Медные бляшки калиг мерно звякают по шлифованному камню, при каждом шаге.

Сто двадцать шесть шагов. А за ними, жизнь или смерть. Сто двадцать шесть шагов.

Ворота в конце коридора раскрываются, после полумрака коридора, яркий свет слепит. Мерный гул толпы заполняет все вокруг. Они ждут. Ждут зрелища, ждут крови. Они жаждут видеть, как льется кровь. Чужая. Они предвкушают чужую смерть. Глупцы. Придет время, и их кровь потечет по улицам Вечного Города, их жизни будут со смехом забирать те, кого они презрительно называют варвары. Да, варвары, варвары потому что пьют неразбавленное вино, не бреют бород, и носят штаны. И эти самые варвары будут, как свиней резать тех, кого лишь по недоразумению называют мужчинами, а их жены будут ублажать победителей. Они и сейчас это делают, причем с удовольствием. Юния Карра.

Я делаю шаг из полумрака, на залитый солнцем песок Арены. Сто двадцать седьмой.

Трибуны взрываются восторженным ревом.

— СЕ-ВЕР... СЕ-ВЕР. — Скандирует толпа. Они, зовут меня Север, Это имя дали мне римляне, Север Безумный. Римляне. Разжиревшие на чужой крови хряки, не могущие ублажить даже собственных жен. Там, где студеные волны разбиваются о скалы родного фьорда, меня звали по-другому. Совсем по-другому. Рагнар Скальд. Потом я стал Рагнар Два Топора, и вот теперь, я Север Безумный.

Я делаю несколько шагов вперед и поднимаю руки. На мне нет брони, я всегда так выхожу на Арену. Калиги и набедренная повязка. Мой лоб прикрывает широкая матерчатая повязка, она хорошо впитывает пот и не дает моим длинным светлым волосам лезть в глаза. В правой руке длинная спата, в левой гладиус.

Ворота напротив медленно открываются. Из сумрака на ярко освещенную южным солнцем Арену выходит мой противник.

В правой руке короткий гладиус, в левой небольшой прямоугольный щит. Правая рука и нога защищены стеганной броней, на животе широкий пояс с железными бляхами. На голове открытый шлем. Судя по лицу италиец.

Ворота не закрываются, похоже, что у меня сегодня не один противник. Двое не так уж и страшно, трое уже гораздо хуже.

Второй выходит на арену. Грек. На голове греческий шлем с широким гребнем из конского волоса, торс прикрывает бронзовая кираса с юбкой из проклепанных кожаных полос, на ногах бронзовые поножи, в левой руке большой круглый щит, в правой копье. На поясе короткий меч. Мечник и копейщик. Ворота все еще открыты, неужели третий.

Да третий. Сухощавый, темнокожий нумидиец, с трезубцем и сетью в руках. Ретиарий. Наихудший расклад из возможных.

Ворота все еще открыты. Четвертый. Бритт. Копна светлых волос, длинные усы, расписанное синими татуировками обнаженное тело. Длинный овальный щит разрисованный кельтскими узорами, топор на длинной рукояти.

С четверыми мне еще не приходилось сталкиваться.

Ворота открыты. Пятый. И это моя смерть. Здоровый, выше меня на голову. Бритый наголо череп, покрытая шрамами, это даже лицом нельзя назвать, морда. Гора мышц под эбеново черной, лоснящейся кожей, заточенные зубы. В могучей лапище короткая рукоять с цепью, а на цепи шипованный железный шар, чуть меньше моей головы. В другой лапе дубина с шипами.

Ворота закрылись. Бросаю взгляд на Тиберуса Карра, распорядителя боев. Кривая, довольная ухмылочка, рядом с ним сидит Юния Карра, его жена. И моя любовница.

Но времени у меня нет. Удар гонга.

БОООЙ.

Они стоят полукольцом. В центре чудовище, по бокам Италиец и Грек. По краям Нумидиец и Бритт.

Самый опасный сейчас для меня Нумидиец. Мое спасение скорость, а его ловчая сеть, моя смерть.

Монстр решительно движется ко мне. Остальные за ним.

Я поворачиваюсь к Бритту, посылаю ему поцелуй и делаю руками движение, как будто натягиваю его жопу, на свой член. Он взбешен и вопя бросается ко мне.

Именно на это я и расчитывал. Кельты очень легко поддаются гневу. Остальные не успевают среагировать, его атака слишком внезапна.

Бросаюсь навстречу Бритту, обхожу его справа, приняв его топор на гладиус, спатой вспарываю обнаженный живот.

Отпрыгиваю назад, разворачиваюсь и бегу от преследователей вдоль ограждения Арены. Краем глаза вижу, как Бритт падает на колени, пытаясь удержать вываливающиеся на песок сизые потроха.

Я бегу. Я взял первую кровь, но их еще четверо, и ретиарий. Нумидиец буквально висит у меня на хвосте. Монстр и Италиец отстали, а Грек решил перерезать мне путь, ну да, в его броне бегун из него никакой. А вот встречаться с ним и Нумидийцем одновременно, мне почему то не хочется.

Резко разворачиваюсь и что есть мочи бросаюсь на Нумидийца. Сеть такая штука, к броску надо подготовиться, а он оказался не готов. Мы слишком близко. Он бьет трезубцем, ловлю его на спату и отклонив в сторону погружаю гладиус в податливую плоть вверху живота. Проворачиваю. Вырываю назад. Клинок с чавком выходит наружу, кровь из широкой раны выплескивается на песок. Кровавый песок Арены. Нумидиец неверяще смотрит на свою кровь льющуюся у него между пальцев. Он еще не понял, что уже мертв. Но мне некогда, те двое все ближе.

Бегу дальше, хорошо что на мне нет брони, давно бы уже запыхался, а так... Так я могу бегать часами.

А вот и Грек. Защита у него что надо. Надо ему, мне то как раз его защита очень даже мешает. Было бы достаточно времени, я бы потанцевал вокруг него, и достал бы эту черепаху из панциря. Но времени нет. Надо действовать быстро.

Налетаю на него сходу, отклонив спатой копье, перерубаю его гладиусом, бью ногой вниз щита. Острая кромка больно бьет Грека по обнаженным бедрам. Кровь пятнает начищенную бронзу. Толчок плечом в щит и Грек падает на спину. Пытается трясущейся рукой достать меч, но мой гладиус уже вошел во впадинку у основания горла. Грек захлебнулся собственной кровью, выдернув меч, я оставляю булькающего противника умирать, и бегу дальше.

Оторвавшись от медлительных преследователей перевожу дух.

Дикая гонка на пределе сил закончилась. Я оглядываюсь вокруг. Сквозь шум крови в ушах до моего сознания добирается внешние звуки. Трибуны ревут, зрители вскочив с мест машут руками, женщины визжат. Одна, поймав мой взгляд рывком спускает тунику, обнажая груди, протягивает ко мне руки.

Другая, увидев ее вообще скинула одежду и голая прыгает на трибуне размахивая над головой туникой, ее муж пытается утихомирить разошедшуюся жену, но она отталкивает его, зато чужим рукам она дает полную волю. Но смотреть на то, что происходит на трибунах мне некогда.

Враги приближаются. Не бегут, идут быстрым шагом. А Италиец не дурак, не отрывается от гиганта. Сейчас именно он моя проблема. Эту огромную тушу я разделаю, но Италиец не позволит мне этого сделать. Значит именно он моя цель. Хотя...

Я срываюсь с места и бегу по широкой дуге, моя цель Нумидиец. Он еще жив, пытается отползти от меня в сторону. Не дергайся, ты мне не нужен. Втыкаю клинки в песок. Подхватываю сеть и трезубец.

Двигаюсь навстречу противникам. Делаю вид, что собираюсь атаковать гиганта. Италиец купился, чуть отойдя в сторону он начинает обходить меня, что бы напасть со спины.

И отрывается от напарника. Именно этого момента я и ждал. А он нет. Прыгаю к нему и бросаю сеть. Он явно не ожидал атаки, сеть не очень прочно спеленала его, он почти освободился. Но именно почти, мелькнувшая передо мной обнаженная спина, прекрасная мишень.

Острые зубья трезубца, с загнутыми крючками на конце вонзаются в человеческое тело. Рву оружие назад, оно плохо выходит, приходится тянуть из всех сил, наконец оружие свободно. Три зияющие рваные раны в спине, с ошметками мяса. Италиец воет. Я вновь вгоняю ему в спину трезубец. И оставляю его торчать из спины.

Еле успеваю увернуться от шипастой смерти. Шар врезается в песок.

Я безоружен. Остается бежать.

Впереди лежит тело Бритта, он пытался ползти и кишки тянулись за ним, оставляя широкий кровавый след. Песок хорошо впитывает кровь. Но ее было слишком много.

Подхватываю рукой

топор, оборачиваюсь.

Меня недаром прозвали Два Топора.

Увернувшись от удара шипастой дубины, оказываюсь у него за спиной и сжав топор двумя руками, как дровосек рублю могучий позвоночник. Выдергиваю топор и наношу новый удар. Потом еще. И еще.

Огромное тело, как подрубленный дуб тяжко падает наземь. Я стою над ним, весь забрызганный кровью, сжимая в руке окровавленный топор.

Трибуны сошли с ума. Рев стоит такой, что закладывает уши.

СЕ-ВЕР!!! СЕ-ВЕР!!! СЕ-ВЕР!!! СВОБОДУ!!! СВОБОДУ!!!

Мало кто решиться пойти против гласа толпы. Даже император.

Император встал. Шум постепенно стих.

— Глас народа, глас богов. Гладиатор Север Безумный, отныне свободный человек и гражданин Великого Рима.

Я бросил взгляд на Тибериуса Карра. Досада в глазах. Дурак, он не знает, что я никогда ничего не забываю. И не прощаю.

Тусклый свет маслянного светильника озаряет маленькую каморку. Под Ареной таких полно. Выжившие на Арене могут отдохнуть и обработать раны.

Этот бой не прошел для меня бесследно, новый шрам на правой груди обеспечен. Когда я получил его, даже не помню. Скорее всего распорол краем щита Грека когда толкал его. Кровь течет не сильно, но...

Старый Пуллий принес флакон с целебной мазью. Отдав его мне сказал

— Север, там... К тебе пришли... Ну, твоя...

— Спасибо, старик, я понял.

Пуллий вышел, и в каморку ворвался ураган. Юния Карра.

— Север, как же я за тебя боялась. Север... Когда ты стоял на арене весь в крови, я чуть не бросилась к тебе... Север, ты ранен?

— Ерунда, царапина.

Она отстранила мою руку с губкой, провела ладонью по груди. На ее руке осталась моя кровь, она поднесла ладонь к губам и слизнула ее. Глаза ее затуманились. Она склонилась к ране и принялась вылизывать ее.

В карих глазах Юнии похоть. Кладу руки ей на плечи, и давлю вниз. Мой законный приз, жена моего врага покорно опускается передо мной на колени.

Ноздри Юнии Карры трепещут, жадно вдыхая крепкий дух вспотевших чресел и свежей крови, пропитавших мою повязку.

Она прижимается лицом к влажной ткани и дрожащими от нетерпения руками пытается добраться до содержимого. Узел на поясе завязан на совесть, и Юния впивается в него зубами.

Наконец ей удалось справится, и уже ни на что не годная тряпка отлетает в сторону.

Прекрасное лицо холеной римской патрицианки, трется о грязный член бывшего раба.

Губы раскрываются и жадно обхватывают его. Она буквально заглатывает мой фаллос, он проникает в самое горло. Да-а, в искусстве фелляции жена патриция Тибериуса Карра заткнет за пояс всех портовых шлюх по обеим берегам Тибра.

И она не одинока, уж я то знаю. Сколько их, матерей, жен, дочерей благородных римских патрициев прошли через мою постель. А сколько через постели таких же, как я. Не счесть. Но Юния Карра, лучшая среди всех.

Проглотив набежавшую слюну и немного отдышавшись, Юния вновь набрасывается на мой член.

Ее черноволосая голова скользит по стволу взад и вперед, постепенно увеличивая темп. И когда мое напряжение нарастает, она останавливается и принимается играть с ним. Ее ловкий язык вытворяет такие чудеса, что я задаюсь вопросом, а не брала она ли уроки мастерства у базарных акробатов-циркуляторов?

Мои яйца уже блестят, так она отполировала их своим шершавым язычком.

Я больше не выдерживаю, ярость кипевшая в моих жилах там, на Арене никуда не делась.

Одним размашистым движением руки смахивая все со стола.

Хватаю Юнию за волосы и поднимаю с пола. Рывком срываю с нее столу и тунику. Подхватываю ее за талию и сажаю обнаженную Юнию на стол, перед собой. Ее бедра расходятся в стороны, приглашая меня войти.

Ярость все еще кипит в крови, обхватываю ее бедра руками...

БОООЙ

Я вгоняю живой клинок в податливое женское тело. Она откинув голову назад стонет.

— Да-а... Север... Даааа... Сильнеее... СЕВЕР... Не жалей... Я твоя... Я хочу тебя... Севееееер...

Кричи. Кричи сколько хочешь. Толстые стены хорошо гасят звуки, а за дверью стережет старик Пуллий, хотя какой он старик. Сорока еще нет. Каменоломни.

Точеные ноги в изящных сандалиях с высокой оплеткой почти до колен, обхватывают меня. Ее руки острыми ногтями впиваются в плечи. Я не чувствую боли. Ярость бурлит в моих венах. Ярость битвы и соития. Они так близки. Как два побега из одного корня.

Я вновь и вновь врываюсь в ее лоно, утверждая свое право победителя.

Ее глаза смотрят на меня, глаза самки отдающейся сильнейшему. А это право я заслужил. Заслужил на Арене. И сейчас я получаю законную награду.

Она содрогается от моих толчков, упругие груди колышутся в такт моим движениям.

Я отстраняюсь. Ее удивленный взгляд в мои глаза.

Сжав ее талию, снимаю Юнию со стола и опускаю на пол.

Разворачиваю к себе спиной и надавив на спину кладу грудью на стол.

Довольный вздох, и она слегка раздвигает ноги.

Отвешиваю сочный шлепок по тугой заднице благородной римлянки.

Раздвигаю руками ягодицы и плюю на сжавшееся колечко ануса.

Юния начинает беспокоиться, но получив очередной увесистый шлепок послушно замирает.

Мой фаллос резко врывается в Юнию с черного входа. Громкий вскрик, на который я не обращаю внимания, и продолжаю раз за разом долбить покорный зад патрицианки.

Ее руки скребут неровные доски стола, стоны и всхлипы оглашают каморку.

Я уже не могу остановиться, мои бедра раз за разом громко шлепают по женским ягодицам. Юния тихо подвывает. Хватаю ее за бедра и что есть мочи натягиваю на себя.

Все. Я больше не могу сдерживаться. Накопленная мной ярость изливается горячей струей спермы в задницу Юнии.

В изнеможении опускаюсь на лавку. Рядом сползает на пол римлянка.

Она бочком сидя на полу, кладет сложенные руки на мое бедро и уперев о них подбородок смотрит мне в лицо.

— Знаешь Север, мне кажется, я влюбилась... Ты догадываешься, в кого? — она смотрит на меня уже совершенно спокойными глазами. Похоть ушла. А я ведь даже не заметил, когда она кончила.

— Понятия не имею...

— Дурак... Дикий варвар... Одно слово, гладиатор...

Я усмехаюсь. Юния красивая, развратная, как большинство благородных патрицианок Вечного Города, и умная. А вот это, уже редкость.

— Ну, а что ты хочешь от дикаря?

— И кому ты это рассказываешь? Дикарь... А «Записки о Галльской войне» кто под тюфяком прячет? Если ты меня на этом тюфяке разложил, это не значит, что я под тюфячок не заглянула.

— Юния, скажи а виноградники в Кампании, ведь тебе достанутся если вдруг с твоим мужем что-то случиться?

— По договору и виноградники и винодельня, как и вилла под Капуей отойдут мне, только что с этим боровом случится? Здоров как бык трехлеток. Вон очередного молоденького раба себе купил.

— Знаешь, Рим опасный город, грабителей развелось, по улицам ходить стало опасно. Особенно вечерами.

— Да ты прав. Рим опасный город. Особенно вечером. — Умненькие глазки уставились на меня со все возрастающим интересом.

Я ничего не забываю. И не прощаю.

Эпилог. Пять лет спустя.

Они идут. Калиги месят дорожную грязь. Бесконечная змея легионов, сверкая стальной чешуей лорик, ощетинившиеся зубьями пилумов, прикрывшаяся скутумами, вползает в лес.
Римляне... Они, как вши, пьют кровь моих родичей. Они пожирают их плоть и отравляют души.
Я встаю в полный рост. На мне нет брони. Броня для трусов. Моя броня, скорость. На мне только кожаные штаны и мягкие сапоги. Мой покрытый шрамами торс, обнажен. Лишь волчья шкура на моих плечах. Я поднимаю вверх два топора. Да, я больше не Север.
Я вновь, Рагнар. Рагнар Два Топора. Если, Один сохранит мне сегодня жизнь, возможно, когда-нибудь я снова стану Рагнаром Скальдом. Круг завершится.
Из моей глотки рвется волчий вой. Легионеры оглядываются, суетятся, я вижу в их глазах страх. Нет, вам не успеть, не успеть встретить меня сплошной стеной щитов. Сегодня бой будет, по моим правилам. Сегодня не будет стального кулака легионов. Римляне растянулись по лесной дороге. Их можно бить по частям. Как тогда, на Арене. Арминию идея понравилась.
Я бросаюсь с холма, ноги рвут землю, они несут меня вперед. Туда, где строятся они. Римляне. Сегодня я вдоволь напьюсь их крови.
Я бегу вперед. За моей спиной нарастает гул. Да, сегодня я не один. По склону холма, за мной на змею легионов накатывает многотысячная волна тех, кого они презрительно зовут варвары.
Да, МЫ ВАРВАРЫ, и сегодня здесь, в Тевтонбургском лесу, МЫ возьмем ИХ жизни.

Мои ноги отталкиваются от земли, и я бросаю свое тело вперед. В самую гущу врагов.

БОООЙ...