Любовь запретная

Возвращаясь назад, мы уходим от будничной тряски,
От проблем и насущных забот.
Мы на крыльях летим к неизвестной развязке,
К тайнам прошлого, к шагу вперед.

Мы теряем, что было, но находим, что есть.
Каждый раз, забывая о новом,
Мы уходим в мир грёз и нечитанных строк,
Каждый раз, уплывая в иное.

«Настоящий оргазм — это как закат после дождливого дня, когда затянутое тучами небо вдруг на исходе дня разрывается на горизонте, и в разрыве облаков появляется огромный огненно-красный диск солнца. Он горит несколько минут и гаснет до завтрашнего утра. А завтра от дождя останется только влажный асфальт, и солнце, как ни в чем не бывало, взойдет над горизонтом и согреет умытую землю», — написала я ему после нашей самой первой близкой встречи.

Эпизод первый. Начало

Случилась эта история шесть лет назад, в очередной период моего «безвременья», точнее, вынужденной свободы. Когда очередные длительные отношения подошли к логическому концу, а новые еще не появились в проекте. Такие моменты я обычно, упиваясь свободой и безнаказанностью, трачу на походы по прежним знакомым и давно оборванным связям. В этот раз все вышло иначе.

По служебной необходимости, я одобряла объявления на сайте газеты и среди бесконечных «продам-куплю-меняю» наткнулась на объявление о знакомстве. «Мужчина, 40 лет, женат, познакомится для нечастых встреч... электронный адрес«

Написала в этот же день. Ответил. Уже через два дня он подъехал вечером к редакции, чтобы познакомиться в реале. Возле грузового микроавтобуса стоял, улыбаясь, не очень высокий, чуть ниже меня на каблуках, довольно плотного, но спортивного телосложения мужчина. Он весьма откровенно рассматривал меня, пока я подходила. Меня редко смущают откровенные взгляды, но в этот раз я отчего-то смутилась, почувствовала, как внутри поднялась дрожь.

— Сергей, — представился он, — извини, я не успел сменить машину, приехал на «рабочей лошадке».

Он открыл мне дверь и помог подняться в кабину. Мы уехали на речку. Сидели в машине, разговаривали. Я нервничала. А вот Сергей был удивительно спокойным. Он сразу выложил карты на стол. Да, женат. Да, ищу любовницу, потому что мне это нужно. Работаю сутки через трое, плюс собственный бизнес. Часто видеться не сможем. С женой все в порядке, уходить не собираюсь, две дочери, их учить еще надо. Если согласна вести себя хорошо и принимать то, что смогу дать, давай попробуем. Если строишь далеко идущие планы, это не ко мне. Я такой, какой есть. Либо миришься с положением любовницы, либо расстаемся сразу.

Мне понравилась его прямота, его открытость. Он излучал какое-то фундаментальное спокойствие и уверенность в себе. Говорил ровно и негромко. Привлек его глубокий тембр голоса. Он будто убаюкивал. Я не искала в тот момент ни большой любви, ни серьезных отношений. У меня был тайм-аут в личной жизни. И уж качать права с женатым мужчиной — это вообще не в моих правилах. Семья — это святое, и всегда на первом месте. Тогда я еще не знала, как затянет меня омут этих предельно ясных, на первый взгляд, отношений.

Сергей появлялся всегда внезапно. Он мог позвонить днем и заявить, что вечером мы идем в боулинг. Мог позвонить утром и изъявить желание подвезти меня на работу. Мог сказать, что вечером едем на речку купаться, а через час сказать, что его планы изменились. Он мог пропасть на неделю-две. А потом снова появиться и вытащить меня в кафе или сауну. Несколько раз он ночевал у меня. Это были самые счастливые дни. Я накрывала ужин при свечах на двоих, мы много говорили. Я ощущала его трепетное отношение ко мне, как к женщине, как к человеку. Как к близкому человеку. Я впитывала это отношение и понимала, что тону в омуте чувств. Я честно пыталась держать себя в руках. Но ранимые души редко слышат голос разума. Я влюбилась.

При всей своей внешней мягкости он оказался человеком жестким и волевым. Влиять на него можно было, но только так ласково, чтобы даже не понял, что ему пытаются что-то навязать. Сам он голос никогда не повышал и другим не позволял тем более. Однажды я, вроде в шутку, спросила: «Твои домашние поди на цыпочках перед тобой ходят?» Он лукаво улыбнулся и коротко ответил: «А то!»

Секс с ним был каким-то обычным, но в то же время невероятно свежим и чистым. Сергей очень быстро нашел каждую мою клеточку, от которой тело начинало петь. Он нежно проводил рукой по спине, изучив ее до мельчайших подробностей, зная реакцию любой точки. Вот тут я выгибаюсь вперед, потому что это самое чувствительное место, тут — слегка сгибаю колени, а тут — готова на всё. Он никогда не торопился, он всегда все делал обстоятельно. Но он никогда не выпускал инициативу из своих рук, губ, ног и прочих органов. Он был главным. А я была всего лишь куклой, которой доставляли удовольствие. Для меня это было внове, так как большинство партнеров хотели моей инициативы. С Сергеем было не так. И я отдавалась ему самозабвенно и страстно, но только по его сценарию.

Однажды он попросил разрешения войти в мою попку. Только я порадовалась, потому как люблю я анал, люблю и кончаю от такого траха бурно. Он попробовал, я получила удовольствие, но после сказал: «Вот если бы я оценивал по 10-бальной системе, то такой секс получил бы только семёрочку».

Меня умиляли эти отношения, вносили разнообразие в пресную обыденность, поддерживали веру в себя. Если мне нужна была помощь, Сергей всегда откликался, делая все, что было в его силах. Я жила ожиданием его присутствия, и мне этого хватало, потому что он всегда приходил, если я хотела.

Эпизод второй. Логичное завершение

И вдруг он пропал. Не отвечал на письма. Звонить я не могла, он женат. Он сам редко, но звонил, что-то обещал, говорил, что хочет увидеть. Но ничего не происходило. После его звонков я плакала, жалея себя. Обещая себе покончить с ожиданием, смириться с тем, что меня бросили. Но он снова звонил. И я снова начинала ждать...

Я ждала целую вечность. Обещания, намеки, редкие звонки — все это длилось и длилось. И не было света в конце тоннеля. Как ни крути, роман с женатым мужчиной доставляет мало радости. Напряжение внутри нарастало. Слезы в подушку, обиды ни о чем, горечь за собственную участь. А так хотелось просто минуты счастья. Одной минуты. Всего одной! С ним, рядом, около. Одной минуты.

И вот наконец-то звонок! Долгожданный и неожиданный. Выстраданный долгими ночами одиночества и долгими днями без радости. И все же нежданный! Через полчаса он стоял на пороге, смущенный, растерянный, явно не зная, что сделать и что сказать.

У меня слова тоже стремительно исчезли. Прижаться к нему, ощутить тепло. Мое тело вдруг разгорелось, как дрова в печке от розжига. Я прижалась к нему прямо на пороге, не давая ступить и шага. Он ошалел, но потянулся ко мне внутренним, неуловимым жестом. Меня слегка потряхивало.

— Ты дрожишь?

— Да!

Как был в куртке и зимних ботинках, прямо в прихожей поднял меня на руки и стремительно унес в комнату. На кровать почти бросил! Быстро сдергивая с себя одежду, он говорил, что тоже скучал, что хочет меня, что думал обо мне и всякую прочую ерунду. Наконец, одежда была сброшена на пол.

Он навалился на меня, не давая опомниться, проникновение было настолько мгновенным, что в первый момент я ощутила давно забытую боль. «Как в первый раз», — мелькнуло в моей голове, но мысли были уже далеко. Первый раз я кончила мгновенно — сразу после резкой боли, и поплыла на волнах удовольствия. А вот теперь можно и расслабиться.

Температура моего тела зашкаливала, оно горело от макушки до пяток, сдержать себя было трудно, да и не нужно. «Ого! — шептал он мне на ухо, — а ну сделай так еще раз!» Я просто втягивала, выталкивала и снова втягивала его член, который восхитительно напрягался во мне. Меня встряхивал один оргазм за другим, пока почти не потеряла сознание. И отключилась на мгновение, секунду или вечность. Когда очнулась, он расслабленно лежал на мне, чуть придавливая своим весом, и мне было хо-ро-шо!

Наверное, умение ждать — это не последнее достоинство. Но как оно ужасно — это мерзкое противное ожидание! Опять же результат. Он того стоит, наверное, может быть, весьма вероятно. Вот и думай потом — ждать или не ждать?

Сергей положил руки мне на плечи, такие горячие и родные, нежные руки, и ласково поцеловал. И как цепная реакция по телу пробежала дрожь и замерла где-то внизу живота приятным теплом. Сегодня он со мной в последний раз. Это не обсуждается. Мы просто это знаем, оба. Причин для этого нет, но так должно. Сегодня в последний раз.

Потом мы пили чай. Говорили о делах, его и моих. Все было ровно и спокойно, но это была наша последняя встреча. Возможно, мы оба поняли, что шагни дальше, и остановиться мы уже не сможем. Когда я проводила его и легла спать, я физически ощутила, как постель еще пытается сохранить его тепло, его нежность, его присутствие. Но его самого уже никогда не будет.

Комната заполнялась сумерками. Они расползались по уголкам и закоулкам, под столом, под кроватью, стелились мягким облаком по подоконнику. У кровати неярко горел ночник, оставляя вокруг небольшое пространство. Скорей бы уже наступила темнота, в сумерках тяжело дышать, они липким туманом обволакивают тебя, не позволяя шевельнуться. Темнота проще, понятнее, с ней все ясно — в ней ничего нет. Только пустота.

На душе поселилось спокойствие. Я проснулась утром в хорошем расположении духа. Все кончилось. Да, кончилось мимолетное, украденное счастье. Но кончилось и чувство вины за эту кражу. В эту ночь я освободилась от наваждения несбыточных надежд и призрачных мечтаний. Своим вчерашним визитом он подарил мне свободу от себя.

Ну и как, скажите на милость, не любить такого мужчину? Конечно, любить, любить всем сердцем, душой и телом, но без оков на руках и ногах, а главное, без тараканов в голове. Я смотрела на себя в зеркало, а видела его лицо: «Я люблю тебя, милый, и благодарна тебе за мою свободу».

Этим утром начинался новый этап моей жизни. Снова с чистого листа, но без прошлого.

P. S. Два года назад, 14 февраля, в семь часов вечера у меня зазвонил телефон:

— Это салон доставки цветов. У нас есть для Вас заказ, по какому адресу его доставить?

Через час мне привезли охапку белых роз. Записки не было. Я перебрала в уме всех, кто знал, что если розы, то только белые! Теряясь в догадках, я позвонила в службу доставки.

— Скажите, кто заказал? Лично? По телефону? Как расплатился? Я не могу понять, кто!

— Приятный мужчина, пришел лично, невысокий, плотный, интеллигентный такой. Он не назвался, простите, мы не можем помочь.

А на следующий день позвонил Сергей:

— Привет! Как прошел праздник?

И в душе сразу всколыхнулась вся нежность, все счастье наших недолгих, порочных, но таких близких отношений. Тот год до сих живет во мне прохладным источником в жаркий день, ярким солнцем средь хмурого неба, обжигающим морозом и слепящим снегом среди пучины житейских невзгод.

«Оргазм — это взлёт и падение, слёзы на глазах и крик внутри тебя: не останавливайся! Когда тело женщины поёт в руках мужчины — это дорогого стоит. Когда потом оно поёт без него — это ещё дороже», — написала я ему после нашей самой первой близкой встречи.

Не любовь, всего лишь любопытство

— Скажи, что с тобой такое сталось? Ты ведь всегда любила мужчин. Что за бред ты несешь сейчас по поводу девочек?

Мы встретились со старым, хорошим другом в уютном китайском ресторанчике. Давно не виделись, в наших жизнях многое что произошло. bеstwеаpоn.ru Когда-то очень близкие отношения, любовь и бурная страсть остались позади, сейчас мы мирно расположились на диванчике, пили зеленый чай из глиняных чашечек и разговаривали.

— А как определить края круглого торта? Или измерить пространство? Каждый поступок, привязанность, события из будущего связаны с прошлым. Всегда все имеет начало. Конец — это спорный вопрос, но начало есть всегда. Если маленького ребенка всякий раз бить по рукам, когда он пытается расписать одному ему ведомыми символами стену в прихожей, а родителям это сильно не нравится, из него вряд ли вырастет художник. А позвольте ему это один раз! И кто знает, может быть, у вас вырастет гений?

— То есть ты хочешь сказать, что твои отношения с девочками имеют давние корни? Расскажешь?

— Зачем?

— Я хочу понять, что в тебе изменилось. Точнее, я вижу, что изменилось, хочу понять причины.

— Хорошо, давай закажем вина и я расскажу тебе историю, с которой в давние времена все и началось. Ты помнишь Кузнецова?

— Твоего мужа? Александр, кажется?

— Ага, Александр! Как он там переводится? Защитник? Мелкая сошка на задворках империи. Ладно, не о нем речь.

Я взяла в руки бокал с белым сухим вином, и посмотрела сквозь него на неяркий светильник, мерцающий на столике. Вино преломило свет, и я погрузилась в прошлое. Мой собеседник, давно и хорошо меня знавший, не торопил, просто ждал, когда я заговорю.

***

В новой квартире мы жили второй год, но она рушилась понемногу. Строилась в период перестройки, мать ее ети, то ли квартиру, то ли перестройку. Ремонт делали частями. Детскую, самую большую комнату, в первую очередь, остальное — по мере возможности. Дошла очередь и до гостиной. То была моя идея — гостиная в глубине квартиры.

Полы перестилали вдвоем. Успели все сколотить и выровнять. А вот обои достались мне. Кузнецов свалил в командировку. После долгих уговоров, споров, торгов и с детьми, и со своими родителями утолкала детей на две недели на дачу. Ночью работала, днем спала. Я ночное животное, мне так комфортнее. Обои клеила с художественным вывертом, комбинируя и украшая различными прибамбасами. Успела к приезду мужа. Вдвоем расставили мебель. Работа сделана, душа просит праздника. Вечером в гости пришла Наташка, коллега Кузнецова.

Все началось с грампластинки. Да-да, той самой, виниловой, которую нужно поставить на крутящийся диск проигрывателя и нежно, при помощи рычажка, опустить иглу звукоснимателя на ее край. Причем, пластинка была маленькая — одна песня на одной стороне. Записан на той грампластинке был ВИА «Веселые ребята». На одной стороне — «Не было печали, просто уходило лето», на второй — «Все напоминает о тебе, а ты нигде...»

Кузнецов вытащил проигрыватель, когда количество водки в его организме достигло первого уровня: «Всем веселиться!». А там оказалась эта самая пластинка. Нам с Наташкой эти песенки пришлись по душе.

Все, что летом зеленело, пожелтело, отзвенело,

И однажды побелело медленно.

Все, что было между нами за дождями, за снегами,

Словно в старой сказке «Было — не было».

Не было печали, просто уходило лето,

Не было разлуки — месяц по календарю,

Мы с тобой не знали сами, что же было между нами,

Просто я сказала, я тебя люблю.

(Я напела вполголоса этот куплет, сделала глоток вина и еще глубже погрузилась в пучину воспоминаний)

Игла звукоснимателя опустилась на пластинку во второй раз и в третий. Мы с Наташкой танцевали. Кузнецов был поглощен закуской и доведением уровня алкоголя в крови до следующей стадии: «Надо еще», на нас он мало обращал внимания. Ты же знаешь, как танцуют девчонки друг с другом? Нежно, чувственно.

Все напоминает о тебе, а ты нигде,

Остался мир, который вместе видел нас

В последний раз.

Комната с балконом и окном светла сейчас

Чиста, как день, который вместе видел нас

В последний раз.

Время пройдет, и ты забудешь все, что было

С тобой у нас, с тобой у нас.

Нет, я не жду тебя, но знай, что я любила

В последний раз, последний раз.

Наташка прижалась ко мне, она

была совсем близко, я чувствовала ее тепло, ее запах. Она шепнула мне в ухо: «Ты такая сексуальная! Ты жутко горячая и от тебя пахнет желанием!» — «А если я хочу?» — «Меня?» — «Да!» — «Подожди!»

— Кузнецов, — громовой голос Наташки перекрыл музыку, — а может, мы пивка хлопнем?

— А кто пойдет?

— Ну, кто у нас мужчина, женщин поздно вечером нельзя на улицу отпускать!

— Ладно, ладно. Идите, хлопнем по стопарику, и я схожу.

Мы с Наташкой подошли к столу и взяли в руки протянутые стопки, она одной рукой держала рюмку, а второй обнимала меня за талию, прижимая к себе. Обе чуть пригубили и поставили на стол. Нас сейчас занимал совсем другой вопрос. Я чувствовала, как напрягается все тело, как жаром разливается желание, как хочется прямо сейчас, чтобы тебя ласкали, целовали, трахали.

Кузнецов, наконец, свалил за пивом. Только я закрыла за ним дверь, Наташка развернула меня к себе и поцеловала. Сколько страсти было в этом поцелуе! Наши языки переплетались, играли, она одной рукой гладила мою грудь, вторую запустила под халатик и коснулась горячей плоти.

— Ты мокрая? — оторвавшись от моего рта, глядя лукавыми глазами, удивленно воскликнула Наташка.

— А ты думала, я железная?

Мы дислоцировались в комнату. Наташка прижала меня к спинке дивана и очень ласково запустила пальцы в мою мокрую щелку. Я подняла ногу на подлокотник, чтобы полностью открыть доступ. Я понимала, что меня сейчас бессовестно своей рукой трахает девчонка, но как мне этого хотелось! В какой-то момент в самой матке будто горячий шар образовался, я выгнулась и выплюнула этот шар ей в руку. Меня тряхнуло. Я кончила.

Знаешь, что она сделала? Она поднесла руку к моему лицу, и я вылизала ее. Я слизывала свои собственные соки, получая от этого еще больше удовольствия. Когда мужчины потом говорили мне, что я вкусная, я всегда отвечала: «Да, я это знаю!»

Кузнецов вернулся в самый неподходящий момент. Гремя бутылками пива в пакете, он вошел в комнату, когда я лежала спиной на диване, широко раздвинув ноги, а Наташка вылизывала меня и сосала мой клитор, набухший от необычных ощущений.

— Девки, вы чё, охренели?

Мы отпрянули друг от друга, я запахнула халатик и нагло выдала в ответ:

— Что-то ты долго ходил.

С Наташкой мы потом еще не один год общались. И до, и после моего развода с Кузнецовым. Даже оргии устраивали и на троих, и на четверых. Когда рядом два вулкана — это всегда чревато. А мы обе такие и есть. Пока она не уехала в другой город. Но вспоминаю я о ней всегда с чувством глубокого удовольствия. Ведь как ни крути, она открыла мне несколько иной мир. Мир, которого я не знала.

***

— Но ты же не стала лесбиянкой после того случая?

— Нет, просто последнее время вокруг меня все чаще стали появляться девочки. Программа, запущенная однажды, начала работать, только и всего. Бойтесь своих желаний, они имеют привычку исполняться. Я распробовала вкус этого удовольствия. И он мне нравится.

— Скажи, а ты доставляешь удовольствие своим девочкам?

— Нет, я позволяю доставлять удовольствие мне. Их удовольствие меня мало волнует. Хотя иногда могу трахнуть, когда девочка хороша и когда я сама берега теряю от доставленного наслаждения.

— И все-таки ты изменилась.

— А ты бы хотел увидеть все ту же наивную, влюбленную маленькую девочку? Может быть, я стала чуть мудрее, только и всего.

— Но ты так же прекрасна, как та маленькая, наивная, влюбленная девочка.

Любовь как она есть

Доминика родилась в небольшом городке в необычной семье. Ее отец с гордостью заявлял, что он потомок немецких баронов, а мама была художником. С момента ее появления отец оставил их, мало занимался не только воспитанием, но и материальным обеспечением, зато гордо именовал ее баронессой. Все заботы легли на плечи мамы.

В детстве Доминика часто видела странные сны. Маленькая неокрепшая душа существовала, будто в других измерениях. Рухнувшие лестничные пролеты, невероятный волшебный свет, чудесные воплощения. Доминику они пугали. Рассказать боялась. Дети часто придумывают себе иной мир. Она знала, что ничего не придумывает, что есть некая реальность внутри нее.

Время шло. Девочка взрослела. Отец со временем совсем исчез, а мама редко напоминала ей о «баронском» происхождении. Но Доминику так и не оставляли ее странные сны.

Уверенность в своей особенности, скрытой внутри, росла вместе с ней. Когда ее обижали, она плакала от бессилия, зато с легкостью помогала другим, иногда просто одним словом. Она вспыхивала фонариком, ярким фитилем свечи везде, где появлялась. Ее все любили. Учителя, друзья, случайные знакомые. Любовь была ее покрывалом. Но ее не знали. Да она и сама себя не знала.

Однако сущность внутри становилась осязаемой и понятной. Однажды Доминика поняла, что она ведьма. В ее роду были ведьмы. Это она выяснила. Ей никто не передал никаких знаний, она была необученной, бессильной, но все-таки ведьмой. Белой.

Вот когда пришло осознание, все стало проще. Доминика приняла свою судьбу. Нет, для нее ничего не изменилось. Ведьмы и колдуны не могут влиять на свое благополучие. Они могут помогать или вредить другим. Доминика выбрала помощь.

Влад появился в ее жизни весьма экзотично. Встретились они на дороге.

Бардовский фестиваль. Романтика, палатки на берегу реки, гитара по кругу. Доминика возвращалась в свою палатку под утро, когда увидела его. Он шел во главе небольшой компании, присматривая место для стоянки. Походный камуфляж, черная бандана на голове, рюкзак за плечами. Красавцем не назовешь, но что-то в нем зацепило. Их глаза встретились.

— Привет, ищите место? Вот кострище, вот площадка, можете устраиваться, а я спать, — махнула она рукой и нырнула в палатку.

А вечером они с Владом сидели на берегу у костра, слушали шум реки, и над ними простирался Млечный путь, какой увидеть можно только в конце августа, и падали звезды. Казалось, они знают друг друга вечность.

Их отношения развивались подобно торнадо. Их то бросало в объятия, они и дня не могли прожить врозь, то разбрасывало в стороны, и они неделями не разговаривали. Снова и снова Доминика давала себе слово — никогда больше не поддаваться на уговоры и не приезжать к Владу. И снова летела к нему по первому зову. Что-то удерживало ее рядом, что-то, что понимала только ее тонкая интуиция, но не ее ум. Она жила сердцем, а не головой.

Иногда Влад бывал невыносим, а Доминика закатывала истерики, но неизменно, засыпая рядом, они видели одни сны на двоих, вместе гуляли по воде или сражались с мифическими монстрами, плыли по Млечному пути или тонули в загадочном тумане.

Они были как белое и черное, как инь и янь, как две половинки единого целого. «Мы не выбираем свою судьбу, девочка, мы те, кто есть, даже если сами это не признаем. Ты ведьма, я колдун. И пусть мы не обучены, и пусть наша сила не раскрыта, но игнорировать ее нам не позволит Вселенная», — часто повторял Влад. Она не спорила.

Тот памятный вечер начинался вроде как обычно. Нежно погладил, прижал к себе. Она хотела его, уже рисовала картинку, знакомую до боли. До физической боли, потому что Влад так сжимал ее поясницу руками, давя вниз и в стороны, что ей иногда было больно. Она максимально выгибалась навстречу, помогая проникнуть как можно глубже в ее лоно. Прелюдия была быстрой. Они оба уже утопали в реке страсти. Страсть накрывала с головой, тащила по течению неумолимой силой.

Но в этот раз что-то было иначе. Лежа на животе, носом в подушку с закрытыми глазами, придавленная весом мужского тела (любима поза обоих), внутренним взором она вдруг попала в бурный энергетический поток.

Энергия переливалась волнами. Оранжевая, зеленая, переходящая в желтый, вспыхивающая ослепительным красным, закручивалась воронкой в сине-фиолетовом пространстве и плавно перетекала из одного сосуда в другой. Сосудами были их тела. Они были единым целым или двумя разными полюсами. В краткий момент они сливались и снова расходились в стороны. Энергетические волны то перемешивались в причудливый коктейль, то свивались в спираль, то вдруг разлетались в стороны, невероятно похожие на радужные мыльные пузыри. Доминика физически чувствовала дыхание энергии.

Тела совершали привычные движения, вверх-вниз, наружу-внутрь, в сторону, в глубину. Сжать, отпустить, подняться, упасть. Мозг уплывал. Действительность не существовала. Вселенная остановила свое вращение. Но разрядки все не было.

Хотелось снова и снова начинать бесконечный забег наслаждения. Они замирали на минуту, прижимаясь друг к другу, и снова отпускали безумие на волю. Энергетические реки скручивались в пружину. Затянутая до предела пружина, наконец, выстрелила. Бурным фонтаном, фейерверком, брызнувшим в стороны. Потоки энергии в последний раз ярко вспыхнули и растеклись в пространстве, оставив после себя теплый защитный кокон.

Чтобы не раздавить ее своим весом, Влад бухнулся рядом. Доминика вдохнула глубоко, прогнав воздух до самой матки, и, не торопясь, выдохнула, выравнивая дыхание. Шевелиться не хотелось. Рука Влада мягко лежала на ее спине, даря ощущение покоя и защищенности. Оба долго молчали.

Она заговорила первой:

— И что это было?

— А что ты чувствовала?

— Я не только чувствовала, я видела энергетические вихри, я купалась в них.

— Оранжевые с красным?

— Ты тоже видел? — Доминика оторвала голову от подушки.

— Нет, создавал.

— Ну, тут уж извиняйте, создавали мы оба, — она капризно поджала губы.

— Твоя энергия по большей части зеленая и желтая, — мягко сказал Влад, прижимая ее к себе.

— А твоя агрессивная! — выпалила Доминика, уютно устраиваясь у него на плече.

— А тебе бы хотелось спокойствия?

— Нет. А знаешь, я забыла тебе сказать.

— Что?

— Я тебя люблю.

— Я знаю. А ты знаешь, что беременна?

— Что?! — Доминика выбралась из объятий и резко села, глядя на Влада широко открытыми глазами. — Тебе-то откуда знать?

— Я запах чувствую.

— Дурак, — фыркнула она и упорхнула в ванную.

А через восемь месяцев Влад забирал из роддома свою жену Доминику с чудесной девочках на руках.