Сегодня я запасся бутылкой массажного масла с ароматом роз. Были более экзотические варианты, но с Сашенькой главное не перемудрить — чем стандартнее, тем надёжнее. Её незамутнённые знаниями мозги вполне могли буксануть на каком-нибудь пачули и сделать вывод, что «это я на себя мазать не дам». А мне очень хотелось что-нибудь по ней размазать. Ну, в конце концов — сперму, конечно. Прямо по нежному личику, пухлым губам, распахнутым в вечном удивлённом непонимании васильковым глазищам... На худой конец можно и по грудям — большущим, трепетным, круглым, с огромными ореолами... Наблюдал я их не раз — Сашенька любила декольтестые блузочки и открытые лифчики, и розовые ореолы частенько выглядывали наружу чуть не на пол-окружности.

Самым любимым моим воспоминанием было, как Сашенька намедни подписывала у меня ведомость — в тот день она играла «настоящую секретаршу»: узкая черная юбка до колен, обтягивающая бедра и четко обрисовывающая дельту лобка, белая рубашка с тремя расстегнутыми верхними пуговицами и длинным острым воротничком, который своими стрелками указывал, на выдающийся бюст: дескать, сосочки в том направлении, — малиновые губки, сложенные бантиком, стильные очки с простыми стеклами, деловая высокая плотносвёрнутая прическа. Она прошагала ко мне на высоких шпильках, груди её были так стянуты рубашкой, что колыхалась под тканью только самые их верхние полукружья. Внезапно солнышко вышло из-за тучки, и луч его осветил Сашеньку, точно звезду на сцене, и я отчетливо увидел, что она без лифчика — и ореолы, размером с блюдца детского набора, с пупырышками по контуру, и плотные бугорки сосков, и даже центральные их ямочки просвечивали и четко контурировались рубашкой. Сердце моё заколотилось в горле, член упёрся в штаны.

— Игорь Викторович, — не замечая моего состояния, сказала Сашенька и наклонилась над столом, выкладывая передо мной ведомость.

Ее волшебные груди повисли над столом. Я торопливо подхватил их снизу, забормотав срывающимся голосом что-то насчёт пролитого на стол чая и чтобы она не запачкала блузочку. Сашенька осталась в полусогнутом состоянии, растеряно глядя на меня васильковыми глазищами и верящая каждому моему слову. Я же жамкал трясущимися руками её богатство, нежное, тяжёлое, скользкое...

— Спасибо, Игорь Викторович, — искренне поблагодарила меня Сашенька и, наконец, выпрямилась.

— Сашенька, — покачал я головой, типа, осуждающе, — с каких это пор вы перестали носить бельё? Дышать же невозможно. У меня, например, дыхание спёрло.

— Я ношу, — возразила Сашенька обижено. — Просто лифчик не тот сегодня надела: чашечки сильно большие, выглядывают вот здесь, — она показала наманикюренным пальчиком в ложбинку между грудями, видневшимися в вырезе рубашки, и назидательно продолжила, — а это нельзя, чтоб бельё было видно, это вульгарно! Тогда я чашечки внутрь в два раза сложила и грудь сверху положила, — она даже засмеялась собственной сообразительности. — И грудочке удобно, и в белье, а не как шалава какая! Да ещё лифчик так грудочку подсобрал, приподнял, смотрите как красиво стало выглядеть, — она сунула свои буфера мне в нос и покачала ими. — Я, наверное, всегда теперь так ходить буду. Правда, тити на размер больше стали, рубашечка, вот, не справляется...

Искренне опечалившись, Сашенька тяжело вздохнула. Две пуговицы в и без того растянутых петлях не выдержали и брызнули в стороны. Рубашка распахнулась, Сашино достоинство хлынуло вперёд, вспыхнув на солнце. Действительно стянутые бретельками лифчика и лежащие в его бархатных сложенных чашечках, как в ладонях, груди тяжело качнулись и уставились на меня сосками, словно два ствола.

— Ой! — вскрикнула Сашенька и прижала ладошки к губам, ещё больше стиснув груди, так что огромные ореолы надулись, и по ним проступила синеватая венная сеточка.

— Сашенька! — всхлипнул я и схватил протянутое мне. — Что вы наделали! Ай-ай-ай! А если кто войдёт? Давайте я прикрою их, хотя бы просто руками! — а сам жадно тискал тяжелые, прохладные, шёлковые груди.

— Простите меня, Игорь Викторович! — раскаивалась Сашенька. — Я так вас подставила!

— Ничего, Сашенька, исправим! — бормотал я, упиваясь ощущениям её грудей в своих руках. Как хотелось прямо сейчас завалить её спиной на стол, порвать юбку и впердолить дымящийся член по самые яйца во влажно хлюпающую пиздёшку! Чтоб она стонала, а груди колыхались в такт фрикциям, стянутые её вытянутыми руками, а потом облить их спермой. И заставить её всё слизать — чтоб лифчик не замарать, конечно. Нет, невозможно. Потому что Сашенька в этой ситуации ничего эротичного не видит. Даже фривольного не видит. Она думает о беспорядке в одежде и о том, что подставляет меня (а вдруг войдёт кто?), и совсем не думает о своих голых грудях в моих ладонях.

Она попыталась стянуть верхние пуговицы, но полы рубашки не сходились. Она поднажала, и оторвала ещё одну нижнюю пуговицу. Сашенька беспомощно развела руками, не понимая, что стоит передо мной голая, и сиськи её так же беспомощно раскачиваются.

— Завяжи узлом, по-ковбойски, — посоветовал я.

Сашенька счастливо улыбнулась и, расстегнув рубашку полностью, туго завязала под грудью за углы.

— Ну как? — спросила меня, крутясь посреди кабинета. Тонкая полупрозрачная рубашка двумя мешочками облегала сиськи так, что считай, она осталась голой, только сиськи молоком облила.

— Очень хорошо, Сашенька. Скромно и по-молодёжному.

Так она и радовала всю нашу контру два оставшихся рабочих часа. Туалет был постоянно занят, а мужики бегали с дикими глазами, красные, пыхтящие. Такими же бегали остальные две наши тётки — эти от злости. И только Сашенька ничего не понимала, хлопала длиннющими ресницами и весело расхаживала по всей конторе.

Казалось бы, при таком умишке и неиспорченности — вали и трахай, но Сашенька — девушка высоких моральных принципов. Она замужем, и муж ей трахаться с посторонними не разрешает. Она прямо так и сказала, когда я на одном корпоративе полез с обнимашками и целовашками. Однако, груди Сашеньки никак не оставляли мое воображение, и я решил запастись массажным маслом. Сегодня все уезжают на открытие нашего нового секс-шопа, а я, как начальник, оставляю себя на работе для, типа, подготовки налоговых документов, и Сашеньку оставляю. Утомится, бедненькая, а я ей — массажик... Она, глупышка, не поймёт, расценит как заботу, и согласится. А там уж как попрёт. Не трахну, так пожамкаю.

— Сашенька! — позвал я её в нетерпении, как только все разъехались. — Давайте уже работать с документами!

— Да, Игорь Викторович! — она вошла в кабинет, одетая в просторную блузку с жабо, под которым колыхались голые груди, лишь поддерживаемые снизу сложенными чашечками лифчика, и в узенькие брючки, врезающиеся в пиздёшку и обтягивающие большие половые губки. Складочка чуть подмокла — шов, похоже, при ходьбе потирал Сашеньке клиторок. В руках Сашенька крутила продолговатую коробочку. — Посмотрите, первый образец нашего нового пеньюара! Я со вчерашнего дня забываю вам показать.

— А-я-яй, Сашенька. Подойдите, я вас накажу.

Вздохнув, она подошла и привычно прогнулась, подставив мне туго обтянутую брючками жопку. Я полюбовался контурирующимися тесёмочкой стрингов и недлинной половой щелью, обрамлённой мясистыми губками. Щёлочка промокла основательней, чем я думал. Несколько раз с оттяжечкой шлёпнул Сашеньку по тугой попке, проехал пальцем по сопливенькой влаге, растер её между пальцев и понюхал — никаких сомнений, вагинальный секрет.

— Всё уже, Игорь Викторович?

— Да, Сашенька, проступок несерьезный.

Она искренне считала, что получила наказание, как полагается, и что я других подчиненных наказываю так же; наверное, и мужиков — тоже.

Выпрямившись, волооко поглядела на меня:

— Так смотреть будете?

Планы меняются!

Я задумчиво пожевал губами:

— Видите ли, Сашенька, я так ничего не понимаю. Тряпка и тряпка, ну полупрозрачная, ну нежненькая... На теле надо.

— А где же я вам сейчас тело достану? — растеряно захлопала ресницами.

— Мне обычно манекенщицы демонстрируют. Но ты вчера забыла, поэтому я не созвонился с модельным агентством, так что всё откладывается... Беда! Пеньюар надо завтра или в магазин поставлять, или снимать с производства. Даже не знаю, что делать...

Сашенькины глазищи наполнились слезами, пухлые губёшки задрожали:

— Игорь Викторович! Я вас так подставила!

Нет, сама не догадается.

— Сашенька! Так вы же сама — девушка!

— Ну, — озадаченно потянула она.

— И девушка аппетитная. Вы вполне можете сами продемонстрировать мне пеньюар!

— Да? — с сомнением посмотрела на коробку. — Но я не умею.

— Я подскажу, как двигаться, как наклоняться. Вы просто примерьте.

— Так это надо голенькой...

— Ну.

— А я вас не застесняю? Мы же всё-таки работаем вместе.

Она что, забыла, как голыми сиськами передо мной намедни трясла?

— Я потерплю, ведь это нужно для дела.

— Ну раз для дела, — она вздохнула и вышла. Жаль, я надеялся, что она прямо в кабинете переоденется. Но ведь — высокие моральные принципы: девочка приучена к туалету и гардеробной.

— Игорь Викторович, можно?

Нужно!

— Конечно, Сашенька, входите, — я развалился на кожаном диванчике, приготовив два бокала коньяку и лимончик.

Она вошла, закутанная в прошлогоднюю разработку — темно синий бархатный плащ с капюшоном а-ля средневековье.

— Я постеснялась через контору в пеньюарчике идти, — созналась девушка, — вдруг уборщица какая...

Уборщица придет завтра, но не стану же я объяснять голой под этой бархаткой красавице про четные и нечетные дни недели.

— Подходите, Сашенька, — я приглашающее провёл рукой. — Перед демонстрацией модели всегда выпивают.

— Зачем? — настороженно спросила Сашенька.

— Не знаю. Полагается так, наверное. Если ни вы, ни я особо не разбираемся в работе моделей, давайте следовать всем их правилам.

— Но я пью только шампанское и мартини...

— А они — только коньяк. Причем бокал и залпом, — и добавил строго, видя, что Сашенька все еще колеблется. — Так надо для работы.

Сашенька вздохнула и пошла ко мне. От ее походки у меня перехватило дыхание. Плащ был застегнут лишь у горла, и в распахивающиеся полы выскальзывали гладкие ноги в белых ажурных чулках и посверкивали голые груди.

Молитвенно закрыв глаза, Сашенька как воду выпила бокал коньяка. Щечки порозовели, глазоньки заблестели. Встав передо мной, она лукаво улыбнулась и крутанула пальчиками застёжку у горла. Тёмный бархат упал на пол. Она стояла в длинном белом пеньюаре, кружевной корсет стягивал талию, прозрачные полы стекали к полу по крутым бёдрам, раскрываясь на лобке, выставляя на обозрение прозрачные крошечные трусики с просвечивающими завитками лобковых волос под ними. Сверху над всем этим нежным великолепием наливались розовым смущением огромные груди, скромно глядя в стороны и чуть вниз трогательными сосочками с потрясающе большими ореолами.

— Ну как? У меня получается?

Ещё как! Я облизнул пересохшие губы:

— Пока не знаю, Сашенька. А что, модель предусматривает голую грудь?

— Тут такое дело, Игорь Викторович, — затараторила она, — у меня фигура нестандартная! Тонкая талия, небольшая, но круглая попа и непропорционально большие груди шестого размера. А пеньюарчик для мелкосисечных сделан, мои грудочки в чашечки не влезли. Ну я и вывесила их снаружи! Так ведь тоже неплохо?

— Очень неплохо! Думаю, мы эту идею в следующей модели реализуем.

Сашенька радостно заулыбалась.

— И под этот пеньюар не надевают трусики.

— Но они были в комплекте, — захлопала она ресницами, подняв ветер.

Блин.

— Недоглядели. Уберу из комплекта.

— Так мне что, их снять? Стыдно...

— Так надо, Сашенька. Я тоже вот работаю с тобой, рук не покладая.

Она вздохнула, развела прозрачные полы и скатала стринги по прямым ногам, так что ее потрясающие груди свесились на всю длину и призывно закачались. Выпрямилась. Узенькая светлая полоска лобковых волос заканчивалась «ласточкиным хвостом», непослушный завиток курчавился прямо над уголком половой щели.

— Волосы распусти.

Она закинула руки и выдернула из волос шпильку. Волосы хлынули по спине волной тёмного золота.

— Пройдись, пожалуйста.

Она прошла из угла в угол, полы легко разлетались, открывая точеные ноги на шпильках, груди задорно подпрыгивали, действительно изумительно-круглые ягодички перекатывались в переливах белого прозрачного шёлка.

— Покрутись.

Звонко засмеявшись, Сашенька закружилась юлой, взмыли и метнулись следом волосы, полы пеньюара, груди. Запыхавшись, упала прямо на мои колени.

— Ох, простите, Игорь Викторович!

— Ну, ты поосторожней, я все-таки начальник, — сказал я торопливо лапая всё, что попадалось под руки, типа помогая встать, а на самом деле мешая. Сашенька сползла на пол перед моими ногами и, тяжело дыша, взволнованно смотрела на меня снизу вверх, гологрудая, розовощекая, с сияющими васильковыми глазами.

— Всё, вы посмотрели? Можно одеваться?

Как ушат холодной воды. Я опять забываю, что для нее ничего эротичного не происходит, она действительно просто сверхурочно работает.

— Нет, Сашенька, посиди так.

— Зачем?

— Слушай, а ты правда мужу никогда не изменяла?

— А зачем вы это спрашиваете?

— Да предложение у меня к тебе одно есть, но для этого надо знать о тебе кое-что интимное.

— В постель хотите затащить, — грустно констатировала Сашенька и прикрылась руками. — Как все.

— Наоборот! — затараторил я. — Я должен убедиться, что у тебя высокая мораль! Ведь не может рекламное лицо нашей фирмы быть падшей женщиной?

— Лицо нашей фирмы? — пролепетала она. Ох, как вкусно разлипались и слипались ее нежно-розовые обильно напомаженные губки!

— Да, да! Нам ведь самое главное с тобой осталось — рекламу нового пеньюара сделать! И я должен быть уверен в твоей безгрешности!

— Я безгрешна.

— Так как там насчет мужа?

— Не изменяла. Он мне сразу сказал, прямо на свадьбе: «Сашка, если кому пизду дашь, я тебе синяк поставлю, потому что ты тогда — блядь станешь. А в жопу тебя, — сказал, — вообще только я имею право трахать». Просто я не девственница за него вышла, меня во дворе мальчишки от прыщиков лечили — меня трахали, и прыщиков у меня никогда не было.

— И что, — пересохшим горлом спросил я, — всем двором лечили?

— Даже с соседних дворов прибегали лечить. Да я и сама за ними бегала: «полечите да полечите!» Потому что знаете, сколько на лечение спермы надо? И внутрь и на личико мазать... Ужас, сколько спермы надо. Кстати, грудочки потому такие большие выросли, что меня мальчишки, как насосом, накачивали.

— Как же ты не залетела?!

— А меня научили пепси-колой подмываться. И предохраняет, и пузырится внутри приятненько так! В общем, я замуж вышла только попой девственница. А муж как про лечение узнал, так пиздёжкой пользоваться брезгует, а только в жопу поёбывает.

— Но к тебе же мужики пристают...

— Пристают. А я им: «Нет! Мне муж не велел!» Иногда, правда зажмут в углу, сиськи вывалят и дрочат. Но это, думаю, ладно, это же не измена. Мужчинки такие нетерпеливые, и дурачки совсем, пока сперма в голове плещет. А как спустят, сперма из головы уйдёт, так сразу нормальные. Иногда, если член большой и красивый, я и сама такой помять и подрочить люблю. Так приятно рукой по нему водить, а он подрагивает, как живой, и пальчики потом вкусно пахнут. Я их не мою, под щёчку положу и всю ночь нюхаю, член вспоминаю.

От возбуждения меня начало потряхивать. Кабинет плавал в каком-то мареве. Член рвал брюки.

— Ладно, ты меня в своей моральной высоте убедила. Давай тебя на рекламу снимать.

— Прямо снимать?

— Ну, ты же хочешь быть звездой? Представь, твои фотографии по всему городу, во-от такой величины! Прямо на всю стену дома.

Глазки Сашеньки разгорелись:

— Очень хочу!

Я достал фотоаппарат, разложил Сашеньку на диване, так чтоб волосы — до пола, и груди на одну сторону, сосочками в объектив, потом раком ее поставил и пригнул, чтоб сиськи касались пола, потом поясницу ей прогнул, чтоб жопка — сердечком под прозрачной тканью, а потом совсем сзади щёлкнул, чтоб вся налитая пиздёшка вкусненько так в объектив выпирала. Потом заставил её встать и пройтись, потом руки за голову закинуть, потом прогнуться, грудями вперёд, потом — сзади, чтоб и попа и груди по бокам тела выпирали. Потом заставил взять сиськи в руки и предлагать зрителю, и лицо просящее сделать, бровки домиком, губки уточкой, словно говорит: «возьми их, ну пожалуйста, потискай, я тебя очень прошу». Сашенька выполняла команды с холодным профессионализмом. Единственное что спросила: «А ничего, что у меня ореолы такие большие? Мне кажется, это вульгарно».

Я убедил её, что это потрясающе эротично и специально несколько раз крупно сфотографировал сосочки, заставив Сашеньку задрать груди к лицу, чтоб губки между сисечек, а над сосочками как раз — глазоньки глупые, бездонные. «Я к следующей фотосессии пирсинг сосочков сделаю, — деловито сообщила Сашенька. — Это ведь изюминка будет, если у рекламного лица нашей фирмы будет пирсинг в сосочках?» «Замечательно, — согласился я, исходя слюной, — но только в одной груди, в левой», и, представив колечко или висюльку со стразами, свисающими с этой нежной пуговки, поглаживающие эту розовую ореолу, да ещё на такой большой груди, — я чуть не кончил в штаны. Взгромоздил Сашеньку на подоконник и нащелкал кадров двадцать в разных позах, стараясь, чтоб в кадр попадали удивленные лица из окон напротив.

— Ладно, — сказал я, опуская фотоаппарат, — сейчас самое главное. Иди сюда.

Сам сел на стол, а Сашеньку поставил на колени между своих разведённых ног.

— Расскажу тебе секрет. Самые эротичные снимки получаются на контрасте. Инь и Янь, слышала?

Сашенька доверчиво кивнула.

— Мне очень неловко, но так нужно для дела, — со вздохом сказал я и расстегнул ширинку. Сашенька изумлённо посмотрела на выпрыгнувший у меня из штанов вздыбленный член. — Не бойся, я тебя просто на его фоне сфотографирую.

— Но Игорь Викторович, он у вас стоит! — прошептала Сашенька, в ужасе приоткрыв ротик. — Это на меня? Вы все-таки меня захотели?

— Ну что ты! Просто я знал, что придется этот этап фотосессии делать, и жену вспоминал.

— Вы ее так любите, — восхищённо всплеснула руками Сашенька и любовно посмотрела на член. — А можно потрогать?

— Потрогай, — прохрипел я.

— А ваша жена не будет против?

— Ну что ты, это же не измена, если красивая молодая девушка потрогает мне член. Тем более, что мы коллеги, а не любовники. Да и одежда на тебе подходящая. Так что — трогай.

Сашенька приблизила к члену лицо и осторожно провела маникюром по уздечке. Щекотно и приятно. Головка побагровела.

— Ой, тут капелька выступила, — сообщила она и стерла ее пальчиком. — Но это не сперма, смазка наверное, прозрачная, — понюхала и лизнула пальцы. — Точно, не сперма.

Чтоб немного схлынуло возбуждение, посчитал про себя, сколько вождей похоронено у кремлевской стены. Потом сказал:

— Ладно, приступим. Смотри на меня. Нежнее, влюблённее.

Она сидела у моих ног и с таинственной полуулыбкой волооко смотрела на меня, сердечко личика мягко обнимали золотые локоны, нежно и мощно круглились белые груди, вокруг раскинулся прозрачный шёлк пеньюара. На переднем плане багровел мой раздувшийся член. Сделав несколько снимков, я попросил:

— Проведи по нему пальчиком.

Она провела, влюблено отслеживая путь ноготка по стволу.

— Возьми в ладошку, сделай пару движений.

— Игорь Викторович!

— Это искусство, Сашенька. Верь мне.

Сашенька вздохнула и осторожно, двумя пальчиками, взяла член, провела туда-сюда.

— Смелее.

Она взялась всей ладонью и начала умело надрачивать, направив головку себе в лицо.

— Ротик открой, — прошептал я.

Она разомкнула пухлые губки. Блеснул влажный красноватый полумрак, юркнул узкий язычок. Головка члена подрагивала в сантиметре от желанного ротика, еще чуть-чуть... Я подался вперёд.

— Игорь Викторович! — она чуть-чуть отодвинулась, перестав водить рукой. — Мне кажется, это неправильно, вкладывать член мне в рот.

— Ты не так меня поняла, — запел я. — Я хотел вот так, — я осторожно пододвинул ее голову к себе и нежно положил член ей на щеку. — Вот так. А ты смотри на меня, прижимайся к нему щёчкой и улыбайся нежно...

Она послушно сделала, как я просил. Я сделал несколько снимков сверху и сбоку, постоянно меняя положение члена — положил сверху, ей на нос, поводил по щекам, по ресницам, заставил сделать губки уточкой и уложил в получившуюся выемку волосатые яйца. Потом, предупредив, чтоб не размыкала губ, поводил по ним всей длиной своего члена, потом упер в губки головку.

— Разомкни чуть-чуть.

Она испуганно посмотрела на меня, но губки расслабила. Кончик головки скользнул на влажную изнанку губ.

— Втяни в себя воздух, пусть втянутся щёчки, подчеркнём скулы...

Она сделала.

— Слушай, ну вот муж запрещает тебе в пизду ебаться. Но про минет-то он ничего не говорил?

— Про минет не говорил, — согласилась Сашенька.

— Ну так давай!

— Что вы, Игорь Викторович! Вы ведь женатый!

— Так я ж для дела. Это искусство — полные губки, обнимающие член! У тебя так красиво получается.

Сашенька вздохнула:

— Ну раз искусство...

— А ты думала! Модели что, по твоему, просто за красивые глазки зарплату получают? Они искусство такое каждый день с утра до вечера работают!

Сашенька открыла ротик, и я, еле сдерживая дрожь, ввел в него член до половины. Не сводя с меня пушистых зеленых глаз, Сашенька аккуратно сомкнула губки вокруг ствола и рефлекторно сделала пару сосательных движений. И вдруг испуганно отшатнулась. Подрагивающий член вышел наружу, от его головки к полной нижней губке девушки тянулась жемчужная ниточка слюны.

— Ох, Игорь Викторович, простите меня! — воскликнула Сашенька. — Я не хотела сосать вам член! Это случайно вышло! Я больше так не буду!

Этого еще не хватало!

— Не переживай, Сашенька, я все понимаю. Пососала и пососала. Я даже внимания не обратил. Издержки работы модели и фотографа. Профессиональные риски. Еще пососёшь, я не обижусь. Но лучше давай я сам двигаться буду — мне ракурс виднее.

Сашенька послушно снова открыла ротик, и я уже отработанным движением вложил в него член. Нежные губки вновь сомкнулись вокруг. Сашенька старательно не сосала, даже глаза прикрыла.

— Нет, так не пойдет, смотри на меня.

Она послушно посмотрела. Ох, эти доверчивые глазища! Можно кончить, просто глядя в них. Я начал осторожные движения, размышляя, доводить ли до полноценного секса или ну ее уговаривать — не даст ведь «в пизду», муж не велел. Да и, честно говоря, я на грани. Проуламываю полчаса, потом кончу за две фрикции. Лучше личико обкончаю и сниму на память.

— Сашенька, сейчас будем работать мимической мускулатурой. Не вынимая члена рассказывай с выражением стихи Пушкина. Помнишь какой-нибудь, подлинней?

Она чо-то пробубнила полным ртом.

— Вот и славненько. Декламируй.

Сашенька начала читать, я же ушел в ощущения мокрого юркого язычка, снующего вокруг головки, и при этом активно трахал девушку в рот. От моих толчков груди ее раскачивались, изо рта прямо на них текла длинная слюна. Периодически, не выходя из роли, я поднимал фотоаппарат и делал пару снимков.

Почувствовав, что подхожу, начал подготовку:

— А теперь, милая Сашенька, завершающий штрих. Сиди неподвижно, сейчас я художественно кончу тебе на лицо, и мы получим несколько поистине

шедевральных снимков!

Напоследок я поднял фотоаппарат, но он не щелкнул и вспышка не сработала.

Сашенька снялась с члена и деловито сказала:

— Игорь Викторович, у вас флэшка заполнилась.

Я растеряно посмотрел на фотоаппарат:

— Ну ладно, давай я кончу...

— А зачем?

— Ну, это так прекрасно — нити спермы в волосах, капельки спермы на ресничках, мазочки спермы на щёчках и губах...

— Но мы же всё равно не сможем это сфотографировать, — Сашенька подняла плащ и, закутавшись в него, подошла к зеркалу поправить макияж. Блядь, я ее сейчас изнасилую! Хотелось выть...

И вдруг я придумал!

— Ах, Сашенька! Как же это мы не подумали! Представь — твои фотографии с хуем во рту по всему городу, во всю стену домов! Что скажет об этом твой муж?

Сашенька не отрываясь от зеркала пальчиком правила тон на щеках:

— Похвалит. Это ведь искусство. И я теперь звезда.

— Знаешь, мне кажется, ему может не понравиться.

— Почему? — приоткрыв ротик и выпятив под бархатным плащом попку, Сашенька красила ресницы.

— Ну, он может расценить это как измену.

— Но он же про минет ничего не говорил, — Сашенька намазала помадой губы чмокнулась в зеркало и повернулась ко мне, довольная собой, свежая и безумно красивая.

— А ты позвони ему и спроси, — иезуитски предложил я. — Только не говори, что уже это сделала, скажи — предложили.

Сашенька искоса посмотрела на меня и взяла трубку городского телефона с моего стола:

— Алло, Ванечка! Слушай, мне тут предложили сделать высокохудожественную фотосессию, которая высокое искусство... Вот и я думаю, здорово! Только, Ванечка, мне придётся немножечко, совсем чуть-чуть!, пососать хуй.

Вопль из телефонной трубки был слышен даже мне.

— Хорошо, хорошо, Ванечка, нет так нет... Про пизду я бы сразу не согласилась, а про отсосать ты же ничего не говорил... Да поняла я! Пока-пока, целую...

Ох, какими губами ты его сейчас «поцеловала»! Еще теплыми от моего члена.

Она растеряно посмотрела на меня:

— Игорь Викторович, что же делать?

Я сделал вид, что размышляю. Потом тяжело вздохнул:

— Хорошо, Сашенька. Труда жалко, но сохранить семью важнее. Я не буду публиковать фотографии, а ты за это закончишь начатое.

— Не поняла...

— Досасывай.

— Зачем? Сперму в волосах мы все равно сфоткать не сможем.

— Ну и ладно. Я в душе художник, я должен это увидеть.

— Нет, Игорь Викторович. Оказывается, минет мне тоже нельзя, муж запретил.

— Тогда я опубликую снимки!

Сашенька заплакала:

— Тогда он мне синяк поставит, а вас вообще убьет. Он у меня знаете, какой здоровый! И в Чечне контуженный.

Я опустошённо поник и неожиданно попросил:

— Сашенька, милая, помоги мне кончить...

— Игорь Викторович! — ахнула Сашенька. — Вы это чего?! Вы же женатый! Вы же только для искусства...

— Ну, представь, я домой такой возбужденный приду, — я кивнул на торчащий из ширинки в полной боевой готовности член, — меня жена спросит: «А чего это у тебя хуй стоит?» Мне придется ей все рассказать... Я тебе семью спас, фотки не опубликую, а ты мою разрушишь.

— А вы не рассказывайте.

— Наврать жене?! Как можно! Да что ты такое говоришь!

— А что же делать?

— Давай, ты мне минет дососёшь, я не возбужденный домой приду, жена ничего не спросит, и мне не придётся её обманывать!

Сашенька захлопала в ладошки:

— Это вы здорово придумали! Только не могу я минет дососать, мне же муж запретил!

— Да ты ведь уже сосала мне!

— Так я ж не знала.

Всё, тупик. Я поник, и член тоже поник. Сашенька подошла ко мне, все так же сидящему на краешке стола, нежно провела рукой по щеке:

— Игорь Викторович, ну, хотите я на колени встану, сиськи вытащу и вы на них подрочите? Как все делают? Или даже я сама вам подрочу, у вас член красивый... — и вдруг лукаво улыбнулась, — и вкусный.

— Ну давай, — вздохнул я.

Сашенька снова расстегнула и скинула плащ, явив миру феноменальные груди и красиво стриженый лобочек. Опустившись на колени, она подняла груди двумя руками и протянула мне:

— Дрочите. А я даже ротик приоткрою, так мужчинам больше нравится, я уже заметила. Только в ротик мне не кончайте, это как минет получится, а мне нельзя, мне...

— Муж запретил, я помню. Ты же своей рукой мне подрочить обещала!

— Так у меня ж руки заняты!

Ну что ты с ней, с дурой такой, поделаешь! Стоит на коленях, глазищи влюблено таращит, губки полные, блестящие приоткрыла, язычок высовывает, свеже-накрашенная, красивая, как ангел с распущенными золотыми волосами, и сиськи предлагает как в ресторане. Потрясающие сиськи... Сиськи!

— Слушай, а давай в сиськи! Это точно не измена, ведь внутрь-то я ничего не засуну! Это как подрочить, только сиськами!

Сашенька подозрительно хмыкнула, смерила меня взглядом, явно размышляя, не извращенец ли я, потом пожала печами:

— Давайте.

Вот и пригодилось мне моё розовое масло! Я вылил ей на груди целую бутылочку, растёр, постоянно соскальзывая ладонями, и скользнул в них членом, в скользкую, тёплую, пуховую невесомость, сдавил руками, так что набухшие соски уставились мне в лицо, и начал яростно трахать роскошные сиськи. Груди прыгали, всё время выскальзывали из ладоней, так что приходилось их снова собирать в кучу, тёрлись друг о друга, нежно скользя в разные стороны по оголенным нервам моего возбужденного члена. Сашенька застонала, сначала глухо, потом громче и громче, уставившись на меня изумленным взглядом жертвы:

— Как... Хорошо!... Игорь... Викт... Хорошо-то как!... Я... и... не зна... ААААААА!

Я кончил вместе с ней, просто неистово. Струи спермы легли на прядь волос, на щеку, затронув реснички, на губы... Потом напор ослаб и целой лужей я залил ей ложбинку меж грудями. Отвалившись, счастливый, я лениво наблюдал, как струйки потекли по сиськам на огромные ореолы, начали обтекать соски. Поджав ноги, Сашенька лежала на полу, глубоко дышала и шальным взглядом смотрела на мой опадающий член.

— Ты вся в сперме. Как одеваться будешь? Одежду запачкаешь.

— Я пеньюаром вытрусь...

— Ага, сейчас! Это, между прочим, собственность конторы. Облизывайся давай!

Сашенька недоверчиво посмотрела на меня, что-то там себе думая позади этих девственно-незамутнённых глаз. Потом села, поднесла груди к лицу и тщательно вылизала юрким розовым язычком, особенно уделив внимание ореолам — их она облизывала дольше всего, и даже немного поиграла языком с сосочками. Потом облизнула губы, скушав сперму, что легла на них.

— Лицо тоже надо в порядок привести, — сказал я. — А то засохнет, некрасиво будет.

— Я лучше умоюсь, — жалобно попросила Сашенька.

— Вода из-под крана жесткая, — назидательно ответил я, — она портит кожу. Давай, помогу.

Я подсел к ней, пальцем собрал сперму со щеки и вложил палец ей в горячий влажный рот, тщательно обтер его там об язык и щеки, а Сашенька при этом ласкала его язычком и губами. Потом выбрал из волос обспусканый локон и тоже засунул ей в рот, заставив тщательно обсосать.

— Ну вот ты и чистенькая.

— Ой, спасибо большое, Игорь Викторович! Что бы я без вас делала!

— Всегда пожалуйста. Меня, кстати, тоже почисти, а то я трусы запачкаю.

И без лишних слов сунул ей в рот вялый член. Сашенька безропотно сомкнула вокруг него губы, покатала, как сосиску, на языке, старательно обслюнявив, потом вытащила, залупила головку, и снова взяла член в рот, тщательно пройдясь язычком под крайней плотью. Придирчиво рассмотрела свою работу, улыбнулась, довольная результатом, и поцеловала головку на прощание.

— Спасибо, Сашенька.

— Не за что, Игорь Викторович. У вас очень вкусная сперма.

— Ну а раз ты мою сперму скушала, это, считай, минет, так?

— Так, — согласилась она.

— А значит, мужу ты все-таки изменила.

Она печально кивнула, головой и грудями.

— А значит всё, нечего больше блюсти! Завтра вечером в пизду мне дашь.

— Ох, не знаю... — вздохнула Сашенька. — Мне самой, знаете, как хочется? В жопку, конечно, приятненько, но в пизду меня настоящим хуем уже три года не трахали... Ой, муж звонит!

Я ошарашено смотрел, как она засунула руку себе в пиздёшку и вынула оттуда маленький телефончик.

— Я на вибро ставлю и в себя прячу. Приятненько звонит. Только в туалет бегать приходится, чтоб ответить, — объяснила Сашенька и поднесла мобильник к ушку. От мобильника к мясистому бутону раскрытой пиздёшки тянулась прозрачная нить смазки.

Так вот, кому она целыми днями с городского названивает!

Быстро поговорив, Сашенька ловко вернула телефон на место и сказала:

— Ванечка приехал. Напугался, что я после работы сосать буду. Мне пора, Игорь Викторович. Поеду мужа учить в сиськи ебаться!

***

Я больше никогда не видел Сашеньку. Тем же вечером её муж какими-то правдами и неправдами вытянул из глупышки всю историю, а уже следующим утром караулил меня у подъезда. После беседы с ним я три месяца пролежал в больнице. Сашенька тем временем уволилась, потому что решила посвятить свою жизнь искусству, и работает сейчас танцовщицей в одном из стриптиз-холлов. Она славится своей целомудренностью — ни за какие деньги не даёт ни в рот, ни в пизду, ни в жопу, потому что считает это супружеской изменой. Зато запросто, бесплатно и любому попросившему позволяет трахать себя между сисек. Кончает при этом, говорят, просто феерически!