Часть вторая. Коло обернулось.

Глава восьмая.

Утопая в воздушной пене для ванн с запахом лаванды и овсяного молочка, кончиками пальцев почёсывая носик, Света выкинула ножку и осторожно потрогала титан. Даже не потрогала, приблизила и почувствовала жар.

Когда они со Змеем посетили гостиницу перед сносом, слава богу, состояние ванной комнаты Света не видела, и теперь только она одна не навивала на неё грустные мысли о том, что всё проходит.

Конечно, пройдет и это, но полуразрушенный номер гостиницы — сорванные полы, оборванные обои, она уже воочию лицезрела. Печальное зрелище настолько врезалось в память, что ванная, как-то сама собой, стала её любимым местом провождения времени вне улицы. Это были своеобразные римские термы, где Светка полюбила философствовать в горячей воде нагишом, под плотным слоем ароматно-радужных пузырьков.

А так как философствовать одной — в три глухих стены, или вести разговоры с титаном, ей было совершенно неинтересно, то Светка приглашала в ванную Змея, иногда сдабривая его терпеливую и от того кислую физиономию, то видом обнаженной ножки, то ручки. Ну, если он уж совсем был не согласен с её мыслями о грядущем или прошлом, то краешком груди.

Но в основном, неожиданно ставший не в меру галантным Полоз беседовал с головой профессора житейских рассуждений, выглядывающей из живительного и благоухающего пенного состава. Каждый день нового — с ароматом шиповника, миндаля, граната и даже чая. Последний, Змею нравился больше всего — ароматизаторы зеленого чая наполняли ванну еле уловимым запахом свежего сена и в этом вкусы её кавалера полностью совпадали с пристрастиями Сапфира.

Будто выполняя повинность, Полоз вошел и сел на край ванны.

— Змеюшка, потрогай. Правда, прям как шёлк! — подсовывая ножку под его руку мурлыкнула Света.

— И так верю...

— Нет, ты потрогай! Ну, не хочешь ножку, тогда коснись ручки, — улыбнувшись, настояла она.

— Я слушаю, Света!

— Что?

— Зачем мы здесь?

— Где? В ванне?

— В шестнадцатом годе.

— Допустим, в детстве, октябренком, я мечтала увидеть живого вождя пролетариата. Появилась возможность, почему не использовать?

— А если серьезно?!

— Ну, это так скучно, Змеюшка! Быть всегда серьезным.

— Хотя бы иногда...

Света сморщила носик в несогласии.

— Хочешь, я тебе поведаю свою самую страшную тайну?

— Тайну? Страшную?

— А то!!! Самую, самую!

— И мы станем серьезными?

— Ага. Ну, ты собираешься слушать?

Полоз подпер подбородок кистью правой руки, локтем поставив её на левое колено, стал похож на «Мыслителя» Огюста Родена. Задумчивый Змей на краю ванны! Светка поймала себя на думке — нагим, со свитым из мускулов торсом, да что греха таить — полностью обнаженным, Хранитель Желтого Угла Неба был бы гораздо ближе к оригиналу.

— Бессовестный, Змеюшка! Стоит мне только собраться с мыслями, как ты опять у меня всё попутал!

— Так тайна-то, какая была? — спросил коварный из коварнейших, не меняя позы.

— Хотела про шкурку свою поведать! Вот!!!

— Шкурку?

— А что такого удивительного?! У Василисы Прекрасной лягушки! А у меня — Медведицы, ну, скажем, Премудрой. Шкурка белая, пушистая да мягкая. Кто её отыщет, того Медведица женой и будет.

— А если женщина найдет?

— Змей! Не разочаровывай меня! Никто её не найдет!

— И хорошо. Отбросим шкурные интересы, Света. Отвечай: зачем мы здесь?!!

Премудрая Медведица сморщила носик, совсем по-девичьи с капризной ноткой в глазках, и спряталась в пене.

«Мыслитель» остался без ответа. Он сидел, подпирая тыльной стороной кисти подбородок, и терпеливо ждал, когда у несносной девчонки кончиться воздух.

Когда-нибудь, он бы конечно закончился, но в гостиничный номер спасительно постучали. Света выскочила из ванны. Прямо в пене, шлепая по полу босыми ногами и оставляя на нём водянистые разводы, помчалась к дверям.

Сбрасывая с себя роденовский образ, Полоз ничего не успел сообразить, как она распахнула двери, встречая гостя сотней радужных пузырьков, стайкой, полетевших по общему коридору.

Ошалевший посыльный лишь вымолвил:

— Ваша почта, госпожа!

— Благодарю...

Ничем не прикрытая, кроме мыльной пены, мокрая Светкина плоть, девичьих привлекательных форм, при резком движении навстречу выдала ещё один радужный пузырь — огромный переливающийся, что застрял в дверном проёме и лопнул, брызгами в округлившиеся глаза посыльного. Света выхватила из его рук почту и закрыла двери.

Заплясав на одной ноге, она изогнулась и подтянула вторую себе ко рту.

Дуя на пальчики, она обронила слезу:

— Обожглась об этот самовар! Каменный век какой-то!

Полоз подошел и поцеловал её ножку в месте покраснения.

— Полегчало?

— Мур-р-р...

— Когда изобрели титан, — добавил он, закутывая Свету в махровое полотенце, — никто же не думал, что благородные барышни будут выскакивать из ванны с превышением скорости света, отталкиваясь от него ножками.

— А стоило бы! Это говорит о том, Змеюшка, что все изобретатели мужчины. Ну, или почти все. Вот, читай! — Света сунула ему раскрашенный цветами лист плотной бумаги, свернутый пополам, открыткой.

— Приглашение, — прочитал Полоз.

— Дальше...

— Может, сначала оденешься?

— Читай сейчас, Змеюшка! Сейчас!

Полоз пожал плечами, развернул и огласил содержание приглашения вслух:

«Уважаемая княгиня Ольга Павловна, в нашем городе вы недавно, но, как личность известная, окажите нам почтение и посетите салон женских бесед в доме у госпожи Голесницкой, что только позавчера прибыла из Нового Света, где встречалась с Маргарет Сэнгер. Сегодня в левом флигеле дома за номером «двенадцать» по улице «Мещанской», госпожа Голесницкая собирает всех своих прогрессивных подруг под лозунгами «Женщины — против!». «Ни Бога, ни Хозяина!». Разумеется, Вас, княгиня Ольга Павловна Кострова, гостеприимная хозяйка хотела бы видеть среди своих подруг».

— Посетим. Обязательно! — мурлыкнула Света, игриво и, в тоже время, автоматически, как всякая женщина, понюхав край полотенца, в которое завернул её Змей.

Естественно, уже впитавшее с влажного тела пену, полотенце пахло содержимым — то есть Светкой, буквально пропитанной ароматами овсяного молочка, шиповника, миндаля, граната...

Только убедившись, что в этом благовонии нет примеси чужого тела — не дай бог женского! Света снова была расположена внимать словам Полоза, но это совершенно не означало, что она была готова ответить на его вопрос, что последовал незамедлительно:

— Давно не видела Слугу Хаоса?

Когда не знаешь ответа, лучше всего чем-нибудь отвлечь спрашивающего, выдержать паузу, что Света и сделала — перезавернула себя в полотенце, кокетливо мелькнув прелестями. Но это, увы, не сработало, Змей был настойчив и во взгляде — ну нисколечко не похотлив!

— Вот тут, ты, Змеюшка, снова ошибаешься, — надула губки Света. — Слугу Хаоса нам ещё предстоит отыскать.

— Мадам Голесницкая сама тебя приглашает.

— Мадам, всего лишь мадам!!! Кстати, — Света загнула два пальчика левой руки, правой подтыкая уголок полотенца подмышку. Подумала и добавила на загиб ещё один, — она прабабушка врача-педиатра Генриха Карловича. Это раз, — разгибая пальцы произнесла она. — По Веркиным, верным, сведеньям на картах Таро — активная суфражистка! Прибыла из Финляндии. Два и три.

— И какой из этого вывод?

— Вывод?.. Нет, вот объясни мне, дорогой Змеюшка?! Почему избирательное право в Российской империи женщинам Суоми дано в одна тысяча девятьсот шестом году, а в исконной России только в восемнадцатом! Уже после революции. Словно на сегодня, то есть на год шестнадцатый — это не одна страна!

Полоз пожал плечами.

— Хорош вывод... Карты Таро?! Бред! Очень верные сведенья! Ты одеваться будешь?

— А кто меня назвал феминисткой? Здесь, в этой комнате! Слова, брошенные во времени, не просто слова, а есть факт, который мы уже знаем.

— Откуда данные от Верки?! Ты же с ней не общалась, после того как я вас перенес в именье? Если не считать ваших друг другу улыбок. Сюсюканий и нескольких «ма...» от девочки-младенца. Или...

— Или! Помнишь, со светлицы спускались, якобы, трусики забыла надеть? Ты ещё, про дурную примету бубнил...

— Ну...

— Вот, тогда, я к Верке и смоталась, — в век грядущий. Вжик, и обратно. Чаю мы, конечно, не попили, — некогда было, но парой слов за картами Таро перекинулись. Старшие Арканы, Младшие... Мечи, Посохи, Пентакли. От неё я и узнала, когда мадам Голесницкая стала Слугой Хаоса.

— И когда?

— Завтра...

— Слушай, Светка завязывайте давайте с Веркой секреты разводить! Пентакли раскладывать.

— И никакие не секреты. Старший Аркан «Влюбленные» мадам выпал. Вот!!! Сегодня, — в правом флигеле, после слета суфражисток — а в левом, у весьма привлекательной мадам Голесницкой состоялось романтическое свидание с офицером от кавалерии, что в городе на отпуске по ранению. Это она, на бабах, ух какая мужененавистница! А как увидит военного, так и тает. Так и тает! Вот Слуга Хаоса и подкатил к ней с подкрученными усами. Ну, в общем: «А поутру они вставали, кругом помятая трава». Хотя, думаю, песню народ не про них сложил. Вот если бы сделать так, чтобы они не встретились!

— Нарушение Закона Времени.

— Даааа! Плевать...

Света сморщила носик и снова направилась в ванную. Вышла она оттуда в светленьком махровом халате с капюшончиком на влажные волосы.

Размахивая длинными, широкими рукавами, словно крыльями, взгромоздилась с ножками на диван, почесала носик и повторила удивленному Змею:

— Конечно, плевать! Ты что думаешь, Змеюшка, Слуге Хаоса всё позволено?! Сделать Нагорного майором, Тимоху — воровским авторитетом, а Веру — Дверь в Добро! бандитской подстилкой и наркоманкой! Мадам Голесницкая большая поклонница Маргарет Сэнгер, а что сказала сия суфражистка?

— И... что?

— Ой, дай мне, Бог, памяти! А... Маргарет сказала так: «Ни одна женщина и ни один мужчина не имеют права быть матерью или отцом без разрешения на размножение». Вот!!!

— Сказала, но в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, а сейчас шестнадцатый!

— Ну, скажет. Придираешься, Змеюшка!

— Это не есть факт!

— Ладно. Мне надо хорошо отдохнуть! Снять напряжение. Сегодня вечером, я должна быть особенно хороша в холодности к мужчинам.

Света спрыгнула с дивана, прошла в соседнюю комнату и принесла оттуда огромную перину. Та была настолько большая и мягкая, что по паркету гостиной проволочился белый ком, из-за которого почти не видно было самой Светки.

Запыхавшись от усилий, она бросила её на диван. Полы халата разошлись, но Светка не обращала на это никакого внимания. Она пыхтела, или урчала, укладывая перину на диван, точнее накрывая его, словно кресла в кабинете Владимира Ильича белыми чехлами, в ожидании ходоков. От усилий её щёки покраснели, в преддверии блаженных мягких ласк прохладного льна наматрасника грудь заострилась сосками.

Все это Света проделывала без комментариев. Справившись с пушистым монстром, из-под перины, на свет, она вынула книгу с яркой цветной обложкой и плюхнулась на диван.

На глянце, полиграфии последнего десятилетия двадцатого века, а вовсе не первого, была изображена обнаженная, изогнутая в экстазе белокурая красавица и над ней, красноречиво начертано, «Дневник Мата Хари». Название, которое, что-то да говорило само за себя.

Медленно, увлажнив указательный пальчик на припухших губках и отыскав нужную страницу с загнутым уголком, свободной рукой Света подобрала полы махрового халата, зажав продолговатую кисть бедрами. Локоток другой руки — с книгой, уперся в перину, создавая телу изгиб — немного иной, чем был на обложке, но, в общем-то, схожий.

Сползание халата с плеча, оголение груди, смотрелось не менее эротично. Из-за разворота книги выглядывал лишь один глаз Светки, красноречиво говоря — какое-то время, дама хочет побыть одна...

— А как же насчет тайны? — смущаясь как мальчишка, спросил Змей.

— Самой, самой? — мурлыкнула Света, прикрываясь романом и делая паузу.

Из всех её эмоций Полозу были видны: левая сторона груди, слегка колыхнувшаяся при выдохе, объятая обнаженными ножками кисть руки и русскоязычная печатная версия «Секс-клуба Банан» жития Мата Хари Маркуса Ван Хеллера.

Полоз кивнул.

Затуманив глаза поволокой, она нетвердо добавила:

— Отложим, Змеюшка. До следующего принятия ванны...

— Учти, Мата Хари ещё не послала воздушный поцелуй своим палачам. Света, мы в шестнадцатом году и если данная публикация попадет к французам, в её смерти виновата будешь ты. Теряешь границы реальности.

— Не теряю. Сейчас август. Маргарета Гертруда Залле или, попросту, Мата Хари уже явилась в спецслужбы Франции, предложив им свои услуги. Кстати в книге Ван Хеллера они одни, а по официальной версии — другие, или почти другие... Меньше подробностей.

— Нравится то, что читаешь? — неожиданно выдал он, видимо, вопреки её желанию, не собираясь уходить.

— Не то чтобы, но отвлечься помогает...

— От чего?

— Змеюшка, не мешай!!! Самый такой момент...

— Какой ещё момент?!

Света отклонила книгу, освободила от бедер руку, приложила её к губам, томно вдыхая ее запах, и, через еще одну, маленькую, но многозначительную паузу, почесав кончик носа, ответила:

— Такой!!!

— Какой?!!

— Хочешь, я вслух прочитаю? — проворковала она, меняя интонации, и, не дожидаясь ответа, зачитала:

«Мир для нас перестал существовать. Это было как во сне, когда руки Питера нежно и осторожно снимали с меня одежду. Я лишь помню, что, чем холоднее было моей коже, тем горячее становились его поцелуи. Они покрыли меня, как самый тонкий мех, они поглотили меня, как летний дождь, я ощущала нежное прикосновение губ по всему телу, которое жаждало этих поцелуев, как иссушенная зноем пустыня жаждет спасительной влаги».

— Светка, ты меня удивляешь!

— А то!!! Не далее, как вчера, просматривала у наших авторов — романистов-затейников, про богатырей. Никитич, Попович, Муромец и всё такое.

— Какое?

— А... Ну ладно, Ильюша стар. Алеше, вроде как, статус, по батюшке-попу, не позволяет, но Добрыня! Девица степная, принцесса Шамаханская, прелестями прямо на него себя кажет! И так и этак обернется. А он! Вроде и не мужчина... Вздыхает, что жить две седьмушки и осталось. Змей Огненный ему предсказал смерть скорую! С того, Добрыня брани и ищет — не до девиц. Забросила такой роман! Вот...

Полоз подошел к Свете и, забирая книгу, спросил:

— И ты в это веришь?

— Про Змея Огневика? — мурлыкнула она и облизала губы кончиком язычка, позволяя себе расстаться с чтением под усилием Полоза. — Не очень, но в остальном... Случаем, не ты Змеем был?..

— Не я...

— А как насчет девицы?

Света распахнула руки. Перина, которую она с таким усердием укладывала на диван, предательски соскользнула — Премудрая Медведица съехала на пол, потянув за собой и Полоза.

Запутавшись пальцами в атласной ленте-галстуке, Светка что-то шептала о том, что брякнула Киту, тогда, в автомобиле, про шестнадцатый год, что он на исходе и следует поторопиться. Зачем он, так хитро завязался бантами... Господи, ещё эта жилетка, манишка...

В ответ Света слышала горячие дыхание Змея, отрывистые слова: «гостиница», «диван», «банально», «опасно» «нельзя»... на которые шептала ему на ухо: «Льзя, Змеюшка, льзя!». Так и не развязав ленты на его шее, она уже срывала с желанного, долгожданного мужчины рубашку...

Широко распахнутыми зрачками и капельками слезинок счастья на ресницах, Света встретила его в себе, почувствовала всеми клеточками возбужденного тела. Рот жадно приоткрылся, ловя губы любимого. В невероятном забытье, она, то царапала, то поглаживала спину Змея. Скользила ладонями вниз, подушечками пальцев ощущая на его ягодицах перекаты мышц. На какой-то миг они напряглись, стали просто железными и Света почувствовала, как он жарко содрогнулся внутри неё. Сначала робкое, трепетание любви усилилось резко, толчком, проходя по телу Змея мощной рябью, словно волной по водной глади, захватывая в расходящиеся круги и её трепещущее тело.

Глаза Светки залоснились, поволока наслаждения, томно, сомкнула веки, отражаясь на лице непроизвольной мимикой блаженства. Губы пересохли. Ей казалось, что жар Змея поселился в ней навсегда, достигнув самого сердца.

На миг, Света выпустила его из объятий, — выгибая ладошки, растопыривая пальцы рук. Всё вокруг кружилось и переливалось в радуге, заставляя стонать, — прерывисто, до крика. Полоз немного откинулся, давая свободу её конвульсивным движениям. Но, не отпуская, она прильнула к нему, лихорадочно дрожа всем телом и переходя на глубокое дыхание носом...

Постепенно паркетный пол, перина, диван, секретер приобрели расплывчатые очертания.

Света легонько куснула Полоза за нижнюю губу и произнесла:

— Змеюшка...

— Да...

— Мы ведь не нарушили Законы Времени? Всё, как я Киту и сказала: «Между первой и второй революциями!».

— Для этого мы здесь?

— Не знаю!.. Возможно, я ещё не беременна. Надо бы повторить.

Полоз потянулся к ней готовый к исполнению. Задумчивый «Мыслитель» Родена неожиданно превратился в неуемного воспроизводителя себе подобных, который, думать вообще не собирался, предпочитал действия. Но это уже было не в планах Светки, и она его тихонько отстранила.

— Не сейчас. А сарматки тебе не зря покланяются, Змеюшка.

— Ревнуешь?

— Немножечко. Вот столички!

Света отделила ноготком большого пальца верхушку указательного.

— А как они тебе покланяются?

— Храм цветами украшают. Песни поют. Танцуют.

— И всё?!

Света подозрительно сощурила глазки.

— Тебе лучше знать.

— Это почему же?

— Ты главная жрица...

— Я?!!

Полоз повернулся набок, приподнимаясь на локте, широкой ладонью подпер голову, и утвердительно моргнул, на секунду прикрыв ясные очи, проговорил:

— Асвет, главная дева-жрица Храма Золотого Полоза.

— Так уж и дева?!

— Её муж — Золотой Полоз. Она предназначена Божеству. Не один смертный мужчина не смеет дотронуться до неё.

— А... Тогда понятненько...

Света прильнула к нему, поцеловала и, незаметно, провела рукой по волосам, отражая от ладошки маленькую искорку синеватого цвета.

Голова Змея откинулась обратно на перину, и он издал нечто подобное богатырскому храпу, который может развеять только рассвет следующего дня.

Вообще-то, как и всякую женщину, Светку, так и распирало поболтать в объятьях любимого. Понежиться и рассказать все-все тайны своего навсегда ушедшего девичьего ощущения мира, но время тикало к вечеру. Её ждало общество суфражисток. Приглашение от мадам Голесницкой лежало на столе, и среди мужененавистниц Полозу было не место.

Поднявшись, Светка взяла с пола отброшенную книгу — «Дневник Мата Хари», открыла на странице, где написано «Издательство «Эхо» 1992 год» и, загнув большой уголок, в полстраницы, положила рядом с любимым.

Довольная и счастливая, она оглядела себя, поморщилась, показала язык спящему Змею и побежала в ванную — кочегарить титан, достижение конца девятнадцатого века.

— Ну что, Мата Хари Светка? — проговорила она, обращаясь к зеркалу уже одетая, разделяя иголочкой накрашенные ресницы. — Надеюсь, тебе не придется посылать воздушный поцелуй своему палачу.

Светка стала женщиной — это необыкновенное чувство обновления переполняло её. По крайней мере, былые страхи, умереть девственницей, остались в прошлом или будущем...

В Законы Времени лучше не вникать — свихнешься. И это она помнила, но как истинная дочь Создателя не выполняла...

Пронзительным звуком клаксона, пугая встречного обывателя заснувшего по дороге из трактира прямо на ногах, Сапфир, в образе Руссо-Балта, подъехал к трехэтажному дому номер «двенадцать» по улице «Мещанской». К чугунным воротам с птичками, и осветил их круглыми фарами.

Света не стала оригинальничать. Перебрав гардероб-косметичку, она остановилась на зеленой юбке и жакете по лекалу офицерского кителя в талию, с желтым воротничком и такого же цвета полосками по бортам, над кармашками. Стиль «милитари» начала двадцатого века, на её взгляд, наиболее подходил к цели выезда и был весьма удобен в управлении автомобилем.

А самое главное, он Светке нравился. Хорошо смотрелся на худощавой фигурке. Подстриженные, челюстью монстра из Тартара, свои каштановые волосы, она лишь подровняла в каре, подкрутила височки и украсила головку вуалеткой с брошью в виде садившегося на воду черного лебедя — карбонадо в семьдесят два карата с сорока семью гранями, и желтыми сапфирами на белом золоте.

Встретил княгиню управляющий Кругликов. Исидор Аполинаревич, словно попугай, произнес княгине дежурные комплименты, которые она уже слышала. Не удосужившись даже поменять местами лесть, покрытую прошлогодним мхом, он проводил Светку на собрание местных суфражисток, открыл перед гостьей двойные двери и остался за ними.

Расположенный в левом флигеле здания зал малой гостиной был заполнен табачным дымом, словно там находился карточный клуб, до отказа заполненный джентльменами с тлеющими гавайскими сигарами во рту.

Через пелену ароматного табачного смога, проглядывались одутловатые лица представительных дам в бесформенных одеждах-мешках с широкими поясами, огромными бантами — повязанными спереди, словно женщины были обременены узлами верности у врат детородства. На головках у них, как по договоренности, сидели одинаковые шляпки, нечто вроде головного убора захудалого индийского раджи, украшенные куриными или гусиными перьями — ярких цветов краски «Делюкс», с претензиями на оперение экзотических птиц.

Лишь мадам Голесницкая — Света узнала её без особого труда, — была в трехслойном платье.

Разного цвета материя, одна короче другой, елочкой, плотно облегала её стройные ноги, талию и грудь. Волосы прикрывала широкополая шляпа, а между указательным и средним пальцем правой руки, она держала длинный прямой мундштук из слоновой кости, с тлеющей сигаретой на ободке из золота.

К высокому потолку обильно пускали сизый дым все, без исключения, присутствующие дамы словно собрались на сестринский перекур после тяжелого трудового дня в монастырских угодьях, но мадам Голесницкая курила изыскано, по-женски кокетничала, остальные же шабили, как солдаты на привале.

Впрочем, полагая, что попала в какой-то карточный клуб, Света не так уж и ошиблась. Суфражистки, в основном женщины бальзаковского возраста, словно гарпии кружились вокруг стола с разложенными на нём картами Таро — «рубашками» вверх. Открывая их по одной, они яростно обсуждали каждую вытянутую кем-то судьбу.

Вид гадания, по одной карте только Старших Арканов, у знатоков ворожбы на картах Таро считается самым верным, но толковать их можно было по-разному, как и сон падишаха, чем и занимались солидные дамы, находясь в сигаретном дыму, как в тумане.

Когда зашла Света, они немного отвлеклись на неё, чисто в рамках приличия. Поочередно, принимая приветствия, она направилась к хозяйке дома, словно айсберг к «Титанику». Или наоборот — столкновение покажет.

— Здравствуйте, милочка! — с замершей на лице улыбкой, встретила княгиню Кострову Голесницкая и произвела обязательные чмоки, не касаясь губами щёк гостьи. — Как раз ваша карта только и осталась на столе не поднятой. Переверните, а потом, мы побеседуем. Полагаю, будет о чём.

Света не стала противиться. По сути, для этого она и пришла. Как и следовало ожидать, её карта оказалась «Дьявол». Увидев пятнадцатый Старший Аркан — нависшее над обнаженными девушкой и парнем рогатое чудище в отблесках огня, мадам Голесницкая приблизилась к Свете, почти вплотную, и жадно втянула ноздрями воздух.

— От вас обворожительно пахнет мужчиной, милочка! Этот запах ни с чем не перепутать. Но любовь лишает нас силы, не так ли?

— А какая карта выпала вам? — ответила Светка, вопросом на вопрос, краем глаза замечая — собрание суфражисток замерло в восклицательных позах, несколько возбужденных на поднятие княгиней со стола карты с характерным названием «Дьявол». На волне возгласа: «Какой ужас!» они превратились в экспонаты музея мадам Тюссо.

— Это имеет значение? — спросила Голесницкая, отнимая от своих ярко накрашенных губ мундштук и выпуская дым.

Отдать ей должное, она оказалась не настолько вульгарной, чтобы пустить его в лицо Светки, но ситуация накалялась, к тому же интенсивно видоизменялась.

Суфражистки исчезли. Не в меру задымлённая дымом сигарет, но опрятная, богато-обставленная зала малой гостиной, трехэтажного особинка на «Мещанской», превратилась в комнату заброшенного здания за номером «двенадцать» на улице «Девятого января». Сборищем разного хлама, от старой ржавой панцирной кроватной сетки, на которой они с Веркой любили прыгать, до каких-то битых фарфоровых пластинок, грамзаписи «Грампласттрест». По иронии судьбы, на одной из них была надпись: «Русская народная песня "Шумел камыш, деревья гнулись"».

В оконные проёмы, без рам похожие на пустые глазницы, заглядывал август одна тысяча девятьсот девяносто второго года. Разливаясь запахом разведенного присадками бензина и скрипом несмазанных петель двери ларька «Союз Печать», куда налысо бритые коммерсанты в турецких кожаных куртках заносили ящики с пивом и коробки чипсов. Под подоконниками малой гостиной появились радиаторы разбитых батарей, к одной из которых была пристегнута, Света, наручниками.

— Пятнадцатый Старший Аркан «Дьявол», — с жутковатым смехом, объявила мадам Голесницкая. — Картам Таро нужно верить, милочка!

Тем временем, мундштук в руке мадам растворился вместе с сигаретой, превратившись в перстень из белого золота со смеющейся Саламандрой на черном агате.

Надевая его на средний палец правой руки, она добавила:

— А что «Дьявол» толкует: «Предупреждение судьбы. Похоже, что вы стремитесь к ложной цели. Ваша мечта — совсем не то, что вам по-настоящему необходимо. Что заставляет вас так себя вести? Жажда блеснуть? Ложное чувство собственной значимости? Попробуйте взвесить всё, и если поймете, что цель и вправду не ваша – откажитесь от неё, пока не поздно. Иначе в следующий раз Диавол может выпасть вам и перевернутым».

— Следующий раз? — вопросительно, сморщила носик Света.

— Вы правы, он уже перевернут. Вы хотели нарушить Закон Времени. Помешать зачать мне самого себя, в образе офицера — дедушки врача-педиатра Генриха Карловича, маленький адюльтер с мадам Голесницкой, но вы опоздали. Карта Старших Арканов «Влюбленные» выпала мне вчера, милочка.

— Стало быть, акт монолюбви всё ж состоялся. Вот, блин!

— В какой-то степени да. И можете меня поздравить — я беременна! Кстати, — вы тоже! А ведь Змей знал — всё закончится фиаско, и не устоял. О, как от вас пахнет мужчиной!

Голесницкая снова втянула ноздрями воздух, но, кроме дурманившего запаха, шедшего от Светы, в расширившиеся ноздри мадам, видимо с улицы, в ее легкие попали испарения разведенного бензина и испражнения гуляющей на трёх лапках собачки, возле забора.

Она поморщилась.

— Поэтому, Змеюшка так сопротивлялся?! — скорее себя, чем её, спросила Света.

— Да, милочка, да!!! Но сейчас — это уже неважно, — заключила мадам. — Выступив против Закона Времени, вы потеряли силу. Минут на десять, но этого хватит, чтобы с вами расправиться.

— Вы будете меня пытать?

— Зачем?.. Да и чем?

— Полагаю, горячим утюгом. Приковали меня наручниками к батарее, а где орудие пытки, в духе времени?

— Вы прекрасно знаете, милочка, что в доме номер двенадцать по улице «Девятого января», в переходном годе, от социализма к капитализму, нет электричества. Да и утюг — весьма примитивный метод. Как особо приближенная к Хаосу персона, этим методом, я предоставляю пользоваться нижнему звену. Так сказать офисному планктону из смертных. Но, в вашем случае, Закон Времени всё сделает сам.

— Полагаете?

— Скорее располагаю, некоторым сведеньем. Сейчас в эту комнату — поскакать на кроватной сетке, забегут две очаровательных девочки. Одна из них — та, что постарше, Вера Кустодева, а другая, как вы уже догадались — Света Переверзева, двенадцати лет. Хотя нет, до двенадцати ей ещё тридцать два дня. Думаю, не стоит описывать, что с обеими Светками станет, если они случайно встретятся в одной временной точке. Посмотрела бы с удовольствием, да неприятная, скажем, даже жуткая картина, может отразиться на будущем моего малыша.

— Разве не знаешь, набор человеческих тел? Что из яиц кобры, выводятся только кобры! — бросила ей Светка, внутренне сжимаясь в маленького охотника на Нагайну.

— Это знаете вы, Светлана Переверзева, и тем хуже для вас. Есть о чём подумать, последние мгновения жизни. Прощайте, милочка, меня ждут на слете суфражисток. «Женщины — против!». «Ни Бога, ни Хозяина!».

Мадам взвилась сизым дымком и исчезла. Время пошло на отсчет. Десять минут! Попытка избавить правую руку от наручников, — силой мысли или перевоплощения освободиться от радиатора батареи, ей не удалась.

Ну что ж, Света, ты же мечтала стать обыкновенной женщиной? Любить и быть любимой! И ты ей, ненадолго, но стала. Совсем ненадолго. Девять, восемь, семь...

— Змеюшка! Ты где? Ау!!! — спросила Света, но её слова потонули в горе мусора.

Когда Полоз очень был нужен, его всегда нет! По щеке одиноко потекла слеза, не утирая ее, она пропела:

«Забирай меня скорей, увози за сто морей

И целуй меня везде восемнадцать мне уже.

Забирай меня скорей, увози за сто морей

И целуй меня везде я ведь взрослая уже»...

Замолчала, слушая страшившую её тишину. Ответа не было. Только время, неумолимо, тикало — шесть, пять четыре...

За стеной, нарастая, послышался заливистый смех Верки. Что-то упало — звеня осколками битого стекла, и Рыжая Сонька, Версофия, как всегда, произнесла свое коронное «Бац!».

Три, две...

Света зажмурилась, это всё, что она могла сделать. Пошла крайняя минута...