ЖИЗНЬ СЕЛА «ГОЛУБОЕ»
или как нетрадиционный секс помог в отдельно взятом населенном пункте
Часть 1.
Жили мы в своей деревне мирно и счастливо. Да и чего нам делить, когда в селе в тысячу дворов, осталось менее одной трети. Когда кто-то умный в руководстве бывшего Совка объявил перечень неперспективных деревень, наше село Голубое попало в этот список и односельчане, кто подальновидней, стали перебираться в соседние городки или райцентры, оставляя свою недвижимость на произвол судьбы. Дома стояли заколоченные и покосившиеся. Оставшиеся предприимчивые жители потихоньку разбирали заброшенные домишки на дрова или для других нужд.
Село действительно стало неперспективным. Сначала закрыли школу, потом медпункт, а через некоторое время и хлеб перестали подвозить.
Хорошо, хоть разрешили кооперативы. И неизвестно откуда появившийся житель гордого Кавказа Резо Баблоев открыл продовольственный ларек с гордым названием «Меркурий». Вот у него и стали местные жители покупать хлеб и макароны, оставляя у него в кассе свои сэкономленные от пенсий гроши.
Слава Господи, электричество еще было, и по телевизору показывали первый местный канал, транслирующий из райцентра.
И вот как-то раз получаю я повестку с требованием явиться к главе райцентра. Конечно, можно было бы, и подтереться этой повесткой. Но я, как несколько раз в прошлом избирался Председателем сельсовета, к дисциплине приучен, и поехал на своем допотопном «Урале» в райцентр.
Секретарша долго мариновала меня в приемной, сказав, что Глава занят. Но часа через полтора впустила меня в кабинет. Естественно, я мандражировал, как делал это и раньше, когда состоял при должности Председателя сельсовета. Но увидев выходящего мне навстречу моего бывшего односельчанина и одноклассника Ваську Петухова, мандражировать перестал и даже без робости пожал протянутую начальственную длань.
Петухов забурел и потолстел, сразу чувствуется, человек на государственном посту и если отвлекается от дел государевых по пустякам, то целиком для пользы дела. Он заказал у секретарши чай, и мы сели за отдельный маленький столик.
— Ну, рассказывай, Тимоша, как жизнь в нашем Голубом? Все нет, времени, понимаешь, к вам заехать.
— А что рассказывать, Вася. Ты и сам, наверное, все знаешь. Людей меньше сотни наберется и то в основном старики.
Торговля частная в руках лица кавказской национальности ( тут в стенах госучреждения я старался выражаться политкорректно, обычно Резо все про себя звали черножопым). Ну, а дорога до райцентра хуже некуда.
Мой рассказ про родное село взволновал чувствительного Василия, он встал и стал расхаживать по кабинету. Болеет за порученное дело человек, но до всего руки, видать не доходят. Так расстроился Василий, что не мог терпеть и, достав из шкафчика бутылку коньяку, трясущимися руками налил в две рюмки огненную жидкость, а в качестве закуси достал блюдце с ломтиками лимона.
— Давай, Тимоша, выпьем за наше родное село и помянем, кого с нами не стало. – Мы выпили, стоя не чокаясь.
Немного успокоившись, Василий опять сел за стол и отхлебнул глоток остывшего чая.
— Да, Тимофей, мешают нам строить светлое будущее капитализма наши враги, - с горечью сказал он.
— Так нам и раньше мешали строить светлое будущее социализма, Вася, - ответил я. – Но мы выжили.
— Тогда нам мешал Запад, а теперь внутренние враги объявились, - проинформировал меня Вася.
— А разве товарищ Сталин всех внутренних врагов не перестрелял? – спросил я.
— Перестрелял. Но теперь новые враги появились. Ты что-нибудь про гомосеков и лесбиянок слыхал? – тихо спросил он.
Я кивнул, хотя имел о них весьма смутное представление, так как в нашем селе людей таких национальностей не было.
– Вот они и мешают. – Василий еще налил в рюмки коньяк, дрожь в его руках поубавилась.
— Сейчас с ними идет борьба на высшем уровне, - и Вася поднял указательный палец к потолку. – Ты меня понимаешь? – Я опять кивнул, хотя, если честно, то понимал плохо.- Каждая губерния, район, город рапортует наверх о борьбе с этими перерожденцами, и скоро мы их победим. Конечно, сейчас не 37 год, никто их стрелять, и сажать не будет, но мы это явление задушим раз и навсегда, если на этот счет не будет других распоряжений.
— Так, что ты от меня хочешь, Василий? – спросил я в недоумении, какое я имею отношение к этой священной борьбе.
— У меня к тебе такая просьба, Тимоша. Возглавить общество гомосеков и лесбиянок в твоем селе. – Я удивленно посмотрел на него. – Сам понимаешь, в нашем райцентре пока таких отщепенцев не водится, а губернское руководство требует рапортовать о борьбе с ними. Вот мы тут посоветовались, и я решил, что село Голубое самое подходящее место для их центра. И название села соответствует. Тебя пристроим на какую-нибудь должность, так, чтобы зарплату мог получать. Это де-юре, а де-факто будешь являться председателем сообщества геев и лесбиянок в нашем районе со штаб-квартирой в селе Голубое.
— Ну, сам подумай, на кого я еще могу положиться в таком деле, как ни на друга, - сказал Василий, разливая коньяк по рюмкам. – Так, что давай за успех нашего дела, - он встал, чокаясь рюмками со мной, и мы выпили.
— И вот еще что. – Он подошел к массивному сейфу и, открыв его, достал пакет и протянул его мне. – Здесь символ их движения – радужный флаг, - Василий передавал мне его с таким отвращением, как будто там была гадюка. – Повесь его над своей избой, чтобы всем было видно, что в твоем доме штаб. Собери людей, объясни, что к чему, составь списки активных членов вашего сообщества.
— Вася! Да какие люди, какие активные члены? У нас же одни старики и старухи.
— Ничего, Тимоша. Это сейчас они состарились, а в молодости вели самый активный образ жизни. Ты меня понял? Не подведи, - попросил он. – Да, - задумчиво произнес он, - потребуются расходы. – Он достал из заднего кармана брюк бумажник и, раскрыв его, стал в нем копаться. За неимением российских денег, он протянул мне сотню американских рублей и сказал, чтобы я разменял в обменном пункте. – И не скупись, Тимоша, еще получишь. Привлекай общественность.
С чувством ответственности за порученное дело, я покинул районную управу. Но, прежде, чем ехать домой, я посетил районную библиотеку и попросил дать почитать статьи по тех самых перерожденцев, которых теперь мне придется возглавлять. Девушка-библиотекарь смутилась, но принесла мне два журнала.
Прочитав статьи по гомосексуалистов и лесбиянок, теперь я понял, кто это такие и с чувством глубокой удовлетворенности поехал домой, предварительно разменяв американские на наши рубли и, купив четыре бутылки водки, дешевых конфет и пряников.
Свою избу я решил не мазать дегтем и повесил радужный флаг над сельсоветом, благо ключ от амбарного замка оставался у меня. Сразу собралось несколько человек, интересуясь, что это власти решили менять государственный флаг. Так как я еще пользовался авторитетом, как бывший председатель, я велел двум престарелым сестрам-близнецам Замарайкиным навести в сельсовете порядок, так как вечером назначаю собрание.
Прибежал дед Никифор, который ранее выбирался несколько раз председателем колхоза.
— Тимошка, а что за собрание будет? Никак колхоз хотят власти восстановить? – Дед все еще лелеял тайную мечту о восстановлении колхозов и, конечно, его, как человека опытного призовут опять в председатели.
— Вечером приходи, дед, узнаешь, - сказал я. Тут как раз вспомнился рассказ деда Никифора, как в приснопамятные времена правления Никиты Сергеевича Хрущева, тот при всех раздолбал деда Никифора, как председателя колхоза, за низкие надои молока и сорванный план по кукурузе.
— Чуть ли не початком мне в задницу тыкал, - рассказывал дед Никифор.
«Вот, - подумал я, - и первый кандидат в активные гомосеки еще со времен оттепели».
Вечером за накрытым столом в бывшем сельсовете, где собралось три десятка стариков и старух, я объяснил поставленную районным руководством задачу. Не уверен, что до всех дошли мои слова, но почти все кивали и соглашались, попивая казенную водку и заедая ее дешевыми конфетами и пряниками. Непьющий контингент пил чай из кем-то принесенного самовара и тоже лакомился купленными мной конфетами.
Я стал составлять списки гомосексуалистов и лесбиянок. Первый возглавил дед Никифор, которого поимел Хрущев на партийно-хозяйственном активе. В списке лесбиянок первыми были сестры Замарайкины, так как они в период своей бурной молодости очень любили пускать к себе в хату жить студентов-стройотрядовцев, от которых по разным данным имели на двоих пятерых детей, живущие теперь в разных городах нашей необъятной родины. Хотя сам факт наличия детей говорил об их традиционной ориентации. Но сестры согласились быть первыми на селе лесбиянками. Видимо, им нравилось само иностранное слово.
Вообще, в список лесбиянок я внес почти весь женский контингент нашего села, так как по пятницам в сельской бане был женский день, и все они ее посещали в гигиенических целях. Следовательно, баня служила прикрытием, и там могло что-то происходить.
Но баня давно сгорела, иных уж нет, а те далече. Кому надо, пусть проверяет. На этом я закончил первое собрание любителей нетрадиционного секса.
А через неделю по нашему бездорожью приехал микроавтобус, с телеведущей местного канала и она сделала первый репортаж о нашем селе и сельском обществе любителей нетрадиционных отношений.
По распоряжению Васи Петухова в наш штаб провели телефонную линию, и сам Вася выразил мне глубокую благодарность. Теперь районной управе есть, с кем бороться на страницах местной печати.
Теперь расскажу, как наше село получило такое название. До революции здесь было имение генерала Голубова. Само имение крестьяне сожгли, когда на вооружение был взят лозунг «Мир хижинам, война дворцам», хотя из него могла получиться хорошая школа или больница. Но село продолжало носить название «Голубово». Большевики, чтобы искоренить память о генерале, переименовали село в «Голубое».
Сейчас же в пику развернувшихся событий, название было самое подходящее.Теперь нас стали посещать губернские, и даже столичные журналисты и телевизионщики. Я и мой актив позировали перед фото и телекамерами на фоне бывшего сельсовета с развевающимся радужным флагом.
Из райцентра прислали краткую историческую справку о нашем селе. Оказывается геи всех мастей и лесбиянки прятались в нашем селе еще при царе Алексее Михайловиче Тишайшем. Если мне память не изменяет, вообще-то он боролся со старообрядцами.
Зачастили в наше село и аккредитованные иностранные журналисты. Я рассказывал историю села, начиная с царя Алексея Михайловича, а дед Никифор, не стесняясь в выражениях, описывал, как его изнасиловал Никита Сергеевич, для наглядности дед показывал прошлогодний початок кукурузы. Слава Богу, хоть штаны не снимал. Молоденькие переводчицы, краснея от народных выражений Никифора, пытались всю эту ахинею перевести на английский, немецкий и другие европейские языки. Журналисты согласно кивали головой, так как многие еще помнили хрущевскую «Кузькину мать».
Сестры Замарайкины наперебой рассказывали, как они заманивали в свои сети молодых доярок и скотниц, отбивая у тех охоту к традиционной любви.
Так как точки общественного питания в селе не было, а вся журналистская братия желала что-нибудь перекусить, гордый сын Кавказа Резо Баблоев тут же из фанеры и цветного шифера соорудил забегаловку под названием «Голубки», где подавались блюда русской национальной кухни: шашлыки, люля-кебаб и суп харчо. Из горячительных напитков Резо подавал только местный самогон, которым его снабжала бабка Серафима, в советскую бытность, работавшая библиотекаршей.
Жить в селе если не стало лучше, то, по крайней мере, веселее. По весне, когда все просохло, Вася Петухов распорядился проложить новую дорогу от райцентра в село с асфальтовым покрытием и разметкой согласно европейскому стандарту.
BERLI.
