Часть первая. Дочь Большой Медведицы.

Глава шестнадцатая.

По проселочной дороге, в сторону барской усадьбы, пробежала легкая одноместная пролётка с впряженным в нее пегим, ближе к белому рысаком.

В возке сидела худенькая большеглазая барышня в длиннополой юбке, собранной многими складками на талии, и в глухом, под самый ворот, жакете вишневого цвета с рукавами «виктория». Каштановые волосы дамы были спрятаны под шелковый капор с вуалеткой.

На козлах восседал кучер в кафтане турецкого покроя — без воротника и пуговицами левого ряда. На его голове возвышался картуз с маленьким околышем. Почесывая окладистую бороду, он помахивал сыромятным кнутом с оплёткой деревянной рукояти, но бить рысака не бил.

— Сейчас, барышня, вас мигом доставим! — приговаривал кучер. — А как же! С этого мы постоянный доход имеем, да уважение. Моя пролетка на всю округу славна.

— Может, хватит лицедействовать, Змей! Мало того, что, по твоему змеиному совету, я вырядилась, словно Джейн Эйр! На пролетке трясет и грохочет, как в стиральной машине, так еще он — «Доход имеем!». И бороду убери, моджахед!

— Без бороды нельзя, Свет, — ответил Полоз. — Какой же я кучер без бороды! А что касается платья — твой гардероб-косметичка, — пеньюары и вечерние наряды конца двадцатого, для середины девятнадцатого столетия не годятся.

— Не трогай Сапфира! Он и сам дорогу знает...

— Я и не трогаю. Кнут только для вида вскидываю.

— Так, нет же никого!

— Вон мужики на телеге едут.

Насчет мужиков Полоз, конечно, преувеличил. По самому краю небольшого пшеничного клина ехал старик, понукая савраску, да на возу сидел мальчонка, лет десяти. Зато поодаль, спасаясь от полуденного зноя, в озерце лимана омывались две дородные бабы. Видимо, проведя в поле, на жаре, много времени, они абсолютно не стеснялись, — стояли совершенно голые и плескали воду друг на друга. Их не волновал проезжающий мимо старик с тинеиджером в телеге, а вот бородатый кучер, давно миновавший пубертатный период, явно бабёнок заинтриговал. Та, что моложе, приметив пролётку, нагнулась, бесстыже выставляя свою красоту на осмотр.

— Змей! — обратилась Света, заставляя Полоза отвести от лимана взор. — Зачем, мы Глашу с Китом отправили сюда чуть раньше?

— Во-первых, нужно было убедиться всё ли в имении в порядке. Как прислуге, Глаше быть незаметной намного легче чем нам...

— А во-вторых?

— Кит сам вызвался Глашу сопровождать.

Света знала о стремлении Глаши, и даже, где-то в глубине сердечка, тайно желала отправить ее в усадьбу с Китом, предварительным десантом. Но сельская витринная до простоты картина, богатая женскими формами, заставила её принять экстренные меры по фокусированию Змея исключительно на своей вуалетке.

Пары вопросов вполне хватило. Сапфир пронес их дальше, оставляя купающихся баб в стороне. Дорога повернула к реке, прошла по высокому берегу и спустилась к наплывному мосту. С той стороны была видна усадьба.

Полоз остановился.

— Долго ты ещё парить меня будешь в этой английской сбруе? — возмутилась Света. — Жара несусветная! Лучше бы, я не княжна была, — деревенской девкой всё ж куда легче. Купайся голой на людях. Между прочим, верхами, мы бы уже на месте были и чай пили!

— Неможно сие, барышня! Для путешествия женского пола благородной крови обязательно пролетка полагается. Верхами, только сельские девчонки с мальчишками в ночное ездят.

— Опять?!

— Почтовая с того берега едет. Вон, видите? Барышня!

К реке действительно летела лихая русская тройка, заливисто звеня знаменитыми поддужными колокольчиками Валдая.

— И что из того?

— Мост наплывной, узкий, а почту, согласно государеву указу, полагается пропустить. Я из-за вас дохода могу лишиться. Извоз меня и кормит и поит. Без него беда мне, барышня.

— Змей!!! Убью...

— Вы созданы, чтоб созидать.

— Ах, ты...!

Света не успела договорить. Сбавив ход, на возке с впряженными тремя холеными скакунами, на мост заехал уездный почтарь и приподнял в приветствии картуз.

— Наше с уважением, тебе Пётр!

— И тебе, Иван, с превеликим...

— Кого везешь?

— Барыню Ольгу Павловну Кострову. В имение...

Почтарь миновал мост и натянул вожжи.

— Тпру! Стоять, залетные!!!

Остановив лошадей, он, спехом, спрыгнул на землю, приминая дорожную пыль сапогами из красной юфти.

— Доброго полудня вам, княжна! Здоровья и расцветания! Вы-то мне и нужны! Третий раз по указанному адресату пакет вожу, а получателей все нет!

— Меня?! Третий раз?

— Вас, княжна! В первый-то раз, ехал я в имение до вашей родной сестры Версофии Павловны, но управляющий сказал: она ещё зимой подала на розыск беглой крепостной девки Глашки, а сама отбыла из усадьбы в стольный град. Вроде как, на поиски своего брата, что бесследно пропал с экспедицией географического общества в Китай. Еще он сказал, что Ольга Павловна должна скоро быть, но пока не приехала. Во второй мой приезд, вас опять не было. И в третий... Ну, слава Богу, хоть сейчас не разминулись!

Света слушала и мрачнела, с каждым словом Ивана. Змей тоже, видимо, не ожидал таких новостей. Он обошел Сапфира, поглаживая и делая вид, что больше озабочен, как бы лошадь жаром не напекло.

— Какой пакет? — выдохнула Света.

Встреча с Верой и братом, Китом, Глашей, — банька с березовым веничком, купальный домик у пруда усадьбы, чай из самовара в беседке, — всё это отодвигались на весьма долгую перспективу. Откладывалось лет на полста, а может и больше, только в какое столетие, Света пока не знала.

— Государственный пакет! Из стольного града. От самого энто Санкт-Петербургского Географического общества послан. Большой, видно, важности. Когда мне его почтмейстер вручал, расписку велел взять, — от кого-либо из княжеской семьи, но взять обязательно. Так я сейчас скоренько перышко да прибор чернильный подам. Уж черкните ручкой, проявите милость. Спасите меня от беды какой. Честно слово, третий раз уж к вам в имение жалую и всё с пустым обстоятельством.

— Конечно, конечно. Несите. Я распишусь.

Иван обернулся быстро. Света даже не успела выработать стратегию, под каким углом при написании держать гусиное перо. В голове нарисовалось нечто похожее на творчество Александра Сергеевича Пушкина, вид исписанных на полях страниц, — оттачивание слога в муках и терзаниях. У Светки в голове выглядело это не так изящно, но тоже правдиво — на гербовой бумаге вокруг шеи молоденькой женщины в капоре свернулся в Коло Змей в картузе ямщика, и кляксы. Всюду кляксы...

— Вот, княжна, у меня все уже предусмотрено, чтобы ненароком ручку не испачкали, — проговорил почтарь, тем временем положив ей на платье, чистый, расписанный петухами рушник и поставив на ее колени маленький столик со встроенным в него прибором для письма. — Я и перышко вам обмокну, только черкните.

Света взяла перо. Черкнуть, оказалось не таким уж простым делом. Противная капелька чернил устремилась на бумагу, оставалось только выдохнуть Веркино «бац», или хоть что-то ковырнуть на листе.

«Поверни к себе срезом и чуть наклони перо от себя...», — раздалось в её голове, в самый последний момент, когда княжна была готова расписаться в своей безграмотности крестьянским крестиком.

Света поджала нижнюю губку и, словно первоклассница, усердно выполнила указание. Капелька чернил, секунду назад спешившая испортить ей репутацию благородной дамы, застыла у самого кончика пера...

«Змей! А чуточку раньше с советом, ты меня посетить не мог? Обязательно всё доводить до предоргазменного состояния?!», — ответила она мысленно.

«Это как?»

«Так!!! Диктуй дальше...».

«Теперь прижми кончик пера к бумаге, держа его чуть в сторону и немного на себя. Расписывайся. Только не забудь, что ты княжна Кострова, а не Переверзева»

Света так и сделала, выводя: «Получено» и «Кострова», вензельком на первой букве «О» — Ольга Кострова.

— Получите и распишитесь, — довольно мурлыкнула она, завершая роспись, и улыбнулась Ивану.

— Вот и славно, Ольга Павловна! Прямо гора с плеч. Как это вы сказали: получите и распишитесь? Надо запомнить. Только, с вашего разрешения, добавлю — соблаговолите расписаться.

— Хорошо. А пакет-то где?

— Не извольте беспокоиться, барыня. Туточки он. Штемпельный куверт. Получите и благодарствую, — Иван подал пакет. — Штемпель указует, что пошлина за доставку уплачена.

Света взяла проштампованный конверт. На нем, в место привычной с детства марки с Юрием Гариным или ещё с кем, стоял круглый чернильный оттиск и год. Ужас! На штемпеле значился одна тысяча восемьсот сорок шестой!

От жары, в покрытой капором, плотного шелка, голове, мозги просто закипали. Княжна чуть не крикнула вслух, но вовремя поймала «неворобья», прикусив губу до крови.

Иван почти мгновенно собрал письменные принадлежности, рушник и уже кричал коням: «Но-о-о, залетные!», растворяясь в полуденном мареве и дорожной пыли.

Полоз запрыгнул в пролетку и платком собрал с её губ кровь, нежно промакивая.

— Успокойся, Света!..

— Похоже мы опоздали, Змеюшка! Опоздали на целый год!

— Этого мне следовало ожидать! Слуга Хаоса не так-то прост. Газетой, он пригласил нас в барскую усадьбу и разметал во времени.

— И где теперь мой брат, Вера, Кит, Глаша?

— Не знаю. Надо подумать, где отыскать новую ниточку...

— Думать?! Ты полагаешь, что в этой сбруе викторианской эпохи, я еще способна думать!

— Так! В имении, нам точно делать нечего. Надо свернуть с дороги и прочитать, что прислали княжнам Костровым из Географического общества.

— Не дам! — Света прижала пакет к груди. — Пока не привезешь меня в укромное место к реке! Мои силы на исходе, Змей! И Сапфира тоже...

Полностью разделяя мысли хозяйки, жеребец мотал головой пытаясь спрятаться от палящего солнца, но даже малой тени нигде не было.

— Купаться! — проговорила Света, под кивание коня. — На год опоздали, один вечер ничего уже не решит!

— Я вам не могу выдать купальник, Света! С вами, я и так, то и делаю, что нарушаю законы времени! В середине девятнадцатого столетия девушки благородной крови купаются обнаженными, отдельно от мужских глаз. Но и этого, я вам позволить не могу! Если Эскулап Бездны и нас разъединит, то Углы Неба рухнут.

— Плевать...

— На Углы Неба?

— На предрассудки! Скорее найдите какой-нибудь дикий пляж! Маленький и одинокий, подальше от деревни, клина пшеницы и двух бесстыжих селянок, и пакет Географического общества ваш, Змей!

— Вы так говорите, Света, как будто судьба своего брата вам совсем безразлична.

— Еще немного и я начну думать, что судьба Двери безразлична её Хранителям! Змеюшка! Я сейчас умру!..

Сапфира подгонять было не надо. Как только Полоз определился на козлах, спасаясь от солнца, жеребец рванул с места.

Плес, на который, поплутав леском, скатилась с дороги пролетка, был великолепен. Зеленоватые волны реки маняще выкатывались на горячий песок и отбегали назад. У самого берега, на излучине, расположился огромный гладкий валун голубоватого цвета с выемками, наполненными утренними росами. Несмотря на жар дня, вода на нем не испарилась. Непонятно откуда взявшийся странный камень, придавал данному месту ощущения дикого и в тоже время кем-то рукотворно спланированного пляжа для двоих.

Света изнемогала, она была готова прямо в жакете, юбке и капоре бросится в воду. Бубня сама себе под нос, убеждая свой внутренний мир, что сейчас не до приличий, она буквально содрала своеобразную шагреневую кожу из шелков, бархата и бросилась навстречу прохладной волне.

Пока Змей распрягал Сапфира, что тоже в нетерпении бил копытом, Света дважды переплыла небольшую речушку и вернулась к камню, маяча головой на поверхности воды. Живительная влага привела её в чувство, вернула игривость.

— Змеюшка! — ласково и немного загадочно мурлыкнула она, нырнув-вынырнув, блеснув попой. — Айда, купаться...

— Где пакет?

— Там остался, в пролетке... Ты что змей африканский?! Тебе в картузе не жарко?!

— Змеи существа хладнокровные, из семейства рептилий, — ответил он, совсем не оценив её кульбита с демонстрацией.

— Я заметила... Но, воду-то они любят!

Реплика снова осталась без ответа, Полоз вскрыл пакет.

Светке стало немножко грустно. Конечно, если бы он полез сейчас в воду — начал к ней приставать! Она бы обязательно стала отбрыкиваться, и скорей всего отбилась, но противный земноводный не дал ей проверить себя на девичью стойкость.

— Змей, ты глухой?

— Нет...

— Ладно, проехали! — буркнула она. — Читай, чего пишут?

— Пишут, уведомляя: Ваш брат, князь Владимир Павлович Костров, посланный в Китай от Российского Географического общества, нашелся. Жив и здоров, но, по некоторым причинам, пока вернуться домой не может...

— Почему?

— Письмо лишь уведомляет, Ольга Павловна, пояснять что-либо в Географическом обществе, вам или вашей сестре, видимо не сочли нужным.

— И Верка пропала...

Света вышла из воды. Прокручивая в голове: любовь это игра, ты убегаешь, — я догоняю, я убегаю — ты догоняешь, она подошла и присев, рядом, на козлы пролетки, сняла со Змея картуз, утерев его потный лоб мокрой ладонью.

— Светка!

— Чего, Змеюшка?

Полоз отвернулся.

— Ах, это смущает! — она припорошила свою наготу прядями каштановых волос и прильнула. — Иди, искупайся. Я не буду на тебя смотреть. Честно, честно!..

— Тут ещё пишут, что Елизар Чудинов, который находится при князе в Китае с отрядом казаков сопровождения, очень просит передать дяде сестер Костровых — Петру Игнатьевичу Полозову: отыскать некую Глафиру Андреевну. А где? Княжна Ольга Павловна об этом знает...

— Глашу! Я знаю?!

— Кит зря намекать не будет. Нужно отыскать Глашу. И ты должна знать, где она...

— А я не знаю...

— Подумай, Света!

— Хорошо, Змеюшка, как скажешь.

Света прильнула к нему, втягивая воздух носом.

Вообще-то, запашек был не очень, от Змея на версту разило потом, но ей было так приятно его вдыхать.

— Иди, купайся, замарашка, я подумаю...

Полоз спрыгнул с коляски. Скинул кафтан турецкого покроя — без воротника, пуговицами левого ряда, яловые сапоги и полосатые штаны. Его голая спина, и вид ниже, оказались перед глазами Светки, жадно ловящими каждое его движение.

Когда Хранитель Желтого Угла Неба предстал перед ней во всей первозданной красе, она совсем забыла, как думать и даже чем. Пульсируя истомой, её мысли забились там, где начинали расти ножки. Думать, она могла только об одном: «Если Змей хоть на секунду обернется, — умру сладкой смертью!».

Но коварный из коварнейших не обернулся. С размаху, он вошел в воду, мощными взмахами мускулистых рук покоряя и подчиняя себе реку.

«Думай, Светка, думай! — мысленно бичевала она себя, спрыгнув с пролетки и носясь по плесу, совершенно не заботясь о своей наготе. — Нудисты же не стесняются. Блин, о чем ты думаешь! Дура, дура! Кит сказал, стало быть, я знаю где искать Глашу! Но, я не знаю!!! Змеюш...».

Света оборвала свою мысль и замерла. Полоз выходил из воды, а за его спиной, в поле за рекой, огненным шаром пряталось солнце среди колосьев ржи.

Сказать, что это был Аполлон, стало быть, ничего не сказать. Змей был весь свит из мускулов, словно канаты, они вились по ногам, рукам, широкими пластами лежали на животе, вздымались на груди. Влага струйками стекала по этому великолепию, капельками висела на сосках-пуговках и ниже...

Света закрыла пылающее лицо, пряча в свои ладошки жар, что поднялся от бедра, заполняя огнем её щеки, но, пальчики рук сами раздвигались, позволяя глазам любопытствовать...

— Господи, я сейчас ослепну! Потеряю рассудок и не только его! — рухнув коленками в песок, крикнула она. — Пожалей, Змеюшка! Не сейчас!

— Ты вспомнила?

Вопрос Полоза вывел из окутавшего её сладкого дурмана. Света отняла ладони от лица и, снова подчиняя себе безвольно открытый рот, выдала:

— Какое там!.. Зайди, Солнышко, за камушек. Тогда, может и вспомню.

Змей скрылся за большим, голубоватого окраса валуном, лег на песок. Теперь, было видно только его ноги ниже колен. Света пристроилась к камню спиной с другой стороны.

— Ну... — послышалось от Полоза.

— Думаю...

— О чём?

— Вспомнила, как тебя в Индии рисуют. С многочисленными головами. Целой тысячей!

— Похож?

— Нисколечко. У тебя одна голова. Нет, — две! Вот, если бы индусы тебя в своей Камасутре разрисовали каким ты есть... Постой, я вспомнила!

— Я не сомневался.

— Прямо-таки и нет?!

— Если ты начинаешь думать головой, без всяких там идуиских фантазий, тогда всё сразу налаживается...

— Ой, ой, ой! Думать, головой!

— Ну, так, что мы вспомнили?

— Дом, в котором мы устроили офис, на улице «Девятого января»! Сейчас, сейчас!.. До революции — по «Мещанской»...

— Какое отношение, это имеет к Киту?

— Глаша!.. Точно! Глафира Андреевна... Она построила на свои деньги дом по улице «Мещанской», и сама куда-то пропала. А в шестнадцатом году купчая на здание оказалась у мадам Голесницкой, которая устроила в нём бордель.

— Дальше...

— Не торопи! Не справочник. Сама мадам Голесницкая укатила в Париж, и, кажется, так больше и не вернулась. Через год начались вихри враждебные и всё такое! Но, перед отъездом, она велела управляющему, завести туда девочек, под красный фонарь, и разрисовать его стены вжопись, то есть в очень модном тогда эллинском стиле, как сказала Верка, рассматривая эти художества в старом полуразрушенном доме: «Камасутра отдыхает!»

— Причем тут Вера!

— Верка умница! И не спорь со мной! Иногда, и со стен информацию собирать полезно! В детстве я читала об истории дома по «Мещанской» в книге местного краеведа, но мне и в голову не пришло...

В запале эмоций, Света заглянула за камень, округлила глаза и быстро откинулась назад. Змей лежал на спине, раскинув мускулистые ноги. Поморщив любопытный носик, она немного подумала и снова его высунула. Ойкнула и опять спряталась. Украдкой, одним глазиком, поглядев ещё разок.

— Господи! — почти простонала Света.

— Ты продолжать свою мысль думаешь?! — проворчала из-за камня Светило.

— Думаю! В общем, та девушка из далекого прошлого, красоте волос которой, я в детстве завидовала — Глаша.

— А как фамилия краеведа?

— Чудинов...

Света снова вскинулась из-за камня, встретившись глазами со Змеем и столкнувшись с ним носами.

— Кит!!! — почти одновременно вскрикнули они.

Наклонив голову, Света дотронулась прокусанными до крови устами до губ Полоза, ойкнула, и спряталась за валун.

— Змеюшка!

— Да...

— Это ничего, что мы вот так, голышом? Лежим на песочке, а рядом усадьба. Люди...

— Я остановил время. Нам надо поспать. Завтра предстоит новый переход во времени.

— Ну да, ну да. Тогда я пойду, ещё искупнусь.

— Иди...

Света соскочила и, сверкая розовыми пятками, понеслась к Сапфиру. Только сейчас она заметила, что в вечернем небе завис орел. Он не парил, а висел, остановленный Змеем в полете с разрытыми крыльями.

Света вдохнула. Подойдя к коню, она шепнула ему на ухо:

— Пошли купаться, Сапфирушка, и кататься. А Змей пусть спит...

Когда она запрыгнула на жеребца, обхватив его под ребра голыми ножками, он будто только этого и ждал. Вошел в реку, мощной грудью рассекая волны.

Света раскинула руки и пропела:

«Сердце подурачится,

Cпоет навзрыд,

И хочется, и колется,

И хочется, и колется,

И хочется, и колется,

И мамка не велит....

А вот они условия!

А вот она среда!

А впрочем для здоровия

Полезны холода...»

В общем-то, про «холода» ей думать сейчас совсем не хотелось, и она добавила:

«А впрочем, для здоровия

Полезно иногда...».