После того дня, я плохо себя чувствовал, шарахался от каждой фразы матери, мне казалось, что сейчас она на меня начнёт орать, шлёпнет со всей дури пощёчину, но ничего не происходило, всё было, как и прежде. Два дня, целый дня меня мучала совесть, не давала спать, мешала есть, появились мешки под глазами, постоянно вялый вид.

Утром третьего дня, смотря в зеркало, я понял, что так больше нельзя, надо что-то делать. Ничего умнее, как просто прийти и извиниться, я не придумал. Это была идиотская затея, но другой не было. Я решился в этот же вечер пойти к тётке, упасть на колени и бить челом, лишь бы совесть перестала меня терроризировать.

Я купил букет лилий и поехал в район тётки. Было тяжело морально, очень страшно, сердце готово было провалиться в желудок. Чтобы хоть как-то снизить напряжение, я прибегнул к волшебной силе алкоголя. Купив баночку девятки, быстро её оприходовал и стал стоять в одиночестве, дожидаясь нужного времени, но эффекта банка не произвела. Вообще. Пришлось ещё идти за одной, а потом ещё за одной. Ну и потом, смотря на время на телефоне и понимая, что ещё есть десяток минут, пошёл ещё за одной банкой, немного пошатываясь.

Выпоров за полчаса два литра пива, я мерно, шатаясь, как мишка, с пустой головой, пошёл к тётке. Чувства были притуплены до тех пор, пока не подошёл к двери, тогда я резко начал трезветь. Держа уже слегка помятый букет, я позвонил в дверь, ощущая, как сердце бешено заколотилось. Предвещая ор, ругательства и хаос, я тяжко выдохнул.

Спустя десяток секунд дверь открыли. Я, стоящий с немного покосившими глазами, дурацкий букет лилий, моё ужасное дыхание, и она, удивлённая, испугавшаяся. Я прекрасно понимал, что она просто наорёт на меня и закроет дверь, то есть сначала закроет, а потом наорёт. Поэтому схватился за дверь и зашёл. Тётка сделала два шага назад, онемев от такой наглости и даже не догадываясь, что я сделаю.

Я закрыл дверь и повернулся.

— Привет, тёть Нин, кхм, — сказал я, смотря в пол и протягивая букет. — Я вот тут извиниться пришёл.

Тётя медленно взяла букет хрупкими ладошками и положила на рядом стоящую тумбу.

— Ну, привет, племяш. Как дела? — спокойно спросила тётя.

Я просто охуел от такого начала, я думал, что она будет орать, как остервенелая, даже ударит, может быть, пару раз, но так мирно... Я кашлянул и поднял голову и глаза. И тут понял, что в глазах плавает такое чувство, что лучше бы она наорала.

— Плохо, тёть Нин. Очень плохо.

— Да, мне твоя мать уже сказала. Говорит, не ешь, мало спишь, вид дурной. Спрашивала про тебя, мол, что-то, может, случилось.

— И что вы сказали? — спросил я, медленно холодея.

— Что ничего не знаю, — выдохнув, сказала тётя. — Ну, пойдём, раз пришёл, не стоять же у порога.

Внутренне я выдохнул, хоть и понимал, что мать бы сразу меня избила, узнав о том, что я натворил, но сейчас, когда тётя сама сказала, что ничего не рассказала матери — мне стало легче, намного легче, но находиться рядом с тёткой было неприятно, стыдно. Я прошёл за тёткой и опёрся о стену, она стала наливать чай

— Садись, чего ты, — сказала она, будто ничего и не произошло.

Я кашлянул и сел за круглый, накрытый скатертью стол. Тётя поставила две кружки чая и чашу с конфетками.

— Чего ты так, племяш, здоровье беречь надо, — сказала она, съев конфетку и делая глоток.

— Тёть Нин, да я... — сказал я, замявшись.

— Неприятно, да?

— Да, очень.

— Ну, мне было неприятно, когда ты меня ночью отодрал, — спокойно, буднично, сказала она, отхлебнув.

— Тёть Нин, я, правда, не...

— Да ещё и на голову давил, до сих пор затылок трещит, — перебила она, — а уж пизда-то нарывает... ууууу-х.

Я опустил взгляд и раскраснелся, как рак. Я чувствовал это, что мои щёки налились, как спелые помидоры, чувствовал, как я жалко сейчас выгляжу, это было отвратительно, я сам себе был отвратителен.

— Ну, что ты раскраснелся, ночью не краснел, а сейчас смог, глядите-ка.

— Тёть Нин, пожалуйста...

— Ты пей чай-то, остынет ведь.

Я сделал глоток, малиновый, мой любимый.

— Конфетки ешь. Понравилось?

— Да, вкусный, — ответил я, делая ещё глоток.

— Я не про чай. Понравилось иметь беззащитную женщину?

Я поперхнулся чаем и, не зная, что делать, молчать или придумать какую-то фразу, ляпнул:

— Да, — но тут же закашлял, — то есть нет. Ой, то есть да, но я не это хотел сказать. Тёть Нин, извини, я не это имел в виду.

Она вскинула аккуратные, чёрные брови и с интересом посмотрела на меня, сделала последний глоток и пошла к раковине, сполоснуть его.

— Допевай чай, уже не горячий, — сказала она.

Я прикончил его в два глотка и встал, ожидая, что меня сейчас вышвырнут, но тётя помыла и мой бокал, поставила его и повернулась ко мне, сев на столешницу и скрестив руки на груди.

— А ты вообще давно этим занимался?

— Чем? — спросил, будто не понимаю.

— Сексом. Трахался давно?

Я хотел пошутить, что пару дней назад, но не стал испытывать судьбу, хоть разговор и пошёл ни в то русло, куда бы я хотел, а я хотел бы, что бы тётка не обижалась и просто уйти домой, но всё же это лучше, чем ругань и драка.

— Давно.

— А, ну теперь понятно. Рукой работаешь? — спросила она, изобразив дрочку в воздухе.

— Тёть...

— Ну а что такого? Я хочу побольше узнать о своём племяннике, понять твои проблемы, может, помочь. Да и теперь имею полное моральное право спрашивать.

— Да, тёть Нин, я дрочу, и много, — зло сказал я. — Но дрочут все.

— Ну, чего ты сразу злишься. Я вот не дрочу.

— Тёть Нин, я лучше домой пойду.

— Куда ты ночью пойдёшь? Хочешь, чтобы по дороге избили и обокрали?

— Да я...

— А, ну да, ты же не знаешь, в каком прекрасном районе я живу. Переночуешь у меня, только в этот раз...

— Нет! Нет-нет, — громко и возмущённо сказал я, подняв руки.

— Вот и хорошо, пойдём, постелю тебе.

Я прошёл за ней в комнату Вани, она начала вытаскивать наволочку, подушку и прочие прелести из шкафа.

— И часто дрочешь? Судя по всему, у тебя огромный.

— Тёть Нин, можно, пожалуйста, мы не будем об этом говорить.

— Почему? А мне хочется. Ведь это так круто, поговорить о чём-то запретном. Ю-ху, выебал племянник, пиздато.

— Тёть...

— Что?! — зло вскрикнула она, повернувшись ко мне.

Я заглянул в обозлившиеся глаза и сбился. Она вернулась к приготовлению постели.

—Думал, посуёшь член и всё? Неееее-т, мальчик, я не левая баба, которую можно как хочешь драть, я твоя родная тётя, я с твоей матерью выросла. Это инцест! Ещё и кончил в меня...

— Да я... да я...

— Да ты, — сказал тётка уже беззлобно и вздохнула. — Подумал членом, а сейчас мямлишь. Круто, не правда ли? Вот скажи, ты о чём думал, когда в меня кончал? А если бы я залетела?

— Ни о чём не думал, тёть Нин, просто хотел потрахаться, — сдавшись, сказал я правду. Нет смысла выкручиваться, раз пошёл такой разговор.

— Вот именно! Хотел ебаться, как зверь. Ты, Андрюш, дрочи почаще, если бабу себе найти не можешь, не то на каждую пизду будешь бросаться.

— Да я и так уж стараюсь. Просто вы так лежали, что я не сдержался...

Тётя хохотнула и весело сказала:

— Ооооо, жопа моя понравилась? Ну хоть что-то с этого хорошее.

Тётка полезла к углу кровати, чтобы расправить простынь, халат задрался и я увидел, что она опять не надела трусы. Видимо, после работы снимает, чтобы интимное место дышало, ведь дома всё равно никого. Я почувствовал мощный прилив крови к члену, страха не было, да и пропал он уже давно, как тётка завела этот откровенный разговор. В мгновенье мои губы пересохли.

Глядя, на голую манду, я загипнотизировано сказал:

— Тёть... а давай ещё раз?

— Что?! — вскрикнула она, обернув голову.

— Ну, раз уж мы так разъяснили, то ещё раз... потрахаемся?

Пересохло и горло, стало жарко, будто летом включили отопление.

— Потрахаемся?! Да мы не трахались, ты просто подолбил член в дырку, племянничек!

Она так эротично возмущалась, активно жестикулируя, изгибая брови, что член просто поднялся, как рычаг, выпирая из штанов.

— Оооо, ну ясно, — протянула она, — иди в туалет, подрочи.

— Тёть... — прося посмотрел я на неё.

— Иди-иди! Инцестник, блядь. Запретный плод он захотел.

Я, с тяжестью на сердце и разочарованием в голове, пошёл в туалет. Работал руками, сколько мог, но кончить так и не смог, рука уставала, менял на левую, а после подключал правую, но никакого эффекта. Удручённый, я надел трусы, штаны и вышел.

— Ну, что? — спросила тётя, оперившись попой о столешницу. — Полегче стало?

— Нуууууу...

Она взглянула на моё лицо, на торчащий из брюк член.

— Так, послушай, мы не будем ебаться. Если ты подумал, что нашёл халявный секс с немного старой, но всё ещё неплохой бабой, то ты ошибся. На этом всё, спать.

Она допила воду, поставила кружку с громким стуком и пошла в комнату. Я понял, что ночь будет тугой и отвратительной, но тётя... она такая сексапильная, когда говорит о сексе так просто, о нашей ёбли, о дрочки. Так эротично... я на секунду закрыл глаза и тут же их открыл, схватил рядом проходящую тётку и придавил к столу.

— Что, опять?! — закричала она.

— Тёть Нин, пожалуйста, мне же много не надо, я чуть-чуть, правда, — сказал я, задыхаясь от напряжения и чувствуя, как бёдра непроизвольна пихают стоящий член через одежды тётке в попу.

— Андрюш, я серьёзно говорю, прекрати, это ненормально — ебать родную тётю.

— Да плевать, нормально это или нет, — зло сказал я, взяв её за бёдры и прижав к паху так сильно, чтобы член перестал ныть.

— Если ты это сделаешь, то я накатаю на тебя заяву и всё расскажу матери!

— Ну, замолчи, пожалуйста, замолчи-замолчи! — сквозь сжатые зубы сказал я, вытащив из штанов член и пытаясь найти дырку.

— Оооооооо, нет! Нет-нет! Не вздумай! Не...

Я запихнул член на всю длину, пытаясь всунуть ещё глубже. Тётка прервалась, будто её начали душить. Я схватил её за короткие, белые волосы и натянул, нащупал другой рукой свободно болтающиеся сиськи и сжал, не заботясь о том, что сделаю больно. Я ебал, так жёстко, как только мог, пытался достать членом до печёнки, но она молчала, лишь громко дышала.

— Покричи, — сказал я, задыхаясь, — покричи, пожалуйста.

— Иди в жопу, чёртов насильник! — яростно прошипела она!

— Кричи, блядина! — заорал я, начиная долбить так быстро, насколько мог, даже члену стало немного больно.

— Не буду!

— Ах ты, шалава, блядь, — проговорил я ей наушко, беря за горло. — Ах ты шлюха, как с сыном ебаться, так это кричала, а как я, так это нет, а ведь у меня-то хуй побольше.

— Что ты сказал?! Это неправда!

— Да знаю я всё. Мне Ванька всё рассказал, как по ночам тебя ебал, блядищу такую. И мне предлагал, но я отказался.

— Ты всё врёшь! — неистово закричала она.

Я же больше не мог говорить, чувствовал, что вот-вот подойдёт конец, такой желанный, такой долгожданный. Я взял её за сиськи и притянул к себе. Её хрупкая, выгнутая спина лишь добавила в уже и так разгорячённую печь ещё больше огня. Я драл, пока не наполнил её кончой. Мы вместе упали на стол, я остался на ней и в ней, обессиленно придавливая её к столу. После нескольких десятков секунд, я нежно поцеловал её в щеку, всё ещё оставаясь на ней.

— Ты охуенная, — восторженно проговорил я и ушёл в комнату спать.

Утром её уже не оказалось, но ключи лежали на столе.