— Говорю тебе, нет большей глупости, чем пытаться всунуть мужское копье в сухую щель! — Ло сделала пальцами колечко и жестом изобразила это бессмысленное и жестокое действо.

Ее соплеменница Кая испуганно поежилась и обняла коленки. Тонкие руки в узорчатой росписи хной дрожали. Кая была старше подруги всего на один соляр, но ей уже пришел срок превратиться из девы в женщину. Завтра ей суждено было впервые раздвинуть ноги перед мужчиной на празднике Мокрочрев. Кая тряслась от страха, а Ло только подливала масла в огонь.

Ло была помладше, но, в отличие от Каи, стремилась как можно скорей распрощаться с девичеством. Между ног ей давно пекло по ночам. Ло уже не раз сама доводила себя рукой до самых звезд, как учили шаманки племени цимпан.

— Что же мне делать? — Кая угрюмо вглядывалась в навес из шкуры оленя над головой, будто ожидая там, наверху, увидеть ответ. — Не могу я завтра лечь под мужчину! Я еще даже не освоила науку, как стать влажной, которой нас учили на женском круге. А у тебя, Ло, это уже так легко получается...

— Было бы чему учиться, — хмыкнула та, — просто гладишь себя мокрым пальцем и думаешь о сильном воине или охотнике, что берет тебя...

— Фу, прекрати! — Кая скорчилась, — меня тошнит от таких мыслей. А не явиться на церемонию я не могу! Старейшины в назидание свяжут меня голую и положат на Круглом лугу, чтоб каждый желающий мог меня познать.

— Ладно, не плачь, есть у меня одна идея! — раскосая Ло хитро зыркнула на подругу и сдула упавшую на лицо прядь волос. Перья в ее черных косах до пояса защекотали кожу, и по ней пробежали мурашки. Она предвкушала собственную дикую затею.

— Говори, не томи! — Кая схватила подружку за руку, голос ее трепетал, будто рисовый колосок на ветру.

— Я пойду на Мокрочрев вместо тебя и назовусь твоим именем! — Ло накрыла ладошку Каи своей.

— Ты что! Нарушать порядок, заведенный старейшинами?! — воскликнула Кая. — Разве ты посмеешь...

Очаг, выложенный камнями по центру шалаша, почти затух. Ло почудилось, темные глаза подруги совсем почернели от страха. Она улыбнулась и подкинула хвороста в огонь:

— Вот и посмею. Просто заплету четыре косы, как делаешь только ты и скажу верховной шаманке, что я Кая. Стану женщиной вместо тебя. А через двенадцать лун ты научишься ублажать себя рукой и вот тогда пойдешь на Мокрочрев вместо меня!

— Поменяться местами? — изумилась Кая, — но как же список? Говорят, старейшины выбирают тех, кого им указали свыше. Узнают имена дев и мужчин для участия в празднике от богов и духов...

— Да знаю я, — отмахнулась Ло, — просто мне ужасно не терпится. И если завтра у меня все получится, и я лягу под мужчину вместо тебя, значит такова истинная воля богов.

Кая все еще недоверчиво кусала губы.

— Ты же понимаешь, что тебе все равно придется носить серое и прикидываться девочкой до следующего праздника? Ты ведь не можешь стать мной насовсем? — спросила она.

— А разве не могу? — вскинула брови Ло, но, заметив ужас в глазах Каи, добавила:

— Все я понимаю, подруженька. Мне бы хоть раз ощутить, что такое быть с мужчиной. Страсть как любопытно. А потом хоть трава не расти. Не всегда, но до следующего праздника уж точно.

Кая прижалась к ней в слезах благодарности.

— Ты правда сделаешь это для меня? Ох, ты слишком добра, Ло!

— Ну... не только для тебя, — ухмыльнулась та, — шаманки говорят, нет большей радости, чем вставлять мужское копье в жаждущую и мокрую щель.

К празднику Мокрочрев племя готовилось загодя. Не каждый день полсотни девиц становилось женщинами. Цимпане чтили богов и духов. Верили: богиня плодородия Камахани стала женщиной с Безликим богом и породила первых людей. А потому девицы, впервые познающие мужчин, не должны видеть их лиц до момента сопряжения тел.

По древней традиции в центре Круглого луга разжигали большой костер. У высоких резных тотемов Камахани и Безликого бога спиралью выставляли пять десятков маленьких шалашей для каждой девицы. Те заходили внутрь и ждали. Два десятка отобранных мужчин — их в племени было гораздо меньше, чем женщин — приходили на луг. Каждый мог выбрать шалаш. Не глядя сквозь ветви, просунуть руку внутрь и нащупать девичье лоно. А затем делать пальцами так, чтоб оно дало сок.

Если мужчине удавалось заставить деву потечь, он был обязан войти в шалаш и взять ее. Не сделать этого означало навлечь на себя гнев богов. Если же цветок девушки оставался сухим — мужчине полагалось дать испытать удачу другому, а самому отправиться к следующему шалашу. Искусству ласк мужчин с отрочества учили шаманки. Заставляли в нем преуспеть наравне с умением стрелять из лука или возделывать рис. Ведь если лоно не даст сок, оно не пустит в себя мужской стержень. А значит не примет семя и не народит новых людей. Это для племени — смерть.

Проливать семя мимо тела строжайше запрещалось. Сделавший так, отрицал ценность подаренный богами жизни, и вскоре мог ее лишиться. Залив одну деву, мужчине полагалось либо продолжить свой путь между шалашами, либо с честью отправиться пить брагу и отдыхать. К рассвету вся полусотня девиц была покрыта. Правда, к утру после церемонии всегда оставалось две-три нетронутых. Таких почитали избранными богами и отдавали на обучение жрицам. Покрывать их отныне никому не было разрешено.

Со дня потери девичества женщины племени навсегда меняли серые одежды на цветные. Каждая отныне была обязана раскрываться перед любым возжелавшим того мужчиной из цимпан. Отдаваться ему, если тот сумел ее увлажнить. Право отказа было лишь у тех, кто уже родил четверых живых и здоровых детей. Женщинам приходить к мужчинам самостоятельно не дозволялось, кроме специально оговоренных старейшинами исключений. Таким образом каждый в племени был со многими. Лишь только кровным родичам было запрещено соединять тела. Считали, это могло породить увечных, разделенных с богами детей.

Крайне редко, а все же эти правила нарушались. Куда более страшным запретом в племени была привязанность. Если мужчина раз за разом утолял свое желание с одной и той же, его били палками или жаловались старейшинам. Каждому, даже самому хилому, надлежало регулярно осеменять как можно больше самок ради дела продолжения жизни.

А уж если женщина мокрела только с одним, а с другими оставалась сухой, целительницы поили ее снадобьями. Да такими, что редкая не текла даже при виде старика с ослабевшим стручком. Если и это не помогало, непокорную клали раскрытой и связанной в центре селения, чтобы семя других самцов выжгло из нее привязанность. Всё ради скорейшего зачатия и рождения детей.

Законы племени Ло впитала с молоком матери задолго до того, как ее силуэт стал напоминать песочные часы. Но остановить от маленького нарушения правил старейшин ее уже ничто не могло. Она собиралась пойти на праздник вне очереди. Млела от мысли о том, что скоро ее возьмет настоящий крепкий воин. Или ловкий охотник. Да пусть хоть травник или пастух! У них, говорят, пальцы нежнее, а стебли между ног ничуть не слабее, чем у прочих. Она не могла ждать еще двенадцать лун.

Назавтра после разговора с Каей, Ло готовилась к церемонии. Солнце укатилось за горы. Долина окуталась темнотой, пряной от ритуальных благовоний. Ло заплела длинные волосы в четыре косы, как делала ее подруга. Обвела угольком глаза цвета пасмурного неба. Таких светлых глаз не было ни у кого в племени, этим она страшно гордилась. Когда кожа была умаслена, а завязки серой туники обтянули узенькую талию, она вышла из дома.

Через несколько минут Ло шагнула сквозь в арку из цветов на лугу и окинула взглядом десятки круглых шалашей из веток и пальмовых листьев. По центру луга разгорался высокий костер. Позади него ловило отсветы звезд темно-синее озеро. Вокруг огня под звуки флейт колыхались в ритуальном танце старые шаманки в масках. Шаманки помладше делали подношения тотемам богов.

Шеренга юных девушек в серых одеждах — кто хихикая, а кто в слезах, выстроилась пред очами верховной целительницы. Она проверяла каждую, нет ли у той дней крови. Такое обстоятельство не отменяло участия в празднике. Однако на шалаш девы вешали красный лоскут, чтобы предупредить мужчин. Ло быстро прошла проверку, назвалась Каей и проследовала в шалаш, отведенный ей. Внутри была подстилка из тонкой звериной шкурки и травяная подушечка. Горели свечи и дымились изгоняющие злых духов ароматические лучины.

Она улеглась рядом с просветом в стене из палок и принялась ждать. Сгущалась темнота. Вдруг упруго и пронзительно застучали ритуальные барабаны. Загудели утробную песнь шаманки. Это означало, мужчины уже приблизились к фигурам богов и делают подношения из цветов и фруктов. Целительница капает возбуждающий отвар каждому под язык. Поверье гласило: сколько дев мужчина покроет за ночь праздника, столько лун удача будет идти за ним по пятам.

Ло даже не успела начать тревожиться, что ждать придется до самого рассвета. Очень скоро меж веток и листьев пролезла чья-то рука и медленно поползла по ее гладкому и теплому бедру.

Рука оказалась большой и грубоватой, но очень нежно щекотала кожу, задирая все выше подол лоскутной туники. Густой ароматный дым возбуждал и подстегивал воображение. Ум Ло рисовал образ мужчины, трогающего ее.

Ладонь его двигалась все выше по ноге Ло и скоро легла на тонкий тканевый пояс, прикрывающий низ живота. Она шумно выдохнула и услышала, как совсем рядом за пальмовым листом точно так же хрипло выдохнул он. Его ладонь согревала. Палец лег меж ее губ и стал легонько надавливать. Ло выгнулась и раскрыла ножки. Потерлась об этот палец, давая понять, что мужчина может продолжать.

Тот стал уверенней поглаживать ее и слегка углублять давление в лунку сквозь ткань. Та ощутимо повлажнела. Мужчина почувствовал первый признак возбуждения девушки, отодвинул ткань в сторону и коснулся чувствительной кожи. Ло застонала и тут же услышала, как эхом отозвалась дева из шалаша по соседству.

«Она тоже совсем скоро будет покрыта. Мы наверняка будем слышать стоны друг друга» — подумала Ло, ощущая, как палец мужчины аккуратно погружается в ее мокрую щелочку.

Он все настойчивей теребил и гладил ее, заставляя течь все больше и дышать все чаще. Наконец рука его исчезла, и это означало, сейчас он войдет в шалаш и проткнет ее. Ло прикрыла глаза, как обязывал порядок. Сейчас, вот сейчас!

В полумраке мужчина оказался рядом без единого шороха, что выдавало в нем опытного охотника. Горячие руки твердо взяли Ло за приподнятые колени и развели их так широко, что у нее сладко заныли мышцы. Она ощутила терпкий запах возбужденного самца, нависающего над ней.

Смотреть не разрешалось, но удержаться было выше ее сил. В отблесках свечей она увидела сидевшего в своих ногах мужчину. У него были крупные плечи и широкая грудь в шрамах от испытаний и инициаций. Ло подняла взгляд выше на черную бороду, темные колодцы глаз, глядящие исподлобья и суровые брови, похожие на далекие силуэты летящих птиц. Обомлела от изумления и ужаса.

— Брат?! — воскликнула она, тщетно пытаясь свести бедра, — не смей, убери руки!

— Малышка Ло, как ты здесь очутилась? — низким шепотом спросил Хрох, ее старший брат и один из лучших охотников племени цимпан. Он нависал над ней, все еще крепко держа ее ноги раскрытыми. Под его ритуальным саронгом, прикрывающим низ тела, вздымался огромный бугор. Складки легкой ткани не могли утаить сильнейшей жажды.

— Я назвалась Каей и пришла вместо нее... пусти меня, тебе нельзя! — Ло дернулась, но брат держал ее, как пойманную в силки дикую лисицу. А этим он промышлял мальчишкой задолго до рождения сестры.

— По законам племени я должен взять ту, что дала мне сок, иначе боги отвернутся от меня! — по лицу его промелькнуло сомнение, но говорил он твердо.

Одним махом притянул ее к себе и прижал тонкие ручки к земле, чтобы не вырвалась.

— Но ты же брат мне! — она задергалась в его захвате. — Хрох, пожалуйста, есть ведь и другой закон о том, что нельзя быть с сестрой!

— Ты мне раскрылась и пустила сок, — зарычал он, — и я уже вошел в твой шалаш. Это правило крепче. Я не имею права уйти и не взять тебя, боги такое не прощают.

— Они не простят, если ты овладеешь сестрой!

Он помедлил, взвешивая ее слова с законами, которыми жило племя. Ло осознала, что нарушила нечто большее, чем предполагала, пойдя на уловки против старейшин. По всему выходило, списки они составляли так, чтобы родня не пересекалась друг с другом на праздник Мокрочрев.

Затуманенным взором Хрох окинул ее рапахутые ноги, задранный до груди подол, блестящую от влаги щелку и произнес:

— Ты не сестра мне, сегодня ты — Кая. Ты по своей воле назвалась Каей перед тотемами, и они пропустили тебя. Так тому и быть! Я не стану платить за твою ошибку, гневить богов. Сделаю все как полагается.

Ло только теперь всерьез испугалась. Она понимала, что возбужденный отваром охотник, пред которым уже лежит его добыча, едва ли так легко от нее откажется. Она хотела было закричать, чтобы призвать на помощь шаманку, но брат оказался быстрее. Он подмял ее под себя и зажал рот рукой, пахнущей дымом. Другой рукой он распахнул складки ткани на своих бедрах и явил ей огромных размеров торчащий вверх корень с налитой головкой.

Увидев размеры его мужского орудия, Ло затрепыхалась в ужасе, пытаясь высвободиться. Она уже перестала течь от страха, но влага с ее губок никуда не делась. Брат, ловко удерживая рот Ло зажатым, приставил ко входу в лоно головку своей дубины и стал неспешно продавливать ее прямо в тугую щель. Он медленно, щадя девственную узость сестры, вставлял ей все глубже. Та плакала, и слезы стекали ему на ладонь.

Он стал натягивать ее на полствола и выходить, крепко удерживая дергающееся тельце. Когда он вонзился в нее полностью, она задрожала и замычала, брыкаясь и сопротивляясь его палке. Хрох тихо сказал:

— Обещай, что не будешь вопить, и я уберу руку.

— Мммммм! — под прижатой к губам ладонью Ло издала звук, который он мог расценить как угодно.

Брат осторожно приоткрыл ей рот, удерживая свое самообладание между голодом и жалостью к глупой девчонке.

— Пожалуйста, Хрох, — срывающимся голосом зашептала Ло, — я никому ничего не скажу, отпусти, мне больно!

— Ты же сама этого хотела! — пробасил Хрох. Он все также аккуратно, но твердо насаживал сестрицу на свой кол, — скажешь, не за этим пробралась сюда вместо Каи?

— Это не должен быть ты! Ты не можешь! — хныкала она, силясь выскользнуть из-под него. — Прошу тебя, не надо!

— Я получше иных справлюсь с такой задачей! — хмыкнул ее брат, — не строй из себя невинность, я давно чуял, что ты уже созрела.

— Мне больно! У тебя ужасно большая дубина, — лила слезы Ло.

— Другим очень нравится, — ухмыльнулся Хрох. Он продолжал натягивать ее, дразня и мучая.

Ло пыталась его отпихнуть, сучила тонкими ручками. Но куда ей было справиться с рослым охотником, который мог в одиночку завалить крупного зверя.

— Так дело не пойдет! Расслабься, дева! — приказал он, — ты не на пытке огнем.

Ло только плакала и вырывалась. Тогда Хрох решил сделать по-иному.

Он выскользнул из нее, ловко переложил изящное тельце на бок и лег позади сестры. Раздвинул ее ягодицы. Ло попыталась было уползти, но хватка брата была так крепка, что у нее перехватило дыхание. Плечо его было шириной с ее бедро, и ему не составило труда удержать сестру в нужном положении.

Вставить ей второй раз было уже намного проще, природа сделала свое дело и дала обильную смазку. Он обнял ее сзади и сграбастал грудки в ладони. Стал пощипывать восставшие против воли сосцы уже не раз проверенным способом.

— Ахх-ахх, нет, не надо... что ты делаешь, это неправильно! — постанывала Ло. Ее цветок заполыхал жаром. Он не слушал девичий лепет. С толком и чувством натягивал Ло, низко гудя от удовольствия. Спустил одну ладонь к ее липкому бутончику и стал потирать, не обращая внимания на сопротивление. Ласкал уверенно и чуть надменно, словно говоря, ну и кого ты пытаешься обмануть, тебе же хорошо. Шумно дышал ей на ушко, и его колючая борода покрывала мурашками нежную кожу ее шеи.

Она сладостно завыла. Острое и болезненное от своей запретности наслаждение вышло из берегов ее щелки и затопило все тело. Того, что происходило сейчас, никак не могло и не должно было случиться. Но брат проникал в нее, ласкал именно так, как она мечтала. Она уже не могла себя убедить, что хочет это прекратить, хотя на его месте всегда представляла другого.

Хрох почуял в ней перемену и довольно усмехнулся:

— То-то же, еще ни одна дева в племени не жаловалась!

— Ты самодовольный непростительный негодяйский дурак! — злобно прошептала Ло, — боги накажут тебя!

— Боги любят меня, если даровали мне сегодня такую свежую и мокрую щель! Да еще и обрамленную таким красивым телом!

Он начал ускоряться и скоро долбил сестру уже безо всякой жалости, доставая своим корнем, как ей казалось, до самого сердца.

Ло снова заплакала:

— Больно! Не надо, перестань, Хрох, прошу!

— Молчи, женщина, дай мне с тобой закончить! — брат, не обращая внимания на жалобный писк и забыв про ласки. Он схватил ее за выступающие тазовые косточки и самозабвенно насаживал на свой отросток. Ло с ужасом поняла, что он близок к тому, чтобы излиться в нее.

— Молю тебя, не плещи в меня своим семенем! — зарыдала она, — Хрох, пожалуйста!

— Умолкни, глупая, я все равно буду плескать в тебя! Семя нельзя проливать наружу, это страшный запрет! Выпьешь отвар у шаманки! — прохрипел ей на ухо Хрох.

— Нет, нет, пожалуйста, сжалься, — плакала Ло, — шаманки узнают, что я не девочка, прошу тебя, брат!

— Раньше о таком надо было думать!

Он стал пихать ей внутрь свой каменно-твердый орган уже совсем неистово, вновь зажал ей рот, чтобы не кричала. И вдруг грозно зарычал, будто пугал зверя, встреченного в джунглях. Резко выдернул из девочки свой корень и стал заливать ее дрожащие и, как ему стало очевидно, безумно красивые в лунном свете ягодицы.

Ло с облегчением выдохнула, и слезы вновь защипали ей зареванные щеки.

Хрох откатился в сторону. Отдышался, помолчал. Когда Ло чуть успокоилась, сел рядом и строго сказал:

— Я взял на себя ответственность за твой проступок. Тебе не придётся отвечать перед богами за свою глупость. Надеюсь, что и меня они пощадят и не умертвят, после того как я вылил семя, дарующее жизнь. Ты должна быть благодарна.

Ло только жалобно всхлипывала, не зная, благодарить Хроха или проклинать. Он взял ее силой, но принял на себя груз нарушенных ей же заветов.

— Больше никогда не смей! — только и смогла вымолвить она.

— Иди спать... Кая, — устало вздохнул он и, чуть помедлив, мягко погладил ее по голове, как делал в детстве, возвращаясь с охоты.

Ло побрела домой, где жила с тремя младшими сестрами. Тэя, Ая и Цин уже давно спали у чуть тлеющего очага в скальном гроте. Пещеру на возвышении обжили их предки. Они завесили стены шкурами животных и ловцами снов, расставили по углам масляные фонари. Выдолбили в стенах ниши и полки. Тут и там мостились плетеные корзины, инструменты, выделки кожи, костяные чаши и деревянная миски. К спальному гроту примыкала пристройка из бамбука. В ней сестры мастерили домашнюю утварь и заготавливали припасы.

С крыши деревянной лачуги было хорошо видно долину и другие дома их клана неподалеку. Племя объединяло шесть больших семейных групп, называвших себя кланами. В каждом были свои обычаи, но все они подчинялись воле старейшин.

Прямо за выступом грота, утопая в зелени, бежал прохладный ручей. Ло омылась в свежей воде. Тихо, чтоб не разбудить сестер, прошлепала к своей лежанке подле огня, завернулась в меховую шкуру. Между ног саднило, она смыла оттуда немного крови.

Напряжение в теле достигло пика, ей нужно было расслабиться. Она смочила пальцы слюной и положила ладошку туда, куда еще недавно врывался ее брат, стала ласкать себя. Ей хотелось завершить начатое Хрохом. И хотя она запретила себе думать о нем, невольно ей мерещилось его бородатое неулыбчивое лицо. Вспоминались его слова: «Ни одна дева в племени не жаловалась». Скольких же в племени он покрыл? Пошел ли он после нее в другие шалаши? И если да, достигли те другие звезд на огромном корне Хроха и в какой позе?

Чувство вины за такие недозволенные мысли и за все содеянное почему-то распаляло ее. Ло представляла, как Хрох вколачивается в одну девицу, в другую, и, наконец, в нее. В грезах брат целовал ее шею, лизал и кусал соски, насаживал на свой кол, приговаривая: «Вот так тебе, вот так, получи, сестренка...»

Ло содрогнулась в приступе удовольствия. Сжала бедра и еще долго наслаждалась пульсацией между ними.

«Боги, что же я делаю, — укорила себя она и уткнулась в теплый мех накидки, — я должна забыть о нем, словно ничего не было. Я научусь снова смотреть на него только как на брата, должна научиться».

Теперь ей предстояло двенадцать лун до следующего праздника носить серые одежды и делать вид, будто она девочка. Она так мечтала, что раскрывший ее впервые сохранит секрет и будет иногда приходить к ней тайком до будущего Мокрочрева. А уж тогда старейшины позволят Ло надеть цветное. Но теперь... Придется терпеть. Брат больше не посмеет к ней прикоснуться. Больше никогда.

***

Каждую ночь Ло, сама того не желая, грезила о брате. О том, как он грубо, но по-своему нежно брал ее в ритуальном шалаше. О его хриплом голосе у себя в ушке и дымном охотничьем запахе. Ло мучил стыд и страх. Вдруг родной клан обо всем узнает? Что если старейшины накажут их, а то и вовсе изгонят из племени? Но жар в щелочке от этих мыслей только сильнее разгорался. Ей пришлось соврать Кае о своем первом мужчине и сказать, что его лица она так и не разглядела в темноте.

Хрох, как и прежде, заходил проведать Ло и других сестер. Он жил в охотничьем бараке вместе с другими добытчиками, но всегда заботился о девочках, с тех пор как их мать умерла. Приносил дичь, рыбу и кокосы. Старался вести себя как ни в чем не бывало, но Ло видела, что он мрачнел день ото дня.

Наступило полнолуние. Брат отправился охотиться на клыкастую оленью свинью вместе с первым ловчим племени. Это было очень почетное задание, на которое посылали только лучших охотников.

Ло обучалась искусству травничества. С детства умела лечить водой, прикосновением рук, осваивала науку о растениях. Но сегодня ее наставница, мудрая Хонна, отпустила ученицу отдохнуть и развеяться. Она видела, что секреты отваров и лечебных настоек совсем не идут в голову юной целительнице. А потому Ло решила посвятить этот день очищению.

Все утро она молилась у тотемов. Просила высшие силы простить ее за обман старейшин. А брата пощадить за проступок перед богами. Затем отправилась на горячий источник поодаль от деревни.

Вода, согретая недрами матери-земли, лилась с вершины невысокой скалы. Та заросла мхом и ползучей лианой. Древние изрезали черный камень изображениями духов природы. За тысячи лет вода выдолбила под скалой округлое углубление. В этом озерце можно было плавать или лежать. Целебная вода согревала и смягчала кожу, расслабляя тело. Вокруг шелестела пальмовая роща, стрекотали цикады. Солнце палило, холода в этих краях не знали.

Ло скинула с себя кожаную поясную сумочку травницы, с которой не расставалась. В джунглях могло произойти что угодно, так ее учили. Многочисленные кармашки хранили самые необходимые соцветия, коренья и ростки. Она стянула через голову легкую серую тунику и бросила

одеяние на камень. Расплела косы, и волосы полностью укрыли ее спину. Зашла по пояс в горячую воду и вдохнула сладковатый пар.

Вода замедлила бег тревожных мыслей. Теплый студенистый кисель с упавшими листьями и цветами мягко колыхал ее тело. Она легла на поверхность озера спиной, сомкнула веки и впала в трансовое состояние. Вода затекла в уши, создала вокруг головы плотный слой тишины с переливами и журчанием. Ло грезила наяву, и время лилось сквозь нее, как влага просачивается в землю.

— Эй!

Громкий окрик Хроха порвал нежную полудрему без предупреждения. Ло встрепенулась, скрыла свою наготу под водой. Присела на дно купели так, чтобы Хрох не видел ее прелестей, хотя и понимала — тот уже давно успел все разглядеть. Брат стоял на берегу источника и прижимал окровавленную тряпицу к груди у самой шеи. Рубаха его пропиталась алым, но выглядел он бодрым и полным сил.

— Ты ранен? — встревожилась Ло.

Он нахмурился и сплюнул в траву:

— Так, царапина, но лучше бы тебе ее зашить.

Ло подплыла к берегу, но не решалась выйти из воды на глазах у брата.

— Почему ты не пошел в шатер к целительницам, я ведь еще только учусь знахарству?

— Была причина, — бросил он, — давай сюда, доставай свои волшебные травки, иглу я тебе принес, — и продемонстрировал грубовато выточенную из белой кости иглу.

— Отвернись! — потребовала Ло.

Он фыркнул в бороду, но присел на большой камень спиной к озерцу и позволил сестре выйти из воды. Она быстро натянула тунику, та облепила влажное после купания точеное тело. Собрала волосы в косу. Брат исподволь на нее поглядывал через плечо.

— Ты неплохо смотрелась, — невзначай заметил он, — было жаль вытаскивать тебя из воды.

Ло бросило в жар и она покраснела до корней волос. Пробормотала смущенно:

— Чем разглядывать меня, давай лучше осмотрим твою рану.

Хрох повернулся к ней. На лице его красовался ритуальный узор из белых полос. Такой наносили только перед важными вылазками за добычей. Он приблизился и отнял от груди ткань. Ло уже не раз доводилось исцелять следы звериных когтей. Отметины хищников она распознавала безошибочно. Ключица была рассечена в трех местах до кости, это был знак пумы.

«Тотемное животное брата! — мысленно изумилась Ло, — его дух-покровитель сделал ему предупреждение!». Но вслух только проворчала:

— Да уж, царапина, как обычно! — и взялась за работу.

Промыла раны, аккуратно зашила тонкой нитью из оленьей жилы. Нанесла целебную травяную пасту. Хрох не издал ни звука, хотя по лицу его лил пот, а грудь вздымалась от загнанного вглубь стона боли.

Вместо того, чтобы стонать, он хмуро произнес:

— Знаешь, почему я решил, что эти раны должна заштопать именно ты? Потому что ты им причина. Я думал стать одним из старших ловчих после этой охоты. Но вместо того получил когтистой лапой, упустил кабана, потерял доверие клана. А все из-за твоей маленькой бессовестной щелки! Я пожалел тебя и не излился внутрь, как полагалось. И в наказание духи отняли мою удачу.

Ло закрепила на груди брата повязку из лоскута его рубахи. Тряхнула мокрой головой и перебросила косу за спину.

— Чушь, — сказала она с напускной уверенностью, которой совсем не ощущала, — твоя удача — это часть тебя, духи никак не могут ее отнять.

— Может и так, — он поймал сестру за руку. Ее кулачок утонул в его пудовом кулачище. — Может я сам отдал тебе свою удачу, когда послушал твои мольбы. Ты сделала глупость, когда пошла на праздник без очереди. И должна была сама отвечать за последствия. Но эту ношу взял на себя я. И моя кровь тому доказательство.

Ло начала отпираться:

— Я здесь не причем! Ты хороший охотник, но такое случается даже с самыми лучшими!

Она выдернула свои тонкие пальцы из его ручищ и отступила на шаг. Сидя на камне, он придвинулся ближе. Приобнял ее за бедра, притянул к себе. Ло стояла в его объятии и дрожала от смятения. Сердце отбивало ритм шаманского барабана, и пульсация в груди отдавалась жарким эхом между ног. Но голова была уверена: все это глубоко неправильно. Нельзя, нельзя так желать собственного брата! — кричала она себе мысленно. Ей всегда с трудом давался самообман. Завороженная близостью Хроха, но готовая сорваться и побежать в джунгли в любой момент, она молчала.

— Я должен довести дело до конца. Это вернет мне расположение богов, — произнес он твердо глядя на нее снизу вверх. Не спрашивая, а ставя в известность. Хрох всегда был таким — брал что хотел.

Ло вспыхнула:

— Ты прикрываешь свою похоть словами о богах! Не тронь меня!

Она попыталась высвободиться из его крепких рук. Брат не дал ей отстраниться и прижал еще крепче.

— Куда собралась, я с тобой не закончил!

— Оставь меня в покое! — пискнула она. Ло знала, что один раз уже ошиблась, но была намерена отныне действовать по правилам. А правила эти гласили, что хотеть своего брата запрещено.

Хрох упорно не желал ее отпускать:

— Так надо. Не льсти себе. Не думай, что я не могу перед тобой устоять. Это совсем не так. Пойми, я должен сделать, как велит мой тотем и как полагается мужчине из цимпан.

Ло не могла поверить своим ушам. Она дернулась из кольца его рук:

— Послушай себя! Ты что дурман-листьев объелся, брат?!

— Не смей так со мной говорить! — рассвирепел он. — Я должен тебя залить, таков обычай. Я нарушил порядок в угоду тебе. Сегодня мой дух-покровитель ясно дал мне понять, что смерть ходит близко. Мне нужна защита. Ты мне ее дашь.

— Нет! — Ло чудом вырвалась из его захвата и побежала в джунгли. Она хорошо знала окрестности источника, была ловкой и быстрой. Но недавно прошел дождь, и земля все еще была влажной. Она не пробежала и полпути стрелы лучника. Поскользнулась, упала в листву и растянулась на животе. Хрох быстро настиг ее, пока та поднималась, придавил своим телом к земле. Лег на нее сверху и хозяйской рукой стал задирать подол.

— Ты не можешь взять женщину, не давшую сок! — закричала она, уцепившись за это правило, как за соломинку в бурной реке.

Но Хрох только усмехнулся, стягивая одной рукой штаны, а другой удерживая Ло у земли:

— Думаешь, я совсем не чую? Вот глупая, у меня звериный нюх, ты уже дала сок, как только я коснулся тебя!

— Ты лжешь!

Но Хрох уже раздвинул коленом ее бедра, как она их ни сжимала, и накрыл ладонью потекшую щелочку. Он знал, что из них двоих лгала она.

Ло уткнулась носом в листву и сладко задыхалась под весом брата. Он ухватил ее за шею, чуть придушил, чтобы не брыкалась и водил пальцем по намокшим губкам.

— Я в таких делах не ошибаюсь, сестрица, ты хочешь мой корень! — хрипло прошептал ей на ушко Хрох.

— Так нельзя, брат! — заплакала Ло, — это неправильно!

Он был так распален, что его бы не остановило от начатого даже пробуждение спящего вулкана.

— Первый и последний раз я залью тебя, и мы об этом забудем!

Ло извивалась, стараясь не то увернуться, не то подставить точку наслаждения под ловкие пальцы Хроха. Его ласкающая рука прилипла к ее скользкому, как дольки сочного фрукта, междуножью. Она уже сама не знала, чему верить и на что опираться. Единственное, что не вызывало сомнений — отклик тела.

— Что, вот так и возьмешь меня на грязной земле?! — беспомощно выкрикнула Ло.

— Ты сама не захотела по-хорошему в теплой водичке. Так получишь по-плохому! — Хрох прижался к ней грудью и уже давил огромной головкой в ее напряженно сомкнутую, хотя и влажную от желания дырочку.

— Дай! — потребовал он, — раскройся, сестренка, тебе же легче будет.

— Ай, не надо! Не надо, прошу тебя, отпусти!

Хрох протолкнул сестре внутрь свой напряженный корень. Вогнал его поглубже голодными движениями бедер и победно засадил до самого основания. Серая — символ невинности — туника Ло испачкалось в грязи, она лежала на сырой земле как куница, пойманная охотником, и ее колотил озноб возбуждения.

— Не пытайся меня обмануть, я чувствую, ты хочешь! — прохрипел над ней старший брат.

Он подхватил легкое тельце Ло под живот и поставил на четвереньки. Теперь он брал ее как кобель суку. С той лишь разницей, что не кусал за загривок, а гулял рукой по грудкам и выкручивал соски. Ло инстинктивно выгнула спину, чтобы напряжение не доставляло ей боль, и Хрох задохнулся от восхищения. Он видел Ло такой впервые при свете дня и мог рассмотреть каждый изгиб свежего юного тела.

Ему захотелось проткнуть ее насквозь, протрахать тараном. Он стал засаживать ей мощней и яростней.

— Мне больно, пожалуйста, остановись! — заныла она, чем распалила его еще больше.

— А ну тихо! — прикрикнул он на сестру и велел: — Потри себя пальцами, я знаю, ты умеешь.

У Ло не оставалось выбора. Она повиновалась, облизала пальцы и стала растирать себя над входящим в нее копьем, как делала по ночам, лежа у огня.

Боль от проникновения скоро сменилась странным наслаждением. Так хорошо ей никогда не было. Она чувствовала что соединяется с Хрохом не просто частями тела, но и телом эфирным, незримым. Она не могла понять, как что-то настолько приятное и красивое может быть неправильным и запрещенным.

Его же интересовало совсем другое. Он ощупывал и гладил ее ягодицы, гладкую смуглую спину. Вдыхал запах вымытых в источнике влажных волос. Пекло меж ног сестры охотника стало растекаться и шириться, выползать, точно лава из жерла вулкана. Она заскулила, безотчетно задвигалась навстречу стержню брата. Стала насаживаться на него уже без понуканий.

— Что, малышка Ло, мне остановиться? — поддразнил ее Хрох, — ты ведь так просила!

— Нет, пожалуйста, — прошептала она, — будь во мне.

Стала теребить себя быстрее, легла грудью на землю, выставив себя перед братом в самом бесстыжем раскрытии. Он низко застонал, ухватил Ло за длинную косу и потянул на себя, заставив еще больше выгнуть спину.

— То-то же, чтобы впредь знала свое место и не смела мне перечить!

_________________________________________________________

Закинь мне на счет двадцатку на леденцы. Я буду сосать их в мыслях о тебе. И продолжение сказки появится быстрее;)

Номер QIWI-кошелька: 79957957157