18 лет – лучший в жизни возраст! Окружающий мир, ещё совсем не изведанный, так волнует и манит, и, кажется, в будущем ожидает только самое лучшее! Однако для молодых людей этот возраст будет навсегда омрачён началом призывной компании, и необходимостью отдавать священный долг родным стране...
Как и всем юношам своего возраста тянуть лямку рядового мне не хотелось, а друг посоветовал мне клёвую отмазку: «В Военкомате скажешь, что тебе служить не позволяют убеждения, и ты хочешь проходить альтернативную службу. Закона о ней у нас в стране ещё нет, и потому тебя просто отпустят домой!».
Идея мне очень понравилась, я сразу успокоился и на следующее утро спокойно сам отправился в Военкомат, в котором вежливо, но настойчиво потребовал альтернативной службы, предъявив свои самые искренние убеждения о том, что убивать людей большой грех. Какого же было моё изумление, когда вместо того, чтобы спорить со мной или, как я планировал, отпустить меня домой, меня действительно назначили на альтернативную службу! Работать санитаром в больнице.
Больница стояла на самом отшибе, там, где начинаются бесконечные пустыри, где среди изрытых полей громоздятся забытые бетонные плиты, и где протянулись бесконечные вышки высоковольтных линий….. Я никогда бы не подумал, что меня распределят именно в эту больницу, да ещё на целых два года!
У всех людей рабочий день начинается в девять утра и заканчивается вечером. На свою новую работу мне приходилось приезжать на первом автобусе – к шести, а потом оставаться дежурить целые сутки.. Весь привычный график жизни сразу пошёл под откос - таскать каталки с тяжёлыми больными круглыми сутками работа во многом хуже службы в армии. Не удивительно, что её придумали, как альтернативу! Но я справлялся. Молодому и сильному организму было всё нипочем, и у меня ещё оставалось время на отдых и сон.
Более того, в ту прекрасную пору у меня как раз завершался период полового созревания. Естественно, что даже в больнице я заглядывался на женщин. Среди больных девушек было немного, в основном, моё внимание привлекал больничный персонал. Была в нём парочка хорошеньких врачих, да ещё несколько медсестёр. Однако о том, чтобы заговорить с врачами не могло быть и речи - они были слишком серьёзными, строгими и совершенно недоступными. Ко мне они относились, как к какой-то скотине, рабу или даже кому-то похуже. Это было очень унизительно, ведь я был не виноват, что судьба определила мне эту роль!
Медсёстры на первый взгляд казались доступнее. Уже в первый день я залюбовался их округлостями под строгими белыми халатами. Многие из них в летнюю жару надевали эту униформу прямо на трусики и лифчики, и когда наклонялись за чем-то, у меня дух замирал, стоило заглянуть за вырез.... Каждый раз, поднимаясь вверх по лестнице, я с надеждой задирал голову вверх, и если выше этажом шла медсестра, моему взору открывались прекрасные виды: попки и трусики под халатиками.
Наверное, хорошенькие медсёстры были самым главным плюсом работы в больнице! Больше всех их мне нравилась Люба. Она была не просто красивой, она была шикарной! Блондинка с карими глазами и безумно длинными ресницами! Стоило ей улыбнуться, и казалось, всё вокруг расцветало. А ещё… У неё была большая красивая грудь, отчего халат на ней буквально выпирал вперёд, сильно натягиваясь в других местах. Низ же халата (очевидно специально), был сильно укорочен - на манер мини-юбки, стоило ей пройти мимо, мужчины задерживали дыхание, разглядывая её длинные, крепкие и очень соблазнительные ножки...
Можете ли вы представить, что я чувствовал в свои 18 лет? Частенько от переполнявшего возбуждения я не знал, куда себя деть. А когда она шла рядом, мне буквально хотелось рыдать от невозможности прикоснуться к ней... Однажды мне повезло: спеша куда-то по коридору, Люба уронила папку с документами. Я замер... Она медленно наклонилась за ней, и я увидел краешек её великолепной попки! Спустя минуту, не помня себя от возбуждения, я стоял, прижавшись спиной к холодным кафельным стенам ванной комнаты, крепко заперев дверь изнутри, и ласкал себя короткими резкими движениями, чтобы выплеснуть всю накопившуюся страсть.... Но и когда я кончил, легче мне не стало.
Надо сказать, что в те дни я полностью пребывал в каких-то романтических подростковых иллюзиях. Воспитанный на голливудских фильмах, в которых всё показано так просто, понятно и красиво, я решил пригласить Любу на чашку кофе. В фильмах эта схема действовала безотказно: сначала девушка идёт с парнем в кафе, затем они гуляют вместе по городу, вечером они встречают закат на пляже, а ночью у них секс. Почему-то я был убеждён, что схема эта работает всегда, не зная сбоев!
Воспользовавшись тем, что Любу назначили на операцию, я вызвался помочь ей отвезти каталку с больным. Старик лежал под капельницей без каких-либо признаков жизни, и мы не обращали на него внимания. Мы шли рядом по длинному больничному коридору, и стук её каблучков с каждым шагом отлетал гулким эхом от его стен...
— Жарко сегодня, - решился я начать беседу.
— Ага, не говори, такая парилка, - равнодушно ответила она, глядя в сторону.
Ага, «не говори»! - обрадовался я. Так обычно говорят друзьям: «У тебя классная грудь», «Да не говори…». Настроение улучшилось само собой. «Люба-любочка», - пропел я тихонько, так, чтобы она не слышала, и добавил: «как же сильно ты мне нравишься...!».
Что она со мной делала! От одного её вида я начинал дрожать всем телом, голос срывался, а в её глаза я и взглянуть-то не смел! Один её взгляд - этих больших шоколадных глаз с длинными ресницами пронзал насквозь, как лазерные лучи в фантастических фильмах…
— Тебя ведь Люба зовут? – решил я заговорить сам, стараясь казаться как можно более равнодушным.
— Ага, - коротко бросила она. Как зовут меня, она конечно даже не спросила.
— Меня Лёша, – решил я представиться сам.
— О-кей... – ответила она, нажимая кнопку лифта.
Ненавижу, когда эти слова произносят вот так! Этим равнодушным «о-кей» можно просто убить человека!
Мы вошли в грузовой лифт (операционная находилась на последнем этаже). Когда двери захлопнулись, я почувствовал, что сейчас самый подходящий момент: полумрак, мы одни (больного под капельницей я не рассматривал, как человеческую единицу), самое время брать «быка за рога». Если бы я знал, как холодно в эту минуту её сердце, как медленно оно бьётся от моего самого пылкого взора, я трижды подумал бы, прежде чем заговорить!
— Слушай, может быть, сходим куда-нибудь после работы? – предложил я.
— Ха! – усмехнулась она. Я замер... От одного слова зависела вся моя жизнь! Лифт с грохотом встал, отчего лекарство в капельнице вздрогнуло. Я тоже вздрогнул.
— Женилка у тебя ещё не выросла взрослых тёть на ужин приглашать! – усмехнулась она, выкатывая носилки в коридор, - свободен! Дальше я сама…
18 лет – сложный возраст. В нём человек ещё только формируется как личность, и одна неверная фраза, один неверный шаг может наложить страшный отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Так и получилось. Своей грубой фразой Люба разом убила во мне и мужчину, и кавалера, превратив из открытого, добродушного парня, в замкнутого, вечно сомневающегося в себе, порой ненавидящего себя человека. Я перестал смотреть женщинам в глаза, не зависимо от их возраста; перестал заговаривать с медсестрами, превратившись из «санитара по найму» в одинокую больничную крысу. Теперь, услышав смех за спиной, я сразу думал, что это смеются надо мной. А стоило кому-то со мной заговорить, как я смущался ещё больше. Впрочем, Любу я из головы не выбросил, только теперь она казалась мне ещё более недоступной, королевой моих грёз... Самому себе в этом королевстве я отводил лишь роль несчастного пажа...
Прошло несколько месяцев. В один прекрасный день я отвозил пустые склянки на склад.. Вход туда был через перевязочную, и, замешкавшись, я едва не уронил тележку, открывая тяжелую дверь. Банок было много, и на то, чтобы аккуратно расставить их по полкам у меня ушла уйма времени. Когда же я собирался уходить, то услышал, как хлопнула дверь: в перевязочную кто-то вошёл. Выглянув из склада через крохотное стеклянное окошко, я увидал Любу. Она стояла ко мне спиной, и потому, не опасаясь быть замеченным, я мог беззастенчиво её разглядывать с ног до головы. Она же огляделась по сторонам, затем сняла свою белую медицинскую шапочку, выдернула резинку из хвостика, распустив свои роскошные светлые волосы. Положение подсматривающего было унизительным, и я уже хотел было выйти из своего укрытия, как вдруг дверь хлопнула снова, и следом за Любой в перевязочную вошёл главврач Павел Андреевич.
Стоит отдельно сказать об этой персоне! Это был далеко уже не молодой, лысый человек в очках с толстыми стёклами.. Он заведовал отделением, на котором мы работали, и, судя по всему, был не бедным человеком. Дело в том, что больница наша была скверной, и каждый пациент, даже если не мог дать взятку, старался сделать по возможности дорогой подарок главврачу, чтобы лучше лечили. В результате, на работу Павел Андреевич приезжал на дорогом джипе. Однако что он здесь делает?
С некоторой неприязнью и сомнением главврач осмотрел перевязочную – небольшую комнатку, стены которой были покрыты зелёным кафелем, а в центре стоял большой металлический стол для перевязок. Видимо здесь ему бывать приходилось не часто.
— Ладно, давай сегодня сделаем это быстро, а то у меня много работы… - наконец устало сказал он.
Если бы я не видел всё это своими глазами, представить их вместе мне было бы очень сложно - настолько не вязался этот сухарь с очаровашкой Любой! Однако они стояли рядом, друг против друга...
— Как скажете, Павел Андреевич, - робко отвечала Люба. С ним она была совсем другой – робкой и скромной, даже послушной. И куда подевалась вся спесь и гонор неприступной королевы? Она вдруг сама обняла его за узкие, сутулые плечи и поцеловала. Будто два лепестка розы её губы заскользили по его жёлтой щеке, однако он слегка нетерпеливо отстранил её.
— Время, Люба, время, - сказал он. Развернув её спиной к себе, он мягко уложил её грудью на стол для перевязок…
— Ни фига себе! – подумал я, - что же будет дальше? - всё ещё не верилось, что это случится прямо здесь и сейчас на моих глазах…
А Люба уже стоял к нему спиной, покорно приподняв попку и расставив ножки. Слегка развернувшись, она смотрела на него снизу вверх, ожидая своей участи… А он довольно бесцеремонно закинул подол белого халатика ей на спину…
Я старался не дышать, но это было очень сложно сделать - сердце колотилось так, будто в нём билась тысяча птиц! Девушка моей мечты, принцесса моих грёз – вот ты, оказывается, какая… Через окошко я хорошо видел её прекрасное тело: широкие бёдра, пышную, округлую и очень красивую попку, туго обтянутую белыми трусиками. Павел Андреевич бесцеремонно спустил их вниз…
Больно, страшно и очень обидно, когда девушку, пусть не твою, но о которой ты мечтаешь, на твоих глазах жадно использует другой человек, да ещё такой омерзительный! Понятно, что она с ним не по любви, но тогда ради чего? Начальник? Скрытый женский трепет перед сильным мужчиной?
Он двигался в ней резкими, но короткими толчками, отчего её попка мягко вздрагивала, а ножки слегка подгибались. От каждого сильного толчка она слегка постанывала, но крепкие стены, до самого потолка облепленные толстым кафелем, не пропускали звуков наружу…. Люба слегка закатила глаза, прикусив нижнюю губу. На её лице выступила испарина, волосы слиплись на лбу, задранный халатик смялся….. Тонкими пальчиками с яркими кольцами она изо всех сил сжимала стол для перевязок, который весь скрипел и прогибался от того, что на нём делали…
— Бедная ты моя, - прошептал я. Мне стало её искренне жаль. Не по своей же воле она вот так прогибается сейчас под этого старого козла!
Вскоре главврач вволю насытился её телом, достал из неё член и снова развернул к себе лицом. Едва взглянув ему в глаза, она послушно опустилась на колени и, перехватив ртом его старый морщинистый член, принялась его облизывать. Ну, это уж слишком! Сосать у этого старого урода? Мне захотелось выбежать из склада и разбить ему башку чем-нибудь очень тяжёлым, например медицинским молотком для ломки костей. Но тогда… меня неминуемо ждала бы армия, и я сдержался…
А она жадно водила нежными губами по его члену и, лаская его по всей длине изящной рукой с длинными перламутровыми коготками, доводила главврача до оргазма. Наконец, из груди старика вырвался глубокий вздох, похожий на плач, он закатил глаза. На его лице, появилось выражение блаженства. Люба быстро выпила его сперму, после чего медленно и осторожно распрямилась.. Даже через мутное стекло я видел, как она с трудом сдерживает рвотные спазмы и морщится. Однако выплюнуть её при нём она не посмела…
Тем временем главврач тщательно вымыл руки с мылом (чистоплюй!), застегнул ширинку и поправил галстук.
— Завтра смотри не опаздывай, - сказал он устало, странно покачал головой и вышел. Какое-то время Люба ещё оставалась в перевязочной. Она снова надела трусики, разыскав их где-то под столом, одернула халатик и всё-таки выплюнула в раковину то, что так долго держала во рту. А потом долго ещё полоскала рот от спермы, видимо, чтобы перебить противный привкус во рту…
Хлопнула дверь. Перевязочная опустела. Я тоже вышел. Люба уже, как ни в чём не бывало, ходила туда-сюда по коридору, ставила больным градусники и делала уколы. По её спокойному и безмятежному лицу ни за что нельзя было сказать, что совсем недавно она отдавалась на столе начальнику.. Мир снова зажил в привычном ритме, будто бы ничего не произошло. Будто бы там, за стенкой, был какой-то другой, искажённый, низовой мир. Потому что в этом мире, который я до сих пор знал и любил, такого бы случиться просто не могло…
Работать в тот день я уже не мог. На душе лежал камень, а из головы не шла эта случайно подсмотренная омерзительная сцена. Несмотря на то, что Люба меня отвергла, мне было её жаль. Главврача же теперь я просто возненавидел. А самое главное, от увиденного кошмара, я ещё больше разочаровался в этой жизни, такой продажной и жестокой…
Вечером того же дня в коридоре у лифта меня остановила медсестра с соседнего отделения – Наташа Саркисян. Маленькая, но крепко сбитая брюнетка, с короткой стрижкой.
— Ты что, за Любкой бегаешь? – спросила она, как бы невзначай.
— Ни за кем я не бегаю, - угрюмо сказал я и, конечно же, смутился и покраснел.
— Бегаешь, я же знаю… - усмехнулась она, - а у нас-то, между прочим, и другие девки есть!
— Какие? – удивился я.
— Хочешь, пойдем, покажу? - предложила она, небрежно поправляя волосы, и как-то странно смерив взглядом… Позднее я научился отличать этот взгляд из сотни других. Но тогда принимал всё за чистую монету…
Не дождавшись лифта, мы пошли в конец коридора, туда, где была кладовка с бельём. Я ни о чём не подозревал.
— Не боишься? – спросила она, отпирая дверь своим ключом.
— А чего мне бояться? - храбро отвечал я.
Мы вошли внутрь. С трёх сторон были полки, на которых покоились матрацы, свернутые в рулоны, словно гигантские улитки, стопки с чистыми простынями и подушки. Кладовка была маленькой и тесной. В ней едва смогли бы уместиться двое.
— Ну и где? – спросил я, оглядываясь по сторонам.
— А я разве тебе не нравлюсь? – хитро спросила Наташа. Я посмотрел на неё. Никогда не думал о ней, как о женщине…
Она вдруг взяла мою руку и положила себе на грудь.
— Нравится? – прошептала она. Её глаза блестели. Грудь была тёплой и мягкой, даже через халат. Я вдруг почувствовал, как часто бьётся её сердце и инстинктивно дёрнулся...
— Не бойся, - ласково прошептала она, - ты что, ещё… мальчик?
— Ничего я не мальчик… - пробурчал я.
— А мне кажется да, - вкрадчиво возразила она, - хочешь, погасим свет?
— Давай, - согласился я.
Она щёлкнула выключателем.. Мы оказались в полной темноте. Я подумал, что так будет лучше всего…
Она обняла меня, медленно проведя руками по моему телу снизу вверх. От её прикосновений по спине побежали мурашки. Следом я вдруг ощутил, как она тихонько раскрывает молнию на моих джинсах. Затем, расстегнув тугую пуговицу, она приспустила их до колен. Отогнув трусы, она медленно стянула их вниз…
— Не бойся, мы только немножко поиграем с ним и всё, ладно?… - прошептала она очень нежно.
Через секунду я почувствовал, как она коснулась моего члена кончиком своего влажного язычка…
От наслаждения по телу пробежала судорога… Я застонал, ухватившись руками за полку с бельём, крепко сжав её двумя руками. А она обхватила мой член своими влажными губами и быстро ласкала головку кончиком языка, время от времени крепко сжимая его рукой… От набежавшего возбуждения я тяжело дышал и даже зажмурился, хотя в кладовке было совсем темно. Наташа мне не нравилась, и я поспешил представить на её месте Любу… Это удвоило ощущения… От наслаждения захватило дух… Люба… Любочка…
— Ты что, с ума сошёл? – вдруг сказала Наташа, доставая член изо рта, - я тебе делаю такую приятную вещь, а ты зовёшь другую? Да ты просто козёл!
Она резко встала и ушла, громко хлопнув дверью…
От громкого удара мне захотелось зажать уши руками... Мерзость…
Следующей ночью мне выпало дежурить с Любой. Ночь выдалась очень тяжёлая: умер пожилой пациент, и мы вместе с ней отвозили его в морг. Человеческая жизнь – настолько тонкая ниточка, что её порой не замечаешь. Но она обрывается, без неё теряет смысл и всё остальное. Только в больнице, когда люди уходили у меня на глазах каждый день, я стал ценить жизнь. Свою и своих близких…
Покончив с необходимыми формальностями, мы поспешили уйти из сырого подвального помещения, где стоял вечный полумрак, а потолки были такими низкими, что казалось, что они вот-вот рухнут….
После стресса нужно было прийти в себя. В сестринской комнате был чайник, а в холодильнике лежали кое-какие продукты…
- Пойдем, выпьем чаю? - устало предложила Люба.
Я зажёг настольную лампу (яркий свет ночью резал глаза), воткнул в розетку чайник, достал из холодильника свой завтрак, разложив его на столе. Люба тоже что-то достала. Но стоило чайнику закипеть, как в сестринскую заглянул Павел Андреевич. Стёкла его очков блестели, а брови, как обычно, были сердито сдвинуты на переносице.
— Люба? Можно вас на минутку? – строго спросил он, взглянув на меня с неодобрением.
— Да, Павел Андреевич, - сказала она упавшим голосом. Едва взглянув на меня, она быстро вышла, прикрыв за собой дверь.. А я остался сидеть на жестком больничном диване, откинув голову назад. Почему такое случается со мной? Почему моя жизнь это сплошная череда печалей и неудач?
Она вернулась через целых полчаса, которые показались мне вечностью. Беглого взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, чем они там занимались: халат на ней снова был изрядно помят, а волосы на лбу слиплись. Не глядя на меня, она прошла к шкафу, где висела одежда.
— Выйди ненадолго, мне надо переодеться, - попросила она. Я встал и на негнущихся ногах прошёл к двери. От обиды меня всего переполняла горечь.. Я уже взялся за ручку двери…
…когда не выдержал и заговорил с ней:
— Давно ты с ним спишь? – спросил я тихо.
— Что? – удивлённо спросила Люба, - да как ты смеешь, сопляк? Ты хоть знаешь, что тебе будет за такие слова?
— Я всё видел, - спокойно ответил я, - вчера в перевязочной… Зачем ты отпираешься? Просто мне не понятно, что ты нашла в этом старом козле, вот и всё.
Не дождавшись ответа, я уже сделал шаг, чтобы уйти и открыл дверь…
— Подожди, - сказала она, - зайди сюда и закрой дверь.
Я послушался.
— Садись, - сказала она, - раз уж ты всё видел… Лучше будет, если ты будешь знать всю правду и правильно ко всему относиться. Я не шлюха, как, наверное, тебе показалось, и не страдаю геронтофилией… Просто… - она вдруг надолго замолчала, и я понял, что говорить ей об этом очень тяжело…
— Если не хочешь, не говори, не надо, - предложил я, пересаживаясь к ней на диван, - я не хочу, чтобы ты лишний раз страдала…
Во мне не было никакого злорадства. Не было и презрения.. Напротив, когда влюблён, то не желаешь этому человеку никаких страданий, а уж печаль его просто разрывает сердце! Чем больнее любовь, тем она слаще и сильнее – я понял это потом.
— Нет, наверное, надо, - задумчиво возразила Люба, - может легче станет?
И она улыбнулась...
— Может быть… - согласился я и улыбнулся ей в ответ. Для того нам, наверное, и дан юмор, чтобы пережить всё самое плохое и страшное. Даже лёгкая улыбка облегчает боль и переживания, с ней огонь превращается в дым и постепенно растворяется в никуда…
Глаза у Любы блестели, она смотрела куда-то в сторону. Может быть в черное окно, за которым мигали яркие огоньки железной дороги? Голос стал глухой и какой-то отстранённый, будто бы через её тело говорил чревовещатель…
— Я пришла сюда на практику, когда мне ещё было 18 лет лет, сразу после медучилища… Павел Андреевич тогда ещё был просто терапевтом. Я почти сразу заметила его внимание к себе, но не знала, как к этому относиться. Я продолжала работать, но заметила, что он почему-то ставит мне только ночные дежурства, будто других смен нет, и из-за этого мне постоянно приходилось возвращаться домой под утро, а уходить поздно вечером. От этого графика голова шла кругом, но я не жаловалась, просто делала свою работу.
Однажды ночью, когда на этаже никого не было, он подкараулил меня, когда я относила постельное бельё в кладовку. Зашёл за мной следом и закрыл дверь. Я пыталась вырваться, но не пустил меня. Скрутил мне руки, повалил на пол, перевернул лицом вниз и несколько раз изнасиловал. Я тогда была так напугана, что даже побоялась звать на помощь…
Потом он пригласил меня к себе в кабинет и предложил сделку: я буду с ним спать иногда, (не очень часто), а он за это будет мне хорошо доплачивать…. Сначала я с негодованием отказалась, стала ему угрожать… Но потом поняла, что предложение не такое уж и плохое, подумала и… согласилась. Поначалу было противно, потом привыкла, стала относиться к своим «постельным обязанностям» как к работе. В другом месте я вряд ли смогла бы заработать больше…
— Так ты спишь с ним за деньги! – вскричал я голосом, полным юношеского максимализма, - а ты знаешь, как это называется?
— Не только с ним, - дрогнувшим голосом отвечала Люба, - иногда попадаются состоятельные пациенты, ценители женской красоты… Я слышала, что после операции лучшее средство – это секс. Вот и лечу их иногда… Доступными мне средствами…
Меня переполняло возмущение, голова шла кругом от этой продажной логики красивой девушки, которая ломала все мои устои. Так не должно быть, не правильно, не естественно! Не в силах сдержать переполнявших меня чувств я рассказал ей, что с тех пор, как увидел её, потерял покой и сон, что люблю её больше жизни… Я рассказал ей про тот случай в перевязочной, как больно мне было видеть то, как ею владеет главврач… А ещё про то, как меня подловила Наташка, предложив свои ласки, а я даже в порыве страсти назвал её имя…
Это настоящее облегчение признаться человеку, которого любишь в своих чувствах. Даже если ты знаешь, что тебе никогда не ответят взаимностью.
Она, молча, слушала меня, изредка улыбаясь (особенно в рассказе о случае с Наташкой), и казалось, что лучше её, меня никто не сможет понять. Я предложил ей бежать - куда глаза глядят: из этой больницы, где всё перевернулось с ног на голову, из этого проклятого города…. Мы будем жить вместе, только вдвоём, вдали от всех! Я буду работать, и у нас будет самая настоящая… семья!
— Глупый малыш, - нежно сказала Люба, - ну куда же я отсюда поеду? У меня здесь мама, бабушка, да и другой работы я, скорее всего, не найду. Ты ещё совсем маленький, честный мальчик. Ты ещё встретишь свою девочку… лет через пять! А пока наслаждайся жизнью! Не переживай за меня! Всё будет хорошо! – и она мне улыбнулась той самой улыбкой, которая когда-то свела меня с ума…
— Кроме того, у меня есть любовник, - призналась она в довершении всего, - я не хочу с ним расставаться!
Это был контрольный выстрел - в голову.
— А главврач? – воскликнул я.
— А что главврач? Старый импотент… Ну и что? Тысячи женщин спят со своими начальниками – и в армии, и в милиции, и ничего… Зато у меня и зарплата побольше, чем даже у старшей сестры… не бойся за меня, я не пропаду…
Я молча смотрел на неё. В глазах стояли слёзы. Ну почему мне только 18 и я только санитар? Если бы я был богатым и старым, она бы наверняка сказала бы мне да. Таким ни одна женщина не отказывает…
Видимо, чтобы как-то утешить меня, видя моё состояние, Люба сказала мне:
— Кстати то, что ты мне рассказал про то, как ты назвал моё имя, мне было очень приятно слышать! И знаешь, мне кажется, я смогу тебе помочь…
Мы вышли из сестринской и поднялись на лифте на последний этаж. Там мы нашли пустую одноместную палату. Это была палата «повышенной комфортности», иначе говоря, VIP. По этой причине она почти всегда пустовала. Мало у кого хватило бы денег в ней лечиться, а у кого хватило бы, ни за что не выбрали бы нашу больницу!
VIP-палата была обставлена, как хороший гостиничный номер! В ней были: ковёр, душ, туалет, телевизор и даже кондиционер – настоящая редкость в российских больницах! Не хватало только мини-бара с холодным шампанским!
— Подожди меня, я быстро, - сказала Люба, скрывшись за дверью душа. Послышался шум воды…
Я стоял у окна и смотрел на звёзды. Острые звёздные лучики плясали по кругу, а большая, слегка поеденная луна мне улыбалась доброй, слегка ироничной улыбкой…
«Неужели это произойдёт сегодня? Сбудется моя мечта, и я стану мужчиной?» - заворожено думал я. На горизонте огромные трубы теплоэлектростанции спускали белые клубы пара, которые медленно плыли по чёрному ночному небу, превращаясь в облака. Какая чудесная ночь!
Люба появилась из душа совсем неслышно. Я не услышал её шагов, лишь почувствовал её теплое дыхание и еле ощутимое касание тонких чувственных пальцев по моей спине. Я медленно повернулся...
Она была в одном полотенце. От неё пахло горьковатым травяным шампунем и ещё давно забытым, но знакомым из детства запахом мыльных пузырей!
Она провела рукой по моей щеке. Её пальцы были необычайно нежны, а прикосновения невесомы… Я смотрел, не отрываясь, ей прямо в глаза, а она улыбалась мне…. Мне выпало редкое в жизни счастье видеть эту улыбку наяву, своими глазами!
Она помогла мне снять через голову свитер, а потом и футболку. Присев на корточки, она расстегнула на мне брюки и спустила их вниз.
Мы подняли колючее больничное одеяло и улеглись на хрустящие накрахмаленные простыни широкой кровати для привилегированных пациентов, покупавших здоровье за деньги…
Под одеялом было прохладно, но её тело жгло, как огнём! Я провёл рукой по её пушистому ворсистому полотенцу и медленно стянул его вниз. Мои пальцы с наслаждением принялись изучать её тело, едва прикасаясь к его бархатистой коже, а губы целовали каждую его клеточку… Я осторожно взял в рот её грудь, и волна неземного блаженства пробежала по телу... Я жадно сосал её, будто младенец, и мне никак не хотелось отрываться от неё!
Она легонько отстранила меня плечом, и я оказался на спине. Она села сверху, нащупала рукой мой член, медленно и осторожно направив его в своё тепло и влажное лоно…. Я почувствовал, как проникаю внутрь – ощущение, которого я никогда раньше не испытывал! Так вот как это бывает!
Она плотно села на меня. Я застонал…
— Боже, какое блаженство!
Она улыбалась, глядя на меня. Ей, наверное, самой было приятно наблюдать, как у неё на глазах мальчик становится мужчиной! А может быть мой завороженный взгляд не давал ей сдерживать улыбку?
Страсть нахлынула с новой силой, я сжал её грудь одной рукой, другой провёл по её спинке, спустившись на попку.
— Поёрзай на мне… - попросил я..
Она привстала и вновь опустилась вниз, потом ещё и ещё раз, постепенно наращивая темп.
— Сильней… – попросил я. Неужели это происходит со мной наяву?
Она вошла в привычный и чёткий ритм. Кровать безжалостно скрипела под нами, матрацы выли, а стеклянный графин на тумбочке и вовсе ходил ходуном. Но нас было уже ничем не остановить и не разнять…
В этот момент её грудь была совсем рядом с моими губами, и я вновь обхватил её ртом, принявшись быстро-быстро ласкать её кончиком языка…
Из её груди вырвался стон, потом другой… До этого мне не приходилось видеть женский оргазм своими глазами… и он был прекрасен!
Темп её движений возрос до невероятной частоты, она скакала на мне, будто на мустанге-иноходце. На её груди выступила испарина, и комнату наполнил сладковатый аромат нашего пота, но она этого не замечала…
— Да, да, милый, да! – шептала она. Я чувствовал, как сжимаются её мышцы там внутри… Её оргазмы шли один за другим.
Меня встряхнуло… От этого я почти сел, но тут же снова упал на спину. Будто разряд невидимого электричества пробежал по телу… Освобождение….. Я почувствовал, как то, что копилось во мне столько времени, наконец-то вырывалось наружу! Я наконец-то узнал, что такое секс!
Меня трясло и подбрасывало от неописуемого наслаждения, она закатила глаза и громко стонала:
— Кончай в меня, мой мальчик!
Я и сам больше не мог сдерживаться, и первые горячие струйки моей спермы, вместе с неземным наслаждением вырвались из моего тела, чтобы сразу исчезнуть в ней… Это ли не счастье? Это ли не счастье!
Наверное, у каждого в жизни после самых тяжелых и страшных потрясений обязательно бывает награда. В ту ночь я будто бы получил забытое, но долгожданное письмо от Небесного Почтальона! Испытав это лишь однажды, я прочувствовал всё до последней секунды, дав себе слово никогда не забывать эту ночь, до конца жизни, что бы ни случилось!
У нас было ещё полчаса, и мы лежали в изнеможении поверх измятой постели обнажённые и счастливые. Я целовал её, а она смотрел куда-то вверх и думала о чём-то своём, мне неведомом… Потом я ненадолго задремал, а она тихонько встала, и первые розоватые лучи предрассветного солнца осветили её прекрасное обнажённое тело. Нефертити, Феофано, Далила - все они жили в одной единственной женщине, которой был доступен неземной секрет женского обаяния, но которая предпочла участи царицы мира скромную роль Марии Магдалены…
Она накинула халат, быстро застегнула его и вышла из палаты, одарив меня на прощанье своей неповторимой улыбкой. Её нежный взгляд в этот миг навсегда запечатлелся в моём сердце невидимой фотокарточкой… А вместе с тем пришло первое осознание того, что я – мужчина!
Тем же утром я подал заявление об уходе. Теперь я был мужчиной, и поступки у меня тоже должны были соответствовать этому высокому званию. Я вдруг осознал, что лучше один раз отдать долг Родине, чем быть всегда её рабом в паршивой больнице, где царят ложь и разврат!
Я ушёл рано утром, мимо ржавых гаражей и высоких бетонных заборов, оставляя за собой бесконечные утренние пустыри и железнодорожные рельсы, на пути к своему будущему. Начиналась новая страница моей жизни. Каким бы ни было это будущее, оно будет моим!
Поднявшись на высокий пригорок, я бросил прощальный взгляд на больницу. Её приземистое серое здание показалось мне уродливым пауком, подобравшим под себя лапы…
Следующие два года жизни мне было очень тяжело, но я знал, что любые испытания по плечу, когда в тебе живёт надежда, когда есть заветная мечта! Всё это время я думал о Любе, представляя нашу новую встречу… С нею в сердце я прошёл весь этот долгий путь и однажды, таким же ранним зимним утром возвратился в свой родной город. Он встретил меня дождём, серым талым снегом и обычной утренней суетой. Город жил своей привычной жизнью, и пока я не вошёл в её ритм, я был ещё сам по себе...
Радостное предвкушение сменилось ощущением пустоты. В больнице мне сказали, что ни Люба, ни Павел Андреевич здесь уже давно не работают... Даже Наташа, которая могла бы мне помочь найти её, уволилась. Вместе с болью на сердце пришло запоздалое осознание: видимо Люба и должна была вспыхнуть яркой вспышкой на моём небосводе, чтобы озарив мне дальнейший путь, тихо исчезнуть за горизонтом. Я потерял её навсегда, словно она мне приснилась. Видимо сказка в жизни бывает только раз и оставить её насовсем нельзя, как бы нам того ни хотелось…
