Делёжка "Списком милф"

Sharing the MILF List by Contrasting

ГЛАВА 01.1

Тренируемся в предстоящей "герметизации" милфы из "Cписка милф". На кошечках

В воскресенье утром я лежал в постели допоздна. Мои три сестры возились, хихикали и болтали где-то в доме, они разбудили меня, но я просто перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой. Я не вставал с постели, пока в доме не стало тихо, а в воскресенье это мало что значило. Возможно, все были внизу, читали воскресную газету и разгадывали кроссворд или что-то ещё. Я читал спортивную страницу, комиксы и передовицы. Но сегодня утром я лежал на спине, заложив руки за голову, и думал. Обычно мои размышления доводили меня до неприятностей, но этим утром мой разум прояснился, когда я проанализировал то, что со мной происходило.

Я выебал семь красивых зрелых женщин. Друзья поручили мне открыть новую границу, а именно возможность ебать наших матерей, и я это сделал. Я решил собраться с ребятами, посмотреть футбол и поиграть в бильярд, и объявить о завершении создания "Списка милф". Но учитывая этот момент, я, естественно, должен был подумать о следующем, то есть о том, кто кого ебёт и когда. И как? И это заставило меня взять значительную паузу в размышлениях. Поэтому я перешел к другим вопросам, к примеру, к миссис Кингстон. Когда кто-то говорит на ломаном английском, тонкий баланс между вежливой и конфронтационной речью может легко размыться, но, может быть, она действительно думала, что может контролировать, кого, когда и как я ебу, хотя вряд ли. У меня были совместные занятия с иностранными студентами, и выполнение лабораторных работ было больше упражнением в английской речи, чем в химии или физике. В то же время, думаю, я понимал её намерения. Мне нужно было разобраться с этим, и, вспоминая события предыдущего дня, я понял, что не все так, как мне кажется. В моей голове возникла интересная теория, которую я должен был рассмотреть до вечера, прежде чем отчитаться перед ребятами.

Другое дело — моя собственная мать. Я уже подумывал о том, чтобы вскочить на ноги, как только в доме станет тихо, и посмотреть, не могу ли я снова отыметь её. Мысли об этом вызвали у меня сильное возбуждение, но в то же время в животе завязался узел. Я противостоял своей собственной матери как женщине. Чувственной, сексуальной, полностью пригодной для ебли женщиной. Как женщина и как моя мать, она всё ещё заслуживала моего уважения, нашего уважения. Но это всегда было проблемой в гендерных потасовках; как можно заниматься грязным сексом с кем-то, а потом уважать его утром? Я не могу знать, исправляет ли это замужество, но, похоже, это было решение проблемы, принятое в традиционной цивилизации. Мы, однако, несколько вышли за рамки, на значительное расстояние за пределами общепринятой мудрости в вопросах взаимодействия хуя и пизды. Это была проблема не только с моей матерью, но и с тем, как мы собирались представить себе вариант, когда матери трахают своих сыновей, остальных милф в Списке, не говоря уже о том, чтобы разделить их между нами. Все имеющиеся милфы ебались только со мной, но согласятся ли они стать подушками, куда можно втыкать свои "иголки" или стать нашими секс-куколками. Я мог только надеяться на это!

Но что насчет нас, парней? Была ли у меня хоть какая-то гарантия, что остальные парни последуют моему примеру и выебут своих матерей? Я залез на очень тонкую ветку, и если бы поднялся ветер… то моё неумение летать могло бы стать настоящей проблемой! Забавно, как легко уклониться от реальности, скатываясь в сложную метафору. Если не придираться, до герметичности (или закупоривания хуями) наших милф было ещё очень далеко. Если не считать групповухи с участием Брента, мы, пятеро парней, не очень-то представляли, сможем ли мы заниматься сексом рядом друг с другом, меряясь своими "дубинками", пока все разденемся, или, если уж на то пошло, как нам группой справиться со всеми дырками одной женщины, не получив при этом какой-нибудь эзотерической или психологической спортивной травмы. Сможем ли мы вообще справиться с такой задачей? Конечно, были некоторые сомнения, знаете, кто, куда, когда, в каком порядке и так далее. У нас не было опыта совместного траха, и то, что мы делали бы это со своей матерью, могло усложнить сценарий настолько, что я не мог себе представить, а значит, не мог предвидеть последствий. Когда речь заходит о таких вещах, вы слышите только о колоссальных катастрофах; успехи показываются только в порнухе и редко попадают в заголовки новостей. Легко представить, как все "взрывается", но не так легко представить, что всё хорошо "взрывается".

Я похихикал про себя, но реальность проблем, с которыми я столкнулся, не меркла.

Некоторое время я лежал и размышлял над этим вопросом. Наконец, меня осенило, и в одно мгновение я увидел, как все может сложиться для меня и, я надеялся, для нас всех. Я даже понял, как обращаться к маме. (Мои сестры — это другой вопрос, но мне не нужно было срочно с ними разбираться, так что я мог оставить это на время, но не навсегда). У меня был план. Даже Брент будет гордиться мной, и это давало мне отправную точку.

Я вскочил, принял душ, оделся и позвонил Бренту. Я спросил, можем ли мы все вместе посмотреть игру вечером у него дома и поиграть в бильярд. Он согласился и сказал, что свяжется с остальными. Я уж подумал, что он немного тупит, пока он не сказал, что его мама передала мне "Привет". Тогда я всё понял. Мы договорились встретиться около пяти и поиграть в бильярд, а потом посмотреть игру. Он не преминул сказать, что его мамы не будет вечером, что вполне соответствовало моим планам. Позвонив ему, я спустился вниз.

Как я и предполагал, но этого вовсе не гарантировала тишина в доме, мои сестры ушли на поздний завтрак куда-то в кафе. Мама сидела на диване и читала газету, одетая только в розовый халатик, подогнув ноги под себя. Её богатые черные волосы были собраны и завязаны на затылке, она действительно выглядела сексуально. Я остановился у подножия лестницы, и она посмотрела на меня поверх своих очков для чтения. Сняла их и посмотрела на меня открытыми, но немигающими глазами.

— Доброе утро, мама, — ласково сказал я.

— Доброе утро, Сонни, — ответила она. Она отложила газету. И облизнула губы.

Я прошел остаток пути до гостиной и сел.

— Мам, расскажи мне о себе и девочках.

Мы всегда говорили "девочки", когда речь шла о моих сестрах, когда их не было рядом. Я игнорировал манящую тишину, манящее отсутствие других членов семьи и манящее видение ее сисек, четко очерченных в розовом халатике. Я игнорировал все это и придерживался своего плана.

Мамины глаза распахнулись, но потом она кивнула.

— Конечно. Я у тебя в долгу.

Она рассказала больше, чем я ожидал, предоставив мне гораздо больше информации, чем я представлял себе, по этому вопросу. Больше, чем я знал, больше, чем просил. Мама объяснила мне свою жизнь, как взрослая взрослому, как женщина мужчине… что заставило меня "напрячься" на некоторое время, так что, возможно, на самом деле, как женщина её парню.

Она любила секс с папой, и он был авантюрен. Рождение детей не сильно изменило её тело. Она была одной из тех счастливиц, для которых рождение детей казалось простой задачей и оставило её тело практически нетронутым и реактивным… чтобы оно реагировало на те усилия, которые она прилагала для поддержания своей сексуальности на желаемом уровне, но это было позже. Для неё секс стал наслаждением, следствием её возраста и её сексуального влечения, когда она вышла из состояния беспокойства по этому поводу, которое часто сопутствует молодости. Она начала наслаждаться сексом ради самого секса. Мой отец извлек из этого пользу, но потом его не стало. Он погиб в авиакатастрофе, летя на частном самолете, когда мне было четырнадцать, а Джорджии (старшей) семнадцать. Папин бизнес и страховка, а также выплаты в связи со смертью в результате противоправных действий, связанные с самолетом, принадлежавшим компании, обеспечивали нас всем необходимым. Она пробовала заниматься сексом ради секса, но это оказалось сложным, и у неё было четыре осложнения, связанные с половым созреванием в её собственном доме — её три девочки и я. В конце концов она встретила Лотарио, который переехал к нам. Он жил с нами, пока мы не подросли, и мне не исполнилось 16. Потом он исчез, и мама никогда не объясняла причину. Они не любили друг друга, сказала она мне, но это было "удобно" для них обоих. Он был таинственным и отдаленным, периодически появлялся, много путешествовал, но был добрым и привлекательным, прожорливым и сексуальным. Однажды он ушел и не вернулся. Мама получила уведомление о сдаче его вещей чиновникам из федерального правительства, и на этом все закончилось. Она не стала это обсуждать.

Его уход оставил маму холодной, и она замкнулась в себе. Какое-то время она заботилась о нас со всей присущей ей энергией без каких-либо сексуальных отношений. Однако она работала, чтобы сохранить рассудок и, по её словам, чтобы показать дочерям, что женщина может жить без мужчины. Для суперженщины, даже с живым мужем, это нелегкая задача. Раньше она оставалась сексуальной, чтобы её дочери понимали секс как нечто полезное, чем можно наслаждаться искренне, или так она рассуждала. С его уходом она стала холодной и безответной. Её закрытость пугала всех нас.

Однажды днем она застала Джорджию с молодой женщиной. Девушка сняла с Джорджии всю одежду и с явным мастерством орудовала языком в девственной киске сестры, когда к ним вошла мама. Джорджия была оскорблена и гневно защищалась, мать побушевала, потом извинилась и ушла. Она оставила эту тему в покое на некоторое время, но эта женщина, Шарм, как она себя называла, опытная, но восхитительная девушка лет двадцати (Джорджии было девятнадцати), продолжала приходить к нам. Как ни странно, маме понравилась Шарм, и она наслаждалась её обществом. Шарм начала обсуждать свою жизненную ситуацию, отсутствующих родителей, далеких и холодных. О нянях, ведь она происходила из обеспеченной семьи. Её опыт учебы в колледже и разочарование в мужчинах. Мама сочувственно слушала, отмахиваясь от образа Шарм между ног своей дочери и от того факта, что в то время она была на два года старше Джорджии. Они разговаривали по несколько минут каждый раз, когда Шарм приходила. Разговоры были непринужденными, комфортными и оставались таковыми до тех пор, пока в какой-то момент Шарм не положила руку на ногу мамы и не сказала ей с совершенной торжественностью, что Джорджия не лесбиянка, но, похоже, она просто открыта для "других" вариантов. Мама оставалась по-матерински спокойной до тех пор, пока Шарм не поцеловала её в губы. Два сюрприза выбили маму из колеи. Один из них заключался в том, что эта молодая женщина проявила инициативу и сама поцеловала её. Другой сюрприз заключался в том, что она ответила на поцелуй Шарм, то есть её тело ответило, а разум переместился в прохладную, комфортную нейтральную зону — место, которое было заражено её одиночеством. Она думала, что оно исчезло навсегда, но Шарм снова направила её туда.

'Да это лучшая терапия!' — подумал я про себя.

Тут моя мать покраснела и засмеялась, вспоминая свою реакцию.

— Я просто стояла там, пока эта стройная девушка расстегивала пуговицы на моей блузке, расстегивала мой лифчик и начала ласкать и сосать мою грудь. Ты не можешь представить себе, что я чувствовала. Сексуально она стимулировала меня. Я была в ужасе от своей неспособности остановить происходящее, но и в восторге от того, что снова могу быть желанной кем-то. В какой-то момент Шарм остановилась, поцеловала меня в губы и сказала, что я должна посмотреть на них вместе — на неё и Джорджию, увидеть, как выглядит женщина, занимающаяся любовью с другой женщиной. Посмотрим, может это покажется мне красивым. Возможно, я захочу попробовать, сказала она с сознательно коварной улыбкой. Затем Шарм выскочила из дома, оставив меня стоять с голыми сиськами и пыхтеть, как девственница. Я снова почувствовала себя девственницей, но больше всего на свете я чувствовала вожделение, я хотела её. Я представила, как она делает со мной то, что я видела, как она делала с моей дочерью, и в этот момент все моё отношение к сексу изменилось. Я хотела её, снова, ещё и ещё. Я начала думать об окружающем мире как о сексуальном месте, но, несмотря на общее изменение отношения, я сохранила влечение к Шарм. Мне потребовалось время, чтобы это осознать, но в конце концов я это сделала.

Остальное произошло довольно органично. Однажды мама вернулась домой рано утром и обнаружила машину Шарм на подъездной дорожке. Она тихо вошла в дом и обнаружила, что Джорджия и Шарм занимаются сексом, как она и предполагала, но не в своей спальни, а на её кровати! Она наблюдала, пока Шарм не заметила, что она подглядывает через щель в двери своей спальни. Шарм заговорила с Джорджией, та улыбнулась и помахала рукой, что само по себе было шокирующим, но свидетельствовало о том, что Шарм поработала и обсуждала с Джорджией своё предложение. Она слезла с кровати, раздела мою маму, и Шарм с Джорджией познакомили её с лесбийским сексом. Мама умолчала о подробностях, предоставив это моему воображению. По правде говоря, она оставила это на потом, потому что я вряд ли забуду спросить об этих подробностях, причем неоднократно.

К этому времени у меня была потрясающая эрекция. Я вспомнил Шарм. Прямые черные волосы, худощавая, с выдающейся грудью, у неё был желанным ртом, и пухлые губки, которые она всегда красила разнообразной ярко-красной помадой. Она носила много теней для век в стиле, который навеял мне мысли о готах, но она не была настоящей готкой, по крайней мере, по стилю. Она носила чулки в сеточку и блестящие черные туфли на высоких каблуках или сексуальные виниловые сапоги, но её отношение к стилю было гораздо менее ортодоксальным, чем у настоящей готки. У неё был свой стиль, свой собственный, особый стиль. Она и выглядела, и вела себя привлекательно и заманчиво. Вдвоем они довели маму до нескольких сокрушительных оргазмов примерно за полчаса. Пока она приходила в себя, они оделись и ушли, оставив её голой и "сытой сексом" на кровати. Через несколько дней Джорджия пробралась в мамину комнату чуть позже полуночи и снова поимела её. И снова.

— Я снова почувствовала себя девочкой, — сказала мама, — как девственница, исследующая секс заново. Я стала той женщиной, которую потеряла после смерти Джорджа. — Потом Джорджия влюбилась, в парня из колледжа. Можно было бы подумать, что это положит конец всему, но он был слишком уважительным и гораздо менее сексуальным, чем Джорджия или Шарм. Его деликатность оставило бедную Джорджию разочарованной, и под разочарованием я имею в виду сексуальную неудовлетворенность. Она делала все, приглашала его переночевать, а он, казалось, не мог или не хотел понять намек и дать ей то, что она хотела. Они ходили на свидания, она возвращалась домой после комендантского часа, принимала душ, ложилась в мою постель, и мы занимались любовью. Она всегда была такой возбужденной, такой наэлектризованной, такой жадной. Она сообщала мне об этом и умоляла дать ей удовлетворение, удовлетворить ту её потребность, которую он, казалось, не замечал. Через некоторое время это стало для нас нормой, и я перенесла её комендантский час на более позднее время, чтобы позволить ей позднее приходить в мою постель. В то время мы делили близость, о которой я тосковала, потеряв вашего отца, а она тосковала, потому что потеряла мечту. А потом Далия застала нас вместе, и я подумала, что наступил конец света. Ей было восемнадцать, и она была очень любопытна.

Я вспомнил те выходные. Как единственный мальчик в доме, это было испытание, которое окружало меня, но не трогало. В то время я и понятия не имел, что происходит. Мне было шестнадцать, и хотя мой бурный интерес к моим сестрам раздражал их, он не был зрелым и не угрожал никому из нас. Я был ванилен в своем любопытстве, даже не думая запечатлеть их обнаженными с помощью своей цифровой камеры. Это было бы невежливо, а мне нравились мои сестры. Я вожделел их вообще, как женщин, пытаясь лишь подглядывать за ними в душе или при одевании — что мне с успехом удалось сделать со всеми тремя. Я был "милым", из-за чего меня чаще игнорировали, чем замечали. В общем, между нами царил мир.

В те выходные Далия была просто в ярости, кричала и плакала. Большую часть выходных я провел с наушниками и компьютерной игрой или смотрел телевизор в своей комнате, и все оставили меня в покое, и меня радовало, что меня игнорируют. Помню, как я спустился за печеньем и чипсами и увидела Джорджию, Далию и маму, сидящих в гостиной. Они молча смотрели на меня, пока я пробирался через гостиную. Никто не сказал ни слова, пока я не взял то, что хотел, их взгляды следовали за мной, пока я не вернулся в свою комнату. Я чувствовал себя явно незваным гостем. К позднему вечеру они всё ещё были там. Тоуни была на ночевке с одной из своих подруг. Я помню, как стоял на верху лестницы и пытался подслушать. Я видел, как Джорджия сидела рядом с Далией, они разговаривали, а потом поднялись наверх. Я спрятался и смотрел, как они идут в комнату Джорджии. Через два часа они вышли, мама заказала пиццу, и все было хорошо, за исключением того, что Джорджия и Далия держались за руки большую часть вечера. Сейчас, вспоминая прошлое, я понимаю, что именно произошло.

Мама мне объяснила: — Джорджия соблазнила Далию с моего благословения. Джорджия всё ещё встречалась с кем-то и потом приходила в мою комнату. Далия быстро это поняла, и однажды ночью Джорджия пришла домой и обнаружила, что Далия опередила её в моей спальне. Она заглянула к нам и на цыпочках же вернулась в свою комнату. Далия настаивала, чтобы я "сделала с ней" тоже, что и с Джорджией, и, что ж, я почувствовала себя пойманной и сделала это. Веришь или нет, Сонни, но я думала, что секс с моими дочерьми открывает их для меня, что, на мой взгляд, было лучше, чем войны за господство в доме, которые я наблюдала между большинством женщин и их дочерьми. Я всегда знала об их романах и сексуальных контактах, правда, только после того, как мы обе испытаем оргазм или два, но они, всё же, разговаривали со мной и, казалось, никогда не забывали, что я их мать. Это было ценно, мне это понравилось и я отказалась разрушать это по соображениям общепринятой мудрости. Тоуни была включена в этот процесс позже, когда она выросла и начала ходить на свидания после того, как ей исполнилось восемнадцать. — Мама хихикнула. — Ты всегда считал меня самой крутой мамой, которая позволял тебе делать все то, что ты делал. Вечеринки, поездки и все такое, когда я просто убирала херок из дома, чтобы киски могли поиграть.

Я был возбужден и смущен одновременно, что для меня довольно трудно.

Мама протрезвела: — Должна признаться, я часто думала о том, чтобы включить тебя в наши игры, особенно после того, как тебе исполнилось восемнадцать, после того, как ты пытался переспать с какой-то девчонкой в первый раз. Ты был таким милым и так сильно переживал, когда из этого ничего не вышло. Я оставила тебя наедине с твоими приятелями, потому что искренне боялась, что если я попытаюсь утешить тебя, то зайду с тобой слишком, слишком далеко. — Она посмотрела на меня. — Я так долго хотела тебя. Девочки всегда укоряли меня за то, что я ухлестываю за тобой, шипели, что ты раскроешь нас и потребуешь свою долю удовольствий, чему, должна сказать, ни одна из нас не сопротивлялась бы долго. Одна из самых привлекательных вещей в тебе, Сонни, это то, что ты невероятно привлекателен для противоположного пола и не осознавал это. В тебе есть обаяние твоего отца, и когда я смотрю на тебя, я чувствую то, что чувствовала к нему. Я давно знала, что если ты когда-нибудь попытаешься соблазнить меня, я буду беспомощна. И я была права. Так и случилось.

Я понял, было обидно, но я понял. Как я мог игнорировать отличную пиздёнку рядом со мной, меня это пачалило и смущало одновременно. Я думаю, что всё понял или, по крайней мере, понял достаточно.

— Итак? Что нам теперь делать? — спросил я.

Моя мать пожала плечами: — Ебаться, когда можем, я полагаю. — Её глаза сверкнули. — Как сейчас. Девочки ушли. — и она коварно усмехнулась.

Боже, как меня это искушало! Но у меня была другая "рыбка для жарки".

— Так вот о чем ты думаешь? Ты просто впишешь меня в "ротацию"? Как скоро девочки поймут, что мы трахаемся, и что тогда? Черт, Джорджия уже знает, и я удивлен, что она не подняла шум.

Мама пожала плечами и кивнула: — Я сказала ей не делать этого. Мы договорились, что должны быть осторожны и позволить всему развиваться естественно. Я сказала ей, что если ты хочешь её, а она хочет тебя, ладно, хорошо. Но то, что произошло, не дает никому из нас права требовать секса. Я просто не могу быть такой, и никто из нас этого не хочет. Лучший секс — это желанный… кроме… — тут она запнулась.

Я кивнул, испытывая облегчение и удовлетворение, но полностью осознавая, что мама всё ещё остается мамой. Пришло время определить, хочет ли она остаться только "мамой" или стать женщиной и только женщиной для меня, возможно, для всех нас.

— Мама, послушай меня, сейчас я расскажу тебе свою историю.

И я продолжил, изложив историю о ходе создания "Списка милф" и его наполнение. У неё отпала челюсть и распахнулись глаза, когда я рассказал о нашей решимости выебать всех наших матерей. Она уже знала, что я выебал трех её подруг, и когда я рассказал ей и о миссис Ханивелл, она просто кивнула, как будто это имело смысл.

— Хотела бы я иметь возможность увидеть это, Сонни. Любую из них с тобой. Смотреть, как вы с Лорой вместе… потом Джорджия… Энни…. Боже мой, я никогда не думала, что наблюдать за тем, как кто-то, кого ты знаешь и о ком заботишься, занимается сексом, может быть так эротично.

Она тяжело выдохнула.

Я воспринял этот комментарий как хороший знак и решил раскрыть все планы. Я ещё не говорил ей о "герметичности", но мне казалось разумным рассказать ей всё. Это вписывалось в моё представление о том, как нужно делиться "Списком милф".

— Мам, можно задать тебе вопрос?

— Конечно. Если уж этот разговор не является самым сложным из всех, которые могут иметь мать и сын, то я не знаю, что может быть еще сложнее. Так что, давай, жги. Что это?

— Каково твое самое сильное сексуальное желание?

Мама выглядела потрясенной, как я и надеялся. Не шокированной, а ошарашенной, пораженной не столько вопросом, сколько тем фактом, что она не задумывалась о своей высшей сексуальной фантазии раньше, возможно, вообще не задумывалась, а тут я спрашиваю её об этом.

— Я, ну, я… — Она глубоко покраснела. — Я была с одной женщиной в колледже, очень красивой девушкой, в которую я была влюблена. Когда мы закончили, она спросила, не сделаю ли я это с ней, пока её парень будет смотреть. У меня никогда не было такой возможности, но у меня всегда захватывало дух, когда я видела её и думала о том, как буду лизать её пиздёнку, пока её парень-красавчик ебёт меня. А потом ты сделал именно это, пока я "ела" Энни. Я была так возбужден, что мог бы ебаться всю ночь. — Она пожала плечами. — Наверное, мои фантазии более приземленные.

Я покачал головой. — Не фантазии, мама, я говорю о сексуальном опыте, который ты бы хотела бы испытать, если бы у тебя был бы шанс.

— Ты имеешь в виду, например, дать в жопу?

— Если это тебя возбудит, то да.

— Или трахнуться сразу с двумя мужиками одновременно?

В душе я уже сплясал свой счастливый танец. Я был прав. Хорошо быть правым время от времени.

— Если это то, чего бы ты хотела. Я рассказал тебе о Списке милф, как ты относишься к идее поебаться со всеми моими друзьями?

Выражение её лица было комичным: — О. Милфа! "Мамочка, которую я хотел бы выебать". Ты хочешь сказать, что я и есть милфа?

Я покачал головой. Некоторые люди просто бесценны! Я догадался, отчего в нашей семье мы все так тупим.

— Да, мам, ты определенно милфа! И мы все хотим поиметь тебя.

Она превратилась в маму самым удивительным образом, в тот же момент, со своим следующим комментарием: — Ну, милый, а как бы ты отнесся, если бы я поебалась с твоими друзьями?

Я чуть не рассмеялся вслух. Что за ебанный вопрос!

— Мам, послушай меня. Мы все хотим тебя. Но я знаю, и ты знаешь, что если люди будут просто хотеть ебаться, это никогда не сработает. Но, опять же, я могу поспорить, что Брент прямо сейчас работает над таблицей с датами и комбинациями, чтобы он мог назначить нам всем время для ебли, как будто составляет календарь работ. Мне это тоже кажется неправильным. Я заинтересован в том, чтобы мы, я и парни, предложили тебе и другим милфам из нашего списка возможность исполнить свои сексуальные мечты и фантазии. Взамен вы все помогаете нам с нашими. Я знаю, что это имеет смысл в моей голове, но я не знаю, как заставить это работать, — я сделал жест рукой, — здесь, в мире, где люди по-настоящему дышат и ебутся.

Моя мать улыбнулась и кивнула: — Ты имеешь в виду, где дышат и ебутся настоящие милфы. — Она погрустнела. — Я кое-чему научилась у своих дочерей. Позволь мне показать тебе, чему я научилась. — Она встала, расстегнула халат и позволила ему соскользнуть с плеч. Её груди оголились. Она подошла ко мне и встала на колени между моих ног. Когда её руки дотянулись до пряжки моего ремня, мой вялый хуй из полумачты стал в полный рост. Мама расстегнула мои брюки. Она не была деликатной или осторожной, она с силой рывком стянула штаны с моей задницы и спустила их по бедрам. Она схватила мой хуй и поцеловала его конец. Подняла на меня глаза.

— Я узнала, что нужно просто позволить всему случиться. Не пытайся все устроить, делай то, что умеешь, и принимай то, что происходит. Единственное требование, которое я бы предъявила к тебе и твоим друзьям, это следующее: если что-то пойдет не так, стойте спокойно, встаньте и возьми на себя ответственность за то, что вы сделали. Кроме этого… — она выразительно пожала плечами, отчего её сиськи задрожали и заходили волнами.

Прежде чем я закончил изучать их чувственные движения, она наклонилась над моим отвердевшим хуем и взяла его в рот. Она сильно втянула мой член в рот, а затем глубоко вдавила залупу в горло. Выдохнула через нос, а затем проглотила, сильно посасывая при этом. Мой оргазм наступил так внезапно, что я удивился и подумал, знаю ли я, что, черт возьми, происходит. Мое тело сжалось в спазме, и я даже не успел положить руки на её голову, или плечи, или сиськи, или вообще куда-либо. Я раздвинул ноги, чтобы она подошла, а мои руки лежали на диване рядом со мной, и когда я кончил, я просто извергся почти без предупреждения. Мама на секунду поперхнулась, сглотнула, а затем присосалась ко мне так, что усилило интенсивность моего молниеносного оргазма. Моя голова откинулась на спинку дивана, а бедра вздернулись вверх. Мама обхватила меня рукой за талию и держала. Она сосала и глотала, пока мой хуй не перестал вырабатывать сперму, а бедра не перестали подрагивать. Она всасывала и сглатывала, когда оторвала свой рот от моего хуя. Откинулась назад и облизала губы.

— Мне нравится сосать твой хуй, Сонни. Но я должна сказать тебе, что думать о том, чтобы отсосать хуи у всех, чтобы потом они все ебали меня… Боже мой, это кажется таким эротичным и возбуждающим. Я с трудом могу поверить, что это может произойти, но теперь я знаю, что может.

Когда моя мать сидела почти голая между моих коленей, а мой хуй был ещё тверд, но блестящим от её ласк, кажется, что мой разум должен был быть совершенно пустым, или что я должен был толкнуть её на спину и овладеть ею. Но нет! Я думал об Энни Кингстон. И о моей матери, которая пыталась дышать, будучи заткнутой в горло членом.

— Ты знаешь термин "герметичность"? — прохрипел я. Мой голос звучал так, будто я наглотался гелия. Я прочистил горло и повторил вопрос более мужским тоном.

— Герметичность? — сказала мама, наклонив голову и закатив глаза. — Ты имеешь в виду, как на подводной лодке?

Затем она шлепнула меня по голому бедру: — Ты что, думаешь, я зардевшаяся целка? Рот, жопа, пизда и по хую для каждой дырки… охххх! — Она несколько раз моргнула глазами. — Охххххх! — сказала она снова. Её глаза распахнулись шире, и она уставилась на меня, но я был уверен, что она меня не видит. — Герметичность. — Она вздохнула. — Теперь у меня есть фантазия, которой у меня никогда не было, но я думаю, что теперь она у меня появилась. — Она покачала головой. — Да, я знаю, что значит "герметичность", почему ты спрашиваешь? — Её голос был медово-сладким. Она даже захлопала на меня ресницами.

— Когда мы составляли Список милф, нашей конечной целью было сделать всех наших матерей "герметичными". Каждый из нас выебал бы вас всех по-отдельности, а потом мы выебали бы вас все вместе. — Я всё ещё задыхался от молниеносного выплеска, который изверг мой хуй, но чувствовал, что в моих словах есть смысл.

Мама кивнул: — Это стоит обсудить. — Она взяла в руки мой хуй и слегка сжала его. — Отнеси меня в постель.

Тогда я сделал нечто такое, что, должно быть, приравнивает меня к святым в какой-нибудь религии или должен был бы быть представлен к почетной медали, а возможно, у меня должны были бы диагностировать психическое расстройству или, как сказал бы Лэндон, приговорен к хорошему звучному подзатыльнику. Я сказал: "НЕТ". Не вслух, конечно, но у меня были свои планы, нужно было найти ответы на те вопросы, которые я могу и хочу решить сам, и если я завалю маму на спину, то в этот день я не добьюсь ничего, кроме того, что сделает она сама. Возможно, именно поэтому секс является предметом стольких социальных ограничений. Цивилизации, которые не утруждали себя подобными ограничениями, просто ебались, вместо того, чтобы обрабатывать поля во время посевной, и умирали от голода вскоре после того, как открыли огонь. Только репрессии позволили нашей цивилизации развиться. Ненавижу эту мысль.

Я наклонился и поцеловал маму, лаская её голую грудь. Сел. Подумал о девочках и понял, что мама должна знать, как скоро они должны вернуться. У меня перехватило дыхание — она хотела, чтобы они застали нас в постели, с моим хуем глубоко между её ног! 'Коварная…' — подумал я и чуть не усмехнулся от этой мысли, но я должен был заняться неотложными делами и разобраться с мамой и девочками позже. Я надеялся, что они подождут.

— У меня есть ещё один вопрос. — Я уставился на её сиськи, игнорируя дикое разочарование в её глазах.

Мама покачала головой и попыталась сфокусировать взгляд.

— Что насчет миссис Кингстон? Что мне с ней делать? Она может нас всех поиметь!

Маме наконец удалось сосредоточиться. Она встала, взяла свой халат и надела его. Cела в кресло.

— Энни? Я бы не волновалась за неё, но у неё есть склонность слишком много говорить. Но, возможно, это только кажется. Она знает то, о чем никогда никому не рассказывала.

— О? — Мне было интересно, но больше любопытно.

— Люди доверяют ей. Алисса, Кайла и Саша (мать Брента – Наташа Россини (Natasha Rossini), сокращенно – Саша (Sasha?) — прим.пер.), они все рассказывали ей о своих адъюлтерах… о, Боже!

Я хихикнул: — Не беспокойся, мам. Их сыновья тоже много о них знают, и, веришь или нет, сыновья говорят. Ну, или пиво в них говорит, но это одно и то же. Как ты думаешь, почему мы думали, что наши матери будут с нами ебаться? Кроме тебя, о тебе мы не знали.

— О. О! — сказала мама с причудливым смехом. — Тебе все же нужно заставить её прекратить кидать угрозы. Я знаю кое-что о… О, послушай. Ты спрашивал о сексуальных фантазиях, Энни сказала… кому-то, но я не помню кому, что ей снится, как её связывают. Но не просто так, а бинтами, длинными марлевыми бинтами связывают и обматывают руки от запястий до плеч, заведя их за спину, а затем жестко ебут, держа руками между задницей и трахающим её мужчиной.

— Это очень много деталей, — сказал я, но это была нужная деталь, и внезапно моё расписание на день кристаллизовалось. Я встал, натянул штаны. — Я должен идти, — сказал я, отвлекаясь на видение Энн Кингстон, связанной и склонившейся над столом. Мне нравилась эта картина.

— Подожди минутку, — тихо сказала мама. — Я помню, что сказала тебе кое-что той ночью. Знаешь, когда я пила вино?

Я кивнул, о да, я вспомнил!

— Мне кажется, я могла сказать что-то не то.

— Что? — Я остановился и ждал, пока она продолжит, весьма заинтересованно.

— Я сказала что-то о Лоре, что ты хотел… хотел… хотел удивить её, застав в её же постели, связать её и… и… и… — Моя мать начала стесняться. — Ну и хуй с ним. Я сказала тебе, что она сказала мне, что хочет, чтобы ты пробрался в её дом и выебать её, изнасиловать, связать и изнасиловать. Я не так выразилась.

У меня перехватило дыхание. Я несколько раз думал об этой маленькой оговорке и держал её в шкафу памяти, ожидая времени, чтобы достать её и рассмотреть миссис Уиллс в связи с этой фантазией.

— И? — спросил я, теперь радуясь, что до сих пор держал эту мысль в шкафу.

— Ну, я сказала тебе, что именно Лора сказала мне, что хочет, чтобы ты это сделал. Это тоже было неправильно, не совсем. Теперь я вспомнила. На самом деле это была миссис Кингстон, это она сказала мне, что видела тебя с руками на заднице Лоры, и она взревновала. Это она сказала мне, что хочет, чтобы ты пробрался в её дом и выебал её, взял её, как ты брал Лору. Вот почему я попросила Лору пригласить её в тот день, потому что я подумала… Я подумала, что ты захочешь поиметь нас всех. А ей, ну, ей нужен был предлог, чтобы держать рот на замке. Я не знаю, почему она сказала все эти вещи. Иногда она так старается соответствовать окружению, что не замечает тонкостей происходящего. Не будь к ней слишком строг!

Я кивнул.

— Лора — сабмиссив. Она хочет, чтобы с ней обращались как со служанкой или … рабыней, голой, белокурой рабыней, которую отдают кому угодно в услужение. Она постоянно об этом говорит. — Мама покраснела. — Энни не единственная, кому люди доверяют, и я не должна была говорить тебе об этом.

— Не беспокойся, мам. Мы хотим знать такие тайные фантазии, чтобы дать вам, милфам, то, что вы желаете больше всего.

— Ты имеешь в виду, кроме шести футов крепких хуев?

Я рассмеялся, подошел к ней, слегка поцеловал её в губы, лаская её грудь, и ушел. 'Я был с ней достаточно суров', —подумал я. Я оставил мать сидеть там, скорее всего, не удовлетворенной, и поехал в район, где жили Уиллсы. Я припарковался подальше от домов Уиллсов и Кингстонов.

Сидел и думал, как лучше поступить.