Удивительно и странно устроен человеческий рассудок. Порой он в состоянии делать потрясающие выводы, совершать открытия, сочинять гениальные произведения. А порой не может даже гарантированно отличать реальное от нереального. Случается, что грань между сознанием и подсознанием стирается, и те образы, те ассоциации, которые создаёт наше подсознание, сознанием трактуются как абсолютно реальные. Такое часто происходит во сне, но, когда мы просыпаемся, всё встаёт на свои места, и разум отказывается даже запоминать многое из того, что происходило, пока мы спали.

Но что, если пробуждение по каким-то причинам не происходит, а происходит лишь хаотическое переключение между псевдореальностями, рисуемыми подсознанием? Сознание, основываясь на прошлом жизненном опыте, постепенно начинает догадываться о каком-то подвохе, но не может прекратить это блуждание меж миров, созданных подсознанием. По сей день ни у учёных в области точных наук, ни у медиков, ни у теологов нет чёткого мнения на этот счёт.

Однако, так или иначе, все сходятся в предположении о том, что эти псевдореальности могут являться проекциями вполне реальных миров, существующих параллельно и независимо друг от друга. Но нельзя просто купить билет или сесть в такси и поехать из одного мира в другой. Правда, иногда некоторым эта возможность предоставляется совершенно бесплатно, неожиданно и... помимо их воли.

* * *

Яркий свет сменился вдруг темнотой. Было очень темно. И жарко. Точнее — душно. Воздух был горячим, пропитан запахом сырости, густым ароматом дерева, травы и листьев, ощущалось присутствие дыма. Вскоре темнота уже перестала казаться такой уж кромешной, а где-то высоко вверху проявился небольшой огонёк, который отчаянно с ней боролся. Света от бьющегося в небольшом промасленном блюдце коптящего язычка пламени хватало лишь на то, чтобы обозначить очертания предметов и стен помещения.

Девушка полусидела по шею в горячей воде внутри огромной деревянной кадушки, опершись затылком о её край. Шевельнувшись, она осознала, что всё её тело погружено в горячую воду, причём, вероятно, давно, поскольку подушки пальцев были сильно сморщенными. Определить это можно было разве что на ощупь, так как к полумраку добавлялось ещё и плотное туманное марево, исходившее от большого количества горячей воды. Стены помещения были, скорее всего, деревянными, на них можно было различить множество висящих предметов: тазы, ковши, мочалки и огромное количество разнообразных веников, заботливо заготовленных кем-то впрок. Сомнений не было — это почти наверняка была баня. Странным был лишь размер и самого помещения, и предметов, находившихся в нём — всё казалось гораздо больше своих обычных размеров раза в полтора, а то и в два. Например, кадушка с водой, в которой находилась купальщица, могла бы запросто вместить ещё трёх таких, как она, и при этом им бы не было тесно. Однако никого рядом не было. Так, по крайней мере, казалось.

Идеальную тишину нарушил лишь лёгкий всплеск, когда она вынула из воды свои руки и провела распаренными и сморщенными от влаги ладошками по лицу. Голова немного кружилась, это явно затянувшееся пребывание в парилке нужно было прекращать, и девушка стала ощупывать края кадушки и вглядываться в темноту вокруг, чтобы придумать, как это сделать.

Первая попытка встать закончилась неудачей — едва приподнявшись, она лихо проехалась голой пяткой по скользкому дну и шумно плюхнулась в воду, на мгновение погрузившись в неё с головой. Совладав с собой и вернув равновесие, Таня выпрямилась и встала на ноги в полный рост, держась обеими руками за деревянные края своей «ванны». Воды оказалось почти по пояс, а стенки кадушки были высокими — почти по грудь, что ставило под вопрос возможность так уж легко из неё выбраться. Обойдя эту западню по периметру, девушка заметила стоящую снаружи огромную табуретку, на которую можно было встать ногой, чтобы вылезти.

Опираясь руками о край, она занесла уже было ногу, чтобы перемахнуть через высокий борт, как вдруг снаружи послышался какой-то шум, потом пара гулких шагов, и вот дверь в помещение скрипнула и распахнулась... Поспешно ретировавшись, купальщица снова сползла в воду, присела на корточки и затаилась. Теперь воды ей было опять по шею, и её макушка едва ли была сейчас выше краёв огромной кадушки. Но при этом и она не могла видеть того, кто вошёл. Она понятия не имела, кто был хозяином этой гигантской бани, и совершенно не горела желанием с ним знакомиться.

Хозяин же, сделав шаг внутрь, тоже остановился, вероятно, услышав водяной всплеск. Присутствие кого-то сейчас в его полутёмной и уже остывшей (с его точки зрения) бане явно обескуражило его не меньше, чем его появление юную купальщицу. Постояв немного, он чем-то зашуршал, потом громыхнул и, сделав пару шагов, подошёл к кадушке с водой. Гулко дыша и ворча басом что-то невнятное, он стал, не спеша, водить своей огромной рукой по поверхности воды, пока не нащупал голое девичье плечо.

Таня рефлекторно попыталась отстраниться и вцепилась в деревянный бортик, закрыв от страха глаза, но было поздно — две огромные могучие руки, перебирая пальцами, уже подхватили её подмышки, развернули поудобнее — лицом к себе — и легко, как игрушечную куклу, полностью вынули из воды. Через мгновение её распаренное тело, удерживаемое двумя сильными, но мягкими руками, парило в воздухе над водой почти под самым потолком. Обильно стекающая с неё вода шумно струилась обратно в кадушку. Через несколько секунд девушка решилась, наконец, открыть глаза, и увидела, как на неё снизу-вверх смотрит огромная косматая физиономия с густой бородой, усищами, тугими косичками на висках и странными, с неестественно ярким зеленоватым отблеском, глазами.

«Ой... мама!... « — пронеслось в девичьем сознании. Впрочем, в этом взгляде не было ни капли агрессии или угрозы, напротив — всем видом незнакомец выражал радость от своей находки. На глазах появился едва заметный прищур, а рот расплылся в неподдельной улыбке.

И лицо, и глаза, и нос его, и рот — всё было огромным и каким-то брутальным, что не оставляло ни малейшей надежды вырваться из его объятий. Однако, произошло всё так быстро, что сейчас, встретившись с ним глазами, Таня не успела всерьёз испугаться, а лишь оторопело рассматривала его, рефлекторно вцепившись руками в его толстенные большие пальцы, плотно лежащие на её ключицах.

Ещё через мгновение конфуз овладел девушкой, когда она осознала, что из одежды на ней сейчас были только её собственные волосы, разбросанные мокрыми сосульками на плечах и спине. А учитывая, как он её удерживал, все самые укромные места девичьего тела были выставлены на его полное обозрение. Дотянуться руками до своей промежности, чтобы прикрыться, она не сумела, поэтому лишь положила их на свои красивые маленькие грудки, плотнее сжала бёдра и на всякий случай скрестила стопы в замок. Где находилась её одежда, и была ли она у неё вообще, девчушка не имела представления, равно как и о том, как вообще здесь оказалась. (Впрочем, удивляться этому она устала, поскольку подобное с ней в последнее время происходило с пугающей регулярностью...)

Заметив её смущение, гигант расплылся в ещё более широкой улыбке, теперь в ней появилась и известная доля лукавства. Он перевёл взгляд на ничем не прикрытый безволосый лобок, потом на её висящие в воздухе скрещенные босые ножки. Затем, что-то пробормотав, шумно набрал полную грудь воздуха, чуть притянул девушку к себе, уткнулся ртом и носом, усами и колючей бородой в тёплый девичий животик в области пупка и ещё более шумно выдохнул, чуть поматывая при этом головой в стороны, и издавая звуки: «Бр-бр-брр-бррр!... « — так ещё иногда делают папаши, чтобы развеселить младенцев.

От неожиданности Таня невольно расплела ножки, поджала колени и даже хихикнула от щекотки, а руками вцепилась в его жёсткую, как проволока, шевелюру. Но великану, похоже, это и было нужно: воспользовавшись ситуацией, он занёс девушку ещё чуть выше над собой и смачно всосался ртом в её молоденькую голую письку, несколько раз повертел в ней огромным горячим языком и со звонким чмоком отпустил. Внимательно посмотрел в потёмках на нежные полураскрытые губки и снова громко поцеловал в писю: «Ммммммоо!... «. В ответ девичьи колени яростно сжали его щёки, а её розовые пятки оказались за его могучими плечами. Никак не желая оставлять в покое чисто вымытые и распаренные девчачьи прелести, он снова широко открыл рот, высунул свой огромный язык и совсем по-хозяйски провёл им девчонке снизу между ног от колечка ануса до самого пупка, смакуя каждый уголочек, особенно меж пухленьких губок.

Такие нежданные и бесцеремонные ласки ввели девушку в оцепенение, смешанное с возбуждением. Как бы то ни было, закричать у неё так и не получилось. Великан тем временем, привычным движением уложил «добычу» себе на левое плечо, пару раз легонько шлёпнул по тёплой и ещё влажной попке, развернулся и шагнул к двери. Прохладный воздух ночного леса пробежался по всему разгорячённому в парилке девичьему телу. Прохлада летней ночи подействовала на неё одновременно и отрезвляюще, и убаюкивающее, введя в состояние, когда она всё понимала и чувствовала, но была решительно не в силах что-либо предпринять.

Оказавшись снаружи, гигант широко зашагал по тропинке, придерживая девушку ладонью за голую попу. Вряд ли он опасался её уронить, просто ему доставляло удовольствие так вот безнаказанно её лапать. Но и она ничего не могла на это возразить, так как понимала безвыходность своего положения. Понимала она также и вероятную неминуемость продолжения всего того, что он уже начал с ней делать...

После полутора десятков размашистых шагов, он остановился и поднялся на ступень скрипучего крыльца, открыл дверь и внёс жертву к себе в жилище, главным предметом интерьера которого была огромная высокая лежанка с матрасом из листвы и хвои, которая стояла посреди довольно большой комнаты. Сверху она была накрыта мягким покрывалом из заячьих шкурок. Хозяин склонился над ложе и бережно, придерживая обеими руками, уложил нагую гостью на спину. А та, пребывая в полузабытьи, уже успела привыкнуть к его дерзким выходкам, и потому даже не поспешила отворачиваться или закрываться от него. Сама не зная, что на неё нашло, в ожидании чего-то ещё, девушка положила руки себе на бёдра и недвусмысленно медленно развела их пошире, глядя прямо в светящиеся зелёные глаза лесного монстра, и подставляя под ласки уже налившуюся похотью красивую щелочку.

Вопреки ожиданиям, он не набросился на неё, как озабоченный самец гиббона, а оставил лежать перед собой, более не прикасаясь к ней. Во взгляде и глазах хозяина дома снова появилась какая-то лукавинка. В этот момент ей даже на секунду показалось, что за этим лукавством скрывался и яркий луч разума, отчаянного пытающегося взять верх над животным началом этого монстра. Но, увы — это начало, видимо, было сильнее.

Он выпрямился и принялся без тени стыда рассматривать в тусклом свете коптящей масляной лампады обнажённое молодое тело своей нежданной гостьи. Кожа её была бело-розовой от недавно принятой затяжной горячей ванны, юные грудки походили на две небольшие порции нежнейшего десерта, украшенные сверху розовыми ягодками сосков. Плоский животик ввалился, подчеркнув очертания рёбер, а лобок был похож на пологий холмик, «северный» склон и вершинка которого были совершенно гладкими, «южный» же склон расходился на две такие же гладкие и сочные половые губки. Меж них виднелась нежная и влажная плоть малых губ, над которыми нависал розовый язычок клитора. Бёдра были разведены довольно широко, на них с внутренней стороны лежали две красивые девичьи ладошки, будто не давая им снова сомкнуться и скрыть от зрителя столь вожделенные для него прелести. Босые ножки были обращены стопами одна к другой и плотно прижаты друг к другу.

Только сейчас девушка поняла, насколько разные у неё и у этого великана весовые категории: её рост был чуть более полутора метров, фигурка хрупкая, кожа белая и нежная, партнёр же имел рост под два с половиной метра, кожа казалась смуглой и была покрыта густой растительностью, а каждая его ручища в обхвате была заметно толще и внушительнее девичьей ножки. Она рассматривала, как заворожённая, его косматую голову, бородатую физиономию с двумя косичками на висках и странными, не очень человеческими, чертами лица, могучий торс и единственное нелепое одеяние — «килт» из грубой толстой кожи, который скрывал его тело от пояса до колен.

Брутальный великан сверлил девичье тело пристальным взглядом, переводя его то на груди, то на животик, потом ниже — на полураскрытые губки писи, на широко разведённые бёдра... Снова поднимал взгляд, явно наслаждаясь и предвкушая. Иногда взгляды их встречались, тогда они по несколько секунд смотрели друг другу в глаза, а потом вновь возвращались к взаимному созерцанию. Наконец, великан шевельнулся, развязал рукой какой-то шнурок у себя на поясе, и тяжёлый «килт» с грохотом рухнул на деревянный пол у его ног, освободив его мужское достоинство, которое уже явно истосковалось по теплу девичьей плоти.

Таня с удивлением уставилась на его необычный, невероятных размеров, член. Он имел не одну, а сразу три, расположенных одна над другой, головки, самая верхняя была длиннее и тоньше двух тех, что располагались ниже, ствол был огромным — сантиметров под тридцать — и очень толстым у основания, заметно сужаясь к концу. Он пульсировал и пружинил, принимая прямо на глазах горизонтальное положение, все три его головки при этом налились пунцом и чуть вздыбились кверху.

— Вот бы сыграть таким «смычком» на моей «скрипочке»!... — непроизвольно прошептала она себе под нос, и сама не заметила, как засеменила пальчиками по бёдрам, приближая руки к своей тут же разомлевшей девочке.

Лёгкий спазм пробежал внизу живота и разлился волной по всему телу. Гостья непроизвольно положила по четыре пальчика себе на каждую из пухленьких губок и принялась наминать их и немного растягивать в стороны, выставляя напоказ внутренний тёмно-розовый мир своей похотливой письки.

— Мммммффффхххх... — Изрёк басистым шёпотом незнакомец, ухватив левой рукой свой каменеющий член под самой нижней залупой.

Он чуть пригнул голову, чтобы иметь возможность получше заглянуть ей внутрь растопыренной щелочки. Внутренние губки растянулись так, что были почти неразличимы, а клитор — напротив — выпятился вперёд и чуть набух, превратившись в аппетитный тёпленький розовый шарик, чуть прикрытый сверху кожистым капюшончиком. Из недр возбуждённой писечки выступила прозрачная капля смазки, которая, нарастая, вот-вот собиралась скатиться вниз, к попке... но умелые девичьи пальчики не позволили ей этого — они ловко поймали её в самый последний момент и растёрли розовыми подушечками по шарику набухшего клитора, доставив тем самым бесстыжей хозяйке немалое удовольствие. Её попочка несколько раз сжалась, по животику пробежала волна, а ягодки-сосочки на сисях вытянулись в высокие трубочки.

Великан понял, что просто так это созерцать — уже выше его сил. Он наклонился вперёд и рухнул на кровать поверх своей наложницы. Девушка испугалась, что он сейчас раздавит её, закрыла глаза и даже вскрикнула... Однако, он умело выставил перед собой могучие руки, которые уперлись в поверхность ложа на уровне её висков, удержав грузное мужское тело в десятке сантиметров над распростёртой под ним перепуганной похотливой сыкушкой.

— Ева... красивая пися... — Пробасил он вполголоса, целуя её в лоб.

Таня открыла, наконец, глаза и тут же округлила их от удивления — ей и в голову не приходило, что он вообще умеет говорить, тем более — по-русски.

— Ева — это кто? — Зачем-то спросила она.

— Ева хочет в писю!... — ответил он, согнув руки в локтях и зависнув над её тельцем так близко, что девушка ощутила исходившее от него тепло, соски и низ животика защекотала его кудрявая и жёсткая поросль, а нежного лобочка коснулось что-то массивное, горячее и влажное.

— Ты это меня так называешь? — догадалась гостья — Но меня ведь не так... Хотя знаешь, сейчас я всё равно уже под тобой и... я хочу быть для тебя твоей Евой! И да... я очень хочу! Очень-очень!... Теку уже вся!... Ну, давай же уже, не томи... — шептала она.

— Ева пися маленькая, красивая, совсем сладкая ещё... Овин будет ебать в писю нежно, не бойся!..

— Даахх... я хочу, чтобы Овин ебал свою Еву в красивую писю... ебал медленно... нежно ебал... но глубоко и ооочень долго! — Неожиданно для самой себя, девушка вошла в роль и даже назвала по имени своего нового любовника.

В этот момент гигант чуть выгнулся, шевельнулся... и горячий влажный конец его члена тут же направился меж распростёртых губок в струящееся соками розовое влагалище. Таня убрала пальчики с половых губ и перенесла руки к себе на живот, чтобы не мешать процессу. Она чувствовала, как медленно, но настойчиво, сантиметр за сантиметром огромный член вползает в её трепетную писю, трётся и ласкает, заполняя изнутри всю её девичью суть горячим и твёрдым мужским естеством. И вот губки схлопнулись, заглотив первую залупу, но их тут же раздвинула вторая, и тоже стала продвигаться вглубь, а за ней третья...

Овин не очень внятно выражал свои мысли, но он точно знал, что скоро ему придётся остановиться в этом продвижении и запомнить глубину, на которую можно ебать писю этой девочки, чтобы не сделать ей больно. Но предел ещё не был достигнут, и он с наслаждением, медленно вводил и вводил в неё свой огромный член. Третья головка давно скрылась между девичьих губок, ствол становился значительно толще, и девушка явственно ощущала, как растягивается вход в её мокренькую пещерку. Чувствовала она и то, как раздвигают её внутренние своды набухшие мягкие головки. Чувствовать, как огромный инструмент неотвратимо заполняет и растягивает её изнутри было одновременно приятно волнительно и страшно...

— Ооууй!... — Чуть слышно вскрикнула наложница, когда кончик могучего члена сначала уперся, наконец, в шейку матки, а затем и чуть надавил на неё, доставив удовольствие, смешанное с тупой болью.

Овин тут же остановил продвижение и замер неподвижно, давая ей привыкнуть к ощущениям, а сам точно запомнил только что измеренную глубину новой для него девичьей письки.

Писечка у Тани была узенькой, совсем нерастянутой. До сих пор в реальной жизни она знала члены лишь двух любовников, второй из которых вскоре стал её мужем. Но вспоминала она его редко, в отличие от того, кто навсегда остался для неё первым мужчиной. Им обоим было тогда по восемнадцать, они встретились летом, на отдыхе. Страсть вспыхнула мгновенно и захватила обоих. На третий день знакомства она отдала ему свою девственность, о чём никогда потом не жалела. Несмотря на то, что и она была у него первой, всё прошло очень легко и не оставило неприятных воспоминаний о той ночи. Напротив! Они окончательно стали после этого одним целым, а последующий роман, который длился примерно полгода, закрепил это чувство и неизгладимо изменил жизнь обоих...

— Не бойся!... — Успокоил её Овин — В писе будет хорошо, больно писю не будет!..

— Ты насадил меня до упора... оххххх...

Так и продолжая оставаться в положении «упор лёжа», он по-прежнему не касался её нигде, кроме как членом, введённым чуть более, чем на половину длины ей в щель. Он начал в ней двигаться, и его борода иногда щекотала ей носик, а горячие выдохи пробегали по её потеющему лбу. Она лежала под ним, широко раздвинув ножки, и принимала в писечку его горячий ствол. Пользуясь мощной мускулатурой, он выгибался дугой вверх и назад, почти полностью вынимал член из тёпленькой пиздёнки, затем снова опускался и нанизывал её до упора, всякий раз даря девочке остро-приятные ощущения от скользящих сначала между губок, а затем вдоль стенок пещерки, толстых горячих залуп.

Она чувствовала, как он заполняет, распирает и растягивает её изнутри снова и снова, и это сводило с ума! А страх того, что такой огромный болт может запросто порвать её письку, лишь добавлял возбуждения. Когда мягкий и горячий кончик члена вновь и вновь с точно выверенным усилием тыкался в задний свод и ласкал шейку возбуждённого женского органа, ни с чем не сравнимая волна удовольствия пробегала по всему телу, заставляя сокращаться животик, а ножки — подёргиваться в такт его движениям.

— В писе хорошо? Не больно Ева? Можно так ебать в писю? — Заботливо осведомился любовник, не меняя темпа.

— Хо... оо!... рошо... очень... не... не больно... можно даже чуть сильнее туда мне... да... давай...

— Такую сладкую красивую писю ебать медленно! Долго-долго надо ебать... — Сетовал любовник.

— Да! Еби меня!... Еби... Еби мне писю... долго и медленно... нежно, глубоко и медленно еби...

С этими словами Таня перенесла руки снова себе не щелку, чтобы почувствовать, как она податливо растягивается, заглатывая такой огромный ствол. Одновременно она, будто невзначай, касалась пальчиками и влажной поверхности каменного и такого горячего, влажного и скользкого от её смазки ствола, который входил в её письку и выходил из неё с темпераментом гидравлического пресса. Почувствовав прикосновение мягких подушечек девичьих пальчиков на своём инструменте, Овин чуть ускорил темп и стал едва интенсивнее таранить задний свод молоденькой писюльки, заметно усилив томительно приятные ощущения от глубокой ебли её юной хозяйки. В ответ она запрокинула голову, закрыла глаза и приоткрыла ротик, из которого доносилось лишь едва слышное «Ха... а... а... а... а... « в такт каждому нанизывающему движению.

Овин не мог остаться равнодушным к приоткрытому во время страсти девичьему ротику, высунул свой огромный язык и легонько коснулся кончиком её пересохших губ. Провел им сначала по верхней, потом по нижней, увлажнив их. Девочка продолжала получать «удары» в глубь истекающей смазкой писечки, дыша ртом. Тогда Овин погрузил ей в него язык, нащупав кончиком её маленький язычок, и приласкал его. Таня ответила, покрутив язычком вокруг огромного мужского языка, обхватила его губами, и чуть прикусила зубками. Он запросто мог бы освободиться, но его тоже очень завело то, что девочка, которую он сейчас так умело и нежно ебёт, в порыве страсти «взяла в плен» его за язык и, скорее всего, не отпустит, пока он не сделает с ней всё, что она захочет.

— М... м... м... м... — Мычала под ним девчушка, когда он снова и снова напяливал до упора её мокрую письку.

— У... у... у... у... — Вторил басом он ей, не смея и пытаться освободить кончик своего языка, удерживаемого её зубками.

Он знал, что, если так и продолжать, скоро эта сыкушечка, что мычит сейчас под ним, очень сладко и мокро кончит, изливаясь скользкими соками из голой писи и трепыхаясь, на его члене, как мотылёк на иголке. Но он решил сделать для неё нечто большее. Постепенно он замедлил темп ебли и стал двигаться с такой скоростью, чтобы с одной стороны не потерялось возбуждение, а с другой — не позволяя маленькой похотливой мокрощелочке взорваться оргазмом раньше времени.

Овин имел огромный опыт в том, как следует ебать таких молоденьких и нежных девочек. Впрочем, это не было для него совсем уж рутиной, и к каждой новой пиздощелке он с наслаждением подбирал свой собственный индивидуальный подход. Главным для него были не собственные ощущения, его гораздо больше радовало то, как стонут, текут, потеют, выгибаются дугой и бьются до изнеможения в долгих горячих судорогах оргазма, нанизанные на его член, эти белопопые и голописые создания.

Сейчас он точно знал, что эта пися ещё не готова, и её предстоит «помучить» еще очень долгое-долгое время, чтобы потом вместе с ней испытать настоящий взрыв страсти и наслаждения. Поэтому он никуда не торопился. Овин лишь чуть сменил позу: продолжая упираться руками в ложе на уровне девичьих висков, опустился на него своими коленями, принципиально не касаясь тела Тани нигде, кроме как членом, введённым в щелку.

Ритм движений стал нарочито медленным и монотонным. Каждый раз, когда он медленно вводил своё орудие девочке в письку до упора, новая волна наслаждения накатывала от низа живота и расходилась по всему телу сладкой негой, и отдавалась эхом где-то глубоко в попке. Затем на мгновение отступала, чтобы вновь накатить и взбудоражить девичье естество. Девушка, закатив глаза, глубоко дышала, приоткрыв ротик, из которого то и дело раздавались еле слышные постанывания. Расслабленная попочка медленно ёрзала вверх-вниз по мягкому меху заячьих шкурок в ритме, который задавал ей через писю Овин своим массивным членом. Тихонько хрустела хвоя в матрасе лежанки, а из девичьей писюли то и дело доносились чуть слышные похлюпывания.

Овин знал много секретов о девочках и их писях, и один из них заключался в том, что, если собираешься довести девчушку, которую ебёшь, до полуобморочного состояния, ни в коем случае нельзя спешить, двигаться надо строго в такт её дыханию, которое, в свою очередь, должно быть ровным и не слишком частым, иначе обоим придётся кончить раньше времени; достичь этого можно только если не заставлять её саму даже немного двигаться или терпеть какие-то нагрузки, например, тяжесть мужского тела. Поэтому всю тяжёлую работу он взял на себя, ей же оставалось только лежать попочкой на покрывале из заячьих шкурок, распластав руки и ноги, глубоко дышать и принимать в свою мокрую и скользкую от текущей смазки писюльку огромный и горячий член Овина, форма и размер которого были предназначены для удовлетворения похоти даже самых ненасытных девчонок.

Таня лежала с запрокинутой головой, закрыв глаза, и наслаждаясь этим полностью захватившим её процессом, целиком отдаваясь Овину каждой клеточкой своего тела, который снова и снова овладевал им через её такую нежную, чувственную и очень красивую писю. Изредка она, открывая глаза, чуть поднимала голову, чтобы снова увидеть, как монотонно двигается нависающий над ней могучий силуэт лесного великана, который так искусно работает сейчас с её истекающей, нанизываемой на огромный горячий кол, пиздёнкой.

Через какое-то время девушка уже не могла ни открыть глаза, ни, тем более, приподнять голову. Сознание помутилось, взгляд затуманился, и единственное, что она могла чувствовать — это могучий член Овина, который ебал и ебал её письку в ритме морского прибоя, подчиняя теперь уже сам этому ритму её дыхание, и не собираясь останавливаться, казалось, никогда.

Эта «пытка» сексом продолжалась уже более полутора часов. За это время внешне не поменялось ничего: ни ритм, ни глубина его фрикций, а волны сладострастия, которые умелый любовник настойчиво закачивал ей в голую писю, накатывали и накатывали, ничуть не утрачивая своей остроты. Напротив, несмотря на внешнюю монотонность процесса, Овин будто исполнял настоящую симфонию своим членом-смычком на Таниной письке-скрипочке. Он так искусно брал аккорды, играя на невидимых девичьих струнках, двигаясь в недрах мокрой щелочки, так мастерски исполнял соло на трепетном девичьем писюлёчке-клиторе, настойчиво увлекая его за собой, когда снова и снова вползал членом в нежную норку, и с точностью метронома задавал ритм своим «ударным инструментом», упираясь мягким кончиком своей остроконечной залупы в дальний свод бесстыжей писечки.

Таня лежала в позе морской звезды, наслаждаясь неотвратимостью этого «наказания». Так долго её никто и никогда в жизни ещё не ебал. Её личный рекорд — сорок минут до первого оргазма — она поставила пару лет назад, когда принесла домой новую очень удачную игрушку из секс-шопа и уединилась с ней под одеялом. Но те ощущения не шли ни в какое сравнение с тем, что с ней вытворял сейчас Овин. Он умело удерживал девушку уже второй час на грани оргазма, никак не давая ей кончить. Лишь несколько раз за всё это время он вдруг ненадолго останавливался, пропуская одну или две фрикции, будто к чему-то прислушиваясь, а затем снова, как ни в чём ни бывало, возвращался к работе над Таниной пиздочкой. Когда он так вот возобновлял движения, однажды она чуть было не кончила, но Овин тотчас это уловил и умело предотвратил нежелательный досрочный оргазм, снова подчинив через писю девушку своей воле.

Овин не просто сейчас монотонно ебал в похотливую щелку очередную Еву в своём логове. Казалось, что он занят какой-то очень важной, кропотливой работой, и от её результата очень многое зависит. Поэтому он ни на секунду не терял контроля над ситуацией. Он довёл свою Еву до предела, после которого она уже просто ничего вокруг не видит и не слышит. Не слышит даже как ритмично похрустывает хвоя под её попочкой в такт мощным проникновением толстого члена в её хлюпающую пиздёнку. И только теперь он решил, что пора...

Понадобилось всего лишь две или три мощных фрикции, исполненных с удвоенной скоростью, чтобы они оба, дуэтом, взорвались оргазмом. Овин, оторвав руки от ложа и выпрямившись, с воем закачал несколько мощных струй густой тягучей спермы, переполнив Танину пещерку так, что липкие потоки хлынули по раздвинутым бёдрам и попочке. А Таня выгнулась в ответ мостиком, и её писька, изверглась тремя длинными тонкими струйками горячего сквирта, одна из которых попала Овину в лицо, а две другие — в волосатую грудь и живот.

Любовник, облизываясь, подхватил её руками за попочку, удерживая в приподнятом положении и насадив напоследок поглубже её писю себе на член. Потом бережно уложил девушку голым задиком обратно и снова на мгновение замер, прислушиваясь к чему-то. Член выскользнул, наконец, из так душевно выебанной пизды, и из неё с новой силой потекли густые белые струи его спермы вперемешку с девичьими соками.

Немного приходя в себя, девушка услышала, как за входной дверью раздался теперь уже отчётливый шорох, крыльцо скрипнуло, и... в дверь постучали. Овин, вероятно, давно подозревавший, что снаружи кто-то есть, тут же вскочил и ринулся к двери со своим всё ещё вздыбленным огромным членом. Посмотрев ему вслед, только сейчас девушка увидела, как в такт шагам за спиной Овина размашисто болтается из стороны в сторону увесистый длинный хвост.

На лице застыло выражение изумления и испуга одновременно, которое, впрочем, быстро прошло, потому что мысль о том, что сейчас сюда войдёт кто-то посторонний, как молния, пронзила девушку. Только сейчас она вспомнила, что одежды на ней не было в принципе, когда она сюда попала. Она судорожно попыталась найти, чем бы укрыться, но ничего подходящего не нашлось, разве что покрывало лежанки, сшитое из заячьих шкурок... Таня встала на четвереньки и посеменила на угол ложа, чтобы ухватить край покрывала...

— Hi! Plеаsе hеlp! Lооks likе I аm lоst in this fоrеst... ОH MY GОD!!! — Закончилась воплем реплика, которая началась обычным писклявым девичьим голосом.

Вероятно, гостья никак не ожидала увидеть хозяина этой хижины в таком виде — с эрегированным инструментом невероятных размеров. Раздался хлопок входной двери. Переведя на неё взгляд, девушка поняла, что никто не вошёл, наоборот — сам Овин покинул помещение. Судя по всему, он ринулся догонять беглянку. В пользу этого предположения свидетельствовали истошные визги, доносившиеся из лесной чащи.

Что делать ей самой, Таня не знала. Тоже убежать, воспользовавшись случаем? Но куда?! Что делать в ночи одной среди глухого леса? Кроме того, раз там так вот запросто разгуливают иностранки, вдруг это какая-нибудь заграница, а у неё с собой ни паспорта, ни визы, ни, простите, даже трусиков!... Размышляя обо всём этом, она решила оставить заячье покрывало в покое, уселась в позе лотоса и стала просто ждать, смотря на дверь и потирая пальчиками натруженную письку...

Минут через пять за дверью вновь раздались шорохи. Потом стали слышны отрывки фраз, исполненных отборной англоязычной бранью. Таниных школьных познаний в английском хватало лишь на то, чтобы распознать всего несколько слов: «... fucking... fuck... my аss... sоn оf bitch... bаstаrd... «. Вскоре дверь распахнулась, на пороге стоял изрядно запыхавшийся Овин, у него на плече лежала его добыча, отчаянно махавшая всеми конечностями, продолжая грязно ругаться на иностранном языке.

Овин вошёл в жилище, придерживая одной рукой жертву у себя на плече, не спеша закрыл дверь, так и держа пленницу на плече, прошёл в угол хижины, где находились большая русская печь, пошарил свободной рукой на одной полке, потом на другой. Затем бесцеремонно запустил руку под длинный подол её странного тёмно-серого одеяния, не без труда преодолел кордон из множества нижних юбок и, наконец, достиг цели — её попки. Жертва при этом на мгновение стихла. Но лишь на мгновение...

— Аh!!! Whаt аrе yоu dоing?! Lеt mе gо!... Plеаsе... — Хныкала она, барабаня Овина кулаками по могучей спине.

Лесной монстр с равнодушием маньяка игнорировал все её стенания и продолжал выполнять какие-то довольно сложные загадочные пассы пальцами руки, орудовавшими глубоко у неё под подолом в области попы. Как ни странно, вскоре гостья совсем затихла и присмирела. Тогда он со знанием дела перевернул её, как куклу, держа одной рукой за ноги вниз головой, и стал ловко освобождать от одежды. Член Овина, окончательно опавший к этому времени, стал вдруг снова наливаться твердью и раскачивался из стороны в сторону в такт его движениям уже почти горизонтально.

Тане, наблюдавшей за всем этим, одежда гостьи показалась странной. Первым делом с её головы слетел нелепой формы головной убор, напоминавший ни то косынку, ни то панамку. Потом было стянуто очень длинное — до самых пят — платье тёмно-серого, почти чёрного цвета. Вслед за ним рука Овина стягивала с неё через голову одну за одной белые нижние юбки. По мере того, как тело гостьи оголялось, стало видно, что это девушка лет двадцати, весьма пухленького телосложения и при этом небольшого роста — примерно по пояс Овину. Волосы на голове были собраны в кулю, чтобы помещаться под тем нелепым головным убором. Сомнений почти не осталось — это была юная монашка, причём, судя по одежде и языку, на котором она ругалась, явно какой-то иностранной конфессии.

В процессе раздевания что-то небольшое, но твёрдое с грохотом упало на деревянный пол.

— Ева... глаза стёкла... Гм... — Недоумённо произнёс хозяин дома, рассматривая поднятые очки в чёрной роговой оправе.

После этого он отодвинул ногой кучу смятой одежды прочь с дороги и понёс жертву, так и держа её за ноги, к лежанке, где восседала Таня. Она чуть подвинулась, освободив немного места. Овин уложил новую гостью на спину. Из одежды на ней оставались только хлопковые трусики серого цвета, которые положено натягивать до самого пупка, они изрядно сползли в процессе насильственного раздевания. Девушка стала было их поправлять, но не тут-то было: могучие лапы Овина отстранили её ручонки и ловким движением лишили бедолагу последней детали гардероба, впрочем, эта деталь оставалась до сих пор на ней лишь потому, что снимать трусы через голову очень неудобно.

— Cаn I... Cаn I hаvе my glаssеs bаck plеаsе? — Робко поинтересовалась гостья скороговоркой.

— Во даёт! С неё только что трусы стянули, а она очки назад требует! Монашка, блин!... — Искренне расхохоталась Таня.

— Плохая Ева... В лес убегать... Плохая!

— Слушай, Овин, она очки вернуть просит, может, уважишь? — Перевала Таня просьбу плохой Евы.

— Плохая Ева... Попу пороть!... Попу!!!

— Эээ... но... Глаза стёкла... отдай ей, пожалуйста...

— Попу пороть... Потом ебать... Плохая Ева... — Бубнил монстр, но всё же отдал очки, которые успел положить на тумбу возле лежанки.

От услышанного у Тани почему-то застучало в висках. Она поймала себя на том, что всё это время, не отрываясь, рассматривает белоснежное тело этой юной толстушки. Её небольшие, но чуть заплывшие жирком грудки с розовыми бусинками-сосками, толстенькие ляжки, мягкий, как перина, животик и даже ни разу в жизни не бритая писька, поросшая длинным тонким и довольно редким пушком, сквозь который отчётливо виднелись два валика пухленьких половых губок и немного выглядывающий меж них кончик любопытного клитора.

Но мысль о том, что, вероятно, ей вскоре посчастливится не только детально рассмотреть эту пышечку во всех интимных подробностях, созерцая её в весьма постыдных позах, но и лицезреть порку её такой нежной и чувственной белой попочки, буквально сводила Таню с ума. Ещё минуту назад ей и в голову не могло прийти такое! Но сейчас она была готова сама поставить эту толстенькую сучку раком, заставив выпятить повыше голый задик для порки, и начать охаживать его обжигающими шлепками... «Сначала рукой по одной тёпленькой булочке, потом по другой... а потом какой-нибудь тоненькой плёточкой... да... чтоб попочка порозовела... ммм... чтоб жгло, как от перца... « — роились в голове у Тани постыдные мысли. От этого низ живота снова заныл, а из писи стала сочиться горячая смазка.

Гостья же вела себя на удивление спокойно. Она надела очки и принялась рассматривать всё вокруг, и, казалось, уже ничуть не стеснялась своей наготы и будто была готова ко всему, что с ней тут будут делать. Она внимательно рассмотрела Таню, так и сидящую рядом в позе лотоса, и подрачивающую то одним пальчиком, то двумя свою безволосую письку. Потом бегло осмотрела стены жилища и перевела взгляд на Овина, который тем временем встал ногами на лежанку и, вытянувшись во весь рост, орудовал руками под самым потолком, приговаривая: «Попу пороть... Потом ебать... Плохая Ева... Только в попу ебать!... «. Его почти поникший сейчас член раскачивался из стороны в сторону прямо над головой иноземной толстушки и явно притягивал её взгляд. Было довольно темно, но ей кое-как удалось разглядеть не только его невероятный размер, но и необычную форму тройной остроконечной головки.

Спустя минуту, с потолка на девушек рухнул ворох верёвок и нечто, напоминавшее веревочную лестницу. При ближайшем рассмотрении, эта конструкция была похоже, скорее на подобие ходунков, сплетённых из пеньки. Продольные и поперечные стропы располагались с шагом примерно в десять сантиметров. В конструкции чётко прослеживался мешок для туловища, две короткие штанины и два рукава.

Овин слез с лежанки, подхватил плохую Еву подмышки и, не дав ей опомниться, ловко усадил в эти «ходунки». Затем затянул несколько шнурков, перекинул через плечи бретели и в результате гостья оказалась висящей в полуметре над лежанкой, надёжно зафиксированной в мешке из прочной сети с крупными ячейками. Ноги были широко разведены, согнуты в коленях и поджаты, руки обхватывали туловище и были закреплены сзади по принципу смирительной рубашки. Монстр деловито потянул ещё несколько верёвок, свисающих рядом с потолка и убедился, что конструкция исправна и готова к использованию.

Таня, не отрываясь, наблюдала, как подвешенная на воздусях гостья плавно раскачивается взад-вперёд. Она даже встала на ноги, чтобы получше рассмотреть пухлое тело иностранки, заглянув, наконец, ей меж широко раздвинутых теперь ног. Одна из строп впилась бедной девушке в аккурат промеж половых губок, а узел расположился как раз на клиторе и, должно быть, очень давил. Она поправила стропы так, чтобы ни одна из них не впивалась в писю, а узел сместила на волосатый лобок. Поправила она и стропы на сисях так, чтобы обе из них точно выглядывали в десятисантиметровые квадратики сетки.

— Аrе yоu оk?... — Поинтересовалась она у иностранки.

— Оh... dоn"t knоw... I"m filling sо gооd nоw!... А-hа-hа!... — расхохоталась та невпопад, еле выговаривая слова, — This guy mаdе sоmеthing tо mе whеn tоuchеd my аss undеr thе skirts... Hа-hа-hа-hа... — Снова залилась она писклявым хохотом.

Из её ответа Таня поняла лишь два ключевых слова: «gооd» и «аss» («хорошо» и «попа»). Тогда она обошла гостью вокруг и наклонилась, чтобы заглянуть ей в попку. К удивлению, обнаружила, что на попе сетка отсутствует: лишь одна стропа проходит между булочек, но на самих полупопиях строп нет. Таня не удержалась и, просунув палец под эту стропу, проходившую внутри попки, чуть оттянула её и провела пару раз вверх-вниз, будто невзначай коснувшись вскользь нежного и тёплого ануса толстенькой девчонки. Из колечка сочилась маслянистая жидкость с выраженным ароматом эвкалипта и эфирных масел, которая, по всей видимости, и являлась причиной такого расслабленно-приподнятого настроение монашки. «Должно быть, он вставил ей в попу какую-то особую «пилюлю» местного производства, чтобы смягчить её нрав» — промелькнула у в голове Тани догадка.

Овин тем временем отлучился куда-то за большую русскую печь и гремел там какой-то утварью. Вскоре он вернулся, держа в одной руке небольшую кастрюльку с подогретой водой, а в другой — моток толстой пеньки, похожей на ту, из которой были сплетены «ходунки». Он снова на мгновение удалился и вернулся с небольшой банкой в руках, из которой принялся насыпать в кастрюльку с водой серо-белый порошок.

— Соль для попы... Ева попу пороть!... Потом ебать... Плохая Ева!... — Пояснил он.

Размешав соль пальцем, он попробовал на вкус, добавил ещё немного и, снова помешав, погрузил туда сложенную вчетверо, а потом ещё и пополам, толстую пеньку, видимо, чтобы она пропиталась. Сам снова взялся за свисающие сверху верёвки и начал менять положение наказуемой, чтобы было удобнее пороть ей попу.

— Овин плохая Ева попу пороть... Хорошая Ева смотреть... Писю себе трогать... Овин смотреть Ева писю дрочит! — Спокойно пояснял он.

Плохая Ева теперь парила с сильным наклоном вперёд, так что её лицо было в нескольких сантиметрах над центром лежанки, а голая попочка максимально задрана вверх и обращена к Овину. Он несколько раз пожамкал руками намокающую в соли пеньку и оставил её там ещё на некоторое время, отряхнул руку от рассола и подошёл к попе, ожидающей порки. Несколько раз похлопал обе выпяченные булочки всё ещё солёной рукой, посмотрел на них и, высунув свой длинный горячий язык слизал с молоденькой попки соль, заставив её хозяйку тихонько взвизгнуть.

Таня послушно принялась занимать место зрителя. Ей почему-то непременно хотелось смотреть с близкого расстояния, как Овин будет наносить удар за ударом по гладкой голой попочке в воспитательных целях, как будет отскакивать от булочек, впечатывая в них горячую соль, жёсткая плётка, разрисовывая мгновенно розовеющими полосками голенький беззащитный задик. Но Овин не разрешил находиться при порке попы плохой Евы рядом с ним, указав на место в центре лежанки.

Тогда Таня решила хотя бы устроиться поближе к наказуемой, и она уселась в свою любимую позу лотоса так, что голова беспомощной монашки оказалась между её широко расставленных коленей. Пальчики так и тянулись подрочить раскрытую писюлю, но мысль о том, что монашка будет смотреть через свои очки на её мастурбации одновременно и заводила и останавливала, поэтому Таня решила дождаться хотя бы первых шлепков по беленькой заднице.

Наконец, Овин вынул из кастрюльки набухшую пеньку, чуть отжал, чтобы с неё не капало, но не до конца, чтобы она оставалась всё ещё тяжёлой. Импровизированная плётка выглядела внушительно: сантиметров сорок в длину и примерно шесть в толщину. Он поднёс орудие к подставленной попе и несколько раз провёл им по девичьим булочкам, смочив обильно горячим рассолом. Затем несколько раз пошлёпал её ладонью, замахнулся и нанёс первый шлепок просоленной тяжёлой пенькой по нежному задику.

— Оuuu!... — Издала иностранная Ева недовольный возглас.

Через некоторое время последовали один за одним ещё несколько хлёстких ударов по белой попочке, которые немного раскачали девушку, как на качелях, и каждый шлепок был чуть сильнее предыдущего. Их монашка вытерпела молча, лишь стиснув зубы и зажмурившись. Было видно, что ей больно, но она согласна это терпеть. Овин отошёл, чтобы смочить плётку в рассоле, оставив плохую Еву ритмично раскачиваться взад-вперёд. Лицо её при этом парило в непосредственной близости от голенькой Таниной писи.

Хорошая Ева послушно начала дрочить, демонстративно обхватив клитор двумя указательными пальцами и покручивая, как она обычно любила это делать. Средние и безымянные пальчики растягивали вход в пещерку, а мизинчики щекотали вход в попку. То и дело Таня ловко выхватывала капельку свежей смазки, обильно вытекавшей из щелки, круговыми движениями растирала её вокруг клитора, сжимала его пальчиками, вытягивая вверх, и снова крутила, обхватив с двух сторон подушками указательных пальцев. Плохая Ева с завистью созерцала все эти Танины бесстыдства, и это очень заводило обеих.

Тем временем Овин продолжил пороть пухленькую попочку тяжёлой просоленной пеньковой плёткой, методично и равномерно разогревая и подрумянивая булочки. На этот раз сила ударов была одинаковой, монашка терпела их молча, лишь шумно и коротко выдыхая при каждом новом шлепке. Таня представляла, как выглядит сейчас её разукрашиваемая поркой попочка, ей почему-то очень хотелось её увидеть, потрогать и... Она с испугом поняла, что хочет одновременно, и сама всыпать этой пухленькой сучке по заднице, и оказаться на её месте, чтобы почувствовать всё это своей голой попкой.

И снова пауза — Овин отлучился, чтобы смочить плётку, а монашка вновь раскачивается от принятых попой ударов взад-вперёд на своём подвесе. На этот раз амплитуда раскачиваний стала чуть больше, и она уже почти утыкалась носом в сочную Танину письку. Она даже чувствовала её горячее дыхание на своём клиторе и мокрых губках. Но ей совсем не хотелось отстраняться... А та стала вытягивать свой розовый язык, пытаясь хоть кончиком дотянуться до аппетитной ягодки клитора.

— Hеy... Givе mе... Givе mе yоur pussy! Plеаsе... yоur pussy!... — прошептала она, до того, как Овин вернулся и снова принялся полосовать солёной пенькой молоденькую попку.

Таня не столько поняла её просьбу, сколько догадалась. Она двинулась чуть вперёд, а туловище откинула назад, опершись на руки у себя за спиной. Теперь ротик плохой Евы был плотно пристыкован к возбуждённой писечке хорошей Евы. Она тут же всосалась в солоновато-кисленькую щелку с такой силой, что оторвать её было, наверное, невозможно! Теперь шлепки по попочке, которые исправно наносил Овин, больше не раскачивали плохую Еву, а лишь подталкивали, чтобы она могла глубже проникнуть языком в Танину щелочку, плотнее тереться языком о вздыбленный клитор, упиваясь её горячими соками. Тане особенно нравилось, когда монашка, заострив кончик языка, свербела им уретру — то самое узенькое отверстие пониже клитора, из которого девочки иногда пускают тоненькие струйки, сидя на корточках. Это почему-то доставляло какие-то совершенно новые и очень постыдно-волнующие ощущения. Ей ещё никто раньше так не делал...

Закинув назад голову и закрыв глаза, Таня наслаждалась тем, как эта толстенькая соска мастерски обрабатывает языком и губами её надроченную пиздочку, покусывая клитор, проникая языком всё глубже между губками, и иногда яростно всасываясь в писю с такой силой, что казалось, хочет засосать её целиком. Ритмичные удары, которые наносил Овин плёткой по белоснежной попочке плохой Евы, теперь ощущались и Таней, когда после каждого из них нос и рот монашки плотнее впечатывались в раскрытую писюльку. Она то представляла ощущения попы, которую Овин сейчас порол, то воображала, что это у неё самой в руках сейчас плётка, и она порет попочку этой похотливой монашки, оставляя розовые полосы на её беленьких чувственных булочках, по которым прошлась грубая, пропитанная солью, пенька.

Когда Овин в очередной раз, смочив плётку, продолжил обрабатывать попу монашки, удары его стали почему-то чаще и, видимо сильнее. Это вызвало бурю эмоций у обеих Ев, поскольку одна стала в голос вскрикивать, прямо в Танину норку, шумно и горячо выдыхая в неё, захлёбываясь соками, а другая, в ответ на это бурно кончила, выпустив из своей маленькой красивой брызгалки коротенькую струйку сквирта прямо в горло монашке.

— Хватит попу пороть... Теперь писю брить... Потом ебать... — вдруг внёс коррективу в свои планы Овин.

Он снова потянул за какие-то верёвки, и монашка опять приняла вертикальное положение: голова её была наверху, очки запотели и съехали набок, ноги по-прежнему раздвинуты и приподняты, только что выпоротая попка парила в нескольких сантиметрах над лежанкой у самого её края, а растопыренная волосатая писька смотрела на Овина, стоящего перед лежанкой и оценивающе её разглядывающего. Он на минуту отошёл и вернулся с бадейкой горячей воды, куском мыла, помазком и огромных размеров, зловеще сверкающей холодом стали, опасной бритвой.

Монстр уселся на пол напротив плохой Евы и деловито расставил свой инвентарь подле себя. рассказы эротические Затем тщательно смочил помазок и стал интенсивно намыливать его, натирая о кусок мыла, чтобы образовалась густая пена. Потом он зачерпнул своей огромной горстью воды из бадейки и плеснул на чёрный пушок в промежности пухленькой иностранки, после провёл по ним уже влажным куском мыла и сразу стал намыливать помазком, быстро водя его круговыми движениями по лобку, губкам, и до самой попки.

Таня, чтобы наблюдать за этим процессом, слезла с лежанки и уселась рядом с Овином на корточки. Хозяин дома не возражал.

— Оuch!... — Причитала монашка, когда колючий ворс помазка иногда покалывал клитор и внутренние губки внутри щелки.

Но Овин на это не реагировал. Только его могучий член отчего-то опять вздыбился. Он, быстро и ловко орудуя опасной бритвой, очень скоро полностью избавил гостью от редкой, но довольно длинной нежелательной растительности между ляжек, то и дело смахивая сбритые волоски в бадейку и полоща там бритву. Отложив, наконец, бритвенные принадлежности в сторону, он полюбовался результатом своей работы. Потом вдруг обильно наслюнявил средний палец и стал уверенно вводить его в вагину монашке. Та тут же заорала, как резаная...

— Плохая Ева пися закрыта... Овин нельзя... Только попу ебать... Только попу... — Раздосадовано констатировал он.

— Ещё девочка? — Догадалась Таня.

— Пися закрыта... Овин нельзя... Только в попу...

Таней тоже на мгновение овладела досада: она уже предвкушала лицезреть, как Овин мастерски насадит эту пышечку голой писькой себе на член и заставит трепыхаться и кончать, изливаясь брызгами смазки, как делал совсем недавно это с самой Таней, в течение двух часов так тщательно умело обрабатывая её в пиписечку. При воспоминании об этих ощущениях у неё снова налился клитор и заныл низ живота...

— Овин... а если ебать в писю плохую Еву нельзя, то пососать ведь можно? — Лукаво поинтересовалась хорошая Ева.

— Овин нет плохая Ева писю сосать! Только попу ебать! — Твёрдо заявил лесной монстр.

— Ну, погоди... если ты сам не хочешь... а можно тогда мне? — Сгорая от стыда, поинтересовалась Таня.

— Хорошая Ева плохая писю сосать?!. — Почти расхохотался великан.

— Да! Я очень хочу пососать её голенькую щелочку! Когда ты её побрил, она стала такой нежной и сладенькой!... Ну, пожалуйста! Можно?... — Сама не веря своей настойчивости, умоляла она.

— Хорошая Ева всё можно! — Великодушно произнёс гигант, поднимаясь с пола.

Таня на радостях обняла его на секунду и даже поцеловала куда-то в область пупка. Тут же взобралась на лежанку и распласталась в форме морской звезды прямо по центру.

— Ты можешь передвинуть её сюда ко мне, чтобы писькой прямо мне в рот? Пожалуйста...

Овин, умело орудуя верёвками, ловко развернул монашку в нужном направлении, чуть наклонил вперёд, передвинул так, чтобы голая и чистая пися иностранки нависала прямо над Таниным ротиком во всей своей красе. А та уже во всю высовывает язычок, приготовившись в первый раз лизнуть девственную писюльку. Монашка тоже догадалась, что будет дальше, и не смела возражать. Когда они встретились взглядами, Таня хитро улыбнулась, подмигнула, цокнула язычком, вытянула в трубочку губы и несколько раз выставила и спрятала кончик языка, намекая на скорое проникновение.

— Иди сюда скорее, я сейчас выебу язычком твою щелочку-целочку, писечку-девочку!... — Шептала она в полголоса, предаваясь овладевшей ею волне страсти и похоти.

Монстр, с улыбкой наблюдая за этим, медленно стал тянуть конец верёвки, уменьшая высоту, на которой парила толстушка, чтобы позволить, наконец её целочке слиться в поцелуе с чувственным Таниным ротиком.

Пися плохой Евы благоухала: от неё пахло девственностью и хозяйственным мылом, которое использовалось при бритье. Таня глубоко вдохнула её аромат и, не дожидаясь, пока она окончательно приблизится, чуть приподняла голову и смачно всосалась губами в девственную щель, притягивая к себе плотнее монашку руками за полыхающую после порки попу. Вкус и запах молоденькой пухлогубой щелочки буквально сводил с ума. Танин язычок тут же проворно скользну в глубь меж губок, уткнувшись в упругую преграду девственной плевы.

Тем временем регулировка высоты была завершена. Теперь пися плохой Евы плотно пристыковалась к Таниному рту и носику. Она гладила ладошками бархатистую внутреннюю поверхность пухлых широко расставленных бёдер, размашисто работая языком и губами в письке у похотливой монашки. А кончиком носа нарочито тёрлась о горошинку клитора. В ответ толстушка пискляво стонала, бормотала что-то невнятное на родном языке, то и дело вспоминая почему-то о боге...

Продолжая ебать целочку кончиком языка, Таня вновь переместила руки на недавно выпоротую и всё ещё горячую попочку, стала гладить её кончиками пальцев, немного щекоча и тем доставляя её хозяйке немалое удовольствие. Потоки скользких соков изливались из пухленькой пиздёнки с нарастающей интенсивностью. Вытянув руки вверх, можно было легко дотянуться до выпячивающихся сквозь пеньковое плетение молоденьких грудок. Сами грудки были настолько нежными, что казалось, могли проминаться даже от дуновения ветерка. Соски — напротив — были твёрдыми и увесистыми, отчего не могли держаться в горизонтальном положении и немного свисали под собственным весом.

Таня с упоением мяла нежные сиси и теребила кончиками пальцев трубочки розовых сосков. Иногда снова возвращалась к горячей голой попочке, жалея её поглаживаниями. Но главное безумие происходило, конечно, в молодой пиздёнке, где губы и язычок орудовали без стыда и стеснения, проникая во все потаённые уголки и закоулки, дроча и мастурбируя юную девственную писюлю, и доводя до безумия её набожную хозяйку.

Монашка, не будучи в состоянии даже немного пошевелиться, лишь постанывала и пыталась вертеть надёжно зафиксированными чреслами, целиком и полностью предоставленными сейчас в распоряжение хорошей Евы, которая ебала девочку своим проворным и нахальным язычком. Прикосновения к трепетным сисям и поглаживания голенькой многострадальной попочки дополняли палитру ощущений от поцелуя взасос в писю. Ей особенно нравилось, когда Танин ротик, плотно всосавшись между пухлых губок, с силой втягивал в себя надроченный клитор так, что он оказывался полностью во рту у Тани, где его поджидал не знающий стыда и стеснения проворный язычок, тут же начинавший плясать вокруг трепетной плоти девственной пизды похотливой толстушки.

Овин, о котором обе Евы на время забыли, отнёс на место бритвенные принадлежности, встал у лежанки так, что его взгляд неотрывно сверлил писю самой Тани, и ему показалось, что она сейчас совсем заскучала. Он решил исправить ситуацию и тоже взгромоздился на лежанку, где придавались бесстыдству его наложницы. Устроился меж раздвинутых ног лежащей в позе морской звезды хорошей Евы, склонился над её совершенно лысеньким лобочком, глубоко вдохнул аромат, исходивший из письки перевозбуждённой Евы. Потом коснулся кончиком носа места, где лобок раздваивался на половые губки и провёл им медленно вниз вдоль щелочки, перескочив через клитор, почти до самой попки. Слюнявая пися тут же намочила нос тягучей и такой горячей смазкой.

Терпеть Овин больше не мог — он жадно всосался своим огромным ртом в уже знакомую ему пиздёнку, запустил поглубже свой огромных размеров язык и даже зарычал от удовольствия. Чтобы было удобнее целовать Тане писю, он немного приподнял её расслабленные ножки и уложил их себе на могучие плечи. Писька Тани, которую он недавно «пытал» такой долгой еблей на этой самой лежанке, мгновенно налилась соками, набухла и стала трепетать под умелыми ласками брутального любовника. Девчушка невольно стала повторять движения, совершаемые гигантским языком в её нежной письке, в целке своей любовницы, которая уже в голос стонала и глубоко и отрывисто дышала.

Овин знал, что, целуя в писю хорошую Еву, он управляет сейчас ощущениями обеих Ев. Спешить он не стал, но и затягивать тоже. Искусно обмусолив девичий клитор и тщательно высосав все девичьи соки, которые накопились в письке, оставленной на время без его присмотра, он с силой прижал виноградинку клитора хорошей Евы кончиком языка к своей толстой верхней губе, немного повременил и, каким-то только ему ведомым способом несколько раз снова ритмично надавил на него, заставив сыкушку излиться струйкой оргазма прямо ему в рот.

Таня, в точности повторявшая его движения, проделала всё то же самой с писькой уже обезумевшей от страсти монашки. Та затряслась всем телом мелкой дрожью так, что затрещали стропы, на которых она была подвешена. Стоны её на время умолкли, и через мгновение девственница, доведённая до, быть может, первого в её жизни такого сумасшедшего оргазма, разразилась первобытным воплем.

Овин поднялся с лежанки, снова уложив Таню в позу морской звезды, потянул за верёвку, подняв монашку и отлучив, наконец её похотливую письку от Таниного натруженного ротика. Прозрачная ниточка смазки и Таниной слюны тянулась из щелки почти до самого покрывала, чуть раскачиваясь.

— Оххх!... Вот это да!... Спасибо тебе, Овин! Спасибо за всё!... — Тараторила только что бурно кончившая девчонка, пытаясь восстановить дыхание.

— Хорошая Ева в писе приятно — Овин доволен! — Улыбался великан, снова орудуя верёвками и перемещая плохую Еву для очередной экзекуции.

— Теперь ты будешь ебать её в попку, верно?

— Плохая Ева надо попу ебать! Сначала пороть, потом ебать!... Надо ебать!..

— Овин, послушай... я не знаю, как тебя об этом попросить... но кроме тебя никогда и никого об этом попросить не смогу... Ты можешь... можешь кое-что ещё для мен сделать? — Щёки Тани вновь налились пунцом.

— Хорошая Ева хочет... Овин делает... — Деловито ответил тот, выверяя положение попы плохой Евы для предстоящей ебли.

— Овин... а ты можешь всыпать мне по попочке точно таких же горячих, как всыпал ей, когда порол?

— Зачем пороть хорошую Еву?!

— Но... а если Ева сама тебя об этом просит? Выпоре мне попку, пожалуйста! Ну... не так долго и не так сильно... Но я хочу принять своей голенькой попочкой от тебя несколько таких же горячих ударов, которые полагаются плохим Евам.

— Пороть попу больно не буду... Стыдно буду... Как хочешь Ева... Подставляй попу! — Скомандовал он и пошел за плёткой.

Он добавил в уже остывшую кастрюльку немного горячей воды, сыпанул немного соли и принялся жамкать, вымачивая в новом горячем рассоле всё ту же пеньковую плётку. Таня тем временем встала на четвереньки рядом с плохой Евой, всё ещё парящей на воздусях и ожидавшей анальной экзекуции. Она выпятила свой потный задик как похотливая шлюшка, немного разведя ножки, чтобы и к её письке у Овина тоже был доступ — ей так захотелось. Танина попочка выглядела совсем по-детски в сравнении с задницей монашки, которая была, казалось, больше и шире раза в два. Меж чуть расступившихся маленьких нежных булочек виднелось колечко розового девственного ануса.

Монстр подошёл, поставил кастрюльку с водой на пол и отжал привычным движением просоленную плётку. Зачерпнул немного горячего рассола и плеснул на добровольно подставленную под порку попочку. Танин задик приятно обожгло, и она почувствовала, как тёплые солёные струйки стали стекать по её бёдрам.

— Попу пороть солёная попа... — Пояснил Овин, после чего тут же замахнулся и ошпарил нежные полупопия хлёстким шлепком плетки по диагонали сначала слева-направо, затем тут же крест-накрест справа-налево.

Попку сначала будто обдали кипятком, девчонка взвизгнула и подалась вперёд, но тут же вернулась и снова подставила задик под новые удары, давая понять, что хочет ещё. Овин повторил два удара с такой же силой. И снова как кипятком по попочке... Но голенький девичий задик, лишь чуть шелохнувшись, всё ещё стоит на месте и ждёт продолжения порки...

Пока Овин смачивал в соли плётку, а потом её отжимал, Таня почувствовала, что попа у неё вся горит, будто от красного перца — должно быть подействовала соль... та, которая для попы. Боль была значительной, но возбуждение от бесстыдства, которому она подвергается, стоя сейчас совершенно голая на четвереньках, почему-то брало верх.

— Да... выпори меня... выпори мне попочку, я плохая девочка!... Да, я очень плоха девочка, Овин, скорее выпори меня, как сучку... уффф!... Выпори мне попу, попку, попочку голую мою...

Великан послушно исполнил желание хорошей Евы. Он нанёс совершенно стандартную серию из восьми ударов — одну из тех, которые обычно предназначаются непослушным Евам, равномерно располосовал нежный задик Тани во всех направлениях розовыми дорожками, повторявшими замысловатый узор плетения пеньки. К уже имеющемуся перцовому жжению каждый раз добавлялось ощущение кипятка на новых, ещё не выпоротых местах.

— Ева больно попу... Хватит попу пороть! — Предложил великан.

— Ну... да... попу, пожалуй, хватит... но писю... А шлёпни меня теперь по письке легонько пару раз, а?... — Попросила Таня, потирая рукой голую щелку.

Овин ничуть не удивился, ведь пороть Евам писи ему тоже приходилось и не раз, правда, гораздо реже, но делать это он тоже умел. Он снова смочил плётку, как следует отжал и взял в руку так, чтобы она стала короче. Несколько раз размахнулся, видимо, прицеливаясь, нанёс три метких и довольно жгучих удара по голенькой Таниной писечке, точно попав меж заранее раздвинутых бёдер. Письке было больнее, чем попе, особенно когда один из языков плётки попал точно меж губок и ошпарил клитор, но жжение быстро прошло, а осталась лишь прохлада и пощипывание от оставленного плёткой на лобке, губках и бёдрах рассола.

— Уау!... Вот это да! Ты меня даже внутри письки сейчас ошпарил! Аххх... — Причитала Таня, усевшись на лежанку, раздвигая заметно порозовевшие половые губки, чтобы погладить свой только что незаслуженно наказанный клитор.

— Оh... I knоw, yоu"rе аbоut tо fuck my аss nоw... Cаn... Cаn I... Cаn Ibе licking hеr pussy plеаsе?... — Подала вдруг опять скороговоркой голос плохая Ева, повернув голову в сторону Овина.

— Мне кажется, я знаю, о чём она просит. — Догадалась Таня — Она хочет, чтобы пока ты будешь ебать её в попу, она могла лизать мою письку. Ох... мне вот после порки тоже этого так хочется!... Можно? Ты будешь её ебать, она мне лизать, а я смотреть, как твой член таранит её пухлую попку!... Можно, а? Она так классно это делает!..

Овин заулыбался и не стал возражать. Таня опять улеглась посреди лежанки в позе звезды, развернувшись на этот раз в обратную сторону. Овин чуть изменил положение монашки так, чтобы её рот оказался над Таниной пиздой, но, чтобы попа так и оставалась в поле полной досягаемости для его члена для наиболее глубоких проникновений. Потом, немного подумав, освободил ей руки. Монашка смогла, наконец, поправить на лице сильно съехавшие очки. В этот момент она с ужасом разглядела за спиной у Овина его хвостище, которым он повиливал, пока развязывал неподатливый узел, фиксировавший её руки за спиной.

Бедолага с ужасом посмотрела на Таню, потом на Овина, потом снова на Таню... Поняв в чём дело, она перевернулась на живот выставила на её обозрение свой аккуратный голенький задик.

— Видишь, у меня нет хвоста. Только у него... Я тоже сначала офигела... Что поделать... — Поясняла она, не утруждая себя переводом всех этих оправданий на английский и вывернув шею, чтобы видеть собеседницу.

Отсутствие хвоста у Тани

несколько успокоило монашку, но не полностью. Не в силах вымолвить ни слова, она лишь судорожно крестилась, закрыв глаза и шепча, видимо, какие-то молитвы...

Овин же смазал свой огромный инструмент обильно маслом, отвязал явно мешающую сейчас стропу, проходившую в аккурат между пухлых булочек, и заслонявшей трепетный анус, капнул несколько капель масла в послушно подставленную под еблю попочку и, прислонив острый конец своей самой первой залупы к девственному анусу монашки, начал надавливать...

Таня снова легла на спину и, бесстыже разведя ножки, жадно пожирала глазами, как залупы одна за одной сначала раздают в стороны колечко ануса, а затем полностью ныряют внутрь пухлой попки. Монашка при первом, и уже таком настойчивом, проникновении протяжно застонала, ведь Овин совершенно не церемонился с её задиком. Утолщающийся к основанию член Овина продолжал вползать и вползать всё глубже в тёплые недра девичьей попочки. И лишь когда стон её хозяйки стал угрожающе нарастать, он остановился. Побыв на заданной глубине немного, он начал движение назад. Вскоре головки вынырнули одна за одной. И тут же новое проникновение. На этот раз ещё увереннее и быстрее... снова стон монашки... и снова движение назад.

Очень скоро помещение наполнилось отчётливым запахом эвкалипта и ещё каких-то эфирных масел, которые Овин искусно ввёл монашке в попочку ещё в самом начале их знакомства, когда орудовал рукой у неё под подолом. Пары этих масел каким-то неведомым образом заставляли монашку чувствовать себя более расслабленной и раскованной всё это время, и теперь смачивали ствол Овина, когда он совершал им глубокие возвратно-поступательные движения внутри той самой попы.

В целом, ебля попы проходила довольно мягко. Ещё бы — Овин знал в этом толк! Монашка боялась теперь даже пискнуть лишний раз, вероятно полагая, что её ебёт сейчас в попу не кто-нибудь, а сам чёрт из преисподней! Хорошая Ева так увлеклась этим восхитительным зрелищем, что даже не заметила, как монашка, чтобы подавить свой ужас, сильно ухватив её руками за расставленные бёдра, жадно всосалась ей в письку. И стала выписывать языком во влажном и таком солёном после порки влагалище разные кренделя, вновь проявляя неподдельной интерес к маленькой дырочке под самым клитором в писе у Тани.

Необычное, свербяще-томящее ощущение где-то под лобком снова стало удивительным образом накладываться на общее наслаждение от ласк писи тёплым языком. Ей временами казалось, что она сейчас описается, и выдержать это уже не могла.

— Уоо... ооо... оохоохоо... — Стонала она в голос, пытаясь отстранить рот монашки от своей щелки.

Тогда язык монашки на время отступал и просто старательно лизал нежную щелочку. Но теперь Таня была готова отдать всё, что угодно, лишь бы эта, невесть откуда владеющая мастерством куннилингуса иностранка, снова начала так бесцеремонно буравить кончиком язычка узкую солёненькую дырочку. Она снова расслаблялась и широко растягивала пальцами свои половые губки, оттягивая вверх даже сам клитор, лишь бы уретра снова оказалась в центре внимания проворного язычка. И вновь он послушно принимается за дело, как заведённый, свербя дырочку-писюльку, то будто бы стараясь поглубже проникнуть внутрь, растягивая её, то, двигаясь волной, совершает высасывающие движения, получая в награду горячую солоноватую капельку девичьего бесстыдства, которую извивающаяся от изнеможения голенькая девочка уже не может в себе удержать.

Тем временем темп ебли многострадальной попочки был задан. Член Овина по-хозяйски распирал анус на нужную ширину, вгонял головки одну за другой, затем впихивал задеревенелый ствол, после чего незамедлительно начиналось движение назад, чтобы потом снова, как по маслу, войти в мягкую и горячую плоть попки на максимально возможную глубину. Его могучие яйца стали ритмично раскачиваться прямо над Таниной головой, а в её писе орудовал почувствовавший внезапно вкус к лесбийским ласкам тёплый язычок плохой Евы.

Хорошая Ева лежала и наслаждаясь этим невероятно волнующим процессом. Она слушала, как мычит монашка, получающая от Овина жёсткие палки в попу, упиваясь в это самое время её истекающей из всех дырочек нежной девичьей писькой.

Таня закрыла от удовольствия глаза... и снова провалилась куда-то в небытие, чтобы потом, очнувшись, оказаться в каком-то новом, доселе не изведанном, а, быть может, и в уже знакомом мире. Она не знала, где, когда и в какой роли окажется. Но единственное, чего она по-настоящему хотела — это вернуться, наконец, в свой родной мир, где она родилась, выросла, познала настоящую любовь...

Она искренне надеялась, что это когда-то обязательно произойдёт, что тот, кто её по-настоящему любит, обязательно придёт за ней и поможет найти выход их этого лабиринта чужих миров...