Валентина уже различала свет ненастного воскресного утра, топот пробудившегося коридора, но окончательно сбросить невесомое блаженство сна и оторвать голову от подушки она была еще не готова. Мысли уже обрели ясные очертания, а веки все тянули с тем, чтобы окончательно примириться со светом наступившего дня. Женщина лежала на животе, закинув согнутую в колене голую ногу на храпящего супруга, край одеяла уполз на половину запасливого мужчины и предательски обнажил пышный, круглый тыл. И уж если бы притязающая на неувядаемую молодость Валя не изменила своей привычке спать в старой ночнушке до колен в пользу непристойного комплекта из черных стрингов и белой маечки, нам не выпало бы редкое удовольствие насладиться великолепием ее зрелых форм.

Последнее время она бравировала легкомысленным спальным нарядом, старалась при всяком удобном случае демонстрировать манящие формы супругу и глубоко огорчалась, если не извлекала из своей задумки хотя бы искорки мужского интереса. Маечка была настолько бела и настолько плотно обтягивала стан, что крупные груди с аккуратными коричневыми кружками вокруг сосков призывно выделяли свои очертания, способные снести любой оценивающий взгляд. Да и трусики подобраны с умыслом сразить охладевшего мужа - утончающаяся черная стрелка материи терялась между упругих полушарий и проявлялась только внизу, кокетливо укрывая пухлые половые губки.

Сама того не ведая, Валя все же достигла своей цели - кое-кто из мужчин все-таки проявил интерес к ее аппетитной персоне. Не удалось укрыться от обильных брызг женственности Андрею, только в отличие от отца он воспринял их, как небесную благодать. Каждый вечер он имел возможность безнаказанно сопровождать взглядом почти нагое женское тело - то, что весь день было скрыто (весьма не надежно) сатиновым халатом, намеренно укороченным рукодельницей-матерью, вполне законно открывалось на ночь. Во всем это легкомысленном наряде оставалась только одна загадка, да и та ясно выдавала свои очертания.

Этим воскресным утром Андрей проснулся в своем кресле-кровати раньше всех и первым делом взглянул на родительский диван. Удача! Одеяло все-таки уползло и можно полежать, без утайки рассматривая мамкину попку. Широкие бедра, мясистые округлости, черная резинка подчеркивает талию и придает изящность линиям. Не то, что у подростка, у любого на его месте слюнки бы потекли. Сейчас, когда Валюша закинула одну ногу на отца, ягодицы упруго сжались и приоткрыли новые области, раньше не доступные взгляду. Андрей нащупал смартфон возле подушки и, убедившись, что родители не шевелятся, навел объектив в их сторону. В бледном свете утра кадр мутнел и требовал крепости рук, и опьяненный удачей, мальчишеский ум не нашел ничего лучше, как разразить комнату молнией вспышки. Упс.

Паренек замер и натянул одеяло до самых испуганных глаз, прошла минута, но со стороны дивана скрипов не раздалось. Тогда Андрей осторожно встал, натянул штаны и с телефоном в руке бесшумно выбрался из комнаты. В коридоре уже было людно, где-то двери комнат были открыты и хозяйки выметали из-под ковриков мусор, из общей кухни доносились запахи и шкварчание. На удачу мальчишка замедлился, проходя мимо комнаты Белкиных, и прислушался к тишине за их дверью, но вдруг заметил, что из уборных с полотенцем на плече вырулил Олег. Пришлось поспешить, чтобы развернуть его. Андрей завел друга в стиральную комнату с большой пожелтевшей ванной и бледно-голубой кафельной плиткой на стенах - местом секретных переговоров - первым влез в ванную с ногами и сел на округлый борт.

— Андрюха, я приду через полчаса и поговорим, - отмахивался Олег от настойчивого дружбана.

— Какой полчаса? - взбудоражено ответил Андрей Стрелкин и достал сотик, - сюда смотри!

Олег наклонился и прильнул к экрану, но Андрей вдруг убрал телефон и настойчиво попросил сесть рядом. Лишь когда тот подчинился, на экране появилось свежее фото.

— Видал? - гордо спросил мальчишка, - сегодня сфоткал.

Олег сидел, разинув рот, и жадно впитывал глазами каждый миллиметр четкой картинки, не подозревая ценой какого риска фотография обрела такой контраст.

— Круто-о, - испустил с протяжным выдохом Олег, - лучше даже, чем вчера у окна...

Андрей провел пальцем по экрану и показал другой снимок, менее четкий, выполненный из-под стола. Парни уставились на электронный отпечаток вчерашнего события у окна и распалились окончательно.

— Дай еще на жопу посмотреть, - попросил Олег, - и часто она так спит?

— Теперь постоянно.

— Везуха-а-а, вот бы мне у вас заночевать.

— Ага, было бы круто.

Полотенце соскользнуло с плеча Олега, но он не оторвал взгляда от экрана.

— Давай старые посмотрим? - предложил Белкин и приглашающим жестом оттянул резинку трико.

Андрей задумчиво посмотрел и медленно потянулся, чтобы закрыть щеколду. После этого ритуального действия, что было красноречивее любых слов, оба стянули штаны и выпустили на свободу свои жизнерадостные, неприхотливые отростки. Фотографии сменяли друг друга с некоторым интервалом, зависящим от ценности кадра. Размытые и одетые фото пролетали быстро, хоть и не заслуживали удаления. Остальные нуждались в детальном рассмотрении пока мальчишеские руки поглаживали чувствительные стручки.

— Вот эта - суперская, не перелистывай, - предупредил Олег.

Можно было и не говорить - обоим мальчишкам нравилась эта фотография, где на кровати обе подружки, Валя и Лариса, полулежа читают журналы, не придавая значения тому легкомысленному положению коротеньких халатиков, что открывает вид на их крупные, белые бедра. В кадре не только заметно плавное утолщение ног от колен до места их перекрестья, но и нечто большее. Белый лоскут у одной и загадочная темноту у второй. Вот этот-то кадр и вызывал у пацанов наибольшее вдохновение.

— Вот бы пизду еще сфоткать, - мечтательно заявил один. - Было бы круто, - поддержал второй.

— Ладно, давай дальше листать.

Кадры, все больше снятые исподтишка, не изобиловали наготой - всего лишь удачно задравшиеся края одежды или сиськи спящих матерей, застигнутых врасплох горе-папарацци. А сколько кадров неглиже и женских оплошностей еще врезалось в память мальчишек, не запечатленных на матрицу телефона - не счесть! Тут и стягивающая трусики за ширмой (дверцей шкафа) Валя не далее, как вчера, и поправляющие юбки подружки-матери после празднования 8 марта и многое, многое, многое другое.

— Олег, хотел бы полапать? - спросил Андрей, втягивая воздух сквозь зубы в приближающемся оргазме.

— Уже, - коротко ответил тот, судорожно дергая рукой, - мы спали как-то днем... Короче, я во сне руку положил маме на сиську... и не убрал.

— Класс, не орала? - возбужденный любопытством посмотрел Стрелкин на товарища, - пиздец, я тоже так хочу, пусть даже орет.

— Нет, она спала, кажется, - вспоминал с удовольствием Олег, - я прямо чувствовал ее мягкую сиську, как она поднималась при вдохе...

Олег держал в памяти эти моменты и мог во всех красках восстановить каждую секунду. В полудреме, растомленный послеобеденным солнышком он лежал возле матери. Глубокое блаженство безделья. Неловким движением он повернулся и рука легла... нет, не на живот, что было бы еще вполне сносно - прямо на грудь. Чашечек лифчика под халатом не было, как, впрочем, обычно, поэтому под ладонью оказалась большая, мягкая, как пуховая подушка Ларина сиська. Олег сразу проснулся, но побоялся шевелиться - рука осталась на месте в ожидании худшего. Но мама не вспылила, она не пошевелилась и не открыла глаз.

Паренек ожидающе смотрел на ее лицо, хотелось воспользоваться ситуацией и провести рукой круговыми линиями по большому холму. Показалось, что на лице Ларисы появилась едва заметная улыбочка, а веки дрогнули на свету. Тогда Олег осмелился... нет, не будем лукавить - он отдернул руку и теперь горько жалеет, что проявил малодушие и не довел дело до конца. Зато глубоко в тайнике души зародилась мечта. А теперь оставим мальчишек в самую горячую пору их рассуждений, не будем смотреть, как они оросят кафельную стену щедрыми доказательствами своего раннего созревания и перенесемся в комнату Ларисы. Она тоже предпочла понежиться в постели этим тусклым воскресным утром, но все удовольствие пропало, как только сын вышел из комнаты. Муж Ларисы, Володя, проснулся и сзади обнял ее за талию, прижавшись вздыбленным пахом к ее массивному заду. Высокий, сухопарый мужчина с грубым, потемневшим лицом работяги, на четырнадцать лет старше Ларисы.

— Приходили вчера? - интригующе спросил он.

Лариса вздрогнула - вопрос в множественном числе наводил тревогу относительно Николая - в душе зародилось смятение. Женщина угукнула и на ее щеках вспыхнул румянец. Удивительная непритязательность мужа пугала ее.

– Сан Саныч - хороший мужик, бригадир, - шептал сзади муж, - смены мне только дневные ставит и в выходные не заставляет работать.

Окрепший член Володи уперся в мягкие ягодицы и наощупь протиснулся в ложбинку, удерживаемый от непоправимого трусами.

– Вов, сын вернется, не надо...

– Вернется, тогда прекращу, - не унимался муж, - сосала ему?

– Дурак что ли? Олежке сосать? - вздрогнула Лариса, не поняв сразу, какой смысл он вложил в слова.

– Санычу! Бригадиру сосала?

– Нет.

– Почему?

Лара смешалась, чуть не выдала тайну своей гиперготовности к сексу со случайным мужчиной. Печально, но она давно утратила право распоряжаться собственным телом.

– Он как-то сразу загнул и запердолил, - попыталась она заговорить зубы.

– Понравилось? - Володя стиснул пальцы на груди жены и еще сильнее прижался к заднице.

Несмотря твердое убеждение в противном, Лариса растерялась под наплывом самых противоречивых мыслей, она хмыкнула и помотала головой по подушке.

– Большой у него? - Володя уже пыхтел и задыхался, потираясь чувствительной залупой о ягодицы шлюхи-жены.

– Ну так, - Лара невольно сравнила член бригадира с гигантом Коли, но тут же нашлась, - как у тебя!

– Раком давала? Не отвечай - знаю, что раком, люблю твою оттопыренную жопу. Все любят.

– Давала, - Лариса не спорила и не выражала мнения, неискренность которого можно было бы так легко обнаружить.

– Потаскуха, - Володя больно сжал молочную грудь жены, - в пизду дала спустить?

Вдруг дверь комнаты открылась и внутрь вошел с рассеянным видом Олег. Не способный остановить набегающие волны Владимир, неуклонно добивавшийся своей цели, накрылся одеялом с головой, прижался к жене и продолжил мелко шевелить тазом. Он упивался своей властью над женщиной и выуживанием ее неловких признаний, что шли теперь за бесценок. Наконец его усилия достигли апогея и поток горячей спермы низвергнулся, испачкав собой трусы и оставив липкие следы.