Не успел я сладко потянуться в кресле и выкурить перед обедом свой любимый «Кэмэл», как в кабинет вошла моя смазливая синеокая секретарша, и заикаясь, еле произнесла:

 — Николай Иванович! Там проверяющий...

 — Откуда?

 — Сказал, что из Москвы...

 — Зовите, — встал я из-за стола и направился к двери. Она открылась, и на пороге я увидел своего товарища по высшему училищу в форме капитана первого ранга Петю Погорелова.

 — Петро! Сколько лет, сколько зим! — хлопнул я по плечу мрачноватого каперанга.

 — Слушай! Не надо фамильярничать. Я помню, что ты мой друг, но в настоящий момент я при исполнении... , — недовольно поморщился он. И тут я понял, что, несмотря на теперешнее равенство в воинских званиях, наша курсантская дружба, переодетая в офицерские погоны, осталась в далеком прошлом.

«Чем же умаслить этого новоявленного чинушу?» — терялся в догадках я. И тут, так кстати, подвернулся под руку заведующий столовой части старший мичман Бутс, который, в отличие от ученого, знал все. Я отвел его в сторону, пользуясь некоторой заминкой (гость в этот момент разглядывал интересные журнальчики с девочками, лежащие на моем столе) и заговорщески прошептал:

 — Петрович! Надо охмурить гостя...

 — Организуем...

 — Сейчас накормишь его, чем Бог послал, а ужин накроешь в адмиральском салоне.

 — Сделаем, — понятливо подмигнул мичман.

Адмиральским салоном у нас назывался отдельный зал с обратной стороны столовой. Там обычно гуляли высокие гости. Овальный стол, мягкие кресла, рояль, большой плазменный экран телевизора, видик с набором самых пикантных дисков, хрусталь и серебро в буфете располагали к застолью на любом уровне. Зеленые шторы на окнах надежно укрывали присутствующих от посторонних, любопытных глаз. Не говорю уже о сауне, в которой наши умельцы массажа и прочих утех доводили проверяющих до настоящего экстаза. Петр по рангу не относился к салонной категории проверяющих. Таким, как правило, накрывали стол в моем кабинете, и укладывали в постель в смежной с ним комнатой отдыха, иногда вместе с секретаршей, но все же когда-то он был моим личным другом, а дружба на флоте ценится очень высоко.

Число участников вечернего застолья было, как всегда, определено: я, мой заместитель по воспитательной работе, Петр и одна из красивейших молодых женщин части — начальник лаборатории двадцатипятилетняя блондинка Татьяна Николаевна. Эта женщина была изюминкой всех застолий, ее иногда брали у нас «на прокат» даже в самые высокие инстанции на флоте. Высокая, голубоглазая, остроумная, юморная собеседница, и что самое главное — женщина без комплексов по части секса. Ее прозвали «Гейшей» за ее необыкновенные способности умасливать самых строптивых и неприступных мужиков. Кроме всех прочего, она неплохо играла на рояле и отлично пела. Поэтому нас не страшили никакие комиссии, ибо весь выявленный негатив неизбежно разбивался, как волны об утес, о неотразимые прелести Татьяны.

Вечером, когда дежурный по части доложил, что личный состав отужинал и убыл в клуб на просмотр кинофильма, в моем кабинете нарисовался мичман Бутс.

 — Товарищ командир. Ваше приказание выполнено. Стол накрыт по высшему разряду.

Я заглянул в технический отдел, где Петр совсем зарылся в бумагах и шепнул ему на ухо:

 — Ну, как?

 — Плохо, старик! Очень плохо! Я не знал, что у тебя такой завал... Акт будет — дрянь...

 — Брось. Ужин остывает. Бумажки подождут до утра.

И вот мы за столом. На сей раз мичман Бутс блеснул своими кулинарным способностями, как никогда. На столе красовались вареные крабы, томились под сметаной жареные трепанги, а уха из пеленгаса, посыпанная укропчиком и зеленым лучком, казалась, сама просится в рот. Ну и украшением стола было блюдо с красной икрой, приготовленной из только что выпотрошенной кеты. Про жареный картофель с грибами и наши знаменитые соленые огурчики я уже помалкиваю. Их сметали со стола любые проверяющие. С напитками дело обстояло хуже. В нашем медвежьем углу редко появлялись хорошие вина, а шампанским нас баловал военторг только по великим праздникам. Палочкой — выручалочкой служил все тот же спирт, который в нашу часть поступал только самой высшей очистки. Его и пили в праздники и трудовые будни. Разбавляли его разными соками, превращая в приятные настойки, а если и с таковыми были заминки, то ставили чистейший, окрестив его водкой «Новгородской». Вот и сейчас, едва выпили по первой, как тут же развязались языки. Сначала разговор (в угоду проверяющему) крутился вокруг проверки, но вскоре перешел в более приятное русло.

 — Выпьем за дам-с! — провозгласил четвертый тост мой заместитель, подмигнув красавице Татьяне.

 — Точнее, за прекрасную даму, — поправил его Петр.

 — Спасибо, — зарделась Татьяна Николаевна, пригубливая рюмку.

Вскоре заместитель стал прощаться, пояснив, что надо приглядеть за матросиками, чтобы те после просмотра кинофильма не разбежались по темным углам. Мы не возражали, втайне радуясь тому, что зам оказался столь сообразительным. Остался, как говорят, узкий круг, уже которого и не бывает. Наконец наступило время, когда принятые во внутрь градусы стали побуждать к действию плоть. Это пьяное мужское хотение заместитель окрестил «Дорогою члена». Он часто предупреждал матросов, уходящих в увольнение, говоря, «что стоит мужику напиться, как его уже не ум ведет, а член». Наша «Дорога члена» началась с невинных анекдотов. Один из них принадлежал Татьяне, которая рассказала, как пьяный моряк, возвратившись домой из загранрейса, не мог попасть в собственную квартиру. Сначала он звонил, потом стучал костяшкой пальца, затем бухал кулаком в дверь, а когда начал грохать каблуком, то вышла соседка по площадке и сказала: « А ты рогами, рогами постучи». Ну а дальше пошли сальные шуточки. Танечка смеялась громче всех. Затем она села за рояль и спела песенку о том, как бравый капитан трахнул пассажирку, и та родила ему такого же нахала, как он сам. Я еще круче решил завести компанию, и включил видик с известной английской порнушкой, где на экране здоровенный красавец — негр натягивал на свой супер-член пышную супер-задницу белой леди. Порно звезда была чертовски хороша. Она так классно стонала, одновременно отсасывая излишки «влаги» у другого негра, что даже у меня поднялся член, не говоря о госте, который руку уже не вынимал из кармана своих брюк. То, что можно было прочитать в эти моменты на его лице, ничем другим, как «Дорогой члена» назвать было нельзя. Одна Танечка была невозмутимой. Она потихоньку пригубливала рюмку, закусывая икрой.

 — Что. Не нравится? — шепнул ей на ушко.

 — Нет. Это же липа! Разве так надо трахаться?! А еще профессионалы. У наших любителей и то лучше получается.

 — А вы — любитель? — пьяный Петр откровенно лапал ее коленку.

 — Любительница...

 — Выпьем за любительский секс, — пьяно промычал Петр.

Мы выпили. Фильм закончился и заиграла тихая, томная музыка. Петр щелкнул перед дамой каблуками, едва не упав, и пошел с ней танцевать. Она вжалась в него, а он, положив обе ладони на ее миниатюрные ягодицы, повесил голову на ее плечо. Они еле топтались на одном месте, но со стороны казалось, что он уже ее трахает. «До чего же глупеют мужики по-пьяне!» — подумал я и подошел к танцующей паре.

 — Ребята! Возьмите третьим...

 — Прочь! Третий — лишний... пьяно отмахнулся Петр.

В этот момент на экране телевизора показывали стриптиз. Пышногрудая блондинка постепенно избавлялась от одежды, вылезая из нее, словно змея из кожи.

 — Хороша, чертовка! — облизнулся Петр.

 — Эта? И она

вам нравится? — ревниво передернула плечами Танечка.

 — А что? Видная дама. Все при ней, — Петр пялил пьяные глаза на голую женщину.

 — Сразу видно, что вы дилетант, а еще москвич, — ущипнула она его за кончик носа.

 — А вы можете показать нечто более глубокое?! — вспылил Петр.

 — Могу. Только не хочу...

 — Танечка! Давайте еще по рюмочке, — предложил я, видя, что она еще не дошла до нужной кондиции.

 — С удовольствием! С вами, Николай Иванович, я всегда «за», потому, что вы настоящий джентльмен, — улыбнулась она и залпом осушила рюмку. В этот момент в дверях обозначилось лицо мичмана Бутс.

 — Все в порядке?

 — Угу...

 — Какие еще будут приказания?

 — Сделай так, чтобы в эту дверь никто не вошел, кроме господина «П» в нужный момент, — сказал я.

 — Есть! — козырнул тот и тут же исчез.

Мы выпили еще по одной. Щечки у Танечки порозовели, глаза заблестели. Я понял, что пришла пора действовать.

 — Танечка! Так вам не понравился стриптиз? А вы могли бы нас порадовать чем-нибудь подобным?

 — Раздеться?

 — Ну!..

 — Тогда водрузите меня на пъедестал.

Мы с Петром подсадили ее на рояль.

 — Рюмку мне! — приказала красавица и ногой швырнула свою туфельку прямо в Петра. Тот подхватил ее прямо налету и налил в нее «Новгородской» водки.

 — Пью за вас, Венера! — провозгласил Петр.

«Да. В ней есть нечто венерическое», — подумал я и тоже выпил.

Таня мигом выпила рюмку и грохнула ее об пол.

 — А ну, поставить меня на ноги на пъедестале! Я буду памятником не рукотворным. И заметьте, что ко мне никогда не зарастет народная тропа.

Мы с Петром тут же выполнили ее приказание.

 — А теперь держитесь за свои концы, мужички! — воскликнула «Гейша» и сняла свою кофточку. В этот момент на экране курчавый негр выбивал на барабане мелкую дробь. Мы увидели, как розового цвета лифчик плотно облегает ее грудь.

Женщина расстегнула «молнию» на юбке, и та тут же упала к ее ногам. Оставшись в лифчике и трусиках, она лукаво глянула на Петра. — Продолжить? Мы обалденно смотрели на ее пупок, стройные ноги и не могли вымолвить ни слова. — Молчание — знак согласия, — улыбнулась обольстительница и игриво повела плечами. Вслед за кофточкой к нашим ногам полетел ее ажурный лифчик. Молочного цвета грудь, украшенная розовыми сосками, притягивала наши взгляды, что магнит железную пыль. Ее соски топорщились и, казалось, трепетно дрожали от страсти. Негр убыстрил темп, и к нашим ногам упала юбка. Женщина стояла перед нами, прищурясь и лукаво улыбаясь.

 — А трусики? — прохрипел Петр.

 — Их снимет самый достойный! — заявила озорница и под бешенную дробь барабана принялась отбивать чечетку прямо на крышке рояля.

 — Это я! — ринулся к женщине Петр. Он уцепился за ее трусики и потянул их вниз. Таня переступила через них, и перед нами открылось лоно самой Афродиты.

«Где же я такое видел? — не мог я вспомнить и тут меня осенило. — «Да. Именно там. В Питере. В «Русском музее» это тело запечатлено на картине «Фрина на празднике Поссейдона». А озорная «Гейша» уже пела и еще быстрее работала ногами под аккомпанемент музыки из кинофильма «Девушка моей мечты». В этот момент она была красивее и азартнее самой Марики Рок. Закончив танец, она упала на одно колено и бросила в зал:

 — Мужики! Кто же отблагодарит женщину за такой концерт!?

 — Проси, что хочешь! — стал перед ней на колени Петр.

 — Только один поцелуй, — и она, вращая бедрами, протянула свой маленький пальчик к черному треугольничку.

Петр ринулся к ней и припал губами к ее блестящему от пота телу.

 — Хотите поиметь красавицу — русалку? — смеясь, спросила она.

 — Хотим! — в один голос выкрикнули мы.

 — Стоп! Не все сразу. Первым будет самый достойный...

 — Это я, я! — надрывался Петр.

 — Не уверена! А что же молчите вы, Николай Иванович?

 — Долг гостеприимства обязывает первый бокал отдавать гостю.

 — Я! Я — гость! Мне первый бокал, — рванул он ее за плечи, посадил, раздвинул ноги и впился в то, что он там нашел. Петр так старательно сосал и чмокал, что, казалось, это могли услышать на улице. Тело женщины напряглось. Она согнула ноги в коленях и поставили их на крышку рояля.

Теперь у нее появилась более реальная возможность подмахивать ему. Их встречные движения стали убыстряться, наконец, они превратились в настоящую пляску чувств. Она схватила его за голову и так прижала ее к себе, совершая ее круговые движения по своему лоно, что он чуть не задохнулся. Глядя на его затылок, создавалось впечатление, что это белое, плешивое «ядро» вот — вот исчезнет в чреве женщины.

 — Выпей меня всю! — крикнула Гейша, соскочив с рояля. Она стала в позу буквы «Г», положив грудь на его крышку. Петр лихорадочно сбросил с себя рубашку, брюки, трусы, оставшись только в майке с надписью «Адидас». Татьяна увидела это и прыснула в кулак.

 — А ты — молоток. Знаешь что носить! — засмеялась она.

 — А что? — не понял он.

 — «Если носишь «Адидас», то любая девка даст!» — слышал такую шутку?

 — Не-е-е, — проблеял он.

Петр пристроился к ней сзади и стал вводить свой «хобот». Попав, он заработал быстрыми, сильными толчками.

 — За открытый секс, ребята! — поднял я рюмку и, не успев ее выпить, увидел в дверях своего верного оруженосца мичмана Бутс. В руках он держал фотоаппарат «Поляроид».

 — А у нас гость! — прищелкнул я пальцами. Ребята замерли, оглянулись на дверь, и в этот миг яркая вспышка почти ослепила их. Через несколько минут фото стало великолепным. Я взял его и положил в нагрудный карман тужурки. Повернувшись к голой паре, жестко сказал: — Фенита ля комедия! Вы Танечка, свободны. Спасибо вам за компанию. Вы успешно выполнили специальное задание командования. А ты, Петя, потрудись, чтобы завтра к обеду твой акт был у меня на столе. Я не гордый. Пятерки у нас не в моде, но твердую четверку я заслужил. Ты же не хочешь, мой друг, чтобы это фото появилось на ночном столике в спальне твоей супруги. А?

 — Твоя взяла! А еще друг называется. Хрен с тобой. Будет тебе четверка...

... Прочитав акт, я понял, что Петр сдержал слово, часть вытянула на твердую четверку. Я тут же вернул ему фото.

 — Я возвращаю ваш портрет, — сказал я ему при этом.

 — Вы негодяй и шантажист, Негоро! — с пафосом ответил он, пряча фото в карман.

 — Чего не сделаешь ради флотской дружбы! — улыбнулся я и фамильярно потрепал его по плечу. — А фотку-то порви...

 — Еще чего! На ней же настоящая «Гейша!». Это память на всю оставшуюся жизнь... А как она трахается! Песня!

Я согласно кивнул, так как о способностях Танечки в этом деле давно знал не понаслышке.

Эдуард Зайцев.