Из дневника Дейдр

Я снова решила посетить дом Эвелин, ведь прошла целая неделя с тех пор, как я последний раз была у нее. Интуиция, должно быть, вела меня туда. О, в каком же возбужденном состоянии я ее застала! После всего, мои подозрения по поводу Мориса и Мод оказались не беспочвенны. Она застала их вдвоем в беседке... Какая же это была глупость с их стороны пойти туда! Конечно же, это мои слова, а не ее.

Эвелин, как и всякая женщина, что-то почувствовала, потому притворилась, будто уходит, а потом тайком вернулась. Не обнаружив их в доме, она начала искать их в саду и, через окошко беседки, смогла все явственно разглядеть. Мод самым бесстыжим образом, с задранным платьем и без панталон, стояла на четвереньках на коврике, а Морис, в одной рубашке, стоял на коленях позади ее, а его член глубоко входил промеж ее ягодиц.

— Боже мой, они наслаждались этим! — сквозь слезы произнесла Эвелина, а мне захотелось одновременно и утешить ее и в то же время надавать ей пощечин за подобное лицемерие!

— Ну... Во-первых, ты ему позволила... — начала было я, но она прервала меня и сказала:

— Я знаю, знаю. Я виновата. Я думала, что это каким-то образом излечит их... И ты тоже так полагала, моя дорогая, — бросила она мне.

— Конечно, конечно, — сказала я и вздохнула. Признаюсь, я и забыла, что это была моя идея, ведь сейчас внутри меня так много всего происходит.

Так вот, она вошла прямо в беседку, — представляю, какое это было потрясение для них обоих! — как раз в тот момент, когда Морис был близок к кульминации. На самом же деле, как она говорит, несмотря на внезапную тревогу, он даже не остановился! Мод взвизгнула и попыталась вырваться, но он ее не выпустил, удерживая свой член в ней, и даже прошептал Эвелин: «О, любовь моя, иди к нам!»

— В самом деле? — переспросила я. Я попыталась было обратить все в шутку, но увы, она была не в том настроении.

— Ты тоже на их стороне! — заявила она и впала в истерику, но после того, как я поцеловала и утешила ее, успокоилась. Она простояла там всего мгновение, потом выбежала и заперла дом на несколько часов, запретив слугам открывать им его.

Все это произошло буквально накануне, и с тех пор в доме воцарилась тишина. Эвелин каждую ночь запирает дверь в комнату Мод (я не рассказала ей, что делаю то же самое и с комнатой Ричарда), а Мориса отправляет спать в гостевую комнату.

Жизнь иногда принимает странные обороты, но я тут же решила, что буду делать дальше. Я сообщила Эвелин, что уезжаю обратно домой и прихвачу с собой Мод. Ее глаза загорелись, а выражение ее лица сразу же изменилось.

— О, Дейдр, ты сделаешь это для меня? Да?! — вспыхнула она. Все это время Мод «скрывалась» наверху, — какой бы дерзкой она не была с Морисом, при своей матери она не рисковала выказывать свое бесстыдство и спускалась вниз осторожно, как кошка, которая чувствует, что где-то притаилась опасность.

— Мод, я так понимаю, что ты хотела бы немного развеяться, — сказала я. Она заморгала. Я заметила, что она не присела, и по достоинству оценила всю ту строгую дисциплину, в которой ее держит Эвелин. Пока я излагала ей свои намерения, складывая каждую фразу где-то между командами и вполне вежливыми просьбами, она неподвижно стояла, скрестив руки. Она может остаться у нас на несколько месяцев, сказала я, полюбить наш сельский уголок, и заполучить хороших друзей в лице Эми, Сильвии и Ричарда. При упоминании его имени ее глаза блеснули, но все будет вовсе не так, как она полагает.

Мы уезжаем в пятницу. Между тем я написала письмо Филиппу и послала записку Мюриэл и Сильвии. Как чудесно снова оказаться среди привычных тебе вещей! Сейчас, в выборе своего пути, я настроена более твердо и решительно, чем раньше. Филиппу придется соответствовать мне, а иначе он, точно так же, как и Морис, получит отдельную кровать, хотя в случае с Эвелин я не думаю, что это продлится долго, — она простит его сразу же, как только Мод покинет дом.

— Будь с ней поласковее, ладно? — с тревогой попросила Эвелина. Ее настроение изменилось, когда она поняла, что должно произойти.

— Теперь ты снова можешь устраивать вечеринки, — сказал я.

— Возможно. Но думаю, наша жизнь сейчас уже изменилась, Дейдр.

Но я считаю, что нет, — по крайней мере, не в долгосрочной перспективе. Леопарды не меняют своих пятен. И должна ли я это делать?

Из дневника Мюриэл

Дейдр возвращается! Я удивлена такому повороту со¬бытий. Сегодня посыльный передал от нее записку. Он проделал верхом такой путь, чтобы ее доставить — два дня в пути. Мы хорошо заплатили этому парню и устроили его в гостинице. Джейн говорит, что я все более и более размягчаюсь и это уже второй упрек с ее стороны, который она сделала в мой адрес. Надеюсь, мы не начнем ссориться по этому поводу. «Многое изменилось», — сообщает Дейдр, и мне интересно, что она имеет в виду?

Филипп от этой новости сам не свой, а у Сильвии настолько виноватый вид, что мне пришлось провести с ней пару часиков, успокаивая и уговаривая ее. «Твоей маме не нужно ничего знать о твоих шалостях», — сказала я ей, от чего той явно полегчало. Как я и предполагала, Джейн была слишком опрометчива. Два дня назад я не вмешалась, когда она привела ее к Филиппу, — хвала Небесам, не в его кабинет, а в конюшню, под тем предлогом, что приехал другой джентльмен и ожидает ее там.

Завязав ей глаза, она впустила ее к нему, и Филипп, — связанный и точно так же ослепленный тканью, из-за которой он также ничего не смог видеть — был «спасен» (это словечко Джейн, а не мое). Конечно же, его мужественный инструмент был атакован только ее губами. Поначалу Сильвия оказалась более робкой, чем Дейзи, и ее рот пришлось прижимать к его члену несколько раз. Джейн удерживала ее запястья за спиной, и заставила выпить каждую каплю горячей спермы, которую он извергал.

— Боюсь, что она узнала его по стонам, — сказала Джейн.

— Он не должен сейчас стонать, — заметила я, но должна признаться, что ощутила в себе то озорство, которое испытал и проявил он, поскольку Сильвия теперь будет считать, что все это он проделал с ней по своей воле.

— А что ты ей сказала потом? — спросила я Джейн, но она лишь пожала плечами и сказала:

— О, сказала, что делать это все-таки иногда приятно.

Что ж, мне пришлось повторить этой милой и сладкой девочке то же самое. Так или иначе, я и Джейн, мы обе должны быть всегда заодно.

— Боюсь, что мама узнает об этом — сказала Сильвия после долгого и смущенного молчания.

— Нет, милая, она не узнает, если только ты сама ей все не расскажешь. В таких вещах есть безмолвное взаимопонимание. Она знает, что ты должна делать такие милые вещи, — сказала я с манерностью, которая позабавила меня саму. Во мне зародилось озорство. Я спросила:

— Ты чувствовала, что он больше, чем ты думала? Ты ведь иногда чувствуешь его под своим задком, не так ли? Боже мой, Сильвия, когда я была в твоем возрасте, меня пороли, я принимала эту штуку прямо между ягодиц... Мне было так жарко, но в то же время это было такое наслаждение. Юные леди должны быть хорошо обучены, ты знаешь это, чтобы быть в форме для всего, что лежит за их пределами.

— Так что, дорогая, держи свою попку так же высоко, как и мы, — добавила Джейн и принялась щекотать ее, пока та не улыбнулась.

Сегодня я пойду к Селии и сообщила об этом Джейн, которая очень расстроилась и надулась на меня, но я заверила ее, что не буду там оставаться и что мы вдвоем уедем сразу же, как прибудет Дейдр.

— На свете еще так много всяческих приключений, — заметила она с небольшой задумчивостью.

— Роджер и Селия смогут навещать нас, — сказала я. Она смягчилась и согласилась с этим. В конце концов, эта цепь может не разорваться, но многие ее звенья уже ослабли. Если бы Роджер не был женат, я бы поселилась с ним, а если бы Селия не была замужем... О, моя бедная голова идет кругом. Джейн не может дождаться, чтобы начать собирать вещи, и я очень хорошо ее понимаю. Возможно, я слишком много понимаю, вот в чем теперь моя беда. Мои безудержные, горячие желания завели меня совсем не туда, куда я хотела.

Из дневника Филиппа

Освобождение! Но вот хочу ли я его? Вот в чем беда. Мне сказали, чтобы я одел панталоны. Для Дейдр это должно стать знаком моего причащения «к благородному делу».

Мои сестры предстали передо мной только сегодня днем. Я боялся нападения, — и жаждал его! — но его не было. Меня отчитали, как ребенка, а потом заставили снова целовать их ноги. Они сняли туфли, заставили меня сосать их пальцы, или, скорее, просто приказали мне это сделать. И я сделал это, — я снова наслаждался вкусом женщины.

— Дейдр будет ожидать от тебя того же, — сказали они. Не сомневаюсь, что они все ей рассказали. Я боюсь ее присутствия и нуждаюсь в нем, — так же, как и в них обеих.

— Ты должен научиться жить с тем, что у тебя есть. Мы можем вернуться, а можем и не вернуться, — сказала Мюриэл. Ее тон был официальным, каким — вот странность! — я и хотел. Джейн тоже вела себя умеренно, не поднимала юбку и не дразнила мой пенис, который должен, как сказали они, оставаться добровольным инструментом любви.

— А теперь встань и скажи, что будешь повиноваться своей жене и ее родственницам, — сказала Джейн.

Повинуясь им, я выдавил из себя эти слова, но они показались мне не такими страшными, какими могли бы быть. Теперь я понимаю — это моя роль, и это мой долг. Мир изменился для меня, а я изменился для него.

— Ты выразишь свою благодарность Сильвии, когда она придет сегодня вечером. Но не более того. Просто произнеси эти слова, смиренно скажи их ей, когда встанешь, — приказала мне Мюриэл.

Поначалу я не ответил, и она резко спросила:

— Ну?!

Боже милостивый, я хотел, чтобы меня снова связали, чтобы они обращались со мной так же, как раньше, но ни одна из них не пошевелилась и просто смотрела на меня. Я почувствовал, как в той пьесе, которая когда-то мучила меня, а теперь приносит мне чувство странного освобождения, прорываясь из глубин самого меня, опускается занавес. Я, который считал себя скалой, башней силы внутри семейного царства, теперь стал кротовой горкой и по-новому вижу женщин.

— Я хочу лизать тебя везде... Вас обоих, — слова сами вырвались из меня наружу.

— Отвечай на вопрос, Филипп! То, что ты хочешь, совершенно не имеет значения. Разве мы не учили тебя этому?

— Да, это так. Я прошу прощения. Пожалуйста, простите меня. Я хотел сказать, что обожаю лизать тебя — только это — а потом ждать приказаний. Да, я просто скажу Сильвии, что я...

—... Благодарен! Просто скажи это! И не добавляй ничего более. Ты понял?

— Что я благодарен. Можно мне теперь, в последний раз...

— Нет, нельзя! Отныне у тебя есть другие, кому уделять внимание. Будь терпелив, спокоен, повинуйся их словам, какими бы они ни были. Жди без надежды, той надежды, которой может и не быть. Надейся на любовь. Будь в их глазах послушным песиком. Это же относится и к Эми. Понимаешь?

— Я понял, — эти слова в моих устах оказались горче алоэ, но я знал, что был как ребенок, чья боль меньше, чем он пытается показать. По их улыбкам я знал, что они видят меня насквозь. Тогда Мюриэл наконец смягчилась, заставила меня встать на колени, задрала юбки и сжала мою голову своими бедрами, но не давая мне лизать ее щелку, впрочем так же, как и Джейн, которая последовала ее примеру. Затем меня осмотрели, все еще стоящего на коленях и совершенно опустошенного, с упоением вдыхающего их мускусные запахи, дразнившего мои ноздри желанием. Мой выпущенный на волю орган гордо вскинул свою блестящую головку, но они не прикоснулись к нему, ничего больше не сделали, и он подрагивал с набухшими венами.

— Убедись в том, что он справляется со своей работой, — сказала Джейн. Во мне на миг промелькнула надежда, что она может остаться в комнате и «поработать со мной», но нет, они обе вышли, оставив меня в позе раскаяния. Какое странное, робкое, смиренное, но вместе с тем обнадеживающее, чувство того, что мои интимные части больше не принадлежат мне! Они принадлежат тем, кто будет сейчас командовать мной — а я лишь буду их поклонником, слугой и рабом.

— А теперь выбрось свои записи. Они тебе больше не понадобятся, — сказала Мюриэл сегодня вечером. К счастью, я уничтожил их, сохранив лишь свой собственный тайный дневник. Во мне проснулось лисье лукавство. Я буду читать дневники других, когда мне это будет удаваться, и все же буду держать маску на лице. Тогда мной будет одержана маленькая, маленькая победа. И я проживу две жизни — да, в этом-то и будет весь фокус. Меня накажут, если узнают об этом, и это как раз то, что мне необходимо. О, бедра Дейдр... Будет ли она знать, что делать?

Из дневника Селии

Странный и неожиданный визит Мюриэл, которая, как и я, старалась держать себя в руках и все же не удержалась. Она уезжает! О, какая боль, хотя все же и смешанная с чувством облегчения! Мы целовались, прижимались друг к другу, и не знали, как быть. Роджер учит Дейзи ездить верхом. Они уехали рано, и она выглядела очень мило в новой треуголке и зеленом бархатном платье, которое я для нее купила.

— Ты можешь остаться, если хочешь, — сказала я Мюриэл. Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела о них подумать.

— Нет... Да... Я не знаю, что делать! — она заплакала. Лестница, ведущая в спальню, сама поманила нас. О, лучше бы этого не было, потому что едва мы разделись, легли и принялись страстно ласкать друг друга, как домой вернулись Роджер и Дейзи. Какое потрясение, какое чувство вины! Мы подскочили голые, не зная, что делать, наша одежда вперемешку валялась на полу. Роджер поднялся наверх, но Дейзи, к счастью, пошла в свою комнату. Боже мой, какие у него были глаза, как он увидел нас обоих!

— Мои любови, — только и произнес он во множественном числе, к моему отчаянию и удивлению. Как же напряжены были наши груди с отвердевшими сосками, как беззастенчиво и бесстыдно мы выглядели...

— О боже! — сказала Мюриэл, села на кровать и заплакала. Наша с ней откровенная нагота стояла у него перед глазами.

— Дейзи! — встрепенулась я и быстро заперла дверь.

— Я должна идти! — заявила Мюриэл, подхватила платье и стала похожа на заблудившегося ягненка. Роджер покраснел и не знал, как поступить. Я тоже ничего не понимала, хотя и бросилась ему на шею, возможно, отчасти для того, чтобы прикрыть Мюриэл. Я думала, что у него встанет, но этого не случилось. У него был очень усталый вид, видимо от длительной езды верхом.

— Я так понимаю все это, что вы любите друг друга? — спросил он.

— Ты меня больше никогда не увидишь! — всхлипнула Мюриэль.

— Она уезжает... Возвращается домой, — сказала я с каким-то отчаянием в голосе.

— Да, — сказал Роджер. Он оторвался от меня, отпер дверь, ушел и оставил нас с нашими греховными мыслями. Мы поспешно оделись и спустились вниз, Мюриэл тут же подхватила свой плащ, и все было как во сне, за исключением того, что дорогой Роджер улыбнулся нам и сказал, что все хорошо, а Мюриэл заявила, что никто из нас ее больше не увидит.

— О, что за чушь! Селия будет навещать тебя, моя дорогая, и я тоже могу, если мне позволят.

— Конечно, конечно, — сказала я. При этих словах ее улыбка прорвалась наружу.

Мы проводили ее, помахали на прощание карете. Дейзи сбежала вниз и спросила:

— О, это была тетя Мюриэл?

— Да, — сказала я, — но она не могла остаться надолго.

Затем Роджер пошел посмотреть, как чистят лошадей. Он такой тактичный! Мне очень хотелось побыть одной, и я прибирала свою постель, пока этого не заметила Дейзи. Вчера вечером я наконец-то вознаградила его заслуженной наградой, позволив ему войти в меня промеж моих ягодиц. Как же непристойно мы разговаривали, когда он был внутри!

— Любовь моя, любовь моя, — задыхаясь, повторял он

и так величественно долбил меня, что в этой жаркой схватке вся моя вина улетучилась, и я наконец-то почувствовала себя абсолютно свободно и совершенно естественно.

— Ты можешь потом проделать это и с Мюриэл, — сказала я спустя несколько долгих мгновений после того, как он кончил. Он не ответил, но казался довольным. Он заслуживает всего, что я ему даю, ведь он был таким верным и таким терпеливым все это время. Кроме того, я вполне могу сделать с ней то, что она делала со мной. Чем больше я об этом думаю, тем больше новых глубин я открываю в себе. «Я хочу заставить тебя плакать», — говорила она. Как бы мне хотелось высушить ее слезы своими поцелуями!

Осмелюсь ли я рассказать об этом Роджеру? Любопытно, как он на это отреагирует. У меня есть такое предчувствие, что когда мы навестим ее, я обойдусь с ней еще более развратным образом, чем как она обходилась со мной.

Из дневника Дейдр

Любопытно, что когда мы предвидим что-то, мы склонны думать: «Да, именно так я и предполагал», и в то же время думаем об обратном!

Мюриэл и Джейн уже были готовы к отъезду. Я чувствовала в этом излишнюю поспешность, но в то же время было ясно, что они знают о моем желании побыть некоторое время наедине с Филиппом.

Как же он изменился! Боже мой, он стал совсем другим человеком, — робкий, тихий, он утратил всю свою напыщенность и чуть не поклонился мне, когда я вошла! Он поцеловал мою руку и руку Эми, чего никогда раньше не делал.

— Что ты с ним сделала? — спросила я у Мюриэл, хотя больше в шутку, чем всерьез.

— Мы научили его хорошим манерам, дорогая, научили его вести себя с дамами так, как ему и положено. Держи его в узде, — к моему большому удивлению ответила она мне, — и Филипп слышал, о чем мы говорили! Как поговаривают мужчины, я была сбита с толку и потом, когда они ушли, спросила его, правда ли это.

— Я согрешил, — сказал он и крепко сжал губы.

— В самом деле?! — я рассмеялась. На его лице появилось старое и хорошо знакомое выражение, и все же это было не совсем то, что было раньше. В его глазах был какой-то страх, который я не могла отличить от прежнего взгляда. Мюриэл, конечно, была очень тихой. Ричард вел себя так же спокойно, как и должен был, и точно так, как я его научила. И Сильвия, и Эми стеснялись. Они побежали наверх вместе, как и положено девушкам, и, без сомнения, им было, о чем поговорить! Я удивляюсь всему этому, но ничего не поделаешь. Уверена, Эми будет осторожна, и я надеюсь, что Ричард не посмеет «гулять во сне», когда его отец в доме.

Прошлой ночью... Я не знаю, как писать о прошлой ночи. Филипп сидел в своем кабинете и молчал, а ужин прошел в тишине и в каком-то ожидании. Я знала, что мне нужно с ним поговорить. Его настроение напоминает мне настороженность собаки. Сильвия пошла, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и это, как я поняла, стало здесь привычным делом. В будущем Эми должна делать то же самое. Мы должны быть единым целым. У меня появилось странное чувство, что теперь я должна править в этом доме, но после того, как я довольно сурово обошлась с Ричардом, это доставит мне удовольствие.

— Итак? — спросила я Филиппа, когда он лег спать. Он зашел в свою гардеробную, чтобы надеть ночную рубашку, что он делает очень редко, а сегодня я обнаружила там пару панталон, спрятанных под креслом. Я еще разберусь с ним по этому вопросу, но вижу, что безусловно Мюриэл была права. Интересно, как она умудрилась приложить к этому руку?

Я сразу же потребовала от него рассказать мне обо всех своих грехах, ибо не смела признаться в своих!

— Я плохо с тобой обращался, — произнес он и тут же опустился на колени и поцеловал мои ноги.

— Филипп! — ахнула я, но по правде говоря, мне это было даже приятно.

— Смогу ли я его простить? — умолял он.

— Возможно, — ответила я. Я чувствовала в себе ту же силу, какую обрела с Ричардом, когда сильно шлепала его. Возможно, мне будет забавно сейчас проделать то же самое и с Филиппом.

— Я подумаю об этом, — добавила я и поразилась тому восхитительному чувству, которое испытала. Его член был исключительно тверд, — я увидела это, когда он поднялся, но из озорства и мести сделал вид, что не замечаю этого выступа под его ночным одеянием, и сказала, что завтра утром буду лежать в постели и думать о нашем будущем. В постели он даже не пытался ко мне прикоснуться, лежал неподвижно, но не так как раньше, а с каким-то смирением, исходившим от него, подобно облаку. Определенно, с ним что-то случилось. Что это могло быть, я не знаю, и при таких обстоятельствах моего безумия думаю, что лучше и не спрашивать. Я знаю, что в каком-то смысле я властвую — быть может, стоить взять пример с книги Эвелин в том, как она сначала управилась с Ричардом... Что до него, плохого и развратного мальчишки, то я велю ему подняться, запереть дверь и предоставлю его в распоряжение Мод. Это пойдет на пользу им обоим — он же будет держать руки подальше от Эми и Сильвии. И я намерена проделать это со всей строгостью, не допуская с его стороны никаких вольностей. Он лучше познает и ее, и свои потребности, и тогда они позаботятся друг о друге до следующего раза, когда я их сведу вместе.

Из дневника Сильвии

Как я рада, что милая мамочка вернулась! Какие странные вещи мы познали здесь, и я все время ощущаю беспокойство, но тетя Мюриэл сказала мне, что это нормально и мне ничуть не следует сдерживать свои инстинкты, если я хочу втихомолку развлекаться.

Папа совершенно спокоен, чему я очень рада. Когда я зашла попро¬щаться с ним на ночь, он снова вскочил с кресла и спросил у меня, где были мама и Эми. Я ответила, что они обе закрылись в своих комнатах. Я хотела еще сказать что думала о том, что произошло в конюшне, и покраснела, но тетя Джейн говорила, что не стоит этого делать. Я же обо всем догадалась, когда в тот момент услышала его стоны. Как же много я проглотила тогда!

Но далее папа сказал, что он очень благодарен мне, и я подумала, что он читает мои мысли! Я ответила ему, что не думала об этом, но если он не читает мои мысли, то, наверное, я сказала какую-то неправильную вещь. Я сказала, чтобы он сел. Тети сказали мне, что теперь я должна разговаривать с ним именно так. Его лицо было ужасно смешным, но он послушался. Мне захотелось быть милой с ним, и я уселась к нему на колени и принялась говорить о маме и Эми, лишь вскользь упомянув о Ричарде. Мне кажется, что мама держит его на расстоянии. Подозреваю, что он вел себя с ней грубо, — иногда он может быть очень непочтительным.

Папа лишь молча слушал меня. Тетя Мюриэл говорит, что это хорошо, когда мужчины молчат, но папа не всегда был таким. Я думаю, что она занималась его обучением и превратила его в скромника. Хотя определенная его часть была вовсе не скромной. Я все время ощущала ее у себя под попкой, и все время вертелась, чтобы она «окрепла», как говорит тетя Джейн. Он у него такой большой!

Папа покраснел. Я подумала, что он может меня выпороть, но ничего не случилось. А однажды он спросил Роуз, носит ли она панталоны! Я думаю, что он тоже большой проказник.

Из дневника Дейзи

Я догадываюсь, что мама развратничает! Но, может быть, взрослые всегда так поступают. Когда здесь была тетя Мюриэл, я услышала совсем немного из того, о чем они разговаривали. Когда папа спустился вниз, я подкралась к их двери и услышала, как мама говорит ей: «Быстрее же! Мы должны одеться!». Боже мой, он увидел их обеих раздетыми! Хотя может оказаться и так, что тетя Мюриэл примеряла гаун [английская мужская и женская выходная одежда 15—16 веков; у мужчин — на меховой подкладке, с откидными от локтя рукавами, с меховым воротником, без застежки; у женщин — верхнее платье из тяжелой цветной ткани, юбка спереди расходилась, открывая нижнее платье из узорчатой ткани. — прим. переводчицы]. Хотелось бы мне это знать, но я не могу спросить у папы.

Сильвия пригласила меня пожить у них — а ее мама вернулась! Папа сказал, что поедет со мной. Интересно, задержимся ли мы с ним на полпути на какое-то время? Маме не терпится узнать, какая мама у Сильвии, и мне придется ей все рассказать. Папа беспокоится, чтобы я не болтала слишком много. Он очень поздно ложится спать, а иногда, когда мама уже спит, мы вдвоем премило «болтаем», в конце чего он покидает меня, оставляя с ощущением жара и влажности в моей норке! Нет, я не посмею, не посмею рассказать об этом Сильвии. Боже мой, я надеюсь, она не станет возбуждать меня так, как возбуждали ее тети!

Из дневника Дейдр

Все-таки насколько обаятельный человек Роджер и какая юная Дейзи милая! У нее такой же невинный взгляд, как и у Сильвии. Дай им Бог сохранить его надолго, хотя...

Филипп меня забавляет. Прошлой ночью, когда он лежал совершенно неподвижно, я ласкала рукой его член. Время от времени он постанывал, но всякий раз, когда он это делал, я шикала на него, и он умолкал, за исключением нескольких всхлипов. Наконец я перекатилась на него, вложила в свои горячие «ножны» его жаркий «меч» и оседлала его так, как мне хотелось, и — о, какое же чувство превосходства это дало! Ягненок, он даже не дергался, пока я скользила вверх и вниз своей киской.

На меня снизошло вдохновение, и я не смогла устоять. Он еще не кончил. Я же отдыхала, сжимая его внутри себя, мои соски остро царапали его грудь, мои бедра были полностью прижаты к его собственным.

— Тебя этому научили? Скажи мне, Филипп, — приказала я.

— Да, — простонал он.

— Кто? Мюриэл? И, возможно, и Джейн? Ну же, Филипп, признайся мне! Признайся той, которая тоже сильно нагрешила.

— Прости меня! Как бы я ни был скромен, я это сделал. Они заставили меня, Дейдр. Вначале они...

— Тише! Я не хочу этого знать. Отныне послушание — закон для тебя. Повинуйся мне и обеим девушкам, и все последует вслед за этим.

Я никогда не пойму, почему я произнесла последнюю фразу, кроме того, что это, казалось, наложило печать на его странное и трусливое отношение. Возможно, я думала, что он сурово отнесется к ним, и хотела добиться от него тем самым компенсации, хотя и не могу себе этого представить.

— Я буду, буду, буду повиноваться вам всем! — таков был его крик, а потом он кончил и выплеснул все свое изобилие глубоко в мою щелку, и я всеми силами втягивала это своими любовными губками, пока все не закончилось и не исчезли последние жемчужины.

Но сегодня — ах! — папа Дейзи попросил меня показать ему окрестности. Чувствуя себя не без основания очень увлеченной им, я показала ему кустарники, лужайки, цветник, а затем, как бы в едином порыве, мы направились к беседке. Дверь закрылась, и я ощутила всю легкомысленность своего поступка, но уже было слишком поздно — его руки, обвившие меня, были сильны, а губы — жаркими.

— Сэр! После столь краткого знакомства? — улыбнулась я.

— Ну, учитывая, что оно может оказаться продолжительным... — рассмеялся он и медленно повел меня к ожидающей нас кушетке, без лишних слов подхватил мое платье и восхитительно пощекотал меня между ног.

— Девочки! Помни, они могут зайти! Даже Филипп может, — выдохнула я. Когда мы улеглись, его твердый член коснулся моих нижних полушарий. Я повернула свою руку и ощупала его длину и обхват, и пока разговаривала, мои пальцы искали его пуговицы.

— Я послал их к нему в кабинет, чтобы они поговорили с ним, и велел им развлекаться, моя дорогая. И у меня такое чувство, что это может занять некоторое время.

— Роджер! Что ты имеешь в виду? — ахнула я, но все же невольно рассмеялась и выгнула спину, чтобы он освободил меня от панталон. Мне пришел на ум Филипп, лежащий совершенно неподвижно со своим членом в моем гнездышке и повторяющий: «Я буду, буду, буду!»

Черт меня побери, — я опять пропадаю, я не должна больше писать, не должна больше писать. Теперь это дом, полный тайн.

КОНЕЦ