ПРИМЕЧАНИЯ, НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ПО СУТИ:

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ — совершенно банальный и даже обыденный фэнтезийный мир, куда случайно занесло с Земли нашего героя. Детали не имеют значения, так как писать полномасштабный роман по этой истории я всё равно не собираюсь.

ПОРЯДОК И ХАОС — изначальные магические силы этого мира, не менее традиционно конфликтующие между собой. Единственной необычной деталью можно назвать то, что «условно хорошим» здесь представлен скорее Хаос, ну да это не так уж и оригинально.

ОКО ЗЕРВАНА — древний артефакт, предположительно связанный с управлением временем и перемещением между мирами. Необходим нашему герою для возвращения на Землю, ну а вообще каждая из вековечных сил — будь то Порядок или Хаос — не прочь прибрать к рукам столь ценную вещь.

НАШ ГЕРОЙ — совершенно типичный попаданец, ведение рассказа от его лица даже избавляет от необходимости выдумывать ему имя. В симпатиях к Порядку или Хаосу не замечен, хотя первыми его друзьями в этом мире были хаоситы и сам он первоначально действовал на стороне Хаоса. Как и положено, обладает уникальными по меркам этого мира магическими силами — что, собственно, и заставляет сторонников обоих Первоначал терпеть нейтрала, пытаясь завербовать его при помощи сугубо дипломатических мер.

ЛИМИЯ — второстепенная поначалу героиня, боевой паладин Порядка и по совместительству нечто вроде полицейского следователя. Стала спутницей нашего героя по ходу поисков Ока Зервана, но отношения их до сих пор напряжены, поскольку первое их знакомство состоялось в схватке, в которой пострадали некоторые его друзья-хаоситы, а за схваткой последовал утомительный многодневный допрос в её исполнении.

АМУЛЕТ-ПЕРЕВОДЧИК — то, что висит на шее у нашего героя едва ли не с первых минут его явления этому миру и позволяет ему воспринимать местную речь как родную. С обратным эффектом, само собой разумеется.

ШАРИКИ ДИНЫ — магический аналог афродизиаков, пробуждающий мгновенную похоть после внутреннего употребления. По-видимому, применяются иногда юными магами Хаоса, что по их меркам считается невинной шуткой. Выглядят как светящиеся красноватые жемчужины, мягкие и с соком внутри.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Что ж, полагаю, где-то недели через три мы достигнем ближнего берега.

Хмурясь, Лимия отряхивала свой белоснежный плащ, символизирующий принадлежность к метафизической силе Порядка. Кто-нибудь мог бы счесть не самым разумным декларировать свою позицию в вечном споре первоначал на всю округу — учитывая, что находились мы не в самом безопасном месте. Но кто поймёт, что внутри у этих прямолинейных и фанатично искренних паладинов?

— Через две, ты хотела сказать?

Я всё никак не мог отвести взгляд от её золотисто-медовых доспехов, металлическими полукружиями охватывающих грудь.

О, этот бронелифчик, осмеянный не одним десятком литературоведов моего мира — не объяснять же им, что основную защитную роль играет не он, а амулет на груди воительницы, который в силу наложенных на него чар как раз и должен быть широко открыт свежему воздуху, при этом плотно сообщаясь с сердечной чакрой?

— Почему же, — ещё один подозрительный взгляд в мою сторону, — через три самое меньшее. Дней десять может уйти на один обход Перевала.

Ах, ну да. Их недели несколько короче наших.

Временами я посматривал на свою спутницу, жалея, что Финло так и не сумел научить меня самостоятельному осмотру аур, так что я при всём желании не смогу увидеть происходящих в ней перемен. Должны ли они быть вообще? Тот парень, что, смеясь, некогда сунул мне в ладонь пару переливчато-алых сплющенных шариков, также говорил, что эффект их кратковременен и вообще бессилен в случае барьера между Первоначалами.

То есть — если доверчиво проглотившая шарик жертва относится к одному из двух извечных лагерей, а единственно возможный объект для удовлетворения распалённой страсти — к иному лагерю, то эффект тут же сдуется, сойдёт на нет.

С другой стороны, я-то не принадлежу ни к одному из оппонирующих лагерей.

Я тут гость.

Аномальное явление.

По этой же причине Лимия, к слову говоря, до сих пор не знает, как ко мне относиться. С одной стороны, после всех этих пленений и допросов я должен быть для неё врагом — объединение с коим, пусть даже ради поиска Ока Зервана, мера сугубо временная. С другой стороны, не один раз за время нашего совместного похода я наблюдал проявление в её действиях совсем иных повадок — как если бы она была в походе с кем-нибудь из своих.

Когда я на только что истёкшем привале протянул ей пару продолговатых блинчиков, которыми меня угощали давеча ещё в той вольной деревеньке, Лимия механически провела над ними рукой — явно совершая ритуал проверки пищи на яды — и тут же вспыхнула с головы до ног, словно поймав себя на чём-то недостойном.

Наивная девчонка.

Как будто яд — это самое страшное?

— Извини, наши недели имеют слегка иную длину. — Мне и впрямь стало неудобно перед ней — знала бы она ещё, почему. Поначалу это казалось просто шуткой, но теперь... вдруг сработает? — Семь дней, а не как у вас.

— Семь...

Лимия вдруг остановилась. Облизнулась. Застыла на несколько мгновений недвижным мемориалом самой себе, и лишь рыжие волосы её продолжали колыхаться на ветру.

— Что-то не так? — Я пристально всмотрелся в черты её изменившегося лица.

Она на миг приоткрыла рот, тут же закрыв. Мне чудится, или по лицу её расходится румянец?

— Мне... жарко.

Она снова обвела губы языком, мелко дрожа.

— Вроде бы сегодня нет особого солнцепёка, — едва заметно пожал я плечами. — Но если хочешь, можешь облегчить одеяние.

Во взгляде Лимии, устремлённом на меня, читалось как будто странное подозрение, страх — и мольба одновременно. Я — с по возможности смущённым видом — негромко кашлянул.

— Я не буду подсматривать, правда. — Как бы в знак демонстрации обещанного я потупил взор. — Даже коситься не буду.

— Я...

Мне кажется, или гордая воительница Порядка как будто с трудом выдавливает из себя слова, выталкивая одно за другим?

— Что?

Я взглянул ей в глаза.

— Нет... ничего. — Она покусывала губы. — Можно... смотреть. — Выдавив последнее слово, она запунцовела словно те шарики.

Похоже, вложенные в них чары таки сработали, и барьер меж Первоначалами не стал помехой.

Два блинчика, по которым была размазана зачарованная начинка. Два шарика, меж тем как нормальной дозой считается лишь один.

Интересно, каково же сейчас Лимии?

Меж тем доблестная воительница расстегнула сзади часть креплений своего бронелифчика, и металлические листы ниспали с её гладких плеч. Следующим тот же черёд постиг оставшуюся часть бронированного одеяния, обнажая волнующий торс, нежный животик, манящие бёдра и — о да, конечно, кто б сомневался? — прекрасные холмики грудей.

Прервав уже почти завершённое самообнажение, Лимия вновь на миг замерла. И уставилась на меня, тяжело и жарко дыша, что в свою очередь заставляло меня прикладывать немалый труд ради удержания взора на уровне её глаз.

— Лим... — сладко протянул я. Она вздрогнула — причём вздрогнула, кажется, всем телом. — Прости, но мне в голову начинают закрадываться пошлые мысли. Ты же знаешь, как недисциплинированы мы, все те, кто не входит в анклав Порядка. Наверное, мне лучше таки отвернуться?

Всё ещё залитая краской стыда с головы до ног, воительница покачала головой.

Руки её, возлежащие сейчас на бёдрах, впились на миг в плоть почти до белизны.

— То есть ты... — подпустить в голос недоверия. И удивления, как будто рушатся основы мира. — Хочешь, чтобы я смотрел?

Личико её, кажется, стало совсем пунцовым. Но, помедлив, Лимия так же решительно кивнула.

— И ты не против... моих пошлых мыслей?

Пауза. Слабый кивок — едва заметный.

Ну да, на заданный мною вопрос как кивок, так и качание головой трактуются однозначно. С другой стороны, это в русском языке — а разве я сейчас, с её точки зрения, говорю по-русски?

Не спеша обхожу Лимию, любуясь её телом, её нежным животом с несколькими чёрными и явно магическими татуировками на нём, её упругой грудью с парой наверший в виде странных драгоценных камушков на оной. Удивительно для почти средневекового с виду мира, но закуток меж бёдрами её даже будто обтянут тончайшей бельевой ниточкой.

Тоже магия?

— Ты так красива. — Воительница Порядка дышит всё так же тяжело и часто, правая ладонь её чуть соскальзывает с внешней на внутреннюю сторону бедра. — Ты знаешь, если бы передо мной так разоблачилась какая-нибудь из девушек моего родного мира, я бы истолковал это однозначно.

Вновь заглядываю ей в глаза. Во взгляде — старательно пестуемое добродушное недоумение.

— Зачем ты это сделала, Лими? Ведь не только же из-за перегрева.

Пусть будет убеждена, что я тут ни при чём и что я недоумеваю не меньше её. О применении алых шариков она может и не догадаться — если уж тут все свято верят в мощь защитного барьера.

Появится хоть какой-то шанс, что она впоследствии не убьёт меня?

— Я... не знаю.

Она кусает губы. Всё она знает, конечно, но едва ли решается признаться даже самой себе.

«Захотелось, чтобы возможный враг Порядка увидел меня обнажённой»?

Позор.

— Быть может, это какое-то влияние тлетворных эманаций, распространяемых Мёртвым Озером? — хмурюсь я. — Мы ведь в нескольких днях пути от Прибрежья. Кто знает, какие чары тут вообще могут присутствовать?

— Может... быть. — Словно бы колеблясь всем своим телом, воительница поводит плечами. Мольба в её взоре уже совершенно неприкрыта — хотя отдаёт ли она отчёт себе в ней сама?

— Что ты чувствуешь сейчас?

Лим пару раз открывала и закрывала рот, прежде чем ответить. Как же тяжело существовать со столь мощным аппаратом самоцензуры?

— Мне... жарко. Тепло... снаружи и внутри. Щекотка... слабая, блуждающая по коже... по груди, по бёдрам, между ними... как будто тяга или желание... чтобы кто-то потрогал...

Она смолкла, сообразив, что только что произнесла. Краска на её лице, только было разошедшаяся, стала сгущаться вновь.

— Вот, стало быть, как? — с взволнованным видом хмурюсь, изображая исследовательский интерес. — Может быть, тебе станет легче, если и вправду это сделать? Например, если я проведу по твоей груди ладонью? Ты только не подумай...

Лимия снова чуть вздрагивает, правая рука её на миг прижимается к межеумку меж бёдрами.

— Может... быть.

Смотрю ей в глаза.

— Мне это сделать?

Колени её дрожат мелкой дрожью. В её расширенных глазах — не особо распространённого тут зелёного цвета — стоит почти паника.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал, Лим?

Делаю шаг вперёд, подхожу к ней почти вплотную. Как же она прекрасна сейчас — испуганная, запунцовевшая, лишившаяся власти над собою от похоти и стыда. С нею теперь, вне всякого сомнения, можно совершить всё, что угодно.

Всё ли, что можно совершить, надо совершать?

— Ты можешь сделать это сама. — То, что поначалу казалось шуткой, зашло чрезмерно далеко. Хотя желание отомстить спутнице за некоторые серьёзные вещи никуда не исчезло. — Если твоё тело нуждается в прикосновении, не подойдёт ли твоё собственное? Попробуй провести ладонью по груди.

Пылая от стыда, Лимия сделала это; от её тяжёлого дыхания грудь чуть всколыхнулась, меж тем как вжатая меж бёдер рука непроизвольно дёрнулась. С губ воительницы сорвался слабый стон.

— Тебе плохо?

Она еле заметно покачала головой, продолжая лелеять левой рукою правый бугорок груди. Один из бликов украшающего его камушка на миг попал мне в глаз, заставив заморгать.

— Тебе... хорошо?

Она плотно сжала губы, кивнув и в кивок этот как будто вложив все свои эмоции; рука её меж тем продолжала свои странствия.

— Что ты чувствуешь сейчас? — не отставал я.

Левая ладонь Лимии на мгновение с особой силой прижалась к ленточке белья; воительница полыхнула ярким заревом, как будто лишь в этот момент осознав, что творит её рука, — и попытавшись отстранить её.

— Я... — Её взор едва сфокусировался на мне. — Это как зуд, как жар... хочется, чтобы это продолжалось... особенный жар между бёдер и... я... я не могу!

Её прекрасное тело передёрнулось в очередной судороге страсти.

— Жар можно попробовать охладить, — вкрадчиво предложил я. — Тем более, если он чародейской природы. В твоём распоряжении есть меч, рукоять которого прохладна и снабжена камнем, защищающим от чар смертоносного свойства...

В действительности я слегка сомневался, что переживаемое сейчас ей воздействие может расцениваться как смертоносное.

Воительница Порядка резким рывком сорвала меч с пояса, весь целиком, вместе с ножнами.

Камень в рукояти янтарно блеснул.

Застонав, Лимия прижала холодную рукоять меча прямо к бесстыже разгорячённому участку собственной плоти, через паутинистую ткань белья.

— Ты можешь приобнять бёдрами ножны, они тоже прохладны и перенимают часть магии меча, — еле слышно советую я. — Чтобы тепло не притекало к мечу слишком быстро, смещай его, прижимай к коже то одной, то другой стороной, сдвигайся по нему то вверх, то вниз... то вниз, то вверх... ощущая блаженный холодок.

Следуя моим коварным инструкциям, доблестная воительница светло-золотых сил обхватила бёдрами свой зачарованный меч, как ведьма — древко метлы.

И застонала громче, скользя вверх и вниз по нему, почти открыто потираясь ножнами о распалённую плоть.

Снова и снова.

— Попутно ты бы могла свободной рукой касаться своей груди, — прибавляю я. — Если это даёт тебе покой...

Ладонь Лимии взлетает, стремительным коршуном падая на левый прекрасный бугорок и принимаясь скользить пальчиком вокруг драгоценного камня. Хотя и не в силах отвести от неё взора, будучи весь поглощён зрелищем, — на мгновение я всё же перехватываю её взгляд.

Чудно, но в глубине глаз её, помимо стыда и непроизвольной похоти, как будто улавливается крупица чего-то ещё.

Странной гордости?

— Прости, — изображаю внезапное смущение, — мне, наверное, следует отвернуться...

Губы Лимии чуть размыкаются, но говорить она сейчас явно не особо способна. Голова её лишь трясётся в безмолвном отрицании.

— Ты хочешь, чтобы я смотрел? — повторяю я уже однажды заданный сегодня вопрос.

Рукоять меча вжимается чуть не до предела в закоулок меж бёдер, слепо тщась проникнуть глубже. Запрокинутая назад голова на миг выпрямляется.

Чтобы кивнуть.

— Дабы плотнее прижать к своему телу меч, — вполголоса, как бы рассуждая вслух, говорю я, — следовало бы освободиться от белья, мешающего и могущего рассеять защитную магию...

Тяжело дышащаяся, раскрасневшаяся, с отчего-то стоящими в глазах слезами воительница кидает один короткий взгляд вниз.

После чего чуть выдвигает меч из ножен — обнажая полосу зачарованной стали — и оттягивает паутинку белья, касаясь её кромкой лезвия.

И — ещё раз.

Невесомая, почти призрачная паутинка отлетает в сторону, меж тем как рукоять меча почти полностью погружается в заповедные глубины, Лимия едва ли не вся целиком нанизывается на неё, словно стремясь стать шашлыком на экзотическом шампуре, голова её вновь запрокинута назад, рот полуоткрыт в стоне, зелёные глаза широко распахнуты — и в них стоят слёзы.

Уже почти не жалея, что решил не переходить намеченный ранее порог, я наслаждаюсь невиданным прежде зрелищем.

Зрелищем того, как сторонница Порядка бесстыжим образом самоудовлетворяется при помощи собственного меча.

«Не переходить порог»?

Сильнее я бы её не унизил, даже перейдя.

Как знать, не убьёт ли она меня всё-таки? Не догадается ли, что вся эта история шита белыми нитками? Хотя воспитанные в Цитаделях девочки и до крайности наивны, но ведь не настолько же.

Ну, своё я — так или иначе — уже получил.