом снимке – НАШ ребенок. Мальчик, если тебе интересно.

От этих слов он вздрогнул. Мальчик? Его мальчик. У него будет сын.

Он в самом деле будет отцом!

Столько сюрреалистических мыслей и эмоций переполняли его, что он не знал, что и думать. В его животе бурлило чувство гордости, но за ним быстро последовали вина и стыд. Имел ли он вообще право испытывать какие-либо чувства к этому ребенку? Сейчас он впервые видел Дженнифер, с тех пор как она сообщила ему о беременности.

Говорят, что невзгоды – это просветление характера. Если – правда, то день, когда Дженнифер снова ворвалась в жизнь Ли, пролил на него нелестный свет и показал зеркальное отражение чего-то уродливого.

После однократного секса Ли потребовалась неделя, чтобы смириться с тем, что он натворил. Перед ним стоял невозможный выбор: признаться или умереть с чувством вины. Хотите верьте, хотите нет, но оба варианта сопровождались отдельной версией ада, который ему предстояло пережить.

Он больше не был «одним из хороших». На его любви и верности теперь стоял большой красный знак вопроса. Каждый раз, глядя на Реджину, он видел в ее глазах незаслуженную веру. Она знала, что он – ее опора, а он знал, что это – ложь.

Правильно ли было отнимать у нее это? Именно это и произошло бы, если бы он рассказал ей. Это лишило бы их того единственного, что в данный момент удерживало их вместе. Смерть Кэсси медленно разрушала их брак изнутри. Их преданность и верность друг другу были последней ниточкой, отчаянно державшейся за жизнь. Это было то самое, от чего Реджина зависела, чтобы ставить одну ногу перед другой, пока шла по жизни как зомби. Она и так прошла через многое. Что это сделает с ней? Что это сделает с ними?

С другой стороны, имел ли он право скрывать от нее эту информацию? Даже если это сломает что-то глубоко в ее душе, разве она не имеет права знать?

Только холодная голова Дэрила дотянулась до самых глубин мудрости, чтобы потвесьт ему пословицу, которая могла явиться прямо из уст самого царя Соломона: «Чувак, заткнись нахуй! Не говори ей ни хрена! Ты что, спятил?»

Слова, которыми нужно жить. Или умереть.

Ли сделал выбор, позволив Дженнифер умереть в глубинах своей памяти. Он положил ее на чердак вместе с остальными старыми вещами своего прошлого. Если повезет, со временем он справится с чувством вины, и ничего не придется менять.

А потом... время начало обратный отсчет.

День, когда он увидел в глазах Реджины ужас, когда она увидела доказательства его худшего решения, стал днем, когда он увидел настоящего монстра, которым мог стать. В тот день, зная, что у него на подходе ребенок, он выбрал менее чем почетный выход. Он отправил эту женщину на произвол судьбы. Он хотел, чтобы она исчезла в эфире и вернулась в ад, из которого пришла.

Боль его жены была для него важнее. Он предпочел бы отвернуться от этой женщины, заглушив эту боль, чем поступить с ней правильно. В конце концов, она была ошибкой, которую легко забыть.

В тот день жизнь поднесла к нему зеркало. Чудовищный образ, представший перед ним, был поистине гротескным.

Теперь, несколько месяцев спустя, он сидит в ее гостиной. Его глаза наблюдают за ней, отмечая, насколько она изменилась по сравнению с тем, как он увидел ее в первый раз. Естественно, она значительно прибавила в весе. Ее живот выпирал вперед, как будто его надули словно воздушный шар. Ее ноги, грудь и лицо также изменились.

Кроме того, она выглядела просто усталой. Ее волосы были беспорядочно растрепаны, и она не накрасилась. Даже отношение к ней стало другим. Она больше не была красоткой в его тихих, незаконных мечтах. Теперь она была реальным человеком, от которого он не мог легко отмахнуться.

И она была беременна его сыном.

– Дженнифер, я знаю, что был для тебя задницей. Знаю. Я просто хотел официально сказать, что прошу прощения за все.

Он не знал, какой реакции ожидал от нее, но смех не входил в короткий список. Ее смех разнесся по всей маленькой квартире, когда она посмотрела на него с саркастической усмешкой.

– Просишь прощения? За что ты можешь просить прощения? За то, что не сказал мне, что женат, трахая меня, перегнув через мой же диван? А как насчет того, что все это время ты вел меня, зная, что это никуда не приведет? А, знаю... ты извиняешься за то, что обрюхатил меня и бросил, потому что это было неудобно для твоего брака. Это и есть то «все», за что ты просишь прощения?

– Да, я прошу прощения за все это. Но если честно, здесь не только моя вина, – сказал Ли, его раздражение от того, что он – единственный, кто несет ответственность, прорвалось наружу.

– Что-что?

– Ты меня слышала, Джен. За все время, что ты меня знаешь, я ни разу не снимал обручальное кольцо. Тебе достаточно было взглянуть на мой палец, чтобы его увидеть.

Это еще больше ее рассмешило.

– И это твое оправдание? Я должна была быть более внимательной? Ничего себе, – сказала она в полном недоумении.

Она сделала глубокий вдох сквозь зубы и кивнула, словно прокручивая в голове это утверждение. Затем сказала:

– Ну, для протокола, я не могла увидеть твое кольцо в спортзале, потому что ты всегда носил эти чертовы перчатки. А что касается того вечера в баре, ну, я была пьяна. Так что, да, это ускользнуло от моего внимания.

Ли не собирался упускать эту нить оправдания.

– А как насчет того, когда мы ходили пить кофе? Ты ведешь себя так, будто мы никогда не виделись вне спортзала.

– И что, от этого стало лучше? – недоверчиво спросила она.

– Нет, но это доказывает мою точку зрения. Ты его не искала, потому что тебе было все равно. Ты знала мое имя, мой номер и где я живу. Помнишь, ты пришла ко мне домой, чтобы сообщить новость? В любой момент ты могла узнать. Все это время ты флиртовала со мной в спортзале – ни разу даже не спросив, был ли я с кем-то. Это был не первый раз, когда ты встречалась с женатым мужчиной.

Ее глаза вспыхнули огнем, когда они сузились.

– Подожди-ка, что ты имеешь в виду? Это не могло быть первым разом, когда я переспала с женатым мужчиной? На что именно ты намекаешь?

– Я ни на что не намекаю, просто сделал наблюдение. Ты встретила меня в спортзале. Мы флиртовали... туда-сюда, несколько раз встречались за кофе, а потом у нас был секс. Ты практически срывала с меня одежду в лифте! Все это время ты ничего обо мне не знала. Я не называю тебя шлюхой, но если ты так поступила со мной, то поступишь и с другими парнями. Я тебя не осуждаю или что-то в этом роде. Просто говорю так, как я это вижу.

– Говорю как вижу, – повторила она про себя с лицом, искаженным цинизмом. Она кивнула, словно прокручивая это в голове, прежде чем выпустить саркастическую усмешку. – Типичный мужчина. Теперь я понимаю. Когда ты увидел меня в спортзале, то просто решил, что поболтаешь со мной немного, смажешь свой член свежей киской, чтобы разбавить монотонность своего явно хренового брака, а потом бросишь меня, как дурную привычку. Ты решил, что это можно сделать, потому что я – голодная до члена шлюха, любящая трахаться со случайными парнями, а не та, кому ты на самом деле нравился.

– Это не то, о чем я говорил, – добавил Ли, пытаясь защититься от уродливого образа, который был ему представлен.

– Конечно, то. Но знаешь что? Как бы смешно это ни было, даже если бы это было правдой, какая разница? Я была одинокой женщиной, пристающей к одинокому мужчине. Ты же был лживым, манипулирующим засранцем, изменяющим своей жене. Угадай, кто в этом конкурсе выиграет приз дерьмовости!

Строгое лицо Дженнифер вдруг стало искажаться от дискомфорта, когда ее рука опустилась вниз, чтобы погладить свой огромный живот. Она сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Ли с беспокойством на лице посмотрел на нее и осторожно спросил:

– Ты в порядке?

Она отмахнулась от его беспокойства взмахом руки.

– Да, я в порядке. Малкольм не любит, когда я волнуюсь. Он начинает брыкаться как ублюдок.

На лице Ли появилось выражение благоговения, когда его глаза перешли на ее живот. Забыв о том, что его присутствие здесь крайне нежелательно, он, затаив дыхание, спросил:

– Его зовут Малкольм? Он сейчас брыкается?

– Как Джет Ли, – с легким смешком пошутила она.

Она подняла взгляд на его умоляющее лицо и на краткий миг забыла, что ненавидит землю, по которой скользит этот человек. Приглашающе кивнув головой, она сказала:

– Дай руку.

Пока он пересекал комнату, она подняла рубашку, обнажив живот. Когда он оказался рядом с ней, она взяла его за запястье и положила его ладонь на свою обнаженную кожу. Тепло его руки вызвало в ней дрожь воспоминаний.

На мгновение она замерла. Ничего не случилось. Все еще держась за запястье, она начала скользить им по своей коже, пока...

Толчок.

Маленькая ножка Малькольма ударила по руке Ли, дав ему понять, что его присутствие ощущается. Этот драгоценный ребенок в утробе матери смог дотянуться, чтобы осуществить контакт со своим папой.

Его глаза и рот открылись, когда он посмотрел на лицо Дженнифер. Даже ее отвращение к этому мужчине не смогло остановить улыбку наслаждения, расплывшуюся по ее лицу.

– О, Боже! – сказал он, и по его щеке скатилась слеза. Почти задыхаясь от благоговения, его губы произнесли:

– У меня – сын.

***

В тот же день Реджина ходила по коридорам больницы. Ее глаза были прикованы к история болезни следующих пациентов. Она не полностью осознавала, что ее окружает, пока не наткнулась на твердую грудь, отчего ее истории болезни разлетелись.

– Черт! – сказала она в разочаровании, наклоняясь, чтобы собрать важные бумаги. Тело, на которое она наткнулась, присело рядом с ней и помогло. Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза человеку, которого избегала уже несколько недель.

– Спасибо, – быстро сказала она, в то время как ее руки торопливо хватали бумаги, разбросанные по полу.

– Всегда рад, – сказал Брайан, лишь на мгновение оторвав от нее взгляд, чтобы провести руками по полу, дабы найти все что можно.

Реджина намеренно не отводила взгляда от историй, казалось, не замечая, что Брайан все это время наблюдает за ней. Как бы это ни проявлялось, она прекрасно понимала, что за ней наблюдают. Ей даже не нужно было смотреть на него, чтобы это понять. Всякий раз, когда он был рядом, она чувствовала его присутствие. Это заставляло ее нервничать.

Частью этого было полупризнание, которое она высказала Ли. В то время она не была уверена в своих чувствах к Брайану. Чувства, бурлящие внутри нее, представляли собой смесь похоти и интриги. Брайан был веселым и захватывающим, и это вызывало восхищение, похожее на влюбленность.

Но поскольку он был тем средством, что привело ее и ее мужа на последнюю милю к отчуждению, влечение, которое она когда-то испытывала к нему, проявилось и стало таким, каким было на самом деле. Ее влечение к нему было омрачено смятением чувств по поводу направления ее брака. Между ней и Ли было много неразрешенных эмоций, а присутствие Брайана еще больше осложнило ее с ними отношения.

Кроме того, раздражало его общее высокомерие, когда он считал, что знает, что лучше для ее брака. Ближе всего он был к нему, разрушая его.

Как только все содержимое разбросанной папки оказалось у нее в руках, она попыталась быстро уйти. Однако их столкновение не было случайностью. Его подстроил Брайан, чтобы попасть в ее орбиту, не дав шанса увернуться и спрятаться.

Его рука мягко взяла ее за локоть, чтобы остановить.

– Джина, когда ты перестанешь от меня убегать? Когда-нибудь мы должны об этом поговорить. Ты не можешь избегать меня вечно.

Она вывернула руку из его хватки. Все еще не отводя глаз, она сказала:

– Пока нет, Брайан. Я все еще пытаюсь справиться с тем, что Ли больше нет.

Прежде чем он успел все выяснить, из-за угла появилась пара первокурсников. Их журчащий разговор достаточно отвлек внимание, чтобы Реджина поспешно ушла и преодолела значительное расстояние, прежде чем Брайан понял, что она ушла. Он мог бы за ней погнаться, но учитывая, что поблизости находились два новеньких, подающих надежды врача, это бы выглядело в их глазах неловко и агрессивно.

Он шумно выдохнул от разочарования. Это уже надоело.

Для Реджины не должно было стать сюрпризом, когда она вышла к своей машине и обнаружила его прислонившегося к ней со скрещенными на груди руками. Ее охватило ощущение дежавю, и она сказала:

– Ты не можешь постоянно устраивать здесь засады.

Он пожал плечами, поднялся и начал сокращать расстояние между ними.

– Это не засада. Это противостояние. Тебе нужно перестать убегать от меня.

Она разочарованно вздохнула, остановилась и покачала головой.

– Ну, вот, опять ты говоришь мне, что я должна делать. Ты понятия не имеешь, что мне нужно делать.

Он самоуверенно улыбнулся.

– Значит, я был неправ насчет твоего брака? Или того, как ты ко мне относишься?

Недоверчивый взгляд сузил ее глаза.

– Так вот в чем все дело? В том, что ты был прав? Думаешь, что можешь просто прийти сюда и потребовать свой приз, раз мой брак разваливается? Что я должна сделать, прибежать к тебе в постель и объявить тебя победителем?

– Джина...

– Нет, Брайан! – внезапно вырвалось у нее, прервав его. Чувства горя, одиночества и вины прорвались на поверхность. Гневные слезы навернулись ей на глаза. – Неужели ты не понимаешь? МОЕМУ БРАКУ КОНЕЦ! Мой муж бросил меня, потому что я предпочла сбежать с тобой, вместо того чтобы справиться со своим гневом на него. Ты знаешь, сколько раз сегодня мне пришлось уйти в дамскую комнату, чтобы поплакать? Дважды, и это уже улучшение. Обычно приходится три или четыре раза в день. Но тебе на все это плевать! Ты – самодовольный ребенок, единственная забота которого – получить то, что, по твоему мнению, я тебе должна! Тогда, знаешь что, большой мальчик? Давай сделаем это прямо здесь, в твоем Мустанге! Иди сюда и получи свой приз!

С этими словами она повернулась и пошла к месту, где была припаркована его машина. Он смотрел, как она уходит, словно ожидая, что она прекратит этот фарс. Но она не остановилась. Продолжала идти, пока не оказалась у его машины. Только когда она попыталась открыть запертую дверь со стороны водителя, он понял, что она говорит серьезно.

Она обернулась с нетерпеливым выражением лица и обнаружила его все еще на том же месте, где она его оставила.

– Ты идешь? У меня нет всей ночи.

Брайан издал низкий рык разочарования, идя ей навстречу.

– Что, блядь, с тобой не так, Джина? Почему ты обращаешься со мной как с врагом?

Ее лицо пересекло злобное выражение.

– Ты мне не враг, Брайан! Ты – мой любовник!

Брайан покачал головой и горько усмехнулся.

– Знаешь что? Я не буду делать этого с тобой. Ты сумасшедшая!

Если и есть слово, которое превратит взрывоопасный спор с женщиной в ядерный холокост, так это слово «сумасшедшая». Просто плесните в это пламя керосина и приготовьтесь к вспышке.

– Сумасшедшая? Я сумасшедшая? – спросила она, наступая так, что между ними не осталось достаточного пространства, чтобы даже пропустить солнечный свет. – Возможно, ты и прав. Я – сумасшедшая. То, что происходит между нами, это безумие. Я прыгаю в самолет с каким-то плейбоем и выбрасываю десять лет брака на ветер... безумие! Так что, раз уж я полностью безумна, то могу признать это! А теперь вытащи свой член и трахни меня на заднем сиденье этого пиздатого мобиля, который ты называешь машиной!

С этими словами она схватила его за шею и крепко поцеловала. Это не был страстный поцелуй влюбленных. Он был напористым и агрессивным. Другой рукой она схватила его за пах, словно пытаясь ухватить его гениталии.

Брайан оттолкнул ее от себя. Он толкнул ее так сильно, что она отлетела назад и ударилась спиной о его машину.

Вместо того чтобы поморщиться от боли, на ее губах заиграла дьявольская улыбка.

– Хочешь грубо, да? Я должна была догадаться, что тебе это нравится!

– РЕДЖИНА, ПРЕКРАТИ! Прекрати это дерьмо! – с силой крикнул Брайан.

Ошеломленная Реджина остановилась на месте; однако не выглядела удивленной его вспышкой.

Когда увидел, что она дает ему слово, он сказал:

– Послушай, я знаю, что ты делаешь. У тебя сейчас трудный период, и ты хочешь всех оттолкнуть. Поверь мне, я знаю, потому что именно так я поступал всю свою жизнь. Но ты – первая, кто заставил меня пожелать измениться. Пожалуйста, не отталкивай меня. Позволь мне быть рядом с тобой. Это то, для чего я здесь. Я могу быть всем, чем не является твой муж.

Несколько мгновений она с любопытством смотрела на него. Затем позволила себе хихикнуть. Вскоре это хихиканье переросло в откровенный противный смех.

– Шутишь? Ты можешь быть всем, чем не является мой муж? Вот это да. Ты ужасно самонадеян. А скажи, что именно представляет собой мой муж? Чего ему не хватает, что есть у тебя? Какую пустоту он оставил в моей жизни, которую волшебным образом сможешь заполнить ты?

Этот вопрос ошеломил Брайана. Откровенно говоря, об этом он никогда не думал настолько буквально. Он ничего не знал о Ли, кроме того, что ему рассказывала Реджина. А, честно говоря, она никогда не жаловалась на него, кроме того случая, когда он изменил.

Реджина оборвала его мысли, и то немногое, на что он надеялся, умерло с ее следующим откровением:

– Знаешь, почему я выбрала тебя, Брайан? Когда решила, что собираюсь сделать, я могла бы сделать это с кем угодно. Мужчины флиртуют со мной ежедневно. Если бы я хотела, чтобы кто-то заменил моего мужа-изменника, думаешь, я бы выбрала парня, который перетрахал и забыл почти всех медсестер в этой больнице?

На его лице появилось страдальческое выражение, когда она жестоко ухмыльнулась ему. Она прикусила нижнюю губу, ее глаза блуждали по нему, как будто она пыталась его соблазнить. Но в ее поведении было больше стервозности, чем у суки.

– Нет, я бы не стала. Я бы выбрала кого-нибудь вроде доктора Бенсона. Конечно, он старый и скучный, но знаешь что? Надевая халат, он не засовывал свой член в каждую мокрую дырочку. Но именно поэтому я выбрала тебя. Ты был другом, который поддерживал меня, и я тебе доверяла, в некоторой степени. Но в глубине души я все еще видела тебя таким, какой ты есть. Ты – не оседлый тип, Брайан. Между нами все должно было быть просто. Ты должен был выебать меня до выноса мозга и перейти к следующей. Чего ты абсолютно не должен был делать, так это ВЛЮБЛЯТЬСЯ!

С этими словами ее стены рухнули. Злобный взгляд самодовольного превосходства был стерт и заменен болью, которую может вызвать только глубокая потеря. Из ее глаз хлынули горячие слезы и потекли по щекам.

– Ради всего святого, Брайан! Этого не должно было случиться. Я совершенно не хотела разрушать свой брак.

С этими словами она изо всех сил оттолкнула его. Он едва сдвинулся на пару шагов, но ответный импульс заставил ее упасть на колени. С того места, где она лежала на земле, донесся вопль отчаяния, а затем звуки рыданий женщины, уткнувшейся в ладони.

– Я так по нему скучаю, – говорила она между всхлипами. – Он ушел, а я не знаю, как жить без него.

Стоять и смотреть, как Реджина падает на колени в такой агонии из-за потери мужа, было страшно. Именно в этот сокрушительный момент Брайан понял нечто грандиозное, нечто настолько глубокое, что это переполнило его обычно эгоистичный мозг.

Реджина никогда не будет его.

Он не знал, принадлежит ли она Ли, но определенно не принадлежит ему. Его любовь к ней была отклонением, болезнью, вирусом для ее счастья. Он не был ее спасителем, он был ее похитителем. Пока он будет продолжать давить и преследовать ее, она будет заперта в аду одиночества. Даже если бросит Ли ради него, и они уедут в закат, их будущим не будет счастье.

Брайан присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ней. Его руки обхватили ее дрожащие плечи, и она зарыдала ему в грудь.

– Прости меня, Джина. Прости, что я все испортил для тебя, – сказал он, целуя ее в лоб.

***

Ли лежал, откинувшись на спинку дивана Дэрила. Одна рука была заложена за голову, чтобы создать нечто вроде импровизированной подушки, другая держала снимок УЗИ его сына.

Он смотрел на него уже несколько часов. Забавно, как изменение восприятия может показать одно и то же в другом свете и создать совершенно новую реальность.

Он видел своего сына через искаженное изображение случайных теней. Он видел его ногу, его голову, его маленький пенис; все. Это был его сын.

Эта ситуация была хреновой по множеству причин. Четыре человека совершили роковые, эгоистичные, импульсивные ошибки, приведшие к взрыву последствий. Из этих четырех жизней три навсегда изменились (придурка не считаем).

Но из всего этого уродства оказалась создана прекрасная жизнь. Малкольм был единственной розой, пробивающейся из земли после урагана, опустошившего землю вокруг него. Какой бы дерьмовой ни была ситуация, его бы здесь не было, если бы все сложилось иначе. У Ли бы не было сына.

Но теперь он у него есть.

Он всегда считал себя человеком чести, но в последнее время его поступки были не слишком благородными. Он собирался это изменить. Этот мальчик был единственным, что имело для него значение. Все остальное было второстепенным. Его трагедия с Реджиной, общее неприятие Дженнифер, нерешительность в вопросе о том, что делать с его браком, – все это теряло свою значимость рядом с жизнью Малькольма.

Ты скоро появишься. Ты не просил о рождении, но все равно уже на подходе. Я обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы дать тебе полноценную жизнь. Я больше не позволю своему эгоизму стоить тебе жизни. Меня не было рядом с твоей матерью, но я буду рядом с тобой. Клянусь.

С этими словами его тихая клятва была скреплена поцелуем, когда его губы с любовью коснулись снимка.