Средина дня. Я сижу на своем офисном месте в общем «оупен спейсе». Эта скучная работа офисного планктона.

— Даша, зайди к главному – говорит мне его секретарша.

Угу, окей, зайду.

Встаю и плетусь к главному. Ну вот, чего ему надо?

Он чешет, как по писанию. С его слов, я достаточно хороший работник, но мне не хватает целеустремленности. Зачем она мне на этой вшивой работе без карьерного роста? Из всей «воды» вылавливаю главную мысль – ему бы не помешала хорошенькая, неглупая любовница. Ему и его сыну. Эдакая приличная девочка с мозгами, чтобы трахать и еще больше показывать ей возвышенность дураков над истинным умом. Да хрен уж там! Вяло отмахиваюсь, мол, пасиб Евгений Саныч, но мне ваши доплаты не нужны. Можете вон Светочку потрахать за доппаек. Он, кажется, немного расстраивается. Потом берет себя в руки, вспоминая, кто он такой.

— Пошла вон, шлюха! – злобно шипит он.

Шлюха?! Да? Ну, ладно. Шлюха, так шлюха. Я устало смотрю на него. Какой же он козел. А сынок его вообще дурак круглый, еще и латентный гомосек, пусть даже папа из него лепит матерого альфа-самца.

Падаю на свое место.

— Чего хотел главный? – возле меня нарисовывается вышеупомянутая Света.

— Предлагал мне место своей девочки для удовольствий.

— И что ты?

— Отказала.

— Ты что дура? Почему?

— Потому что дура.

— Нууу! Такой шанс упустила.

— Иди ты попробуйся – я устало смотрю на нее, потом на часы.

Еще немного и можно свалить из этой клоаки. Если бы не мои выбрыки и обещание родителям, заниматься серьезными вещами, я бы сейчас лежала бы дома с книжкой, в окружении моих парней, рефлексировала бы с чаем и кальяном, и вообще бы ни в одно отверстие ни чих-пых.

Я осмотрела «оупен спейс». Кто-то всерьез работает, кто-то делает вид, кто-то играет в игры, кто-то в чатах висит, кто-то уже планирует кому бы сегодня отдаться или кого бы натянуть.

Все это надоедает. В душе полная апатия. Работать уже не выйдет, а сидеть в этом обреченном мирке совсем неохота.

Начинаю понемногу собираться домой. Наконец встаю, беру сумку.

— Шеремет, куда намылилась? – замнач отдела, «следящий коршун», идет ко мне.

— Домой – устало смотрю на него.

— Рабочий день еще не закончен.

— Ну вычтите из моей зарплаты или увольте меня – вяло машу руками и ухожу в сторону лифта.

— Даш, погоди! – за мной бежит один из «сокамерников». – Мы сегодня девчонок в баню везем. Хочешь и тебя возьмем? Ты ведь ничего такая.

Он осматривает меня.

— Оттрахаем тебя, настроение твое поправим.

— А что, все плохое настроение, только от недотраха?

— А от чего еще? – кажется он свято верит в «плохое настроение=недотрах».

— Извини, не могу, дела.

— Вечно у тебя дела! Передай тому, кто тебя поебывает, что он не дорабатывает.

— Окей, передам.

— Шеремет!

Ну что еще?! Выруливает старший.

— Я не давал тебе разрешения уйти с работы!

— После нашего разговора оно мне и не нужно.

— Я тебя уволю, слышишь?! – он переходит на визгливые нотки.

— Лучшего сотрудника?

— А хоть бы и лучшего. Не будешь плясать под мою дудку, уволю к чертовой матери.

— Крысам своим скажите, пусть пляшут под вашу дудку и слепо прыгают в воду. А я предпочитаю другую музыку.

— Я тебя все еще не отпускаю!

Вяло машу рукой и нажимаю кнопку лифта. Мы стоим у лифта одни.

— Я тебя все равно выебу, слышишь ты! – громко шепчет он. – Ты мелкая строптивая сучка! Ну ничего, противься, мне так даже больше нравится. Все равно выебу потом и будешь умолять еще трахать тебя.

— Ваш задор, да нашим политикам бы в уши.

Захожу в наконец приехавший лифт.

— Выебу! Точно выебу! – шепчет он, будто мантру.

— Конечно выебете.

— Вот! Вот! Видишь, ты уже согласна. И куда ты собралась теперь?!

— Домой.

— Я не трахаю своих сучек дома.

— К себе домой, а вы выебите своего сынка, ему ведь нравится.

— Че, бля?! – орет он, но дверь закрывается, и я уезжаю.

Я возвращаюсь домой. Устало снимаю легкую куртку и кое как скидываю туфли. Бросаю ключи на комод. Уставшими ногами иду по коридору. Захожу в свою комнату. Пусто. И где же все? Раздеваюсь до белья, потом снимаю и его. Одеваю коротенькие шорты и футболку, распускаю наконец волосы. Захожу во вторую комнату, здесь тоже никого, только дверь на балкон слегка приоткрыта. Захожу на балкон.

— Вот где вы!

Они лежат там. Один полностью черный, огромный, с белым животом и белыми полосками на лапах, с агрессивной и местами страшноватой мордочкой. Второй серый с белыми и черными пятнами. Он немного меньше и младше первого. Коренастый, с добродушной мордой. Третий самый молодой, не так давно перешагнул рубеж в 1.5 года. Черная спина и бока, и сплошное белое пятно от морды до низа хвоста.

Валор, Тибоня и Черныш – мои парни. На застекленном и обшитом вагонкой балконе, очень тепло. Псы разлеглись, растянулись тремя ковриками и отдыхают, спят, думают и мечтают о чем-то своем.

— Есть хотите?

Я всегда разговариваю с ними будто с людьми. Они гораздо лучше людей. Мне с ними легко.

Молчание означает, что есть никто не хочет.

— Ну раз не хотите, тогда я сама поем и приду к вам.

Захожу на кухню. Три миски, утром наполненные кормом, теперь пустые. Ну понятно теперь, почему никто есть не хочет. Беру свои любимые мюсли, заливаю их молоком в большой миске, кидаю туда же ложку и снова иду на балкон. Осторожно ставлю миску на пол и сажусь между Валором и Тибоней. Валор теперь моя подушка-подпорка для спины. На Тибоню я положила сверху ноги. А теплый бок Черныша, хранит в тепле мои ступни и пяточки. Черныш двигается немного ближе, и я могу умостить ноги, как мне больше нравится.

— Уррруу – просыпается подо мной Валор.

— Да, да, знаю. Я тоже тебя люблю – сложив вместе два пальца, нежно глажу его по носу.

Он замирает и через мгновение растекается в неге.

— Покушаете со мной? – я немного демонстративно позвякиваю ложкой по миске.

Парни молчат, доносится только тройное посапывание-похрапывание. Ну ладно, мужчины они такие мужчины, пусть и в облике собак. Ем мюсли и слышу, как звонит телефон. Нехотя встаю, вызывая тройное ворчание. Тибоня и Черныш пытаются придержать меня за ноги – не хотят отпускать любимую хозяйку. Телефон нужно взять. Ладно если там друзья какие или по работе, но вот если родители. За недозвон может потом очень знатно прилететь «по попе». Беру телефон – это шеф. Еще пара смс. Одно очень резкое, второе вообще матерное, потом он начал смягчаться, видимо все же рассчитывает меня трахать. Типа показал самца, а теперь растаял. Видел бы он моих, когда они недовольны, он бы сходил под себя всеми доступными методами и испустил бы дух.

С телефоном я вернулась обратно. Псы уже расползлись немного в стороны. Пришлось взять небольшое кресло, поставить на островке свободы и сесть в него, снова доверив свои ноги Чернышу.

Не так давно я была знойной сукой, золотой молодежью. Я кутила, развлекалась, жила по лишь одному мне понятному распорядку. Я, не таясь и не стесняясь, тратила родительские деньги. Я не работала. Я трахалась, как заведеная с кем хотела, как хотела, когда хотела и где хотела. Нередко меня вытаскивали люди отца из полицейских участков, потому что меня приняли за шлюху. Порой это была правда, порой нет. Продавать себя будто вещь, было частью моих забав и вещей, от которых я получала неописуемое удовольствие. Я была арт-ню моделью, без стеснения оголяясь во всех возможных позах перед камерами крутых фотографов. Я летала в Прагу, сниматься в разном порно. Чаще всего меня трахали два-три парня, иногда негры.

Некоторые люди сходят с ума от недотраха. Моим апогеем стал перетрах, алкоголь, легкие наркотики, вечный кутеж, недосып с переходов в дальнейшее пресыщение всем этим и дальнейшей меланхолией. Закончилось все банально. Сидя с охраной отца, наблюдая как они чистят оружие, я взяла один экземпляр, и не задумываясь о последствиях, направила в себя и нажала спуск. Экземпляр был незаряжен, но будь он, от меня осталось бы мало.

Меня тут же свезли в дурдом. Первое кризисное, пост суицидальное отделение. Три дня я спала в совершенно ватном состоянии. Просыпалась лишь, чтобы пройтись в туалет в сопровождении санитарки. Еще мой сон тревожили выдачей новой порции сонных таблеток и какими-то баночками с чем-то вроде молочного коктейля, что составляло мое питание.

В дурдоме забавные правила. У тебя забирают все, что опционально можно использовать, чтобы убить себя. Забирают твои шнурки, шнурок-утяжку из толстовки, шнурок-утяжку твоих спортивных штанов. Даже стринги заставили сменить на обычные хлопчатобумажные трусы, ибо стринги сильно тонкие и прочные, на них якобы можно повеситься. Забирают все колющие-режущие. Заставляют обрезать и сточить втупую ногти. Забавно, но в туалетах есть окна, которые можно разбить, а кусок стекла воткнуть себе куда-нибудь или просто нажраться битого стекла. Из мебели можно вытащить большие острые гвозди. В комнате санитаров на виду лежат разные медицинские инструменты. Те же выдаваемые препараты. Кажется, они считаюn, что убить себя более болезненными методами или собрав нужную комбинацию таблеток, никто не решится.

Отделение небольшое. Коридор буковой Г. Первую часть заполняют двери в 2- и 4- местные палаты. На повороте туалет с ванной, комната санитаров, комната врачей. В тупичке 6-я смотровая, где неделю, порой и две лежат критические, буйные и свеже поступившие. Рядом две палаты типа VIP, для людей с деньгами или просто социопатов.

На четвертый день тебя понемногу спускают с сонных таблеток, считая, что три дня сплошного отсыпа и состояния ваты, достаточны для отходняка от критического состояния. Хотя со мной пару раз общались какие-то врачи и один сидел рядом что-то мне рассказывая, и пыхтя ментоловым вейпом.

Отделение живет по монотонному графику. Утром подьем, немного времени на личную гигиену, потом уборка постелей и комнаты, приведение себя в порядок, и все строятся шеренгой на завтрак. На завтрак все идут в сопровождении двоих санитарок, которые не то что лошадь, а и слона на марше остановят. Всю процессию курирует старший санитар – тоже мальчик дюжих размеров. В прошлой жизни, я отдалась бы такому большому мужчине не задумываясь. Сейчас же меня хватает лишь на то, чтобы концентрироваться и стараться не уснуть. Все идут на завтрак. Все двери отпираются и запираются по звонку, либо специальным ключом. Замки такие, что так просто не открыть, как не пытайся. Да никто и не пытается. Все знают, что за попытку побега, пойманного заглушат надолго более «гуманными» средствами и снова переложат в 6-ю. Кажется, многие не сильно рады там лежать. Если прочие пациенты имеют какие-то права, то лежащие в 6-й просто куклы, которые обязаны выполнять все.

Завтрак, как в санаториях советского типа. Овсяная каша с вареньем, хлеб с маслом и чай с сахаром. Кто-то просит без сахара, типа худеет. Вообще питание такое, чтобы проблем с походами в туалет не было. И так организм находится под таблетками в состоянии почти перманентной спячки и кишки отказываются работать, как надо. Хотя есть разные люди. Вот девушка с дико прокачанным прессом и плечевым поясом как у мужика бодибилдера. Она страдает гипервозбудимостью и во время приступов качает пресс, отжимается, приседает, нарезает круги по отделению. Казалось бы, что такого, человек жутко спортивен благодаря своей психической нестабильности. Не все так просто. Дайте ей что-нибудь острое, измените немного социум и правила игры – вы получите горы трупов и покалеченных людей, пока ее не остановят хоть пулей, хоть смирительной рубашкой. Она здесь второй раз.

Вот еще одна гиперактивная. Эта просто отсиделась на всем ряде наркоты, от самого легкого до самого тяжелого. Она вообще не спит уже вторую неделю. Ее немного пичкают успокоительными. Ночью она курсирует по отделению, днем ей доверяют уборку. Так и шагают они две наперегонки по ночам.

Вот еще одна. Очень маленькая, милая блонди. Она игроман. Свезли в дурку с психами, когда после недельного «игрового запоя», родители оторвали ее от компа и она попыталась напасть на них с ножом.

«Как они могли оторвать ее от любимого дела?!» - все еще спрашивает она непонятно у кого.

Она постоянно сидит в перчатках или греет руки на батарее. Слышала от одной из санитарок, что это от того, что раньше кровоснабжение рук было на высоте, а теперь без любимого развлечения рукам не хватает кровоснабжения.

Прочие больные довольно тихие. Все разных возрастов. Все со своими проблемами, отбывающие свой срок или ожидающие дальнейшей судьбы. Кто-то выйдет и снова ударится в старое, кто-то ожидает перевода в другое отделение более интенсивной терапии, кому-то родственники ищут реабилитационный центр. Иные, как и я, находятся в неопределенном состоянии без четкого плана, что же будет дальше.

После завтрака идет прием лекарств. Всем и каждому заглядывают в рот и за щеки, чтобы никто не спрятал таблетку и не уклонялся от лечения. Потом у всех свой распорядок. Кто-то идет к себе делать свои дела, кто-то мыться в сопровождение санитарки. Самые «здоровые» могут мыться без сопровождения. Кто-то читает, кто-то спит, кто-то слушает музыку, кто-то занимается спортом, кто-то смотрит развлекательные передачки про природу и животных по общему телевизору, подвешенному высоко под потолком в коридоре. Другие пошли в поликлинику на разные обследования. Кого-то повели беседовать со специалистами. К кому-то пришли родственники и больное существо выпустили в переднюю, пообщаться с родней, получить передачки. Кого-то отправили гулять с санитарами – такое вот лечение. Смешно так, девушку отправляют гулять с двумя большими парнями. Шепотки в отделении говорят, что некоторые санитары не чуждаются водить таких «прогулочных» в разные злачные места и там пользоваться ватным состоянием больной, устраивая небольшие групповушки или что-то другое такого же типа. Впрочем, есть и честные медработники.

Целую неделю я общалась с тремя специалистами. Среди них обнаружился тот, что пыхтит ментоловым вейпом. Меня он тоже подсадил. Правда только на сеансах с ним и только в его присутствии. Жидкость он делает сам. От нее пустеет в голове и хочется изливать душу.

Неделю я рассказывала о своих проблемах, переживаниях, своей прошлой жизни. Спецы записывали, анализировали, ахуевали. Иногда выходили ненадолго. Видимо дрочить, ибо после таких пауз, бугор в их штанах пропадал до следующего раза.

После недели общений со спецами, мне прописали лечение. Оно было утверждено родителями. Их, кстати, я видела несколько раз. Мама каждый раз журила меня и спрашивала в пустоту, как же мы до такого докатились. Папа лишь задумчиво смотрел на меня. Больше всего меня проведывали ребята из охраны. Они таскали мне всевозможные передачки, пока старшая сестра не накинулась на них, что здесь не продовольственный склад. Кажется, некоторых очень озадачило то, что я пыталась застрелиться и что это произошло по их халатности.

Я побывала на общем медицинском обследовании, которое внесли в мою карту. Я регулярно бывала у спецов, и мы обсуждали мое «Я» и дальнейшие перспективы. После поликлиники был неприятный момент. Санитарка проверила меня в интимных местах, введя туда пальцы в перчатке, мол, у одного врача пропала ручка, а правила по поводу вторичного суицида в отделении очень строги.

Я начала гулять с парой санитаров на свежем воздухе. Выглядело это забавно. Мягкие, но прочные напульсники фиксировали мои руки. Вокруг моей талии была прочная мягкая лента, к которой были притянуты напульсники. Две отдельные ленты фиксировались на внешних сторонах напульсников и удерживались, гуляющими со мной, санитарами.

Я все ждала и гадала, попались ли мне те самые или нормальные, но меня ни разу не повели куда-то в укромное место. Может я была слишком весомой и наживать себе проблем с богатенькой девчонкой, этим ребятам не хотелось. Может они были честными медиками и о таком даже не помышляли. Разговаривали со мной лишь, когда выводили на прогулку и возвращаясь обратно в отделение.

Прописанное лечение состояло из таблеток и уколов. Плюс общение со спецами. Плюс выдержка в депрессивном отделении. Плюс пыхтение ментоловым вейпом с одним из спецов и еще какая-то вялая терапия музыкой, и непонятным массажем.

Не знаю, чего там намешали в шприц, но после укола единственными моими желаниями были сон и спокойствие. К «выпускному», через полтора месяца пребывания в дурке, я была уже совсем другим человеком.

Получив выписку, побеседовав с начмедом, приняв еще одну дозу препарата, пересмотрев свои вещи и получив обратно все шнурки, меня вынесли в пледе из здания и уложили заботливо в машину, где я тут же и уснула.

Все в нашей жизни изменилось. Больше не было скандалов, не было ссор. Меня воспринимали, как маленького ребенка и взрослого человека. Два в одном. Иногда так, иногда эдак. Меня поселили отдельно на удобной смарт квартирке. Меня регулярно проверяли и курировали. Машина с охраной и люди в штатском следовали за мной по пятам, стоило мне только выйти из дома. Когда я надолго залипала дома, меня проверяли звонками. Каждый вечер перед сном я общалась с кем-то по телефону и каждое утро я получала контрольный звонок. Я продолжила общаться с психологом-вейпером, но перешла на кальян, а он стал снабжать меня своими чудными табаками. Оказалось, он считает это верной методикой, сам бадяжит и получает от продажи стабильный доход. Ну кто бы сомневался.

Прошлая жизнь ушла. Мои страницы, аккаунты и прочее в соцсетях были удалены. Мои телефоны были почищены от нежелательных контактов, номера изменены. Львиная доля людей, что составляли социум и пространство моей прошлой жизни просто исчезли или потерялись.

Меня заставили устроиться на работу в компанию, занимающуюся пиаром и продвижением. Эдакая работа в социуме молодых, талантливых и перспективных. Работа, как терапия. Приходилось целыми днями писать левые хвалебные отзывы, посты и прочую ахинею для ряда проектов, онлайн-платформ, сайтов, товаров и прочей фигни, на которую в прошлой жизни я бы и не взглянула.

Теперь навалились обязанности убирать свою квартиру, содержать ее в чистоте, готовить себе есть, покупать продукты. Требовалось тщательно фильтровать, кого впускать в свою жизнь, а кого нет. Я стала дико спокойной, флегматичной, пофигистичной.

С тем же Глебом, я познакомилась случайно, по наводке родителей. Он и снабдил меня подросшими Валором и Тибоней, и еще маленьким Чернышом. Все сочли, что потребность регулярно гулять, как минимум дважды в сутки и заботиться о ком-то будет хорошей терапией. И мне не скучно будет с тремя домашними животными. С тремя подростающими парнями.

Выслушивая рассказы из моей прошлой жизни, Глеб как-то нашел порно, где я снималась. Он очень впечатлился, и я разрешила ему трахнуть меня, как ему хотелось. Потом-то он и поведал мне о специфике своих подопечных и своего питомника.