Деревенька была маленькой и двух десятков дворов не наберется. Да и откуда в этой глухомани большому селу- то взяться. До Изюмского шляха почитай два дня верхами. Да все, по лесам, да буеракам. К ней и дороги то нормальной нет, проселок не проселок, так тропа натоптанная. Если бы не те лиходеи они сюда вовек не забрались бы. Но коли, Господь привел их к жилью грех не воспользоваться.

Им конечно не привыкать под открытым небом ночевать, такова уж доля воинская но поспать под крышей тоже охота. Да и банька бы не помешала, а то за две седмицы ночевок на полянках да опушках, прямо в воинской справе провоняли изрядно. Все тело чешется и ведь не и почешешься под бронью толком . Воинское дело потливое, днями напролет приходится таскать на плечах тяжелую бронь поверх стеганного, прошитого конским волосом, толстого поддоспешника. И зимой бывает тело преет, а уж в летнюю-то теплынь и подавно. Тяжесть юшмана Ерема и не ощущал вовсе, да и к постоянному зуду уже давно притерпелся, человек он ведь ко всему привыкает. Доспех для него стал практически второй кожей.

Когда их те тати окаянные в лес загнали и они в болоте чуть не утопли но Господь миловал, даже лошадей сберегли. Выбрались, хоть болотной тиной от обоих пару дней несло неимоверно. Да и сейчас еще болотный дух так до конца и не выветрился.

Ерему с Ахметкой боярин Никита Данилович Хвостов послал весточку супруге своей передать. Кожаный футляр с грамоткой той Ерема всегда при себе держал, на шнурке на шее висел, рядом с нательным крестом.

Ерема поправил стеганный подшлемник и спросил

— Ну, что братка, отдохнем ночку под крышей, глядишь и в баньке попаримся.

А завтра с утра вновь в путь дорожку.

— Банька, эт халасо Еремка, банька всегда халасо.- Ахметка служил боярину Хвостову уже лет десять но все равно говорил по-русски иногда коверкая отдельные слова. Сам родом из ногайцев он не угодил чем-то тамошнему беку и не сносить бы ему головы , но успел хитрый татарин утечь на Русь. Ночью, схватив беременную жену в охапку, бросив все окромя оружия и заводных лошадей задал стрекача, да так, что погоня высланная беком на утро даже пыли из-под копыт не увидела.

С Еремой они сдружились давно, не раз и не два друг другу жизнь спасали, побратались. Да и в жили по соседству, двор в двор почитай. Боярин в посаде своего городца дружинным людям землицы немного выделил, аккурат дом поставить, да огород какой-никакой развести.

На подъезде к деревне Ерема приметил, как мальчишка вроде-бы без дела крутящийся возле околицы углядев приближающихся верхами двоих оружных чужаков опрометью бросился по единственной улочке вглубь селения.

Ерема усмехнулся, ясно же, что вовсе не без дела околачивался малец у околицы. За единственно дорожкой в деревню догляд держал оголец сейчас со всех ног несущийся с докладом к местному старосте. Все верно, до Изюмского Шляха рукой подать, а там всегда лихих людей хватало. То крымчаки набегут, но ногайцы, да и свои тати не лучше, разбойного люда на границе Дикого Поля хватает.

Ерема тронул Гнедую вперед по дороге.

Так и въехали они стремя в стремя в деревню с Ахметкой. Двигались нарочито медленно, шагом, с камчами в руках и небрежно перебрасываясь ничего не значащими фразами всем своим видом демонстрируя полное миролюбие.

Едва они успели миновать пару ближайших к околице дворов, как навстречу им вышел неприметный дедок с реденькой, седой бороденкой в простом, сермяжном кафтане и войлочном колпаке.

— Бог в помощь, люди добрые. Я староста тутошний, Кузьмой Ермолаичем кличут. А вы чьих, будете? К нам какими судьбами?

Цепкие, серые с хитроватым прищуром глаза старосты внимательно рассматривали прибывших, не пропуская ни одной мелочи. И стать и ухватки и бранная справа все выдавало в незваных гостях бывалых и опытных воинов. Повернись дело недобрым, ох и дорого обойдется эта парочка деревенским. Всем миром может и завалят но кровью умоются так, что мало точно не покажется. Потому и дальнейшие слова незнакомца елеем пролились на встревоженную душу старосты.

— И ты здрав будь Кузьма Ермолаич. Я Ерема буду, а это побратим мой Ахмет. Мы дружинные люди боярина Хвостова Никиты Даниловича, по служилому делу в Хвостов, вотчину боярскую направлялись. Да вот с пути сбились. Не по своей воле вестимо.

Нам бы передохнуть с дорожки, в баньке попариться...

С каждым словом Еремы лицо старосты светлело, морщины собравшиеся на лбу разглаживались, а из глаз уходила тревога.

Оно и понятно с хвостовскими деревенские встречались частенько то на ярмарке, то на мельнице... Соседи как никак, хоть и дальние, до Хвостова конному два дня пути, но все одно соседи. Не чужаки стало быть пожаловали, а почти свои. Ну, а то что один из гостей татарин, так чтож, кто только на Руси не прижился? И татары, и башкиры, черемисы, литвины немчуры разной полно даже хранцузы с гишпанцами попадаются.

Потом еще раз окинул взглядом Ерему и Ахметку, как будто оценивая.

— Передохнуть это можно. Фролка. А ну подь сюды охламон.

Давешний мальчонка с околицы возник из ближайшего куста. Ох и шустер малец, из такого точно толк выйдет.

— Проводи путников до тетки Варвары. Передай, что я распорядился. –И обращаясь уже к Ереме добавил.- Там и попаритесь, у Варвары банька знатная, жаркая, она ее аккурат сегодня топить собиралась.

Всю дорогу до дома Варвары мальчишка бежал рядом с верховыми показывая дорогу и во все глаза рассматривая приезжих.

Ерема усмехнулся поймав мечтательный взгляд мальчишки. Фролка представлял, что и он когда-нибудь вот так-же ведя в поводу заводную лошадь, верхом въедет в родную деревню везя полные переметные сумки подарков родным и близким. И конечно в одной из них в укромном месте лежит бережно сложенный красивый, узорчатый плат для той самой соседской девчонки при одной мысли о которой, так непонятно, но так сладко сжимается все внутри и голова идет кругом....

На подъезде к дому всадники спешились и как по Кону и положено вошли во двор, ведя лошадей в поводу.

— Тетка Варвара, принимай гостей на постой. Дядька Кузьма распорядился их к тебе вести.- Степенно сообщил Фролка стоящей на крыльце хозяйке с вцепившейся ей в подол светловолосой девчушкой лет шести с опаской рассматривающей странных незнакомцев.

Ерема поймав настороженный взгляд во всю ширь распахнутых лазоревых глаз малышки широко улыбнулся и чуть кивнув подморгнул ей. Девчонка в ответ прыснула и засмущавшись спрятала лицо в складках мамкиного сарафана изредка стреляя любопытными глазенками на уже совсем нестрашного дядьку в странной, железной одежке.

Он перевел взгляд на хозяйку.

Высокая, статная женщина едва ли достигшая тридцатилетнего рубежа была одета в изрядно поношенный но чистый, некогда синий сарафан, волосы как и положено аккуратно прибраны под черный плат.

Вдова.

Все верно, на Руси, да и в иных краях издревле повелся обычай в деревнях и селах разбросанных окрест торных трактов, проезжий ратный да торговый люд на постой определять именно к вдовам. Их везде и во все времена хватало с избытком, а бабе с малыми детьми потерявшими кормильцев плата за постой зачастую была немалым подспорьем в хозяйстве. А, коль приглянется хозяйке гость дорогой, то и ночку скоротать, бабью тоску хоть на время развеять истомившейся по мужской ласке вдовице, грех вовсе и невелик. Ну, а ежели понесет баба, так что же. Обчеству лишний рот на прокорм взять вовсе не в тягость, а польза немалая. Детки от проезжих молодцов обычно нарождались на загляденье. Девки вырастали ладные да пригожие, а парни боевитые да смекалистые. Свежая кровь общине шла только во благо.

Ерема бросил мальцу заранее приготовленную полушку. Тот ловко поймал ее и крепко зажав в кулаке медную деньгу радостно припустил со двора. Народ медные деньги не жаловал но и услуга не велика. Не платить же за этакую мелочь мечевую или полновесную копейную серебрушку. И меди мальцу хватит.

— Чегож не принять-то коль люди хорошие и в цене сговоримся.- Варвара окинула пришельцев внимательным взглядом.

Татарин у нее особого интереса не вызвал, мало ли их вдоль Изюмского Шляха туда-сюда шастает. Привыкли. А вот видный да осанистый русобородый русский глянулся сразу. Под взглядом его серых глаз у Варвары аж все сжималось внутри, а ноги так и норовили подкоситься.

— Я Ерема, а это Ахмет, Хвостовские мы. Да, нам хозяюшка много и не надо, в баньке бы с дороги попариться, да переночевать под крышей, а с утра опять в путь. Заплатим сполна, как положено. Хочешь рухлядью- сверкнув белозубой улыбкой от которой Варварино сердечко забилось, как птаха в клетке у ярморочного торговца, Ерема кивнул на полные переметы навьюченные на заводную, татарскую кобылку.-А хочешь серебром.

— Серебром лучше. Вы в дом пока проходите, откушайте, чем Бог послал.

— Благодарствуем хозяюшка, от угощения не откажемся.

Правда в дом они попали нескоро, довольно долго провозившись у коновязи расседлывая и обихаживая лошадей.

В сенях стянув с головы подшлемник Ерема по привычке огладил бритую наголо голову. Уже начавший пробиваться короткий ежик жестких, русых волос слегка щекотал ладонь. Пора бриться, но это уже дома.

Войдя в горницу он перекрестившись двумя перстами поклонился образам в красном углу и степенно уселся на широкую лавку за столом. Напротив устроился вошедший следом Ахметка.

Варвара погремев чем-то у печи, достала оттуда почти полный чугунок еще теплой каши и поставила его на стол между гостями.

Мужики достав ложки дружно запустили их в душистую, щедро сдобренную маслом, рассыпчатую кашу.

Ели чинно, не торопясь, как зрелым мужам и вместно.

Варвара присела на лавку у печи и сложив на коленях руки с нескрываемым удовольствием смотрела на едоков. Разве может быть для бабьего сердца зрелище отраднее, чем за обе щеки уминающий ее стряпню мужик, разве что детки галдящие у крыльца... Вот и ее Силантий когда-то вернувшись с поля домой вот так же сидел за столом. И точно так же, как и сейчас Ерема зацепив полную ложку каши нес ее ко рту бережно подставив снизу сложенную горсточкой ладонь, чтобы ни пропало ни крошки.

Многих в тот год унесло моровое поветрие... Не обошла беда и их дом.

Вот уже третий год пошел, как Силантия не стало...

Варвара еще раз посмотрела на размеренно жующего Ерему и у нее вдруг, так томительно и сладко заныло внизу живота.

Она решительно встала и вышла из дома.

Вернулась Варвара довольно скоро, как раз когда ложки едоков заскребли по дну чугунка и потупив глаза срывающимся голосом пригласила гостей пожаловать в баньку.

Мужики дружно поднялись и тщательно облизав ложки убрали их в пояса.

— Благодарствуем хозяюшка. Мы готовы.

Варвара шла впереди ни жива ни мертва, ноги от волнения подкашивались, в голове вился какой-то туман, а щеки пылали аки маков цвет.

В просторном предбаннике Ерема улыбнулся глядя, как Ахметка аккуратно и бережно пристраивает в углу колчан полный оперенных стрел и саадак с луком. Этот мощный, составной лук привезенный откуда-то из глубин Джунгарии был предметом гордости и постоянных забот маленького татарина. И его главным и любимым оружием, которым он владел с умением и завидной сноровкой.

Самому Ереме сие искусство никак не давалось, сколько не пробовал. Управляться с луком, учиться следует сызмальства и до седых волос. А Ерему учить было некому.

Зато ему весьма полюбился огневой бой.

В тот год с Литвой вышла очередная свара. Ратились долго и вот однажды свела судьба на бранном поле боярского дружинника Ерему и безымянного посполитого шляхтича.

Уже разрядивший к тому времени оба пистоля пан лихо крутил саблей и лаялся на двух языках переходя с ляшского на русинский и наоборот.

С сабелькой конечно он управлялся весьма ловко, вот только сабля против бердыша, что хворостина супротив оглобли.

Вскрыло широкое лезвие ясновельможного от паха до грудины залив богатый кунтуш кровью и шляхтенским гонором из вспоротых кишок.

Богатый хабар взял Ерема с того то ли ляха то ли литвина. Полный кошель серебра, пару пистолей, самопал, добротные сапоги с отворотами да тот самый попорченный кунтуш. Его потом Айгулька отчистила да починила, как новенький стал.

А пистоли самолично попробовал и с тех пор к пальбе приохотился.

Сняв перевязь с огневым припасом он положил ее на лавку и распустив ремешки на левом боку снял через голову тяжелый юшман. Придирчиво осмотрев бронь недовольно поморщился. Шатания по болотам не прошли без следа, ржа кое-где тронула звенья кольчуги и широкие железные пластины прикрывающие грудь и брюшину.

Ну, ничего приедет домой там все песочком отчистит, просушит, лампадным маслицем смажет... Бронь от которой зачастую зависела жизнь ратного человека требовала постоянного ухода и пригляда.

Вслед за броней Ерема избавился от провонявшего потом и тиной поддоспешника, который у него тут же забрала хозяйка.

— Просушить повешу. Потом. - И после секундного колебания опустившись на колени перед сидящим на лавке мужчиной, принялась стягивать с него грязные, промокшие сапоги.

Ерема любовался ее красотой. Женщина действительно была красива.

Не той яркой девичей красой, что туманит голову и заставляет кровь быстрее бежать по жилам, разжигая в чреслах жаркий огонь.

Она была красива той истинной красотой повидавшей жизнь женщины, уже успевшей вкусить и сладость любви и горечь разлуки. Той красотой в которой воедино слились и радость обретенного материнства и печаль вдовьей утраты. Той красотой, что проникнув в самую душу остается там навсегда.

Варвара развернулась ко второму постояльцу, Татарин сидел и с наслаждением шевелил растопыренными пальцами босых ног.

Женщина тихонько выскользнула за дверь.

Лежа на полке Ерема тихо млел. Душистый, пахнущий хлебным квасом жар окутывал расслабленное тело, погружая сознание в блаженную истому. Потому верно он и не обратил внимание на то, как негромко стукнула дверь, на шипение кваса выплеснутого на раскаленные камни и на тихие шлепки босых ног по влажным доскам банного пола.

Когда распаренный веник впервые прошелся по спине Ерема охнул и повернул голову. В жарком, банном полумраке перед его взором колыхнулись полные груди с крупными ягодами сосков, блеснули влажной кожей выступающая вперед складка живота, округлые бедра и призывно манящий треугольник мокрых, русых волос между ними.

Ерема осторожно положил ладонь на внутреннюю часть женского бедра и медленно повел ее вверх.

Веник на спине на мгновение остановился и вновь продолжил свою работу. Правда ритм несколько изменился. Варвара молча переступила на месте слегка раздвинув ноги и как-бы приглашая мужчину продолжить начатое.

И Ерема продолжил. Рука плавно ползла вверх по распаренной коже, все больше и больше приближаясь к самому сокровенному. Дыхание женщины участилось, а веник на спине почти остановился. Ерему это совершенно не волновало, его рука уже погрузилась во влажные заросли... Там было жарко, влажно и скользко, рука совершенно свободно скользила по складкам и бугоркам, а запах..

Еремины широко раздувшиеся ноздри уловили ни с чем не сравнимый запах. Запах пробившийся сквозь банный дух. Это был запах, который невозможно спутать ни с каким иным запахом в мире. Запах который туманит мужчинам голову и толкает их на безрассудства заставляя совершать подвиги и злодейства. Запах безумия и страсти... Так может пахнуть только возбужденная женщина.

Кровь бурным потоком устремилась по жилам к паху, голова лишившись ее притока пошла кругом.

Его пальцы раздвинув складки легко отыскали вход в заветную пещеру.

Ерема приподнял голову и их глаза встретились. Варвара не отрывая взгляда закусила нижнюю губу и медленно присела буквально надеваясь на грубые, заскорузлые от нелегкой ратной работы мужские пальцы.

Варвара все делала сама, Ерема даже не пытался ей в этом деле мешать. Кому, как не ей знать, что ей в данный момент надобно.

Она приподнималась и приседала, поводя бедрами то в одну сторону, то в другую.

Вдруг Ерема почувствовал, что женские бедра крепко сжали его руку, а мягкие тиски плотно обхватили пальцы.

Женщина заскулила и навалилась на него своей мягкой грудью. От ее прикосновений и пряного запаха бабьего сока он буквально сходил с ума, уд напрягся так, что казалось готов вот-вот лопнуть.

Варвара немного отстранилась и Ерема развернулся к ней. Женская рука тут же цепко и ловко ухватив кожаное копье потянула его на себя.

— Еремушка, пойдем быстрее. Мочи нет больше терпеть. Горю вся.

Ерема соскользнул с полки. Перед выходом в предбанник он бросил взгляд на Ахметку.

Побратим лежал на полке повернувшись спиной к двери и даже могло показаться, что он задремал, если бы не ритмично двигающийся локоть правой руки.

И тут его выдернули наружу.

Варвара потянув его за собой опрокинулась спиной на лавку и широко раздвинула ноги.

Рвущийся в бой уд легко нашел дорогу ворвавшись внутрь сдавшийся на его милость крепости.

Истосковавшийся по бабьей мягкой податливости и готовый вот-вот выплеснуться Ерема яростно вгонял свою мужскую сущность, как можно глубже, стремясь добраться до скрытой в самой глубине сущности женской.

Ибо только там две эти сущности, две половинки Искры Творца могут на краткий миг объединившись образовать двуединую сущность способную породить новую жизнь. Наделив ее накопленными за поколения обеими частицами красотой или уродством, силой или слабостью, подлостью или благородством. Заложив в СОТВОРЕННУЮ личность предрасположенности и возможности, чаяния и стремления.

Ерема ощутил, как тело под ним содрогнулось, уд внутри сжало и он наконец-то выплеснул уже давно копившееся наружу...

Он лежал на мягком, расслабленном женском теле и с наслаждением вдыхал самый сладкий, самый желанный для любого мужчины аромат. Аромат только что удовлетворенной ИМ женщины смешанный с его запахом.

Спать Варвара положила гостей в горнице немного смущенно глядя на татарина но тот с невозмутимым видом устроился на лавке и демонстративно громко захрапел.

Довольная хозяйка улыбаясь потянула Ерему в чуланчик.

С утра сонный дружинник молча седлал Гнедую под въедливые насмешки до отвращения бодрого и прекрасно выспавшегося татарина.

Варвара смотрела вслед удаляющимся от нее по деревенской улице всадникам и непослушными пальцами теребила уголок платка.

Ерема едва появившись в ее жизни и запавший в самую душу покидал ее навсегда. Вряд ли судьба снова приведет его в их забытую Богом деревушку.

И вдруг один из всадников резко дернув поводья развернул лошадь назад и ударил ее пятками по бокам.

Пыль столбом взвилась из-под копыт сорвавшейся с места в галоп Гнедой.

Ерема на ходу соскочивший с седла и едва удержавший равновесие схватил ее за руки и срывающимся голосом прохрипел.

— Полюбилась ты мне Варварушка, с первого взгляда полюбилась. А вот сейчас понял, что просто не смогу без тебя. Выходи за меня замуж.

— Да, я бы с радостью Еремушка, но нешто так можно? Мы же чай не басурмане какие. У тебя же семья. Не гоже отца у деток малых уводить, грех это. Ты к ним езжай. А я тут останусь век вдовий доживать. А ты езжай, не трави душу ни себе ни мне. Тебя дома детки ждут. Жена. Езжай.

— Да, детки ждут. Сыночки Тимошка, да Егорушка. Близнецы семи годков от роду. А жена... Прибрал Господь мою Любавушку. Вот уж третий год вдовствую. Поветрие.

104211   1 19004  249   +10 [50]