Нервно и неуверенно войдя в комнату, Ральф Кейн окинул сладострастное видение своей дочери благоговейным взглядом человека, чьи глаза впервые увидели мир.

— Папа, закрой дверь и запри ее! Ты хотел меня о чем-то спросить, не так ли?

— Я... я не понимаю... что... что... что случилось, Астрид. Ты так изменилась, а я упустил это...

— Помолчи! Подойди ко мне! Ближе! Смотри — этот хлыст, который я ношу с собой, — это не просто игрушка. Это тот предмет, которым я буду охаживать тебя по ягодицам, если захочу. Не существует никаких вопросов, на которые нужно отвечать, как и вопросов, которые можно было бы задать. Сними сюртук и положи его на пол. Быстро, сейчас же!

— Моя дорогая, если бы ты только объяснилась, — дрожащим голосом произнес ее отец, который, несмотря ни на что, чувствовал в себе сильнейшее волнение при виде властно поднимающихся и опускающихся грудей и крутых бедер, подобных которым он не встречал уже давно, со славных дней доминирования своей тетушки. Его сюртук упал, он попытался было поднять его с пола, но быстро замер под пристальным взглядом Астрид.

— Это я должна объяснить?!! — спросила она, насмешливо скривив губы, хотя внутри нее и чресла и живот дрожали от предвкушения удовольствия. — Ты, который готов был бросить своих дочерей и оставить их без наследства, не заслуживаешь никаких объяснений! Отныне тебе остается только повиноваться, — взорвалась Астрид, ее глаза сверкнули так, что он лишь вжал голову в плечи. Его ноги начали мелко дрожать, он начал ощущать чрезмерную эрекцию своего пениса, настолько явно проступающую сквозь ткань бриджей, что они больше не могли ее скрывать. Сквозь тонкую ткань пеньюара девушки он мог видеть, как выпукло торчат ее твердые соски и ярко просвечивают коричневые ореолы, которые их окружают. Его колени ослабли, а во рту пересохло.

— Я не знаю... не знаю... что... что сказать, моя дорогая, — пробормотал он, заикаясь.

— И хорошо, что ты этого не делаешь, отец. Твое поведение было предосудительным во всех отношениях. Чувство слабости и отсутствия цели затмевает весь наш дом, поэтому я предлагаю разогнать эти тучи. Отныне и впредь в доме буду править я! Мои приказы станут твоими желаниями, какими бы они ни были, пусть даже невысказанными. Ты не будешь искать ничего, чего я не могла бы тебе предложить, — но все же ни жестокость, ни презрение не входят в мои намерения. Тебе нужно только понять, что ты полностью подчиняешься моей власти, и все будет хорошо. На колени, сэр!

При этих словах ее отец со стоном бухнулся на колени, его ноздри начали подергиваться, когда он уловил тончайшую смесь ароматов, исходивших от ее тела. Улыбнувшись про себя, Астрид медленно развязала поясок пеньюара и позволила одеянию упасть на пол позади нее, где оно легло тончайшей темной пеной. Нерешительно подняв голову, он с благоговением уставился на гордые, обнаженные выпуклости ее грудей и безумные намеки на эротический восторг, которые предлагали ее панталоны.

— Разрешаю тебе поцеловать мои бедра, — отстраненно пробормотала Астрид, придвигаясь к нему всем телом, и вновь решительно раздвигая свои длинные стройные ножки.

— О, моя дорогая... моя дорогая! — прохрипел ее отец. Протянув дрожащие руки вверх, он попытался обхватить ее бедра, но за этот жест получил резкий шлепок ремешками по спине.

— Нет! Ты не должен прикасаться, отец! Приложись губами, но только один раз, и то только в знак уважения к коже моих бедер, а затем замри в вертикальном положении! Я вижу, твой член хорошо поднят напряжен, но я позвала тебя не для того, чтобы успокоить его. Вот так! Хорошо. Я прекрасно вижу, куда устремлен твой взгляд, именно для этого я и оставила свои панталоны. Поднимись! Стой спокойно!!!

Вскочив на ноги и чувствуя головокружение от прикосновения своих губ к гладкой бархатистой коже, Ральф Кейн смотрел на свою дочь с таким вожделением, которое едва мог сдерживать. И все же Астрид уже хорошо изучила его. Его грехопадение произошло тогда, когда он вторгся к ним в момент порки ею Патрисии. Если бы он захотел, — и если бы она действительно оказалась слаба, — он мог бы уже тогда взять все под свой контроль. Было много мужчин, которые именно так и поступили бы, но Астрид в глубине души знала, что в конце концов их тоже может усмирить опытная и знающая женщина, которая не боится пойти по своему истинному пути. Наблюдая, как он слегка покачивается на ногах, она поджала губы и по-кошачьи двинулась вокруг него, презрительно шлепнув его хлыстом по ягодицам так, что он застонал и вздрогнул.

— Я... я... умоляю тебя, Астрид, дорогая!

— Не сомневаюсь в этом, отец. В твоем собственном доме есть свои сокровища, не так ли? Но увы, ты опоздал с их открытием. Будешь своевольничать, — и ты ничего не получишь, потому что и Патрисия и Джемайма так же крепко находятся под моим контролем, как и ты. Разве ты этого не хочешь? Говори правду!

— Да! Да, Астрид!

— Наконец-то ты полностью признался, но я не намерена в знак этого снимать свои панталоны, — как ты, возможно, желаешь. Я не хочу баловать тебя, папа. Тебе будут доступны определенные удовольствия, но только связанные с твоим послушанием. Снимай свою одежду сейчас и не медли! Я хочу увидеть тот похотливый орган, который ты, очевидно, намеревался нам показать.

— Астрид, ты позоришь меня!

— Я вовсе не подвергаю тебя позору, мой дорогой отец, я лишь возбуждаю тебя. Давай не будем жонглировать словами. Покажи мне свой член и ядра сию же минуту, или я выпорю тебя по-настоящему. Снимай бриджи!

Рот дрогнул от изумления, а щеки вспыхнули, — ее отец поспешил повиноваться, не преминув заметить, насколько соблазнительно его властная дочь двигала бедрами, когда он демонстрировал себя. Его руки, влажные от пота, дрожали, когда он, наконец, снял с себя рубашку и предстал перед ней полностью обнаженный, с гордо вздыбленным пенисом внизу живота. Позволив своим глазам горячо ответить на его пылкий взгляд, Астрид предостерегающе прижала рукоятку хлыста к его ягодицам и взвесила его налитые ядра в своей ладони, пусть и не соизволив коснуться его члену, дрожавшему от сильного и нетерпеливого желания ее ласки. Его размеры и твердость порадовали ее, несмотря на то, что он был весь в прожилках и едва заметно пульсировал. И вновь ее бедра чувственно задвигались, заставляя руки отца сжаться в жалком желании. И все же, живо припомнив, как вела себя в подобных случаях его тетя и как она с ним обращалась, он остался неподвижен.

Чувственные, едва заметные, движения Астрид были вызваны, однако, не эротическим желанием, а тем фактом, что ей все больше и больше хотелось облегчиться. Поэтому в ней росло напряжение, ибо удержание мочевого пузыря доставляло ей особое чувственное удовольствие, подобное тому, какое она испытала до его появления. Повернувшись и намеренно делая каждый шаг так, чтобы ее обтянутые шелком ягодицы нарочито сладострастно вздымались и опускались, она подошла к окну и долго смотрела в него, казалось бы, в задумчивом настроении. С каждой секундой в ней росло напряжение желания, но она выдерживала его. С каждой секундой ее неподвижно ожидающий отец чуть покачивался на ногах, чувствуя себя одновременно глупым, похотливым и униженным, — именно так, как часто просила его душа.

Потом девушка, великолепная, будто греческая богиня, повернулась и вновь позволила ему насладиться размеренным покачиванием своих грудей и чувственной привлекательностью своих бедер и ног. Ей понравилось то, что он каким-то непостижимым образом смог сохранить молчание. Это было хорошим предзнаменованием.

— Ложись на кровать, сомкни ноги вместе, руки по швам, — приказала она самым резким тоном, который не допускал отказа.

Возможно, в тот момент Ральф Кейн подумал, что небеса действительно ему благоволят — все произошло на самом деле, как он тайно желал, хотя и не сразу в той манере, в которой двигались его похотливые мысли. Не успел он устроиться в самом центре кровати, как Астрид вскочила, и подойдя вплотную к нему, встала над ним. После, раздвинув ноги над его головой и, повернувшись лицом к его ногам, она выплеснула упругие половинки своей обтянутой шелком попки прямо ему на лицо, вызвав с его стороны ворчание и стон, когда он тщетно пытался втянуть воздух. Смесь ароматов, которые сейчас атаковали его ноздри, была поистине божественной. Духи Астрид смешивались с мускусным запахом, исходившим от ее жаркой пещерки, в то время как между ее раздвинутыми ягодицами его ноздри слегка щекотал другой запах.

Когда раздались его стоны, Астрид поначалу не двигалась, а лишь устроилась поудобнее, так что его нос уткнулся в шелк между ее полумесяцами. Ее бедра чуть шевельнулись, но не настолько, чтобы она сдвинулась с места. Щекочущий жар в ее норке теперь быстро нарастал, и она знала, что больше не может сдерживать зов природы. Услышав, как его фырканье усилилось, она приподнялась всего на полдюйма, чтобы позволить ему вздохнуть, а затем величественно опустилась еще раз. Момент был близок, и она озорно утешала себя, — одновременно горячо желая этого, — что ее отец вполне заслужил то, что он вот-вот получит.

Медленно подняв руки, она обхватила ладонями свои груди, лаская и смакуя эти упругие, шелковистые, тяжелые шарики, как это делал бы опытный любовник, щекоча и пощипывая пальцами свои возбужденные торчащие соски. Приглушенные вздохи, которые доносились из-под нее, она проигнорировала и только крепче сжала колени у его плеч.

«Джулия!»

Имя прозвучало беззвучно, как приветствие и дань уважения той, кто обратил ее в свою веру и полностью раскрыл ее чувственную женственность. Поверхность ее живота покрылась легчайшей рябью, ноздри расширились, а нижние щечки так напряглись, что придавили кончик носа ее отца.

Сэр Ральф Кейн, раскрасневшийся, лежащий под обволакивающей темнотой ее попки и с безумно пульсирующим членом под ее затуманенным взглядом, поначалу почувствовал, как легкая струйка прошла сквозь шелк ее штанишек и проникла в его рот. Услышав его фырканье, Астрид ангельски улыбнулась. Вид его подрагивающего члена с набухшей от безумного напряжения головкой более не интересовал ее, но оставался запечатленным смутным далеким образом в глубинах ее сознания. Она начала мочиться, и зудящее наслаждение от попыток контролировать это безумно будоражило ее чувства. Ее выпуклая попка задвигалась, извиваясь и потирая его нос, рот и щеки. В зеркале туалетного столика, стоявшем в конце кровати, Астрид могла видеть только верхнюю половину своей фигуры, но этого было достаточно. Прежде всего, она могла видеть свои собственные красивые, сияющие черты лица и розово-коричневые твердые соски, торчащие сквозь ее тонкие изящные пальцы.

Этот момент наступил — момент полного подчинения самца победившей его самке.

— Хррррр! — захрипел под ней покоренный мужчина. Брызгая и сверкая, ее золотой дождь заливал его лицо, наполняя ноздри и рот едкой сладостью, обжигавшей кожу. И если бы не его собственные задыхающиеся звуки, он, возможно, услышал бы сверху довольное мурлыканье своей дочери, когда она до конца освободилась, полностью замочив свои панталоны так же, как и лицо своего родителя.

— Оххххх! — радостно вздрогнула она про себя и в последний раз пошевелила своей влажной упругой попкой, прежде чем изящно приподнять бедра и встать с кровати с грациозностью сытой и довольной кошки. Тыкаясь вслепую, втягивая в себя воздух и золотую дань, которой она одарила его, сэр Ральф повернулся, а затем попытался приподняться. Его ладони безумно скользили по полностью мокрому лицу.

— Лежать! Я не разрешала тебе вставать! — рявкнула Астрид. Ей хотелось сейчас кончить и затрепыхаться в оргазме, но она совершенно не собиралась доставлять себе удовольствие у него на виду. Стянув промокшие штанишки и совершенно не обращая внимания на его присутствие, она тщательно обтерлась полотенцем, держа его между бедер, прикрыла себя, а затем повернулась к нему.

— Ступай, отец! — холодно произнесла она, наблюдая при этом, как яростно стоял его член.

— О, Боже! О, Боже! Астрид! Я сделаю все, что угодно! — воскликнул он, скатываясь с кровати и бросаясь к ее ногам, покрывая поцелуями ее полусапожки.

— Возьми себя в руки, отец, — ответила отстраненно дочь, хотя прикосновение его губ сквозь тонкую кожу ее обуви заставило ее пальцы приятно поджаться. Было бы неплохо, если бы он пососал ее пальцы, решила она, но такое маленькое удовольствие может пока обождать.

— Астрид! Если бы ты только...

— Только что? — спросила она таким тоном, которым можно было бы резать бумагу. Она хорошо знала, что он не осмелится ответить ей прямо. Без сомнения, он хотел спросить и, следовательно, заявить прямо о своем желании, но девушка знала, что лучше не предлагать ему даже это отдаленное удовлетворение. — Иди! Ты достаточно унижен и посрамлен. Быстро одевайся, я хочу умыться, — коротко добавила она. Убрав ногу от его рта, она повернулась и смело продемонстрировала ему свою обнаженную попку, свои полные и сочные половинки там, где они соединялись, образуя глубокую, таинственную, но такую возбуждающую расселину.

— Астрид! О, Астрид! Я бы все отдал! — взмолился он, стоя на коленях позади нее.

Находясь всего в футе от него, и оставаясь совершенно неподвижной, Астрид позволила себе мимолетно улыбнуться, — улыбка, которую он не мог видеть.

— Да? Отдал бы все, отец? О да, ты отдашь абсолютно все! — Ее попка задрожала и напряглась, когда она заговорила. — Отныне я не буду повторять тебе что-либо дважды. То, что я прощаю тебя в этот единственный раз, ты можешь считать своей неслыханной удачей. Что я тебе сказала сделать?

— Удалиться... но я бы хотел... Ах, как же я могу выразить свои мысли? Я не знаю тебя, и все же теперь я знаю тебя лучше, чем кого-либо другого! Позволь мне быть смиренным в твоем присутствии, моя дорогая...

— Позволить??? Да я приказываю тебе, глупец! У тебя хороший член, отец, и он будет пущен в ход. Убирайся сейчас же, иначе я позову Крисси!

— О, я верю, что ты это сделаешь! Окажи мне только милость, позволь мне одеться самому.

— И чем скорее, тем лучше, отец, — томно ответила Астрид.

Шагнув вперед, она села за свой туалетный столик и начала расчесывать волосы. Движения ее рук заставляли ее груди восхитительно покачиваться. Он не мог не видеть их соблазнительных движений, когда пытался одеться, что оказалось еще труднее из-за безудержного, неудовлетворенного, торчания члена. Затем повернувшись на своем табурете, и постаравшись, чтобы та вожделенная сокровищница между ее бедер была сокрыта от его взгляда, Астрид презрительно посмотрела на него.

— Иди в свою комнату, а потом прими ванну, отец. Ты выглядишь совершенно отвратительно.

— Да, моя дорогая. Прошу тебя, если ты только соблаговолишь позвать меня еще раз...

— Я могу не призывать тебя несколько дней. Помни о своем поведении, папа. Те удовольствия, которые ты получишь — о которых позабочусь я, — не будут иметь распутного характера. Ты здесь для того, чтобы служить. И чем быстрее ты свыкнешься с этой идеей, тем для тебя будет лучше. Если бы я сейчас позвала Патрисию и раздела ее, что бы ты сделал? Отвечай быстрее!

— Н... н... ничего, моя милая, кроме как только по твоему приказу...

— Превосходно! Похоже, ты усвоил то, что я тебе говорила — по крайней мере, кое-что. У нее роскошные бедра, не так ли? И довольно аппетитная попка! Однако ты будешь останавливаться не на подобных мыслях, а на серьезности моего отношения к тебе, поскольку в любой момент я могу счесть твое поведение неподобающим. Более того, все домашние дела отныне полностью в моих руках. Это понятно?

— Да, любовь моя, несомненно! Воистину, именно так!

— Хорошо. Можешь считать, что тебе повезло, что все изменилось. Дни нашей скучной жизни закончились. Что ты думаешь о Крисси? Разве она не хорошенькая девушка?

— А? Что? Крисси? А, да! Да, конечно!

Развернувшись еще раз таким образом, чтобы ее отец мог явно, но очень мимолетно увидеть ее набухшую киску, Астрид снова обратилась к своему собственному отражению.

— Я приведу ее к тебе сегодня вечером, отец. Ты порадовал меня больше, чем считаешь сам, хотя судишь об этом не как о высшей награде, а как о простом поощрении, которое я в любом случае могу отозвать по своей собственной прихоти. Это тебя подведут к ней, а не она придет к тебе. А теперь ступай, — повторила Астрид еще раз, ее тон вновь стал таким резким, что через мгновение хлопнула дверь, и она вновь осталась одна. Поднявшись и опять накинув пеньюар, она позвала Крисси.

— Пусть ко мне придет Джон!

— Да, мисс, сию же минуту!

Не успела горничная исчезнуть, как перед новой хозяйкой поместья нерешительно появилась Патрисия, робко постучав в дверь первой. Ее щеки порозовели, а губы приоткрылись.

— Наш дорогой папа совершенно мокрый! Что здесь произошло? Он лишь мельком взглянул на меня, а затем исчез в своей комнате, — воскликнула девушка.

Астрид вздохнула.

— Не нужно тебе, Патрисия, задавать вопросы. О том, что случилось, я сообщу тебе, когда у меня будет настроение. Ну, допустим, папа облился водой и больше его не увидят до обеда. Приготовь мне ванну, дорогая — попозже я собираюсь выйти из дома.

— Куда, Астрид? Можно мне пойти с тобой? — полюбопытствовала юная леди, снова позабыв о том, что ей говорили не задавать вопросов.

— Нет, нельзя. Однако ты можешь развлечься в мое отсутствие, дав немного дополнительного образования нашей дорогой Джемайме. Милое дитя просто жаждет получить новый опыт, но прежде чем она его получит, ее нужно еще немного подучить, — как и тебя, Патрисия...

— Но... но я не знаю, что делать. Я не желаю ее наказывать...

— Ну конечно, нет. Почему ты должна желать этого? — холодно спросила Астрид.

За дверью раздался стук, заставивший ее раздраженно вскинуть голову от того того, что кто-то посмел помешать ее беседе. — Минутку, Джон! — крикнула она и снова обратила свое внимание на свою сестру. — Сегодня вечером, Патрисия, после того как я вернусь, мы немного позабавимся, каким бы поздним не был час. Крисси должна заполучить в свою влажную киску добротный, толстый член. Это принесет ей огромную пользу. Я могу попросить тебя позаботиться об этом.

— О! Но кто же..? То есть, я имею в виду... Оооо!

— Ну право слово, дорогая, ты говоришь в точности как наш папа. А если бы я поручила это тебе?

— Я... я... я не знаю!

— Скоро ты все узнаешь, милая, и, возможно, в этом деле тебе улыбнется удача. Завеса скромности, облегающая тебя внутри и снаружи, снята еще не полностью. Когда это произойдет, я верю, что ты будешь такой же похотливой девкой, как и любая другая. Тебе нравится, когда тебя называют девкой? — весело рассмеялась Астрид и поцеловала свою слишком серьезную сестру в губы. При этих словах Патрисия попыталась взять себя в руки, потому что сейчас ей больше всего хотелось быть такой, как ее сестра.

— Да, я бы хотела сделать это снова, — смело заявила она.

Услышав это, Астрид снова рассмеялась и взъерошила волосы сестры.

— Тогда это и к лучшему, хотя, думаю, мне все равно придется тебя связать. Папа очень хочет присунуть свой член в твое нежное гнездышко.

— О! — покраснев, воскликнула Патрисия и выбежала из комнаты, совершенно забыв о своих попытках стать собственницей и чуть не сбив стоявшего у двери лакея.

Глаза Джона, вызванного затем внутрь, буквально упивались эротическим зрелищем, которое представляла его легко одетая госпожа. Но он уже знал, что даже в этом случае лучше ничего не делать, кроме как смиренно стоять и ждать.

— Ты знаешь, как открывать окна, Джон?

— Ээээ, мисс. Чтобы залезть внутрь, вы это имеете ввиду? Ручаюсь, что знаю. Для этого нужно всего лишь тонкое лезвие ножа и немного осторожности, а затем...

— Достаточно, Джон. Возьмите нож, а лучше два, на случай, если один из них сломается. Ужин будет подан сегодня вечером на час раньше. Передай это кухарке.

— Да, мисс, но что мне делать с ножом?

— Принеси его с собой, идиот. После ужина мы с тобой отправимся кое-куда!