Джон Гришэм - Свидетель в судебном процессе (Witness to a Trial)

Глава 1

Первым свидетелем, вызванным штатом Флорида, был Клайв Пикетт, довольно простоватый шериф округа Брунсвик, малонаселенного уголка Северо-Запада Флориды, так называемого Отростка. Шериф Пикетт вышел на трибуну в полном обмундировании и поклялся говорить правду. В его обязанности входило описать место преступления и рассказать присяжным, что они нашли.

А нашли они два трупа, мужчины и женщины, оба голые и оба с двумя огнестрельными ранениями в голову. Жертвы находились в спальне женщины и, очевидно, были застигнуты на месте преступления. Она была замужем за другим человеком, как и он. В какое-то время между 14:00 и 15:00 17 января 1995 года обвиняемый, "сидящий вон там", за столом защиты, предположительно ворвался в дом и нашел их. Он был женат на этой женщине и хорошо знал этого мужчину.

Первая большая цветная фотография, вещественное доказательство штата № 1, представляла собой наружный снимок старого деревянного дома, расположенного на Тинли Роуд, примерно в двух милях от резервации Таппакола и, таким образом, не на земле племени, а в округе и под юрисдикцией шерифа Пикетта. Шериф объяснил, что в доме не было следов взлома. Грузовик Форд 1984 года выпуска, стоявший на подъездной дорожке, принадлежал умершему джентльмену, некоему Сону Разко.

На второй фотографии, № 2, женщина лежала поперек кровати, на спине, ее голова и плечи были окружены кровью, залившей белые простыни. Как обычно, адвокат защиты возражал против этой фотографии на обычных основаниях: она была подстрекательской, предвзятой и так далее, но его возражения были отклонены. Фотографии с места преступления, независимо от степени их ужасности, всегда принимались к рассмотрению. Присяжные охотно передавали вторую фотографию, даже когда в ужасе таращились на нее, некоторые отводили взгляд, не в силах сосредоточиться на том, что держали в руках. То же самое было и с третьей фотографией, вещественным доказательством № 3, на которой был изображен мужчина, распростертый на полу в луже собственной крови. Следующие две фотографии, вещдоки № 4 и 5, изображали спальню и тела, но с разных ракурсов. К тому времени, когда фотографии были разложены в зале заседаний, присяжные смотрели на подсудимого так, словно им самим не терпелось свершить заслуженное им правосудие.

На штативе рядом с местом для присяжных была установлена большая схема, и прокурор провел шерифа по плану дома, двух акров вокруг него, Тинли-роуд и близлежащих племенных земель. Он подчеркнул удаленность места преступления. Ближайший дом находился в трехстах ярдах и не был виден с подъездной дороги.

Тщательно подготовив сцену, прокурор отпустил свидетеля. Перекрестный допрос не дал ничего нового и длился всего несколько минут. Шериф Пикетт был отпущен со свидетельского места и, поскольку его больше не будут вызывать, ему разрешили остаться в зале суда.

***

Обвиняемый. Его звали Джуниор Мейс, он был индейцем племени таппакола, тридцати семи лет, отцом троих детей и мужем Эйлин, женщины, в убийстве которой его обвиняли. До ареста он водил пикап и доставлял пропан для компании из Моревиля. Заработная плата едва позволяла его семье держаться на плаву. У них с Эйлин была небольшая ипотека на старый дом, который они купили у ее родителей перед их смертью. Поскольку денег у него не было, он был вынужден довольствоваться услугами адвоката, назначенного судом.

Джуниор был крупным мужчиной, выше шести футов, худощавым, с длинными темными волосами, спадавшими до воротника. Пятнадцать месяцев, которые он провел в тюрьме в ожидании суда, не осветлили его смуглую кожу. На суд он каждый день надевал одну и ту же одежду — выцветшие джинсы, ботинки, коричневую кожаную рубашку и бусы на обоих запястьях. Он сидел прямо и гордо, впитывая каждое слово, не дрогнув, хотя ему хотелось кричать о своей невиновности.

Глава 2

Вторым свидетелем был провинциальный полицейский по имени Уиллард, который, несмотря на то, что назывался детективом по расследованию убийств, был не более чем старшим помощником в небольшой группе шерифа Пикетта. По его словам, за одиннадцать лет работы у шерифа он расследовал только четыре других убийства, хотя адвокат защиты об этом не упомянул. По этому случаю Уиллард надел свой единственный клубный пиджак, который он приобрел много лет назад, перед тем как набрать последние восемьдесят фунтов (32 кг).

Уиллард рассказал присяжным, что полиция сразу же начала искать мужа Эйлин, подсудимого Джуниора Мейса, не как подозреваемого, а как члена семьи. Как ни странно, бармен в пятнадцати милях от места преступления позвонил в офис шерифа около семи часов вечера и сказал, что Джуниор сидит в своем пикапе, облокотившись на руль, слишком пьян, чтобы вести машину, и нуждается в помощи. Бармен знал Джуниора и сказал, что просто пытается предупредить полицейских и обезопасить дороги. Уиллард и еще два помощника шерифа помчались к бару и обнаружили Джуниора в его пикапе, без сознания и едва дышащего. Они вызвали скорую помощь, и его отвезли в больницу в округе Уолтон. После того как его увезли, Уиллард без ордера обыскал его пикап и нашел пистолет "Смит и Вессон" с двумя патронами в патроннике. Под передним сиденьем он также нашел бумажник, принадлежащий Сону Разко.

Вещественным доказательством № 6 был "Смит и Вессон", нелицензионное огнестрельное оружие со стертым регистрационным номером. Вещественным доказательством № 7 был бумажник, в котором находились водительские права мистера Разко, одна кредитная карта от банка, одна от нефтяной компании и 17 долларов наличными. Все это было передано в зал заседаний.

Месяцами ранее защита оспаривала обыск без ордера на том основании, что не было ни достаточных оснований, ни веских законных причин для того, чтобы рыться в пикапе. Судья, однако, постановила, что обыск был законным, поэтому пистолет и бумажник были приняты в качестве доказательств.

***

Судья. Ее звали Клаудия Макдоувер и ей было сорок лет. В прошлом году она победила на выборах кандидата на должность судьи с 18-летним стажем с перевесом в тысячу голосов. Это было ее первое дело об убийстве со смертельным исходом; более того, это было ее первое дело об убийстве любого рода. До того как стать судьей, она занималась юриспруденцией в небольшом городке с приличной репутацией и скромным успехом. Ее кампания была хорошо профинансирована, и она несколько месяцев стучалась в все двери, обещая, как всегда, жесткий закон и порядок в суде. Она решительно поддерживала смертную казнь и, по крайней мере, адвокатам, наблюдавшим за ходом дела, казалось, что она твердо намерена добиться смертного приговора по делу Джуниора Мейса.

Она чувствовала себя обязанной перед своими избирателями, жителями сельской местности на северо-западе Флориды.

Глава 3

Третьим свидетелем был сам бармен. Он звался Спайком, и было очевидно, что Спайк провел большую часть своей жизни либо по одну сторону бара, либо по другую. Его длинные седые волосы были стянуты в хвост. Уши были украшены металлом. Белая, идеально заостренная козлиная бородка "стекала" с его подбородка. На свидетельском месте Спайк выглядел таким же расслабленным, как и при раздаче спиртного. Он объяснил присяжным, что Джуниор заходил к нему по крайней мере раз в неделю выпить пива после работы и, как правило, был разговорчив и в приятном настроении. Но во время последнего визита он был явно чем-то встревожен. Он быстро выпил два бутылки пива — пиво Джуниор всегда пил только из бутылок, никогда разливное или из банок — и ничего не сказал. Он сел в конце бара и уставился прямо перед собой, потерявшись в другом мире. Вошла толпа посетителей, и бармен занялся другим. Он заметил, что Джуниор отошел от бара и кидает дротики с человеком, которого бармен никогда раньше не видел.

Джуниор всегда расплачивался наличными, поэтому не было никаких записей о том, сколько пива он заказал. К тому же, незнакомец сам покупал пиво в несколько заходов. Спайк не видел, как Джуниор покидал бар, но около 6:30 один из посетителей шепнул ему, что на парковке потерял сознание какой-то пьяница. Спайк вышел на улицу, нашел Джуниора, сидящего у стены, и сумел затащить его в его пикап. Когда Спайк попросил у него ключи, Джуниор отказался и на секунду показался агрессивным. Тогда Спайк позвонил в офис Клайва Пикетта и сказал, что у них тут может возникнуть проблема. В течение двадцати минут офицер Уиллард и еще двое полицейских были там.

Спайк сказал, что был ошеломлен, услышав об убийствах, но, оглянувшись назад, понял, что в этом есть смысл. Что-то определенно было не так с Джуниором в тот последний визит.

***

Владелец бара. Он владел несколькими барами во Флориде, а также несколькими салонами, магазинами спиртного и стриптиз-клубом. За три месяца до убийства он купил бар, в котором остановился Джуниор. Он заплатил за него слишком много, но к тому времени он уже знал о передвижениях Джуниора и решил, что это идеальное место.

Он был в суде, чтобы наблюдать за показаниями Спайка, своего работника, и убедиться, что Спайк придерживается версии о том, что Джуниор пришел в тот день в расстроенных чувствах и вел себя странно. Хотя Джуниор обычно ограничивался двумя-тремя кружками пива и, вероятно, сделал это и в тот день, было важно передать присяжным образ проблемного человека, который сильно напился, настолько напился, что рухнул возле здания бара. Потеря сознания Джуниора не имела ничего общего с алкоголем, но этот секрет будет храниться вечно. Все это устроил владелец бара.

Замаскировавшись и сидя в последнем ряду, он с самодовольством наблюдал за Спайком на свидетельской трибуне, пока части его аккуратного маленького заговора вставали на свои места. Он жил в тени своего собственного темного мира, где королем были твердые деньги и откуда время от времени приходилось устранять лишних людей.

Глава 4

Четвертым свидетелем был эксперт по баллистике, по фамилии Монтгомери, из криминалистической лаборатории штата. Он выступил в хорошем костюме и темном галстуке и произвел на всех впечатление своей квалификацией. С места преступления были извлечены четыре пули: две из головы Сона Разко, одна из головы Эйлин Мейс и одна из матраса. Четвертая пуля вошла в ее череп на дюйм выше правой брови, прошла через весь мозг и сделала ужасающее выходное отверстие диаметром около трех дюймов. Вещественные доказательства штата 8, 9, 10 и 11 представляли собой увеличенные фотографии пуль. В технических терминах Монтгомери объяснил, что извлечение пуль сразу же позволяет определить марку и модель оружия, в данном случае пистолет "Смит и Вессон" 38-го калибра. С помощью большой диаграммы, изображая из себя ученого профессора, он объяснил, что при выстреле каждая пуля закручивается, проходя через ствол, что на профессиональном жаргоне называется "нарезкой". Это оставляет на пуле микроскопические следы и бороздки и позволяет такому эксперту, как он, определить, из какого оружия выпущена та или иная пуля. У него не было сомнений в том, что оружие, извлеченное из пикапа Джуниора, стреляло четырьмя пулями. Вещдоки штата №№ 12, 13, 14 и 15 были самими пулями.

Прокурор передал Монтгомери четыре стреляные гильзы. Эксперт сказал присяжным, что эти четыре гильзы были найдены в спальне. Тот, кто стрелял ими, слишком торопился, чтобы собрать их. Используя сравнительный микроскоп, он смог определить, что все четыре патрона были выпущены из одного и того же пистолета "Смит и Вессон".

Большая часть его показаний была технической, и хотя поначалу они были интересными, вскоре стали утомительными. Он был экспертом. Если он сказал, что пули были выпущены из пистолета из пикапа Джуниора, кто мог это оспорить?

Вещдоки штата №№ 16, 17, 18 и 19 были стреляными гильзами.

Перекрестный допрос Монтгомери адвокатом защиты был мягким. Что он действительно мог сделать? Было очевидно, что всё произошло в спальне.

***

Адвокат защиты. Его звали Ларри Свóбода, тридцать один год, начинающий адвокат по уголовным делам из Панама-Сити.

В округе Брунсвик был государственный защитник, довольно бесполезный человек, который отпросился, ссылаясь на какой-то неясный конфликт интересов. Правда заключалась в том, что он никогда не притрагивался к уголовным делам и все равно хотел бросить работу. Судья Макдоувер знала, что он слишком неопытен, и назначила Свóбоду, который изначально хотел получить это дело. Однако вскоре после того, как он получил его, то понял, что влез не в свое дело.

Как и все адвокаты по уголовным делам, Свóбода знал, что почти все его клиенты утверждают, что невиновны. Джуниор не был исключением. С момента их первой встречи в тюрьме Джуниор горячо протестовал против обвинений. Его подставили в идеальной ситуации. Он любил свою жену, никогда не изменял ей, а Сон Разко был его другом. В момент убийства он развозил товар. У него не было оружия, и он не стрелял из него более двадцати лет. После пятнадцати месяцев выслушивания Джуниора, Свóбода наконец поверил ему.

Глава 5

Пятый свидетель также был из криминалистической лаборатории штата. Доктор Унгер был патологоанатомом, задачей которого было описать в ужасающе страшных подробностях повреждения, нанесенные жертвам четырьмя пулями. У него была стопка цветных фотографий, вещдоки штата с №20 по 29, Сона Разко и Эйлин Мейс на плите, пока он ковырялся и копался в их мозгах, прослеживая траектории снарядов и описывая повреждения.

Адвокат Свóбода возражал снова и снова, утверждая, что свидетельские показания и вещественные доказательства были чрезмерными и наносили серьезный ущерб. Её Честь считала иначе, и в течение трех часов присяжные корчились, пока доктор Унгер занимался своим делом. Он представил большие диаграммы, вещественные доказательства с №№ 30 по 33, на которых были изображены точные маршруты, пройденные пулями. И он завершил свои показания заключением, что все четыре пули были выпущены из пистолета с близкого расстояния.

На перекрестном допросе Свóбода не набрал никаких очков. В конце концов, было совершенно очевидно, как погибли две жертвы. Какая разница, стрелял ли убийца с расстояния пяти футов или шести дюймов?

Разочарованный, Свóбода бросил свой блокнот на стол защиты и упал в кресло. Затем он совершил ошибку, взглянув на присяжных, почти все из которых смотрели либо на него, либо на его клиента. После трех дней процесса ему, как и всем остальным людям в зале суда, было очевидно, что дела у защиты идут не очень хорошо.

***

Присяжные. Девять белых, три черных, ни одного коренного американца. Равное разделение по полу. Все зарегистрированные избиратели округа Бэй, соседнего с Брунсвиком. Трое с высшим образованием, двое без работы, средний возраст — пятьдесят два года, так что седых волос достаточно много. Консерваторы, представители среднего класса, в большинстве своем протестанты, уставшие от преступности и бессмысленного насилия, разрушающего стабильность нашего общества. В процессе отбора все двенадцать утверждали, что не возражают против смертной казни.

Судья предупредил их, чтобы они не обсуждали дело до окончательного обсуждения, но такие меры предосторожности обычно игнорировались. Во время обеденных перерывов и длительных перерывов в процессе, когда адвокаты возвращались в кабинеты и обсуждали тонкости закона, присяжные перешептывались. Некоторые из мужчин, в частности, были заинтригованы тем, что скажет Джуниор, если он действительно даст показания. Застать жену в постели с другим мужчиной, да еще с другом, и бурная реакция может быть понятна. Хорошая взбучка, возможно, несколько сломанных костей. Джуниор определенно выглядел как человек, способный пустить кровь руками, особенно в ярости. Но две пули в голову? Это казалось такой хладнокровной местью.

Женщины уже достаточно наслушались. Они могли бы простить пару выстрелов, чтобы ранить мужчину, но убийство Эйлин — это было уже слишком.

Глава 6

Шестым свидетелем была Луиза Разко, жена убитого.

В то время как дело штата шло своим чередом и не встречало сопротивления со стороны защиты, прокурор совершил ошибку, попытавшись вызвать какие-то эмоции. Это обычное дело в делах об убийствах — привлечь кого-то из близких жертвы, кого-то, кто будет рыдать перед присяжными и даст им еще больше оснований для обвинительного приговора. Такие показания не имеют доказательной силы, но судьи всегда разрешают их.

Судья Макдоувер, конечно, разрешила. Всё, что хочет штат.

Проблема была очевидна, но прокурор каким-то образом упустил очевидное. Мог ли он действительно ожидать, что Луиза будет плакать и продолжать в том же духе, когда ее мужа застали с другой женщиной, которую она хорошо знала? Была ли Луиза опечалена его смертью, или она втайне радовалась тому, что его измена была раскрыта?

К счастью, по крайней мере для штата, Луиза была эмоциональным человеком и вскоре после принесения присяги начала плакать. Между всхлипами ей удалось закончить несколько предложений, и она продолжила рассказывать о том, каким хорошим человеком был Сон, прекрасным отцом и, да, хорошим мужем. Она очень скучает по нему, как и ее дети.

Свóбода возразил, спросив, почему все это имеет отношение к делу? Макдоувер отклонила его возражения.

У него не было вопросов к свидетельнице на перекрестном допросе. Ее увели в слезах. Большинство присяжных, однако, выглядели скептически. Были ли некоторые из этих слез слезами радости от того, что ее двуличный муж был пойман? Трудно сказать. Большинство наблюдателей поставили под сомнение этот шаг прокурора, но реальный ущерб делу штата нанесен не был.

***

Прокурор. Его первое имя было Вагнер, что было крайне странным выбором его матери, но тогда это была ее девичья фамилия, и она решила, что она ему подходит, по крайней мере, пока она была в роддоме. Однако к десяти годам он возненавидел это имя по многим причинам и разделил его пополам. Последние тридцать лет он звался Ваг. Ваг Данлап. Избирателям, похоже, нравилась странность его имени.

Ваг был в восторге от того, что охотится за своим первым смертным приговором. В то время во Флориде в камерах смертников находилось триста человек, и ни один из них не был отправлен туда Вагом. На ежегодной конференции прокуроров в Майами он часто чувствовал себя "неполноценным". Для выступлений на семинарах и обмена тактикой ведения судебных процессов выбирали "тяжеловесов", но не Вага. У него не было медалей на груди, ему нечем было похвастаться за выпивкой. Конечно, у него была своя доля обвинительных приговоров, и он успешно провел судебное преследование двух других убийц. Ничего даже близко похожего на дело, карающееся смертной казнью. Джуниор Мейс должен был вывести его на простор.

И какой прекрасный набор фактов ему подсунули! Безвкусное дело. Джуниор, хороший человек, обманут своим другом Соном, который уже сколько времени крадется у него через заднюю дверь? Пойманный на месте преступления, приступ ярости, два хладнокровных убийства и обвиняемый, который отказался воспользоваться защитой "непреодолимого импульса" (в состоянии аффекта). Закон Флориды уже давно признал такую защиту, и Джуниор мог бы избежать смертной казни и, возможно, длительного заключения, если бы просто признал, что действовал в состоянии временного помешательства и поступил так, как поступили бы многие верные мужья. Однако Джуниор упорно отрицал свою вину.

А тогда зачем было брать бумажник? Зачем превращать ужасное преступление в нечто еще более ужасное? Убийство само по себе не является основанием для вынесения смертного приговора. Необходимо убийство плюс что-то еще — грабеж, изнасилование, похищение, убийство полицейского или ребенка — список длинный. Зачем превращаться в вора после того, как только что стал убийцей? Объяснения никогда не будет, потому что Джуниор все отрицал.

Он поймал их на месте, убил, забрал бумажник и поехал в бар, где напился и потерял сознание. Орудие убийства, минус четыре пули из шести в оружии, и бумажник нашли в его пикапе. Факты выстроились великолепно. Дело было открыто и закрыто.

Однако Ваг, как и большинство прокуроров, не смог устоять перед искушением навалиться на него с избытком. Зачем соглашаться на меньшее, если можно получить большее?

Глава 7

Седьмым свидетелем был Тодд Шорт, первый из двух тюремных стукачей. В свои двадцать четыре года он уже имел внушительный послужной список, в основном за преступления, связанные с наркотиками. Следуя твердым указаниям Вага, он носил рубашку с длинными рукавами и высоким воротником, чтобы скрыть как можно больше татуировок. Он также сделал свежую стрижку и носил очки, в которых не нуждался, но потому, что, по мнению Вага, они делали его немного более умным. В случае с Шортом интеллект был делом весьма относительным.

Словно задавшись целью докопаться до истины, они с Вагом с головой окунулись в криминальное прошлое Шорта, и парень честно признался в трех предыдущих арестах и двух судимостях за тяжкие преступления. Он отсидел пять лет в тюрьме, прежде чем исправил свою жизнь. Теперь трезвый и богобоязненный, он хотел поступать правильно.

Он рассказал, что находился в тюрьме округа Брунсвик в ожидании суда, когда к нему пришел Джуниор. Они были сокамерниками всего несколько дней, после чего их разлучили. Джуниор ему понравился, и, не имея ничего другого, они много разговаривали. Джуниор был опустошен предательством жены и близкого друга, но он не испытывал угрызений совести по поводу своего поступка. Разве он не поступил так, как поступил бы любой мужчина? Джуниор сказал, что у него возникли подозрения, и он заехал домой в середине дня, когда развозил продукты. Когда он увидел пикап Сона на подъездной дорожке, он понял, что дело неладно. Пройдя через заднюю дверь, Джуниор зашел в комнату и услышал шум из спальни. Они были предоставлены сами себе и не пытались вести себя тихо. Он взял пистолет из ящика и пинком распахнул дверь спальни. Вид всех этих людей, сплетенных вместе в голом виде, привел его в бешенство. Сон крикнул что-то глупое, вроде "Подожди, ты не понимаешь", и уже слезал с кровати, когда Джуниор дважды в него выстрелил. Эйлин кричала как идиотка и не хотела замолчать, поэтому он выстрелил и в нее. Он долго стоял там, глядя на их обнаженные тела, истекающие кровью и умирающие, и ему было все равно. Наконец он ушел и просто ехал по городу, пытаясь успокоить нервы и не зная, что делать. Дети должны были вернуться домой из школы. Наверное, ему стоило позвонить шерифу и вызвать скорую помощь. А-а, кто-нибудь другой приберёт за ним. Он остановился в баре, чтобы пропустить пару стаканчиков, чтобы проветрить голову, и просто продолжал пить.

Джуниор стоически слушал всю эту ложь, слегка покачивая головой и глядя на Шорта. В какой-то момент он наклонился к Свóбоде и прошептал: — Кажется, я никогда не видел его раньше.

Шорт придерживался сценария и был убедителен. Он часами репетировал свои показания с Вагом и его помощниками, даже сидел на этом самом стуле в выходные дни при закрытых дверях зала суда и адвокатах, выкрикивающих вопросы. Когда Ваг наконец сел, а Свóбода поднялся для перекрестного допроса, Шорт сделал глубокий вдох и напомнил себе, что нужно сохранять спокойствие. Он знал каждый вопрос, который последует.

Свóбода выбивал из него информацию о его судимости, о его пребывании за решеткой, о его зависимостях. Рассмотрение выдвинутых против него обвинений тянулось уже почти пятнадцать месяцев. Не потому ли это, что прокурор ждал, как он выступит на суде?

Нет, конечно же, нет. Шорт не знал, в чем причина задержки. Иногда система просто засоряется. Кроме того, Шорт находился в процессе излечения от алкоголизма, а это требует времени. Успешное выздоровление могло положительно сказаться на его приговоре.

Обещали ли Шорту что-нибудь взамен его показаний? Смягчения наказания? Деньги?

Конечно, нет. Шорт говорил правду, да поможет ему Бог. Он хотел отбыть свой срок и жить дальше, изменившимся человеком.

Давал ли Шорт показания раньше и доносил ли на сокамерника?

Нет, никогда.

Вообще-то это был уже третий выход Шорта на свидетельскую трибуну, но его карьера серийного стукача не была раскрыта Свóбодой. Дело поглощало жизнь адвоката последние пятнадцать месяцев, и он устал от него. Мизерные гонорары, выплачиваемые штатом, покрывали лишь малую часть его времени.

***

Брат. Уилтон Мейс сидел в первом ряду, как можно ближе к своему брату. За ним сидели несколько членов их племени, почти все родственники семьи Мейс. Через проход и по другую сторону глубокой пропасти, расколовшей Таппаколу, сидели друзья и родственники Сона Разко. Были и другие разногласия и группировки, но большая часть племени держалась в стороне.

Напряжение мало волновало Уилтона. Как брат невиновного человека, он должен был просто поддержать его. Он не мог сделать ничего другого, кроме как сидеть там день за днем, недоумевая по поводу этой пародии на правосудие и лжи. Он знал правду: что его брат и Эйлин были счастливы в браке, как только может быть счастлива пара в таких обстоятельствах; что она не из тех, кто любит ходить налево; что Сон Разко был хорошим человеком, преданным своей жене Луизе и их детям; что Джуниор сойдет в могилу, скорбя о потере жены и друга; что убийства были тщательно срежиссированы преступниками, мечтавшими построить казино на земле Таппакола. Однако на их пути стояли Сон Разко и Джуниор Мейс.

Но Сон и Эйлин не были убиты кем-то из своих. Таппакола были готовы затаить обиду, но они не убивали друг друга. Нет, убийцы были извне, и они совершили то, что день ото дня все больше становилось идеальным преступлением.

Представления белого человека о правосудии вызывали недоумение. Как они могли позволить такому корыстному преступнику, как Тодд Шорт, положить руку на Библию, поклясться Богу говорить правду, а потом плести такую фантастическую ложь? Какая система правосудия позволяет опытному заключенному повторять слова, которые, как он клянется, он слышал в тюремной камере годом ранее?

Уилтон наблюдал за лицами присяжных. Они не просто верили Шорту, они ХОТЕЛИ верить.

Глава 8

Восьмым свидетелем, вызванным штатом, был Диггер Роблес, еще один тюремный стукач. Его криминальное прошлое было не таким впечатляющим, как у Тодда Шорта, как и его телосложение. Он тоже был одет в белую рубашку с высоким воротником и длинными рукавами; более того, она была идентична той, что носил Шорт. Свóбода мимоходом подумал, не спросить ли Диггера, не Ваг Данлап ли нашел в продаже такие рубашки. Почти все его татуировки были скрыты, хотя одна умудрилась заползти на шею и ускользнуть от воротника. Тем не менее, Диггер привел себя в порядок и выглядел расслабленным, готовясь в течение часа излагать присяжным свои выдумки.

Единственной правдой, которую он сказал, были его воспоминания о двух судимостях, трех годах в тюрьме и борьбе с метамфетамином. Ваг пропустил его через эти свои пустяковые прелюдии, как будто они не имели абсолютно никакого значения. Затем перешли к истории – и «правде»! В показаниях, которые были удивительно, а порой и поразительно похожи на показания Шорта, он очень подробно рассказал о своем коротком пребывании в заключении с Джуниором. Этот человек гордился тем, что он сделал. Он поймал их в собственной постели, дважды выстрелил в каждого, отстоял свою честь, и какого черта штат Флорида тащит его в тюрьму и в суд? Если бы это случилось на земле индейцев, Джуниора прославили бы как героя. Он не проявил ни малейшего намека на раскаяние.

Свóбода наклонился к своему клиенту и спросил: — Помнишь его?

Джуниор прошептал: — Может быть.

На перекрестном допросе Свóбоде удалось нанести несколько ударов, когда он спорил с Диггером о его мотивах. Если ему ничего не обещали, зачем он давал показания? Диггер сказал, что на самом деле не хотел давать показания, не хотел ввязываться в это дело, но он важный свидетель, потому что слышал комментарии о нанесенном ущербе. Свóбода напомнил ему, что он провел немало времени за решеткой, и спросил, слышал ли он когда-нибудь, чтобы кто-то другой так признавался в правонарушениях. Когда Диггер ответил, что нет, несколько присяжных покачали головами в недоумении.

Но в целом это было прекрасное выступление. Когда Диггер покинул свидетельскую трибуну, Ваг Данлап объявил: — Штат закончил со свидетелями.

***

Наблюдатель. Он приходил и уходил на протяжении всего судебного процесса, всегда выбирая другое место и всегда в другом виде. Он менял кепки, очки, одежду, даже полностью сбрил бороду после первых двух дней дачи показаний. Он пропускал несколько часов то тут, то там, то полдня, то появлялся в кожаной одежде. Ни один человек в зале суда не знал его имени, и никто не обратил на него внимания.

Его звали Дельгадо, и он работал на тесную и хорошо организованную банду организованных преступников, решивших построить казино в резервации Таппакола. Его обязанности были самыми разными, но его ценность для банды заключалась в его талантах владения огнестрельным оружием и умении устранять людей, не оставляя улик.

В ходе судебного процесса Дельгадо удивлялся некомпетентности обвинения. Вскрытие тела Унгером было проведено поспешно и небрежно. А почему бы и нет? Причины смерти были настолько очевидны, зачем копать глубже? Анализ крови Сона показал бы наличие фенобарбитала, сильного барбитурата, который ввел Дельгадо. Если бы он был обнаружен, Дельгадо не сомневался, что теория обвинения штата была бы слегка изменена, чтобы включить тот факт, что Сон принимал таблетки перед свиданием с Эйлин. Тщательный анализ показал бы, что в момент смерти Сон был без сознания.

В запале, полицейские не удосужились проверить руки Джуниора на наличие следов порохового нагара. Такая простая и обычная проверка показала бы, что он не стрелял из пистолета 38-го калибра. На пистолете не было его отпечатков, но тогда Монтгомери, эксперт по баллистике, предположил, что Джуниор просто вытер пистолет.

Штат также не проводил анализ крови Джуниора, пока он находился в больнице. Анализ, как и ожидалось, показал бы наличие алкоголя, а также хлоралгидрата. В баре Дельгадо заманил Джуниора в игру в дартс и успел обменяться бутылками пива.

А стукачи! Дельгадо слушал их измышления и изо всех сил старался скрыть улыбку. Мнимые признания Джуниора были шуткой. Они все неправильно поняли. Эйлин вошла первой. Дельгадо уговорил ее войти в дом, достал пистолет, заставил ее раздеться в спальне, а затем дважды выстрелил в нее. Потом отнес Сона в спальню, раздел его и застрелил.

Проблема со стукачами заключалась в том, что они часто отказывались от своих показаний и меняли свои истории. Дельгадо хорошо знал это, как и люди, на которых он работал. Наблюдая за выступлениями Тодда Шорта и Диггера Роблеса и почти смеясь над их выдумками, он знал, что скоро получит приказ убрать их. Подождать, пока закончится суд, пока уведут Джуниора, пока начнутся бесконечные апелляции, и начать процесс планирования, преследования, ожидания. Их показания теперь были навсегда записаны и могли быть зачитаны в протокол в случае повторного суда, хотя такой сценарий не волновал его боссов. Сон был мертв. Джуниор был бы отодвинут на второй план достаточно надолго. Оппозиция была разбита. Казино будет построено.

Глава 9

Первым свидетелем, вызванным защитой, был подросток по имени Хит. Его семья владела сельским магазином недалеко от небольшого городка Ларкин, примерно в тридцати милях от места преступления. Магазин продавал пропан для отопления и приготовления пищи и имел контракт с работодателем Джуниора на сбор пустых баллонов и пополнение запасов раз в неделю. Около 14:00 17 января Джуниор доставил десять двадцатифунтовых баллонов и забрал десять пустых. Хит подписал талон на доставку, но конкретное время не было указано.

Он показал, что это было "около 14:00, плюс-минус", но не смог сказать более точно. Он сказал, что видел Джуниора почти каждую неделю и что они обычно общались в течение нескольких минут во время каждой доставки. По его оценкам, Джуниор находился в его магазине менее пятнадцати минут.

Свóбода достал большую карту трех округов — Уолтон, Брунсвик и Окалуза — и отметил на ней местонахождение магазина семьи Хита и дома Мейсов.

Вторым свидетелем, вызванным защитой, был Лен Макгуайр, владелец питомника и садового магазина в городе ДеФуниак-Спрингс. Мистер Макгуайр продавал много пропана и вел дела с компанией Джуниора в течение многих лет. В день убийства он помнил, что Джуниор приехал на свой еженедельный объезд "примерно в 3 часа дня". Он сдал дюжину баллонов с пропаном и забрал пустые. Он предъявил товарный чек с подробным описанием операции, но в нем не было указано конкретное время. Это никогда не делалось, сказал он присяжным.

Поскольку время двух смертей, по оценкам, было между 14:00 и 15:00, мистер Макгуайр должен был увидеть Джуниора после того, как тот только что убил свою жену и Сона Разко. Свóбода задал ему много вопросов о поведении Джуниора. Ничто не казалось необычным. Все тот же старый Джуниор.

Третьим свидетелем, вызванным защитой, был отставной полицейский штата по фамилии Таггарт. С тем небольшим бюджетом, который судья Макдоувер неохотно разрешила Свóбоде потратить на экспертов, он нанял Таггарта за 1000 долларов. Стоя перед ложей присяжных и держа в руках указку, Таггарт указывал места на увеличенной карте. Под номером один был сельский магазин, где работал Хит. Вторым номером был садовый магазин мистера Макгуайра. Номер три — дом Мейсов. Четвертым номером был склад работодателя Джуниора в Моревилле. Если предположить, что Джуниор сделал свою доставку в 14:00, и она заняла около пятнадцати минут, как утверждал Хит, то Джуниор ушел около 14:15 и поехал к мистеру Макгуайру за следующей доставкой. Таггарт совершал эту поездку три раза, и в среднем она занимала двадцать три минуты. Итак, около 14:35 Джуниор прибыл к мистеру Макгуайру, потратил пятнадцать минут на то, что должен был сделать, и уехал около 14:50. В этот момент он был в двадцати минутах от своего дома. Если бы он поспешил туда, то мог бы приехать около 15:10.

Согласно заключению патологоанатома, смерть наступила между 14:00 и 15:00. Однако патологоанатом поспешил объяснить, что этот промежуток времени не является точным и может колебаться на полчаса в любую сторону.

Даже на прямом допросе теория защиты не была убедительной. Несколько минут здесь и несколько минут там, и ничего конкретного. Точное время не было зафиксировано. Воспоминания были не такими четкими. Сделал ли Джуниор свою доставку в 14:00 дня, или это было скорее в 13:45? Стреляли ли в них в 15:00 или скорее в 15:30?

На перекрестном допросе теория была разрушена. Ваг Данлап провел Таггарта по дорогам и шоссе, пока не стало совершенно ясно, что на самом деле Джуниор Мейс мог закончить доставку в магазин семьи Хита в 14:00, затем помчаться домой, потому что что-то заподозрил, застать жену в постели с другом, разобраться с этим делом, поспешить к дому мистера Макгуайра и прибыть туда вскоре после 15:00, делая вид, что все в порядке.

Было ли у Джуниора время, чтобы примчаться на склад своего работодателя, запрыгнуть в собственный пикап, а затем помчаться домой для совершения убийств? Возможно, предположил Ваг, хотя это было неясно.

В течение двух часов Ваг изводил Таггарта вопросами о времени и расстояниях. Свóбода возражал. Макдоувер отклонила возражение. Адвокаты препирались, накал страстей нарастал. В конце концов Таггарт вышел из себя. Свóбода снова потребовал отмены судебного разбирательства. Судья попросила его сесть. Присяжные были разочарованы. Зрителей это сначала забавляло, потом наскучило.

Джуниор Мейс стоически сидел среди этого хаоса, изредка покачивая головой на все эти выдумки.

Глава 10

После того как алиби исчезло, у защиты не осталось ничего, кроме самого обвиняемого. Свóбода следовал общепринятой мудрости, советуя Джуниору не выступать в суде, но Джуниор не захотел этого исключать. Если ему дадут шанс сказать правду, то он не откажется.

Глубоким, медленным голосом он отмерял свои слова и непоколебимо смотрел на присяжных. Свобода задавал ему самые легкие вопросы, касающиеся биографии Джуниора: образование, работа, семья, отсутствие судимости, отсутствие разводов, трое детей. Он любил Эйлин, и Сон был его самым близким другом. Нет, у них не было романа, и нет, он не заставал их в постели.

Он отрицал, что у него есть пистолет, и свидетельствовал, что не знает ни одного жителя Таппаколы, у которого бы он был. Это не было частью их культуры. Несколько мужчин охотились на оленей для пропитания, но никто в его семье этого не делал. Он иногда пил пиво, но не считал себя любителем крепких напитков. Они с Эйлин никогда не держали алкоголь в своем доме.

Он рассказал о своем народе и его глубоких разногласиях по поводу предложения построить казино на их земле. Он и Сон возглавили оппозицию этому предложению, и на первых выборах они победили с небольшим перевесом. Голосование раскололо их племя на враждующие лагеря.

Тот, кто убил Сона и Эйлин, теперь прекрасно справлялся с задачей подставить его. Уберите Сона, уберите Джуниора, и казино будет построено.

Ваг встал и взмолился: — Протестую. Пожалуйста, Ваша честь. Есть ли у нас какие-нибудь доказательства? Это довольно дикая теория, ничем не подкрепленная.

— Согласна. Принято. Мистер Свóбода, пожалуйста, ограничьте показания чем-то похожим на факты.

17 января был обычным днем для Джуниора. Утром он совершил объезд и пообедал в сельском магазине, где также сделал доставку. Около 14:00 он заехал в магазин семьи Хита, сдал и забрал десять баллонов с пропаном и проехал "примерно полчаса" до дома мистера Макгуайра. Как всегда, он не спешил, и ехал с небольшой скоростью. Он не делал крюк, не поехал домой, потому что не было причин для этого, и закончил свои дела у мистера Макгуайра около 15:00. После этого он заехал еще в два магазина, прежде чем пробить рабочие часы в 16:41. По дороге домой он заехал в один из своих любимых баров, поздоровался со Спайком, выпил пару кружек пива, и все было хорошо. После этого он мало что помнил. Он потерял сознание, но не от двух бутылок пива, а от чего-то другого, и ничего не помнил, пока не очнулся в больнице.

Его голос слегка дрогнул, когда он попытался объяснить, каково это — услышать, что его жену убили, а примерно через час ему сообщили, что он обвиняется в убийстве. На него надели наручники, потащили, отвезли в тюрьму, бросили в камеру, лишили возможности присутствовать на похоронах и погребении жены, лишили возможности скорбеть вместе с детьми. Он был настолько травмирован, что ему было трудно говорить, есть и спать.

Это был кошмар, который никогда не закончится.

***

Сын. Патрик Мейс, четырнадцати лет, старший из трех детей Джуниора. Из-за жестокости многих показаний юного Патрика до сегодняшнего дня не пускали в зал суда. Его младшие брат и сестра не увидят ничего из судебного процесса.

Патрик был первым, кто вернулся домой из школы, первым в доме, несчастной душой, наткнувшейся на трупы и неописуемое место преступления. Он не помнил, как позвонил в службу 911, он вообще ничего не помнил. Первый помощник шерифа нашел его лежащим на крыльце, свернувшимся в позу эмбриона, трясущимся, неспособным говорить или ходить. Патрик провел две ночи в больнице и до сих пор посещает психолога.

Неудивительно, что Ваг Данлап захотел вызвать ребенка в качестве одного из свидетелей обвинения. Сразу же поразить присяжных тем, что ребенок плачет, рыдает и не может продолжать говорить. Свóбода возражал, но Макдоувер согласилась. К счастью, семья Мэйс сопротивлялась так яростно, что Ваг отступил.

Наблюдая за тем, как его отец борется за свою жизнь, Патрик боролся с собственными эмоциями. Слезы заливали его глаза и текли по щекам. Он вытирал их рукавом и старался не смотреть на сидящего рядом дядю Уилтона. Потерять мать было непостижимо. Потеря отца была бы концом света.

Уилтон разъяснил ему истину. Он знал, что его отец невиновен.

Глава 11

В своем заключительном слове Ваг Данлап решил разгромить жертв. Если у Сона и Эйлин не было интрижки, то чем же они, черт возьми, занимались? Можете ли вы придумать другую вескую причину, почему Сон, который очень хорошо знал Эйлин, зашел к ней домой около 14:00 во вторник, когда Джуниор был на работе, а дети в школе? Другой причины не было, и обвиняемый, который, как оказалось, обладает довольно живым воображением, не смог выдумать ее из воздуха.

То, что должно быть очевидным, дамы и господа присяжные, на самом деле совершенно очевидно. У них была интрижка, и Джуниор либо знал об этом, либо был очень подозрителен. Он рассчитал время своих перемещений почти до совершенства, предоставив себе короткое, но правдоподобное окно, чтобы проскочить мимо дома и посмотреть, стоит ли пикап Сона на подъездной дорожке.

И он там был! Его худшие подозрения оказались верны.

Он поймал их, убил, сделал то, что должен был сделать, и продолжил доставку пропана. Позже, когда наступила реальность, он напился, попался и не проявил никакого раскаяния в убийствах, по крайней мере, в тюрьме.

***

Вождь. С первого ряда небольшого балкона вождь с грустью смотрел на зал суда. Его народ был так разделен. Слева от него и позади обвиняемого сидели члены семьи Мейс и несколько друзей. Справа от него и позади обвинения сидели члены семьи Разко и несколько друзей. Два помощника шерифа охраняли проход, готовые следить за тем, чтобы эти группировки не создавали проблем. В зале суда находились и другие жители Таппаколы, скорее любопытные, чем обеспокоенные. Они благосклонно относились к казино, могли почти видеть и чувствовать его богатства. За или против. Никаких серых зон, никакой нерешительности. Каждый таппакола твердо состоял в одном или другом лагере.

Его племя проголосовало против почти три года назад, когда Сон Разко и Джуниор Мейс вели агитацию против казино на земле племени. Они считали азартные игры не чем иным, как очередным проклятием белого человека, и они с трудом одержали победу. Теперь, когда Сон умер, а Джуниор отправился в тюрьму, племя снова проведет голосование, и казино будет построено. Процветание было не за горами, и это радовало вождя. Возможно, через несколько лет деньги смогут устранить разногласия. С деньгами они построят хорошие дома и прекрасные школы, множество дорог, парков и клиник, и каждый таппакола будет получать свою долю богатства. Казино выведет их из нищеты и воссоединит его племя. Это была его мечта.

Но пока что зрелище преследования Джуниора было душераздирающим. Вождь знал то, что знали все его люди. Они могли спорить, драться и держать обиду десятилетиями, но таппакола не убивали друг друга.

Глава 12

Лучший момент судебного процесса Ларри Свóбоды произошел во время его заключительного выступления. Он сказал присяжным, что у них нет выбора, кроме как поверить заявлениям Джуниора о его невиновности, потому что он отказался воспользоваться самой очевидной защитой. Свóбода выдвинул гипотезу: любой муж, который вошел к своей изменяющей жене, почти наверняка будет утверждать, что то, что последовало за этим, было актом ярости, актом страсти, непреодолимым импульсом, который невозможно было контролировать. Такая защита давно признана в уголовном законодательстве нашей страны, и присяжные часто проявляли симпатию в таких случаях. Тот факт, что Джуниор отказался утверждать, что он действовал в приступе временного помешательства, означал только одно: он не ловил на измене и не убивал свою жену и своего друга.

Джуниор не занимался мошенничеством ради своей жизни и не обманывал систему; скорее, он просто говорил правду.

***

Присяжные. Может быть. Но проблема обвиняемого заключалась в том, что у него не было доказательств. Свидетели его алиби не были тверды и убедительны. Он мог утверждать, что его накачали наркотиками и подставили, а затем он стал жертвой подброшенных улик, но где были его доказательства?

На самом деле, все доказательства были выстроены в пользу штата.

Глава 13

Присяжные совещались всего четыре часа, прежде чем вынести единогласный вердикт о виновности по обоим пунктам обвинения. Зрители не задыхались, не кричали и не стонали, не возмущались несправедливостью, не улыбались, только несколько тихих слез семьи Разко и несколько поникших плеч толпы позади Мэйса. Джуниор выслушал решение, не дрогнув. Свóбода, казалось, знал, что это произойдет. Ваг и его банда прятали самодовольные ухмылки. Присяжные заседатели были бесстрастны, конечно, недовольны, но полны решимости закончить свои дела.

Только юный Патрик был подавлен, и он рухнул в объятия своего дяди Уилтона.

Судья Макдоувер удалила присяжных с указанием вернуться в девять утра следующего дня, когда процесс возобновится с вынесения приговора. Вопрос о виновности был решен. Далее присяжным предстояло определить, что они выберут: смерть или пожизненное заключение без права досрочного освобождения.

***

Наблюдатель. Он задержался на мгновение после перерыва и, когда толпа молча вышла из зала суда, смотрел, как на Джуниора надевают наручники и уводят. Дельгадо не чувствовал никакой печали. Никаких угрызений совести. Совсем наоборот. На протяжении всей своей долгой карьеры убийцы он часто думал о том, как захватывающе было бы провернуть идеальную работу, работу, выполненную настолько невероятно хорошо, что они осудили кого-то другого. Как здорово было бы наблюдать за судебным процессом?

В тот момент он должен был признать, что это было очень круто. И этот восторг невозможно было описать.

Конец

PS Настоящая история в романе этого же малоизвестного писателя "Информатор" (The Whistler). Только она совсем не сексуальная. Впрочем, как и эта.