|
|
Новые рассказы 79800 А в попку лучше 11743 +4 В первый раз 5191 +1 Ваши рассказы 4696 +3 Восемнадцать лет 3501 +3 Гетеросексуалы 9372 +3 Группа 13524 +5 Драма 2952 +3 Жена-шлюшка 2647 +1 Женомужчины 2088 Зрелый возраст 1776 +1 Измена 12360 +12 Инцест 12022 +7 Классика 367 Куннилингус 3291 +1 Мастурбация 2269 Минет 13377 +6 Наблюдатели 8088 +4 Не порно 3086 +3 Остальное 1079 Перевод 8126 +11 Пикап истории 734 +2 По принуждению 10817 +3 Подчинение 7295 +5 Поэзия 1483 Рассказы с фото 2557 +4 Романтика 5619 +2 Свингеры 2333 Секс туризм 523 Сексwife & Cuckold 2511 Служебный роман 2449 +1 Случай 10222 Странности 2745 +2 Студенты 3635 +2 Фантазии 3313 Фантастика 2874 +2 Фемдом 1489 +1 Фетиш 3270 +3 Фотопост 788 Экзекуция 3245 +1 Эксклюзив 351 Эротика 1935 +2 Эротическая сказка 2524 +1 Юмористические 1534 |
После концерта. Цирк Автор: Makedonsky Дата: 20 сентября 2020
— Вот, вот! – закричала Наталья Пантюшкевич, едва переступив порог лаборатории. – Я достала тебе два билета! — Мне? Хм-хм... После похода во Дворец Съездов у Вовки Макарова осталось денег совсем немного, только-только дотянуть до зарплаты. — Куда? Наталья, не снимая дубленки, плюхнулась на свободный стул рядом с Вовкой и кинула на стол два билета, припечатав их ладонью. — Вот! В цирк! Этого еще не хватало, подумал Макаров, цирка мне хватает и на работе, и на улице, и дома. — Почем? — По рубль двадцать. Дорого? — Нормально. Шесть рублей Вовкин исхудавший бюджет вряд ли бы выдержал, а так... — Ты, Наташ, пойдешь? Обещала ведь... — Не могу, Вов. Она внезапно погрустнела. — У меня это, менархе, пубархе, телархе. Макаров даже рассмеялся. — Как? Все сразу? Да ты не девочка вроде. Наташка фальшиво затянула: — Первомай на дворе, все на демонстрации. А я дома сижу из-за менструации! — Теперь понятно. — А ты Плюшку возьми. — Да ну ее! Она же курит! — Ну и что? Можно подумать, у нее ОТТУДА дым валит! Не валит же? Пришлось согласиться. — Не валит. Давай билеты! Макаров протянул руку. — Э-э! Сначала деньги! Цирк Вовка любил. Еще бы не любить представление, где все почти что голые, и корячатся. Гимнастки, эквилибристки, наездницы были в очень соблазнительных костюмах. Еще в юности Макаров напряженно наблюдал за цирковым представлением по телевизору, ожидая, что какая-нибудь девушка заголится, и, не дождавшись, бежал в туалет. Ну, мужчины понимают, зачем... Оля Плюшка была похожа на сильно уменьшенную и слегка располневшую копию Тарьи Турунен из финской группы «Найтвиш». И красилась она примерно так же. Ну, да ладно, на безбабье пойдет и готка! Хорошо, что на цепи и кресты у нее банально не хватало денег. А Плюшкой ее прозвали потому, что она ходила, слегка подпрыгивая, плюх, плюх. Носила черные колготки и длинную юбку, тоже черную. Разумеется, Макаров отдал Наташе деньги. Осталось двадцать копеек. Хорошо, что для проезда был единый билет! Вовка взял билеты и пошел приглашать Плюшку в цирк. Она сидела за письменным столом в белом халате и что-то писала. — Добрый вечер! – громко сказал Макаров, и Плюшка вздрогнула всем телом. — Еще день, – глухо, как из бочки, сказала Плюшка, не оборачиваясь. — Добрый день! В цирк пойдем? — Наша жизнь и так сплошной цирк! – заявила Оля. – А в какой? — На Вернадского. — В новый? – оживилась Плюшка. – Пойдем, пойдем, не была. А когда? — Сегодня. В шесть вечера. Она взглянула на массивные часы на цепочке из светлого металла, висевшие у нее на шее. — У, еще масса времени! — Смотря на чем ехать. Час пик! Поехали пораньше на двадцать шестом или четырнадцатом, как раз доскачем вовремя. — А поехали! Только на двадцать шестом, как раз мимо моего дома, заскочим, перехватим чего-нибудь. А потом в цирк! — Тогда собираем манатки! Когда они вышли на улицу, Вовка заметил, что Оля не достает ему до плеча, и вспомнил пословицу: «Большая женщина создана для работы, маленькая – для любви». Наверно, со стороны эта парочка смотрелась комично: маленькая, мячиком подпрыгивающая на ходу, вся в черном, как монахиня, Плюшка, и предложивший руку Ольге Макаров, одетый как унылый городской обыватель. Поэтому Макаров повел Плюшку к трамваю по довольно глухой улице мимо Донского монастыря и Соловьевки. Вечерело, солнце уже село, и среди темных голых деревьев включились редкие фонари. Подморозило, и под ногами звучно хрустел тонкий ледок. Потянуло холодным ветром, и Оля накинула на голову большой капюшон. — Люблю я это время, – тихо сказала она. – Уже не осень, но еще не зима. — У меня на этот случай стихотворение есть, – ответил Вовка. – Прочитать? — Конечно! И Макаров, встав под фонарь, начал декламировать: И вновь туман... Суровое предзимье. Холодный ветер, слезы из орбит, Но прошлое лишь холодит мне спину. А впереди - туман, за ним - все тот же вид: Земля вся в инее, вода - в свинцовой ряби, И ельник за рекой, зеленый как всегда. От ветра вечности любое сердце зябнет. И лишь туман, как близкая беда. А облака - они над нами, вечно, Лишь только голову повыше запрокинь, Они парят так просто, так беспечно, А рядом и вокруг - такая неба синь! Они как ангелы и с ними божья сила, Его любовь, и песня о любви В сиянии небес по миру их носила. И вечные слова - они твои, твои! И лишь туман - он словно падший ангел, Неведомо за что низвергнутый с небес. В нем - тайна естества и ритм простого танго, Он сам не ясно кто - не ангел, но не бес. И мир людей его не привлекает. Он с нами не жилец, ему осталось чуть. Лишь солнце выглянет, он, как печаль, растает... И хочется мне спать, но больше не заснуть. — Можно я покритикую? – тихо сказала Оля, подняв на Вовку глаза. — Конечно! – великодушно разрешил Макаров. — Нет, не буду! Хорошее стихотворение! Чье? — Мое! – гордо сказал Макаров, снова беря под руку Плюшку. — Вы еще и стихи пишете? — Да так, иногда. Под настроение. Так, за разговором, они дошли до трамвайной линии. Тут же подошел двадцать шестой трамвай, почти свободный от пассажиров. Вовка затолкнул в вагон, и забрался сам. Трамвай с шумом и скрежетом, закрыл двери, и на парочку налетела, как коршун на цыплят, большая пожилая женщина-кондуктор: «Так, молодые люди, ваши билетики!». — У меня единый! – уверенно сказал Вовка. — У меня проездной! – сказала Оля. — А почему у вас билеты разные? — А мы вообще разные. – важно сказала Плюшка, надув щеки. – Он из Соловьевки, я из Кащенко, у него мания величия, у меня маниакально-депрессивный психоз, он себя считает Пушкиным, я – боярыней Морозовой. Она запрокинула голову в черном капюшоне, подняла над собой руку с двуеперстием, а Макаров прочитал вслух: «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух! И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг». — Ну, это я по телевизору видела! – засмеялась женщина-контролер. — А вот дальше Вы, уважаемая, не видели, – сказал Вовка. – Потому что дальше: «И случай, бог-изобретатель!». А, каково? Ай да Пушкин, ай да сукин сын! — Вот-вот, – подхватила Плюшка. – Так и ездим друг к другу в гости, то я в Соловьевку, то он в Кащенко. Несколько секунд кондукторша напряженно вглядывалась в Вовкино, и немного дольше – в Ольгино лицо. Потом опять засмеялась: «Ох, шутники!», и ушла в кабину водителя, так и не посмотрев проездные билеты. Некоторое время Макаров и Плюшка ехали, не глядя друг на друга, чтобы не засмеяться. И тут водитель, до этого молчавший, вдруг сказал в микрофон: — Клиника имени Алексеева! Психи – на выход! — Ой, наша остановка! – вскрикнула Ольга. – Выходим! Она подхватила полы длинного черного пальто и, первой устремилась к выходу... Ольгина одноподъездная двенадцатиэтажка стояла не так далеко от остановки, только надо было миновать какие-то темные заросли, и Макаров, было, потащил Плюшку через кусты, но она взмолилась: «Давайте обойдем! Я темноты боюсь!». Пришлось послушаться, хотя на обход этих деревьев и кустов пришлось потратить лишних минут десять. Ольга крепко держалась за Вовку, иначе давно пропахала бы носом в своих высоких шнурованных ботинках. Наконец они вошли в подъезд, где было светло и тепло. Но Плюшка закрыла глаза и еще крепче вцепилась в Вовкин рукав. «Ой, здесь лампы мигают!», – пробормотала она. – «Доведите меня до лифта». Лифт был хороший, иностранный, Макаров нажал на кнопку вызова, и он гостеприимно и почти бесшумно раскрыл двери. Собственно, лифтов было два. Один – широкий, грузовой, другой – поменьше, пассажирский, но в широким поручнем и зеркалом над ним. Вовка подвел Ольгу к кнопкам. — Все. Жмите свой этаж! Она нажала на «двенадцать», лифт плавно разогнался, и быстро пошел вверх, но вдруг с воем остановился, а яркий свет сначала померк, а потом и совсем погас. Плюшка с воплем кинулась искать в темноте Макарова, нашла и вцепилась в него мертвой хваткой. Она дрожала. — Кажется, мы застряли, – спокойно сказал Вовка, погладив Плюшку по голове. – Только бояться не надо, стопоры держат, повисим немного... — Да... – всхлипнула Оля. – А если они не выдержат? — Кто? — Эти стопоры! — Они рассчитаны на десятикратную нагрузку. Так что выдержат. — А темнота? Я боюсь темноты! — Во-первых, темнота не полная. В крыше лифта есть вентиляционные отверстия, и их видно, значит, снаружи светло. А во-вторых, темнота – друг влюбленных. Плюшка перестала дрожать. — А разве мы влюбленные? — Это зависит от нас, – проворковал Макаров, прижимая Плюшку с удвоенной силой. – Представьте себе, что мы стоим на берегу реки, над нами луна, вдалеке село, а там женщины поют красивую песню. — А какую? — «А поутру они проснулись. Кругом примятая трава...». Такая пойдет? — Это намек? — Намек. Недвусмысленный. Все равно делать нечего... — Ой, я даже не знаю. — А что тут такого? Тут душно? — Душно. — Жарко? — Жарко. Я вся потная. — Темно? — Ой, темно! И страшно! Она снова застучала зубами. — Тихо-тихо! Я тут. Вы это чувствуете? — Пока не очень. Пальто мешает. — Так снимите! И я сниму куртку, чтобы Вас чувствовать. Секундная тишина, и послышались щелчки Плюшкиных пальтовых кнопок, и треск Вовкиной молнии на куртке, затем – шорох падающей одежды. — Так лучше? – с придыханием спросил Макаров. — Да, намного! – с придыханием ответила Плюшка. – Я чувствую Ваше тело. Оно пока прикрыто другой одеждой, но я его чувствую... — Скинем оставшуюся одежду, и познаем друг друга? Вовка пошутил, а Ольга приняла эту шутку всерьез. Послышалось хлопанье резинок, щелчок замка лифчика, звук расстегиваемой молнии на Вовкиных брюках... Черт знает, как это вышло, но они очнулись от страсти только тогда, когда в лифте зажегся свет. Ольга сразу подобралась, и, сжавшись в беззащитный комок, стала торопливо собирать одежду с пола лифта. «Надень только пальто», – шепнул Макаров. – «А остальное затолкай в сумку». — Эй, братцы-кролики, сидите? – раздался из скрытого динамика веселый голос механика. – Сейчас поедем! Какой этаж? В Ольгину большую сумку вошли и Вовкины вещи. Лифт дернулся, и, ускоряясь, пошел вверх... Они вошли в темную прихожую, и Плюшка тут же зажгла свет. Она хотела снять пальто, но вдруг поняла, что под ним ничегошеньки нет! Кроме ее тела, разумеется. И кудрявых волосиков под животом, которые вряд ли бы могли сойти за одежду. — Отвернись! – строго сказала Ольга. – Я же голая! — Вот и хорошо! – замурлыкал Макаров. – Я тоже почти... Но он все-таки отвернулся. Плюшка долго копалась в сумке, шуршала, как мышь, одеждой, а Вовка все стоял носом в стену. Наконец она сказала: «Можешь» и ушла в комнату, где тут же зажгла свет а Макаров заметил на полу синюю книжицу институтского пропуска. «Ага!», – сказал Вовка сам себе и посмотрел в пропуск. Там красовалась мутноватая фотография молодой Ольги в «боевом» раскрасе девяностых годов и с выбеленной химией шевелюрой, а рядом значилось: «Булкина Ольга Владимировна, лаборант». Очень вкусная фамилия и прозвище тоже вкусное! Макаров посмотрел на часы и понял, что сегодня они ни в какой цирк не попадут. Права Ольга Булкина, когда сказала, что наша жизнь – сплошной цирк. Так оно и вышло. Она уже хозяйничала на тесной кухне, маленький чайник с молодецким посвистом уже закипал, а Плюшка с треском рвала пленку на пластиковых корытцах с китайской лапшой. «Вот, я пропуск в коридоре нашел», – сказал Макаров и протянул Ольге синий прямоугольник. — Гадость! – сказала она. — Ты про лапшу? — Нет, про пропуск. Я там плохо получилась. Дай сюда. Кухня пахла куриным бульоном и какими-то духами. Вовка потянул носом. — Чем это воняет? Плюшка тоже принюхалась, склонив голову к собственной подмышке. — Я не чую, чем же? — Какими-то духами. — А, это духи «Magie Noire», – сказала Ольга. Она закатила глаза и пояснила: — "Черная магия", а именно так переводится Magie Noire, была объектом желания многих женщин, да и сейчас легендарный аромат не сдает позиций. За волшебную силу отвечают черная смородина, малина, бергамот и иланг-иланг. — Это из рекламы? — Ага... Это любимые духи моей мамы. Я ее недавно схоронила. — Печально. Сочувствую. — Не надо. Лучше молчи, а то заплачу. — Не плачь. Я не умею успокаивать плачущих женщин. — Это ты врешь, Вовка Макаров. – сказала Ольга, внимательно глядя снизу вверх. – Вон как ты меня в лифте успокоил, до сих пор тянет, как флюс... — Еще хочешь? — Ага... ...Вовка еще ни разу с такой высоты не смотрел на звезды. Облака к ночи разошлись, и Млечный путь сиял жемчужным светом. Плюшка стояла рядом в своем длинном пальто, под которым опять ничего не было, и, поеживаясь, смотрела вверх, затягиваясь горьким дымком тонкой сигареты. — Вован, ты поедешь, или останешься? — Пожалуй, останусь... 88507 27 12590 134 3 +10 [31] Оцените этот рассказ: 310
Серебро
Комментарии 13
Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Makedonsky |
Все комментарии +108
ЧАТ +6
Форум +7
|
Проститутки Иркутска |
© 1997 - 2024 bestweapon.me
|