Глава восемнадцатая.

Тина побоялась выйти из избы Аглаи во двор, шагнуть в непроглядную темень и неизвестность. Увидев в углу кадушку с водой, обрадовалась и облегченно вздохнула. Видимо в избе она стояла полная с утра или с прошлого вечера и была вполне пригодной для подмывания.

По каким-то своим, женским ориентирам, она нашла у Аглаи большой медный таз, ковш, мочалку и мыло. Зачерпнула воды, присела над тазом и, тщательно намылив мочалку, стала натирать ею свою розоватую, персиком, девочку. Ее верхние, на лице и нижние, меж ног губки чуть приоткрылись от удовольствия.

Краем глаза Тина наконец-то заметила мое удивленное выражение лица, улыбнулась и еще усиленней стала промывать водой свою вульву, слегка постанывая, наблюдая, как увеличивается и крепнет мой член.

— Потерпи, Антошка! Себя приберу и его поцелую, — произнесла она тихо, нежно, с придыханием.

Я держался, член ломило, так что хотелось его зауздать в руке и совершить половой акт со своим отражением в ее зеленых с поволокой от возбуждения глазах. В них не шумели дубравы колдовского леса, а огоньками горело обычное женское желание быть любимой и желанной.

Тина вскрикнула и чуть не села попой в таз. Зажала ногами руку, прижимая к промежности, свернулась, прижимая небольшую грудь к коленям, и замерла, мелко и беззвучно подрагивая попой. Через какое-то время, разогнулась во весь рост, словно цветок распустился, потянулся к солнцу, и с улыбкой удовлетворенной женщины на устах, светящимися счастьем зелеными глазами, подошла ко мне.

— Пойдем, я твоего пацана тоже умою.

Взяла меня за руку и повела к тазу, словно на веревочке толщиной в канат. Когда она, лаская, мылила и омывала водой мой член, я думал, не выдержу и мальчишкой спущу прямо в мыльную воду. Меня удерживал лишь многообещающий взгляд Тины. Она смотрела на меня так, что мне казалось, что наш ознакомительный период уже закончился и впереди меня ждет волшебная ночь любви.

Омыв мой член, мошонку, Тина усадила меня на лавку, встала на колени между моих ног и обдала член горячим дыханием. Лизнула мошонку.

— Поиграй с ним. Хочу это видеть, касаться его губами, языком, носом, купать во взоре.

— Я сразу кончу, Тина, желание во мне уже на грани.

— Давай.

Казалось бы, обычное и привычное слово из уст молодой красивой и обнаженной девушки, покорно сидевшей у его ног, но в данной обстановке, оно позвучало так завораживающе, что перечить ее просьбе-приказу не было никакого смысла. Я ухватил своего «жеребца» и быстро сделал несколько возвратно-поступательных движений крайней плоти. Почувствовал приближение оргазма и...

Тина захватила мой член губами, полностью его поглотила и, смотря мне прямо в глаза, радостно принимала мою сперму, делая мелкие глотательные сокращения горлом. Моя задница металась в экстазе, но она крепко удерживала ее на скамье.

Только когда я полностью успокоился, она медленно выпустила мой член из своего жаркого и влажного плена. Поцеловала головку, тщательно вылизала, промыв открытый канальчик кончиком своего остренького язычка, нежно прижала рукою мой член к своему носу, расширенными ноздрями с наслаждением вдыхая мой запах, запах только что излившегося желания, моего желания.

— Спасибо — только и смог выдавить я из своего опустошенного организма.

— Понравилось? – поочередно, пряча то левый, то правый глаз, улыбку за моим опадающим членом, игриво спросила она.

Я моргнул глазами, чувствуя себя вальяжным котом.

— Спать?

— Спать.

Меня едва хватило дойти до кровати с пуховой периной и огромными мягкими подушками. В которую и плюхнулся, овощем. Уже сквозь сон, я получил нежное прикосновение губ Тины к моей щеке, чувствуя ее ласковые руки, накрывающие меня одеялом.

****

Я снова, сдирая колени, юзом подлетел к мертвому фашисту, схватил гранату в полной решимости дернуть чеку. Со школьной скамьи, когда еще не был бабником, циником и эгоистом, я знал — у немецкой гранаты М-24 «колотушки» было пять секунд горения запала. Странно, но я не думал о смерти, лихорадочно мыслил, как точнее рассчитать время взрыва, чтобы подорвать вместе с собой как можно больше фашистов.

Мой выстрел из ТТ привлек немцев, и я уже слышал топот кованых сапог по коридору в мою сторону. Дальше медлить было нельзя. Отвинтил крышку на длинной деревянной рукояти, перед глазами стояла и смотрела на меня любящим взором своих зеленых глаз, решительно взялся за шнур и...

Оглушительный взрыв пригул меня к мертвому фашисту, с потолка посыпалась штукатурка. Кованые немецкие сапоги, поменяли звук приближения на не менее быстрое удаление.

Выглянув в окно, я увидел самый мощный танк Красной армии, на июнь 1941 года КВ-2, с несуразно большой башней МТ-1, его так и называли КВ с большой башней. Его 152 мм танковая гаубица в кирпичную щепу разнесла угол больницы, придавив обломками стены с десяток немцев, остальных от больницы, короткими очередями отгонял пулемет танка.

Я завинтил крышечку гранаты и сунул ее за ремень.

— Мы еще повоюем, господа фашисты — проговорил я, вытаскивая из-под мертвого оккупанта карабин, вешая его себе на плечо, беря патроны из подсумка.

Алиса! Вспомнил я, и меня пробил холодный пот. Вдруг она уже использовала свой последний патрон в нагане?

На ходу рассовывая трофейный боезапас по карманам, я побежал в тои же направлении, что и она. Заглядывая в каждую больничную палату по длинному коридору. Нашел Алису в самой последней, она сидела на полу, в углу, ногами под себя, крепко сжимая наган с уже взведенным курком. Направив ствол прямо себе в сердце, как медицинский работник она точно знала, где оно находиться, чтобы смерть пришла мгновенно.

— Стой, Алиса! — бросился я к ней, осторожно беря из ее руки наган и медленно ставя курок на место.

В ее глазах мысль уже отсутствовала, опоздай я буквально на вдох-выдох... Но я успел, успел! Схватил ее за плечи, потряс, выводя из ступора.

— Там, во дворе, наш советский танк, огромный, с пушкой и пулеметами — прокричал я как можно громче, пробуждая в ней сознание.

Подтверждая мои слова, грянул еще один выстрел. Я прикрыл Алису от осыпающейся штукатурки. Она прижалась ко мне, дрожа всем телом, и заплакала, оживая. Теперь она смотрела на меня и даже пыталась улыбнуться сквозь влагу из синих глаз.

— Вставай! Побежали...

Утирая грязными руками ей слезы, размазывая по ее ожившему лицу пыль штукатурки, я потянул ее из разрушенной больницы, туда, где стоял советский танк и крушил немцев.

Осмотрев через пустой проем разбитого окна больничный двор, я выпрыгнул и, помогая Алисе, в неудобной армейской юбке, военврача второго ранга, вылезти в окно, краем глаза увидел притаившихся у стены трех фашистов — офицера и двух автоматчиков. Моя реакция была мгновенной, пока Алиса, чисто по-женски, отряхивала свою защитного цвета форму, я бросил трофейную гранату и, обняв ее, упал, всем своим телом прижал ее к земле. Граната рванула, послышались стоны немцев, я получил благодарный поцелуй куда-то в кадык.

Много раз меня целовали женщины, и я их целовал, но такого благодарного поцелуя у меня еще не было. В нем было столько желания и почтения, одновременно. Так могла облобызать только великая грешница — икону, благоговейно и страстно.

Поднявшись на ноги, я не дал Алисе снова отряхиваться и потянул ее к танку, переходя на бег. Открылся люк стрелка-радиста, на секунду из нее выглянула женщина в комбинезоне с петлицами младшего лейтенанта и крикнула:

— Давайте, сюда! Быстрее залезайте...

Первая полезла Алиса. Я вкинул карабин, выпустил все имеющиеся патроны в сторону больницы, никуда не целясь. Отпугивая немцев, отвлекая их внимание от люка, да и в танке карабин будет только мешать. Забрался сам, закрыл люк.

— Молодец, соколик, не растерялся – позади себя услышал я голос Аглаи. — Ходу, Вася, ходу! Сейчас немец очухается и начнет нас брать штурмом, а у нас всего три снаряда осталось.

— Антон, старший лейтенант, РККА, летчик — представился я мехводу, сидевшему уже за управлением танка.

— Василий, танкист. — разворачивая бронированную махину и выводя ее из-под возможного ответного огня на дорогу. — Осваивай, лейтенант, пулемет у меня их много, а стрелков нет.

— Алиса, — произнесла военврач второго ранга, изучая тесноту танка, приспосабливая привыкшее к простору больницы свое девичье тело.

Фашисты не стали преследовать сталинского монстра, видимо не имея для этого достаточного вооружения. Без каких-либо проблем КВ схоронился в лесу. Мы с наслоением покинули пропахшую горючим и пороховыми газами тесноту, сменив ее на простор и свежий воздух. Аглая потянула Василия уединиться, многозначительно посмотрев на меня, на Алису.

Военврач села на поваленное дерево, растянула верхние пуговицы формной одежды и, обмахиваясь беретом, всем своим видом показывала, что совсем не против остаться со мной наедине...

****

Проснулся я в полной темноте, на моей груди тихо посапывала Тина, плотно прижавшись и обнимая. Я чувствовал на своем члене ее руку, даже во сне она его ласково сжимала и улыбалась. Этого в кромешной мгле ночи не видел, но точно знал. Проснулся не только я, то ли от образа Алисы, вытирающею носовым платком вою шею и чуть обнаженную грудь от пота, ее заважживающего запаха молодой женщины, то ли от спящей рядом со мной голой девушки, заворочался, поднимаясь и мой член, упираясь Тине в руку, будя ее тоже.

— Антошка! Аглая в избе, спи, — пробормотала она в полусне.

Я постарался вглядеться во тьму, но где-то около входа загорелись глаза рыси и послышался окрик хозяйки.

— Васька!

Два желтых огонька сразу потухли.

Я опять уснул в надежде, что мне снова приснится сидевшая на поваленном дереве Алиса, без всякого стеснения. Но не приснилась. Утром, когда уже рассвело, меня стал мучить мочевой, совершенно не зная как быть и что делать, я растолкал Тину.

— Чего? — сонная буркнула она.

Я приблизился губами к ее уху и нашептал, что хочу по малому в туалет. Она потянулась, зевнула, встала, переменная ягодицами подошла к тазу со вчерашней мыльной водой, присела ко мне лицом и пустила мощную желтую струю, смотря прямо на меня и улыбаясь. Потом, омыла свой персик водой из ковша, руки, лицо.

Я не успел ничего сказать о наличии здесь хозяйки, как Аглая сама подала признаки своего присутствия.

— Омылась, красавица? Теперь мне уступи место.

Полностью обнаженная Аглая, подошла к тазу. Посмотрела в мою сторону и без всякого стеснения, расставив ноги, присела. Единственно, что спиной – выставив попу и свои срамные губы мне на показ.

— Как хорошо-то! — отпуская свой мочевой, открывая до конца шлюзы, произнесла она на растяжку, с наслаждением.

Собрав рукой последние капли, она поднесла ее ко рту, лизнула и снова посмотрела на меня.

— Ты, соколик, не удивляйся. Я и кончить при тебе и Тине могу, поскольку я молодая только пока вы со мной. А покинете меня, снова старухой стану. Старой-то, конечно, я тоже балуюсь, но соки уже не те и желание не то, много сотен лет живу.

— Чего же тогда, Тина, ночью опасалась?

— И ничего я не опасалась! — вставила свое слово Тина. — Спать хотела!

— Как же ты с Алисой в доте при сталинской оборонительной линии жил, или вы из дота в ближайший лесок бегали, ты — направо, она — налево?

— Доте! Каком доте? — ошарашено спросил я.

— Долговременная огневая точка — ДОТ. Ну, иди, милок, фашиста не испугался, а опорожниться при двух красивых женщинах не можешь, или твой орган возбуждением заклинило?

В моей голове появилось масса вопросов — Алиса? Дот? Долгое время? Остужая меня. Я подошел, направил член в таз. Возбуждение все же мешало мне опустошить мочевой, но сильное желание его наконец-то освободить, во мне пересилило мораль и любопытство, оставив лишь позывы природы. Золотистая струя ударила в таз.

Аглая, резко наклонилась и слизала с моего члена остатки мочи, отчего он подпрыгнул и окаменел в стойке смирно. Смотря на него с некоторым удовольствием содеянного, она стала усиленно массировать пальцами своей руки себе промежность, взглядом призывая Тину, меня не стеснятся, и приступить к тому же.

Первой к ней присоединилась Тина, мне показалось, что вид мастурбирующей Аглаи, ее сильно заводит. Теперь и я уже не мог сдерживаться. Очень скоро мы все содрогались от наслаждения, испытывая коллективный оргазм стоя.