Действие этой истории разворачивается в мире, описанном в других моих рассказах на данном сайте. Основное отличие этой реальности от нашей - сохранение легального рабства, регулируемого государственными структурами с рядом ограничений. В частности в соответствующий статус допускается обращение только несовершеннолетних. Регламентируется также процедура перевода становления рабами и случаи, в которых это допускается. В предыдущих историях говорилось в основном об обращении в рабство за долги ("Долг", "Учёт"), а также добровольном переходе и некоторых других мотивах ("Доброволец"). Здесь же акцент будет сделан на возможности становления рабом за бродяжничество.

– Так, а ну-как стоп! – Не услышал, а, скорее, понял сквозь громкую музыку в наушниках паренёк лет двенадцати спустя мгновение после того, как его схватили чуть выше локтя.

– А? – Обернувшись, он свободной рукой вынул наушники и обернулся.

– Со мной пойдёшь. – Не грубым, но и не терпящим возражений тоном произнесла одетая в спортивный костюм среднего роста полноватая женщина лет сорока с коротко стриженными чёрными волосами, привычным движением захлопывая синюю книжечку – удостоверение младшего инспектора Службы по работе с беглыми, бродягами и беспризорниками или, сокращённо СРБ(3), недавно открытой при Агентстве государственных имуществ. – Отказы не принимаются.

– Н... но как же... – он попытался освободиться.

– А так. – Тётка сжала его руку сильней, притянув почти вплотную. – Только вопрос, куда. Если какие-нибудь документы при себе есть и дом недалеко, – отведу к родителям и сделаю внушение, чтобы малолетних так поздно на улицу не пускали. Живёшь не на моём участке, родителей дома нет или без документов – идём ко мне на работу. Причём, настраивай себя, что надолго у меня останешься.

Мальчик молчал. Само собой, никаких документов при нём не было, да и магазин, куда он отправился за хлебом, желая сэкономить лишнее несколько кредитов, которые бы с него "содрали" в ларьке рядом с домом, находился очень не близко от этого, последнего. К тому же, сказать или сделать хоть что-то в свою защиту, ему мешало ещё кое-что. Какое-то новое, чуточку пугающее, мешающее спать, но от того ещё более приятное чувство от прикосновения двух огромных, едва не разрывавших спортивную кофту грудей, от тёплого дыхания стоящей рядом женщины, от её прикосновений, будто сковывало его губы, не только не позволяя говорить, но и дышать дававшее лишь через раз и очень глубоко. А вдруг, отведя "к себе", она заставит его раздеться? А вдруг, как это делала недавно молодая врач в детской поликлинике, собственноручно спустит с него плавки... К тому же, там ведь не будет его мамы, значит можно будет не стесняться... Он, конечно, попытался (как не раз уже делал прежде) отогнать от себя эти "глупости", но теперь они были особенно сильны.

– Так, есть у тебя документы?

– Н... нет.

– Хорошо, – сотрудница Службы запустила руку к нему в карман, вытащив телефон, – сейчас посмотрим, кто тут у тебя... Ага, Мама. Как зовут?

– Анна Николаевна, н... но зачем это всё?

– Надо. И давай договоримся, что это – последний раз, когда ты ко мне обратился, хорошо? Дальше чтобы отвечал только на мои и других тётенек вопросы. Иначе тебе влетит... Теперь не мешай мне, – она набрала номер, – ало, Анна Николаевна. Добрый вечер. Вас беспокоит младший инспектор СРБ(3) Фролова Ирина Михайловна. Сообщаю вам, что ваш сын был только что задержан мною без документов в районе патрулирования. По этой причине в ближайшем отделении Службы будет проведён его общий осмотр, – при этих словах задержанный почувствовал, как внизу его живота начала расти приятная пустота, что в такой ситуации выглядело как-то совсем уж по-идиотски, хуже было то, что инспектор прекрасно это видела, о чём говорила саркастическая ухмылка на её лице, – а также допрос на пример наличия/отсутствия рабского статуса, различных правонарушений и исполнения вами своих обязанностей по уходу за несовершеннолетним. После выяснения обстоятельств и сверки дело будет передано на рассмотрении комиссии Службы. Вам сообщат, когда будет заседание. Если хотите ускорить процесс и добиться положительного решения, то, начиная с завтрашнего утра, можете донести документы в наше отделение, это знаете, где? Да, всё правильно... Медкнижку, свидетельство о рождении, если уже получил, то паспорт... Нет, по фамилии мы их не регистрируем, я вам потом перезвоню, сообщу очередной номер... Нет, поговорить нельзя, извините, правила... Нет, нельзя. Всего хорошего, и лучше не тратьте время, телефон вашего сына будет отключён и в числе других вещей оставлен в камере хранения. Так, теперь ты. – Продолжила она, положив телефон в сумку. – Давай посмотрим, что у тебя ещё, – с этими словами она запустила руку сначала в один карман шорт мальчика, потом в другой, затем, грубовато развернув спиной, проверила и там. – Вот, – почти торжествующе она вытащила кредитную бумажку. – Деньги запрещены, – с подозрительной поспешностью она спрятала её в собственный карман. – Теперь идём.

От смеси чувств страха, смущения и того необычного чувства, мешавшего ему идти физически, задержанный едва поспевал за ней. Первой остановкой на их пути был двор одного из домов. Здесь к стойке одной из качелей была при помощи штуки, которыми стягивают провода, привязана полная девочка лет семи. Такая же стяжка была её тоненьких запястьях.

– Спиной к качелям. Руки назад.

– А?

На секунду отпустив его, инспектор, должно быть, со всей силы отхлестала задержанного по щекам. Завершив "урок" сильным ударом под дых.

– Я сказала туда! – Не давая опомниться, его вновь взяли за руку и швырнули к металлической трубе. Затем мучительница вывернула его руки, связав их за спиной, так, чтобы они охватывали стойку. – Тебя предупреждали. Тоже мне... хуже девчонки!

Затем, будто вспомнив о второй пленнице, Ирина Михайловна отвязал её ногу, после чего, взявшись за середину наручников, подтащила к мальчику. Затем, освободив его левую руку, привязала к правой девочки.

– Так, ну, вроде, упаковала. – Она вновь взялась за локоть паренька. – Идёмте.

Как оказалось, дальше им надо было идти через дворы. Путь этот завершился в одном из них, где к небольшому, в три этажа кирпичному домику примыкал, судя по всему, недавно пристроенный оголовок подвала. Вход в последний закрывала железная дверь с домофоном, оснащённым единственной кнопкой.

– Свои. – Чуть улыбнулась она в микрофон. – Двое задержанных.

Секунду спустя дверь открылась, и они вошли на площадку, от которой круто вниз спускались бетонные ступеньки. Где-то по середине эту лестницу перегораживала решётка.

– Так, ну, в первую, очередь, запоминаем, что девочкам здесь можно быть только в трусиках, мальчикам – совсем голеньким. Вперёд.

Без лишних слов полненькая девочка расстегнула сандалии, стянула с себя розовую маечку и, немного повозившись, спустила на пол юбку, оставшись в белых плавочках, хорошо смотревшихся на коже полненького загорелого тельца. Помятуя о недавнем наказании, её товарищ тоже поспешил раздеться. Правда, он немного замешкался на собственных жёлто-зелёных плавках, но тут ему "пришла на помощь" Ирина Михайловна, резко рванув их вниз и, етм самым освободив член, тут же ставший торчком.

– Ну, вот, какая у тебя писька! А сам всё стесняешься! Иди.

Не живой-не мёртвый, он спустил босую ногу на верхнюю ступеньку.

– Да не туда! Туда.

Взяв за локоть, она, ещё более грубо чем прежде, швырнула его за бывшую тут же маленькую дверку в выложенную кафелем комнату, во всю ширину разделённую стойкой, почти как в аптеке. Первая её часть была совсем небольшой, между этой конторкой и дверью едва могла поместиться пара первоклассников. Во второй, бОльшей половине находились пеленальный столик, несколько скамеек, почти как на физкультуре, и также выложенное кафелем бетонное возвышение. По стенам же было установлено несколько душевых кабинок, разделяемых низкими перегородками.

– Ты тоже. – В комнате очутилась и девочка. – Ждём. Убежать не пытаемся, не садимся, не прислоняемся, громко не разговариваем.

Дверь закрылась, и задержанные оказались в полной темноте.

– Первый раз? – Послышался в полной темноте тоненький голосок девочки, заставивший уже начавшее, было, успокаиваться мужское естество парнишки стать торчком.

– Да.

– А я третий... нет, четвёртый. Из детдома сбегаю. Ну, теперь уж всё, точно продадут. А ты домашний?

– Да.

– И видно, так стремаешься всего... А чего бояться? Домашний – так через недельку домой пойдёшь, это для меня уже клейма приготовили... Как зовут?

– Виталик. А тебя?

– Настя, можно Ася. Слушай, Виталик, можно я тебя потрогаю?

– Что?

– Что слышал. А то мелких, ну, которым как мне, я уже и видела, и трогала, а больших... совсем, больше, чем у тебя, тоже видела, но потрогать не получилось. А ты меня, если хочешь, а?

– Т... ты шутишь?

Молча девочка начала к нему приближаться. Виталик и не знал, как ему быть, но на его счастье (или, может, несчастье), в комнате вспыхнул свет и появилась их старая знакомая теперь одетая в белый халат, которому её пышные формы мешали быть застёгнутыми на все пуговицы, и такие же штаны. Без лишних слов она вновь схватила мальчика и потащила его за конторку, заставив стать на середину большей половину комнаты.

– Жалобы на здоровье есть? – Спросила она, взяв освидетельствуемого за плечи и развернув так, чтобы на него лучше падал свет.

– Нет.

– Травмы, хирургические вмешательства, за последние полгода были?

– Нет.

– А это что? Грыжа была? – Короткий, но острый ноготь чиркнул по розовому шраму на лобке мальчика.

– Не помню, это у меня давно.

– Ясно. Меня не боимся, ближе подходим.

Стоило ему подойти, как женщина, сильно надавив на голову, заставила мальчика согнуть шею и принялась копаться в его волосах.

– Выпрямляемся.

Осматривавшая грубовато оттянула его веки.

– Вверх смотрим... Вниз. Влево-вправо.

– Так, – взяв из-под конторки щипцы, Ирина Михайловна, собственноручно запрокинув голову Виталика назад, поочерёдно расширив ими ноздри, осмотрела и их, затем проделал то же с ушами.

– Рот открываем... Шире... Хорошо. Теперь спинкой поворачиваемся.

Подхватив осматриваемого подмышки, она резко рванула его вверх в сопровождении негромкого хруста. Затем, немного подержав так, опустила, после чего, взяв за плечи, сильно, до хруста, свела его лопатки.

– Ножки вместе, вперёд наклоняемся.

Мальчик сделал, что ему говорили.

– Сильнее, – женщина надавила ему на спину, буквально уткнув нос паренька в его же коленки.

– Теперь назад... Сильнее, – придерживая одной рукой сзади, она сильно выгнула его спину. – Выпрямляемся. Подходим сюда, – она села на скамью, – с пинкой на коленки мне ложимся.

Не помня себя, мальчик подчинился, коснувшись спиной полных тёплых ног мучительницы так, чтобы голова и ноги свисали с них

– Чуть сдвинься от меня... – и, взявшись с двух сторон, она заставила его выгнуться.

– Ммм...

– Тихо, это ещё не больно. – Подняв колени выше, она выгнула его ещё сильнее. – Так, теперь ты аккуратно встаешь и становишься на четвереньки, на эту штуку, на кафельную.

Мальчик повиновался.

– Хорошо, – ждём.

Послышался звук открывающегося ящика, а затем от раскрытия упаковки и ещё какая-то возня. Затем одна полная рука ухватилась за член парнишки, другая начала проникать между инстинктивно сжатых ягодиц.

– А ну, расслабились! Только себе хуже делаешь. И запомни, пока я своего не добьюсь, ты отсюда не слезешь.

Палец в резиновой перчатке сначала медленно, но затем всё более интенсивно задвигался в его заднем проходе синхронно с другой, всё сильнее надрачивавшей его член.

– Мммм...

– Так-ак, давай... давай...

Долго это продолжаться не могло, и в конце концов струи густой белой жидкости оказались на голубоватом кафеле.

– Молодец. Слезай. Видишь теперь на столике мыло и полотенце?

– Да.

– Иди помойся, только быстрее. Потом садишься на скамейку и ждёшь, пока я ещё с одной не закончу.

Вымывшись, он мог видеть, как, сняв с Аси трусики, женщина сначала проделала с ней в основном то же, что с ним, затем, велев лечь на скамью, обследовала её маленькую письку при помощи какой-то, похожей на щипцы штуки, после чего также отправила мыться. Затем, дав девочке надеть последнюю деталь одежды, она вновь связала руки маленьких пленников и потащила их по лестнице. На нижней площадке она закрепила между ними какой-то кабель, который, повинуясь нажатию кнопки, потянул ребят вверх, заставив обоих плотно прижаться к стене, а Асю – кроме того ещё и стать на носочки. Проделав это с ними, Ирина Михайловна скрылась за дверью. В таком положении Виталика немного успокаивало только то, что девчонке, похоже, было не до возвращения к недавнему разговору. Кроме того, после того, что с ним только что сделали, мальчик уже не так боялся этого, да и не так хотел.

Вернувшись, инспектор опустила кабель и, оттащив детей в узенький тамбур, бывший сразу за дверью, развязала, заставив Асю пройти в маленькое, чуть больше шкафа помещение и заперев там. Мальчика же она повела дальше, в довольно большую комнату. Здесь было темно, а единственный источник света – большая, похожая на хирургическую, лампа висела так, что свет от неё освещал лишь узкий кружок, казалось, только сгущавший тьму вокруг. Сюда Ирина Михайловна велела ему стать, сама став за спиной.

– Очередной номер М-21-01. – Начала она, взявшись за плечи мальчика. – Задержан в районе патрулирования мною, младшим инспектором СРБ(3) Фроловой Ириной Михайловной. Мальчик приблизительно 12 лет. Клейм и других свидетельств рабского статуса при первичном осмотре не обнаружено. Побоев и иных следов ненадлежащего выполнения родителями своих обязанностей – также. Сопротивления при задержании и осмотре не оказывал. По результатам обследования может быть допрошен с использованием средств категорий "2" и "3" без существенных последствий для здоровья.

– Хорошо, – прозвучал откуда-то уставший женский голос. Теперь, быть может, ты нам по-хорошему ответишь, от кого сбежал и как свёл клейма?

– Я ни от кого не сбегал, – Виталик осмотрелся по сторонам, будто ища ту, кто его спрашивал.

– Смотри прямо, – шепнула ему на ухо Ирина Михайловна.

– Я... домашний, – Виталик вспомнил слово, которым назвала его девочка.

– Ну, вот и поглядим, какой ты домашний. Приступайте.

Взявшись за уши мальчика, младший инспектор сильно потянула их в стороны, потом вверх, потом, чуть не отрывая, начала крутить их вокруг своей оси. Боль была адской. Правду сказать, раньше его уже "драли за уши", но дёрнули всего-то пару раз, здесь же их тянули жёстко, методичяно и куда профессиональнее, да и останавливаться даже на десяти, похоже, не собирались.

– Ай! – Наконец, не выдержав, закричал он, но тянуть стали только сильнее.

– Повторяю вопрос. – Послышался всё тот же вялый и бесстрастный голос, от кого ты сбежал и как избавился от клейм? Смотри, у нас тут уши и оторвать могут...

После этих слов, Ирина Михайловна, и до того не особенно жалевшая задержанного, и вовсе разошлась. Его уши, действительно буквально отрывались от черепа, став больше, казалось, раза в три.

– Ой-ой-оооой! – Он уже не сдерживался, – ни от кого-ооооооо!

– Растяжечку ему сделайте.

– Руки поднимаем, – обратилась к испытыемому Ирина Михайловна, отпустив.

Стоило Виталику выполнить эту команду, как его поднятые запястья сковало что-то железное. Похожие штуки защёлкнулись вокруг его щиколоток, после чего мальчика потянуло вверх и вниз. Это было куда страшнее и больнее, чем всё то, что с ним делали до этого. Деловито гудящий мотор и спокойный взгляд инспектора говорили, что мучения, по-хорошему, только начинаются. Но странное дело, боль и унижение в купе с отношением к нему, как к вещи, которую можно и испортить ради желаемого результата, точно так же, как тогда, на вечерней улице, вновь ввергали всё его существо в этот новый приятный трепет, на что почти так же чутко, как раньше, реагировало мужское естество.

– Повторяю вопрос, – наконец тянуть его перестало, – от кого сбежал и как избавился от клейм? – Миханизм вверху вновь щёлкнул, сделав ещё больнее.

– Ни... – он изо всех сил старался не сорваться на крик, – от ко-гоооооооо!

– А если, – механизм вновь щёлкнул, – мы из тебя калеку сделаем? Это ведь хуже, чем быть рабом, верно?

– Ооооооох! Я не ра-ааааб!

– Тогда бродяга? Как долго бродяжничаешь?

– Не бродя-аааааааа....

– Десять.

Десять сильных ударов обрушились на растянутую спину мальчика. О том, чтобы молчать уже не было и речи. Он кричал так, как до этого, казалось не кричал никогда. Кричал и сам ужасался своего крика. Кажется, на какое-то время он потерял сознание потому, что следующим, что он помнил, была какая-то гадость, поднесённая к его носу.

– И так, – продолжал всё тот же голос, – мы ждём. За тобой, если хочешь знать, уже машина приехала. Бывший хозяин ждёт-не дождётся. И весь вопрос в том, отдадим ли мы тебя ему всё ещё здоровым или калекой.

– Я уже всё сказал. Нет у меня хо-оооо! Мммм!

– Значит найдётся. Поверь, у кого угодно тебе будет лучше, чем здесь или на улице.

– И не бродяжничал я-аааа!

– Пять и пропеллер. Заканчиваем с ним.

И вновь он ощутил на себе пять ударов. Затем его голову стянула какая-то верёвка, давившая так, что, казалось, могла разрезать её. Перед глазами запрыгали какие-то разноцветные огни, в черепной коробке будто вспыхнул пожар, пожиравший все мысли и чувства. кроме звучавших где-то далеко вопросов о рабах и бродягах да чьих-то ответов...

– Минута.

– Что? – Казалось, в следующее мгновение он увидел Ирину Михайловну, вновь ведущую его по полутёмному коридору.

– Я говорю минута у тебя, – она кивнула на пластиковую дверь с табличкой "МЖ". – Можешь попить и сходить в туалет. Задержишься дольше – я туда войду. Быстрее.

Затем его вновь поволокли, закинув, наконец в выложенную кафелем комнату, освещаемую единственной лампочкой. Здесь не было почти ничего, кроме жёсткой кушетки, на которую, в прочем, ему лечь не позволили. Привязав пленника за ногу к какой-то трубе (верёвка, правда, была длинной, с ней даже сесть было можно), женщина вышла.

Спустя минут десять она вернулась вместе с Асей, которой было разрешено спать на кушетке. После чего, пожелав спокойной ночи, Ирина Михайловна вышла, погасив свет.

– Мне сказали, – почти сразу произнесла девочка, – передать тебе, чтобы признался. Вся ночь у тебя. Если надумаешь, – меня попроси, у меня тут кнопочка есть, вызову. Если нет – опять мучить будут.

– Не в чем мне признаваться.

– Правильно... То есть...

– Да ладно, ладно, – Виталик не знал, откуда у него взялись силы для того, чтобы изобразить на лице подобие улыбки. – Понял я тебя...

– Понял он!... О, кстати!

Дыхание девочки вновь начало приближаться.

– Встань. – Тихо произнесла она над самым ухом.

Затем одна маленькая ручка, немного поиграв с его яйцами, взялась за стоявший торчком член, другая, взяв руку Виталика, поднесла её к резинке белых трусиков. Всё быстрее задвигался маленький кулачок по стволу члена, всё мокрее становилась узенькая щелка под его пальцами, пока вновь не пришло облегчение.

– Тьфу ты! Всю забрызгал! Что я утром скажу?!

– На меня свалить не получится, я привязан.

– Привязан он... ладно, давай спать. Если что, буди меня, я вызову.

Утром уже не Ирина Михайловна, а другая тётка, высокая и худая блондинка лет тридцати, вновь потащила мальчика в зал для допросов. Здесь было так же темно. Вновь заставив его стать в центр светящегося пятна, инспектор, так же, как и её предшественница взяла задержанного за плечи.

– Ну, что? – Голос из темноты был всё тем же. – Признаешься.

– Нет.

– Точно?

– Точно.

– Тогда поедешь.

– К...куда?

– Домой. И это скажи спасибо не нам, а своим родителям, что чуть не со вчера с документами здесь дежурят. А ещё себе, что раньше в подобные истории не влипал, а то так направили бы на комиссию, недели через две... Давайте его в сборную.

– Так... она же ещё не пришла...

– Ну так пусть подождёт. Не будем же мы отпущенным камеру занимать.

Взяв так же, как это делала предыдущая мучительница, его отвели в длинную комнату с белёными стенами и окном в противоположном от двери конце и рядами стульев по стенам.

– Садись, – скомандовала женщина. – Руку, – чёрным маркером на тыльной стороне ладони она крупно написала "М-21-01", – пока побудешь здесь. Потом придёт женщина и назовёт тебя вот по этому, – она указала пальчиком на написанное, – номеру. Подойдёшь к окошку, она вещи отдаст и отпустит.

Спустя где-то полчаса в комнате появилась Ася и ещё пара девчонок, примерно ровесниц Виталика с уже формирующимися фигурками. Эти, видимо очень стесняясь, прошли в дальний угол и затихли, зажавшись и даже не дав толком себя рассмотреть. Старая же знакомая села рядом с ним и, будто продолжая недавно начатый разговор, произнесла:

– Кто ж их знал, что до двенадцати не продают?! Опять туда придётся... Ну, ничего, сбегу.

– Там так плохо?

– Да, причём...

– М-21-01 есть? М-21-01?!

– А! Я! – Он быстро подошёл к окну, в котором появилась небольшого роста коренастая девушка лет двадцати.

– Перелезай.

– Что?

– Я говорю, сюда быстренько перелезай, ко мне, а то в конец очереди поставлю.

Сев на окно, мальчик спустил ноги на другую сторону, оказавшись в помещении с ячейками, почти как на вокзале.

– На девчонок не смотрим, – сотрудница "сборной", взяв его за ухо, повернула к себе, – лучше номер покажи.

Мальчик протянул ей свою руку.

– Вижу, – подойдя к одной из ячеек, она, немного повозившись, открыла ей, с какой-то даже злобой выбросив вещи на бывший здесь же стол. – Одевайся.

Одевшись, Виталик похлопал себя по карманам. Телефон и наушники остались на месте, но вот, денег, как и следовало ожидать, не было.

– Претензии?

– А? Нет...

– Хорошо. Тогда, – девушка закрыла окно, окончательно отделив освобождаемого пленника от того жестокого, грубого, глупого, но по-своему (как он не боялся себе в этом признаться) прекрасного мира, где он провёл ближайшие вечер и ночь, – идём, выведу.

Конец.