ПИСЬМО XIX

На следующий день, вскоре после нашего приезда домой, Мама исчезла. Мы знали, что это было для того, чтобы насладиться ее очаровательным пажом и дать ему первые плоды после ее поздней помывки. Софи лукаво спросила, не хотим ли мы с Фредом последовать такому хорошему примеру.

После такого вызова мы не могли не принять его. Поэтому, поднявшись в хижину, где я впервые насладился ею после того, как ее любящий Папа взял верх, мы удовлетворили милое создание двумя двойными трахами, причем каждый получил удовольствие в обоим канальцах. После чего мы объявили перерыв, так как не хотели слишком сильно предвосхищать то, что мы намеревались начать этой ночью.

Из моей двери была видна дверь комнаты Мама. Так что, наблюдая за выходом ее горничной, я оказался у нее первым. Я застал милочку только что сбросившей сорочку, и она стояла во всем великолепии своих великолепных форм. Я бросился к ней и обнял ее; наши губы и языки встретились в сладком объятии. Я мягко толкнул ее на кровать и, умоляя об изысканном удовольствии первого лизания пизды, помог ей подняться. Затем, взяв подушку, я встал на колени на полу, расположив ее так, чтобы ее ноги лежали на моей спине, и погрузил свой язык в ее всегда готовую пизду. После нескольких восхитительных облизываний я взял ее большой и твердый клитор, пососал его и провел по нему языком, а три пальца в ее пизде послужили дополнительным стимулятором, и дважды я заставил эту развратную красотку излить возлияние ее похоти.

— Поднимись, мой дорогой Харгроув, - крикнула она, - и позволь мне трахнуть тебя.

Я встал, прыгнул в постель, лег на спину, и великолепное создание оседлало меня, насаживаясь на мое твердое орудие. Восхищенными глазами я созерцал великолепную красоту ее великолепной фигуры во всем действии возбужденной похоти.

Она быстро залила меня еще одним обильным потоком, а затем опустилась на живот в мои любящие объятия. Минуту или две мы лежали молча, и только наши языки с любовью проникали друг другу в уста, пока жгучая радость не возбудила нас настолько, что наши действия стали быстрыми и неистовыми, чтобы завершиться во всем избытке страсти.

В этот момент, когда ее ягодицы сомкнулись, а пизда со всей пылкостью впилась в меня, вошел Фред. Видеть и участвовать было одно и то же. В одно мгновение, прежде чем мать поняла, что он там, он подскочил к ней сзади, и его пульсирующий хуй яростно стучал в ее заднюю дверь, которая, благодаря ее закрытому давлению на меня, была в данный момент недоступна. Но его мать была слишком жадной и ненасытной после того, как в ней был хуй, чтобы отказать во входе другому, как только она узнала, кто там. Так что, выставив наружу свой великолепный зад, она открыла свою заднюю дверь, и Фред ввалился внутрь и тут же начал возбужденно там бегать.

Дополнительное удовольствие от нового хуя в тот самый момент, когда она только что кончила, привело Мама во всю дикую ярость ее ненасытной похоти, и когда ее сын быстро и яростно вгонял свой возбужденный и кровосмесительный хуй ей в зад, она опередила его и дважды кончила против его одного.

До сих пор я был восхищенным, хотя и пассивным зрителем захватывающей сцены, но мой хуй поднялся в ответ на их дикие крики агонизирующей радости, когда они взаимно угасали в избытке страсти. Поэтому я немедленно взялся за бег и, к восторженному восторгу Мама, заставил ее снова потратиться, но сам старался не делать этого, рассчитывая на последующие усилия, но нисколько не желая уменьшить, если возможно, буйную и ненасытную похоть, овладевшую Мама.

Появилась милая Софи и отругала нас за то, что мы начали раньше всех. Затем вошел Папа, а за ним Уильям, и мы рассвободились с Мама, чтобы сделать более общие приготовления.

Для того чтобы все мы могли начать все сначала с общего гамахуча, мы, три предыдущих оператора, очистили себя. После этого у нас была короткая предварительная дискуссия о том, каков должен быть порядок нашей процедуры, во время которой милые дамы обрабатывали наши хуи. Как и положено, мама взяла по одному в каждую руку, предоставив позаботиться о Папа его прелестной маленькой дочке. Эти ласки не были доведены до крайнего завершения и прекратились, когда мы определились с нашим общим планом действий.

Сначала мы сняли с двуспальной кровати четыре матраса (у каждого было по два, как это обычно бывает на лучших французских кроватях) и разложили их все близко друг к другу на полу, оставив большую кушетку для любых положений, которые могли бы потребовать возвышения объекта поклонения.

Совершенно голые, мы легли кругом, и моя голова оказалась между великолепных бедер Мама. Я сосал ее клитор и восхитительную дырочку внизу; Софи легла между моих ног и сосала мой хуй, постильонируя меня сзади своим пальчиком. Фред был ее гамахучером и жоподрочером, а Уильям завершил круг, подставив свое тонкое оружие вожделеющим устам своей очаровательной любовницы.

Таким образом, мы образовали круговую цепь самой развратной похоти. Милые женщины и не менее энергичный и похотливый молодой паж сделали по два излияния к моему одному. Мы лежали, лениво посасывая каждый лакомый кусочек, пока недвусмысленные знаки не научили нас, что мы можем сразу перейти к более серьезным и более чувственным действиям. Мама была в таком восторге от двойной дистилляции из хуя своего красавца пажа, что объявила, что должна получить два его следующих излияния в свою жаждущую и ненасытную пизду.

Папа, сильно взволнованный, заявил, что посвятит свое подношение великолепной жопе своей супруги, которая, по долгому её использованию, уже не так воспаляла его, когда его силы были менее возбуждены, чем в настоящее время.

Я трахнул Софи, пока Фред щекотал ее тугую розовую дырочку. Мы были расположены так, что каждая сторона могла наблюдать за противоположными операторами, и таким образом мы взаимно стимулировали действия друг друга.

Мы старались, насколько это было возможно, продлить удовольствие от наших восхитительных союзов, хотя на этой ранней стадии процесса мы не могли сделать этого в значительной степени. Тем не менее, нам удалось заставить женщин и взволнованного молодого пажа потратиться вдвое больше, чем когда-либо.

Нет нужды говорить, что последний кризис обрушился на всех нас яростным хором диких похотливых криков, за которыми последовали смертельная истома и прострация, в то время как мы лежали, впитывая различные восхитительные реципиенты, в которых мы были так экстатически окутаны.

Прежде мы решили после каждой операции ложиться спать, чтобы освежить и оживить нервную систему и приготовиться к необыкновенным усилиям, достойным восхитительных оргий, которые мы только тогда начинали.

За этим последовало взаимное обращение и ласки, и громкое восхищение всеми прекрасными формами, представленными нашему пылкому взору. Вскоре оружие мужчин дало явные признаки того, что они были в идеальной форме для более тесных действий.

Следующая наша поза была устроена для общего соединения частей и состояла в следующем: Мама выбрала мой хуй, чтобы получить его возлияние в свой грот любви, я лег на спину, а Мама села поперек моего живота, принимая мой твердый, стоячий хуй в свою влажную, жирную пизду. Фред отведывал мать в тыл.

Софи легла на спину за моей головой и стала двигать попкой, пока не оказалась в пределах досягаемости рта своей похотливой мамаши, которая с присущим ей искусством превосходства лизала ее пизду, одновременно трахая ее заднюю дырочку одним из своих пальцев.

Таким образом, мы все были одной партией, объединенной в одну длинную, сладострастную цепь. Продолжая наши экстатические процедуры до предела, мы имели самые славные общие разряды, женщины, как обычно, изливали двойные разряды из своих ненасытных пезд. Наши радостные крики стали еще более дикими и чувственными, чем прежде, и после того, как наша истома затянулась.

Наш следующий поворот был продиктован Папа. Пока он насиловал свою жену, у него под глазами была прекрасная фигура его любимой дочери, извивающейся в похоти от возбуждающих щекотаний ее матери. Теперь он хотел посвятить свое следующее приношение святилищу ее восхитительного молодого зада. Он хотел, чтобы Фред лег и позволил Софи насадить свою пизду на его хуй.

Не успел он это сказать, как это было сделано. Софи подставила свой зад своему отцу, и тот нырнул внутрь. Маменька держала своего любимого пажа в полном своем распоряжении и лежала так, чтобы видеть своего cam sposo (мужа) и двух их отпрысков, сцепившихся в крепких объятиях кровосмесительной похоти. По мере того, как каждая из этих волнующих встреч до известной степени ослабляла наши силы, каждая становилась длиннее по своей продолжительности и более восхитительно утомительной по своему завершению.

После нашего следующего очищения Уильям трахнул Мама, а я забрался в ее великолепный зад, Софи дрочила его попку и трахалась сама. Мы снова замирали в диких муках ненасытной похоти и снова принимались за новые позы. Фред трахал свою мать, пока я имел ее зад, а Папа и паж, оба, на наших глазах были в Софи, дико возбуждая нас почти сверхчеловеческими усилиями.

После этого мы все уснули на своих местах, чтобы на следующее утро, после общего омовения, возобновить те удовольствия, которые так возбуждали нас.

ПИСЬМО XX

Вы вполне можете отругать меня за мое долгое молчание, потому что вот уже почти месяц, как я послал вам то, что вы называете самым чертовски волнующим письмом, которое вы когда-либо читали. Правда в том, что наши постоянные оргии в конце концов стали для меня невыносимы. Та, которую я описал в последний раз, положила начало ряду других, слишком повторяющихся, чтобы я мог повторять их снова и снова, даже если бы лень, вызванная такими эксцессами, позволила мне сесть и написать письмо достаточно долго, чтобы занять часы простой механической операцией его написания. Тогда достаточно сказать вам вот что, мы исчерпали все позы и все непристойные идеи, какие только могло придумать самое дикое воображение и похоть почти за три недели этих непрерывных оргий, которые были вдвойне возбуждающими от восхитительных аккомпанементов тройного инцеста и инцестуальной содомии.

Никогда, никогда я не испытывал такого восторженного побуждения к сверхчеловеческим усилиям. Однако природа, перегруженная работой, утверждала свою волю и учила меня, что, если я не воспользуюсь для своих слабеющих сил покоем и тишиной, я паду под ее натиском. Поэтому, неохотно расставаясь с этой самой любезной и восхитительной семьей, я отправился на поиски отдыха и восстановления сил в тихом уединенном местечке Сен-Валери, где целебный морской бриз и бодрящие ванны восстанавливали силы, потерянные в самых диких распутствах, которые когда-либо вызывала ненасытная похоть.

Я вижу, что, поздравляя меня с тем, что мне посчастливилось попасть в такое счастливое положение, вы сомневаетесь, был ли когда-нибудь другой пример такого тесного союза между всеми членами какой-либо семьи. Газеты, отнюдь не являясь уникальными, часто намекают на разоблачения перед магистратами таких интимных связей в низших кругах; и будьте уверены, что для одного такого разоблачения есть сотни и сотни, о которых никогда не слышали. Несомненно, виной тому условия, которые приводят к тому, что все неразборчиво спят в одной комнате, и часто дочери занимают одну постель с родителями, и незаметно ведут к общему наслаждению.

В промышленных районах часто случается, что молодые девушки, оказавшиеся на пути материнства, признаются перед магистратами, что их братья или отцы были зачинщиками незаконнорожденного потомства.

Один случай произошел на Севере, и хирург, принимавший роды, рассказал мне о матери не старше тридцати двух лет, чей муж, погибший в результате несчастного случая в шахте, продолжал жить в однокомнатном коттедже, в то время как сын, которому тогда было четырнадцать лет, работал в шахте и жил со своей матерью. Естественно, они спали вместе, чтобы согреть друг друга, и результат был уже известен.

Но полетаем на более высоких уровнях. В тридцатых годах этого века некий мистер Томпсон, состоятельный джентльмен в Корнуолле, занимал должность верховного шерифа графства. Он был глубоко влюблен и помолвлен с прекрасной младшей дочерью некоего адмирала, отставного с действительной службы, богатого и живущего в том же графстве, недалеко от Буде, как я полагаю. Как только год службы жениха подошел к концу и все дела были улажены, свадьба состоялась с большим блеском, если я правильно помню, в соборе Эксетера.

После обычного роскошного завтрака счастливая пара отправилась в свадебное путешествие под добрые пожелания друзей и радостные возгласы толпы. Они проехали около двадцати пяти миль до одной из тех удобных гостиниц на дорогах общего пользования, которые в то время служили алтарями, на которых приносилась в жертву девственность. С тех пор вокзальные гостиницы служат той же цели.

Они пообедали, и нетерпеливый жених уговорил свою невесту пораньше удалиться и присоединился к ней после того, как ей дали достаточно времени, чтобы закончить ночной туалет и лечь в постель. Жених уже успел раздеться в своей гардеробной, поэтому, сбросив с себя камзол, он бросился в постель и со всем пылом любви и страсти в одно мгновение вошел в нее, не думая ни чем и ни о чем.

Но как только край яростной страсти был уменьшен этим соитием, он почувствовал необычный выступ живота под собой, а также вспомнил о легкости, с которой он вошел в то, что ожидал найти в девственной тесноте. Он отодвинулся от нее и, пощупав живот, обнаружил, что она, по крайней мере, на шестом месяце беременности.

Он заставил ее напрячься, и она с невинным удивлением спросила, что он имеет в виду.

— Я имею в виду, что кто-то другой уже сделал с тобой то, что только что сделал я?

— О да, папа всегда так делал с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Но, знаете ли, папы имеют на это право.

— Черт бы их побрал! И он сделал это только с тобой?

— О нет, мы с сестрами спали с папой по очереди, если он не хотел иметь двоих или всех.

Услышав это откровенное объяснение, бедному мужу ничего не оставалось, как встать и уйти от нее сразу и навсегда. Он велел ей оставаться в постели, сказал, что должен немедленно отправиться к сестре и пошлет за ней. Он чувствовал, что бедное создание, воспитанное в неведении в том, что произошло между ней и ее любимым отцом, заслуживает скорее жалости, чем презрения; что вся вина лежит на отце.

И все-таки он должен и хотел бы освободиться от такого ужасного предательства по отношению к нему, чтобы женить ее на себе в таком состоянии.

Он удалился, оделся, сел в почтовую карету и поехал к своей сестре, которая жила в дюжине миль от того места, где он тогда находился. Она была на свадьбе, но он знал, что она поедет домой после его отъезда. Он приехал между двенадцатью и часом дня, когда все уже ушли, но он разбудил всех и попросил, чтобы они пошли и сказали его сестре, что он здесь и должен немедленно ее увидеть; ей не нужно вставать, он поднимется к ней, когда она будет готова.

Поэтому вскоре его провели в ее комнату. Его бледный и изможденный вид сильно встревожил ее, и она сначала подумала, что произошло какое-то ужасное несчастье. Он сказал ей, чтобы она не волновалась, хотя это было нечто гораздо более серьезное, чем несчастный случай. Он взял стул и сел у ее кровати, рассказывая о страшной тайне, которой он завладел.

Она пришла в ужас и спросила, что он собирается делать в таком ужасном случае.

— Сегодня же вечером я поспешу в Лондон, немедленно передам дело в руки моего адвоката и, если возможно, накажу этого седого негодяя, а также потребую немедленного развода и не допущу, чтобы этот ублюдок унаследовал все мое имущество. Я любил эту девушку, и ужасы этой ночи почти лишили меня рассудка. Но во что бы то ни стало надо положить конец моему ужасному положению. Ее воспитали в убеждении, что все в порядке, и было бы жестоко оставить ее там, где она сейчас. Поэтому я пришел к вам, моя дорогая сестра, чтобы прошу вас приехать сюда пораньше. Скажите ей, не стесняясь в выражениях, в каком ужасном положении она находится, и проследите, чтобы ее посадили в карету и отправили обратно в ее кровосмесительный дом. Скажите ей, что я больше никогда ее не увижу.

Он поехал в город. Сестра пришла на следующее утро и застала бедняжку в ужасном состоянии. Она ни разу не сомкнула глаз и была бледна и измождена от дурных предчувствий, хотя и не сознавала, в какое ужасное положение попала. Она так давно и так рано привыкла к родительскому кровосмешению, что считала его вполне естественным. Поэтому, когда сестра объяснила ей все и сказала, что больше никогда не увидит Томпсона, бедняжка, которая была по-настоящему влюблена в него, впала в истерический обморок, который в конце концов прекратился. Это привело к аборту с такими серьезными симптомами, которые, усугубленные ее отчаянием, унесли ее в гроб и тем самым положили конец любой дальнейшей публикации об этом событии. Это также освободило ее мужа, который уехал за границу и не возвращался в течение многих лет после этого.

Отец, быстро узнавший об этом событии, внезапно исчез вместе с другими дочерями, и никто не знал, куда он бежал, пока смерть не настигла его в безвестной голландской деревушке.

Две, теперь уже немолодые и богатые дочери вернулись и поселились в Кенте. Они наняли дворецкого, который вскоре завоевал одну из них и убедил ее выйти за него замуж. Он построил новый дом на территории поместья, и когда я в последний раз слышал о них, незамужняя сестра жила с ними, и, без сомнения, так как они были воспитаны, чтобы делить отца, они теперь делили дворецкого, который не прочь был увеличить свое богатство, оказав благосклонность обоим. Но все это уже было честной еблей, хотя и несколько кровосмесительной.

Помните, я какое-то время держал у себя девушку по имени Полли, хотя вас в то время не было в стране. Эта девушка была дочерью часовщика. Вы знаете, с каким удовольствием я вынюхиваю раннюю историю всех девушек, с которыми встречаюсь, и с каким тактом добиваюсь их полного доверия и признания.

Ну, Полли рассказала мне, что впервые ее трахнул отец, когда ей было около четырнадцати, вскоре после смерти матери. Конечно, однажды попробовав сахарную палочку, ее губы жаждали разнообразия. Она, в свою очередь, соблазнила молодого ученика своего отца, который спал на чердаке. Однажды он ебал ее, когда послышался голос отца, поэтому юноша забрался под диван и стал свидетелем кровосмесительного сношения с отцом. Он был глупо и ревниво угрюм после папиного отъезда, но Полли знала, как приручить этого молодого медведя, и утренний восхитительный трах полностью примирил его с происходящим.

Поэтому, велев ему впредь ждать, когда отец уйдет от нее около полуночи, а потом прийти к ней в объятия, она позволила восторженному юноше проводить с ней каждую ночь, хотя он должен был покинуть ее до шести утра.

Кроме того, на втором этаже жил пожилой жилец, который обратил на нее внимание и, конечно же, овладел ею. После этого она всегда спускалась на его этаж и запирала дверь снаружи, опасаясь несчастного случая.

Таким образом молодая потаскушка удовлетворяла свою похоть тремя хуями почти каждую ночь. Она также соблазнила своего младшего брата, как только ему исполнилось четырнадцать лет.

Я расстался с ней после того, как прожил с ней несколько месяцев из-за ее вспыльчивого нрава и расточительности и узнал, что она тратит свои деньги на низкого человека. Много лет спустя я случайно встретил ее и обнаружил, что ее хорошо содержал высокопоставленный чиновник, чьи обязанности оставляли ей большую свободу. Она сказала, что я ей очень понравился, и так искренне просила выебать ее, что я не мог ей отказать и потом часто видел в ней подругу.

Полли заставляла меня смеяться, рассказывая, как она обманывала меня, и что у нее часто бывали любовники в доме, когда я жил с ней, и что иногда она уходила от меня под предлогом того, что у нее не в порядке желудок, только для того, чтобы получить свежий трах. Именно тогда она рассказала мне о том, как ее брат ебал ее. Ее теперешний патрон позволял ему жить в доме из уважения к ней, так что он имел ее каждую свободную минуту.

Услышав это, я спросил, дома ли он, на что она ответила, что дома.

— Тогда иди ебись и возвращайся ко мне, наполненная его спермой, - сказал я.

Она с радостью сделала это, потому что ничто не доставляло ей такого удовольствия, как быстрая череда хуев, и по возвращении я получил самую восхитительную еблю в ее мокрую пизду. После этого я вскоре заговорил о нашем общем сексе, причем вдвойне с ней, ибо забыл сказать вам, что ее отец учил ее, что удовольствие имеет два входа в ее очаровательную особу.

Она необычайно любила всякие излишества и сосала хуй до совершенства. Потом она отдала мне в руки свою младшую сестру, которая была еще горячее ее. Она была немного коротковата, но прекрасно сложена и настолько чувствительна, что сразу же тратилась даже прикосновением пальца к своей пизде. Я знал, что она кончала бурно и с чрезмерным возбуждением от одного лишь прикосновения кончика моего хуя к губам ее пизды.

Она была любящей и восхитительной блядью, прижималась ко мне в более тесных объятиях, чем я когда-либо испытывал, и замирала в чрезмерном восторге, который редко можно увидеть. Она поддавалась всем прихотям моей распущенности и была в целом диковинным любящим существом. Увы! Она рано умерла.

У меня была и третья сестра Полли, которая стоила того, чтобы иметь ее, но не могла сравниться ни с одной из двух других. Теперь она замужем за баронетом.

Вы, может быть, помните, как я рассказывал вам, что когда-то у меня была интрига с очень красивой, высокой, великолепной женщиной, которую содержал благородный лорд и которая полюбила меня и, как это обычно бывает в таких случаях, сделала все это по любви, отказавшись от всякого денежного вознаграждения. Ее история была такова: она была одной из трех одинаково прекрасных сестер, и у них было два красивых молодых брата. Их отец в молодые годы остался вдовцом и посвятил всех дочерей в любовь. Они, конечно, передавали свои знания младшим братьям, и они стали очень привязанной и любящей семьей, но все на пути правильной ебли. Только однажды ее отец проник через её заднюю дверь, но он причинил ей такие мучения и заставил ее истекать кровью, и она так страдала в течение некоторого времени после этого, что никогда больше не позволяла вторгаться в эту священную рощу. Как только лед был окончательно сломан, они стали счастливой, сплоченной семьей, иногда устраивавшей общую оргию, но чаще по очереди менявшей партнеров каждую ночь.

Однажды я застал у нее дома ее младшего брата и, зная о нем все, подмигнул ей. Она поняла намек и попросила меня прийти и помочь ей написать трудное письмо. Мы удалились.

— Трахни меня немедленно, дорогой Гарри, мой брат уже сделал это. Почувствуй, как меня переполняет его мужское семя.

Она бросилась обратно на кровать, стягивая одежду, и ее пизда действительно было полностью заполнено кончиной, такой возбуждающей, что я наклонился, вылизал все это, заставил ее снова потратиться, а затем, взбешенный желанием, я протаранил своим хуем до упора.

После этого мы с ее братом стали большими друзьями, спали вместе с его сестрой и устроили одну или две восхитительные оргии.

Я приведу вам еще один пример из многих других, попавших под мое наблюдение.

Я имел обыкновение ебать самую восхитительную, сладострастную барышню, школьную спутницу племянницы, которая проводила каникулы с моей сестрой, когда я тоже жил в доме. Она выглядела так непристойно, что я воспользовался случаем, покачивая ее, обхватить ее полный зад и похвалил его за свежесть и упругость.

Она рассмеялась и восприняла это как нечто само собой разумеющееся, так что, помогая ей спуститься, я скользнул рукой по ее голому заду, чтобы проверить его реальность. Вместо того чтобы оттолкнуть меня, она сказала, что надеется, что я удовлетворен.

— До такой степени, - сказал я, - что я должен почувствовать, соответствует ли передняя часть столь восхитительной задней.

Не было ни сопротивления, ни чопорности. Я нашел все восхитительно влажным, было видно, что она взволнована. Итак, куй железо пока горячо, я повел ее в густой кустарник, и, она никак не возмутилась, я выебал ее на свежем воздухе. Это было нетрудно, так как земля, очевидно, была вспахана раньше, и она показала свои знания и здравый смысл, умоляя меня не тратиться внутрь.

Поэтому, взяв быка за рога, я сказал, что могу сделать это, только положив свое сокровище в хранилище соседнего грота.

Не последовало ни малейшего возражения. Поэтому, попросив ее повернуться на бок, я ввел свой пылающий хуй в самую розовую и тугую маленькую дырочку попки и, после мгновенной гримасы боли, нашел ее такой же готовой, как и ее пизду, и мы провели самое восхитительное время.

Я хотел иметь второй трах в столь изысканном отверстии, в котором я так неожиданно оказался желанным гостем, но моя молодая подруга имел благоразумие, а также страсть, говоря, что это было на слишком открытом месте, и мы, что более чем вероятно, были бы обнаружены, но теперь мы могли легко договориться о более удобных возможностях. И мы спали вместе почти каждую ночь почти целый месяц, пока длился этот восхитительный визит.

Но вернемся к нашей теме. В нашей тесной близости я вытянул из нее тайну ее готовности и способностей. Ее отец трахал не только ее, но и трех других дочерей, и имел обыкновение помещать свое семя в камеру, в которой оно не могло оплодотвориться, отсюда ее полное посвящение и любящая доброта к сей сладкой палочке. Конечно, после полного посвящения, как и у всех остальных представительниц ее пола, ей не было покоя, пока она не попробовала, что такое другие хуи; и она призналась в своей первой же симпатии ко мне и в своей решимости позволить мне овладеть ею, если я попытаюсь.

В другом случае один итальянец, которого я знал, трахнул свою мать и сделал ей ребенка, а через семнадцать лет, когда я увидел его в Италии, эта сестра-дочь дважды была беременна, и дети были от него.

Нечто подобное произошло в Дьеппе между матерью и сыном в гостинице, где я сам был гостем. Кто-то по ошибке вошел в комнату и застал счастливую кровосмесительную пару за напряженной работой. К несчастью, они оставили дверь незапертой. Вы легко можете себе представить последовавший скандал. Неосмотрительная парочка была вынуждена удалиться.

Я мог бы упомянуть и другие, но вы уже должны довольствоваться теми сведениями, который я вам прислал.

ПИСЬМО XXI

Я провел две недели с большой пользой для всей моей системы, когда мне было переслано письмо от дорогой Луизы, в котором она жаловалась на мое долгое отсутствие в Париже и умоляла меня немедленно вернуться, так как она очень нуждается во мне, и прежде всего сообщить ей, в какой день и час я буду в своей мастерской. В то же время я должен был написать Тому, что поужинаю с ним в день моего возвращения, но мне нужно будет написать несколько писем, и поэтому я не смогу прийти к нему раньше. Я предвидел все, что это значило и что предвещало благосклонно к восхитительному визиту со стороны самого милого создания.

Поэтому я сделал так, как она пожелала, и на следующий день упаковал свои пожитки, вернувшись домой между двумя и тремя пополудни. Милочка с нетерпением ждала меня. Броситься к ней в объятия, нежно прижать ее к своей груди, покрыть поцелуями, подхватить рукой ее нижние юбки, потом отвести на кушетку и погрузиться в нее по самые косточки было едва ли делом минуты, а еще через пару минут мы оба растаяли в сладостном избытке любовной агонии и экстаза.

Конечно, это было просто следствием нашего долгого отдаления друг от друга и было лишь предварительной поспешностью нашей тоски и сдерживаемых желаний. Как только мы оправились от нашего кратковременного забытья, мы приступили к делу гораздо более удовлетворительным образом, и после нескольких восхитительных соитий в совершенно обнаженном состоянии мы нашли время в паузе временного истощения, чтобы обсудить будущие действия.

Она еще не разрешала Тому подняться к ней “по черной лестнице”. Он нарушил запрет на то, чтобы я присоединился к ним в их совокуплении, на что она сделала вид, что очень обижена, но в конце концов, по-видимому, полностью уступила ему, хотя и видела насквозь его маленькую игру, которая на самом деле состояла в том, чтобы напасть на нее сзади, когда она сядет на меня верхом. В последнее время он всегда настаивал на том, чтобы она ездила верхом на его хуе, потому что, по его словам, таким образом он мог так восхитительно чувствовать ее очаровательно полный зад. Она не сомневалась, что он будет умолять. чтобы она так взобралась на меня и в этом положении осуществил свой давно желанный вход в нее сзади.

Мы от души посмеялись над его невинностью и решили ублажить его до предела. Тем временем я воспользовался случаем, чтобы утолить тоску по этому восхитительному гроту, в котором так долго не было обитателей. Мне было немного больно входить в нее, но мы хорошо смазали ее обильным потоком спермы, чтобы подготовить к более частым нападениям, которым она была обречена подвергнуться в ту же ночь.

Мы провели почти три часа в экстатических любовных утехах, а потом дорогая Лу была вынуждена отправиться домой обедать, а я лег, чтобы освежиться после путешествия и моих ебучих усилий, которых было немало.

В девять вечера я присоединился к ним, и нет нужды говорить, как тепло меня встретил Том и несколько сдержаннее Луиза, которая, конечно же, играла свою роль. Мы весело и оживленно поужинали, Луиза, по-видимому, расслабилась от своей напускной сдержанности. После ужина мы перешли в гостиную и поговорили обо всех наших друзьях в Руане и их lune de miel (медовом месяце, фр.) в Бретани, которая им очень понравилась. Около одиннадцати часов я встал, чтобы уйти.

— Ничего подобного, старина! - воскликнул Том. - Я хочу, чтобы ты сегодня ночевал здесь; твоя комната, которая примыкает и сообщается с нашей, уже приготовлена для тебя. Ты же знаешь, я всегда хотел, чтобы мы оба наслаждались моей любимой женой. Я сказал ей об этом, и она в конце концов согласилась, хотя, как видите, вид у нее такой, словно она почти раскаялась.

— Мистер Харгроув, разве это не неслыханно со стороны мужа - делать такое предложение молодой жене?

— О боже, нет, моя дорогая подруга, это гораздо более привычно, чем ты себе представляешь, хотя, конечно, открыто не признается.

— В самом деле! Так ли это? Что ж, если так, то я, конечно, предпочла бы, чтобы это было с таким старым другом, как ты, а не с кем-то еще, но мне это кажется просто ужасным.

— Дорогая моя, - тут вмешался Том, - отныне ты будешь считать это чем угодно, но только не ужасом, а Гарри справедливо заметил, что там, где муж одобряет, нет ни зла, ни греха.

Тут Луиза глубоко вздохнула, как будто угрызения ее совести были едва удовлетворены, и сказала: - Если это так, то чем скорее все кончится, тем лучше.

Как только она ушла, Том горячо обнял меня и сказал, как он рад, что она наконец согласилась, потому что он использовал бесконечные уговоры, чтобы заставить ее согласиться, и теперь он сможет наслаждаться великим объектом своих желаний.

— Потому что, Гарри, - сказал он, - ты вряд ли поверишь, что мне еще не разрешили трахнуть ее сзади; правда, она так великолепно трахается спереди, как ты увидишь, что, когда ты там, у тебя нет желания ни к чему другому. Но ведь то, в чем нам отказывают, всегда возбуждает аппетит сильнее, чем то, что дают. Теперь у меня есть план, в котором ты должен мне помочь. Я положу ее на тебя сверху, и когда ты полностью войдешь в нее и хорошенько возбудишь ее несколькими толчками этого жесткого хуя (с которым он в этот момент восхитительно управлялся) — ты должен хорошенько держать ее за талию. одной рукой я обнимаю ее, а другой обхватываю ложбинку под коленом, чтобы удержать в нужном положении, и дьявол меня раздери, если мне не удастся полностью проникнуть в ее великолепный зад. Ты никогда не видел более великолепного зрелища, и когда мы растопим этот лед, разве мы не будем веселиться, мой дорогой Гарри?

Он приплясывал по комнате в восторге от этой мысли. Я напомнил ему, что пора начинать, так как Луиза уже должна быть в постели. Поэтому, взяв наши фонари, он показал мне дорогу в мою комнату и попросил меня поскорее раздеться и прийти к ним совершенно голым.

Я опередил его и нашел дорогую Лу в постели, плотно укрытую одеялом. Я подошел к ней и, поцеловав, сказал, что, если она действительно чувствует какое-либо решительное возражение (хотя это было бы для меня большим огорчением), я немедленно удалюсь.

Тут Том, который теперь был так же гол, как и я, ворвался со словами:

— Чепуха и вздор; дорогая Лу уже согласилась, и ты видишь, что она вполне готова.

Это последнее замечание было сделано, когда он снял покрывала и показал великолепное создание во всей изысканной красоте ее обнаженной личности, которая даже мне, знакомому с ней, показалась более красивой, чем когда-либо, так как, закрыв лицо руками в явном стыде перед разоблачением, она исказила свое тело в притворном протесте, но по-женски, делая это с нарочитой грацией, чтобы только еще больше возбудить нас.

— Смотри, - сказал Том, - какая у нее красивая волосатая пизда.

И, раздвинув ее неподатливые ноги, он продемонстрировал сей великолепный предмет, о котором говорил.

— Ага! - добавил он. - Моя дорогая взволнована! Посмотри, Гарри, какой у нее великолепный клитор и как смело он поднимает голову из этой рощи шелковистых кудрей.

Он потер его пальцем, и ее тело заметно затрепетало от восторга.

— Любовь моя, как ты похотлива!

— Стоит ли удивляться, - ответила она, - когда я вижу перед собой двух таких прекрасных обнаженных мужчин, и оба в таком возбужденном состоянии, как вы?

Очевидно, пришло время для более серьезных операций. Том предложил начать с треугольного гамахуче. Я должен был гамахучить его жену, в то время как он сосал у меня, а его жена сосала у него.

Мы быстро устроились, и каждый, сосавший и облизывавший спереди, играл в форейтора на “заднем дворе”. Мы все были слишком возбуждены, чтобы это могло быть чем-то иным, кроме очень короткого романа, и почти одновременно отдавали друг другу свою сущность, и все жадно поглощали то, что другие давали взамен. Покончив с этим, Том предложил, чтобы он имел удовольствие увидеть, как я трахну его жену в первый раз, и чтобы он мог более полно рассмотреть операцию и насладиться ею в полной мере; я должен лечь на спину и... его жена оседлает меня, и тогда вид ее великолепного зада в полном действии будет самым восхитительным.

Конечно, мы оба знали его конечное намерение и, по-видимому, невинно потакали ему.

Милая Луиза оседлала меня и, стоя на коленях, насадилась на мою подставку из хуя и минуту или две поднималась и опускалась на меня в вертикальном положении, демонстрируя до крайнего совершенства свое великолепное тело. Это было очаровательно восхитительно, и я охотно наблюдал бы, как она продолжала бы это во всех тех прекрасных изгибах, которые ей придавала похоть. Но это никак не подходило Тому. Он умолял ее лечь ко мне на живот, чтобы он мог наслаждаться всеми красотами ее спины и видеть, как мой хуй входит и выходит из ее прелестной пизды. Она тотчас повиновался, и мы оба начали упорядочивать наши взаимные движения.

Том был в восторге от этого зрелища. Он сказал мне потом, что смотреть на нее было так красиво, что он воздерживался от нападения на ее дыру, пока мы не закончили наше “первое блюдо”, которое под восхитительным давлением и великолепным действием спины дорогой Лу очень быстро пришло к обычному экстатическому заключению, производя восхитительный любовный покой после “томления и смерти”. Чрезмерное вожделение Луизы было только пробуждено этими двумя предварительными операциями, и через несколько минут ее утонченные внутренние движения оживили мой пылкий жаждущий хуй, и мы начали медленные действия другого раунда. Но на этот раз Том не удовлетворился тем, что был просто восхищенным и восторженным зрителем, потому что едва мы начали, как он вскочил за дорогой Лу и со своим твердым и стоячим пего начал долбить в брешь. Луиза, которая на самом деле жаждала, чтобы он начал это, симулировала удивление и гнев по поводу его ужасных и предательских действий.

Чтобы ублажить ее, я притворился, что крепко держу ее, как велел Том. Хитрая девушка извивалась задом в различных изгибах с видимым намерением предотвратить его действия, но на самом деле делала это так, чтобы облегчить ему вход до предела. Том предусмотрительно смазал свой хуй слюной и очень быстро вскрикнул от восторга и был в таком возбуждении, что не успел сделать и трех толчков, как его охватила агония радости.

Похотливая девица была не менее возбуждена и присоединилась к нему, к великому удовольствию моего менее возбужденного хуя, когда он почувствовал, как горячие жидкие выделения дорогой Лу полились на него. Минуту или две они лежали молча, а я изо всех сил старался усилить их сладострастие, заставляя свой хуй пульсировать до предела, что доставляло Тому и Лу дополнительное удовольствие и вызывало более быструю реакцию, которая вскоре заставила нас всех пуститься в новый галоп, чтобы снова кончить во всех экстазах мгновенного удовлетворения похоти.

Мы лежали, как обычно, какое-то время во всех восхитительных после томления, все еще погруженные в те изысканные отверстия, которые доставляли нам обоим такое интенсивное удовольствие.

На повторные вопросы Тома она, наконец, призналась, что это доставило ей меньше боли и больше удовольствия, чем она могла ожидать от столь “ужасной” процедуры.

Это было, конечно, только для того, чтобы поддержать обман, практикуемый на ее муже, потому что в действительности ничто не давало такого сильного удовлетворения ее чрезмерной похоти, как иметь в ней два хуя одновременно, если, конечно, это не было третьего хуя, чтобы его сосать. Она, однако, сделала вид, что все еще обижена тем, что она назвала его предательским поведением.

Мы разделили ее крайнюю похоть на три разрядки, прежде чем она присоединилась к нашей единственной разрядке своим четвертым излиянием. Наш чрезмерный поток утих в громких страстных криках, и мы покатились вниз беспорядочной массой, почти бесчувственные от экстаза этой разрядки. Наши неистовые усилия и жара снова покрыли нас пеной, и, придя в себя, мы с радостью поднялись и освежились, обливаясь друг с другом холодной водой, во время которой играли друг с другом разные маленькие шутки и очень веселились и возбужденно смеясь. Все это приводило к появлению новых желаний более тесных и интимных отношений. Том настоял на том, чтобы я попробовал необыкновенное удовольствие, которое великолепная задняя дырочка его дорогой жены доставляла хую внутри нее. Он сказал, что до этого наслаждения не верил, что какая-нибудь жопа может доставить такое восторженное удовольствие. Я должен попробовать, и он был уверен, что я докажу, насколько правдивы его слова.

Во мне не было ничего отвратительного к сему, как и в милой Лу, но она ожидала, что и Том трахнет ее одновременно. Однако у него не было такого намерения. Он хотел немедленным переходом от одной к другой дыре установить разницу между славной жопой его жены и моей, которую он всегда так любил.

И только после этого мы зажали между собой его дорогую жену, Том предпочел ее заднюю дырочку и отдал мне во владение ее изысканную и огненную пизду. Мы заставили милую девушку потратиться еще четыре раза, чтобы удовлетворить ее неистовую похоть.

Мы опустились на кровать, и глубокий сон овладел нами, лежащими рядом. Утром, освеженные сном, мы возобновили некоторые из наших самых волнующих поз и разошлись только тогда, когда услышали, как в доме зашевелились.