Он был титулярный советник, она – генеральская дочь.

Он робко в любви объяснился, она прогнала его прочь.

Пошел титулярный советник и пьянствовал с горя всю ночь,

И в винном тумане носилась пред ним генеральская дочь...

Петр Вейнберг

— Ну, как сегодня полетаем? Куда сегодня?

Вставать Вовке Макарову решительно не хотелось, но под окном топтался Становой и деликатно постукивал в стекло.

— Вы только скажите, проснулись или нет. Если нет, то я уйду. Я тут пересобрал блоки в программе, хотелось бы испытать.

Макаров, подтянув трусы, тяжелой поступью Командора вышел на крыльцо.

— А, вот и хорошо! – обрадовался Луи Иванович. – Значит, проснулись? Вот и славно, вот и хорошо!

Макаров потер небритый подбородок, потом, подняв руки в гору, с хрустом потянулся. Трусы устремились вниз, но застряли на коленях, обнажив мощные чресла.

— Бельевые резинки – беда нашего отечества, – грустно заметил Становой. – В космос летаем, обороняемся, слава богу, а резинки для трусов делать так и не научились. После месяца-другого носки совсем не держат.

— Китайцы советуют использовать веревочки, потому что резинки нарушают движение энергии «ци», – сказал Вовка, широко зевая.

— Скажите пожалуйста, веревочки! – снова обрадовался Становой. – Так просто, а я не догадался!

— Тут дело в другом. Если приспичит, то можно не успеть развязать. В общем, через полчасика полетаем. Только с Вас стол: завтрак, обед и ужин. Что же это, задарма летаю, и не жрамши?

Через полчаса Макаров был готов: умыт, побрит, его организм был очищен от шлаков всех видов, а в руке Вовка держал флешку даже не с другим рассказом Сашки Македонского. Он посягнул на классику.

— Я Вам тут подарочек приготовил, – сказал Луи Иванович Становой. – Подпрограмма имитации одежды. В прошлый раз неувязочка со шмотками получилась, уж извините. Вы кушайте, кушайте! Икорка, балычок, ветчинка... все свежайшее. Мне тут ребята синтезатор по случаю подогнали, так это все из него.

— Значит, из синтезатора?

Вовка только что покрыл тонкий кусок хлеба толстым слоем сливочного масла, а масло еще более толстым слоем красной икры, и вознамерился откусить сразу половину бутерброда, но при слове «синтезатор» умерил аппетиты и откусил лишь малую толику. Вкус был великолепен!

— Неплохо, очень даже неплохо! Он большой?

— Кто?

— Синтезатор?

— Ну, с микроволновку. Одна беда, языка не знаю, – пригорюнился Становой.

— Я знаю. Английский, немецкий со словарем, десяток слов по-испански, кое-то по-португальски.

— Нужен китайский.

— В китайском я Вам не помощник, это точно! Знаю только один иероглиф, и тот «Сука».

Макаров доел бутерброд и запил его великолепным на вкус красным чаем, в котором плавала лимонная долька слишком правильной формы.

— Вот флешка, заряжайте!

Становой осторожно потрогал флешку пальцем.

— А что там?

— Там девушки, от самых юных до зрелых женщин.

— О, как я Вам завидую! – заломил руки Луи Иванович. – Я так люблю малолеток!

— Так давайте поменяемся, – предложил Вовка.

— А как Вы меня будете вытаскивать, если что-то пойдет не так? – недоверчиво сощурился Становой.

— Никак. Просто выключу из сети Ваш сортир.

— Наверное, это выход, – поднял бровь Луи Иванович. – Но я так ни разу не делал.

Снова Вовка прошел в синюю пластмассовую кабинку и опять уселся на фанерку над очком.

— Кедр, я Заря-один! – сказал Становой. – Дается зажигание.

— Понял, зажигание! – ответил Макаров. – Поехали!!!

Туалетная будка вздрогнула, и Вовка оказался в конном экипаже бок о бок с каким-то чиновником. Тот сильно вздрогнул и выронил кожаную папку с золотым двуглавым орлом. Экипаж как раз проезжал по мостику над оврагом, и чиновник очень удачно упал в глубокий овраг головою вниз.

Макаров постучал пальцем в синюю спину возницы.

— Любезнейший, правь-ка вначале в гостиницу. Здесь есть приличная гостиница?

— А как же, Ваша милость, есть. Как ей не быть!

— Ну, так и правь туда!

— Слушаю!

Но ямщик, волосатая скотина, завез не туда...

Красавец-князь Андрей Болконский ехал по опекунским делам. Бушевала весна, распускались деревья, цвели и пахли цветы, пели птицы. Когда старый граф встретил князя на порогах своего имения, было уже поздно, и за высокими деревьями всходила Луна, окрашивая небеса в красно-желтые тона. Семейство Ростовых уже отужинало и готовилось отойти ко сну, и князю было предложено поужинать и спать в отдельном гостевом флигеле, на что он с радостью согласился...

Небольшой флигель состоял из прихожей и комнаты, где размещались широкая постель под балдахином, стол и несколько стульев. Побывав на войне, Андрей научился делать все сам, поэтому он прежде всего снял тесный мундир, высокие сапоги и занялся ужином, который принес старый слуга. Андрей уже поужинал, но слуга, усердно подливавший вино, все не уходил, а нерешительно мялся у двери с подносом в руках, словно хотел что-то сказать или предложить. Князь находился в благодушном настроении, и потому не выставил слугу вон, а лишь спросил:

— Чего тебе, любезнейший?

Слуга совсем оробел, но преодолел себя:

— Может, девку?

Следует отметить, что князь Андрей, зимой похоронивший жену, умершей родами, давно не имел дела с женщинами, но, живя в имении отца, лишь равнодушно наблюдал за его чудачествами. Старый Болконский, не был, конечно, ни Нероном, ни Калигулой, но в половом вопросе был довольно изобретателен. Например, он открыто сожительствовал с мадемуазель Бурьенн, приживалкой и наперсницей своей дочери княжны Марьи. А один раз жарким летом его осенила идея создать аллею живых скульптур. Он велел плотникам сбить из досок постаменты, швеям – задрапировать их под мрамор холстинами, а потом нагнал из ближайших деревень молодых крестьян и крестьянок, повелел их раздеть и поставить парней напротив девок на постаменты. Атланты и кариатиды получились плохие. Девки краснели и сутулились, стыдливо прикрывая срам и груди обеими руками, а парни, наоборот, выставляли напоказ восставшие члены. Старый князь рассвирепел и, схватив трость, лупил девок по ягодицам, а парней по членам, а потом приказал всех высечь на конюшне. Поэтому князь Андрей воспринял предложение слуги довольно равнодушно.

— Веди свою девку. Посмотрим, что за птица-синица. Только малолетку не приводи. Не люблю.

Следующая выдумка старого князя получилась лучше. Через неделю он велел снова собрать ранее выпоротую молодежь, лично осмотрел-ощупал высеченные задницы и, признав их вполне годными, велел селянам голыми бегать по лугу с венками из полевых цветов на головах, изображая сатиров и нимф. По хлопку в ладоши князь останавливал беготню, и, подойдя ближе к вакханкам, щупал их полные груди и между ног и при этом радовался, как ребенок.

Как всегда на новом месте, Андрею не спалось. Слуга все не шел, и Андрей накинул плащ и вышел в парк возле графского дома. Он услыхал сверху женский говор.

– Только ещё один раз, – сказал сверху женский голос, который тотчас же узнал князь Андрей.

– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.

– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз...

Два женских голоса запели какую-то музыкальную фразу, составлявшую конец чего-то.

– Ах, какая прелесть! Ну, теперь спать, и конец.

– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она совсем высунулась в окно, потому что слышно было движение её тела и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и её свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.

– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну, как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь эдакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.

Соня неохотно что-то отвечала.

– Нет, ты посмотри, что за луна!.. Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, туже, как можно туже, натужиться надо, и полетела бы. Вот так!

– Полно, ты упадешь.

Послышалась борьба и недовольный голос Сони:

– Ведь второй час.

– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.

Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит там, в окне, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.

– Ах, Боже мой! Боже мой! Что же это такое! – вдруг вскрикнула она. — Спать так спать! – и захлопнула окно.

Князь вернулся во флигель и совсем, было, собрался укладываться, как дверь флигеля снова кто-то постучался. Андрей схватил полено, коих в изобилии было навалено у печки, и хотел отходить слугу, но это был незнакомый чиновник в вицмундире, треуголке и с кожаной папкой под мышкой. Он учтиво поклонился.

— Разрешите представиться! – сказал гость. – Чиновник по особым поручениям коллежский советник Макаров Владимир Анатольевич.

— Извините, что в неглиже, – сказал Андрей. – Князь Андрей Болконский, по опекунским делам.

— Имение графа Ростова заложено и перезаложено, близится время очередных платежей, а кредиторы не уверены в платежеспособности графа. Ямщик, скотина эдакая, завез не в гостиницу, а сразу в имение.

— Граф сегодня Вас вряд ли примет, он наверняка спит, да и дворня тоже. Так что заходите, располагайтесь. Флигель большой. Вы без слуг?

— Привык, знаете ли, обходиться.

— Вот и я тоже.

— А я бродил, бродил, вижу – флигель, а рядом человек, по виду благородный. Я Вас, правда, не стесню?

— Я расположусь в креслах, а Вы – под балдахином. Гостю – место.

В этот момент дверь широко распахнулась, и во флигель влетела растрепанная девка в рубахе, упала, а за ней вошел старый слуга.

— Вот, Ваше сиятельство, еле добудился! Оттого и задержка приключилась, Вы уж не обессудьте.

Он наморщил лицо, и, кажется, собрался плакать, но князь Андрей его отправил, а Макаров поднял хныкающую девку с пола и усадил на кровать.

— Осталось решить, кто первый, – сказал Макаров.

На что князь Андрей ответил:

— Гостю не только место, но и все, что на нем.

— Ну, что же, девка, как тебя? – спросил Вовка.

— Настёна!

— Хватит рыдать, и становись «раком».

Они отодрали девку Настёну по очереди, старый слуга Фирс принес шампанского, и господа выпили за здоровье его Императорского величества государя Александра Павловича. Затем они опять драли послушную девку и снова пили шампанское...

На рассвете они вышли из флигеля, обнялись, и Макаров предложил спеть старый хит. «Это там, где я живу – старый хит». – пояснил Макаров, а тут он очень даже новый.

Они запели под окнами Сони и Наташи, нестройно, но с душой, а, главное, громко:

Как упоительны в России вечера,

Любовь, шампанское, закаты, переулки.

Ах, лето красное, забавы и прогулки,

Как упоительны в России вечера.

Балы, красавицы, лакеи, юнкера,

И вальсы Шуберта, и хруст французской булки...

Любовь, шампанское, закаты, переулки.

Как упоительны в России вечера.

Как упоительны в России вечера -

В закатном блеске пламенеет снова лето,

И только небо в голубых глазах поэта...

Как упоительны в России вечера.

Пускай всё - сон, пускай любовь - игра,

Ну что тебе мои порывы и объятья?

На том и этом свете буду вспоминать я,

Как упоительны в России вечера...

Потом раздался тихий хлопок, и на месте князя Андрея нарисовался Луи Иванович Становой с пультом, державший в руках Вовкину флешку. «Как все зависло!», – пожаловался он. – "Пришлось питание передернуть".