– Итак, давай уточним. Ты сказала Ли, что уезжаешь с медбратом МакСтими на все выходные, а потом следующие три дня трахаешься до одури. Все так? Это что, Анатомия Грея (учебник анатомии человека)? Пожалуйста, скажи, что я где-то тебя неправильно поняла.

– Нет, это практически все.

Труди фыркнула от смеха и покачала головой Реджине, смотревшей прямо перед собой. В данный момент сестры сидели на белой пластиковой мебели, украшавшей патио с видом на задний двор. Навес над стильным одноэтажным домом укрывал от полуденного зноя. Ветерок, периодически обдувавший их, касался кожи прохладными, мягкими ласками.

Реджина наслаждалась временем, проведенным с Труди. Они не были особенно близки, имея разницу в возрасте, но после смерти матери еще сблизились. Теперь у них практически были открытые приглашения в гости друг к другу. Они приходили и уходили, когда им заблагорассудится, и их мужья не смели сказать ни слова плохо по этому поводу.

Сейчас Труди смотрела на свою младшую сестру со смесью извращенного восхищения ее смелостью и недоверчивого ужаса перед ее глупостью.

Какая-то ее часть получала от этого некое порочное удовольствие. По ее мнению, Ли заслужил небольшое возмездие за то, что сделал. Его действия разрушили Реджину, и последствия продолжали сказываться каждый день.

С другой стороны, Труди понимала, что это было именно саморазрушительное поведение.

После ссоры Реджины с Ли прошло несколько часов. Он уехал в приступе ярости, хлопнув дверью и с визгом шин. Когда секунды превратились в минуты, а минуты в часы, Реджина решила, что ей надоело сидеть дома и плакать.

Поэтому пошла туда, куда всегда ходила, когда нужно было выговориться – во внутренний дворик Труди.

– Что ж, должна отдать тебе должное: нужно иметь большие, волосатые яйца, чтобы провернуть такое дерьмо. В каком-то извращенном смысле я впечатлена. Никогда бы не подумала, что ты на это способна, – с усмешкой сказала Труди.

Реджина вздохнула и посмотрела на задний двор. Солнцезащитные очки, закрывающие ее глаза, скрывали грусть.

– Ли не был так впечатлен моими яйцами, как ты.

Труди покачала головой и фыркнула в свою чашку чая со льдом, прежде чем сделать глоток.

– А ты ожидала, что он впечатлится?

Ветер подхватил прядь волос Реджины и запустил ей в лицо. Согнутым пальцем она поймала его и заправила за ухо.

– Конечно, нет. Я просто... не знаю. Может, мне не стоило этого делать? – сказала она, опустив глаза на колени.

– Может быть, тебе не стоило этого делать? – резко спросила Труди, пораженная тем, что Реджина сделала такое заявление «может быть». – Я понимаю, что ты пыталась преподать ему урок, но это так не работает. Это лишь усугубляет и без того нестабильную ситуацию.

– Я не пыталась преподать ему урок или что-то в этом роде, – сказала Реджина, на мгновение посмотрев сестре в глаза. Но ей пришлось отвернуться. На пристальный взгляд той было просто слишком тяжело смотреть. – Я сделала это, потому что хотела. Ли тут ни при чем.

Труди наклонилась вперед, поставив локти на стол, стоявший между ними. Как всегда, ее глаза критически изучали сестру, когда та говорила. Реджина выдавала гораздо больше, чем слова, которые она выбирала, нужно было только быть внимательным. Ее лицо было открытым окном. Даже язык ее тела выдавал ее, когда она говорила то, во что не до конца верила.

– Да ладно, Джи-Джи. Он тут ни при чем? В самом деле? – скептически спросила она. Затем покачала головой и выплюнула:

– Чушь собачья.

Глаза Реджины расширились от недоверия к тому, что ей так сказали. Ее рот открылся, чтобы подобрать слова для защиты, но Труди не собиралась давать ей этого делать. Она подняла руку и покачала головой, прежде чем Реджина успела начать протестовать.

– Да-да. Я считаю это чушью, сестренка. Никто не говорит своему мужу, что собирается трахаться с другим парнем, если не хочет причинить ему боль. Никто. Ты – умная девочка. Ты могла бы поступить так, как поступает большинство, и устроить быстрый, однократный секс. Черт, ты могла бы завести полноценный роман и скрывать его месяцами. Но ты этого не сделала. Ты захотела быть мисс Высокомерие и показать, что нужно быть откровенной в измене, а не ждать, пока тебя застукают. Но больше всего ты хотела, чтобы этот мужчина страдал. Итак, ты уехала на три дня, прервав с ним все контакты, потому что знала, что он будет сидеть в доме и мучить себя мыслями о том, что ты делаешь. Фильм в его голове, вероятно, был в десять раз хуже, чем то, что происходило на самом деле. Наверное, было бы милосерднее просто послать ему несколько фотографий: по крайней мере, ему не пришлось бы гадать.

Реджина, нахмурившись, скосила глаза на Труди. Иногда она ненавидела назойливые наблюдения своей сестры. Что действительно ее раздражало, так это то, в чем она не хотела признаваться: насколько та была права.

– С каких это пор ты встала на его сторону? – с горечью спросила она, усаживаясь поудобнее и сердито скрещивая ноги. Нога, болтавшаяся в воздухе, нервно покачивалась.

– Я всегда на твоей стороне, Джи-Джи. И всегда была. И ты знаешь, что я – не самая большая поклонница Ли, только не после того, что он сделал. Лично я думаю, что узнав, ты должна была его кастрировать.

Реджина почти улыбнулась на это. Почти. Когда она посмотрела на лицо своей сестры, серьезное выражение не позволило ее губам выгнуться вверх. Это было еще не все.

– Но?

Труди улыбнулась небольшой улыбкой, используемой для смягчения удара от спорного заявления.

– Но... я думаю, пришло время, чтобы ты начала быть честной. Все, что с тобой происходит, началось задолго до того, как Ли изменил. Ты злишься уже довольно длительное время, и, по правде говоря, я не думаю, что это как-то связано с ним.

На мгновение она сделала паузу. Она знала, что ее следующие слова заденут ее, и пожалела, что должна их сказать. Но она любила сестру и понимала, что молчала слишком долго. Она не хотела ничего говорить, чтобы не усугублять боль Реджины, но ее молчание подразумевало согласие с происходящим.

Отчасти она винила себя за это фиаско. Реджина смотрела на нее снизу-вверх, и ей не следовало пассивно сидеть, сложа руки, в надежде, что все образуется.

Поколебавшись, она закончила то, что хотела сказать:

– Думаю, ты все еще подавлена из-за... ну, ты знаешь.

Она знала. Губы Реджины гневно сжались, и она энергично покачала головой, подняв руку, чтобы остановить сестру. Не говоря больше ни слова, она начала собирать свою сумочку, готовясь к уходу.

– Реджина... – с отчаянием воскликнула Труди. Она знала, что это случится. – Ну же, остановись. Сядь на место. Не уходи. Ты всегда так делаешь, когда кто-нибудь пытается заговорить о Кэс...

– ЗАТКНИСЬ! Просто заткнись! – внезапно закричала Реджина. Ее палец угрожающе указывал на сестру. – Даже не ПРОИЗНОСИ ее имя!

Труди вскочила со своего места и ответила на ледяной взгляд сестры своим собственным решительным взглядом.

– Нет! Не заткнусь! Я скажу то, что должна, потому что люблю тебя и не могу видеть, как ты страдаешь!

Реджина потопала прочь, но Труди это не устраивало. Она обогнула стол, чтобы преградить ей путь, и встала перед ней с вызывающим видом.

– Уйди с дороги! – зловеще предупредила Реджина, сузив глаза.

Труди ухмыльнулась, как будто принимая вызов и бросая свой собственный.

– Иначе что?

Затем она сделала пару угрожающих шагов, сокращая расстояние. Реджина, знавшая, что не побеждала свою сестру в драке НИКОГДА, отступила назад, чтобы сохранить пространство. Так продолжалось до тех пор, пока Реджина не уткнулась задницей в стол во внутреннем дворике, который был прикручен к бетону. Дальше отступать было некуда.

Слезы навернулись на глаза, когда она посмотрела на Труди. Реджина знала, что та хочет сказать, знала. Но не могла этого слышать. Это было слишком больно.

Видя мерцающие глаза сестры, умоляющие ее не говорить о ее боли, сердце Труди разрывалось. Ее лицо смягчилось от печали. Резким движением она схватила сестру в крепкие объятия.

Из глаз Реджины начали литься слезы. Ее первым побуждением было стряхнуть их. Ей было чертовски противно плакать. Но она не могла их остановить. Вместо этого она обхватила сестру руками и прижалась к ней.

– Ее звали Кэсси, Джи-Джи.

– Прекрати. Пожалуйста, – взмолилась Реджина. Просто услышав ее имя, она ослабла до такой степени, что едва могла стоять на ногах.

– Ты вынашивала ее в течение шести месяцев. Ты сделала все что могла. Ее преждевременные роды – не твоя вина.

– Пожалуйста, – дрожащим голосом снова взмолилась она.

– То, что та девочка забеременела от Ли, не имеет к этому никакого отношения. Это был несчастный случай.

Забеременела. Она не могла поверить, что Труди на самом деле сказала это. Когда сестры разговаривали, они избегали этого слова, как пастор избегает бранных слов.

Реджина почувствовала, как ее горло сжимается, будто из нее выкачивают жизнь. Ее рука непроизвольно опустилась вниз, чтобы сжать проклятый, бесплодный живот. Что там говорили врачи? Ее матка непригодна для зарождения жизни? Непригодна? Враждебная среда для полноценного вынашивания ребенка?

Все, о чем она избегала думать, нахлынуло на нее с центростремительной силой. Два выкидыша были достаточно плохими, но душераздирающее разочарование от потери третьего ребенка, потому что он родился преждевременно, было смертельным ударом.

Ее звали Кэсси. Все те две недели, что она боролась за свою жизнь в инкубаторе, ее звали Кэсси.

Реджина вырвалась из рук сестры, оттолкнув ее. Гнев сменился огромной болью, которую она испытывала.

– Это имеет ПРЯМОЕ отношение ко мне! – кричала она голосом, настолько искаженным эмоциями, что он едва ли звучал по-человечески. – Если кто-то и должен родить ребенка от моего мужа, так это я. Я! Но я не могу дать его ему. У нас не может быть детей, потому что я – просто бесплодная сука. И вместо этого он оплодотворил какую-то случайную девку, встреченную в баре!

У Реджины вырвался маниакальный смех, от которого она выглядела и звучала так, словно ей место в психиатрической клинике. Но этот смех становился все мягче и мягче, пока не перешел в тихие рыдания. Ее гнев, как вспыхнул, так же внезапно и угас. На смену ему пришла глубокая печаль, и ее губы снова раскрылись, чтобы, наконец, выдохнуть то, что беспокоило ее больше всего:

– В прошлый вторник ей исполнилось двадцать восемь недель, Труди. Семь месяцев. Я убила нашего ребенка в шесть. И что мне остается? А? Что хорошего я ему принесла?

Печаль и депрессия – тяжелые эмоции, с которыми трудно справиться. Гнев гораздо легче направить в полезное русло.

То, что Ли оплодотворил другую женщину, было самым большим из всех предательств. Его ужасный выбор стал удобным громоотводом для всех бесполезных эмоций, что окружали Реджину и ее предполагаемых неудач в роли женщины. Предательство лжи было усилено тем, что своей беспечностью он выставил напоказ ее неуверенность в себе.

Самое меньшее, что он мог сделать, это надеть гребаный презерватив.

Да, она была зла, она была чертовски зла! Она злилась так долго, что это стало частью ее характера. Чем дальше продвигалась беременность этой женщины, тем больше самооценка Реджины била ее по лицу. Это только усиливало гнев.

Сейчас эта женщина находилась на последнем триместре беременности. То, что эта стерва смогла выносить ребенка ЕЕ мужа до полного срока, хотя она трижды терпела неудачу, было... сокрушительным.

До того как Реджина узнала об измене Ли, Брайан был просто симпатичным коллегой. Они смеялись и разговаривали, но ничто не переступало границы. Она знала, что его влечет к ней, но была счастлива в браке. Она еще не могла справиться со своими эмоциями по поводу Кэсси, но надеялась, что однажды сможет смотреть на детей без желания разрыдаться.

Ли был рядом с ней – единственное, что давало ей силы вставать с постели каждое утро. Он был для нее источником жизни, как оазис в палящей пустыне. Она стала зависимой от него, он давал ей все необходимое для жизнедеятельности.

Так было до того субботнего утра.

Тройной стук в дверь отнял у Реджины последние остатки достоинства. Симпатичная женщина, не старше двадцати пяти лет, пришла узнать, почему Ли не отвечает на ее звонки. Ей требовалось сказать ему нечто очень важное.

Реджина посмотрела вниз, на руку этой женщины, поглаживающую живот, начавший выпирать, и взмолилась Богу, чтобы у той было просто сильное вздутие живота.

Бог не послушал. Или ему было все равно. У него уже была космическая шутка на ее счет. Почему бы не добавить еще и эту?

***

Труди снова обняла сестру, безмолвно укоряя себя за прямоту. Последние несколько лет для Реджины были тяжелыми. Она всегда старалась делать стойкое лицо и притворяться, что все в порядке, но изнутри убивала себя. Бедная девочка даже думала, что она проклята или что-то в этом роде.

Когда они, наконец, разомкнули объятия, Труди положила обе руки на щеки Реджины и большими пальцами вытерла слезы под ее глазами. Поцеловав ее в лоб, она подняла ее, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Ты должна с ним поговорить. Нельзя продолжать в том же духе.

Реджина покачала головой. С отчаянной грустью она сказала:

– Не могу. Это слишком...

– Трудно? С каких пор ты делаешь все легко? Ты – самый упрямый человек из всех, кого я знаю.

Это вызвало короткое хихиканье Реджины. Затем ее лицо снова стало грустным.

– Но...

Труди покачала головой.

– Никаких «но». Возможно, у тебя и было время разобраться во всем, до того как ты выкинула этот трюк, но не теперь. Если будешь сидеть сложа руки и позволять всему идти своим чередом, ты потеряешь его навсегда. Если хоть часть тебя верит, что он нужен тебе в твоей жизни, тогда тебе лучше начать бороться. Сейчас, а не потом.

Реджина вздохнула и позволила своим глазам закатиться вверх.

– Сейчас он ни за что не станет меня слушать.

– Так заставь его слушать, Джи-Джи.

Реджина слабо улыбнулась. Они наклонились друг к другу, пока их лбы любовно не коснулись друг друга.

***

Как мы здесь оказались?

Эти слова повторялись снова и снова, в то время как пот бисеринками выступал на лбу Ли и стекал по обеим сторонам его лица. Вверху у воротника рубашки начинался потемневший треугольник и сбегал по ней вниз к животу.

Его ноги практически наказывали беговую дорожку. Даже в наушниках он слышал стук, издаваемый его подошвами, когда ноги бежали в напряжении.

Он любил бегать. Когда он бежал, ничто другое не имело значения. Он концентрировался на ровном дыхании и позволял своему телу задавать естественный ритм. Такое чувство было для него гармонией.

В этот раз все было по-другому. В его шагах не было плавных движений, не было физической поэзии. Каждое его движение было злым и агрессивным, как будто он пытался одолеть беговую дорожку. Его руки рассекали воздух, когда он махал ими в такт своим шагам. Вместо плавных вдохов и выдохов, которые он обычно практиковал для дыхания во время бега, его легкие извергали хаотичные порывы, звучавшие так, словно у него гипервентиляция.

Его разум был в состоянии войны с самим собой. Он не мог понять, чего ему больше хочется – пылать гневом или погрязнуть в жалости к себе. Бег, который обычно давал ему ясность ума, теперь просто давал больше времени на то, чего он делать не хотел – думать.

Твоя верная маленькая женушка позволила овладеть ею другому мужчине. О да, он имел ее... несколько раз.

Издевательские слова Реджины сильно задели его. Они продолжали витать вокруг него как дурной запах. Хуже всего в ее словах было то, с каким энтузиазмом она их произнесла. Да, она дала волю своему гневу и намеренно причиняла боль, но это не означало, что она не была права.

Несколько раз. Она позволяла этому ублюдку заниматься с ней сексом несколько раз. Снова и снова она делала выбор лечь с ним.

Вот что было так непостижимо. Он никогда, никогда не думал, что она сможет сделать что-то подобное. Она всегда была такой консервативной, не склонной к случайным половым связям. В период ухаживаний она была непреклонна и не сдавалась, пока не поняла, что у них все серьезно. Она отнюдь не была девственницей, но очень бережно относилась к тому, кто входит в ее тело.

Теперь он должен был поверить, что она вдруг отправилась в путешествие со случайным коллегой и поступилась всем за одни выходные?

Первый ли раз она так поступила?

Кто ты такой, чтобы судить? Ты ведь сам это начал, не так ли?

Заткнись, совесть.

Его чувство вины начало сливаться с гневом. Одно не затмевало другое, и они не отменяли друг друга. Наоборот, они слились воедино, образовав некий гибрид ненависти к себе.

В то же время Ли ощутил внутри себя еще одно чувство, удивительное в данной ситуации. Это было немного самодовольства. Да, он изменил. Он причинил ей боль. То, что он сделал, было ужасным поступком против его брака.

Но это было лишь однократно. Ему казалось, что на протяжении большей части их брака он был к ней добр. Он мирился с ее перепадами настроения, холодным отношением к сексу (в последнее время) и невозможностью иметь детей. После всего этого он все еще любил ее.

Он был хорошим мужем. Он совершил одну ошибку, а она свела на нет все хорошее, что он сделал.

Учитывая, что он облажался всего один раз, он сожалел. Не просто сожалел, что его поймали, а сожалел, что это вообще произошло. Если истинное раскаяние – это готовность искупить вину и больше никогда не повторять подобного поведения, то он был таким, и даже более того. Почему она не смогла этого увидеть?

То, что сделала она, – гораздо хуже. Это – не просто месть за его маленькую интрижку на одну ночь, это – чистая ненависть. В тот момент он совершил ошибку, но не собирался причинять своей жене боль.

То, что сделала она, было... злонамеренно.

Он почувствовал, что неожиданно качнулся вперед. Посмотрев вниз, он увидел, что беговая дорожка настойчиво сигналит ему о том, что время кончилось.

Он сошел с тренажера и подошел к фонтанчику с водой, пытаясь привыкнуть к ощущению покачивания, которое испытывал, вновь ступив на твердую землю. Позволив освежающей прохладе утолить жажду, он пошел в раздевалку.

Быстро приняв душ, он достал из шкафчика свой мобильный телефон. Его сердце подпрыгнуло от предвкушения, когда он увидел, что у него есть пропущенный звонок. Разочарование наступило лишь несколько секунд спустя, когда он увидел, что звонок не от Реджины, а от его лучшего друга Дэрила.

Волнует ли ее вообще, где он? Скучает ли она по нему вообще?

Любила ли она его до сих пор?

Его мозг кричал об очевидном ответе, но он не мог признать его прямо сейчас. Комок, набухший в горле, грозил перелиться через край и попасть в глаза, а он находился в недостаточно уединенном месте, чтобы переживать эмоциональный срыв.

Он не стал перезванивать Дэрилу. Опустился на скамейку и грустно вздохнул. Вот уже несколько месяцев он искал способы покаяться. Он отчаянно искал малейшее проявления любви со стороны Реджины, как умирающий от жажды ищет воду. У него даже были миражи любовных моментов, которые, вероятно, были просто безобидными ситуациями, в которые неизбежно попадают люди, прожившие вместе десять лет.

В ней накопилось столько злости. В этом месте это была даже не стена, а укрепленная крепость, совершенно неприступная. Даже стены Иерихона пали, когда люди закричали достаточно громко. Ничто же из того, что делал Ли с того рокового субботнего утра, не смогло разрушить камень.

Бессердечный врач, не умеющий обращаться с пациентами, разбил ее вдребезги, сказав, что ее тело задушит жизнь любого живого существа, которое попытается вырасти внутри него. Это были не его настоящие слова, но с таким же успехом они могли ими быть. Именно так она восприняла его слова, когда рыдала в объятиях Ли, говоря ему, какая она неудачница.

Затем, словно в ответ на молитву, она опять забеременела. Ее предчувствия подтвердились, когда она помочилась на палочку. Положительный результат стал для нее призывом к действию.

Реджина была бойцом. Это была одна из тех черт, за которые Ли ее полюбил. Никто, даже врач, не мог убедить ее, что она не сможет выносить этого ребенка.

Она читала обо всем. Перерыла весь Интернет в поисках способов сделать свою матку более «гостеприимной» для их дочери. Она брала так много отгулов на работе, чтобы расслабиться, что потеряла бы работу, будь на ее месте кто-либо другой (в больнице ее практически боготворили).

Несмотря на все ее неустанные усилия и мучительно тщательное планирование, она дотянула только до шестого месяца. Реджина с бессильным ужасом наблюдала, как Кэсси делает свой последний, маленький, трудный вдох. Реджина застонала от предсмертной агонии, увидев, как врач опустил голову, окончательно признав свое поражение в спасении младенца. Медсестра со слезами на глазах указала на окно, в которое глядела Реджина, и печальные глаза доктора встретились с ее глазами.

От их прекрасного ребенка осталось лишь легкое покачивание головы.

Как бы Ли ни был убит горем из-за смерти своего ребенка, то, что он потерял после этого, было гораздо важнее. До того как произошло все это безобразие, Реджина была одним из самых ласковых людей. Она обнимала Ли всем телом, а не только руками. «Я люблю тебя» говорилось перед каждым расставанием, будь то физическое или просто по телефону. Когда они лежали в постели, то перед тем как заснуть, они обнимались. Если он не обнимал ее, она брала его руку и целовала, прежде чем он обхватывал ее.

– Я люблю тебя, Ли, – шептала она, прижимаясь ближе и обворачивая его руку вокруг своей талии.

Смерть Кассандры стала смертью всего. Это милое дитя не понимало, что значило для родителей ее выживание. Они тоже не знали, не совсем. Сами того не осознавая, они вложили в Кэсси все, что могли отдать за эти две недели. Бессонные ночи проходили в больнице, а еда оставалась недоеденной. Отчаяние, за которое они цеплялись, молясь над ее хрупким телом, было всем, что у них было.

Когда Кэсси не стало, им больше нечего было дать друг другу.

Хотя они оба ощущали дрожь утраты, Реджина вышла из этого состояния хуже чем Ли. Она удерживала этого ребенка в себе. Кэсси была такой же частью ее тела, как и ее легкие. Смотреть, как Кэсси умирает, было так, словно кто-то проник внутрь ее тела и насильно вырвал какой-то орган.

Она полностью отключилась эмоционально. Она все еще функционировала в повседневной жизни, но в лучшем случае это был робот.

После этого она всегда втайне кипела от того, что было в том укромном месте, которым она перестала делиться. В лучшие времена это была тупая боль, но она так и не проходила. Она поселилась в ее сердце и заслонила ее взгляд на жизнь. Как и Брайан, она усвоила суровый урок потери близкого человека прямо на глазах.

Куда будет направлен весь этот необузданный гнев?

Поскольку для него не было выхода, она сделала единственное, что, как ей казалось, могла сделать, – притворилась, что его не существует. Заставить ее говорить о своих чувствах стало сложной битвой. Даже простое предложение о психотерапии встречалось ею с такой силой отрицания, которая могла соперничать с римской армией. Она не хотела говорить об этом, слышать или думать. Боли от этого было достаточно, чтобы удерживать ее в позе зародыша.

Ли никогда не понимал всей глубины потери Реджины. В конце концов, он тоже потерял Кэсси. Его боль тоже была невыносимой. Он плакал, кричал и рыдал рядом с Реджиной. В этом они были заодно.

Но он смог это пережить. Он знал, что его жизнь не должна закончиться вместе с жизнью Кэсси. Им придется жить дальше как муж и жена.

Но она не двигалась дальше, просто делала вид, будто ничего не случлось. Энергия, потребовавшаяся для создания альтернативной вселенной, стершей Кэсси, оставила слишком мало сил, чтобы дать браку шанс.

Итак, какой же вкусный плод змей из книги Бытия выложит на пути эмоционально обделенного мужчины, изголодавшегося по вниманию? Правильно: молодую женщину с соблазнительной сексуальностью и с не особо тайным влечением.

Дженнифер появилась в жизни Ли в самое подходящее время, то есть, в самый неподходящий момент. Он был на самом низком эмоциональном уровне и лишен всякой силы воли к борьбе. Зажатый между любовью к женщине, эмоционально не существовавшей, и потребностью в ответной привязанности, его взгляд задержался там, где не должен был.

Это просто небольшой дружеский флирт, – думал он, постоянно сталкиваясь с ней в спортзале, куда когда-то исправно ходил. Ее зеленые глаза улыбались ему из ярко освещенного зала. Она выделялась даже среди группы подтянутых посетителей.

Она всегда старалась поздороваться. Эти безобидные «привет» означали нечто большее, чем простое приветствие. Ее горловой смех над его не очень смешными шутками начал подпитывать ту часть его души, что уже давно изголодалась.

Со временем граница неуместности была сдвинута. Флирт превратился в «дружескую чашечку кофе», плавно перешедшую в «посиделки с приятельницей».

Затем наступил вечер, когда он увидел ее в том же баре, куда они часто ходили с Дэрилом. В пятницу вечером «Мо» был городским местом встречи. Все встречались со всеми. Даже те, кто не пил, заходили туда, чтобы посмотреть, кого найдут.

Она нашла его. Ее обтягивающие штаны для йоги и короткая футболка, демонстрирующая кольцо в ее пупке, тоже нашли его.

А он нашел последний вздох своего брака.

Игра в бильярд началась с отчаянных, затрудненных попыток вдохнуть воздух. Видение ее склонившегося над столом тела с вытянутыми руками, сосредоточенного на следующем ударе, было немного больше, чем могли бы вынести большинство мужчин.

Игра с выпивкой привела к тому, что брак схватился за горло.

Затем наступило посинение лица; рыцарская необходимость убедиться, что она благополучно добралась до дома.

– Поднимись, Ли. Всего на секунду, – умоляла Дженнифер, наклонившись и разговаривая с ним через пассажирское окно после того, как вышла из его машины. Его глаза зацепились за ее декольте, когда она говорила. Гравитация работала против него, потому что под таким углом она тянула ее груди вниз, еще больше обнажая их. Из-под глубокого выреза ее блузки выглядывал крошечный кусочек черного кружева.

– Не могу. Мне нужно домой, – неуверенно сказал он, все еще глядя туда, куда не следовало.

Она заметила, куда смотрят его глаза, и ухмыльнулась.

– Смотри сюда, приятель, – игриво сказала она, указывая на свое лицо.

Он рассмеялся без особого энтузиазма.

– Мне действительно пора, – повторил он, стараясь звучать более убедительно (для себя). Его глаза неохотно оторвались от едва сдерживаемой плоти в кружевном черном лифчике.

– И что? Уезжай, – сказала она, поднимаясь и медленно отступая от машины. Вызывающий блеск в ее глазах заставил его собраться с силами и отказаться от предложенного.

Она смотрела, как он наблюдает за ней. Наслаждалась его неспособностью оторвать взгляд. Ее соблазнительная улыбка дала ему понять, что она на самом деле читает все нечистые мысли, что роятся в его голове.

Покачивая бедрами, она развернулась и поднялась по ступенькам, предоставив ему возможность увидеть, как ее маленькая круглая попка смотрится в обтягивающих леггинсах.

Дойдя до двери, ведущей в вестибюль, она отперла ее, остановилась и прислонилась к раме. Ее демонстрация того, от чего он отказывается, была полной.

– Последний шанс! – крикнула она, соревнуясь со звуком его урчащего двигателя.

Открытый воздух и сила воли были единственными двумя препятствиями, стоящими на его пути. Второе иссякало, а первое было всего в четырех с половиной метрах. Эта точка была его перекрестком, перед ним лежали ворота как к искуплению, так и к проклятию. С одной стороны, он пожелал ей спокойной ночи и вытерпел ее разочарованный взгляд. Он проклинал себя, глядя, как за ней закрывается и запирается дверь в здание. После чего поехал домой, воображение его буйно разбушевалось от того, что могло бы быть.

После холодного душа и быстрого «самомассажа» он скользнул в постель к жене и поцеловал ее, а затем погрузился в бессонную ночь. Его брак продолжался, как и прежде; холодный, но все еще цельный.

С другой стороны, он вспомнил, какой злополучный выбор он сделал на самом деле.

Может быть, дело было в пиве? Ему бы хотелось так думать. Когда он вышел из машины, опьяневшие ноги несли его к гибели.

Но не так уж глубоко в душе он знал правду. Да, он был пьян, но не только коктейль «Лонг Айленд айс ти» подействовал на него в тот вечер. Нет, Ли знал, что он был пьян от чего-то, что вызывает чуть большую зависимость, чем алкоголь, – от внимания.

В лифте она была вся в его руках. Он чувствовал в ее дыхании запах виски, когда она жадно целовала его и прикусила нижнюю губу. Ее руки пробрались в его брюки и обхватили эрегированный член. Это было так приятно. Все нервные окончания отозвались на хватку ухоженных ручек, обхвативших его. Мягкие руки делали пенис твердым.

Ее зеленые глаза ответили на его полный похоти взгляд собственным желанием. Изо рта высунулся язык, облизав ее рубиново-красную помаду. Она наклонилась к нему так близко, что он почувствовал на своей шее ее дыхание, когда она с придыханием прошептала фразу, разрушившую остатки его силы воли:

– Я хочу пососать твой член.

Она скользила своей мягкой рукой вверх и вниз по его стволу, наблюдая за его реакцией. Все что он мог, это лишь стонать, прислонившись спиной к стенке ради устойчивости. Если бы поездка в лифте затянулась, то, по его мнению, она бы сделала ему минет прямо там.

Как только за ними закрылась дверь квартиры, ничего уже было не вернуть. Они даже не дошли до ее спальни. Она исполнила свое желание прямо там, в гостиной, с его джинсами, спустившимися вокруг лодыжек. Обхватив влажными губами его ноющий член, она чуть не закончила вечер преждевременно.

Возможно, если бы он не помешал ей закончить все ртом, все сложилось бы иначе. Она бы не забеременела, и он бы смог навсегда скрыть этот роман. Но ему требовалось почувствовать ее изнутри. Он хотел того, что ему снова и снова рекламировали.

Он нагнул ее над диваном. Она приглашающе выпятила попку и позволила ему практически сорвать с нее обтягивающие штаны для йоги и трусики. Затем она раздвинула ноги и схватила его твердый член, просунув под себя руку. Ли с завороженным трепетом наблюдал, как она вводит его в себя.

Это было так приятно. Давно он не видел, чтобы женщина отдавалась ему с таким энтузиазмом. Она хотела его, и одна эта мысль опьяняла.

Ли схватил ее за талию, почувствовав, как его член проникает внутрь нее. Сопротивления не было, но она была достаточно плотной, чтобы он мог все прочувствовать. Ее вход давал ему только влажность и желание.

Когда он полностью вошел в нее, она издала тихий вскрик. Затем еще один. И еще.

Он целенаправленно двигался в ней. Она охала каждый раз, когда его живот соприкасался с мягкой плотью ее попы. Ее пальцы вцепились в подушки дивана, и она стойко выдержала его натиск.

И ей это нравилось.

– О, Боже. Да! – кричала она сквозь стиснутые зубы. Ее поддержка заставила его двигаться еще интенсивнее и быстрее. Почувствовав приближение оргазма, она сказала:

– Потяни меня за волосы!

– Что? – спросил он, слегка смутившись.

– Тяни меня за волосы! – выкрикнула она, наполовину в разочаровании, наполовину в желании. Ли неохотно схватил в кулак ее длинные брюнетистые волосы.

– Пожалуйста, тяни посильнее, – взмолилась она, боясь, что момент для оргазма пройдет. Он сделал, как она просила, но все еще недостаточно сильно для нее.

– Сильнее! – приказала она. На этот раз он потянул так сильно, что ее голова вздернулась вверх.

– О, Боже! – вскрикнула она голосом, несколько сдавленным из-за положения головы.

Что-то щелкнуло в Ли. Что-то первобытное. Увидев ее в таком состоянии, находящейся полностью в его власти, он открыл внутри себя потайную камеру. Проявился скрытый неандерталец.

– Возьми этот член! – приказал он. Его голос показался ему чужим, и это его напугало.

Он едва не извинился. Он не знал, откуда это взялось. Но услышал, как от нее доносится тоненький голосок, давший ему разрешение на его грубое желание:

– Да. Трахни меня.

Он начал сильно долбить ее, прижимая к себе. Его рука теперь уверенно сжимала густые пряди ее волос. Другой рукой он надавил ей на спину, заставляя ее задницу выпячиваться еще больше.

– Пожалуйста, не останавливайся! Я кончаю! – прохрипела она, когда квартиру наполнили громкие, влажные, звуки шлепков. Она стояла, изготовившись к непрекращающейся атаке.

Он продолжал ее долбить, говоря ей, что он делает. Он говорил ей, что будет трахать ее до потери сознания, и что она – его сучка. Говорил, что она ничего не сможет сделать, чтобы остановить его.

И она кончила... Сильно...

И он тоже...

Она обмякла на спинке дивана, и Ли рухнул на нее сверху. Тяжелое дыхание исходило из легких обоих, когда их охватило эйфорическое чувство.

Первым из коматозного состояния вышел Ли. Он посмотрел вниз на свой вялый член, который все еще частично находился внутри Дженнифер, и его живот заполнило испуганное, тошнотворное чувство.

Что я наделал? – в отчаянии подумал он, быстро поднимаясь на ноги. Демон похоти, овладевший им мгновение назад, был изгнан, и он снова стал самим собой.

В легком замешательстве он оглядел окружающее его пространство, словно не понимая, как здесь оказался. Суровая реальность того, что только что случилось, сфокусировалась в его паническом сознании. Он посмотрел на спину Дженнифер, все еще лежавшей на спинке дивана, и понял, что ничто уже не будет прежним.

– Черт! Черт, черт, черт, черт, черт!! – воскликнул он, поспешно натягивая брюки с лодыжек. Дженнифер, наконец, зашевелилась и смотрела, как он отчаянно пытается найти свою рубашку.

– Ты в порядке? – с беспокойством спросила она.

Она не понимала, что происходит. После великолепного секса, которым они только что занимались, она почему-то представляла себе другое завершение вечера. И уж конечно, не ожидала, что парень убежит, как будто она только что его изнасиловала.

– Я... мне нужно идти. Прости.

Он даже не попрощался, Дженнифер осталась одна в своей квартире.

***

Этот момент ознаменовал собой нечто значительное. Ли понял о себе несколько вещей, о которых даже не подозревал.

Во-первых, он был мужчиной, а также он был способен на слабость. Все что требовалось – это идеальный шторм обстоятельств, чтобы довести его до уязвимости.

Он всегда зажимал нос и фыркал с превосходством, слыша истории о том, как люди изменяют своим супругам. Он был воспитан так, чтобы выполнять свои обещания и поступать правильно. Эгоисты, изменявшие своим клятвам, были подонками и не заслуживали прощения. Раз изменил – всегда изменит.

Второе, что он понял, – это то, что он любит свою жену больше чем думал. Теперь, когда потеря ее была неминуема, если она когда-нибудь об этом узнает, он стал больше ценить то, что их связывало. Даже лишенная эмоций Реджина была лучше, чем ее отсутствие.

Третье, и самое тревожное, заключалось в том, что он наслаждался тем, что только что произошло. Каждым его кусочком. Если быть честным, это был самый волнующий сексуальный опыт, что у него был когда-либо. И дело не только в том, что Дженнифер была горячее чем реактивное топливо (а так оно и было), а в жестокой, напористой природе этого. Он получал удовольствие, и она этим наслаждалась. Это было... опьяняюще.

***

Ли был вырван из своих воспоминаний и возвращен в настоящее голым мужчиной, плюхнувшимся рядом с ним. К несчастью для него, этот вторгшийся в его личные мысли был слишком доволен своей волосатой наготой. Он без проблем нагнулся, чтобы пошарить в своем вещевом мешке, выставляя напоказ себя больше, чем Ли когда-либо хотел увидеть.

Ли оделся в рекордное время и вышел из спортзала. В безопасном салоне своей машины он снова стал думать о своей ситуации.

Теперь он оказался в затруднительном положении, желая получить прощение, но не имея возможности простить преступление в почти такой же ситуации. Может ли он ее простить? И должен ли? Заслужил ли он это, или она сожгла дом, чтобы избавиться от крыс?

Стоил ли вообще этот брак того?

Он въехал на пустую подъездную дорожку, где должны были стоять две машины. При взгляде на место, где должен был стоять ее Jeep Cherokee, ему в голову пришла мысль, его встревожившая. Он задался вопросом, увидит ли он ее еще раз.

Когда-то отсутствие машины Джины не вызывало тревоги. Даже в самые тяжелые моменты она всегда была на расстоянии телефонного звонка. Теперь, после того как он не знал, где она была в течение семидесяти двух часов, все изменилось. Откуда ему было знать, что она не сбежала с любовником, чтобы получить больше секса на выходных?

Ничто в его браке не было стабильным... больше нет. Он понятия не имел, какие опасности принесет завтрашний день.

Это пугало его до смерти. Она пугала его. Разве так жить можно?

***

Реджина вернулась домой через несколько часов после Ли. Когда она въехала на подъездную дорожку, уже наступила тьма. Заглушив двигатель, она посмотрела на свой дом через лобовое стекло. Ее голова склонилась набок, когда она увидела его таким, каким никогда не видела раньше.

У нее действительно был красивый дом. Но красивым был не только дом, но и то, что он создавал. Каждая его частичка была сделана так, чтобы соответствовать их с Ли коллективной личности. Куст роз перед домом был посажен лично ими обоими, когда они только въехали в дом. Занавески, обеспечивающие уединение от посторонних, заглядывающих в окна, были подобраны ею лично, чтобы соответствовать любой обстановке, царящей в комнате. Каждую субботу каждого лета Ли вкалывал над газоном.

Впервые она задумалась о том, что почувствует, потеряв его. Раньше эта мысль никогда не приходила ей в голову. Когда единственным, кто изменял, был Ли, судьба их союза оставалась исключительно в ее руках.

Теперь же было возможно все.

Она заметила, что свет льется только из одного окна. Все остальные были затемнены в знак того, что там никого нет. Когда она поняла, какая это комната, ее дыхание перехватило.

Это была спальня для гостей; по крайней мере, так было сейчас. Но так было не всегда. Внутри нее заклокотало отчаяние, когда она поняла, что мысль о том, чтобы спать в одной комнате с ней, заставила его спать в пространстве, которое, как предполагалось, должен был населять их мертвый ребенок. Это была комната, в которой не было жизни, с тех пор как они переехали.

Никакой жизни; именно там теперь спал брак.

Печальная поэзия этого символизма сломила ее. Груз всего, что она отбросила в сторону, обрушился на ее плечи и раздавил. Ее гнев, вся накопившаяся обида смотрели ей в лицо. Пустота, которую она скрывала от себя, больше не могла игнорироваться.

Из ее живота рванулись громкие рыдания и вырвались наружу. Ее тело буквально сотрясалось от эмоций, вырвавшихся слишком быстро, чтобы она могла загнать их обратно. Их достаточно долго держали в плену. Находясь в плену, они становились все сильнее и сильнее. Теперь она была слишком слаба, чтобы держать их взаперти.

Она потеряла своих детей и никогда не сможет их иметь. Но эта сука каким-то образом была благословлена ребенком, который должен был родиться у нее.

Теперь, после всего, что она потеряла, она была на грани того, чтобы потерять и его. И это все из-за нее.

Она положила голову на руль и разрыдалась. Она должна была задать себе те же вопросы, что и он не так давно.

Справедливо ли просить прощения за то, что ты не смог простить? Могла ли она простить его? Должна ли?

Стоил ли вообще этот брак того?

Время лечит все раны.

Эта ложь – распространенная идиома. Она произносится шепотом успокаивающим тоном, чтобы утешить несчастных, переживающих болезненные периоды своей жизни. Она говорит им, что если они просто продержатся достаточно долго, то, в конце концов, все наладится. Боль со временем сотрется, и вскоре она останется лишь неприятным воспоминанием.

Но время не обладает такой силой. Оно не обладает магическими свойствами, способными превратить печаль в счастье. Это просто конструкция, придуманная людьми для того, чтобы мы могли обрести понимание. Мы создали ее как коробку, чтобы все, что находится внутри нее, можно было наблюдать, рассматривать, анализировать и, в конечном итоге, контролировать. Только в нашем коллективном сознании существует этот муравейник.

Время просто... считает. Оно отмеряет часы, дни, месяцы и годы нашего скудного существования. Боги не знают времени. Они знают лишь радость, любовь, боль, победу и поражение. Это те инструменты, которые формируют нас такими, какие мы есть. Все остальное – лишь фоновый шум.

Однажды Реджина положила глаз на мужчину, в которого, как она знала, влюбится. Этот парень мог вызвать на ее лице улыбку, даже когда ей хотелось плакать. Его глаза смотрели на нее с решительной преданностью и говорили, что она – единственная, на кого им интересно смотреть. Его сильные руки обнимали ее с любящей нежностью, но при этом властвовали над всем, к чему прикасались.

С ним она была в безопасности.

Ее сердце стало принадлежать ему гораздо раньше, чем она ожидала. Ему принадлежали самые счастливые моменты ее дня. Единственное, что ему нужно было сделать, чтобы заставить ее улыбнуться, – это оказаться по другую сторону телефона.

Ее задача стала ясна: показать ему, что его жизнь станет лучше, если в ней будет она. Она должна была уничтожить любые сомнения в его сознании и исключить все другие возможности. Это означало поддерживать в нем интерес к ней не только ради приза в виде ее трусиков.

Чего она не знала, так это того, что ее миссия была выполнена задолго до того, как она взялась за нее. Для Ли она была первым глубоким вдохом после многих лет удушья от ужасов свиданий в поверхностном мире. Ее разум был лабиринтом, который требовалось исследовать; он был полон поворотов, изгибов и сюрпризов. Каждый поворот, за которым он оказывался, открывал еще больше поворотов. Большинство других женщин были похожи на городские парки, которые можно было осмотреть одним взглядом.

Она уже была в его будущем. Просто не знала об этом.

Когда они поженились, это было навсегда. Перед этими двумя был весь мир, и они планировали насладиться им в полной мере. Им были обещаны любовь, дети, смех и счастье; единственное, что для этого им нужно было иметь, – это друг друга.

А потом... время пошло вспять.

Сейчас, десять лет спустя, Реджина сидела в своей машине, припаркованной на подъездной дорожке. Дом, стоявший перед ней, без сомнения, был ее домом на протяжении почти десяти лет. Теперь новые глаза смотрели на это старое владение с новой любовью. До событий прошедших выходных она даже не задумывалась о том, каково это – потерять дом. Только в этот момент она поняла, насколько само собой разумеющимся было то, что этот дом всегда будет ее домом.

Она чувствовала множество всего, и все оно разом нахлынуло на нее. Злость на Ли, жалость к себе, разочарование в жизни, а теперь еще и чувство вины за собственные поступки. С этим торнадо эмоций, борющихся за господство, стоило ли вообще спасать этот брак? Не проще ли просто уйти?