СВЯТЫЕ ОТЦЫ

— Об этом не может быть и речи, у нас уже был неприятный инцидент год назад, что вызвало большой переполох среди братии, — настоятель церкви протоиерей Иоанн, высокий, но грузный старик лет шестидесяти пяти, распекал отца Василия, смиренно стоящего в углу маленькой кельи, — Чтобы изменить процедуру нужен специальный указ самого митрополита, а из-за одной прихожанки я этого делать не намерен. У меня и других забот полон рот. И кто она такая, чтобы ради неё беспокоить его святейшество?

— Если вы вспоминаете ту сумасшедшую, которая голышом забежала в церковь? Так по ней психдиспансер плакал. Она давно стояла на учёте в психиатрической больнице. А тут совершенно другой случай: девушка скромная, порядочная, очень набожная, — Василий в очередной раз попытался протолкнуть свою идею. — И не надо митрополита беспокоить. Можно всё сделать и без указа: тихо, понарошку. Я просмотрел архивы и уверен, что это не так сложно как кажется на первый взгляд, — отец Василий робко переминаясь с ноги на ногу, напоминал провинившегося ученика.

— Но, как я понимаю, она то хочет всё не понарошку. Как это скрыть, не представляю, — отец Иоанн все ещё колебался, — Хорошо, допустим что это возможно. Да, в древности как раз так крестили, и ничего в этом нет такого ординарного. Но зачем это нам нужно? Зачем нам самим создавать себе лишние проблемы? Откажи ей, пусть крестится как все.
— По началу я так же считал, — слукавил отец Василий, — Но тут есть два очень важных аргумента против ваших последних слов.
— Каких ещё аргументов? — отец Иоанн нетерпеливо сел на табурет и приготовился слушать.

— Во первых, она очень мила, в ней столько энергии, столько желания жить. Она красавица, и просто находится с ней рядом уже доставляет удовольствие. И помогать людям — ведь прямая наша обязанность. А во вторых, — отец Василий сделал ударение на последнем слове, — во вторых, она ГОТОВА НА ВСЁ, чтобы осуществить задуманное. И я подумал: а не использовать ли эту даму в наших интересах. Ведь не каждый раз предоставляется такая возможность: великолепное тело, симпатичное личико, а ножки... Если бы видели её ножки, — отец Василий нарочно выдержал длинную паузу, — А в третьих, крещение можно провести скрытно, или вообще не проводить.

— Как это не проводить? Это что же ты мне предлагаешь, сатанинский пособник?

повратить прихожанку? У нас и так достаточно женщин, готовых укрощать нашу плоть по первому желанию, причём глубоко верующих.
— Но эти дамы или стары или не красивы. Я понимаю, что для вас они в самом соку, старость не разборчива. Но мне, да и не только мне; остальным братьям хочется свежую молодую кровь, что-нибудь новенькое. И я подумал...
— Это я то Старость? Да как ты смеешь. Да кто ты такой, чтобы меня поучать, — вспылил священник, — Да я на своём веку столько прихожанок поимел, сколько ты каши не съел, да таких красавиц, каких ты только в кино видел. И все они оставались довольны, и приходили потом не раз за моим «благословением».
— Я не хотел вас обидеть, Святой Отец, я только...

— Что только! — отец Иоанн не давал вставить ни слова в своё оправдание отцу Василию, — Ты хоть понимаешь, какому риску ты хочешь подвергнуть всех нас? Совратить непорочную деву, которая только выразила желание окреститься. Она же не предложила себя господу и его слугам, то есть нам. Ведь так?

— Да так, вы абсолютно правы, — Отец Василий уже сам стремился слезть с этой щепетильной темы, сожалея, что вообще пришел к настоятелю с подобным предложением.
— Не стоило мне этого делать.
— Что не стоило делать?
— Подходить к вам, отвлекать от дел насущных со столь непристойным предложением, — Василий совсем растерялся, уже не понимая, чего от него хочет Иоанн.

— Э нет, погоди ка! А что, она действительно так хороша, как ты говоришь? — вдруг сменил тон настоятель.

— Не то слово; красива и молода; тонкая талия, соблазнительные округлости, да и ножки: истинная Мария Магдалина в пору своей ветреной молодости.

— Может ты прав, и нам нужна новая кровь. Жизнь проходит, она ведь одна, и все мы рано или поздно попадем в рай или ад, — зерна сомнения, посеянные Отцом Василием прорастали быстро. Похоть, дремавшая в его «святой» душе, в момент пробудилась, — Если она ещё раз придёт, приведи её ко мне, я с ней проведу беседу. Мне самому придётся всё оценить.

— Будет исполнено, батюшка, — поп повеселев, поцеловал святой перст и удалился.

— Ты только помалкивай пока, братьям ничего не говори, — услышал он уходя.

ОТЕЦ ИОАНН

Всю неделю Лана жила в ожидании новой встречи со священником. Она тщательно подготовилась: перечитала Евангелие, выписала отдельно на бумажку понравившиеся цитаты и изречения. В мыслях она давно согласилась с его доводами, но ей было немного не по себе: «обнажится при всём народе — как это будет воспринято людьми?» — не раз и не два вопрошала себя девушка, — «Но ведь так сделал Иисус, наш Спаситель!» Ближе к субботе она решилась окончательно: — «Этому быть!» Но всё получилось не так, как она представляла.

— Отец Василий здравствуйте, я пришла. Вы меня помните? — Лана всё еще робела перед служителем церкви.

— Приветствую тебя, дочь моя. Конечно помню. Всю неделю хлопочу по твоей просьбе. И знаешь, добился многого, — он важно протянул ей руку для поцелуя, — что же ты решила?

— Я окончательно решилась на всё, о чём мы с вами разговаривали, — её сердечко бешено забилось в груди будто она давала торжественную присягу, — и готова пойти до конца в своем стремлении.

— Вот и славно. А у меня для тебя хорошие новости. Я переговорил с настоятелем нашей церкви, протоиереем Иоанном, и он согласился нам помочь. Сегодня он примет тебя.

— Я должна к нему пойти?

— Да. Ему необходимо с тобой переговорить. Он наставит тебя на путь истинный и приобщить к таинству. Теперь он будет твоим духовником, слушайся его во всём.

— Хорошо, Святой Отец. Вы так добры ко мне, — Лана ещё раз приложилась к персту священника.

— Не стоит благодарить. Мой долг помогать верующим обрести мир и покой в своей душе. А крещение первый шаг на пути к этому. Только пожалуйста будь с ним почтительна; это человек очень высокого сана, его сам митрополит уважает. Делай всё, что он говорит, слушай внимательно, не перебивай, не поднимай головы, будь скромна и смиренна. Этот человек может тебе помочь, и только от тебя зависит выполнение намеченного тобой.

— Да, Батюшка, я всё понимаю. Ещё раз спасибо.

У ПРОТОИЕРЕЯ ИОАННА

— Итак, дочь моя, слышал я, от Отца Василия, о твоем желании. Что побудило тебя на этот шаг? — пожилой священник, в чёрной рясе, очень важного вида, доброжелательно поднялся навстречу девушке, протягивая для поцелуя золотой перстень с огромным красным рубином.

— Честно сказать, это его заслуга. Он меня направил на этот правильный путь. Я ему очень признательна за это. Благодаря ему на меня снизошла божья благодать. Я хочу быть окрещенной, но окрещённой истинным крещением, как крестились великие мученики, как крестился Иисус. Окрестите меня, батюшка, по старому обряду, я готова на любые условия ради этого. Я хочу пройти испытание ради своей веры, ради себя, ради жертвы во имя бога.

— Я понимаю твоё желание, оно похвально и достойно истинно верующего человека. Мы всегда стремимся помочь страждущим, во всём, что не противоречит нашим истинам. А не является ли твоё желание обычной гордыней или мирским тщеславием; стремлением выделится, стать не такой как все?

— Нет, нет, Святой Отец, что вы... У меня ни одной мысли не возникает по поводу себя, только желание сделать так, как делал Спаситель — девушка умилённо подняла глаза на распятие, висевшее на противоположной от двери стене, — и ничего более. Разве это грешно?

— Это не грех, женщина. Но сможешь ли ты выдержать это испытание? Испытание стыдом. Предстать нагим перед богом это одно, а пред людьми — совсем другое. Не смутишься ли ты, находясь перед верующими и пред ликом всевышнего в чём мать родила?

— Я готова пройти это испытание ради веры и себя. Я сделаю всё так, как вы велите, батюшка. Можете во мне не сомневаться.

— Человек слаб, и желания его переменчивы. Никогда нельзя быть абсолютно уверенным в чём-то. А не вызовет ли твоё публичное обнажение волнения в людях, не будешь ли ты выступать пособником дьявола, совращающим и соблазняющим души верующих своими прелестями? Я сам всё ещё сомневаюсь в правильности своего решения помочь тебе. Помоги мне развеять мои сомнения.

— Как, батюшка, как я могу помочь? Ведь в обнажении нет ничего греховного, все мы родились нагими и креститься должны нагими, ведь крещение это второе рождение — рождение для бога нашего. Я не понимаю, почему теперь людей крестят в одежде, это не правильно. И так же считает Отец Василий.

— Отец Василий очень набожный и умный служитель. Слушайся его советов и впредь. Но не тебе решать, что правильно, а что не правильно. Человек стал слаб, он уже не такой, как раньше, а нагота возбуждает похоть. Я пребываю до сих пор в глубоком противоречии с собой.

— Да откуда у вас эти сомнения, батюшка. Истинно верующие люди не осудят, а фарисеи, пусть делают что хотят, мне на них наплевать. Я готова ко всему, я долго думала над этим. Ведь никто не осуждал верующих, когда они — и мужчины, и женщины, и дети, все нагие входили в купель, а если и осуждал, то это осуждение, их же и отчуждало от господа. Сам бог наш, Иисус Христос, не один раз представал обнаженным перед паствой своей. И принял смерть, на кресте, нагим, — Лана повторяла то, что услышала от Отца Василия.

— Я это и сам прекрасно знаю, в вопросах религии я как рыба в воде. Но у меня есть сомнения в стойкости твоей веры.

— Не сомневайтесь, если я решилась, то меня невозможно остановить. Даже не знаю, как мне доказать это.

— Тогда разденься, дочь моя. Предстань предо мной обнаженной, как предстанешь ты пред богом, — наконец он аккуратно подвел женщину к самому щекотливому вопросу, ради которого он затеял эту теологическую беседу.

— Как раздеться? Прямо здесь? — Лана не ожидала такого поворота событий, и даже покраснела от смущения.

— Вот видишь как человек слаб, и вера его, когда подвергается малейшим испытаниям может поколебаться.

— Нет, нет, я готова, — женщина не почувствую подвоха в его сладострастных словах и стала лихорадочно раздеваться.

— Не надо так торопиться, никто тебя не подгоняет, — священник сел на табурет и приготовился наслаждаться предстоящим зрелищем.

Девушка немного успокоилась. Сняла с головы платок, расстегнула молнию; платье упало к её ногам, открывая перед священником стройный стан юной девы.

— Полностью дочка, полностью! Представь будто ты крестишься, — давал указания батюшка, пытаясь скрыть охватившее его волнение.

Прихожанка скинула туфли, стянула один чулок, потом второй. Теперь её наготу прикрывала тоненькая полоска чёрных трусиков и полупрозрачный лифчик. Немного помявшись она быстрым движением стянула с себя и их. Молодая женщина предстала нагой перед старым развратником. Стоя на холодном каменном полу ризницы, она стесняясь, прикрывала руками грудь и лобок. Отец Иоанн жадно пожирал глазами обнажённый стан.

— Если ты смущаешься перед одним человеком, то что же будет, когда ты предстанешь нагой пред братьями и сестрами твоими, пред Творцом? Твоя вера должна помочь тебе побороть смущение. В церкви пред богом ты должна быть чиста и открыта. Представь, что ты сейчас в церкви, пред алтарем. Лана поняла, что от неё требуется, и опустив руки, раскрылась. В полумраке ризницы находилось только двое: старик в рясе и обнажённая юная дева.

— Я вижу, бог не обидел тебя, дав красивую фигуру и симпатичное лицо. Не дьявол ли надоумил тебя прийти сюда, и искушать меня и паству мою? — отец Иоанн чувствовал как набухает и поднимается его член.

— Нет, нет, упаси боже. Только Всевышний, только божественное озарение подвигли меня на это решение. Лана пыталась оправдываться, ещё не до конца справляясь со своим смущением.

— Подойди ко мне ближе, дочь моя, дай мне тебя хорошенько рассмотреть, — протоиерею нравилось командовать этим совершенным творением божьим.

Девушка покорно сделала несколько шагов, остановившись на расстоянии вытянутой руки перед священником. Лана дрожала от волнения и холода, который распространялся через ледяной пол от ступней по всему телу. Её груди белели в тусклом свете помещения. Соски, стояли так, что на них можно было вешать одежду, используя вместо вешалок. Узкая талия, округлый зад, стройные ноги, так и манили к греховному совокуплению. Отцу Иоанну не терпелось вскочить, схватить за ягодицы, прижать к себе это обнаженное молодое тело, он еле сдерживался. И только вздыбленный бугорок на рясе, да плотоядный взгляд, выдавали какие страсти кипят в этом тщедушном теле. Но Лана ничего не замечала, она была преисполнена решимости пройти это маленькое испытание достойно как истинная верующая.

— Постой, как это понимать? — он указал пальцем на девственно гладкий, без единого волоска, лобок.

— Что понимать? — Лана и на этот раз не почувствовала подвоха в его вопросе.

— Ты бреешь волосы у себя на лобке? А ну ка подними руки. Девушка послушно выполнила просьбу священника.

— Да у тебя всё тело без волос, — с притворным негодованием воскликнул Отец Иоанн. При этом его пальцы лихорадочно ощупывали гениталии, подмышки и бёдра девушки. Наслаждение от обладания упругой молодой плотью чуть не выдало Святого Отца. Девушка стояла не шелохнувшись, покорно позволяя трогать над своё тело. Она смущалась, краска стыда заливала лицо.

— Ты разве не знаешь, что брить волосы в причинных местах — это потворствовать дьяволу, который совратив Еву и Адама, извечно продолжает творить свои гнуснейшие дела? — священник тыльной стороной руки провел по промежности девушки.

— Нет, батюшка, не знаю, — Лану очень смущали приставания священника, но она воспринимала их как очередное испытание.

— Ты не должна этого делать.

— Я не знала. Неужели это так важно? — молодая женщина почувствовала пальцы старика в своей промежности. Но дева прошла и это испытание. Только учащенное дыхание обоих выдавало взаимное волнение.

— Ничего страшного. Волосы отрастут. У тебя ещё есть время. До священного таинства, я думаю, всё будет в порядке, — продолжая теребить половые губы и

клиторок, священник как ни в чём не бывало продолжал беседу. Он знал, что нужно лелеять искру надежды в сердце страждущей, постоянно упрекая её, тогда власть над ней будет безгранична.

— Я сделаю всё, как вы скажите. С сегодняшнего дня бритва не коснется моего тела, — Лана всё больше и больше погружалась в состояние гипнотического подчинения. Голова кружилась, половые губы неотвратимо набухали.

— Ну везде и не нужно, — Иоанн хорошо понимал психологию человека и боялся переборщить и с действиями и с наставлениями. — Можешь брить везде где хочешь, только здесь не нужно, — он опять погрузил свои пальцы во влагалище обнаженной девы.

— Хорошо батюшка, как скажите, — выдавила из себя девушка всё более возбуждаясь.

— Вот и отлично. А теперь иди. Выйди на свет божий к людям, будущим братьям твоим по вере и не устыдись наготы своей, обойди вокруг церкви три раза и возвращайся, — поп вовремя одернул себя. Он с трудом заставил себя прекратить это развращение девы, понимая что этим «маленьким яством» может испортить себе целую «обедню».

— Как! Вот так, в чём мать родила? — Эмоционально воскликнула возбужденная прихожанка.

— Да, прямо так! — священник внимательно всматривался в лицо молодой женщины, наслаждаясь её смятением.

— Ну если вы считаете, что это необходимо, — Лана пытаясь побороть стыд направилась к двери.

— Постой, постой, не уходи. Теперь я вижу, что твоё решение истинно, а вера непоколебима. Останься.

Девушка замерла на пороге,

переводя дыхание, её всё еще била нервная дрожь. Она сделала шаг обратно в ризницу.

— Это испытание? — наивно спросила она, — Теперь мне можно одеться?

— Испытаний тебе ещё много предстоит. Ты, конечно можешь одеться, но лучше этого не делай. Ты должна изгнать из души своей ложный стыд и стеснение, всё это от дьявола, а не от бога.

— Хорошо, батюшка, я останусь голой, как вы говорите.

— Молодец! Теперь ты будешь обнажаться всегда, когда входишь в эту келью... Тебе необходимо постоянно укреплять свою веру аскетизмом и лишениями. Пребывание здесь нагой, будет твоей епитимьей, твоим обетом и испытанием. Отец Иоанн сам удивился как сладко и убедительно он внушал весь этот бред доверчивой женщине.

— Но ведь я буду общаться не только с вами. Отец Василий и Отец Фёдор так же должны наставлять меня на путь истинный, — теперь Лана совершенно смутилась. Обязательство быть обнаженной перед всеми её шокировало.

— Знаю, знаю. Я предупрежу их, о твоём обете. И других священнослужителей предупрежу, чтобы ты не боялась. Ты должна стойко переносить холод, изгнать из сердца стыд и смущение, — произнес священник невозмутимо, как будто речь шла о чём то само собой разумеющемся. — А сейчас вставай на колени перед образом святым и повторяй за мной: — Отче наш, иже си на небеси...

Придя домой, Лана ощущала невероятный душевный подъём, уверенная, что вскоре ей предстоит совершить благое дело, может быть самое важное дело в своей жизни.

Девушка перестала брить волосы на лобке, как ей велел настоятель, и уже к следующим выходным, там где раньше было «чисто поле», колосились короткие волоски.

«Ну вот, теперь почти как настоящая праведница», — подумала голая красотка, рассматривая себя в зеркало. Её отражение приветливо улыбнулось ей, помахало рукой, потом скорчило смешную рожицу, провело рукой по восстанавливающейся растительности, и засунуло пальчик туда, где всегда тепло и влажно.

«Ну это подождёт до вечера», — Лана решила пока не дразнить себя. Настроение у неё было при отличнейшее: Сегодня ей предстояла первая из трёх подготовительных бесед с её будущим наставником, Отцом Фёдором. Смущало только одно, как она предстанет голой перед незнакомым мужчиной, и не будет ли выглядеть шлюхой? Но решив пока не загружать себя суетными мыслями, она рылась в гардеробе, подбирая одежду.

ОТЕЦ ФЁДОР

— Здравствуй, дочь моя. Ты, как я понимаю, Светлана? — перед закутанной в серый платок женщиной восседал седовласый старец в очках с длинной бородой, похожий на составившего Знайку из детского мультика.

— Да. А вы — Отец Фёдор?

— Верно! «И...», «И... «! — мужчина вопросительно смотрел на прихожанку, акцентируя внимание на букве «И», явно чего-то ожидая.

— «И»?... — не поняла Лана, — Ах, да, обет! Смутившись девушка начала снимать одежду.

— Не смущайся, дочь моя. Все мы родились нагими, и нагими предстанем перед Творцом. А тебе будет гораздо легче, чем остальным, ведь ты решила идти путём праведницы, как я наслышан от Отца Иоанна, ведь так?

— Да, решила, — Лана, опустив взор, продолжала раздеваться. На этот раз девушка обнажилась быстрее, скованности в ее движениях было меньше. Она быстро успокоилась, и смиренно, а может быть с радостью раскрыла свою наготу. Отец Федор со вниманием осмотрел девушку:

— Вылитая Мария Магдалина, — сделал он ей комплимент, — надеюсь и в помыслах и в поступках ты будешь стремиться походить на неё.

— О, Святая Мария! Я ей постоянно молюсь, она мой идеал женщины, — девушке было холодно, и она обхватила стан руками, пытаясь согреться.

— Не нужно этого делать, — укорил её священник, — Ты должна покорно и смиренно исполнять свой обет. Холод и стыд — твои враги. Ты должна победить их. Человек слаб, а его тело тщедушно, приучай его к лишениям и холоду. Опусти руки и терпи. Конечно же и этот Святой Отец хотел того же, чего и остальные — созерцать бесстыдную красоту девы.

— Хорошо, батюшка, — Лана послушно опустила руки.

И Отец Фёдор провёл с ней первую ознакомительную беседу, о том, кто есть бог, о Ветхом и Новом Завете, о рождении, страданиях и смерти Иисуса Христа; беседу, которую он обязан был проводить с каждым верующим, и которая ничем бы не отличалась от других, которых он провел за свой долгий век не одну сотню. Но впервые он беседовал о боге с обнаженной прихожанкой.

— «Нет, дьявол не дремлет», — поп отчётливо чувствовал этого дьявола, который, упираясь в грубую ткань рясы, стремился вырваться наружу, — «Как не пытался я добиться смирения, укротить свои желания, а не смог даже к концу жизни преуспеть в этом. Рядом с таким прекрасным телом, с этим сосудом греха и благочестия это невозможно. А этот «сосуд греха», этот «соблазн посланный дьяволом», стоял и внимательно слушал библейские истории и проповеди.

— Очень приятно было с тобой беседовать, Светлана. Прочти на досуге Евангелие от Луки, и повторяй каждое утро и вечер «Отче Наш». Жду тебя в субботу к полудню. Прощай, — Священник с вожделением и грустью наблюдал как Лана одевается.

— До свидания, батюшка, — девушка чувствовала необъяснимую симпатию к этому «безобидному» церковному Знайке.

Следующая беседа прошла почти так же, как и первая. Отличаясь только тем, что Отец Фёдор изменил тему и более подробно остановился на жизни Иисуса и его чудесах. Девушка могла бы поспорить со священником по многим вопросам, ведь она прекрасно знала библию, и не со всем соглашалась. Постоянно «отвлекая» старца своей наготой, она скромно отстояла положенный час, изредка вставляя какое-нибудь слово или междометие в его монолог.

МОНАХИ

Как не скрывала святая троица Лану от посторонних глаз и ушей, этого им не удалось: «Тайное стало явью».

Настоятель, протоиерей Иоанн, еще будучи в сане обычного попа, слыл любвеобильным священником, не пропускающим мимо не одной симпатичной прихожанки. Он-то, как раз, и допустил утечку информации: напрямую поведав братьям о случившемся. По другому он поступить не мог, ведь для осуществлении его плана была необходима поддержка всей братии. Новая прихожанка, про которую все слышали но мало кто видел, вызвала брожение церковных умов, особенно молодых священников и послушников. Это порождало самые невероятные домыслы и предположения. Так же до братии дошли слухи о её желании креститься голышом. Но правду знали не многие. Посвященных было всего пятеро. Как раз на них и возлагалась основная работа по подготовке и проведению задуманного Иоанном плана. Это были, уже известные нам — Отец Фёдор, Отец Василий, сам настоятель, протоирей Иоанн, Отец Димитрий, заведующий всей хозяйственной частью церкви, а так же Отец Никанор, самый расторопный и энергичный поп, без которого не обходилось ни одно стоящее мероприятие. Не первый год, и не первый раз попы устраивали себе такую вот особенную ночь, раньше она проводилась в канун рождения святой Вальпургии, и называлась Вальпургиевой, теперь же утратив привязку к конкретной дате ее проводили «по мере надобности». В такую из ночей, одну из прихожанок приглашали на вакханалию, где последняя исполняла роль порочной девы, ведьмы, служительницы Сатаны, из которой святые отцы изгоняли бесов. «Падшую женщину» просто насиловали до утра, удовлетворяя свои низменные потребности кто как мог. Завершалось сиё действо обрядом совокупления со «священным столпом» — огромным крестом из красного дерева, с закруглением внизу, имитирующим головку настоящего фаллоса. Он всегда висел в трапезной в самом тёмном углу, обычно завешенный холстом. В финальном акте действа, этим крестом как бы очищали от скверны тело грешницы. Этот финальный ритуал производился и в мистических целях, святое распятие должно быть последним, познавшим чрево падшей женщины. После этого жертва считалась исцелённой и её больше не трогали. Ни одна из прихожанок никогда не жаловался на подобную экзекуцию, некоторые приходили не по одному разу и даже приводили своих подруг. Эта «божья кара» по их мнению искупляла всякий грех прелюбодеяния со Святыми Отцами. В такие ночи священники получали сексуальную разрядку, а женщины — сексуальное удовлетворение и конечно же отпущение грехов.

Святая пятёрка сидела за столом, в помещении воскресной школы, и разрабатывала планы по совращения готовящейся к святому крещению Ланы.

Початая бутылка кагора и пять глиняных кружек стояли на столе. Шесть пустых бутылок, ещё утром, аккуратно закупоренных церковным сургучом, россыпью валялись под ногами. На полу, у окна, виднелся, полупустой ящик Крымского кагора, которым (кагором) еще со времен прежнего правителя, был забит весь церковный подвал. Когда-то во время путча, прежний настоятель, Отец Сергий, каким-то образом сумел вывезти из горящего «Белого Дома» шесть грузовиков отборного вина. С тех пор у священников вошло в традицию прикладываться к бутылочке по пятницам.

— Нет, нет, и ещё раз нет!!! — Отец Иоанн в очередной раз прерывал пустую болтовню Отца Никанора, упорно предлагающего поступить с новой прихожанкой в духе устоявшихся традиций.

— С этой Светланой такой номер не пройдёт. Я с ней беседовал, и не узрел в ней искры, которая отличает женщин блядской породы от остальных. Она не станет шлюхой добровольно, только по тому, что у неё вдруг в п&аmp; зде зачесалось. Даже обнажённой она выглядит целомудренно. В этом деле нужен совсем другой подход. Пять пьяных голов уже час спорили, и решали, что можно предпринять для совращения новой прихожанки. План «А» Отца Димитрия, напоить девушку, дать снотворное и по очереди насиловать, сразу же получил отставку. Никто не хотел рисковать, да и насилие над человеком мало соответствовало характерам и образу жизни собравшихся. Отец Фёдор настаивал на плане «Б», по которому обычно и происходили все оргии; но, как мы видим, этот план, был отвергнут самим настоятелем, по изложенным выше причинам.

— Братия, неужели мы так глупы, неужели мы не можем воспользоваться многовековым опытом нашей церкви, и осуществить то, что всегда безотказно срабатывало, то что само заложено в сущности нашей религии: сущности жертвенности, — Отец Василий всегда умел проникновенно говорить, — Ведь не просто так, вторым по значимости человеком, после Иисуса всегда следует Мария Магдалина — грешница и праведница. Не ей ли молятся все заблудшие души, не на её ли примере ищут утешения и оправдания своим поступкам. Это очень удобный символ для грешников, и, я думаю, его нужно использовать для убеждения этой прихожанки, — он закончил монолог, и победоносным взглядом обвёл притихшую братию.

— Да, наверное это наилучший вариант, — согласился протоиерей, — Вот тебе, Отец Василий, мы и поручим эту важную миссию. Убеди Светлану отдаться нам добровольно. Ты так сладко умеешь речи молвить, — не то с сарказмом, не то с иронией произнес Иоанн.

— Попробую, с вашей и божьей помощью, — Отец Василий приосанился, почувствовав себя важной птицей, — Хоть мне нравится эта добрая открытая душа, но тело её мне нравится гораздо больше. Он встал с поднятой кружкой: — Так воспользуемся, братья, телом рабы божьей, как даром небесным. Как не с проста господь сотворил такой совершенный сосуд тела человека на радость нам и потеху. Ибо всякая красивая женщина должна служить мужчине для услаждения души и тела Адамова.

Итак, основной вопрос был решён, оставалось оговорить детали. Попы чокнулись и выпили. Каждый из них в мыслях уже согрешил с этим «совершенным сосудом».