Действительно, ничего в его ощущениях не изменилось.

Он сидел рядом с раскинувшейся на ложе Анейей. Её короткий дорийский хитон сбился вбок и не скрывал ни роскошную грудь, ни темнеющую впадину пупка. Гладко выбритая промежность и набухшие лепестки не остывшей от прежнего, но уже приоткрывшейся навстречу новому наслаждению орхидеи манили взор. Из глубин божественного цветка сочилась сперма. Одна нога женщины свисала с ложа, а другая была закинута на спинку. Своё одеяние, богато украшенное аппликациями из золотой фольги, Деметриос сбросил на пол.

Рядом застыл темнокожий раб-нубиец, принесший вино и сладости. Обеими руками слуга держал серебряный поднос. Неподшитый подол короткого хитона спереди сильно топорщился, ибо юноша узрел прелести госпожи и обонял возбуждающий аромат недавнего совокупления.

Принимая у нубийца мастос* с густым критским вином, Деметриос отпустил щелчок по оттопырившему ткань члену.

— Невыдержанные у тебя рабы, прекрасноокая, — с усмешкой попенял он Анейе. — Что значит дом без твёрдой руки... Распустила ты их, женщина!

— О, не будь так строг, любимый, ко мне и к юноше-девственнику. Этот новый раб, стоивший мне целую мину золотом, весьма искусен.

— Юн, но уже искусен? Интересно, в чём?

— В увеселении. Он меткий стрелок!

— Ты доверяешь оружие рабу? Безумная женщина!

— Что ты, любимый! Мы обходимся без оружия, — рассмеялась Анейя. — Смотри и веселись! Тха, порадуй господина своим умением, — велела она нубийцу.

Раб опустил поднос на мозаичный пол и снял хитон. Из одежды на нём остался бронзовый ошейник. Фаллос приличного для юноши размера стоял почти вертикально. Тха повернулся к хозяйке и завёл руки за спину. Анейя поднесла мастос к губам, сделала глоток вина. Свободной рукой коснулась своей орхидеи, развела пальцами лепестки сверкающих влагой губок. Потянула ладонь кверху. Там, где сходятся губки, из-под капюшончика выглянула розовая мордочка клитора. Она пропустила его между средним и безымянным пальцами, начала двигать ладонью вперёд-назад, зачерпывая из глубин распахнутой орхидеи обильный нектар.

Застывший нубиец пристально и жадно смотрел, как ублажает себя прекрасная госпожа. Деметриос, чья собственная плоть от увиденного тоже окаменела во мгновение, был готов поклясться, что фаллос слуги вытянулся ещё на пару пальцев! На вершине тёмно-коричневой головки одна за одной возникали прозрачные капли, расплывались по ней и двумя сверкающими ниточками тянулись вниз. Мрамор пола украсила лужица.

По недвижному телу раба прошла волна дрожи. Анейя отпила вина и, держа мастос у самых губ, наклонила в сторону Тха. Его мошонка подобралась кверху так, что превратилась в утолщения по обе стороны основания фаллоса. Юношу снова встряхнуло. Он вывел из-за спины руку, одним движением направил член и выстрелил. Порция семени, пролетев локтя три, угодила на полураскрытые губы Анейи. Вторая попала внутрь мастоса. По чёрной стенке сосуда белая масса сползла в вино. Следующие выстрелы пришлись в самое яблочко. Сгустки спермы плюхались в мастос, расплёскивая напиток. Капли багровыми пятнами расплылись по белоснежному хитону госпожи. Анейя отвела от своей орхидеи ласкавшую её руку, и заключительные два залпа накрыли раскрывшийся цветок. Она круговым движением взболтала содержимое мастоса и отправила в рот. Облизнулась. Улыбнулась любимому.

— Ну как? Правда, этот юноша стоит своих денег? Бьёт без промаха!

Деметриос смехом и аплодисментами выразил восхищение. И признал:

— Любимая Анейя, ты приобрела забавного раба. Он развеселил и восхитил меня.

— Ты ещё больше восхитишься, когда убедишься, что его семя сладкое, как мёд!

— Как же я могу в этом убедиться?

Анейя пальчиком указала на стекающую по большим и малым губкам белую массу.

— Я оставила тебе немножко! И я хочу, чтобы ты приласкал мою орхидею. Я хочу кончить, мой базилевс!

Деметриос сделал знак рабу, чтобы подал полный мастос. Опорожнив сосуд, опустился на колени перед Анейей и прикоснулся губами к животику между пупком и уголком, где розовой горошиной выглядывал залитый семенем юного нубийца клитор.

Что такое раб? Говорящее орудие. Живой олисбос**. Просто вещь. Эта вещь похожа на человека? Внешне похожа — и только! Если из глины слепить браслет и выкрасить золотой краской, глина не станет настоящим золотом...

Дорожка поцелуев привела к сладкому — действительно, сладкому! — месту. От твёрдого горячего орешка, залитого не мёдом, конечно, но сладковатой, похожей на сливки жидкостью, Деметриос опустился ниже, проник в глубины меж трепетных лепестков, втянул их в рот целиком. Кончик языка, скользя вдоль ручейка из нектара любимой и семени нубийца, двинулся к пульсирующей звёздочке попки. От нежного прикосновения она расслабилась и пропустила язык внутрь. Любимая судорожно вздохнула. Мужчина вернулся к клитору. Неистовые ласки заставили Анейю в голос застонать и накрепко зажать бёдрами его голову. Не имея возможности вдохнуть, Деметриос из последних сил довёл любимую до феерической разрядки.

Придя в себя и отдышавшись, Анейя указала на юношу:

— Смотри, любимый, его жезл несгибаем! Стоит, как ни в чём не бывало! Теперь понимаешь, мой базилевс, почему нубиец в этом доме остаётся девственником?

— Да, моя Афродита, познавший женщину не может так бурно изливаться, не касаясь её и себя, — ответил Деметриос и велел нубийцу: — Благодари госпожу, раб, за свою счастливую судьбу! Пока ты юн, невинен и сладок, тебе не придётся изнемогать от непосильной работы в поле под палящим солнцем.

Тха рухнул на колени, подполз к Анейе и принялся лобызать её ступню.

— Встань, мальчик, я довольна тобой, — госпожа легонько ударила его ногой по губам. — Но не вздумай давать волю рукам! Твоё сладкое семя — моя собственность! Иди же, нубиец. Передай, что я жду Мвани и Мбасу.

— Что за дикие имена? — удивился Деметриос. — В пределах Ойкумены таких не бывает!

Анейя ответила:

— О любимый, наберись терпения. Это мои приобретения, я приберегла их для тебя. А пока... Мы так давно не виделись, что я забыла вкус твоего семени!

— Долго же тебе придётся стараться, моя богиня! Я не впечатлительный юнец! — вставляя пунцовую от напряжения головку в рот возлюбленной, похвастал Деметриос. Но спустя мгновение уже млел от того, что язык теребит натянувшуюся уздечку и обегает чувствительный ободок. Ещё немного погодя, когда Анейя одной рукой стала массировать яички, а пальцами другой, проникнув через анус, коснулась чего-то там внутри, почувствовал, что хвастался зря. Оргазм накатывал неотвратимо, как горная лавина!..

На самой грани срыва Деметриоса отвлекли две аспидно-чёрные фигуры. Они явились из-за пифосов и показались ему тенями, вышедшими из царства Аида. Это было так жутко, что эякуляция отступила враз!

Зато заработала голова. А-а-а... Должно быть, это те самые Мвани и Мбасу. Или Мбаса... Но до чего же они чёрные! У крутобёдрой девушки и у стройного юноши с тонкого шнура на поясе свисает белая полоса шириной чуть больше ладони.

Анейя выпустила изо рта стремительно увядший член.

— Мой базилевс недоволен?.. — начала она, но заметила рабов и всё поняла. — Ты поражён увиденным, любимый? Таких чёрных лиц с вывернутыми губами и плоскими широкими носами я тоже никогда не видела! Я изумилась, впервые глянув на них. Изумилась так, что сразу купила. В отличие от нубийца, они обошлись мне почти даром. Никто не хотел брать на невольничьем рынке этих страшилищ, не говорящих по-нашему и ничего не умеющих. Торговец понял, что за них не дадут и ломаного обола, и бросил даже кормить несчастных. Они сидели на земле, так как место на помосте стоит денег, голые, худые — кожа да кости, покрытые пылью, и только белки глаз да зубы сверкали. Поймав мой взгляд, мужчина с трудом поднялся и помог встать женщине. Знаешь, что заставило меня купить этих несчастных?

— Твоя безграничная доброта? Что ещё может заставить потратиться на грязных невольников-доходяг, которые ничего не умеют...

— То, что я увидела, когда они выпрямились. Кстати, они оказались братом и сестрой чуть ли не царского рода.

Анейя указала на девушку:

— Смотри, любимый, какая поразительно тонкая талия у этой девственницы! Её же переломит сильный порыв ветра! Смотри, как прекрасны и гладки ее бёдра и ягодицы! Как узки её точёные щиколотки! А теперь глянь сюда! — она откинула красную ленту с живота мужчины.

— О, всемогущие боги!.. Кто из вас столь щедро одарил этого чернокожего?.. — не удержался Деметриос при виде мощного эбенового ствола, свисающего до середины бедра. — Он что, тоже девственник?

— Кто знает... — Анейя с задумчивым видом подкинула на ладони тяжёлый чёрный фаллос. От прикосновения он начал расти. Раздвинув венчик крайней плоти, вынырнула круглая головка. Кожица на быстро увеличивающемся стволе растянулась, и от венчика не осталось следа. Член вскинулся мощной дубинкой ладони в четыре длиной.

— Да, неведомые чёрные боги были к нему сказочно добры! Но, похоже, опыта у юноши мало, — констатировала хозяйка с улыбкой. И добавила:— В моём доме эти двое блюдут невинность под самым строгим присмотром. Запрещено не только соитие, но и самоудовлетворение! Я не знала, когда тебя ждать, и держала рабов в строгости, чтобы в любой момент были готовы. На ночь им связывали руки за спиной.

— Представляю себе, — хмыкнул Деметриос, — решительный момент, а у него не встаёт! И всё-таки, зачем ты их купила, Анейя?

— Чтобы доставить тебе радость необыкновенным подарком, мой базилевс. Хочу разнообразить нашу любовь.

— Интересно, как, если они ничего не умеют?

— А рабы поучатся услаждать хозяев прямо по ходу дела. Это должно быть забавно... Мвани, подойди к господину!

Девушка приблизилась к Деметриосу. «И вовсе она не страшилище! Милая застенчивая мордашка... Черты непривычные, и только», — подумал он, поднимаясь с ложа, и с удивлением отметил, что Мвани выше его ростом. Да, идеальные пропорции скрадывают габариты тела, если сравнить не с чем. А Мбаса ещё на голову выше сестры, но ни Гераклом, ни долговязым тощим юнцом не выглядит.

Деметриос медленно повернул рабыню за плечи, оценивая её стать. Воистину, Анейя понимает толк в мужских запросах и женской красоте.

— Да, моя любимая, — констатировал он, проводя ладонями по изгибам, выступам и впадинам чёрного тела, — эта девушка совершенна. Сам Пракситель предпочёл бы её Фрине, когда работал над статуей Афродиты Книдской! О, эта выпирающая попка! Круглая и податливая, но одновременно упругая, мускулистая! Эти ягодицы... они слишком красивы, чтобы на них просто сидеть! Это ущелье, — белая ладонь соскользнула с крутого холма и полностью скрылась между аспидными половинками, — глубокое как Фермопилы. И с жарким кратером на дне. Кто вторгнется в его теснину, тот пропадёт навсегда!

Господин развернул Мвани, погладил рельефный животик, скользнул по безволосому лобку вниз, взял в горсть выпуклые половые губы и ввёл средний палец:

— А эта щёлочка? Она кажется такой скромной и робкой. И прячется в складках кожи, словно хочет утаить свое природное бесстыдство.

Было очевидно, что исследование рабыни доставляет Деметриосу удовольствие. Фаллос окаменел, словно и не было недавнего позорного падения. Деметриос пошевелил пальцем, подвигал туда-сюда в глубине щёлочки. Ого! Под пальцем налился и затвердел крупный — с хорошую оливку! — клитор. Прерывисто вздохнув, Мвани подалась бёдрами на руку господина, её грудь поднялась выше. Он склонил голову, чтобы обхватить губами твёрдый вытянутый сосок.

Анейя улыбнулась. Теперь комментарии её возлюбленного возобновятся не скоро. И поманила пальчиком Мбасу.

Девственница вообще лакомство для того, кто понимает! Мвани с осиной талией, сильными бёдрами, круглой попкой и торчащими в стороны тугими грудями — ещё и экзотическое лакомство! Всяких отведал Деметриос: знающих своё место афинянок и свободных спартанок, бесстыжих египтянок и застенчивых евреек... Никто не устоял перед его искусством любовника. Лишь одна девка из далёкой Скифии, где, по утверждению Геродота, царит такая стужа, что вино становится твёрдым, осталась холодной и безразличной к любовным приёмам Деметриоса. Ей было всё равно, бьют её или ласкают. Наверное, когда эта скифская девка писала, из неё льдинки сыпались!

Но угольно-чёрная дикарка из неведомых краёв — даже фантазия такая в голову прийти не могла! Вот она, единственная во всей Элладе, рядом! И хотя ставить рабыню для утех на одну доску с женщиной немыслимо, организм реагирует без предрассудков.

Деметриос был из тех, кто наслаждение получает, доведя женщину до сладострастного исступления. Он не собирался экстренно пихать фаллос ни в щёлку, ни в попку. В губастый рот — тоже бессмысленно. Ну, насадится она покорно на древко, начнёт старательно, но неумело чмокать и давиться, чтобы господин не разозлился и не побил... Нет, девственницу надо возбудить так, чтобы она сама, стремясь к всё большему наслаждению, в экстазе перешагнула границу допустимого и, ведомая страстью, сделала решительное встречное движение, рвущее преграду между ней и настоящей женщиной!

Начало было положено. Мвани, приседая и двигая тазом, тёрлась о ладонь господина. Дыхание рабыни участилось, временами она всхлипывала. Руку Деметриоса покрыла скользкая влага. Но как только он пытался проникнуть поглубже между вылезшими наружу створками, палец упирался в преграду, и девственница инстинктивно сжимала бёдра. Пока ещё инстинкт был сильней страсти.

Отстранившись от рабыни, господин опустился на ложе.

— Иди ко мне, — велел он и показал, как именно. Мокрые блестящие бёдра — по сторонам его головы, перед самым носом — чёрная орхидея, раскрывшая свой бутон. К удивлению Деметриоса, изнутри бутон оказался розовым! Мускусный запах этого розово-аспидного цветка поразил ещё больше. Ни одна из женщин так не пахла. Его возлюбленная Анейя напоминала вкусом и запахом керасундские*** плоды.

У лица Мвани замаячил фаллос господина, а по налитóй оливке клитора скользнул вибрирующий язык. Девчонка звучно всхлипнула от сладострастного томления и прогнула спину, чтобы снова прижаться к источнику наслаждения. Деметриос уклонился, притрагиваясь так же легко, почти неощутимо, то к тугим лепесткам орхидеи, то к кратеру в глубине «Фермопильского ущелья».

Серия дразнящих, неуловимых касаний доводила до исступления. Мвани двигала тазом, стараясь поймать и продлить контакт с убегающим языком. Задев ненароком полураскрытыми губами головку члена, она почувствовала, как на клиторе сомкнулись уста господина. Но и Деметриос не зевал! Как только тело рабыни напряглось в предвкушении разрядки, он перенёс ласки на внутреннюю поверхностность бёдер.

Девчонка наделась ртом на горячий фаллос и старательно, с причмокиванием сосала, надеясь, что господин смилостивится и позволит ей кончить. Не тут-то было! Беспощадный Деметриос держал её над самым краем обрыва, не давая обрушиться в бездну экстаза. Она уже не уворачивалась от пальцев, настойчиво растягивающих гимен... Любое прикосновение стало желанным!

Когда Мбаса по приказу Анейи поднял её, изнемогающую от желания разрядиться, и водрузил в позе наездницы над членом господина, она без колебаний опустилась на него всем весом...

С удовольствием наблюдая, как её возлюбленный «издевается» над чернокожей девственницей, Анейя поигрывала эбеновым стволом Мбасы. Она пыталась обхватить ладонью фаллос, но между белыми кончиками пальцев оставалось порядочное чёрное пространство даже в самом узком месте. Время от времени, не переставая нянчить сей подарок богов, она отгибала его к лицу и легонько дула на головку, касаясь нижней губой уздечки. В один из таких моментов Мбаса заскрипел зубами и кончил! Жемчужно-белая субстанция покрыла рыжие волосы над лбом Анейи. Последующие выплески семени она приняла ртом.

Вид бьющейся в экстазе Мвани разбудил у Анейи сумасшедшее желание насладиться чем-нибудь необыкновенным. Когда обессилевшая рабыня сползла, наконец, с Деметриоса, он приподнял голову и пожаловался в шутку:

— Ну вот, как всегда... Девка без сил, а я без удовлетворения! Иди сюда, моя Афродита! Ты одна умеешь сжимать и доить фаллос своей мускулистой орхидеей!

Распалённая Анейя оседлала любимого и понеслась вскачь, постанывая от удовольствия. Но чего-то не хватало. Обоим. Схватив Мбасу за могучий посох, она завела его за спину и упала грудью на Деметриоса.

— Давай, мальчик... Только осторожно и постепенно!

Любовники замерли, чтобы позволить живому олисбосу проникнуть в запретное местечко Анейи. Она даже закусила губу поначалу, когда аспидное чудище распялило сфинктер. Через тонкую перегородку Деметриос почувствовал фаллосом движение солидного ствола, заполняющее всё пространство внутри Анейи, и тесноту.

Кое-как приноровившись двигаться синхронно с Мбасой в глубинах возлюбленной, блаженствующей в нескончаемом оргазме, он с удивительной быстротой подошёл к апофеозу наслаждения...

Анейя долго приходила в себя, время от времени содрогаясь в конвульсиях сладострастия. Наконец, взгляд её стал осмысленным.

— Идите. Я довольна обоими, — сказала рабам. — Сегодня вам не будут связывать руки перед сном. А с тобой, мой базилевс, мы отправимся в странствие по неведомым мирам.

— Воистину, ты устроила день сюрпризов, прекрасноокая. Но как ты собираешься путешествовать?

Неверными шагами приблизившись к ларцу, украшенному инкрустацией в виде критской волны, Анейя достала каменный сосуд с узким горлышком, явно не эллинского происхождения, запечатанный воском.

— Удивительное снадобье, сокровенная тайна мрачных египетских жрецов. Было страшно пробовать одной, а с тобой я ничего не боюсь! — она отлила Деметриосу в вино половину зелья. Любовники осушили мастосы…

— На вкус вина не повлияло, — усмехнулся он. — А на нас когда повлияет?

— Скоро, очень скоро…

В ожидании, когда подействует средство из древней страны, Анейя поведала возлюбленному много интересного о земле фараонов.

Когда она замолчала, Деметриос прислушался к себе и с иронией заключил:

— Итак, моя Афродита! Твой жрец был пьян, и чудо не случилось! Да, не каждое снадобье даёт нужный эффект…

Действительно, ничего в его ощущениях не изменилось.

Он лежал рядом с раскинувшейся на обширном ложе Анечкой. Её шёлковое платье болталось на шее шарфиком и не скрывало ни роскошную грудь, ни темнеющую впадину пупка. Гладко выбритая промежность и набухшие лепестки не остывшей от прежнего, но уже приоткрывшейся навстречу новому наслаждению вульвы манили взор. Из розовых глубин этой божественной раковины сочилась сперма. Одна нога женщины свисала с ложа, другая была закинута на грудь Дмитрия. Его рубашка и галстук валялись на полу.

— Димочка, милый… — нерешительно сказала Аня и перебила сама себя: — Нет!.. Мне стыдно об этом просить!..

— Смелей, Анна Викторовна, вспомните, как решительно гоняли нас, студентов.

— Дим… я… — она набрала воздуха и выпалила: — Я в попку хочу! Попробовать…

Надо же, как удачно! Дмитрий и сам обдумывал заход, чтобы напроситься в гости к невинной соседке, той, что скучает этажом ниже избалованной визитами и ласками барыни.

— Поначалу может быть больно, — сдерживая радость, честно предупредил он. — Нужна хорошая смазка. И много…

— Димочка, ты мой проводник в царстве сладострастного блаженства и блаженного сладострастия. Я полностью тебе доверяю! Там, в ящичке… выдвинь его, — указала Анечка на прикроватную тумбу.

В ящике кроме тюбика смазки лежали разнокалиберные вибраторы. Уважающий чужое право на личную жизнь Ольховский отнёсся к этому с пониманием.

— Опирайся пузиком. Попку повыше!— он сгрёб в кучу подушки. — М-м-м, Анечка! Что за сказочный вид! Жаль, ты не видишь! — Дима поиграл половинками, раздвигая их и сдвигая с звучным шлепком. Светло-карий глазок ануса над блестящими розовыми лепестками гостеприимно подмигнул.

Выдавить между пухлых ягодиц порцию смазки — секундное дело. Но сей пейзаж! На чёрном шёлке постели белое тело рыжей колдуньи, соблазняющее светло-карим и тёмно-розовым… Невозможно устоять перед искушением снова впиться губами в натруженную, переполненную спермой ракушку!

Он так и сделал, одновременно положив большой палец на звёздочку попки. Палец без усилия провалился внутрь! Мускульное колечко разжалось, из дырочки ручейком потянулась жемчужно-белая сперма.

«А-а-а, это Мбаса зарядил, — равнодушно подумал Ольховский и остолбенел: — Какой ещё Мбаса?!»

В одно мгновение в памяти промелькнули: возлюбленная Анейя, одарённый богами Мбаса, страстная девственница Мвани и меткий стрелок Тха.

— Ты чего замер, Димочка? — обернулась Деева.

— Анейя, моя возлюбленная Афродита! Нам пора посмотреть твоё порно!

Р-раз! Мгла рассеялась. Анна Викторовна тоже вспомнила всё.

— Ура, Дима! Препарат действует! А что ты хочешь от видео? Всё происходило в нашем сознании…

— А это откуда? — Ольховский сунул палец в раскрывшуюся дырочку попы и поднёс к носу Деевой.

— Мбаса?.. — она слегка растерялась. — Но… как это может быть?

— Вот и мне интересно, как! Давай, крути свою порнушку. Ты же не зря запись включила.

— Я её просто не выключила, Дима… Запись включается по датчику движения.

Пустили запись.

Вот они входят. Загорается свет. Вот спонтанный безудержный трах, стремительный минет, затем куннилингус, что лишил Анну сил. Вот они принимают препарат… Изображение после слов «Да, не каждый день свершаются великие открытия…» исчезает. По таймеру камера оставалась выключенной два часа десять минут, затем на экране появилась картинка: Ольховский лежит рядом с раскинувшейся на обширном ложе Деевой. Её шёлковое платье сбилось на шее шарфиком и не скрывает ни роскошную грудь, ни темнеющую впадину пупка…

* Мастос (др.-греч. μαστός, лат. mastos) — древнегреческий сосуд, получивший название благодаря своей форме, напоминающей женскую грудь. Мастосы использовались в греческом застолье. Их характерной особенностью была невозможность поставить их на стол, не допив налитое вино.

** Олисбос — Олисб (от греческого ολισβος) прообраз современного фаллоимитатора. Изготавливался в Древней Греции из кожи или терракоты.

*** Керасунда — небольшой город (греч. Κερασουντα), находившийся западней Трапезунда. Прославился вишнями.