Продолжаем тему историй из мира с сохранением рабства. Теперь попробуем взглянуть на положение в нём дел с чуть другой стороны. Если раньше центральными персонажами моих рассказов были рабы/готовящиеся в рабы/потенциальные рабы, то теперь представим, как относительно типичная для данной реальности ситуация могла бы выглядеть с точки зрения свободного.

— А, так у вас сегодня выходной был! — Высокая и худая брюнетка лет сорока с лицом, которое от девичьего отличали разве только морщинки в уголках почти всегда улыбающихся губ, дружески дёрнула за "конский хвост" довольно похожую на неё девочку лет четырнадцати.

— Ну, если это можно так назвать... Первых два урока были. Потом ещё половину держали, не знали, что с нами делать. А ведь мне сегодня ещё задание надо делать... вечером. У меня же всё-таки гости сегодня, — чуть улыбнувшись говорившая кивнула на своего ровесника, меланхолично глядящего на медленно ползущие за окном высокие кирпичные и каменные заборы.

— У нашего, — видя, что её собственный сын к беседе не расположен, подхватила тётка, — тоже что-то подобное. Представь себе: сегодня у них один урок и... в институте, в общем, они занимаются, но это уже после обеда. Так в институте они никому не нужны, а в школе учитель информатики у них болеет, а они... Вот скажи, что вы делали, а?

— В сети ковырялись, — с неохотой оторвавшись от стекла, ответил рослый парень, — кто по учёбе искал, а кто... по моей фамилии.

— Вот как! И что же он там нашёл? — Немного наигранно спросила девочка, очевидно, ожидая некой шутки.

— А, ерунду. Нечто в духе: "Эксперт Кошкин показывает, куда нынешний состав правительства направляет экономику Централа".

— Забавно, — хихикнула кузина. — Правда, я думала, будет интереснее. А направление, — добавила она куда тише, — ты, может, и так кое-кому покажешь.

— Так, ребята и девчата, — остановив дорогой, хотя и не новый, внедорожник, прервал разговор полный седеющий мужчина, — здесь у нас ямка-ямка-бух, потому Лена Большая пусть остаётся, а Лена Маленькая с Серёжкой идут гулять... ну, или пусть ремонт из своих карманных оплачивают.

— Дядь Коль, да зачем?

— То есть, как? Чтоб машину мне не доламывать...

— Нет, я к тому, вы езжайте, куда надо, а мы с Ленкой так дойдём, тут-то что? И так ведь говорите, что опаздываете.

— Да? — Хозяин машины колебался, но не потому, что высказанная племянником мысль была неразумной (в самом деле, какая опасность могла угрожать двоим подросткам на протяжении пути в двести метров по району, где почти сплошь жили те, на памятниках кому принято писать пафосные фразы о "мирном небе", "благодарности за жизнь" и прочем?), но потому, что первым додумался до неё не он.

— Пап, реально. Я тоже думаю, так надо сделать. Ладно бы как на той неделе, на свадьбе у маршала: я в туфлях и вечернем платье была, а кругом грязища... Теперь-то я в спортивках, и всё давно высохло.

— Ладно, валяйте. Только если кое-кто опять потерял ключи...

— Так твоя тоже...

— А как же?! Она ж твоя родственница! В общем, валите оба. Рано нас не ждите. Может, братца ночевать у нас оставить придётся, но это мы позвоним.

— Угу, пошли.

Помахав развернувшемуся автомобилю, оставляющему за собой настоящие тучи пыли, двое подростков неспеша направились в сторону островерхой крыши, венчавшей стоявший почти в степи особняк.

— Ну что, серёжка, — начала разговор сестра, — карты-то свои знаменитые забыл, небось?

— Опять лифаком при всех светить хочешь? Ай! Ты что это?!

— Это ты, что такой твёрдый?! Девочка потёрла собственный небольшой, хотя и довольно крепкий кулачок. А, вообще, покажи мне девушку, которая за такое не стукнула бы. Да и, вообще, лучше бы тебе о том случае не вспоминать.

— Это почему это?

— Потому. Ладно я: договаривались на раздевание, я и разделась, окей. И то, что дружок-то твой (он, к слову, сегодня не придёт) на меня пялил тоже... объяснимо... не на тебя же он пялил. Но ты-то куда?! Я твоя сестра, между прочим, а у тебя зенки чуть на пол не выкатились.

— На одну тебя разве? Да и смысл раздеваться, если...

— О, да! Светка сегодня тоже не придёт, будь спокоен! Она, может, и могла бы, но в тот раз ты на неё в белье так пялил, будто эру всеобщего благоденствия там... Девчонок ты никогда не видел, что ли?!

— Голых нет.

— Чего? — Сестра выглядела шокированной.

— Того. Нет, я, конечно, смотрел такие фильмы, там, картинки...

— Мультики... — казалось, девочка всё ещё с трудом верит тому, что слышит.

— И мультики. Но ведь это... ммм... не по-настоящему.

— А физра?

— Я освобождён, ты знаешь. А когда не был, то тоже не видел. Подсматривать — низко, а... я знаю, что у некоторых в школьных раздевалках есть окна, там, двери не закрываются, или ещё что, но не у нас. Вот и считай, вы с подругой были первыми, кого я видел полуголыми.

— Постой-постой. Ты мне раньше не врал, но я, всё-таки, думаю, что ты прикалываешься. Ладно, физра, меня перед ней тоже никто, наверное, не видел. Но ведь есть же, там, постановки, к которым, бывает, все вместе переодеваются или, ещё...

— Есть. Но всё это как-то мимо меня пролетало.

— А всякие там...

— Наниматься я не ходил, если ты об этом. Кредит под меня не брали. Да и на подвал тоже не таскали. Так что и по линии Агентства я девочек голыми видеть не мог.

— Понятно. Тогда мы дуры, что с таким играть сели...

— Почему же?

— Да потому, что тот, кто раньше видел голых девок, так бы не пялился... пялился бы, конечно, но далеко не так. Ещё и циничный такой: "серёжки-де можете оставить при себе, как и заколки, нам это не интересно", у-ууу! — Девочка вновь стукнула спутника. — А играть мы сегодня, всё равно, будем. Только... не на раздевание. Поинтереснее придумаем кое-что.

— Что же?

— Там узнаешь... Ой, так мы уже на месте! — Как-то подозрительно быстро сменила тему Лена Маленькая, доставая из кармана связку ключей.

Миновав начинавшуюся сразу за железными воротами аллею начинавших цвести сливовых деревьев, они оказались у высокого парадного крыльца. Здесь, стоя в глубоком поклоне, их встретили две девочки лет десяти-двенадцати, одетые в в строгие тёмно-синие платья с фартуками и чепцы, как у викторианских горничных. Приняв у хозяйки и гостя верхнюю одежду, собственноручно переобув их в тапочки, служанки бесшумно удалились, скрывшись за небольшой, почти незаметной в стене, дверкой.

— Узнал? — улыбнулась Лена, поставив маленькую, как у ребёнка, ножку на ступень мраморной лестницы.

— Кого, девчонок? Нет. А должен был?

— Вообще-то, их должность называется сеннЫе девки, и да, мог бы, ты ведь их раньше видел. Пару лет назад на дне рождения моей матери. Помнишь? Они ещё с родителями своими были.

— Да ведь я не из той линии, чтобы... мать-то моя младшая. Стало быть, я хоть, как это называется, "возможный наследник", но по факту прав состояния у меня никаких, даже в рабство могут забрать. Самого состояния, кстати, тоже. Так что, и из рабов у меня были и, скорее всего, будут, только левая и правая руки. И тусовки вашей оптиматорской я не знаю...

— И знать не хочешь. Ну, если будешь так рассуждать, то навсегда возможным и останешься. А на счёт девок подумай, пухленькая-то на батю своего сильно похожа. В начале нашей улицы жили, если совсем непонятливый.

— Т... ты хочешь сказать, — словно электрическая искра страшная в своей курьёзности мысль поразила не только мозг, а всё существо юноши, — она... из Свиньиных? Дочь...

— Браво! Я почти всё сказала, а ты взял и догадался! Только тому, о ком ты, наверное, подумал, она не дочь, а внучка. Дочь она полковнику Свиньину. Тоже герою, тоже из нашей, как ты говоришь, "тусовки". Да только как его-то отца, того самого, что "наш чудесный генерал" и "самим фактом существования доказывает, что зверь, давший ему фамилию, есть самый чистый на свете", паралич разбил, так всё у них и пошло... Дом, например, они продали ещё не успев достроить...

— А как же...

— А мемориальная доска тогда уже была. Её и отрывать новые хозяева не стали: нельзя, памятник. Да и не только генералу, а и их тщеславию: "смотрите, мол, в чьём доме живём!". Ну, так вот, потом квартирки он одна за одной... Потом и звание своё продал, а дочку за долги в агентство забрали.

— И вы её купили...

— Купили. Я даже больше скажу: за долг нам её и отобрали.

— Так как же...

— А так. Или было бы лучше, если бы я с её батьки теперь сапоги стаскивала, а? Серёж, как думаешь, это было бы лучше?

— Н... нет, но...

— Ничего не "но". Такая у нашей "тусовки" жизнь: на праздниках-то друг дружке улыбаемся, а за спиной только и думаем, как бы по миру пустить. Ладно... — вздохнув, девочка плюхнулась на диван, стоявший почти посередине небольшой угловой комнаты в третьем этаже, кивнув брату на кресло, отделённое от него столиком.

Вокруг последнего суетилась коротко стриженная африканочка — примерно ровесница девочек, встретивших их, одетая в похожее, но с более короткими рукавами и подолом платье. Закончив протирать стол, оставив на нём нераспечатанную колоду, два высоких стакана и бутылку "Колы" она отошла к двери и, став на невысокую тумбочку рядом с ней, вытянулась в струнку.

— Пусть будет? — Обратилась Лена к своему гостю.

— Что?

— Ах ты, господи! эта, я говорю... Знаешь, ты, пожалуй, в чём-то и поумнее меня, но как до таких вещей доходит!.. Пошла вниз, — обратилась она к девочке, — помоги там сама знаешь, с чем, и будьте готовы. Два звонка. Так вот, — обратилась она уже к брату, — условия такие: играем, сколько хочешь раз. На желания. Любые. Просто от и до. Скажешь с тобой переспать — пересплю. Скажу — отсюда прыгнуть на вон те штыри, — она кивнула на хорошо различимую за окном залитую бетоном яму с торчащими из неё арматуринами, очевидно, фундамент для некой постройки, — прыгнешь. Но, — подняла она ручку, заметив, что её собираются перебить, — это не относится к первым двум конам. Если хотя бы в одном из них ты победишь, то получишь, — она хитро улыбнулась, — сюрприз. Тебе понравится. Если проиграешь один кон, а другой — выиграешь, то, проиграв, пообещаешь мне, что, точно, возьмёшь приз.

— А.... а если оба раза проиграю? — Серёжа проглотил ком в горле. — Или... оба выиграю?

— Если проиграешь дважды, то станешь моим рабом на остаток дня. Со всеми вытекающими: отдашь мне всё, что у тебя теперь есть (телефон и ключи от дома к вечеру верну, не волнуйся), не будешь носить одежду, если не разрешу, и... полностью подчинишься мне. Ну, а если оба раза выиграешь, то получишь тот сюрприз и... ну, допустим, одно желание, тоже, любое. К тому же, сможешь отказаться от сюрприза, просто я в таком случае сильно обижусь, ну уж это — мои проблемы.

— А... потом...

— А потом ты сможешь, вообще не играть. Обязательные только первые два. И так, — взяв в руки колоду, девочка выжидательно посмотрела на него, — согласен с условиями или чем-нибудь другим займёмся?

— Согласен.

— Прям так быстро? И не страшно?

— Нет. И твои идеи на счёт желаний мне понравились. — Парень и сам не понимал, откуда у него взялось столько храбрости.

— До желаний ещё дойти надо. Раз так, то поехали. 21?

— Валяй.

— А не сильно рискуешь, братец? Твоих краплёных... краплёных-краплёных здесь нет, а в этой игре мне больше везёт.

— Но тут нет и зеркала у меня за спиной. Не тяни, ты дилер.

Кажется, лишь взяв в руки свои карты, Серёжа начал понимать, в какую "игру" оказался втянут. Желания здесь были только для отвода глаз. В тех же заветных двух конах сестра устроила всё так, чтобы, уж наверное, остаться в выигрыше. В самом деле, проиграет дважды — её собственность на остаток этого дня. Выиграет дважды (что вряд ли) — будет вынужден взять тот злосчастный, столь упорно навязываемый ему, если не хочет потерять сестру... во всяком случае, одного из немногих по-настоящему близких людей в её лице. Если же (что скорее всего) по итогам двух конов будет ничья, то, взять тот сюрприз будет, просто, обязан. А если учитывать, что желания были упомянуты его партнёром между прочим, то, скорее всего, по итогам знакомства с сюрпризом, которое состоится почти в любом случае, ему будет не до них...

— Е... ещё, — далеко не таким смелым голосом произнёс он.

Сестра молча бросила перед ним карту. Юный игрок опустил глаза. Девятнадцать. Почти гарантированная победа. Но что в ней толку, если, едва сев за игру, он уже оказался в заведомо проигрышном положении?

— Себе.

— Перебор. — Почти без интонаций произнесла девушка, положив пикового туза рядом с пятёркой и шестёркой. — Сюрприз твой. И не шугайся ты так. Говорила же: он тебе понравится. Это правда. Да и подумай сам, что бы произошло, если бы ты ни разу не выиграл? Наказание серьёзное бы получилось. Ну так и награда должна быть... В общем, давай ты поработай.

Слова сестры немного успокоили его, вернее... мальчику хотелось бы так думать. В то же время пёстрые кусочки картона в его руках говорили совсем об обратном, упорно не желая перемешиваться...

— Двадцать одно. — Туз и десятка упали на стеклянную крышку. — Теперь смотри, что мы сделаем.

Пальчик с чёрным ноготком дважды прикоснулся к пуговке звонка. Спустя секунд двадцать на лестнице послышались шлепки босых ног и в проёме появилась встречавшая их пухленькая двенадцатилетняя блондиночка. На девочке почти ничего не было, если не считать высоко сидящих трусиков от бикини с разноцветными цветочками. Последние, не врезаясь, без единой складочки, так хорошо сидели на формирующейся фигурке, что казались бы нарисованными, если бы не видневшаяся чуть выше резинки полосочка кожи, более светлой, чем остальная, да немного оттягивающий их указательный пальчик левой руки, будто приглашавший гостя. Ножки были не длинными, но вместе с тем обладали приятной полнотой, свидетельствовавшей, как и едва наметившиеся в области груди бугорки, о том, что их хозяйка начала расти. Смуглая кожа девочки была без преувеличения прекрасна: ни единого прыщика, ни единого шрамика или волосинки, и если бы не собственные ручонки, слишком сильно сжимавшие бока, можно было подумать, что на пороге стоит не живой человек, а куколка из пластмассы.

— Я люблю купаться с рабами противоположного пола, — совершенно спокойным тоном произнесла Лена, — о том, каково это, теперь узнаешь и ты. Девочек не обижать. Можно трогать за ручки-ножки, талию, попу, грудь... если найдёшь. Плавочки с тех, на ком они будут, не снимать, спереди не оттягивать. Не мешай им. В конце концов они здесь для того, чтобы доставить тебе удовольствие, а ты им не хозяин. Разговаривать можно, но начинаешь ты первый. Им не положено. Веди. — Обратилась она к голенькой рабыне.

Молча подойдя, блондинка взяла гостя за руку и, чуть улыбаясь, повела сначала по полутёмному холу третьего этажа, потом, — по чуть лучше освещённому второго, затем, оказавшись рядом с дверью, в которую на первом почти упиралась лестница, постучала в неё. Войдя, они оказались в выложенной мрамором большой ванной. В противоположном от двери, правом, углу её был джакузи, рядом с которым — душевая кабина. В дальнем левом углу был, казалось, недавно принесённый сюда массажный стол Рядом с дверью находились раковина, унитаз и биде.

Примерно посередине между этими узлами и ванной с душем стояли ещё две девочки. Первая, также виденная им в прихожей, была высокая и худая длинноногая шатенка, также довольно смуглая, но при этом более светлая, чем полненькая рабыня. Стояла она бочком, нарочно выставив назад недурную попку, подчёркивавшуюся чёрно-белыми трусиками в горизонтальную полоску, и выпятив грудь с сосочками, вокруг которых только начали увеличиваться розовые кружки. Третьей оказалась чёрная девочка, ранее накрывавшая на стол. Эта также стояла, оттопырив прелестную попку назад и выгнув спинку, но лицом, видимо, желая продемонстрировать собственные крошечные сисечки. Длинные ножки выглядели настоящим произведением искусства. Приятный не чёрный, а скорее, тёмно-коричневый цвет кожи подчёркивался, казалось, сверкающей белизной плавочек.

Стоило Серёже войти, как полненькая девочка стала сзади него, чёрненькая — справа и чуть сзади, а рослая шатенка, медленно приблизившись, погладила по лицу и начала по одной расстёгивать пуговицы его рубашки. Дойдя до нижней, юная служанка принялась за его ремень, а девчонка, стоявшая сзади, привычным движением стянула рубашку и, аккуратно сложив, передала чёрненькой. Штаны с гостя шатеночка снимала очень медленно, заставив при этом его член сильно натянуть светлые "семейники". Чуть улыбнувшись произошедшей в нём перемене, она чуть тронула своей ножкой его ногу, видимо, предлагая переступить. Стоило ему сделать это, как штаны тоде оказались у чёрненькой. Затем, чуть погладив по ноге, рослая девочка сняла с него один, потом — другой носок, а стоявшая сзади полненькая как-то уж слишком резко для такого момента сдёрнула с него трусы. Затем негритяночка с вещами направилась к небольшому туалетному столику, а две другие девочки, взяв под руки, отвели его к массажному столу, жестами попросив лечь на спину.

Стоило гостю сделать это, как полненькая служанка, быстро стянув с себя плавочки, уселась парню на живот, положив одну его руку на собственную формирующуюся грудь, а другую — на чудесную упругую попку. Поняв, что от него хотят, юноша принялся сначала робко и неумело, но затем всё интенсивнее ласкать девочку под усиливавшиеся, почти взрослые томные стоны. В это время её товарка, оседлав ноги клиента, сначала намазала его член каким-то маслом, затем принялась ласкать его своими ручонками, постепенно наращивая темп. В Это время стоявшая рядом с ванной негритяночка, видимо, желая хоть отчасти компенсировать сегодняшнее невезение, двигала рукой в своих трусиках.

— Уммм.... Да! Да, детки! — Против своей воли стонал гость! — Покажите, какие вы плохие... Быстрее, быстрее...

— Ох! забрызгал! — В миг наслаждения услышал он насмешливый голосок. принадлежащий, скорее всего, росленькой девочке.

На это подруга ответила шипением.

— Ладно, ладно, можно. — Улыбнулся он.

— Спасибо, господин, — чуть улыбнулась полненькая блондинка. — Сейчас она помоется, потом, если хотите, можем ещё раз.

— Так же, как и в первый?

— А как вы хотите?

— Хочу, чтобы чёрненькая делала мне хорошо, а ты оставалась, где была, — с этими словами он легонько куснул сосок блондинки.

— Ладно. Сейчас?

— Да.

— Иди, — кивнула пухленькая девочка.

Вновь занявшись исследованием юного пухленького тельца блондинки, Серёжа чувствовал, как маленькие, но сильные чёрные ручонки сначала вытирают салфеткой оставшееся после прошло раза, затем, вцепившись в него, ещё крепче, чем ручки предыдущей девочки наращивают темп...

— Хоросо? — Прозвучал тоненький голосок.

— Да-да.

— Иди вымойся и помоги с ванной, — приказным тоном произнесла, очевидно, бывшая за главную блондинка, — а вы пока полежите.

Когда джакузи был наполнен, парня усадили посередине него. После этого рослая девчушка принялась за его голову, шею и спину, чёрненькая, намылив ручки гелем, вновь потянула их к, казалось, вновь начавшему приходить в боевую готовность члену, а блондинка уселась справа и, попросив, наклонить голову, поднесла ко рту юноши собственный сосочек.

— Умммм! Ах! Да! Другой! Теперь другой! Как же! Ах.... Всё, хватит, хватит, — она легонько шлёпнула его по плечу, — а то я захочу секса.... Простите! — Закрыла она ручонкой собственный рот.

— За что?... Я понял. Да нет, всё нормально. Вы мне сделали хорошо, теперь я... одной из вас. Кстати, а почему твои подружки в трусиках?

— Правила. Если купаемся с гостем, то только та, которая, ну... где я, может полностью раздеться, и то, только пока снимаем напряжение. Так что, я уже нарушила...

— Это для всех рабынь так?

— Только для девственниц. Нашу девственность потом продавать будут, годика через три, а то и раньше.

— Кошмар!

— Не космар. Лена Николаевна хоросая.

— Сиди. — Повернулась полненькая к негритянке. — А вообще, да. Это ведь мне ещё повезло: голая денёк на коридоре поторчала и всё, потом в соседний дом, считайте, переехала, в другом качестве, правда. А вы Сашку спросите, как её следователи допрашивали, когда родителей в оборот взяли. Она-то уже рабыней была тогда, всё, что хочешь делать можно... Уголёк наш — это, и вовсе... она же у пленных родилась в ОТ-15. Знаете, что это?

— Спецпоселение.

— Кусок земли это, проволокой огороженный. Лавразийцев туда в конце Третьей войны пачками пихали без ничего... Некоторые как-то выжили, и детей заимели... вроде нашей. Да только, если бы её не купили, не лечили и не научили быть человеком... вы ведь поговорите с ней, двух слов связать не может, да немногим больше и знает... Так что и для них, и для меня такое положение, реально, спасительное... Ну что, вы у нас, вроде, чистенький. Может, хотите отблагодарить двух моих девочек?

— То есть, как же?

— А как меня только что.

— Можно. Тогда двигайся.

— Я с вашего позволения вылезу. Подготовлю вам вытираться и вещи.

— Ладно. Тогда ты, Белоснежка, иди сюда.

— Сто?

— Ближе двигайся, говорю, — и, обхватив за талию, подтащил чёрненькую девочку к себе, прикоснувшись губами к замечательной, идеально гладкой коже...

— Ну как, братик, понравился сюрприз?

— А? Да. Спасибо. Если можно, то скоро у меня...

— Знаю. Но на него я тебе кое-что по-приятнее придумаю. С девками моими, кстати, общался?

— Да.

— И как оно?

— Да никак... благодетели вы их, говорят.

— Ну, правильно, ведь если бы...

— Да знаю я! — Раздражённо перебил Сергей, — и про то, что вы не похожи на всяких подонков, которым рабы нужны только чтобы над ними издеваться, тоже знаю. — Но ведь не все такие, как вы. А как послушаешь... Я для себя решил: лучше быть свободным, но бедным, чтобы ни самому не попасть, ни в тирана не превратиться, хотя бы и доброго.

— Добрый тиран... — усмехнулась Лена, — ничего у тебя, братец, не выйдет. И знаешь, почему?

— И почему же?

— Да потому, что моим подарком будет невинность нашей блонды. Родители в курсе. Там... вы не просто переспите, а и другие рабыньки быть должны... тебе понравится, в общем, прикольный ритуал. И если вдруг ты откажешься, то не только я тебя возненавижу, но и, во-первых, она тоже...

— Хм...

— А что ты хмыкаешь? Для тебя же рабы — люди, так что нечего хмыкать. Так, о чём это я? А, во-первых, мы обе тебя возненавидим, а во-вторых, её невинность придётся дарить или продавать кому-нибудь другому. И если ты ей нравишься, это видно, да и к тому же сам подросток, то, вот другие...

— А что другие?

— Да ничего. Штейнберга знаешь? Слышал? Ну, вот, он славится тем, что своим конским членом разрывает в клочья всё, что можно, у юных рабынь... и рабов тоже... а ведь он таких девочек любит, да и с её бывшей роднёй у него счёты... Как тебе? Да ведь он не один такой. Так что, свернуть с этой темы у тебя не получится. Либо ты лишишь её невинности, после чего она так и останется сеннОй девкой в моём доме, с которой ты периодически будешь целоваться-миловаться, короче, станешь, как ты сам это назвал, "добрым тираном", либо будешь виновником её дальнейших страданий и, возможно, гибели, выбирай. Кстати, в картишки ещё будем?

— Нет, не будем.

Сергей хотел сказать ещё что-то, но его прервал звук въезжающего во двор джипа.