Поход в районную поликлинику завершился тем, что я оказался... в Онкоцентре. Думаю, молодая врачиха просто побоялась взять на себя ответственность, когда обнаружила у меня под мышкой внушительный желвак. Вообще-то, это была обычная атерома, я сам ей так и сказал. Ну да ладно. Полежим в онкоцетре на обследовании. Хоть какое-то развлечение.

Коридоры онкологического центра... Это мир теней. Тени людей с потухшим взором, с глазами, полными отчаяния... На этом фоне? наверное, резко выделялась моя розовощёкая, довольная Швейковская физиономия. Только один раз я услышал здесь смех. Это щебетали две весёлые девушки – практикантки. Этот смех меня даже резанул. Ну, не то это место, не то... Долго стоял в очереди на приём к онкологу. За белой обшарпанной дверью раздаются крики. Какая-то немолодая женщина рыдает в голос. Через приоткрытую дверь вижу, как она ползает на коленях, хватая за ноги рассерженную суровую докторшу.

— Нееет!!!

— У вас меланома, - говорит хладнокровно докторша, а дальше орёт:

— Вы всё поняли?! Оформлять вас? В стационар?

Я поморщился и, прикрыв дверь, взглянул на людей в очереди. Все сидели напряжённо с опущенными глазами. Когда я вошёл в кабинет к докторше, она была не в настроении. Видимо ей очень не понравилась моя жизнерадостная физиономия, и вот так я со своим смехотворным диагнозом оказался в стационаре, готовиться к операции и проходить обследования заодно.

В нашем отделении было от силы пара-тройка мужичков, да и те долго не задерживались. Исключая меня, понятно. Злопамятная докторша решила пропустить меня через все круги местного ада, включая диагностику радиоактивным технецием. Остальные пациенты были женщины. То ли мужички просто не доживали до рака, то ли предпочитали не обращать на него внимания, но такого количества лысых женщин в одном месте я до сих пор не встречал. Я помню фильм «Чужие-3», где показана небольшая постельная сцена с главной героиней, побритой налысо Рипли. Сцена такая же унылая, как и весь фильм. Плоскогрудая, мужиковатая, да еще в придачу лысая женщина наверное может возбудить товарища, у которого не было никакой женщины десять лет. Наверное. Но ни в коем разе не меня.

В этом царстве манекенов только медсёстры были бы чуточку привлекательны, если бы меня чем-то привлекало общение с надзирательницами. Иногда было приятно переброситься взглядом с какой-нибудь лёгкой по диагнозу пациенткой, которые впрочем, надолго не задерживались. Всё время я возлежал в двухместной палате на своей скрипучей хирургической кровати, смотрел на планшете фильмы и... писал этот рассказ. :)

Иных источников питания у меня не было, поэтому я, навострив уши, ждал протяжного возгласа поварихи: «На обееед! На обееед!». С кружкой в руках и ложкой в кармане я был среди первых в очереди в нашей столовке на два отделения.

А в этот раз я задержался. Задремал, в общем, и на старуху бывает проруха. Я уже всё умял, и подошёл с кружкой к бачку, чтобы разжиться чайком. Сахар-то у меня был в палате. И в это время в опустевшую столовую стали заходить люди из соседнего отделения. Я думал, что мир теней – это у нас, но пациенты из соседнего крыла нашего этажа вообще были похожи на зомби. При этом были какие-то пришибленные. Среди них я с ужасом увидел совсем молодую девчонку. Лицо у неё было бледного цвета, с каким-то оливковым оттенком. Шея перемотана, из бинтов и пластырей торчит трубка. Она, как и другие пациенты, уже не может глотать пищу. Им наливают половник чего-то оранжевого и жидкого в трубку, и потом в палате, они заливают эту жидкость через воронку. Так выглядит рак горла.

Господи, красивая ведь девчонка! И молодая. За что ты так, боженька?

Я стою, застыв, пропуская колонну этих живых мумий.

На ужин я уже сознательно пришёл позже. Сел за столик с кружкой чая и наблюдал за той девушкой, и она появилась снова со своим контейнером для питательного раствора. Мы встретились с ней глазами. В её глазах был ужас. Она ещё не привыкла к тому, что жизнь её в сущности, уже закончена и будет отправлена в расход в небесной бухгалтерии. Когда она со своей порцией подошла к двери, я вскочил, услужливо пропустил её и вышел следом.

— Позвольте, я провожу вас.

Она с удивлением посмотрела на меня. До сих пор, все её предпочитали не замечать. Все, кроме родственников. Она пожала плечами. Наверное, подумала, зачем это мне. Зачем это мне? – Я не знал ответа. Просто не выношу несправедливости. За что её так? Она что, расстреливала людей из пулемёта? Положила бомбу в самолёт? Распылила нервно-паралитический газ в метро?

— Вы какие фильмы любите? – спросил я нейтральным тоном.

Она буркнула что-то, закашлялась, и просипела:

— Я люблю про природу.

Вайфая здесь нет, он запрещён. Ну, как нет... Я полазил, нашёл один вайфай, обрадовался было: сейчас сломаю его и подключусь. Но он оказался принтерным, выхода в Интернет не было... Здесь нет выхода... Жаль, можно бы скачать фильмы про природу.

— У меня есть старая комедия с Пьером Ришаром на планшете, там много природы. Хотите, вместе посмотрим?

— Зачем?

— Ну, хорошая же комедия...

— Зачем это вам?

Она остановилась, глядя на меня тёмными расширенными зрачками.

— Ну, так скучно одному-то смотреть.

Её взгляд потух и стал каким-то безразличным.

— Пожалуйста, если хотите. Составлю вам компанию.

— Отлично, - заулыбался я – Пошли в наше отделение. В палате неудобно: вдруг нас застукают...

Она почти улыбнулась.

— . .. но около моей палаты есть уютный диванчик.

— Диванчик... Великолепно... Всегда мечтала о диванчике.

Она сидела на диванчике, глядя в стену невидящим взглядом, когда я присел рядом со своим планшетом.

— Раз уж мы познакомились, - продолжал я – Давайте обменяемся телефонами.

— Зачем?

— Будем переговариваться по ночам. Когда бессонница.

— Запали на меня? Да? - спросила она, глядя мне прямо в глаза с кривой усмешкой - Нравятся такие? Хочется экзотики?

Я невольно опустил глаза и молчал. Свои поступки я не мог объяснить и самому себе. Что же мне ответить ей?

— У меня ещё волосы не выпали, так что спешите. Или можете подождать, если как раз это вас заводит.

— Ну зачем вы так?..

— А как?!

Она прижала ладони к глазам и простуженно зашмыгала носом.

— Я скоро умру, - невнятно зазвучали её слова из-под ладоней - Так что пользуйтесь мной, пока есть такая возможность.

Я даже не нашёлся, что сказать. Резко встал, чтобы уйти к себе в палату.

— Подождите! - воскликнула она мне вслед просящим тоном.

Подошла ко мне сзади и принялась торопливо говорить мне в спину.

— Знаете, парня у меня нет. Да и не было никогда. У меня никогда не было мужчины. Понимаете?

Я обернулся, тупо вперившись в её бледное лицо с дрожащими от волнения губами.

— Я не хочу умереть девочкой. Вы это понимаете?

Я остолбенел. Всё, игры кончились. Передо мной прозвучало самое недвусмысленное предложение. Вот только к такому неожиданному повороту я не был готов. Сколько там положено девственниц правоверному мусульманину? Семьдесят? Господи, о чём я?

Она стояла передо мной с перекошенным дёргающимся лицом и ждала ответа. Больше всего на свете мне хотелось сейчас провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться... Я не видел, но чувствовал всей кожей лица, с каким презрением она смотрит на меня.

— Извините.

Она резко повернулась и побежала прочь. У меня всё сжалось внутри. Ни к чему здесь всякие интеллигентские сопли в такой момент. Реальность во всей своей беспощадности требовала от меня ответа за базар. Настоящего мужского ответа.

В два прыжка я настиг её и схватил за руку. Она обернулась, взглянув на меня глазами, залитыми горькой влагой.

— Сегодня вечером в десять я жду тебя в вестибюле, - проговорил я твёрдо - Я позвоню тебе.

Я повернулся и решительно зашагал прочь.

***

Лифт спускался до самого подвала, это нулевой этаж. Иногда посетители случайно заезжали сюда, недоуменно таращились в неуютную изнанку онкоцентра и спешили подняться отсюда побыстрее. Мы вышли из лифта, и она робко взглянула на меня. Я осторожно обнял её рукой за плечо и ощутил, как она дрожит.

— Здесь недалеко, не бойся.

Двери лифта за нами закрылись, и тот замер в ожидании вызова. Мы прошли немного вперёд, свернули налево, в тускло освещённый коридор. У меня было впечатление, что я веду девчонку на казнь. Точнее даже, что я веду её к месту нашей общей казни. Прямо как в "Рассказе о семи повешенных" Леонида Андреева. А здесь у нас своя драматургия, не менее изощрённая и беспощадная.

Вот эта дверь, она не закрыта. Шарю на стене выключатель, и комнату заливает яркий мертвенный свет ламп дневного света. Это гардеробная, здесь кастелянша выдаёт одежду выписывающимся.

— Заходи.

Просовываю ножку стула в дверную ручку, и дверь надёжно заблокирована. Девочка стоит, растерянно оглядываясь. Здесь почти ничего нет, только массивный стол да вешалка в углу. Окно выдачи закрыто.

Сердце у меня забухало в груди от всего происходящего, от этой сводящей с ума реальности. У моей спутницы тоже, она даже порозовела. Ушки прямо пылают. Что дальше?

— Раздевайся, - как-то неожиданно резко прозвучал в тишине мой голос.

Она со страхом смотрит на меня. Ей никогда не приходилось раздеваться перед мужчиной, который внимательно наблюдает за этим. Почувствовал себя гестаповцем каким-то. Мелькнула трусливая надежда, что девочка застесняется и убежит. Её лицо исказила гримаска боли, когда она машинально попыталась сглотнуть. Она ведь уже не могла глотать. Это вернуло её в привычную обстановку боли, в обстановку больницы, и это успокоило её. Она расстегнула короткую курточку и, поколебавшись, спустила серые спортивные брючки. Она стояла передо мной в клетчатой рубашке и аккуратных беленьких трусиках, опустив руки. Я молчал.

Она закусила губку и отвернулась. Торопливо расстегнула рубашку и бросила её на стол. Лифчика на ней не было. Она так и осталась стоять у стола в одних трусиках, съёжившись и прижав руки к груди. Я сорвал с себя куртку и брюки, забросил их на стол и остался полностью обнажённым. Когда моя грудь, живот и бёдра прижались к её маленькой худенькой фигурке с выступающими костяшками позвоночника на скорченной спинке, то ощутил себя педофилом, подминающим под себя невинное и беззащитное детское тело. Она вздрогнула, и в полной тишине было слышно, как она напряжённо дышит.

Ну, что тут делать! Ну, не педофил я и не садист. Эта девочка была мне как младшая сестрёнка, которую нужно защищать. Не было во мне такого животного возбуждения, чтобы наброситься, овладеть, глядя в наполненные ужасом и слезами глаза... И этот резкий синюшный свет, не похожий на солнечный. Который бывает на крохотном пустыре, заросшем травой. Девочка моя, ты помнишь, как пахнет нагретая солнцем крапива, как тревожен случайно нахлынувший запах божьих коровок?

Словно почувствовав мою нерешительность, она обернулась, с обеспокоенным выражением на лице посмотрела на меня, и наши губы встретились. Затем она взглянула вниз, а я зарылся лицом в её волосы. Она уже была женщиной, и она всё понимала, следуя своим инстинктам. Она опустилась на корточки, и я почувствовал её дыхание на своих бёдрах, когда она приблизила ко мне своё лицо. Прикосновения её губ словно пропускали через меня ток. Это неправильно!.. "Не надо, прошу тебя!" - хотелось выкрикнуть мне, но я лишь застонал, когда моя плоть оказалась в плену её пылающих губ. Её длинные музыкальные пальцы двигались словно по телу флейты, исследуя её на способность извлекать нужные звуки. Я резко выдохнул, почувствовав нарастающее возбуждение.

— Я... всё правильно делала? - спросила она, поднявшись на ноги и переводя дыхание.

— Прости... - только и смог выдохнуть я.

— Ты тоже, - неловко улыбнулась она.

Затем её взгляд вновь стал напряжённым и ожидающим. Я поднял её на руки посадил на стол. Она обняла меня за шею, подняла ноги и развела в стороны колени. Как заворожённая, вновь уставилась вниз.

— Смотри мне в глаза, - тихо, но настойчиво произнёс я.

Тонкая эластичная ткань трусиков под моими пальцами податливо отошла в сторону.

— Смотри мне в глаза! - вновь одёрнул её я громко.

Она закрыв глаза, царапала ногтями мне спину и отрывисто дышала, в то время как я исполнял бремя мужчины, посвящая её в женщины. Она не проронила ни звука. Она привыкла к боли.

Мы прижались друг к другу. ЭТО уже произошло, наши тела находились в соитии, а я покрывал поцелуями её лицо. Её тело не хотело отпускать меня, и мы просто целовались. Затем она оторвалась от моих губ и посмотрела на меня тёмным и пьяным взглядом.

— . .и меня, - отчётливо произнесла она, тяжело дыша.

Это грубое слово прозвучало неожиданно и резко. Моё возмущение от этой грубости переросло во вспышку желания. Её хрупкое и гибкое как веточка тело забилось в моих руках, мои бёдра бились о её ягодицы, она хрипела, распятая на столе, беспомощно раскинув руки.

Потом она стояла на коленях, обняв мою ногу.

— Я никогда не думала, что в жизни бывает такое, - призналась она, глядя на меня снизу вверх.

***

Длинные гудки вызова. Затем в трубке щёлкнуло.

— Лера? - спросил я.

— Лера умерла, - ответил на том конце равнодушный женский голос.

— Простите... Я могу...

— Нет! - оборвали меня.

Я вышел на балкон. Трясущимися руками вынул из пачки сигарету. Закурил, но моё горло сжимали спазмы. Тёплой весенней ночью звонко звучала капель.

Она где-то там. Лежит в могиле в белом свадебном платье под чёрным стандартным обелиском. Таким же чёрным, как это тёмное ночное небо.

— ---------------

Кейт Миранда.

mir-and-a@yandex.ru