Идиот! В кои веки можно было поспать, так нет! Мы забыли выключить будильник, и он с садистской пунктуальностью зазвенел в шесть утра. Хоть и был он мгновенно подавлен безжалостной рукой Макса, упавшей на его жестяную голову, но сон был разбит в дребезги.

Я встал и пошёл в туалет. Ася ютилась на краешке кровати рядом с крупным телом Макса. Она тоже проснулась и смотрела на меня. Я подмигнул ей, без задней мысли, и пошел дальше.

Журчал я долго, при этом с удивление рассматривая член, на котором от вчерашней припухлости осталось лишь лёгкое покраснение. Я перешел к раковине, где света было побольше и сдвинул крайнюю плоть. Залупа блестела здоровым румянцем. Ну ведьмы! Мазь-то и впрямь целебная. Подействовала даже несмотря на то, что несколько раз её стирали и слизывали, и смывали. То-то Ксения жаловалась, что, когда она сосала мне член у неё, немели губы.

Довольный осмотром я дрюкнул мальца, который тут же подскочил, и повернулся к двери, та распахнулась. Ася вошла и взяла член в горячую ладонь.

— Ты для этого меня звал? — прижалась она ко мне всем телом.

Говорить, что у меня такого и мыслях не было, у меня не повернулся язык.

— Почему так долго? — взялся я обеими руками за её ягодицы, и чувствуя, как член рвётся из её рук.

— Макс обнял и не отпускал.

Рука проникла ей в промежность.

— Подожди. Я должна подмыться.

— Давай я тебе помогу.

— Да ты что? С ума сошел?

— Лезь под душ.

— Я сама. Не надо!

Я забрался в ванную и встав с ней рядом принялся намыливать её шикарное тело. И откуда пошла мода на худосочных. Вешалка, да и только. А тут — в руку возьмёшь, маешь вещь! Под тёплыми струями на больше не сопротивлялась, а наоборот стала помогать мне картинно выставляя части своего тела под мои скользкие от шампуня ладони. Я вымыл ей лицо с размазанными остатками макияжа.

— Небось страшна, как баба-яга с похмелья?

— Не льсти себе, всё гораздо хуже.

Она обижено по-детски оттопырила нижнюю губу, которую я тут же взял в свои губы. Наши скользкие тела слились в долгом поцелуе.

— Я даже зубы не почистила. — Опустила она голову.

— Это в тебе не самое противное.

— Так я тебе противна!? И что же во мне такого — противного.

— Повернись.

— Зачем это ещё?

— Повернись, узнаешь.

Она повернулась ко мне шикарным задом. Мыльная рука скользнула между ног, прошлась по распадку щели, раздвигая губы, нырнула в влагалище, завибрировала на клиторе, вернулась, палец вонзился в зад.

— Нет! Нет! Не надо! Ну, пожалуйста! Нет!

Палец последовал за её рукой, но не далеко и только для того, чтобы уступить место большому пальцу, а самому нырнуть в вагину.

— Ах! — только и выдохнула она, когда я прижал перемычку. Ася подалась вперёд и опёрлась руками на краны.

Намыленный анус пропустил мой член без сопротивления и проглотил полностью.

— Тебе так нравится? Да?

— Мне нравится по-всякому, а так лучше, потому что Макс раздолбал твою лохматку, так что я там болтаюсь как в прорубе.

— Во! Блин! Муж ведь тоже может разницу почувствовать?

— А-то!

— Сколько дней у тебя командировка?

— Я вчера договор подписала. Билет у меня на сегодня в четырнадцать. Это пиздец!

— Ты ему сообщила, когда вылетаешь?

— Нет. Думала после завтрака позвонить.

— Вот и звони, что переговоры затянулись и перенесены на понедельник. Билеты сдай и купи на вечер понедельника, или утро вторника. На это время Максу вход закрыт, но можешь подыскать кого-нибудь соразмерного с мужем. И оттянись.

— Гениально! Так и сделаю! Совсем ты меня заговорил, я даже забыла, что у меня член в жопе! Ха! — Ха! — Ха! — Ха! — Рассмеялась Ася, — Давай уж дери! У меня это первый опыт. И кажется даже приятный.

Кончить нам не удалось. В туалет ввалился заспанный Макс и кряхтя от удовольствия стал мочится в унитаз.

— Вас на водные процедуры потянуло? Саня, ты только зад её не порви!

— Да где уж ему до тебя? Ван как пиздень разворотил, кулак влезет. А у него мне в аккурат, так что больше ко мне со своей оглоблей не подходи! Ясно?

— Вчера ты пела другие песни. Ну, не хочешь не надо.

Макс стряхнул и вышел, явно обиженный грубым тоном Аси.

— За что ты на него так? Он ведь к тебе со всей душой? Ты всю ночь кончала и не жаловалась.

— Имеем — не жалеем, потеряем — плачем.

— Это ты о чём?

— О киске моей раздолбанной! Всё! Вынимай!

Ася вытерлась, сгребла свои шмотки и, холодно попрощавшись, ушла к себе в номер.

— Что это с ней? Как взбесилась. — бурчал Макс ворочаясь в своей постели.

— Про мужа вспомнила. Теперь жалеет, наверное, злиться. Ну что? Ещё спать будем?

— А что же ещё? Время — семи нет. Ложись.

— — — — ----------------------------

В начале десятого нас разбудил стук в дверь.

— Открыто! — Гаркнул Макс натягивая трико. Я лишь прикрылся простынёй.

— Завтрак, господа. — в комнату вкатилась тележка, а за ней сияющая Ася.

— Мы не заказывали. — Буркнул Макс, снова лёг и отвернулся к стене.

— Мальчики, это мой вам подарок за изумительнейшую ночь в моей жизни! Макс, не обижайся. Мне было с тобой безумно хорошо, и я потеряла голову. Утром голова нашлась и на тебя наорала, она ведь не знает, что такое оргазм. Не обижайся, но ты меня так растянул, что если туда в ближайшее время сунется муж, то выгонит меня из дому без всяких сомнений. Хочешь я тебе минет сделаю?

— Ладно, Ася. Я понял. Это ты меня извини, увлёкся. Мне тоже было с тобой хорошо, что бывает не часто. Давайте завтракать.

— А минет? — лезла к нему в штаны Ася, пытаясь окончательно сгладить напряженность.

— Не буди во мне зверя! А то ещё и задницу на клочки порву! Успокойся, ничего больше не надо.

— Ладно, ладно. А «Аmоrеttо» ещё остался?

Я откинул простынь и, как обычно, в неглиже полез в холодильник.

Мы выпили мировую. Оказывается, проголодались мы капитально и метнули мы не только яичницу и салат привезённые Асей, но и остатки колбасы и ветчины. Жаль, что хлеба оказалось маловато. Запили всё это растворимым кофе с остатками ликёра и пришло чувство сытости. Я отвалился от стола как та пиявка. Макс тоже откинулся к стене.

Ася осмотрела нас охмелевшими глазами и вдруг начала раздеваться.

— Ты же собиралась ехать билет сдавать?

— Успею. А сейчас я хочу в последний раз вас обоих.

— А как же муж? — спросил Макс с усмешкой.

— Одним разом больше, одним меньше. «Пизда не улица, расширится и сузится». Вы меня так раззадорили, что я вообще не знаю, как без этого буду жить.

Она присела и стянула с Макса трико. Его фаллос лениво приподнимал тяжёлую головку навстречу её приоткрытым губам. Её зад призывно вилял передо мной, а я так и не окучил эту великолепную клумбу. В отличие от Макса я вчера вечером не тратил спермы и сегодня её напор быстро пробуждал во мне желание. Я раздвинул губы и вошел во влажную вагину. В этой позе, сзади со сведёнными коленками, влагалище казалось узким и глубоким. Этому способствовало и её возбуждение, держащее мышцы вагины в тонусе. Я прижался животом к её заду и почувствовал дрожь нетерпения, разливающуюся по её телу. Было приятно месить это тугое тело утапливая в нём пальцы, натягивать его, держась за бёдра, на член и ощущать податливую мякоть её влагалища.

Она полезла на Макса, завалила его на спину и оседлав с вожделением и наслаждением мелкими толчками ввела в себя весь его ствол. Покачиваясь из стороны в сторону и взад-вперёд, она двигала бёдрами, поглаживала себе груди или пробегала пальцами по клитору. Глаза её были прикрыты, а губы приоткрыты в блаженной улыбке.

Макс взял её за талию и провёл серию быстрых фрикций, отчего Ася округлила глаза и рот и со стоном упала на грудь Максу. Глупая улыбка играла на её лице, рука, протянутая в мою сторону, звала к себе. Настал и мой черёд.

Приподняв её зад, я снял её с фаллоса Макса и сунул в мокрую вагину свой член, хорошенько его искупав в горячей слизи измазал ей анус и напористо загнал в него член. Она ойкнула и поймав фаллос Макса завела его в себя. Сбылась мечта идиота! Не много привыкнув к новым ощущениям, Ася двинула бёдрами, давая нам отмашку. И мы начали свою симметрично асинхронную игру, наслаждаясь триедиными тесными взаимными прикосновениями. Взведённая пружина Аси сорвалась и вызвала телотрясение местного значения с бурным сдвигом мышечных масс и выбросом грунтовых вод. Она кончала и рыдала, кончала и выла. Она кончила и засмеялась, когда я разразился залпом и залил спермой её зад. Она кончила и безвольно застыла у Макса на груди, когда и он вылил в неё струю семени.

Мокрую от пота, эякуляции и спермы мы положили Асю на кровать и прикрыли простынёй.

— Во сколько у неё самолёт?

— Кажется в 14.

— Если мы сейчас не приведём её в чувства, то придётся отправлять её домой за наш счёт.

— Ща! — я метнулся в туалет налил в стакан холодной воды и набрав полный рот фукнул на Асю.

— Дурак! Я бы и сама встала.

— Когда? Через 1 час и 25 минут от стоимости твоего билета останется 25%.

— Какая хуйня. Пусть пропадает. Я куплю новый. Мальчики, я хочу ещё разок!

— Ася! Очнись! — я снова фукнул на неё водой.

— Ты меня прямо здесь мыть собрался?

— Ася, я тебя сейчас, как шлюху, выставлю голой в коридор и катись ты к своему мужу, когда и как хочешь! Поняла? — Рыкнул на неё Макс и угрожающе навис над Асей.

— Грубый ты, Максик!

— Ася! Я не шучу! Встала и ушла. Быстро!!!

Ася фыркнула, сгребла свои вещи и голой вышла в коридор.

— Во! Психованная!

— У неё от оргазмов, кажется, крышу снесло. Худо дело.

В номер влетела Лариса, глянула на наши обнаженные тела.

— Вы чего с жиличкой сделали, что она голой по коридорам ходит.

— Что, что! Выебли, как положено, вот у неё крышу и снесло!

— Ой! Счастливая!

— Ты сама-та, что несёшь? Давно ли с члена слезла?

— Иди, лучше помоги женщине.

— А что я бу...

— Марш!!! А то никогда больше не подойду! Кышь!

Ларису как ветром сдуло.

— Дурдом! Пошли отсюда. А?

— Линяем!

Мы быстро оделись и выскочили из гостиницы, бросив ключи на стойку дежурной, которой на месте не оказалось.

Морозное солнечное утро встретило нас нежно пощипывая носы и уши.

— Весёленькое утро! Но весь день на улице не проведёшь, зябко, однако. Куда пойдём?

— Саня, мне к летунам надо.

— Надо, так надо. Пойдём.

— Нет, я тебя туда взять не могу.

— Что за секреты, мать твою!

— Не могу и всё. Без вопросов. Не обижайся, но не-мо-гу.

— Ну и чёрт с тобой! Катись куда хочешь, только не напивайся, как в прошлый раз.

— Ладно, заботливый ты мой, — похлопал он меня по плечу, — не буду.

Макс поймал машину и уехал.

Я стоял посредине сквера и гадал кубы направиться. Удивительно, но большой выбор отягощает. Я конечно сомневался, что везде будут мне рады, но надеялся, что по крайней мере не побьют.

Я перебирал в памяти тех адреса которых знал наверняка и вслушивался в свои желания, но совпадений не было.

Знаю, где живёт Света-секретарша. По началу — идеал, а сейчас я не уверен, что она вместе с теткой не отсасывают у соседа.

Знаю, где живёт Алевтина-библиотекарша. Мне было хорошо с ней и с её дочкой. Но я не уверен, что сейчас они вместе не обслуживают какого-нибудь сосунка.

Знаю, где живёт Настя, которую я нёс домой на руках. Но, если честно, мне стыдно, что я подложил её под Макса.

Знаю, где живёт странная внучка, которая выбрала меня своим первым мужчиной, но уж слишком много там голодных женщин.

Знаю, где живёт Аня-буфетчица, вернее её сестра Галя, но я их просто не хотел.

Знаю, где живёт Тоня, заведующая кафе, со своей странной семейкой. Но боюсь, что для молодого самца я буду не желанным гостем.

Зная, где живёт Нина — цветочница, зоофилка, но больше делить женщин с собакой я не хочу.

Другие адреса смутные и в чужом городе не досягаемые.

Вернуться на растерзание в гостиницу? — Надоели.

Так я шел по аллеям, наблюдая за молодыми мамочками, играющими со своими чадами и почти ни разу не увидел отца, занятого своим ребёнком. Вот помню... Да, но это был не мой отец. Что-то стало грустно. Я сел на скамью, на солнце, которое начало пригревать, и кажется даже задремал.

Рыхлый, но увесистый и колючий снежок угодил мне в глаз. От неожиданности я подскочил, пытаясь встать, но пятки скользнули по наледи и упал на задницу, больно ударившись копчиком о какой-то ледяной нарост. Я вспомнил все известные мне матерные тирады, но постеснялся их выговорить в окружении нескольких виноватых детских рожиц.

— Это он. — Показала высокая худая девочка пальцем на пацана с сопливым носом и сбитой на бак шапке-ушанке.

— Я не специально. Просто промахнулся.

— Ябедничать не хорошо. Он бы и сам всё рассказал. Правда? — Я поправил парню шапку. — Нос вытри, а то девчонки любить не будут.

— Да зачем они вообще нужны? Я правда не в вас бросал, но снежок рассыпался и полетел в вас. Больно?

— Глаз не больно, а вот попу, когда упал, отшиб.

К нам бежало сразу несколько разновозрастных женщин, что-то квохтая на ходу.

— Это вы чего к детям пристаёте!? Педик несчастный! — налетела на меня клуше-подобная женщина, размахивая пакетом и норовя попасть мне в лицо.

— Ба! Ба! Не надо! Это мы в него снежком попали. Вон глаз какой. А он даже не ругался.

Женщина пыхтела и зло меня разглядывала.

— Ходют здесь всякие! Детям поиграть негде!

— Ну что ты на мужика набросилась? Видела я всё. И никого он не трогал. Ой! Да у вас кровь!

Я потянулся было к ушибленному глазу, но молодая симпатичная женщина остановила мою руку и достав из сумочки косметичку обработала мне глаз тампоном для снятия макияжа.

— До свадьбы заживёт! У моей мамы рука лёгкая! — объявила девочка-ябеда.

— Подумаешь! А у моей мамы — тяжёлая, правда, ба? — Подал голос сопливый.

— Спасибо. Всё в порядке. Мне пора. — Я отряхнулся и пошел в сторону гостиницы. Ноги у меня замёрзли, под глазом саднило и ныл не только копчик, но и «пердячая косточка» — так мы её называли в детстве, поэтому я слегка прихрамывал. Такой букет негатива зажёг во мне не злость на всё и вся, жгучую жалость к себе, у меня даже в глазах защипало. Захотелось чтобы тебя пожалели, погладили по голове, как мать или бабка в детстве. Как та женщина, что вытирала мне кровь на ссадине. Я невольно оглянулся. Как будто только этого и дожидаясь девочка-ябеда бросилась бежать в мою сторону.

— Дяденька! Дяденька! Подождите!

Я остановился. Она немного не добежала и упала. На сей раз уже мне пришлось бежать к ней, и я поднял её лёгкое тельце, посадил на руки, а она обхватила мои бёдра ногами. Лихо! Она деловито отряхнула варежки, поправила выбившуюся прядь темных волос и глядя на меня карими глазами по-детски прямо спросила:

— Тебе моя мама понравилась?

— Да. Симпатичная и, кажется, заботливая женщина.

— Ты к нам пойдёшь чай пить?

— А по какому случаю ты меня приглашаешь?

— У меня вчера был день рождения и у нас остался торт.

— И сколько же тебе исполнилось?

— Семь. Осенью в школу пойду.

— Как тебя зовут?

— Катя. А тебя?

— Саша. А маму?

— Маша.

— Это мама тебя послала?

— Мы вместе так решили?

— Тогда пойдём к маме?

Она радостно захлопала руками перед моим носом, осыпая его снежинками с варежек. Я опустил её на землю и она, схватив меня за руку потащила к матери.

— Вот! Дядя Саша пойдёт с нами доедать торт и пить чай! — кричала она и скакала, как козочка.

Мама — Маша стояла пунцовая, а тётя-квочка ядовито улыбаясь.

— Подобрала-таки мужичка. Ха! Давай, давай! Не промахнись, а то опять забрюхатеешь!

— Кто бы говорил! Пошли отсюда. — Поспешила она увести меня подальше от шумливой бабы.

— Она от части права. — Тихо сказала она, опустив голову, когда мы отошли на приличное расстояние. — Я, доверчивая, повелась на ухаживания парня, а тот сделал мне Катю и исчез. Почему-то женщины не любят матерей одиночек.

— Они видят в вас потенциальную угрозу своему браку. Думают, что если один раз ноги развела, то может развести и ещё раз перед её суженным. А мы, мужики, редко отказываемся от подобных возможностей. Такова уж наша природа — мы осеменители.

— Как вы просто об этом говорите?

— О чём именно? О бабах — дурах, или об мужиках — кобелях?

— Пошло всё это. Вот я о чём.

— То есть секс — это пошлятина? А брак без секса — это норма морали?

— Я говорю, что секс должен быть составляющей частью любви.

— Не спорю. Любовь без секса — это инвалид. Но ведь есть ещё и физиологические потребности организма. Вот, что заставило вас, Маша, согласиться на уговоры дочки.

— Я её не уговаривала! Она сама меня спросила понравился ли ты мне. Вот.

— Катя! Как тебе не стыдно! Да ещё и подслушиваешь взрослые разговоры!

— И совсем не стыдно. Я знаю, что такое секс и откуда дети берутся. И видела, как ты по ночам письку гладишь.

— Катя! — Маша пунцовая от стыда, замахнулась на Катю.

— Ох уж это поколение! Я в её возрасте... В общем-то тоже уже кое-что знал и даже пробовал.

— В её возрасте!?

— Да. С соседской девчонкой. Это просто любопытство. Катя! Тебе мальчики письку показывали?

— Ну! Говори! — Маша разволновалась не на шутку.

— А ругаться не будешь? — и получив заверение утвердительно кивнула.

— И кто это был? — не отставала она от дочери.

— Маша! Машенька! Это не имеет никакого значения. Всё равно кто-нибудь обязательно это сделал бы. А чем больше запретов, тем плод слаще. Я тут видел девочку, чуть младше Кати, которая уже умеет делать минет.

— Тебе делала?!

— Нет брату. — соврал я, чувствуя, что она и так в шоке.

— Откуда она это узнала? Кто её научил?

— Думаю, подглядела за матерью, а потом сама попробовала. Видимо, понравилось.

— Я себе такого не позволяю.

— Делать минет или давать подглядывать?

Маша опять зарделась и ускорила шаг. Катя дёрнула меня за руку и, я наклонился к ней.

— Она умеет, я видела. — шепнула девочка.

— И часто у неё бывают мужчины?

— Нет. Очень, очень редко. Последний раз был летом, когда мы в доме отдыха были.

— Вот мы и пришли. — Маша открыла дверь подъезда, пропуская нас вперёд. Девочка побежала по лестнице вверх, а я дождался Машу и взяв её за руку пошёл рядом.

— Катя про меня уже всё рассказала?

— Единственное, что я точно понял — это то, что ты не «синий чулок», а обычная живая женщина, которой сейчас нужен мужчина.

— Не много ли вы на себя берёте?

— Нет. Самую малость. — я развернул женщину к себе и поцеловал в губы. Она ответила сразу, без показного целомудрия. Вырвалась и довольно улыбаясь принялась открывать замок. Катя заговорчески мне подмигнула. Кажется, я опять вляпался.

Уютная малогабаритная двушка стандартной планировки. С удовольствием сбросил с себя промёрзшую верхнюю одежду. Я сразу снял и ботинки, и носки, пальцы на ногах, коснувшись колючей, но тёплой циновки, стали отходить и слегка покалывало. Я стал их растирать.

— Что, замёрз? Хочешь, я ванную наберу? — Предложила Маша.

— А что, заманчивое предложение. Уже больше месяца в ванной не лежал.

— Вот и ладно. Ты погрейся, а я пока стол накрою.

— Балда! Надо было в магазин зайти, Катюхе подарок купить. Ну, к столу чего. Может я сейчас сбегаю? Я видел магазины.

— Не надо. Не гоношись. Есть у нас всё. Раздевайся, а я пока воды наберу. Тебе погорячей?

— Погорячей пусть будет потом, с тобой, а сейчас просто тёплой.

— Можно я приду тебе спинку потереть? — из соседней комнаты вышла уже переодевшаяся в праздничное платье Катя?

— Ты в этом собираешься в воду лезть? — строго спросила Маша. Я поразился этому вопросу. Маша вполне допускала, чтобы её маленькая дочь тёрла спинку незнакомому голому мужчине.

— А ты умеешь?

— Маме я же тёрла, правда, мам? А платье я могу снять. — Она быстро через голову стянула платье с пышной юбкой и осталась в одних трусиках.

— Катя! Что ты вытворяешь? Как тебе не стыдно? Ты бы вообще ещё разделась!

— Ладно. Девчонки. Не ссорьтесь. Предлагаю, чтобы никому не было обидно, сразу всем раздеться до гола.

— Как это! — опешила Маша.

— А вот так. — я молча стянул свитер, майку, расстегнул и стащил джинсы, оставшись тоже в одних трусах.

— Мам! Мам! Теперь ты!

— Тебе помочь? — я подошел к Маше сзади, прижался к её заду и положил руки на груди. Машу трясло.

— Так нельзя! Я так не могу! При ребёнке!

— Я уже не ребёнок. Дядя Саша, придётся её нам раздеть, как маленькую. — Катя тяжело, по-взрослому вздохнула. Подошла к матери и расстегнув пуговку на поясе стянула юбку. Я стянул с Маши свитер. Она сдалась и больше не сопротивлялась, а только с удивлением, как будто в первый раз видит дочь, смотрела на Катю, добравшуюся до её колготок. А я стянул трикотажную майку. Маша осталась в белом комплекте белья и тряслась как на морозе, обхватив руками плечи.

— Мамочка, какая ты у меня красивая! Правда, дядя Саша? И такая трусиха!

Я знал откуда растут корни этой дрожи, поэтому развернул Машеньку к себе и целовал в губы длинным долгим поцелуем, пока её руки не легли мне на шею. Я совершенно не смущался тем, что член оттопыривая трусы упёрся ей в живот. Крючок лифчика третьего размера раскрылся с радостным щелчком и как будто выключил моторчик заставляющей её трястись. Она отодвинулась от меня отбросила лифчик.

— Он симпатичный. — Девочка обошла вокруг меня, приложив ладошку к моему телу чуть выше резинки трусов. Мне было и приятно, и стыдно за эти, всё-таки аморальные смотрины.

— А это у тебя что? — ехидно прищурилась Катя, ткнув пальцем в бугор возбуждённого члена.

— Ну, доченька, раз ты у меня уже взрослая, то пора тебе увидеть не писку мальчика, а член мужчины. Саша ты сам снимешь трусы или тебе помочь?

— Думаю, что мне стоит помочь, а то ребёнок может испугаться.

— Я не ребёнок! И я видела член на картинке! Вот!

— Кто тебе показывал такие картинки, мы выясним после, а сейчас пошли смотреть, что прячется в трусах дяди Саши.

Маша присела передо мной на корточки, а Катя встала рядом. Маша не стала сразу стягивать трусы, а сначала пощупала член через ткань, поправила в вертикальное положение, так что головка слегка оттопырила резинку.

— Иди потрогай. — Маша взяла руку дочки, которую та прятала за спиной выпятив животик и не по возрасту надутые шарики молочных желёз, и положила на ткань. Член дёрнулся и Катя испуганно отдёрнула руку. — Смелей, он не кусается, он вздрагивает от того, что ему нравится. Так ведь? — Она глянула на меня глазами полными желания и снова положила ладонь дочери на взбудораженную плоть.

Теперь Катя щупала член смелее и даже двумя руками и смеялась, когда он вырывался из её рук. Маша потянула трусы вниз и на свет показалась головка. Новый восторг от прикосновения к нежной коже. Трусы упали к ногам выставив на показ всё моё хозяйство. Катя изумлённо приложила ладошки к губам. Не зная, как подступиться к новому неожиданному подарку.

— Девчонки, можно я хоть сяду и изучайте меня потом сколько влезет.

Я отошёл к дивану и сел широко, расставив ноги. Про ванну уже все забыли, как, впрочем, и о чае с тортом.

Маша взялась за ствол и стянула вниз крайнюю плоть. Восторгу от увиденного зрелища не было предела. Маша мастурбировала член и приоткрыла губы, намереваясь пустить их в ход.

— Мама! Так не честно! Можно я тоже поиграю?

— Это не игрушка, это детородный инструмент и каждая уважающая себя женщина должна уметь с ним обращаться. — Строго сказал я и, поставив Катю перед собой стал рассказывать, водя её пальчиками и ладошками по гениталиям, как, да, что называется, где, да, как можно сделать хорошо и приятно, а где больно. Мы прошлись от отверстия уретры до промежности, отдельно задержавшись на мошонке и обратно.

— Лучшего учителя я не встречала. Всё понятно, всё занятно и совсем не пошло. Ты вероятно прав, что детей нужно учить половым отношениям, как обычным, а не запретным вещам. Если честно, то сегодня я узнала много нового и многие вещи... В общем, я во многом заблуждалась.

— Так девочки урок окончен. Перерыв. После перерыва мы, Катюша, будет изучать также подробно твою маму.

— А меня будем изучать?

— Обязательно изучим и тебя. Только вам милые дамы не кажется не справедливым, что я голый, а вы до сих пор в трусах?

— Я никогда не хожу по квартире голой.

— Поверь, это очень приятно. Иди сюда. — Я подтянул Машу к себе и без разговоров стянул с неё трусы, сунул руку во влажную промежность. — Урок прошёл не даром. Марш ставить чайник! А ты козявка иди ко мне.

Я поднял и поставил Катю на диван над собой, стянул с неё трусишки и хотел потрогать её пухлый лобок, но удержался. Всему своё время.

— Когда ты говорила мне на ушко, что мама умеет, ты что имела ввиду?

— Как что? Минет. Ну, брать пись... член в рот.

— А ты попробовать не хочешь?

— А можно?

— Сегодня тебе можно всё. День рождения.

— Тогда я попробую.

Катя скользнула вниз и оголив головку припала к ней губами. Её маленький ротик, открывался всё шире и шире пока губы наконец не сомкнулись на шейке.

— Так, вы начали следующий урок без меня?

— Нет. Это продолжение первого, просто тебе, Маша, этот материал уже известен.

— Хм! Повторение, мать учения! Катя, дай я тебе покажу, как надо.

Маша села на коленки у меня между ног и взяв член в руку, начала его облизывать, погружать в рот с сомкнутыми губами, или водила головкой по нёбу не закрывая рта, то совала головку за щёку, то глубоко заглатывала. Катя крутила головой и языком, повторяя движения матери. Я смотрел на её припухшие, только начавшие формироваться молочные железы и пытался представить, какая же женщина вырастит из этого гадкого утёнка.

— Подожди, а то я сейчас кончу. — отодвинул я её голову.

— Что кончить?

— Главного, девочка, ты и не уловила. Что мы изучали на первом уроке?

— Член.

— А для чего он нужен?

— Вспомнила! Делать детей!

— Верно. Про семяизвержение помнишь? Ну, так это и называется — кончать. Ладно. Пошли, вдарим по чайку с тортиком

Я встал, повернул Машу к кухне, вложил ей в промежность член и мы зашагали к столу.

— А голой и на самом деле дома ходить интересно. Пить будем?

— Если хочешь, давай накатим по чуть-чуть.

Наконец-то, всё без затей, просто водка. Выпили за Катю, чтоб росла здоровой, красивой и умной. Выпили за Машу. За знакомство. Когда дело дошло до торта, то Маша уронила кусок на себя и попыталась вытереть крем с ног, но я не дал, и сказал, что, перерыв окончен, а сладкая мама для второго урока подходит как нельзя лучше.

Мы вернулись на диван. Машу посадили и раздвинув испачканные кремом ноги, стали его с Катей слизывать. Такая игра всем понравилась, а когда дело дошло до слизывания крема с аккуратно подбритой вульвы, пришлось Кате сбегать на кухню за добавкой. Катя старательно вымазала матери лоно, а потом мы с ней по очереди обсасывали сладкие губы. Маша стонала и истекала желаниями, а я, взяв Катину руку в свою стал проводить экскурсию по интимным уголкам её тела. Маленькая ручка девочки, сложенная лодочкой даже, умудрилась проникнуть Маше во влагалище, повергнув обоих в экстаз, от которого Маша зашлась в оргазме, стеная и дёргаясь. Катя от удивления в глубине, нежности влагалища, долго молчала и не вынимала сжатую в кулачок руку, пока мать не успокоилась.

— Что это было? Тебе больно? Я так испугалась за тебя.

— Дурочка моя! Ты довела меня до оргазма. Это очень приятное чувство. Я уж и не помню, когда такое было в последний раз. Спасибо вам, милые мои.

— Ты думаешь, что урок закончен? Ошибаешься! Катя, ну-ка глянь, что это тут такое?

Я поиграл её пальчиками по возбуждённому клитору матери. Маша зашипела, всасывая воздух через сжатые зубы.

— Что вы со мной делаете? О!

— Катя ты так поделай, а я займу место, вместо твоей ручки. Смотри внимательно.

Напряженная головка пропахала несколько раз вдоль щели и нырнула во влажное влагалище. Его мышцы всё еще были в тонусе и не удивительно, что, вскоре Маша изогнувшись забилась захваченная новой волной оргазма. Катя смотрела на всё широко открытыми глазами и вытирала со щёк матери слёзы радости.

— Такого не бывает, это сказка. Вы сведёте меня с ума.

— И ты думаешь, что это всё? — хищно склонился я над ней, — Катя, тащи подушку.

— Подсунь-ка её маме под попу. А ты милая положи мне ноги на плечи. Отлично. Катя, я возможно тоже кончу. Это будет струя мутноватой густой жидкости, так что ты не бойся. Поехали.

Моя любимая зона G. Сначала медленная разведка. Вот она — G. Теперь быстрее, ещё.

— Ещё! Ещё! Ах! Ах! Ах! Ах! Ах! А-А-А-А-А-А!

Маша достигла кульминации разбрызгивая соки и награждая меня теснейшими объятиями вагины. Я в последний момент выдернул член из пульсирующего влагалища и кончил, выстрелив вертикально вверх. Подрочив не много, вылил остатки спермы на живот неподвижной Маши.

— Ну, что ты забилась в угол? Маме было совсем не больно. Наоборот, нестерпимо хорошо. А это сперма. Если она попадает женщине в матку, ты же нащупала у мамы внутри плотный бугорок, там зарождается ребёнок. И ты тоже так родилась, выбравшись из матки.

— Мама с радости описалась, да?

— Ты про это? Нет, это женский сок. Он и пахнет не как моча и на вкус совсем другой.

— Ты что всё это пробовал?!

— А что тут такого? Смотри, это совсем, совсем не противно.

Я взял на ладонь смесь наших излияний и окунув в них палец попробовал на вкус.

— Мама у тебя сладенькая. Попробуй. — я потянул ей ладонь.

— Странный вкус, но не противный. Что с ней?

— Уснула!

— Я тоже хочу почувствовать оргазм. Ты можешь?

— Это приходит не сразу и тем более не в таком юном возрасте. Я не могу тебе ничего обещать. Давай сделаем перерыв, а потом начнём третий урок.

— Ты будешь изучать меня?

— Нет я буду учить тебя, чувствовать себя. Принеси полотенце, а то мы тут всё так забрызгали.

Я обтёр тело Маши, и прилёг рядом с ней. Катя устроилась у меня между ног и ворочала член изучая тонкости его анатомии и изредка прикладываясь губами.

— Почему он стал таким мягким?

— После семяизвержения ему нужно отдохнуть и набраться сил. Минут через двадцать будет как новенький.

Маша очнулась, повернулась ко мне и хотела положить на меня ногу и чуть не ударила коленкой дочь.

— Извини, Кать. Изучаешь?

— Когда ещё такое в натуре увидишь?

— Расскажешь, кто это тебе всё показал?

— А ты больше никому не расскажешь?

— Обещаю.

— В детском саду у нас новенькая молодая воспитательница. У нас были уроки, ОБЖ назывались, скучные о безопасности там везде. А она стала проводить уроки ОПЖ — основы половой жизни. Книжки с картинками приносила, фотографии. Раздевала нас в тихий час до гола, чтобы мы могли посмотреть, чем мальчики от девочек отличаются. Но её скоро уволили. Проболтался кто-то, наверное.

— Надеюсь теперь тебе всё понятно в половой жизни? Всё видела воочию, пощупала, на вкус попробовала. Хороший получился подарок на день рождения?

— Я сама хочу кончить, как ты.

— Катёнок, ты всё же очень молода для этого. Придётся подождать годик, другой.

— Так долго? Дядя Саша, а почему ты в маму не кончил?

— Я бы с великим удовольствием, но я не хочу, чтобы твоя мама родила от меня ребёнка. Я ведь не смогу с вами остаться.

— Почему не сможешь?

— Я скоро уеду и больше не вернусь. И говорю об этом потому, что не хочу никого обманывать.

— А как же я? Как же мама? Нам так хорошо с тобой.

— Ты помнишь, что тебе подарили на прошлый день рождения?

— Игрушку какую-то? А что?

— А меня ты будешь помнить всю жизнь? А вот если я останусь, то скоро надоем, как та игрушка.

Тёплые капли упали мне на ляжки.

— Малышка! Ты что это слёзы льёшь?

— Я думала, что ты меня также как маму будешь, потом, когда подросту, а ты уезжаешь!

— Хорошо. Вырастишь и напишешь мне, если захочешь.

— И адрес оставишь?

— Конечно, раз обещал.

Губы девчонки поглотили мой член. Боже! Что я творю! Бог говорил во мне моей же совестью, но сладострастие отодвинуло всё на задний план. Было чертовки приятно, лежать в объятьях женщины порадовавшей тебя столь бурным оргазмом и ощущать ангельское тельце у себя между ног, играющее ртом с твоим членом. Райское блаженство.

Мы лежали молча. Маша равномерно сопела, спала? Катя, настойчиво пыталась поднять мне член и ей это удалось. Раздувая головку он, как кобра раскачивался у лица девочки.

— Пора начинать третий урок. — Закопошилась она между ног.

— Машенька, можно я поласкаю Катю?

— Конечно, милый? В этом доме ты можешь делать, что угодно. Я знаю — плохого ты не сделаешь. — Маша поудобнее устроилась у меня на плече и прижимаясь к боку всем телом.

— Иди, сядь мне на грудь и откинься спиной мне на колени. Ножки раздвинь. Ты видела, как всё устроено у мамы. Теперь посмотрим, что есть у тебя.

Катя уютно устроила свою худую попку уткнув её в подреберье моего солнечного сплетенья, одну ногу положила на Машу, а другую сунула мне под мушку. По-детски пухлые вареники срамных губ слегка приоткрылись, открывая розовую мякоть неведомого плода.

— Щекотно! — Засмеялась Катя, когда мои пальцы пробежались по внутренней стороне её бедра.

Я гладил её ляжки и медленно приближался к манящей щелке. Катя раскраснелась и дышала с замиранием. Вот мои пальцы коснулись больших губ, разминая их как плотное тесто.

— Что ты чувствуешь?

— Мне приятно, а внутри, там, что-то щекотит и грудь чешется.

Я посмотрел на её грудки, они набухли, а почти незаметные раньше сосочки налились шоколадными бусинками. Этот комочек, когда-то превратится в женскую грудь, а сейчас умещался на дне моей ладони и приятно щекотал нежнейшей кожей.

— Так хорошо? — спросил я, массируя ей грудь.

— Очень? А почему ты трогаешь грудь, а сжимается внутри, там?

— Если честно — я не знаю. Но так у всех женщин.

Пальцы раздвинули наружные губки, и я увидел вполне сформировавшуюся вульву, с лепестками малых губ и бугорком клитора. Пальцы сами потянулись к нему.

— А-А-й! — вскрикнула Катя, отдёргивая мою руку.

— Что? Больно?

— Нет. Не знаю. Сделай ещё.

Теперь я очень нежно касался её клитора. Она широко открытыми глазами смотрела на мои пальцы и закусила нижнюю губу, видимо, чтобы не закричать.

— Подожди! Это какая-то боль, которую хочется испытывать ещё и ещё.

— Отдохни, а мы посмотрим, что там у тебя ещё спрятано. Оба на! Маша, ты знаешь, что она не девственница.

— Да. Это моя вина. Молодая была, не досмотрела. Ей годик был, когда она играя в песочнице описалась..

— Мам!

— В общем песку в трусах было полно и всё им забилось. Я помыла её и успокоилась, а через день начались выделения. Подмыла с марганцовкой и ромашкой, как посоветовали, но начались гнойные выделения. Какая тут уже девственность. Спринцевания, свечки, мази. Когда и кто порвал — не знаю. Врач предлагал зашить, а я подумала — зачем девке потом ещё раз мучится. Да и нравы сейчас, сам знаешь, кому нужна целка?

Пока Маша рассказывала эту не весёлую историю, мой указательный палец проник девчонке во влагалище, узкое, мелкое и горячее. Я ощущал её внутреннюю дрожь, напряжение мышц и старался всё делать осторожно и ласково, чтобы потом не было болезненных воспоминаний о первом половом опыте. Катя явно возбудилась не по-детски и начала естественные движения тазом напирая на засунутый в неё палец. Я перевернул ладонь так чтобы палец скользил по передней стенке маленького влагалища и чуть прижал большим клитор. Я посмотрел девочке в лицо — это было лицо женщины, очень молодой, но женщины, черты заострились, ноздри вздулись, жадно втягивая воздух. Теперь я был уверен — она добьётся своего первого оргазма. Я положил её на спину, ввёл ей два пальца во влагалище, мокрое и скользкое, измазал слизью всю промежность и анус, прижал клитор и начал быстрые движения. Она ёрзала пыталась кричать и увернуться, но Маша прикрыла ей рот ладонью. Финал. Тело девочки вытянулось и выгнулось в судороге. Ещё пара движений и она забилась, дёргаясь тазом. Я был вынужден убрать руку, чтобы невзначай не поранить нежную вагину, а Маша приложила пятерню к вульве дочери и двигая ею поперёк довела девочку до полного исступления, и та потеряла сознание.

— Не слишком ли сильно для первого раза? Ведь малышка совсем.

— Я думаю, теперь она будет знать к чему нужно стремиться в сексе, а не удовлетворяться минутным перепихом.

— Чрезмерное желание удовлетворения своего либидо может сделать из неё не разборчивую в связях блядь. Ты этого не боишься?

— Я постараюсь воспитать в ней сдержанность.

— Как? Запретами?

— Нет. Напротив, пресыщением. Когда сыт, есть не хочется.

— Возможно ты права. Только где взять столько партнёров?

— Сам говорил, что мужики падки на подобные предложения, так что...

Катя открыла горящие возбуждением глаза. Щеки пылают.

— Мамочка! Милая, как я теперь тебя хорошо понимаю! Я кончила? Да?

— Да, моя девочка, именно так. Теперь ты знаешь почти всё.

Катя вскочила. Энергия хлестала из неё и она, не зная куда её девать сначала запрыгала, чуть не наступив мне на яйца, потом принялась целовать то мать, то меня.

— Я ещё хочу! — вдруг заявила она, ухватив меня за член.

— Перерыв. — Объявил я тоном строгого учителя. — Пойдём торт доедать.

— Чурики, теперь я буду в торте измазана!

Мы расхохотались и пошли на кухню. Выпили по рюмашке за первый оргазм Кати, даже ей мать плеснула полрюмки. Выпили за меня. Надо же какой я хороший! Опьяневшие девчонки начали приставать, возбуждая мне член, а когда он поднялся Маша овладела им усевшись мне на колени.

— Мама! Так не честно! Чей день рождения? Твой или мой?

— И что ты предлагаешь? — не останавливая скачки, спросила Маша.

— Я хочу побыть тортом!

— Катюша, сейчас будет исполнено! — я сдвинул в сторону посуду и освободил половину стола, расстелил большое полотенце. — Ложись и ножки свесь. Машенька, тебе придётся лезть под стол. Нет, Маша попкой вверх. Отлично. — Я загнал член в подставленную вагину.

— Где у нас торт? — столовой ложкой я снял слой крема и размазал по подставленной вульве девочки. Девочка! Ха! Ха! Ха! Эта молодая сучка уже тряслась от вожделения, когда я взялся за её худые ляжки. С кремом я переборщил и не успевал слизывать, он таял и приторными каплями падал на полотенце. Сладострастие затмило мой рассудок, когда я впился в мякоть её вульвы, сжимая руками её грудки и яростно толкая член в лоно её матери. Я бы тоже кричал от наслаждения, если бы рот не был занят делом. Стоны девушек распаляли меня всё больше и оргазм был близко, но мне хотелось добиться тройного созвучия. Пальцы одной руки нырнули вилкой в вагину и анус девочки, а другой прижали клитор женщины. Катя взвизгнула и бессильно уронила ноги. Маша продержалась дольше, а когда обхватила спазмом член, мне пришлось пережать его у корня.

— Кто хочет попробовать моё семя на вкус? Только шевелитесь быстрее, а то лопну!

Маша встала передо мной на четвереньки широко открыв рот, Катя последовала примеру матери, и я отпустил сдерживаемую струю спермы заливая им рты, глаза, носы. Катя слизывала капли и смеялась, показывая пальцем на мать, которая как кошка собирала сперму рукой, а потом облизывала её.

— Ну, что? Поели тортика? Маша давай выпьем за тебя. Красивую, страстную и мудрую мать.

— Я тоже хочу выпить за маму!

— Катёнок, тебе этого не надо. Потом плохо будет.

— Ты сама сказала, что сегодня мне всё можно! Чуть-чуть, а?

Я плеснул её на донышко. Она обиженно скривилась. Плеснул до половины.

— Она же горькая.

— Сперма у тебя не слаще, но мне понравилась.

Мы прикончили бутылку и Маша достала вторую.

— Машутка. Под вторую нужна хорошая закуска. У тебя есть, что поесть?

— Борщ, пюре, две котлеты, пельмени на балконе, сами лепили, с медвежатиной. Сосед с охоты угостил.

— Небось собой отблагодарила? — почему-то с ревностью спросил я.

— Конечно! Он человек хороший и часто нам помогает!

— Да, врёт она всё! Не слушай ты её! Нет у неё никого! Давно.

— Хочу пельменей из медвежатины.

— Бррр! Это надо на балкон выходить. Одеваться. — Маша поёжилась.

— Я сам принесу. Скажи где.

— Ящик откроешь и нам увидишь.

Я взял кастрюлю и как был голый вышел на балкон. Мороза я не почувствовал, только ступни обожгло. Я быстро открыл ящик и нагрёб двумя руками с разложенного полиэтилена полкастрюли кругленьких звенящих пельмешек. Закрывая балконную дверь, я увидел изумлённое лицо женщины, курившей в шубе на соседнем балконе.

— Здрасть! — машинально поздоровался я и скрылся в уютном тепле квартиры.

— С кем ты там болтал?

— Соседка курит на балконе.

— Ну всё! Теперь весь город будет знать, что у меня по балкону в мороз голые мужики гуляют.

— Ты этому поверила бы? Ну, если одетый — это ещё куда не шло, но чтоб голый в мороз под сорок — сказки, сплетни. Наливай. Замёрз, однако.

— Ну ты даёшь! Хозяйство не отморозил?

— Нет. Только подошвы и ладони от пельменей.

Я выпил рюмку один и заел грибочком. Катя смотрела на меня не отрываясь, как завороженная.

— Давай я тебя погрею. — Катя взяла мои руки и положила себе грудь. Бедняжка покрылась «гусиной» кожей. Я перенёс руки на спину и прижал её к себе, как раз тёплой грудью к холодному члену. Она чуть отодвинулась и взяла его в ладошки и начала на него дышать, а потом потянулась к нему губами.

— Катюша, не надо, спасибо, он уже согрелся.

— Как хочешь! Я думала — как лучше.

— Пока вода закипает может ещё по одной? — Разливая по рюмкам, не обойдя и рюмку Кати, спросила Маша. Я про себя только пожал плечами, она мать — ей и решать. — За твой героический выход на мороз! Вот только бы соседка не припёрлась! — добавила она, ставя пустую рюмку на стол. Катя, фыркнула, водка ей на сей раз не пошла. Она шарила по столу в поисках запивки.

— Фу! Какая гадость! Та бутылка была лучше. Бррр!

— Ты прям-таки специалист, ядрёна копать! Попробовала первый раз в жизни и уже разбирается, какая лучше, какая хуже. Я, например, не поняла. Саш, давай ещё, для пробы.

— Может хватит? Давайте дождёмся пельменей.

Язык у Маши начал заплетаться, глаза пьяно блестели. Судя по всему, пора было сваливать, но уж очень хотелось попробовать медвежатины.

Ожидание прошло в гнетущем молчании. Маша запустила пельмени в кипяток и помешивала, чтобы те не слиплись. Катя что-то рассматривала под столом опустив голову.

— Тебе с бульоном?

— Нет.

— Мне тоже не надо бульона. — Катя открыла холодильник, — Сметаны, майонеза или масла?

— Катюша, выставляй всё, а там видно будет. — Маша раскладывала пельмени, распространяя по кухне аппетитный запах. — А теперь можно? — Она взялась за бутылку и опять налила всем.

Дело хозяйское, в конце концов. Вы пили под пельмешки, за соседа, принёсшего дичь, за Машу с Катей, слепивших такие вкусные пельмени. Сытость и водка сделали своё дело — потянуло прилечь, уход откладывался.

Мы завалились на диван, я естественно в серёдке. Катюха почти сразу засопела. Маша что-то рассказывала, но до меня доходили только отдельные слова, не связываясь между собой. Я натурально заснул.

Мне ничего не снилось, проснулся я от ощущения что член засасывается во что-то тесное и горячее. Тяжесть лёгкого тела на мне не смущала, видимо, Катя легла на меня и снова сосёт член. Но нет, девочка дышала мне в шею. Не открывая глаз, я ощупал пространство. Да, Катя лежит на мне, Маши рядом нет. Это она занялась моим дружком, решил я. Пусть. Вот только на минет не похоже. Да, плевать! Пусть забавляются как хотят, Мне хорошо и ладно. Член постепенно набухал с явным усилием раздвигая неподатливую плоть. Да что же это, в конце концов? Я открыл глаза. Катя нависла надо мной и блаженно улыбалась с закрытыми глазами. Боже, я был в её вагине! Но как? Как мог я сунуть висячий член в узюхонькое влагалище, где даже двум пальцам было тесно? Я дернулся, пытаясь вынуть член.

— Не надо. Пожалуйста. Мне так хорошо.

— Маша! Маша!

— Что ты орёшь? Здесь я. Успокойся. Уже всё свершилось.

— Но как? Как я туда влез? Это не реально!

— Ха! Ха! Ха! Ты бы туда, твоей-то штукой, никогда бы не влез, не разодрав девочку пополам. Это мы тебя туда засосали. — Она показала мне трубку катетера. — Всё очень просто. Пока он не возбуждён мы подвели его к входу, во влагалище сунули катетер и через него высосали воздух. Член сам заполз туда, как миленький. А уж потом, почувствовав, куда попал начал возбуждаться.

— Не вынимай. Пожалуйста.

— Вы меня под статью подведёте своими выходками. Я, да и ты, Маша, тоже, можем за растление в тюрягу загреметь.

— Да кто узнает, чем мы тут занимаемся? Кате хорошо. Тебе хорошо? Во! И мне совсем не плохо.

— Катя! Что ты ещё хочешь? Чтобы я тебе всё порвал? Слезай потихоньку. Не тот ты размерчик выбрала.

— Тот, тот! Подвигай немного, как с мамой. Ну же?

Я толкнул член вперёд. К моему удивлению он продвинулся почти до середины своей длины, но упёрся в дно.

— Ещё.

Вопреки своим побуждениям, я задвигал членом, удивляясь эластичности женских органов. Что я делаю? А то ты не знаешь? Катя, семилетняя девочка, стонала от наслаждения, всё глубже насаживая себя на мой член и наконец кончила, ойкнув и задёргавшись не члене, как муха на иголке. Что ж, пусть я преступник, но коль так случилось, я решил испить чашу греха до дна и стал нещадно пялить её ослабшее тело пока не заполнил не глубокое лоно спермой.

— Вы этого хотели? — Спросил я Машу укладывая недвижное тело на диван.

— Это элемент пресыщения. Завтра она не сможет ходить от болей между ног. За всякое наслаждение надо платить.

— Зачем же так жестоко?

— Я не вижу в этом жестокости. Жестоко было выебать невинную глупую девчонку и бросить брюхатую. Это жестоко. Ты же ничего не обещал, а принёс нам столько радости. Нам с ней теперь будет о чём поговорить и вспомнить. А то, что будет болеть, так это неизбежно. Пройдёт. Давай выпьем?

— Давай.

Маша принесла на диван поднос с закуской. Мы выпивали и наблюдали, как моя сперма струйкой вытекает из влагалища теперь уже девушки, уже второй в этом городе, которую я сделал женщинами.

— — — — --------------------

Мы допили водку. Я собрался, не дождавшись, когда проснётся Катя и вышел из квартиры, поцеловав на прощание Машу в губы. Дверь закрылась, не ловко стоять на пороге голой. Я поправил шарф, одел перчатки. Дверь открылась, но другая, соседняя. Она пороге стояла та самая соседка, которая курила на балконе. Она молча отошла в глубь квартиры, и я шагнул за ней. Занятно.

— А вы отчаянный, молодой человек! Зинаида!

Знакомое с детства имя всколыхнуло воспоминания.

— Александр. Скорее лентяй. Лень было одеваться.

— Не составите мне компанию? — протянула она пачку «Mаrlbоrо».

— Спасибо, не курю.

— Необычно, в наше время. А я вот... Впрочем, успеется. Коньяк, виски, водка?

— Коньяк. — я начал раздеваться, не дожидаясь приглашения и когда она вошла с зал с двумя бокалами и коробкой конфет, стоя абсолютно голый. Мне пришлось её поддержать, чтобы она не упала.

— Вы неправильно меня поняли, я не собира... — я заткнул ей рот страстным поцелуем. Может потому, что руки у неё были заняты, но она не сопротивлялась.

— Не плохая попытка. Я, пожалуй, подумаю. — она протянула мне бокал и уселась в глубокое кресло и указав на второе. Но заниматься с ней разговорами мне не хотелось. Её холодность пробудила во мне азарт охотника. Я присел возле неё положив локти на голые колени.

— За знакомство.

— Что вы делали у этой шлюхи?

— У неё на лбу не написано, но занимались мы с ней именно этим, и не плохо.

— Чем же она вас достала?

— Не она. Дочка. Славная девочка.

— Да, славная. Вы в командировке?

— Да, и скоро уезжаю. — моя рука гладила её коленку, углубляясь под полу халата.

— Вам не хватило секса с этой сучкой?

— Чем она вам так насолила? Мужа увела?

— Вы на удивление проницательны. Соблазнила, а я его выгнала.

— Оно того стоило? Подумаешь, мужик перепихнулся на стороне.

— Если бы только это. Он, дурак, влюбился в неё.

— Да. Тяжелый случай. Давно?

— Три года.

— Тогда чего же мы теряем время, или вы до сих пор его любите и ждёте?

— Сложный вопрос. Просто мне сейчас одиноко, очень. Налить ещё? — Я кивнул.

Она вернулась и встала передо мной. Только сейчас я её смог разглядеть. Высокая сухощавая, с сединой в черных волосах, тонкие черты лица с морщинками в уголках глаз, выразительные губы со скорбно опущенными уголками. Тридцать или сорок лет, я определить не смог.

— Поцелуй меня.

Я забрал из её рук бокалы, поставил на сервант и нежно стал осыпать её лицо, шею поцелуями. Халат упал к нашим ногам. Я обнял её и прижав к себе долго и нежно целовал её губы. Неугомонный член тыкался между её ляжек пытаясь подняться вверх. Наконец, она отвела ногу в сторону и фаллос со всей силой прижался к её промежности. Рука ринулась к нему на помощь, но была остановлена.

— Прошу, не спеши. Я так давно себе этого не позволяла. Я хочу почувствовать себя, если не любимой, так по крайней мере желанной. Подожди.

Она грациозно, без следа стеснения, хотя румянец возбуждения и окрасил ей щеки, прошла на кухню, принесла оттуда початую бутылку коньяка и прошла в спальню. Я прихватил бокалы, конфеты и поставил всё на журнальный столик.

— Мы так и будем «выкать»? На брудершафт? — подал я ей бокал.

Мы пригубили бокалы и едва успели поставить их на столик, как завалились на мягкую кровать. Мне нравилась неуёмная страсть этой женщины. Мы долго страстно целовались, покрывая поцелуями тела. Гладили друг друга, ласкали и молчали. Утолив её первый порыв, я начал более интимные ласки, проникая в промежность, между ягодиц. Она трогала мой член и играла мошонкой. Всё, для меня, как обычно, но у неё горячечно горели глаза, вульва взмокла и источала влекущий запах. И я развалил ей ляжки, разгрёб кустарник жестких чёрных нестриженных волос и впился в мякоть давно, а может быть и вовсе, не целованной вульвы. Воздержание вылилось на меня обильной сладковатой эякуляцией, а я, не обращая на это внимание, лизал, сосал, целовал её прекрасное лоно, с ярким мясистым гребнем и большим возбуждённым клитором, пока она не затихла. Размазывая по телу её соки и стирая их скомканной простынёй со своего лица, я прилёг рядом.

Она навалилась на меня, закрыв мне лицо шатром длинных волос и начала целовать ненадолго присасываясь, как будто пробуя на вкус. Шея, ключицы, соски. Член раздвигал ей ноги пока не упёрся в промежность. Ей было приятно чувствовать моё возбуждение, ведь именно этого она хотела — быть желанной. Но она спускалась ниже. Пупок, пах, мошонка. Яйца перекатываются у неё во рту. Присоска её губ поднимается по стволу члена к уздечке, язык облизывает головку, и она проваливается ей в глотку, резко и глубоко. Захваченный губами ствол вибрирует от возбуждения.

И вот, она встаёт. Подходит к столику и спокойно наливает на полпальца коньяку.

— Ты хороший любовник. — Мы чокаемся. — Ты действительно хочешь меня, или тебе всё равно в кого кончить?

— Зина. Зачем эти вопросы, если ты знаешь на них ответ? Сейчас, именно сейчас, я хочу тебя, и мне не обязательно кончать, для меня важнее удовлетворить женщину. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты кончала от моих ласк, и я хочу кончить в тебя. Мне нравится твоё тело, твоя вульва и я хочу войти в тебя заполнить тебя собой со всех сторон.

— О! А ты ещё и краснобай! Говори, вешай тётке лапшу на уши, мне нравится, малыш.

— Малыш?

— Конечно. Ты мне в сыновья годишься. Думаешь сколько мне лет?

— Это, в данный момент, не важно. Я вижу перед собой страстную молодую полную не израсходованного желания женщину и это главное. А возраст — всё в мире относительно.

— Ты ещё и философ?

— Я инженер и материальное мне ближе и сейчас я вижу перед собой женщину способную любить и быть любимой.

— Льстец!

Она подошла ко мне и повалилась на меня. Наши губы снова слились в поцелуе. Я просто тонул в этой женщине, хотя и не было в ней ничего, чего бы я не встречал в других. И тело у неё было не самое шикарное, но мять и тискать её груди, ягодицы доставляло мне необычайное наслаждение. Ладони как будто впитывали из неё нежность и не могли оторваться. Я перевернул её на спину и продолжая целовать такие живые и чувственные губы, коснулся пальцами клитора. Томный стон был наградой за эту попытку. Там, где раньше хозяйничали мои губы и язык, теперь разгуливали пальцы, теребя и перебирая её податливую плоть. Наконец, раздвинув гребешки губ пальцы нырнули в вагину, напряженную, горячую, мокрую. Она напряженно замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Нежно, без напора я погружался в поисках точки где располагалась кнопка запала её оргазма, не того поверхностного, что окатил меня несколько минут назад, а всё сотрясающего, как взрыв плотины. Она дёрнулась, охнула и задвигала тазом скользя вагиной по прижатым к передней стенке пальцам. И снова страстные поцелуи. Как она чертовски сладко целовалась. От её губ невозможно было оторваться. Но и мои пальцы не забывали о поставленной цели и результаты их деятельности волнами дрожи пробегали по телу Зины. Ах! Зинка, Зинка! Где ты сейчас? Налетевшие воспоминания накрыли меня, как дежавю, наслоились на реальность, перемешались и зажгли во мне юношескую страсть, буйство чувств. Как в юности я терзал вагину Зинки, так и сейчас я терзал влагалище и клитор этой, совсем другой Зины, но также выгнувшейся, с открытым в безмолвном крике ртом и распахнутыми настежь, но ничего не видящими глазами. Как я люблю этот момент — полное обладание женщиной кончиком пальца.

— ММММММ! — срывается с её губ протяжный вой, и мой напряженный член врывается в её влагалище. Взрывы, сотрясают её тело, ногти впиваются мне в спину, я с трудом расталкиваю членом стенки, сомкнувшейся вагины, толчок, ещё, ещё и ещё, и ещё. Мой оргазм навис над пропастью и вот, вот обрушится, толчок и ещё. Залп! Крик! Чей? Наш. Залп! Залп. Она дёрнулась и затихла. Всё! Я скатываюсь с потного тела и обнимаю женщину, целую в губы, глажу вздымающиеся груди, мокрый лобок, подёргивающуюся вагину. Постепенно мы затихаем, молча прижавшись друг к другу. От избытка выпитого и накатившей усталости клонит в сон. Вечереет. Идти некуда. Здесь хорошо.

— — — — -----

Звон посуды возвращает меня в реальность. Зины рядом нет.

— Ужинать будешь?

Она выглядывает из кухни, свежая, румяная, весёлая.

— А что, заслужил?

— Дурачок! Иди, я уже разогрела.

По своей привычке я попёрся на кухню голым, но нарвался на такой взгляд, что пришлось вернуться в комнату и напялить на голое тело штаны. Сама Зина хлопотала в халатике на голое тело. Это от меня не ускользнуло и прежде чем сесть за стол я хорошенько её потискал, целуя в обалденные губы. Член вывалился из не застёгнутой ширинки, и хоть и не стоял, но существенным аргументом тыкался ей в живот.

— Не уж-то тебе мало? Маньяк! Отстань! Садись, остынет всё.

— А тебе хватило?

— Хватило, хватило. Так хватило, что до сих пор всё дрожит. А с не привычки, ещё и болит. Представляю, что завтра будет. Вообще не встану. Затрахал старуху совсем.

— Съешь лимончик, хитруля!

— Зачем лимон?

— Уж больно лицо у тебя довольное.

Она улыбаясь плеснула по бокалам.

— Спасибо. Порадовал тётку на старости лет. — чокнулись, пригубили.

— Что ты заладила, — «Старуха, старуха», — ты любой молодой сто очков форы дать можешь. Ты просто шикарная женщина. А как целуешься, диво! Так бы и на отрывался от твоих губ.

— Ты про какие губы? — кокетливо брызнула она взглядом и слегка развела ноги.

— Не играй с огнём, а то уже сегодня ходить не сможешь.

— Испугал бабу мудями! Ха! У самого-то порох ещё остался? Поешь лучше, любовничек!

Я делано насупился и больше ничего не говоря уткнулся в тарелку с нехитрой, но вкусной едой — макаронами по-флотски. Да и разносолов на столе не было — квашеная капуста и солёные помидоры.

Она смотрела на меня, как мать смотрит на прибежавшего с улицы проголодавшегося сына, подперев щёку рукой. Мама на меня тоже так смотрела, а я под столом гладил ей коленку. Я протянул руку к коленке Зины. Шлёп! Я отдёрнул руку. Доел я молча. Настроение пропало.

Поблагодарив за сытный ужин, я встал поцеловал Зину в щёку и пошёл в комнату. Снял штаны и стал одеваться по-настоящему, я решил уйти, пока всё так хорошо. Пака ещё радость от близости не покрылась паутиной сомнений.

— Уже уходишь, а обещал, что я уже сегодня ходить не смогу. Передумал?

— Передумал. Я не смогу дать тебе ничего нового. Я отдам всё что умел. А повторяться мне бы не хотелось.

— Значит не такая я уж и шикарная женщина, раз ты больше не хочешь побыть со мной в близости. Побудь со мной ещё не много. — она опустила глаза.

Одеться я толком не успел, одел только самый не сексуальный предмет гардероба — носки, и сейчас стоял в самом нелепом виде — в одних носках. Я рассмеялся, представив себя со стороны.

— И я тебе, шикарной женщине, нужен вот такой? — я развёл руки.

Она посмотрела на меня и тоже прыснула. Подошла, положила голову на грудь и вздохнула:

— Нужен.

Мы упали в кровать.

— На эту ночь ты мой. Можешь ничего не делать. Просто побудь со мной.

— А носки снять можно?

Она вернулась с бокалами, подала их мне и сбросила халат. Обняв её за ягодицы, я уткнулся носом в лобок. Там пахло желанием.

— Милый, а ты не хочешь вспомнить, что говорил мне после моего первого оргазма?

— Что хочу тебя и хочу кончить в тебя.

— А ещё? По поводу моего заполнения?

— А-А! Это что хочу заполнить со всех сторон?

— Да. Что ты имел в виду? Признавайся?

— А то ты сама не знаешь?

— Хватит ломаться. Скажи, что ты хочешь со мной сделать и делай.

— Ты сама-то представляешь о чём идёт речь? Ты пробовала?

— Я совсем не маленькая девочка и пробовала всякое. Возьми меня в зад. Так тебе будет легче?

— Потом. Не сразу. — я не хотел признаваться, что у меня, за всеми этими разговорами член упал и не хотел шевелиться.

— Тебе помочь?

— Всё потом. Иди сюда, дай тебя обнять.

Я привлёк её к себе и поцеловал в губы...

— — — — ----------------------

Уснули мы под утро испробовав всё, что знали о сексе.

Когда я проснулся солнце стояло высоко и сквозь стёкла окна пригревало мне живот по-весеннему тёплыми лучами. Зины рядом не было и на кухне стояла тишина. Я поднялся и пошёл в туалет. Там шумел душ и женский голос напевал, какую-то песенку.

— Привет! А я тебя потерял. — просунул я руку за занавеску и похлопал мокрые ягодицы.

— Что за наглость? — Занавеска отодвинулась и на меня уставилось совсем не знакомое лицо.

— Вы кто? И что вы тут делаете в таком виде? Я сейчас милицию вызову.

Я смотрел на полноватую, но не лишённую шарма женщину моего возраста.

— А где Зина? — только и смог выдавить я, уткнувшись в её бритый лобок.

— Мама? В магазин ушла. Так вы её... э, знакомый? — Замялась она, подыскивая нужное слово и рассматривая моё голое тело с привычно торчащим по утру членом. При этом она видимо настолько опешила от происходящего, что и сама начисто забыла, что надо бы прикрыться.

— Ваша мама? — наконец до меня дошло, почему она записывала меня себе в сыновья и считала себя старухой, — великолепная женщина и дочка пошла в её.

Только сейчас она спохватилась и прикрылась занавеской, густо покраснев.

— Да ладно уж. Чего прикрываться. Я уже всё рассмотрел. Симпатичная девушки с соблазнительной фигуркой. Как раз в моём вкусе.

— Вы нахал! Выйдите вон! Дайте мне домыться.

— Мойся, кто тебе не даёт. Щас солью и уйду. — Я открыл стульчак и зажурчал. — Ночь была бурная?

— С чего ты взял? — ага мы перешли на «ты».

— А с чего бы так с утра подмываться?

— Тебе-то какое дело? Ты похоже тоже не чаи ночью с матерью распивал.

— Осуждаешь?

— Мать? Боже упаси! Лишь бы ей было в прок. Хоть не зря её растормошил? — она отодвинула занавеску и протянула руку за полотенцем.

— У неё спроси. Красотища какая! — я подал ей полотенце и ткнулся носом в промежность.

— Ты что? — отшатнулась она к стенке, поскользнулась и чуть не упала, но я её поддержал, успев схватить за талию. — Отпусти.

Я поднял её и вынул из ванной прижав мокрое голое тело к себе. Член скользнул по ляжкам, по лобку и вздыбился между нами.

— Сума сойти! Где только мать тебя подцепила. Отпусти, а то она скоро придёт.

— А если бы не пришла?

Она не ответила и отвернувшись от меня вытирала голову. Я положил руки ей на ягодицы.

— Ну! Хватит уже! Отстань!

Я тихонько ущипнул её за груди и вышел в коридор.

— Шустрый ты мальчик. Уже познакомился? — посмотрела на мой член Зина, дёргая молнию на сапоге.

— Нет. Так перекинулись колкостями. Давай помогу. — Присел перед ней расстёгивая молнию.

— Ты про эту колкость? — она шлёпнула меня по члену.

— До этого дело не дошло. А, наверное, могло бы.

— И ты так спокойно говоришь это женщине с которой провёл ночь? — Повысила она голос, серьёзно ли?

— А что тут такого? Дочь у тебя классная девчонка, без комплексов. Я, как говорил Миронов, «чертовски хорош». Почему бы и нет? Я ведь и от тебя не отказываюсь.

— Да, вы батенька-хам!

— Люблю классику, только вот не помню откуда эта фраза. Не ворчи как тёща, тебе это не идёт. Я нагнулся и поцеловал её в губы.

— Какая же ты сволочь? — её руки легли мне на плечи.

— Можно мне выйти? Другого места тискаться не нашли?

Девушка протиснула своё голое тело с тюрбаном полотенца на голове в приоткрытую дверь и виляя бёдрами прошла в комнату.

— Света! Ты бы хоть прикрылась.

— Он меня уже всю видел, я его тоже. Теперь мы свои люди, к чему стеснения. Ты, мам, лучше скажи, хоть не зря он тут мудями трясёт.

— Дочь, а тебе не стыдно об этом мать расспрашивать?

— Мамочка, ну что ты? Я буду только рада, что у тебя всё получилось. Ты вон как помолодела. Получилось? Ведь так?

— Так. И ещё как! Света, я чуть не умерла. Не помню сколько раз. А ты — зря мудями трясёт. Не поверишь, мы всё ночь кувыркались. У меня такого и в первую брачную ночь не было. А у него и сейчас стоит. Паразит! Прикрылся бы хоть!

— Зина, не кричи. Лучше раздевайся и пойдём. — я сделал многозначительную паузу.

— Совсем раздеваться как вы? — она смотрела то на дочь, то на меня. — Обалдеть!

— Можешь и совсем, а пойдём чай пить, я уже давно стол накрыла. Хорошо, что этого не увидела.

— Почему же этого? Я Саша. Будем знакомы, Света.

— Что вы со мной делаете? Совсем старуху развратили! — и Зина начала раздеваться.

— Мадам! Позвольте мне за вами поухаживать? Света ты мне не поможешь?

— Самому слабо?

— Боюсь колготки порвать. Поможешь?

Света присела перед матерью. Из выбритой щели выглянули бурые гребешки губ, совсем таких же как у матери. Мой член дёрнулся и полез вверх. Я целовал Зину в ушко, в шею, гладил груди и снял кофточки. Расстегнул юбку и стянул её через голову, вместе с комбинашкой. Расстегнул лифчик и отбросил его в сторону, вложив груди в ладони и пощипывая соски пальцами. Мои руки нырнули под резинку и добрались до клитора. Зина задрожала. Света смотрела на мать, в её раскрасневшееся и счастливое лицо с отрешенной улыбкой на устах.

— Света! Очнись! Теперь твой ход. — Света потянула вниз не только колготки, а всё сразу, постепенно открывая вид на мою руку с погруженными в мокрое влагалище пальцами. Не отрывая взгляда от её вагины, девушка освободила ноги матери от одежды. Я специально пошире развёл большие губы, чтобы Света увидела бурые гребешки малых губ и большой клитор с мясистым капюшоном.

— Красиво? — спросил я, заметив, как рука Светы потянулась к прелестям матери.

— Красиво. Я никогда её не видела, вот так, открыто. И я, оказывается, очень на неё похожа.

— Это надо проверить! Ну-ка девочки легли на кроватку.

— Но... — хором обе.

— Я сказал ложитесь!

Они переглянулись и пошли к кровати, с одинаковой грацией виляя бёдрами. Сели на краешек. Я подошел к ним вплотную с готовым к бою клинком. Зина смотрела на член с вожделением, а Света потупив взгляд. Я толкнул одну, затем вторую и по очереди развёл им ноги. Они взялись за руки.

— Близняшки! — Объявил я, — Сами посудите.

В сущности, общего, кроме мясистых гребешков и массивных капюшонов клиторов, я не видел. Промежность Зины — это заросли терновника, а у Светы — пустынный песчаный пляж. Как тут сравнивать. Но отступать мне не хотелось. Я страстно возжелал их обеих.

— То, что Света немного упитанней, а у Зины заросли, сходство не отменяет. Вот!

Я одновременно провёл пальцами рук им по щелям и прижал клиторы. Реакция была совершенно одинаковой начиная с движения бёдер и заканчивая томным выдохом.

— Ну, просто, синхронное плавание! — Мы дружно рассмеялись, сметая остатки скованности.

Я ввёл им во влагалища по среднему пальцу и сразу же у обеих в одном и том же месте нащупал «кнопку взрывателя». Элементы синхронности продолжались, но не долго. Зина уже израсходовала за ночь солидный запас страсти, а вот Света была, судя по бурной реакции, ею переполнена. Зина отняла от себя мою руку и положила её на груди дочери и одобрительно кивнула. Я, получив карт-бланш, распустился. Обнаглев я пригнул голову Зины к члену и сунул его ей в рот, а сам полностью переключился на истязание Светиной вагины. Она стонала и кричала, также как её мать. Я думал, что сейчас Света извергнет на нас струи влагалищных соков, но вместо этого она просто отключилась, напрочь, упала в обморок, потеряла сознание. Ни струй, ни спазмов, ничего. Член дрожал от возбуждения и я, грубо развернув Зину, взял её сзади и не дожидаясь её кончил.

— Извини, милая, я не мог терпеть. — Я благодарно целовал её в губы распластав на кровати.

— И кто из нас?...

— Лучше?

— Ну, да.

— Я бы сказал, что ты более страстная, а у неё, объективно, вагина уже. Я люблю целовать тебя в губы, а её я не целовал совсем, у неё грудь пышней, но кончила она вяло. Как тут сравнивать? Но пока ты набрала больше очков, как я тебе и говорил.

— А соседка? Эта шлюшка? Сколько она у тебя очков набрала?

— Давай лучше не будем никого ни с кем сравнивать. Все женщины хороши по-своему. А я бабник и люблю вас всех, со всеми вашими тараканами.

— Какая же ты сволочь! Кабель! И что странно, мне не обидно от тебя слышать такие слова. Я и сама не пойму, как это ты в считанные минуты уложил меня рядом с моей дочерью и с моего одобрения поимел нас обеих? Ты что гипнотизёр?

— Нет. Ничем таким я не владею. Вы сами видите во мне то, что в тайне от себя нестерпимо хотите, а я воплощаю ваши тайные помыслы. Света за мужем?

— Да. Она иногда приходит по выходным меня навестить. Вот навестила. Живут они хорошо. Он заботливый, но детей до сих пор нет. А мне так хочется понянчить внуков.

— И в чём причина, в нём или в ней?

— Проверялись. У обоих всё нормально, а толку нет.

— Могу предложить варианты.

— Ты хочешь сделать ей ребёнка?!

— Я, что, плохая кандидатура?

— Хорошая, но вы с ним совсем не похожи. Как это потом объяснять?

— На такое я бы и сам не решился. Моё дело предложить, ваше право — отказаться.

— Очнётся её и спросим.

— Зачем? Пусть и она не знает? А то потом совесть заест.

— Как это?

— Проще простого. Сейчас в тебе полно моей спермы. Возьмём её и поместим ей во влагалище.

— Ты сумасшедший! А как взять, как перенести?

— Что? Будем делать тебе внуков? Ещё не факт, что получится.

— Ох! Даже и не знаю. Страшно-то как.

— Неси маленькую ложечку и ложись.

Что это вдруг на меня нашло, раздавать свою сперму на такие цели?

Чайная ложка, как инструмент зачатия. Смех! Я зачерпнул из Зининой вагины мутной жидкости, раскрыл преддверье вагины Светы и тонкой струйкой влил в неё семя. Зина перекрестила ей влагалище. Какое кощунство! Но дело сделано. Теперь будь, что будет.

Мы оставили Свету на кровати, а сами ушли на кухню, голыми, Зина больше не делала строгих глаз.

— Что со мной было? Я вырубилась полностью!

— Ты что, милая, никогда так не кончала?

— Так, нет. Я вся такая мокрая.

— Садись чай пить. Колбаска свежая, сырок.

— Мама, я даже никогда не могла себе представить, что мы с тобой вместе, вот так общем экстазе. Я тебя люблю.

— Если ты её так любишь, может быт и модный причесон на лобке соорудишь, а то запустила она себя совсем без мужика. До её недр только с мачете пробиваться.

— Никакого мачете тебе не понадобилось! Врёшь ты всё! А вот постричь меня и правда не помешает.

— Легко! Ножницы, бритва есть?

— У меня машинка с насадками есть. Где разместимся?

— Давай на кровати, здесь светлей и просторней. Подстилку найдёшь?

Женщины расположились и Света, с помощью машинки, проворно привела газон матери в аккуратный вид, оставив лишь не высокую, густую чёрную поросль, и взялась за бритву.

— А брить буду я, мне привычней, каждый день практикуюсь.

Бритва оказалась древняя «Schick», но свежая, из чудом сохранившейся от мужа, запечатанной упаковки. Помазок был мне не нужен, но я решил пощекотать им Зину. Мелочь, а приятно. Взбил густую мыльную пену и размазал её по промежности и пахам. Мне нравилось оттягивать гребешки малых губ с сторону, для того чтобы, вроде бы, не задеть их лезвием, но на самом деле, чтобы лишний раз задеть её чувствительные места. Я аккуратно выбрил ей губы и паха, придав волосам вид перевёрнутой трапеции с закруглёнными углами. Обтёр остатки пены простынёй и с наслаждением облизал гладкую кожу вагины, взял в рот гребешки губ, втянул в себя клитор. Зина, со стоном, обхватила мою голову руками и прижала к себе.

Неожиданно я почувствовал, что обмякший член взяли в руки и нежно гладят ствол и мошонку. Света захваченная, моей игрой с матерью, не удержалась и включилась в неё. Чудно. Что-то будет дальше. Я развёл ноги приглашая Свету не ограничиваться игрой рук, но она медлила. Член набирал силу. Я оторвался от Зины. Взяв Свету за руку усадил её на пол между ног матери, так чтобы она могла опереться спиной о диван. Теперь член торчал перед её лицом и никаких сомнений о моих намерениях у неё не должно было остаться, но и сейчас он медлила.

— Что ты на него смотришь, возьми в рот, пососи! Не тормози! — выдала

Зина, приподнявшись на локтях.

— А как же Петя?

— Вот будет тебя так же трахать, сделаешь минет и ему. Давай не стесняйся.

Руки легли на член, пригнули его к губам, сдвинули плоть, оголяя лоснящуюся головку, и медленно, не уверенно, сунули её в рот.

— Ах! Хорошо. — Подбодрил я Свету и снова окунулся в пышную вульву Зины. Был у меня перед ней должок, и я довёл женщину до кульминации, получив в награду удар ляжками по ушам.

— Ложись рядом, я тебя поцелую. — предложил я Свете, и та быстренько забралась на постель и раскинула ляжки.

Её вагина пахла по-другому, не было в этом запахе терпких ноток похоти. Эта женщина вела размеренную половую жизнь потакая желаниям мужа и не имея своих. Да простят меня женщины, но у всех вагины пахнут морепродуктами. Одни пахнут свежими креветками, другие им в противоположность, обветренной треской, третьи издают аромат от которого течёт слюна, как при виде жирной свежей селёдки пряного посола. Света почти ничем не пахла, всё стерильно. Тем лучше.

Гребешки свернулись и торчали из щели бутоном нежного цветка. Лепестки плавно переходили в капюшон из-под которого торчал хищный клювик возбуждённого клитора. Картина достойная пера или фотографа. Я жарко задышал на этот бутон, и он начал раскрываться, лепестки набухали, распрямлялись раздвигались, открывая ворота во влагалище. Капюшон приподнялся и от этого движения, как будто монах поднял руки в балахоне, разверзлась вся вульва, заблестела мокрыми стенками. Поэтично. Чем не раскрытие настоящего цветка? И я вобрал этот раскрывшийся цветок в рот, слизывая нектар и перебирая губами плотные от возбуждения лепестки, играя языком с открытой головкой клитора. Я не знаю, целовал Свету кто-нибудь так как это делал я, но ощущение, что это у неё впервые, не покидало меня, и когда она залила мне рот и забилась в судорожном оргазме, я утвердился в этом.

— Ой! Мамочка! Что же это такое? А! А! — заливала она мне лицо. — Возьми меня! Скорей!

Зачем меня просить о том, что я и сам собирался сделать. Я вошёл в её сжатое лоно со скрипом, как скрепит под пальцем чистая тарелка, туго, с трудом преодолевая спазматические сдавливания. Она опять была на грани обморока, и чтобы хоть на миг вернуть её к реальности я попросил её вытереть мне лицо.

Она вернулась, рассеяно проводя простынёй по лицу. Я проник в неё почти на всю свою длину и упёрся в твёрдый бугорок шейки матки.

— Ещё. Ещё так. — попросила она, вращая тазом в поисках желанной позы и закинув ногу мне на пояс. Головка снова встретилась с маткой, ещё, ещё и ещё. Света вся подалась навстречу этим толчкам, подмахивая мне тазом и тихонько взвизгивая при каждом удачном столкновении. Влагалище снова стало скользким, а его мышцы так обнимали меня, что я стремительно приближался к неминуемому.

— Подожди немного, а то я сейчас кончу.

— Вот и кончай.

— А как же Пётр? Отпусти!

— Не за что! — и только обняв меня крепче выдала такую серию толчков, что я разразился в неё яростно дёргаясь членом и выжимая из себя последние капли спермы. Она наградила меня ответной серией объятий, и мы отвалились в стороны.

— И что теперь будет? — Спросила её Зина, — Сто процентов залетишь.

— Плевать? Мне надоело ждать. Ещё пару лет и всё, лавочка закроется. Мама я давно, очень давно, хочу ребёнка! Теперь я буду знать, что это будет здоровая, красивая и умная девочка!

— С чего это ты взяла, что будет, если вообще будет, девочка?

— Мама, ты не поверишь! Я сон видела, что встретила у тебя мужчину, и что у нас всё будет и что будет девочка.

— А ты в своём сне случайно не видела, как к этому отнесётся муж?

— Видела. Мы с ним с коляской гуляли по парку, и он улыбался.

— Я допускаю, что кто-то и видит вещие сны, но... Ох! Светка.

— Зина, ты же мне час назад жаловалась, что внуков хочешь. Вот и случилось, не так, так эдак.

— Ой! Пойдёмте-ка! Выпьем за то, чтобы всё сложилось хорошо. Свалился чёрт на мою голову!

Зина не больно стукнула меня по лбу.

— Извините, мадам, но позвольте спросить, кто меня сюда заманил?

— Я! Я тебя сюда заманила! Чёрт меня попутал!

— Пошли выпьем. Не знаю, как вы, а я сегодня счастливая, как никогда! Выпьем и продолжим, для закрепления.

— — — — -----------

Ушёл я от них поздно вечером измождённый, выжатый как лимон, но счастливый. Это надо же — я, возможно, стану отцом.

Дурацкая улыбка видимо не сходила у меня с лица, потому что охранник, Семён, подавая мне ключ спросил: — «ты не обкурился часом?»

— Нет, выпил, да, но дурь не употребляю.

— Ну, ну.

— А Макс? Где Макс?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Извини, это я так, скорее риторически.

В номере я упал на кровать не раздеваясь.