Сумерки постепенно растворяли очертания бревенчатого дома в вечернем воздухе. Таинственный силуэт бесшумно рванул к сараям и скрылся в густом частоколе леса. Если кто и стал свидетелем этого размытого движения, то уже через несколько секунд можно было списать его на игру теней, посылаемых на землю покачивающимися ветвями. В мелодичном шуме листьев, послушных легкому дуновению, шаги тяжелых шнурованных башмаков по примятой траве почти не издавали звуков, разве что предательски треснет под ногой сучок. Иван огляделся - на подворье ни души, сонная тишина двора не нарушена. Он без труда узнал место под раздвоенным деревом и принялся разгребать сухие ветки, в тайнике был потертый брезентовый рюкзак.

Одухотворенный восторженностью и решимостью, юноша бежал по темному, знакомому с детства лесу. Бежал стремительно, без остановок, ловко уворачивался от назойливых веток, скрюченными пальцами пытающихся вцепиться в его лицо. Могучие, источенные временем исполинские деревья преграждали ему путь, но с укором покачивали верхушками, когда не удавалось задержать мальчишку, хоть на секунду. Опасность таилась не здесь, в ночном лесу, где знаком каждый кустик. Опасность дома - если хватятся, что его нет в постели, неприятностей не избежать. Младшие-то не выдадут, женщины в мальчишескую спальню по ночам не вхожи, да и отец ни разу не бывал в детской, но малейшая случайность усугубит положение Ивана, особенно после случая с Ольгой.

С тяжелым рюкзаком и еще более тяжелыми мыслями крепкий, закаленный тяжелым трудом юноша несся по лесу в лихорадке самоотверженности. Руками, успевшими огрубеть от работы, он сгибал упругие побеги и отталкивал попадающиеся на пути рухнувшие ветки. Постепенно замедлив шаг, Иван дождался, пока утихнет сердцебиение и подкрался к толстому дереву, уходящему стволом в непроглядную темноту. За ним, внизу отвала, где рассыпчатая земля держится на корнях могучего дерева, и есть его цель. Недоверчиво скрытое от посторонних глаз, здесь прячется их детское убежище. В земле под деревом уютное углубление накрыто слоем хвороста и веток с засохшей листвой.

— Лена, я тут, Ле-е-е-н, - приглушенным голосом позвал Иван.

Пришлось еще несколько раз полушепотом, чтобы посторонним звуком не вспугнуть спящий лес, позвать Лену. Листва зашевелилась, ветки расступились и из черной норы вылезла девушка. Иван с запасом нерастраченного сочувствия осмотрел сестру и опустил на землю увесистый рюкзак.

— Я так и знал, что вы здесь, - дружелюбно сказал паренек, - картошки вам принес, да еще по мелочи.

Следует уточнить, это место ребята давно заприметили, обустроили себе землянку и частенько пропадали здесь, коротая свободные от работы часы. Лена разгребла пепел кострища и раздула едва живые, алеющие угли перед тем, как бросить им на съедение толстый обломок дерева. Костер с аппетитом поглотил подношение и в благодарность осветил и обогрел беглянку и ее гостя. В тишине спящего леса был слышен только треск огня, никто не начинал разговора, подбирая правильные слова. Лена сидела на заваленном чурбаке, обняв колени обеими руками, ее глаза струили тихое, спокойное сияние, а улыбка показалась печальнее слез.

— Дома как, спокойно? - тихо спросила девушка.

На полгода младше Ивана, рано повзрослевшая под влиянием сурового образа жизни, она прекрасно понимала, что происходит дома, но рассказ брата ждала с нетерпением простого бабьего любопытства - одно из очень небольших удовольствий, выпадающих на долю хуторянки. В алом свете огня ямочки на ее скуластых щеках придавали лицу непоколебимую решительность.

— Отец крепко осерчал, никому спуску не дает. Мамки ревут, грозятся задать трепку, когда вернетесь.

Лена небрежно закинула ногу на ногу и сидела с выражением спокойного оптимизма, ее глаза выражали глухой протест против отупляющей жизни в глуши. Комфорт, тепло, мягкая постель - естественное для каждого человека желание было недоступно здесь, на хуторе среди мудрой тайги. Листва снова зашевелилась и из черноты выползла Маринка, она поднялась с колен и отряхнулась. Иван бросил на нее презрительный взгляд - из-за нее крепко досталось от отца и Ленке пришлось, рискуя собой, увести девчонку с хутора подальше от издевок Ольги. Самим своим жалким видом защищенная от затрещин девчушка, жалась за спиной сестры. Она не раз искала прибежища в слезах, но теперь под защитой Лены обрела спокойствие.

— Это не она рассказала отцу, - самым убедительным образом заявила Лена.

Иван не ответил, но твердое убеждение в противном вносило в его взгляд суровость.

— Кто еще мог наябедничать? Сама подумай!

— Не знаю, но точно не Марина, не могла она... - строгий, сильный взгляд заставил паренька отвести глаза и принудил согласиться.

— Тогда зачем вы убежали из дома? - сомнение блеснуло в глазах Ивана.

Лена замолчала, потом, не роняя своего достоинства, направила глаза на брата.

— Маринка, марш в землянку, - скомандовала Лена, - и не подслушивать... уши заткни.

Лицо девушки посерьезнело, Марина послушно прижала ладони к ушам и неуклюже, опираясь на локти, полезла в нору.

— Я одна хотела уйти, да пожалела малышку, - призналась сердобольная Леночка, - жалко смотреть, как Ольга над ней измывается.

— А тебе зачем уходить было? - Иван недоверчиво сдвинул брови.

— Надоело, - вздохнула девушка, - батя житья не дает.

Лена начала рассказывать брату, как в один день сделалась жертвой отца. Он охотился за благосклонностью девушки всякий раз, когда бабы не мешали его уединению. Человек необузданного нрава, он шантажировал, грозил, что отдаст ее замуж за старого Волобуева, соседа хуторянина - истоки этой страшной традиции восходят еще к незапамятным временам. Иван не мог поверить своим ушам - отец, строго блюдущий традиции и верования, не мог позариться на собственную дочь, а вот сосватать другому хозяину - запросто.

В то утро Игнат отправил жен со стиркой на речку. Пока бабы исполняли домашние добродетели хозяек, он присматривался к Леночке. Вызревшая не по годам, она расточала свою свежесть с такой неосторожностью, что отец на беду попал под ее очарование. Легкостью и воздушностью сложения она напоминала лучик солнца, но строптивость унаследовала от Ольги.

Хрупкое тело Лены, только еще вступившее в пору созревания, уже обозначило округлые формы, намечающиеся в невинной худобе. Нежный и выразительный взгляд дарил отцу преждевременные надежды и с каждым разом он все настойчивее искал встречи. Лена день за днем превращалась в женщину. Кровь быстрая и кипучая не давала покоя хозяину,  навязчивое возбуждение влекло его к дочери и ворошило затаенную страсть. Суровая провинциальная мораль терпит подобное проявление страсти, лишь бы не нарушить патриархальные устои. Когда Леночка вошла в спальню отца, он стоял у окна, задумчиво глядя сквозь мутные стекла. Она остановилась, опустив голову - пример безмятежной кротости.

— Ты выросла в хорошенькую девушку, - утратив хозяйский тон, выдал первую порцию обольщений отец.

На щеках Лены вспыхнул румянец, она растерялась под наплывом самых противоречивых мыслей. Отец говорил с такой подкупающей искренностью, что похвалы невольно размягчали сердечко девушки.

— Тебя уже посещало желание быть с мужчиной? - вопрос внушал девушке чувство вины.

Лена посмотрела на хозяина широко открытыми глазами и с пылом замотала головой.

— Поди сюда, девка!

Шагами нетвердыми и робкими с целомудренной застенчивостью девушка подошла к отцу, его пронизывающий взгляд заставил опустить глаза в пол.

— Обними отца, малышка.

Уклоняясь от предложенной чести, Лена остановилась в шаге от мужчины и с холодной вежливостью отрицательно качнула головой.

— Строптивая, вся в Ольгу, - с самодовольной усмешкой сказал сам себе Игнат.

Ему была важна добрая воля девушки, нужна была ее трепетная, невинная ласка, в какой-то степени способствующая его вожделению.

— Значит, не хочешь по-хорошему, - сказал, совещаясь сам с собой, - значит будет по-моему.

Хозяин провел рукой по лицу девушки, ласково погладил по волосам, его ноздри раздувались от возбуждения. Вдруг он сжал личико между ладоней самым бесцеремонным образом и впился в ее пленительные алые губы отвратительным, грубым поцелуем. Рывком он развернул девушку и прижал к своему телу, сильные огрубевшие руки вцепились в юбку и принялись собирать материю, пока не добрались до голых бедер. Отец опустился на колени и прижал лицо к юным, подтянутым ножкам.

Лена вдруг прекратила трепыхаться, новое, неизведанное чувство вдруг разлилось теплом по ее телу. Невольно она прогнула спинку и замерла. Ей еще не было известно слово анилингус, но оно пленило, связало руки прочнее, чем самая крепкая бечевка. Лена чувствовала ладони хозяина на округлых половинках, чувствовала бархатистой кожей его сухое, жесткое лицо, чувствовала горячий кончик языка, что оставлял за собой мокрый след. Девушка испустила выдох, соединившийся со стоном, и ее ноги безвольно обмякли.

Мужчина от аромата юного женского тела впал в безумие, он больно стискивал сочные ягодицы дочери и вбуравливал язык в тугую дырочку, будто это и есть его самый лакомый кусочек. Лена заалелась, ее щелка предательски хлюпала, в плену страсти она уже признала за ним некое право, способное властвовать над собой. Казалось, юная Леночка была предназначена самой природой для такой ласки. Невинная попка источала пьянящий аромат и, судя по горячности движений мужчины, теперь навсегда станет его любимой порочной забавой. Мужчине хотелось терзать ее самыми гнусными ласками и наслаждаться ее беспомощностью. Лена закончила свой рассказ и печально опустила глаза в землю. Она пошерудила палкой в затухающих углях и молча подкинула толстую ветку в огонь.